Дети великого океана

V Тайфун

Плот казался маленьким островком тусклою света среди полной темноты ночи. Когда они смотрели на залив, их глаза не видели ничего, кроме огней других рыбачьих судов и их блестящих отражений в темной воде. Луны не было, а звезды были скрыты за облаками.

Наконец, Феликс понял, что они выплыли из реки. Он потер глаза рукой и стал вглядываться в темноту, стараясь понять, где они находятся.

— Право, я не могу сказать, где мы, — сказал он. — Но рыба еще идет хорошо. Она идет на свет.

Едва он кончил говорить, как внезапный порыв ветра ударил о поднятую сеть и отнес ее так, что Феликс не мог ее достать, пока она сама не спустилась, когда ветер стих. Феликс забросил сеть снова в воду. Потом он помочил палец и поднял его, чтобы лучше узнать, откуда дует ветер. Порыв ветра прошел так же внезапно, как и пришел, и теперь чувствовался только легкий ветерок. Он дул с северо-запада. Раньше, чем настало время поднимать сеть, пронесся следующий порыв ветра, а за ним следующий.

— Мне это не нравится, — сказал Феликс. — Ветер дует с Китайского моря.

Даже близнецы знали, что такое ужасный ветер тайфун, который иногда налетает на Филиппинские острова с Китайского моря. Они дрожали от страха. На море поднялись волны с белыми гребнями. Дети прижились друг к другу и молча испуганно смотрели на Петру. Она ползала на коленях и переносила корзины на середину плота. Плот теперь дико кидало по волнам. Фонарь качался взад и вперед на бамбуковой жерди. Феликс напрасно старался подвести плот к берегу. Когда Петра перенесла на безопасное место все, что могла, она вернулась к детям и села между ними, крепко обняв их. Вдруг вспыхнула молния и раздался ужасный гром. Динго поджал хвост и пополз под навес.

Начался дождь, и дети с матерью тоже забрались под навес. По он был такой крошечный, что они могли там только лечь, прижавшись друг к другу и к подпоркам покрытой тростником хижины. При свете молнии Феликс увидел, что его отчаянные усилия подвести плот к берегу не поведут ни к чему. И ветер и волны гнали его плот от берега. Скорее могло случиться, что волны вынесут плот в открытое море. Тогда Феликс тоже пополз под навес. Но там уже не было для него места. По правде сказать, там его было недостаточно и для Петры с детьми. Они попробовали вытолкнуть оттуда Динго, чтобы освободить место для Феликса, но Динго так упирался, а плот в это время так страшно качался, что они оставили Динго в покое. Они боялись даже пошевелиться.

Феликс сел около них, обхватив одной рукой все шесть ног, торчавших из под навеса, а другой вцепившись в бамбуковые подпорки, на которых держалась крыша.

Дождь лил потоками. Стоял такой шум, что они даже не могли разговаривать друг с другом, да и что можно было сказать? Они очень хорошо знали, что каждую минуту их может смыть в бушующее море. Долго лежали они, дрожа от ужаса и холода, потому что они уже промокли до костей, а ветер дул на них ледяными порывами. Фонари потухли, плот наклонялся то в одну, то в другую сторону, и корзины скользили по нему, ударяясь друг о друга и о подпорки навеса. Потом корзины опрокинулись, и Феликс с отчаянием чувствовал, как его замечательный улов скатился скользким потоком мимо него в море. Печку тоже снесло в море, а следующая волна снесла и тростниковую крышу с навеса, оставив только торчащие кверху подпорки, за которые они держались.

Вдруг огромная волна перекатилась через плот и приподняла их так, что им показалось, что плот уносится из под них. Но в следующую минуту волна схлынула, захватив с собой в море все, что еще оставалось. Они все сбились в кучу, и каждый раз, когда волна уходила, они не верили себе, что они все еще на плоту и держатся за подпорки. Они знали, что бамбук никогда не сломается, но что плот может быть каждую минуту разнесен волнами на отдельные бревна — они тоже знали прекрасно.

Целых три ужасных часа бушевал страшный ветер. Они научились удерживать дыхание, когда налетала волна, чтобы не захлебнуться, и дышать опять, когда она проходила.

Наконец ветер стал стихать и дождь уменьшился. Но огромные волны все еще бросали их плот так, как будто он был не больше щепки.

Еще три часа их окатывали с головой разбушевавшиеся волны. И только когда длинная красная полоска на востоке показала, что близко рассвет, Феликс смог, наконец, поднять голову и оглядеться вокруг себя.

Он увидел на востоке длинную красноватую полосу далеко на горизонте. Это была неровная линия ряда холмов. На западе Феликс едва мог различить на темном небе холмы Батаана. Он понял, что они плыли по середине Манильского залива.

Феликс потрогал Петру за ногу. Кучка мокрой одежды пошевелилась, и Петра приподнялась на локте.

— Живы ли дети? — шепнул Феликс.

Петра кивнула головой. Она была так измучена, что почти не могла говорить.

— Они держались за мои руки всю ночь, — прошептала она. Она с трудом встала на колени и наклонила голову к Рамону и Рите, чтобы убедиться, что они действительно дышат.

— Оставь их, — прошептала она. — Они или спят или без сознания. — Она посмотрела на опустошенный волнами плот и заплакала.

— Если мы все равно утонем, так уж лучше и не будить их, — и она опять легла рядом с детьми.

— Держись крепче за детей и плот, — сказал жене Феликс. — Теперь уже не так сильно качает, а я сейчас отойду от вас.

Петра схватилась за него.

— Умрем уж вместе, если придется, — сказала она. — Если ты встанешь, — тебя снесет в море.

Феликс ничего не ответил. Он стоял на четвереньках и, несмотря на усилия Петры удержать его, он пополз к бамбуковым шестам, к которым привязывалась сеть. Они все еще стояли. Петра закрыла глаза. Она не могла видеть, как мужа унесет море. Феликс дополз до передней части плота. Он ухватился за бамбуковые шесты обеими руками, стараясь подняться на ноги. Он надеялся, что может быть с какой-нибудь лодки заметят их и спасут. Но не было видно ни одной лодки. Он оглядел плот. На нем не оставалось ничего, кроме их самих и Динго. Корзины, сети, даже его длинный шест — все было унесено.

Одну минуту он стоял неподвижно в отчаянии. Потом он снял с себя белую рубашку, привязал ее к веревке и поднял ее вверх по блоку.

Если какая-нибудь рыбачья лодка выдержала бурю и заметит их, они могут быть спасены. Он сел около шестов, чтобы наблюдать. Серая заря сменилась настоящим утром. Солнце жгло жалкую кучку людей на плоту. Им было нестерпимо жарко и хотелось пить.

Хотя море и было теперь гораздо спокойнее, но нигде на горизонте не было видно ни одной лодки. Слишком измученные, чтобы двигаться, Петра и дети лежали тихо и ожидали смерти. Динго приподнялся, дополз до Феликса и лег около него.

Белая рубашка на шесте слабо колыхалась в знойном воздухе. Прошел час, два, три… Феликс сидел, смотрел, смотрел и не видел ничего, что бы могло помочь им. Петра и дети лежали в оцепенении.

Наконец далеко, на востоке, Феликс увидел облако дыма.

— Это, должно быть, Манила, — подумал он.

Опять он осмотрел весь горизонт и, о радость! — на западе поднималась к небу тоненькая струйка дыма. Феликс громко вскрикнул от радости. Петра опять приподнялась на локоть.

— Смотри, смотри! — кричал Феликс, указывая на струйку дыма. — Это пароход идет из Батаана в Манилу. Это тот пароход, который каждый день пересекает залив, нагруженный рыбой. Мы как раз на его пути. Если бы только мы могли сделать так, чтобы они нас увидели!

Он отчаянно дергал веревку, и рубашка моталась на шесте вверх и вниз. Надежда влила силы в Петру. Она подняла детей.

Вода была теперь настолько спокойна, что они отважились проползти немного и если на середине плота, опять держась друг за друга.

— Они еще слишком далеко, чтобы увидеть нас теперь. Но я буду махать рубашкой вверх и вниз, — крикнул им отец. — Сидите, как можно выше, чтобы им легче было увидеть нас.

Пароход подходил ближе и ближе. Им казалось, что они смотрят на него уже целые часы и все еще на пароходе не было никакого признака, что их там заметили. Ждать было невыносимо.

— Если они не увидят нас, они могут наскочить на нас! — закричал отец. — Мы как раз на их пути.

— Они должны увидеть нас, — сказала Петра.

Она и дети изо всех сил махали руками, отец махал рубашкой, а Динго выл.

Ближе и ближе подходил пароход. Потом вдруг раздался резкий свисток, стук машины замедлился и через перила палубы показался ряд голов. Через несколько секунд пароход был уже совсем рядом с плотом. С парохода бросили веревку с большой петлей на конце и вся несчастная семья, один за другим, были подняты на борт парохода.

Трудно было решить, как быть с Динго. Одно время казалось, что на пароход не станут поднимать собаку. Но с парохода спустили корзинку, Феликс посадил Динго в корзинку и привязал его, чтобы собака не вздумала выпрыгнуть. И так Динго подняли на палубу.

Феликс оставил плот последним. Когда и он стоял уже на палубе со всей своей семьей, сердце его было переполнено такой радостью, что он совсем забыл, что погиб его плот и сети и корзины со всем уловом. Они стояли на палубе и смотрели, кок плот становился все меньше и меньше, так как машина парохода снова заработала и пароход шел полным ходом к Маниле.

Капитан был маленький человек с желтой кожей, густыми черными волосами и широким ртом. Рот его сделался еще шире, когда он улыбался, глядя на спасенную им семью.

— Ну, — сказал капитан, — я часто ловил рыбу в Манильском заливе, но никогда в жизни еще такой не вытягивал, как сейчас. Чего ради вы вздумали отправиться так далеко на этом плоту?

Феликс рассказал, как все случилось.

— Гм, — сказал капитан, — к счастью для вас судно нагружено фруктами и овощами, и мне есть чем вас накормить.

Он повернулся к одному из матросов.

— Принеси им чего-нибудь, что можно есть сырым, — сказал он. — И поскорее поворачивайся.

— И, пожалуйста, воды, — попросила Петра.

Матрос ушел и через несколько минут вернулся с корзинкой, полной ананасов, бананов и других фруктов. Он поставил корзинку на палубу перед Феликсом, Петрой и близнецами. Кроме того он принес еще в большой тыквенной бутылке воды. Когда они напились и наелись, и одежда их высохла на солнце, они почувствовали себя гораздо бодрее. Они были живы, в безопасности и все вместе. Тут было чему порадоваться.

Но было еще очень много, о чем надо было им подумать. Они были далеко от дома, без денег, и не знали, как добыть деньги, не знали, как им вернуться к их домику на берегу реки и что они найдут дома, когда вернутся. Тайфун, который отнял у них плот, мог и на берегу разрушить их дом, погубить рисовое поле и животных.

Феликс думал о рисовом поле и о ненакормленных животных и, не смотря на все, надеялся, что ветер все таки не уничтожил всего этого, как уничтожил плот. Петра сидела, обхватив голову руками, и думала о том же самом.