Дети Трегартов: Волшебница Колдовского мира (часть 3)

Глава 2

Сначала наш путь был не хуже всякого другого горного пути, но к тому времени как поднялось бледное солнце, мы достигли места, где, как и предсказывал вранг, нам пришлось распрощаться с рентанцами и идти дальше на своих двоих. То, что было тропой, пусть хоть и требовавшей осторожностей, теперь превратилось в подобие грубой лестницы, годной только для двух ног, но не для четырех.

Мужчины уложили наши скудные запасы и достали веревки и посохи со стальными наконечниками. Вальмонд, умевший обращаться с ними лучше нас, пошел впереди, и мы двинулись в путь, ставший испытанием нашей решимости.

Я была почти уверена, что лестница, по которой мы взбирались, была создана не ветром и погодой, а каким-то разумом.

Вырубившие ее в скалах вряд ли были похожими на нас, так как ступени были слишком высокими и узкими, иной раз на них можно было стоять только на цыпочках, и очень редко попадались такие, где умещалась вся ступня.

Но других указаний, что это когда-то была дорога, не было. От высоких ступеней болели ноги и поясница. Хорошо, что ветер сдул с лестницы снег и лед, и мы шли по голым камням, не боясь ненароком поскользнуться.

Лестница казалась бесконечной, она шла не прямо по склону, а почти сразу повернула влево вдоль скалы, и это укрепило мои предположения насчет того, что этот путь был не естественным, а искусственным.

Наконец мы выбрались на плато.

Солнечный свет, провожавший нас, пока мы взбирались, исчез, низко повисли темные тучи. Вальмонд встал лицом к ветру, раздувая ноздри, словно нюхал, не таят ли эти тучи какого-либо зла. Затем он снял опоясывающую его веревку и встряхнул так, что на ней стали видны блестящие крючки.

— Обвяжемся веревкой, — предложил он. — И если буря застанет нас здесь…

Он повернулся и поглядел вдаль. Я подумала, что он ищет место, где бы нам укрыться от бури.

Я вздрогнула. Несмотря на плотную одежду, которая делала меня неуклюжей, ветер все-таки находил способы колоть меня ледяными пальцами.

Мы поторопились, повинуясь приказу Вальмонда зацепить крючки веревки за наши пояса. Он повел цепочку. За ним шел Киллан, потом Кемок, и наконец Рокнар.

Я была самой неловкой. Во время пограничной войны Рокнару и моим братьям нередко приходилось бывать в горной местности и, хотя у них не было столь долгой практики, как у Вальмонда, они умели достаточно и не казались неуклюжими.

Вальмонд шел, опираясь на посох, и мы следовали за ним, не натягивая веревки.

Тучи быстро сгущались, снег еще не падал, а другого конца плато уже почти не было видно. И вранг не возвращался, чтобы сообщить, что ждет нас впереди.

Вальмонд простукивал посохом дорогу перед собой, как бы опасаясь ловушки, скрытой под невинной с виду опорой для ног, и шел гораздо медленнее, чем мне хотелось бы, а ветер становился все холоднее.

Как подъем по ступеням казался бесконечным, так и эта прогулка могла тянуться часы и дни. Время уже не имело значения.

Если не шел снег, то ветер разметал старые сугробы и окружал нас сбивающей с пути дымкой. Я боялась, как бы Вальмонд не оказался слепцом, ведущим слепцов, и не наткнемся ли мы на какой-нибудь утес вместо безопасной тропы.

Наконец мы отыскали место, где нависшая скала укрыла нас от ветра и снега.

Тут мои спутники держали совет — идти или переждать бурю, которой опасался Вальмонд. Я прислонилась к каменной стене, тяжело дыша.

Холод, который я втягивала в легкие, обжигал. Все мое тело дрожало, и я боялась, что если Вальмонд подаст сигнал идти, я не смогу сделать ни одного шага.

Я была так занята мыслями о своей усталости, что не заметила возвращения вранга, пока его хриплый каркающий голос не оторвал меня от мыслей. Вранг вперевалку вошел под навес. Он сильно встряхнулся, раскидывая во все стороны мокрый снег, а потом присел перед Вальмондом в позе, показывающей, что он сел надолго.

Я решила, что наше путешествие на сегодня закончено, и спокойно уснула, сидя у скалы.

Костра мы не могли развести, потому что не было топлива, и я, коченея, думала, что мы тут замерзнем под ударами ветра, который нет-нет да проникал к нам.

Но Вальмонд был готов ко всему. Он достал из своего мешка кусок материала не шире ладони. Когда он начал разворачивать эту ткань, она становилась все шире, все пушистее и наконец превратилась в огромное одеяло, под которым мы все улеглись.

Мое дрожащее тело оттаяло под его теплом, мои спутники тоже согрелись.

Даже вранг залез под один его конец и сгорбился там.

Одеяло было мягким, как пух, там, где касалось моей щеки, но по виду больше походило на мох. Я рискнула спросить Вальмонда, и он объяснил, что одеяло действительно сделано из растительности, но с помощью насекомого. Небольшой червь, живущий в Долине, питается мхом, а затем прядет нить, чтобы сделать из нее кокон для защиты от непогоды. Зеленый народ давно одомашнил этих червей и кормит их, а из нитей делает такие одеяла. К сожалению, для одного одеяла нужны сотни червей и многолетняя работа, поэтому одеял всего несколько штук, и они являются сокровищами Долины.

Я слышала, как разговаривали мои товарищи, но их слова пролетали мимо моих ушей, как успокаивающее жужжание, и я задремала, потому что уставшее и болевшее тело не могло больше бороться со сном. Все мои страхи как бы улетучились, и я не была больше Каттеей, постоянно опасающейся стать жертвой врага, а просто бездумным телом, до боли нуждавшимся в отдыхе.

Я видела сон; не такой сон-кошмар, от которого просыпаешься с криком, но столь же живой, если не больше. Мне снилось, что я лежу с другими под этим одеялом и с каким-то ленивым удовлетворением жду грохота бури, чувствуя себя в полной безопасности в окружении своих защитников.

Из бури появился поисковый луч, серебряный, живой, и повис прямо над нашими скучившимися телами. Во сне я знала, что этот поиск исходил из другого мозга, имеющего власть. Однако я не считала его злом — просто он отличался от нашего мозга. Конец этого серебряного луча или нити раскачивался, пока не застыл надо мной.

Тут я в первый раз почувствовала какую-то опасность. Когда я призвала всю небольшую защиту, которую имела, лучи исчезли, и я проснулась. Вокруг все было точно так же, как и во сне — все мы лежали, а вдали гремела буря.

Я ничего не рассказала своим братьям, потому что мой сон не мог принести пользы, он только помешал бы им в опасных условиях в горах. Я решила, что если почувствую прикосновение настоящего Зла, то отцеплюсь от спасательной веревки и положу конец своим проблемам, лишь бы не потянуть за собой других.

Мы провели в этом месте остаток дня и ночь. На следующее утро туч уже не было.

Вранг взлетел высоко и, вернувшись, сообщил, что буря кончилась, и все спокойно. И мы пошли.

Тут уже не было ступеней. Мы ползком взбирались по утесам, шли по гребням.

Вальмонд все время так внимательно следил за вершинами над нами, что это угнетающе действовало на нас, по крайней мере на меня, хотя я не была уверена, не боится ли он чего-то еще, кроме лавины.

В середине дня мы нашли более широкий выступ, чем тот, по которому шли раньше, и присели на нем перекусить. Вальмонд сказал, что мы теперь недалеко от прохода, и возможно, часа через два все худшее останется позади. Спустившись со склона, мы повернем на восток. Так что мы с некоторым облегчением пожевали лепешек и попили из фляжек напиток Долины.

Мы прошли через проход за время, предсказанное Вальмондом, и вышли на ведущую вниз тропу, показавшуюся нам несравненно более легкой, чем тот путь, который мы проделали.

Наш проводник призвал к остановке. Он проверил веревки и сказал, что их надо обновить. Мы ждали, пока он рылся в мешке. Вот тогда-то и грянула опасность, которой он боялся.

Я услышала только рев и инстинктивно откинулась назад, а потом покатилась, оказалась засыпана снегом, и больше уже ничего не помнила.

Было темно и холодно, и на мне лежал груз. Когда я полубессознательно попыталась освободиться от этой тяжести, оказалось, что я не могу пошевелить ни руками, ни ногами.

Только голова, шея и одно плечо были свободны, и я лежала лицом кверху. Кругом была тьма. Что случилось? Мы только что стояли у склона горы, чуть ниже прохода, и вдруг я здесь! Мой затуманенный разум не мог связать все это вместе.

Я снова попыталась вытащить руку. Мне с большим трудом это удалось. Рукой в перчатке я ощупала пространство над головой.

Мои полуонемевшие пальцы больно ударились обо что-то твердое и скользкое.

Я ничего не видела в темноте, а осязание мало что сказало — только то, что я захоронена в снегу, а рука, плечо и голова находятся в углублении скалы. Именно это и спасло меня, и я не задохнулась под снегом, который навалился на остальные части моего тела.

Я не могла смириться с таким положением и изо всех сил начала раскапывать снег одной рукой. Я отбрасывала его горстями, и он снова падал мне на лицо. Наконец я поняла, что готовлю себе ту судьбу, от которой меня спас скальный карман. И начала работать более методично, стараясь сталкивать снег вниз, но убедилась, что похоронена очень надежно. Мои старания были тщетны — снежная ловушка захлопнулась.

Наконец, измученная и вспотевшая, я лежала, тяжело дыша, и старалась обуздать страх, который толкнул меня на эту бесполезную работу. Видимо, меня погребла лавина.

Она смахнула нас со склона и засыпала меня.

Другие, может, уже копают снег в поисках меня. А может, они все…

Нет, я решительно отогнала подобную мысль. Не могу поверить, что такая удача, как скальный карман, спасла только меня одну! Я должна думать, что все остальные живы.

Вот когда я горько пожалела о своем утерянном даре общения с братьями и о своей магии, которая тоже была мною потеряна. Может быть…

Я закрыла глаза и попыталась направить свой мозг, как это бывало раньше, чтобы найти Киллана и Кемока, стать с ними одним существом.

Но все было так, будто я смотрела на манускрипт, на ясно написанные слова, языка которых я не знала и не могла их прочесть, даже зная, что от этого зависит моя жизнь.

Жизнь или смерть… Допустим, братья и все остальные остались живы. Допустим, что для них будет лучше, если они не найдут меня. Только у меня есть упрямая искра жизни. Она не позволит мне покорно отказаться от существования. Я считала, что могла сама столкнуть себя в ничто, если бы это потребовалось для братьев, и вот теперь задумалась, не сделать ли это.

Я пыталась сосредоточиться только на своих братьях, на необходимости поговорить с ними мысленно. Если бы я могла сузить этот луч до одного человека, я выбрала бы Кемока, потому что он всегда был мне ближе. Я мысленно рисовала себе его милое лицо, направляла каждую каплю энергии, чтобы коснуться его мозга. Все бесполезно.

По моему телу пробежал холод — не от снега, навалившегося на меня. Кемок…

Неужели я пыталась коснуться уже ушедшего из жизни? Тогда Киллан. И вот начало вырисовываться лицо моего другого брата. Я искала его мозг, но тоже напрасно.

«Это упадок моей силы, — говорила я себе, — а не то, что их нет в живых. Я сейчас докажу это». Я стала думать о Вальмонде, затем о Рокнаре. Ничего.

Вранг! Ну конечно, вранга не коснулось наша беда! Во мне впервые вспыхнула надежда, искра надежды. Почему бы не попробовать добраться до мозга вранга? Правда, у этого существа мозг устроен совершенно иначе — удастся ли мне это, если не удалось с людьми? Я начала искать вранга.

В моем мозгу появилось изображение красной головы, поворачивающейся на теле с серо-голубым оперением. Я коснулась его! Я нашла полосу мысли, не принадлежащей человеку! Конечно, это вранг!

Я закричала вслух, и в этом маленьком кармане звук моего голоса показался оглушительным.

— Вранг!

Я не могла удержать эту полосу достаточно долго, чтобы передать точное сообщение. Полоса шла волнами, и я только временами касалась ее. Но прикосновение становилось сильнее, в этом я была уверена. Вранг, видимо, ищет нас где-то поблизости. Я удвоила свои усилия, чтобы дать разумное сообщение. Когда я коснулась этого существа, оно, конечно же, должно было постараться ответить мне, но этого не было. Может быть, только я сознавала, что прикоснулась к его мозгу, и это не могло привести вранга туда, где я лежала?

Долго ли я смогу удерживать это слабое чувство контакта? Я задыхалась и только сейчас заметила, как стало трудно дышать.

Не накидала ли я на себя еще больше снега во время беспорядочных попыток к освобождению? Или в этом скальном углублении был слишком малый запас воздуха, и теперь он кончается?

Вранг! Изображение в моем мозгу скрылось и заменилось другим, и я была так ошеломлена увиденным, что даже забыла о потерянном контакте.

Не птица-ящерица, нет, это было мохнатое, длинномордое существо со стоячими ушами, белое или серое, вроде снега вокруг меня, с узкими, как щелки, янтарными глазами. Серые существа, люди-волки!

Я навлекла на себя нечто более плохое, чем смерть удушья под снегом, и теперь они меня найдут!

Я старалась усыпить свой мозг, пустила всю силу воли на то, чтобы стать ничем, не думать, не звать, скрыться в смерти. Я сделала это так успешно — а может, и воздух стал очень скверным, что впала в забытье.

Но я не умерла. Я почувствовала, как воздух ударил мне в лицо, и мое тело механически ответило, но глаз я не открыла.

Если они откопали меня, то, может, сочтут мертвой и оставят в покое. Кроме этого маленького шанса, у меня не осталось ничего. Я не имела ни своей власти, ни оружия.

Затем я услышала совсем рядом лай.

Собственно, это был не настоящий лай, а нечто среднее между лаем и воем. Меня обнюхивали: я почувствовала порыв сильного дыхания на своем лице. Мое тело дернулось, но не по воле моих мышц, а потому что меня схватили за куртку у самого горла и потащили. Я заставила себя быть вялой, как мертвая.

Тащить перестали, снова энергично обнюхали. Могло ли это существо понять, что я живая? Я боялась этого. Мне показалось, что я слышу отступающие движения.

Может, мне удастся бежать?

Я подняла тяжелые веки, и на мгновение свет больно резанул глаза, поскольку я долго была в темноте. Это был солнечный яркий свет. Затем в поле моего зрения появилась фигура.

Я была так уверена, что меня выкопали Серые, что не сразу поверила своим глазам: здесь сидел не человек-волк. Он действительно походил на волка, но на волка настоящего, на животное. Его шкура была не серая, как у Стаи Мрака, а скорее кремово-белая, торчащие уши, длинная полоса хребта, включавшая хвост и четыре крепкие лапы коричневого цвета.

Самое поразительное, что на звере был ошейник, широкая полоса его сверкала цветными искрами, как будто ошейник был украшен драгоценными камнями. Мои глаза полностью раскрылись от изумления: животное сидело, слегка отвернув от меня голову, словно ждало кого-то. Зубастая пасть приоткрылась, высунулся красный язык.

Это было настоящее животное, а не полузверь. Оно повиновалось человеку, иначе не носило бы ошейника. Поэтому то, что я увидела, успокоило меня. Но в Эскоре никогда не принимали необычное за безвредное: надо быть осторожной, если хочешь сохранить жизнь, или больше чем жизнь. Я не шевелилась, только очень медленно повернула голову, чтобы видеть окружающее.

Мощные сугробы снега, не только от лавины, но и от усилий животного, откапывавшего меня. Был день, но тот ли, в который мы прошли через проход, или следующий — я не могла сказать, но мне казалось, что не тот. Солнце стало очень ярким, резало глаза, и я снова закрыла их.

Не было никаких признаков, что выкопали еще кого-нибудь из нашего отряда. Я решила снова оглядеться и услышала еще раз голос животного. Я была уверена, что оно зовет своего хозяина или собрата.

На этот раз ему ответил резкий свист, и собака — если это была собака, — разразилась громким требовательным лаем. Она отвернулась от меня, и я из последних сил приподнялась. У меня было ощущение, что я должна встретить того, кто свистел, на ногах — если смогу.

Собака не обращала внимания на мои усилия. Она вскочила и побежала, раскидывая снег. Я с трудом встала на колени, а затем в полный рост и стояла, покачиваясь и боясь сделать шаг, чтобы не упасть снова, а собака бежала не оглядываясь.

Я осторожно и медленно повернулась, стараясь найти какое-нибудь доказательство, что не я одна выжила, и увидела…

Я качнулась, упала на колени и принялась разгребать руками снег с мешка, который Вальмонд сбросил за минуту до катастрофы.

Кажется, я заплакала и так и осталась на коленях, не в силах встать. Я держалась за мешок, как за якорь, единственный оставшийся от ушедшего мира.

Так и нашли меня собака и ее хозяин.

Животное зарычало, но у меня уже не осталось никакой энергии. Затуманенными глазами смотрела я на человека, бредущего по снегу, утопая по колено.

Это был человек. По крайней мере, он не походил на кошмарных созданий, бродивших в темных местах Эскора. Но он был не из Древней расы. В меховой одежде, какой я ни разу не видела, широкий, усыпанный камнями пояс стягивал свободную пушистую тунику. Капюшон с полосой зеленоватых волос, похожих на бахрому, был сдвинут назад, так что были видны его настоящие волосы, рыжие, хотя брови и ресницы были черными, и темно-коричневое лицо. Эти рыжие волосы так не подходили ему, что выглядели париком.

Лицо было широкое, плоский нос с большими ноздрями, толстые губы. Он неразборчиво заговорил, и лишь немногие его слова слегка напоминали язык Долины, который, в свою очередь резко отличался от языка Эсткарпа.

— Другие… — я наклонилась вперед, опираясь на мешок. — Помоги найти других.

Я употребляла простые слова, разделяя их, надеясь, что он поймет. Но он стоял, протянув руку к собаке, как бы удерживая животное. Рядом с человеком было особенно заметно, как крупна собака.

— Другие!

Я так, старалась, чтобы он понял. Если я осталась жива после этого падения, другие тоже могли выжить. Затем я вспомнила веревку, связывавшую нас всех, и стала искать ее на себе. Ведь Кемок был передо мной, значит, его можно найти.

Но веревки не было, а на месте крючка на куртке была дырка.

— Другие…

Мой голос поднялся до визга. Я поползла по снегу, раскидывая его то тут, то там, рыла где попало, в надежде, что если этот человек не понимает моих слов, то поймет действия.

Первым ответом был быстрый толчок, от которого я упала на спину. Собака запустила зубы в куртку на моем плече и потащила меня к хозяину. Животное было так сильно, что я не могла сопротивляться.

Человек не подошел, не помог собаке и ничего не говорил, просто стоял и смотрел словно его вмешательство не требовалось.

Собака, рыча, тащила меня. Последний рывок — и я растянулась на боку, скользя вниз от того места, где пыталась рыться в остатках лавины.

Снова послышался резкий свист, и ему ответил далекий лай. Первая же собака, стоя надо мной, все еще рычала. Человек подошел ко мне, но не дотронулся до меня, а только ждал.

То чего он ждал, появилось: сани в виде рамы, запряженные двумя собаками.

Нашедшая меня собака перестала рычать и подошла, увязая в снегу, к саням. Там она остановилась перед своими собратьями, как бы ожидая, что ее тоже запрягут.

Ее хозяин наклонился: крепко взял, меня за плечо и с удивительной легкостью поднял. Я пыталась вырваться.

— Нет! Тут… другие — кричала я в его невыразительно лицо. — Найти…

Он поднял руку. Что-то вспыхнуло на моей челюсти. Момент раздирающей боли — и пустота, ничего.