Если мы найдем трубинский клад, то…
Прежде всего пойдем в кинематограф «Марс» и купим билеты не на третьи места, а на вторые – подальше от экрана, за барьером, где всегда сидят наши учителя, или даже на первые места, где садятся Орликов с женой и другие соломбальские богатеи. Мы купим билеты всем ребятам с нашей улицы и ребятам с Кривой Ямы, с Новоземельской, Саженной, Базарной улиц. А Орликовым не останется места. Вот будет забавно, когда их не пустят в «Марс»!
На другой день мы пойдем в цирк Павловых. В цирке много интересного: полеты, борьба, фокусы, дрессированные собаки и лошади.
Потом купим яхту с большим белым парусом и кливерами. Накупим у старьевщиков множество книг и устроим для ребят библиотеку…
Костя пришел вечером к нам, и мы отправились к маленькому домику Егора Трубина. Удивительно, что эта хибара еще не рухнула. Старинный дом с крытым двором – таких теперь уже в Соломбале не строили – почти до окон ушел в землю. Мы проникли во двор, залезли в подполье и зажгли фонарь.
Кроме пустой бочки из-под сельдей, глиняных черепков и нескольких ржавых обручей, в подполье ничего не оказалось. Маленькой лопаткой Костя принялся копать землю. У него вскоре даже выступил пот – так усердно он работал. Я сменил Костю и тоже работал до поту.
Мы выкопали добрый десяток глубоких ям, с замиранием сердца ожидая, когда лопата ударится о кованый сундучок.
Но чем больше мы копали, тем все меньше и меньше верили в существование клада. Наконец нам надоело копать. Усталые, мы смотрели друг на друга. Никакого клада нигде нет. Может быть, все это вранье – история с трубинскими деньгами?
Мы выбрались из подполья, осмотрели избу и пошли домой. Кинематограф, цирк, яхта, хорошая жизнь – все это стало опять далеким и несбыточным.
Мне было неловко перед Костей: ведь это я уговорил его искать клад. Чтобы подбодрить приятеля, я сказал:
– А знаешь, где клад, Костя?
– Ну его к черту!
– Клад на корабельном кладбище, там, на боте. Только надо хорошенько поискать.
– Это верно, – согласился Костя. – А ты знаешь, где это кладбище?
– Дедушко показывал.
– Тогда поедем на кладбище!
Мы решили на этой же неделе поехать на кладбище кораблей, к морю.
На улице нам встретился отец Кости – котельщик Чижов. Это был плечистый человек невысокого роста. Он носил фуражку-бескозырку, видимо, еще оставшуюся от службы в военном флоте. Только ленточек на фуражке не было.
Орликовы почему-то не любили отца Кости, называли его матросней и арестантом. Говорили, что военную службу Чижов заканчивал в арестантских ротах.
Костю отец называл Котькой, но разговаривал с ним всегда серьезно, грубоватым, чуть насмешливым голосом. Так он говорил со всеми.
– Ну, Котька, чего нового в наших делах?
– Есть охота, – спокойно ответил Костя.
– Ну, идем, у меня тут есть кое-что.
– А Димке можно?
– А как же!.. Пошли!..
В небольшой комнате Чижовых, оклеенной серенькими обоями с цветочками, мы перекусили – съели селедку и по кусочку овсяного хлеба. Костина мать достала из печи горшок с кашей.
– Вы куда это ходили, братки, с лопатой да с фонарем? – спросил Чижов.
Я смутился, а Костя прямо выпалил:
– Мы клад, папка, искали!
– Чего?
– Клад.
– Зачем же вам клад?
– Чтобы хорошую жизнь устроить!
И Костя рассказал о нашей затее.
Чижов потрепал сына по щеке:
– Жизнь-то хорошая нужна, это верно. Только от кладов для всех такой хорошей жизни не будет – кладов не хватит. – Он засмеялся и продолжал: – Подождите, братки. Советская власть такую хорошую жизнь и хочет устроить для рабочих и для крестьян. Сейчас первое дело – белогвардейцев разбить, контру раздавить. Тогда легче дышать будет.
– Контра… – повторил Костя.
– Ну да, контра, контрреволюция. Это те, кто против революции, против рабочих и крестьян идут.
– А много этой контры? – спросил Костя.
Чижов нахмурился:
– Много еще, братки. В Сибири Колчак хозяйничает. Со всех сторон белогвардейцы на Москву походом собираются. Да еще в других странах капиталисты на нас волками смотрят. Им тоже Советская власть не по нутру. Но ничего, наша власть – рабоче-крестьянская, и Красная Армия – рабоче-крестьянская, народная. А народ всех врагов победит. Все, братки, будет! Дайте срок!
– Вот видишь, – сказал мне Костя, – я тебе говорил! Советская власть буржуев прогонит, и тогда будет хорошо.
Было видно, что Костя с уважением относится ко всему, что говорит отец. Мне котельщик Чижов тоже очень нравится. Ведь это он сорвал портрет Керенского. А всем известно, что Керенский стоял за буржуев и, значит, за Орликовых.
Лето было какое-то необыкновенное, тревожное. Носились слухи о том, что в Мурманске высадились английские войска.
На кладбище кораблей мы так и не собрались поехать.
Заканчивался июль 1918 года.