Детство в Соломбале

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ НАШЛИ

На первом боте мы лишь перемазались в саже и ни­чего интересного не нашли.

Бот был погорелый. Может быть, он горел в море, возвращаясь из дальнего рейса. Искры сыпались с бор­тов и с шипеньем гасли на волнах. Если была осенняя темная ночь, зловещее зарево с ужасом наблюдали с бе­рега жители поморских посадов и становищ. Если стоял ясный день, море курилось черным ползучим дымом.

Осматривая старые суда, забираясь на мачты, загля­дывая в трюмы и кубрики, можно было представить множество разнообразных историй, загадочных, страш­ных и веселых.

Хозяин красавицы шхуны «Белуха», наверно, был богачом. Он плавал в море без всякой цели, гулял по волнам, предпочитая их иногда Троицкому проспекту. «Белуха» была маленькой плавающей дачей.

А вот на этом боте люди работали, спуская за вахту по семь потов. Бот и сам походил на измученного тер­пеливого труженика. Когда он плыл в Архангельск, в трюмах лежала рыба или поваренная соль. Когда бот выходил из порта в море, он вез для поморов всякую хозяйственную утварь.

Хозяин этого бота был скряга и живодер. Сам он ходить в море боялся. Старый бот мог в каждом рейсе развалиться; он давно отслужил, что ему полагалось.

Капитан на боте был старый помор, не знавший страха. Ему все равно, где умирать – в избе на пола­тях или в море под волной. Матросов он гонял, как пес кошек. «Я работал, – кричал он, – работайте и вы!» Может быть, этого капитана матросы сбросили за борт. Бывали такие случаи…

Зато капитана со зверобойного судна матросы, долж­но быть, любили. Это был добродушный человек, отваж­ный мореход и охотник.

Он первым спускался на лед к лежке морского зве­ря и багром укладывал первого тюленя. С его легкой руки начинались хорошие промысловые дни.

Надо думать, на «Промышленнике» был славный парень-кок. По уверению команды, он умел из топори­ща варить суп, из речного песка раскатывать пироги и пел забавные песенки.

И вся команда этого судна состояла из смелых и трудолюбивых зверобоев – в море, весельчаков и бездомников – на берегу.

На одной шхуне в каюте мы заметили в двери не­сколько маленьких круглых отверстий. Это были следы от пуль. Одна пуля застряла в доске. А на полу так и остались несмытыми пятна крови.

Конечно, мы сразу же сочинили самый страшный рассказ о нападении на шхуну морских разбойников.

Но вот осмотрены все корабли. А трубинское сокро­вище не найдено. Все наши поиски оказались напрас­ными.

Снова день подходил к концу. Нужно было возвра­щаться домой.

И вновь тоскливые мысли напали на нас.

– Может быть, шхуна с кладом затонула, – сказал я. – Может быть, сундук лежит в трюме вот этого судна.

Шлюпка покачивалась у шхуны с высоко поднятой кормой и обломанным рулем. Большая часть корпуса шхуны была под водой.

– Да, все перерыто, – ответил Костя, оглядывая бухту. – Остались утопшие да баржи. Баржи новые, на них даже лягушек не найдешь. А в трюмы утопших не попасть… Ладно, поедем домой! Только ты не гово­ри, куда ездили… Дурачки мы с тобой, Димка! Это только в сказках клады находят.

– А бывает и не в сказках.

– Вранье! Не бывает. Никаких кладов больше не буду искать. Ищи один. Я на фронт побегу, к красным. Теперь фронт близко, красные наступают.

Не спеша мы поплыли по бухте к нашему лагерю. У крутого, стеной уходящего в воду берега стояла не­большая баржа. На носу баржи было написано «Лит. В».

Что-то знакомое мелькнуло в моей памяти. Где я видел такую же странную надпись?..

И тут я вспомнил чистку котлов на «Прибое», вет­реный осенний день, машиниста Ефимыча, открытые кингстоны.

– Костя!.. Костя, посмотри, та баржа… помнишь?

– Помню. Зачем ее сюда привели? Она совсем но­вая и целая.

– Давай посмотрим!

Не раздумывая долго, мы забрались на баржу и при­нялись за осмотр ее.

Дверь каюты и люковая крышка трюма были зако­лочены гвоздями. Но у нас был топор. Отогнув гвозди у двери, мы спустились в маленькую каюту, где обычно на баржах живут шкипер и водолив.

Маленькая дверца, которая вела из каюты в трюм, была заперта на внутренний замок. Сколько ни старал­ся Костя открыть дверь лезвием топора, она не подда­валась. Тогда он обухом топора выбил одну нижнюю доску. Доска отскочила, но сразу же во что-то уперлась.

Костя просунул в щель руку. Мучимый любопытст­вом, я замер в ожидании.

– Что-то железное, – шепнул Костя, – и деревян­ное. Кажется, ружье…

– Ну-ка дай, Костя, посмотреть!

Просунув руку в щель, я ощутил холод смазанного железа и гладкую, полированную поверхность дерева. Насколько было возможно, я протягивал руку все даль­ше. Там были два приклада, три… четыре…

Признаться, мы здорово перепугались. А вдруг здесь, на кладбище, кто-нибудь есть!

– Пойдем посмотрим, – шепотом предложил Кос­тя. – Если кто тут есть, надо тикать.

Мы выбрались из каюты и осмотрели всю баржу. Нигде ничего подозрительного не заметили.

Снова спустившись в каюту, мы выбили еще одну доску. Костя зажег спичку.

Десятки винтовочных затыльников, густо покрытых маслом, смотрели на нас глазками шурупов.

– Вот так клад!

– Что же нам делать, Димка?

– Не знаю.

– Нужно посмотреть трюм с палубы. Гвозди у трюмного люка были крепкие и большие, настоящие барочные. Топору они не поддавались. Мы исцарапали руки и облились потом, прежде чем откры­ли крышку. Под крышкой лежал двойной слой просмо­ленной парусиновой прокладки.

Трюм баржи был заполнен ящиками с патронами. Удивленные, мы долго молчали. Что же делать нам с этакой находкой?

– Заявить? – Костя вопросительно взглянул на ме­ня и, не дожидаясь ответа, сказал: – Ни за что на свете!

– Что же будем делать, Костя? Так и оставим?

– Если бы у меня был отряд, всех бы вооружил!

– Костя, а если бы нам взять по одной? Пригодят­ся, когда на фронт побежим.

– Возьмем по две и спрячем, а остальные все в во­ду. Чтобы белым не досталось!

Мы вернулись в лагерь. Мне было жалко топить вин­товки и патроны. Может быть, пригодятся. И тут я вспомнил: оружие нужно архангельским большевикам.

– Какие мы с тобой болваны, Костя! – крикнул я. – И как мы сразу не догадались… Нужно об этом сказать Николаю Ивановичу.

Костя даже подпрыгнул и щелкнул себя в лоб: го­лова дубовая! Как он сам не догадался!

– Нужно увести баржу в другое место, – сказал я. – Кто-то о ней знает.

Однако вдвоем мы не смогли даже и пошевелить плавучий склад оружия и боеприпасов.

Пришлось закрыть люк и двери и покинуть баржу. Нужно было скорее ехать в город. Кое-как мы промая­лись до рассвета. Спать не могли. Кто же сможет спать, пережив такое удивительное приключение!

Когда солнце вылезло из-за верхушек деревьев, мы залили костер, подняли парус и поплыли, держа курс на Архангельск.