Девианты

Часть третья

На тумбочке лежали два апельсина, киви и лайм. В стакане минералки покачивалась белая пушинка. Светлана уже с полчаса наблюдала за ее передвижениями по водной поверхности. В голове было пусто, как будто кто ластиком затер все переживания, эмоции, мысли.

Где она? Кажется, в больнице. Но почему? Что с ней? Не переменяя позы, парой движений глаз Света оглядела себя и убедилась, что руки-ноги на месте. Она попробовала шевельнуться — тело слушалось с трудом. Но все же она смогла кое-как сесть в постели. Тотчас же в палату вошел доктор.

— Поздравляю, — с улыбкой сказал он. — Выспались, наверно, на год вперед. Почти трое суток!

— Да? — не находя в себе сил удивиться, хрипло выдала Серова.

— Передозировка фенотиазина в ряде случаев дает именно такой эффект, — заговорил эскулап. — Первичные симптомы в виде мидриаза, двигательного возбуждения, реактивного психоза сменились ступором, затем миорелаксацией, после чего вы впали в глубокий медикаментозный сон. Но сейчас все позади. Через неделю будете как новенькая.

— Трое суток? — опять без малейшего выражения спросила Светлана.

— Да, без малого.

— Фено… как?

— Вещество из группы фенотиазинов. И в приличной концентрации. Но на будущее советую не снимать стресс подобным способом. Тем более, в сочетании с алкоголем! Последствия могут быть куда более драматичными.

— Я не снимала.

— Возможно. Но пока все данные говорят в пользу именно этой версии. Лаборатория обнаружила фенотиазин в жидкости, представленной на анализ. Я не решаюсь спросить… Это, случайно, не была попытка суицида? У меня есть отличный психотерапевт…

— Нет, — вяло ответила Светлана и медленно перевела взгляд на лайм.

— Это вам коллеги принесли, — продолжил доктор. — Еще денек побудете в палате интенсивной терапии, и переведем вас в отделение. Там и посетителей сможете принимать.

Серова смотрела на зеленый бочок лайма. Кажется, она знает, каков он на вкус. Горьковато-кислый, но не совсем как лимон. Зато цвет мякоти такой же в точности. Да-да, она видела: долька висит на бортике стаканчика. Пластикового стаканчика с коктейлем. А рядом стоят другие стаканчики. Но на них уже другие дольки. Апельсиновые.

«Так вот как все это было! — мысли в голове Серовой несколько убыстрили свой ход. — Был тост за отъезд Яны. Мы выпили водки. А потом кто-то сказал: давайте делать коктейли. И вот несут пластиковые стаканчики. Они украшены дольками цитрусовых. У кого-то апельсином, а у меня — лаймом. Потом приносят еще стаканчик с лаймом…»

На следующий день, как и обещал доктор, Серову перевели в общую палату. Ее соседками оказались молодая женщина с порочными глазами, которая в отместку изменщику-сожителю хлебнула «Туалетного утенка», и синюжного вида тетка лет сорока, злоупотребившая настойкой боярышника. Молодуха уже пришла в себя, и сиплым шепотом с надрывом пересказывала перипетии своей драмы. Серова ее почти не слушала. Думала о своем. А еще спустя день к ней пожаловала Корикова.

— Фенотиазин, мне сказали? Ужас какой, — участливо заговорила она. — Давай я тебе лайм нарежу. Не надо? Но почему? Ну как хочешь… И откуда только этот фенотиазин взялся?

— Не знаю, Алин, — Серова все еще была заторможена, и говорила заметно медленнее, чем обычно. — Что там в редакции? Владу тяжело?

— Влад ушел на больничный, — Алина постаралась произнести эту фразу спокойно. — Представляешь, ангина в начале мая!

— И как же?

— А вот так. Я исполняю обязанности. Пришлось… Тяжело, конечно, безумно.

— А народ как?

— Кто как. Одни стараются помочь, другие, наоборот, всю свою дурь разом решили выказать. Анжелика Серафимовна, например, уже третий день на работу к часу приходит, а в четыре ее уже нет. Ни строчки не сдала. Я пока Карману не жалуюсь, но…

— Поговори с ней, попроси по-человечески поддержки. Попробуй договориться.

— Да разве с ней договоришься… Зато Антон, лапочка, так мне помогает! Взялся новостные ленты отслеживать, телек мониторит. Зинка активизировалась. На женихов забила, работает как не в себе. Ну, Ростунов, конечно, ворчит. Говорит, что я выскочка, сама себя провозгласила и.о. А что я могла? Когда тебя увезли, Влад психанул и отказался исполнять обязанности главреда. Потребовал отозвать Яну или Олега из отпуска. А мне их так жалко стало. Пашут люди целый год без продыху, а им даже в отпуск по-человечески не дадут сходить. Ну и позвонила Карману… Считаешь, не надо было так делать?

— Все правильно, Алин. Ты сейчас, главное, в мелочах не увязни. Когда такой большой объем работы, за деталями не уследишь. Да их никто и не заметит. А вот если выход номера сорвешь, это тебе сразу большой минус будет.

— Спасибо, Свет, за совет. Мне ведь и правда хочется в каждую мелочь вникнуть, каждую фразу отточить. И вот я начинаю с текстом ковыряться, а потом гляну на часы — боже! уже четыре! И так страшно становится, что завалим выпуск…

— На форуме что новенького? — перевела на другое Серова. — Без ноутбука непривычно так… Яну по-прежнему полощут?

— Ты знаешь, Свет, утихли почему-то. Вот уж дня три как ветка заглохла и вниз скатилась. Да и Светлов что-то сдает позиции. Народ вовсю обсуждает, к кому Карачарова ходит днем.

— Да? И какие версии? — вяло поинтересовалась Светлана.

— Да никаких. Просто удивительно, как некоторые умеют обтяпывать свои делишки.

— Я только не понимаю, с чего все решили, что она именно к любовнику ходит? Мало ли куда человек может пойти в обед.

— Но согласись, для этого незачем переодеваться в красное платье и туфли на шпильке, — улыбнулась Алина. — И второй подозрительный момент: она не берет служебную машину. Наверно, хочет, чтобы все было шито-крыто. Да только от всех этих загадок народ накален до предела.

На следующий день, к немалому удивлению Серовой, к ней заявился Антон Кузьмин.

— Свет, я на минутку, был в прокуратуре по соседству — решил заскочить. Вот, мороженое принес.

После пяти дней, проведенных на больничной койке, Серова не блистала ухоженностью и опрятностью, но никакого ужаса в глазах Антона она не заметила. Азартно кусая мороженое, он деловито говорил:

— Ну, и что ты обо всем этом думаешь? Кое-кто считает, что ты сама увлекалась этим фенотиазином. Да не маши, Свет, руками! Я-то так не думаю. И все вменяемые люди тоже.

— Если честно, Антон, до позавчерашнего дня я даже не подозревала, что существует такое вещество, как фенотиазин. Просто не представляю, откуда он взялся в коктейле, и почему заболела только я. Ведь отвертку пили все девчонки. Да ладно, что об этом говорить… Все равно ни до чего не дознаешься.

— Ты такая странная, Свет, — Антон положил руку поверх ее одеяла. — На ровном месте загремела в больницу и так пофигистски к этому относишься. Ты что, до сих пор не въехала, что тебя хотели отравить?

— Что? — похоже, эта мысль Серовой не приходила в голову. — Ну, что за глупость, Антон… Кому это надо? Смешно даже…

— Кому это надо — пока не скажу, — продолжил Кузьмин. — Есть у меня предположения, но озвучить фамилии подозреваемых еще не готов.

— Ты и правда считаешь, что кто-то хотел меня убить? — Серова недоверчиво улыбалась.

— Убить? Я этого не говорил. Не убить, а, допустим, на какой-то срок убрать с арены событий.

— Да каких таких событий?

— Ну, или поставить тебя в глупое положение. Подмочить репутацию.

— А что, я выглядела так, как будто напилась?

— Ну, сначала я решил, что ты перебрала, — с улыбкой сказал Антон. — Но потом присмотрелся — ни фига не похоже. А когда докторша стала брать пробу из твоего стаканчика, я тоже решил отработать версию отравления. Выпроводил народ из редакции, а потом вернулся и пошукал на кухне. Что-то меня не по-детски заинтересовало, из чего девчонки свои коктейли делали.

— И, конечно, не нашел ничего, кроме самых обычных водки и сока.

— Водка и сок, действительно, самые обычные. На себе проверил, пока там ночью тусовался, — рассмеялся Антон и ликующе заключил: — Зато посмотри, какую коробочку я нашел в мусорке!

И он протянул Серовой смятую оранжевую картонную упаковку.

— Ты шутишь, Антон? Это же аскорбинка! — разочарованно заметила Светлана.

— А, может, и нет, — упорствовал Кузьмин.

— А что же? Мышьяк? Стрихнин? — слегка поддела его Серова.

— Этого я пока не знаю. Но интуиция мне подсказывает, что коробочка имеет к твоей болезни самое прямое отношение. Заметь, в ведре она лежала с самого верху. Странно, да?

— Не вижу ничего странного. Кто-то доел свою аскорбинку и выбросил пустую пачку.

— А ты видела когда-нибудь, чтобы кто-то из наших пил аскорбинку? Лично при мне никто и таблетки не проглотил. Только Алинка иногда валерьянку пьет, но это не считается. А тут в разгар пьянки кто-то вздумал провитаминизироваться! Говорю тебе, что-то здесь не то.

— Согласна, Антон, может, это и странно, но как это можно связать с моим отравлением? Насколько мне известно, аскорбинкой отравиться нельзя. Только если две пачки подряд зажевать, можно аллергию схватить. Да и смысл-то какой вокруг этой аскорбинки крутиться, если известно, что я отравилась фенотиазином? Вот если бы ты упаковку от фенотиазина нашел…

— Нет, такой упаковки я пока не нашел, — Антон энергично скомкал обертку от мороженого и поднялся со Светланиной постели. — Все, я побежал. Надо Алинку поддержать.

— А, кстати, как она тебе в качестве редактора? — поинтересовалась Серова. — Может выйти толк?

— Не знаю я, Свет. Скажу тебе честно, не могу я объективно Алинку оценить. Гляну на нее — и прямо дураком становлюсь, — Антон улыбнулся.

— Ну так и не теряйся тогда, — подбодрила его Серова, а про себя подумала: «Пустые хлопоты. Корикова уже который год о Кудряшове мечтает, а со Стражнецким если и встречается раз в квартал, то исключительно в приступе отчаяния».

— Вот дураки, — уже вслух заключила она, когда дверь за Антоном закрылась. И тут же почему-то пожалела, что он влюблен не в нее…

В «Девиантных» дым стоял коромыслом. Шутка ли — сразу четыре редактора выбыли из строя, а газету надо было продолжать выпускать. Тут и бывалый человек растерялся бы, запаниковал. Поэтому самовыдвижение Кориковой некоторые сочли безрассудством.

— Я бы тоже мог провозгласить себя главным редактором, — ворчал Ростунов, прямо на рабочем месте угощаясь пивом, чего при Яне не могло быть по определению. — Я с 16 лет в журналистике! Для самого Светлова заголовки сочинял!

— Безусловно, Алексис, как журналист, вы несравненно выше Алиночки, — подхватила Крикуненко, которая только что переступила порог редакции, несмотря на то, что стрелка часов показывала уже без пяти двенадцать. — Ваша непримиримая гражданская позиция известна всему Эмску. Ваш слог выразителен, как талия одалиски, а образный ряд богат, как закрома султана Брунея. И я нисколько не сомневаюсь, что вы с большим успехом поддержали бы газету в трудную годину. Но о чем можно говорить в этом насквозь несправедливом мире, где человекоподобные существа живут по закону джунглей, где такое понятие как скромность давно стало пустым звуком?

— Замолчите оба, — Рыкова редко стеснялась в выражениях. — Вы все в штаны наклали, когда Серова вырубилась. Вопилов быстренько больничным прикрылся. Одна Алинка не побоялась впрячься в этот воз.

В корреспондентскую вбежала Корикова.

— Коллеги, выручайте! — взволнованно заговорила она. — Пятая полоса горит, материала не набирается. Может, у кого что-нибудь завалялось? Анжелика Серафимовна, вы три дня ничего не сдавали. Наверно, у вас какой-нибудь текст на подходе?

— Я вас умоляю, Алина, — закатила глаза Крикуненко. — Служенье муз не терпит суеты.

— Какие еще музы? — вспылила Корикова. — Вы чем вообще все эти дни занимались? Думаете, я не вижу, что вы в редакции почти не появляетесь и на работу забили?

— Не повышайте на меня голос, госпожа и. о., - издевательски отвечала Крикуненко. — У меня может случиться нервный срыв, и я буду вынуждена уйти на больничный. Вы, кажется, этого добиваетесь?

— Да есть ли в вас хоть капля души, Анжелика Серафимовна! — на глазах у Алины выступили слезы. — Почему в такой трудный момент вместо помощи я вижу саботаж и издевательства? Откуда столько злобы? Я, кажется, ничего плохого вам не сделала!

— Ну вот, вы всего третий день как узурпировали власть, а уже на грани истерики. Тяжела, знать, для вас, деточка, шапка Мономаха. Широко шагаете. Ну и шагайте себе, а меня в ваши авантюры не втягивайте. Можно подумать, без вас бы тут не нашлось, кому Яночку Яковлевну заместить! Ах вы, спасительница наша! Дозвольте целовать край ваших одежд!

— Какая же вы…! — выпалила Алина и бросилась вон из комнаты, но в дверях столкнулась с Антоном. Как-то очень удачно получилось, что она угодила прямо в его объятья.

— Алин, ты плачешь? Что случилось? — участливо поинтересовался Кузьмин.

Не в силах дольше сдерживаться, Корикова разрыдалась у него на плече. Анжелика Серафимовна подчеркнуто индифферентно пудрила нос. Ее лицо излучало злорадство.

— Антош, я сейчас урою эту старую грымзу! — вскипела Рыкова.

— Что?! Как вы сказали?! — заблажила Крикуненко. — Все слышали, как меня назвала эта профурсетка?

— Это я профурсетка? — Рыкова вскочила из-за компьютера и непривычно широкими шагами направилась к столу Анжелики. — Все слышали, как меня назвала эта жопа с ручками? Да я вам сейчас мусорную корзину на башку надену!

— Уберите психическую! — замахала ручками Крикуненко. — Алексис! Антон! На помощь!

Кузьмин внутренне просиял и, быстро усадив Алину на стул, бросился к красотке Рыковой. С максимумом естественности схватив ее за декольтированные плечи, он зашептал ей со страстными нотками в голосе:

— Зинуль, ну не надо, оставь ее, уважь старость.

И так он хорошо все это проделал, что к Рыковой тут же вернулось самообладание. Не спеша высвобождаться из рук Кузьмина, она рассмеялась. Засмеялся и Антон, сквозь слезы улыбнулась Корикова. Сдался и Ростунов.

— Алин, у меня, кажется, есть материал, — пробормотал он. — Как раз на пятую. Полполоски хватит или добить чем-нибудь?

— И ты, Брут! — издала пафосный клич Крикуненко и опять схватилась за пудреницу.

В коридоре раздались голоса, и на пороге появились Филатов и Колчина. В руках у фотокора был торт.

— А мы заявление в загс подали! — объявила Юля, метнув быстрый взгляд на Антона. — Через три недели свадьба.

— Вот, торт купили. Угощайтесь, — смущенно топтался на месте Филатов.

— Димон, знал бы ты, как я тебе завидую! — с легкой иронией вздохнул Кузьмин. — Зин, можно я тебя поцелую?

Рыкова кокетливо подставила ему щеку. Антон с чувством приложился к ней.

— А в шейку?

— Да пожалуйста! Чай от этого не забеременеешь!

— А…? — Кузьмин красноречиво скользнул взглядом вглубь ее декольте — как всегда, не по-рабочему смелого.

Рыкова опять засмеялась и расстегнула верхнюю пуговку блузки.

— Не понимаю, как можно при всех так себя вести, — буркнула Колчина и не преминула поддеть Рыкову: — Зин, а ты когда замуж соберешься?

— А что я там забыла-то? — отвечала Рыкова. — У меня с мужиками и без штампа прекрасное взаимопонимание! Да, Антош?

— Да, Зинуль, — и Кузьмин от избытка чувств вдруг поднял Рыкову на руки и закружил на месте.

С горем пополам дожили до вечера пятницы. Все четыре выпуска «Девиантных» были сданы и отпечатаны в положенное время. Другое дело — какой ценой это далось Кориковой и ее коллегам. Хорошо хоть, Анжелика Серафимовна после стычки с Рыковой несколько поутихла, на следующее утро пришла на работу «всего» с часовым опозданием, а к обеду даже сдала Алине нечто вроде зарисовки о том, как преобразился Эмск к приходу лета. Пробежав глазами эту псевдопоэтическую муру (под заголовком «Ах, лето красное!»), Алина со вздохом отправила текст Крикуненко в мусорную корзину.

Анжелика же Серафимовна разложила на столе четыре номера, выпущенные под руководством Алины, и, вооружившись карандашиком, принялась что-то выписывать в блокнот.

— О боже! Мрак! — бормотала она себе под нос. — «Отец постоянно отклонялся от исполнения родительских обязанностей»? «Сергей дохнул ей в лицо пьяным перегаром»? Какая гиль! Алексис, будьте столь любезны, накапайте мне корвалола.

Ростунова тяготило покровительство Крикуненко. Однако в отсутствие Влада и с переменой интересов у Филатова он почувствовал себя одиноко, и поначалу был даже польщен напыщенными комплиментами Анжелики в адрес его ума и профессионализма.

— Алексис, вы только вслушайтесь в эту фразу, — продолжала хихикать Крикуненко. — «На его лице моментально выросла улыбка»! И эта особа мнит себя великим редактором! Ох, помахайте на меня платком, дайте мне атмосферы!

— А зачем вы все это выписываете, Анжелика Серафимовна?

— Специально для Яночки Яковлевны. Вот уж повеселится она, когда она вернется.

— А на фиг? — устало отвечал Ростунов. Уверовав в слова Крикуненко о том, что как журналист он гораздо круче Кориковой, Леха проникся к Алине некоторой снисходительностью. — Все и так знают, что наша и.о. не дружит с русским языком.

— Тогда не лучше ли уступить незаконно захваченную власть более достойному преемнику? — злобно возразила Крикуненко. — Уж поверьте мне, я бы никогда не описала улыбку в столь чудовищных фразах. Неужели нельзя выразиться более возвышенно, поэтично? Отчего не сказать так: «Внезапно по его мрачному лику пробежала светлая тень лучезарной улыбки»? Вы только вслушайтесь в мелодику этой фразы, Алексис!

Ростунов не был в восторге от вычурного стиля Крикуненко, и не считал обилие штампов проявлением поэтичности. Но, побаиваясь взбалмошности Анжелики, он предпочитал об этом молчать, невольно поддерживая устоявшееся мнение об ее высоком профессионализме.

В комнату вошла радостная Колчина. В руках она держала каталог свадебных платьев.

— Леш, поможешь мне наряд выбрать? — подсела она к Ростунову. После объяснения с Димоном она стала проявлять к Лехе повышенное внимание, вообразив, что тот ужасно страдает, проиграв сопернику в битве за Юлину любовь. На самом-то деле Ростунов после оглашения этой новости переживал лишь пару дней. Всплески страсти к Колчиной возникали у него лишь эпизодически, преимущественно по пьяной лавочке, поэтому потеря была не так, чтобы велика.

— Да я ни хрена в этих платьях не понимаю, — буркнул Ростунов.

— Нет, ты скажи, мне будет хорошо в корсете и юбке на кринолине? А волосы завью на спиральные бигуди и украшу маленькими беленькими розочками, — тараторила Юля, кося взглядом в сторону Кузьмина, который сосредоточенно работал на компьютере.

— Да вы задолбали уже своими кринолинами, — из кухни с чашкой кофе вернулась Рыкова. — Втиснут телеса в корсеты, кудрей навьют как у пуделей и идут, переваливаются, как утконосы. Красотки, е-мое! Куклы-наварницы!

— Ну а ты бы, Зин, что надела? Лаковые ботфорты и шортики на подтяжках? — попыталась поддеть ее Колчина.

— Нет, дитя мое. Я бы надела длинное платье в пол. Все строго по фигуре, — Зина столь эротично изобразила, как именно наряд будет обтягивать ее формы, что Кузьмин тут же оторвался от компьютера. — Декольте на всю спину, юбка узкая-узкая, высокий разрез. И шляпка-таблетка с вуалью.

— Класс! Супер! — шумно восхитился Антон. — Зин, ты прелесть!

— Не вижу ничего классного, — недовольно выдала Колчина. — По-моему, очень вульгарно. Скажи, Лех?

— Да отстаньте вы от меня. Сказал же: ничего в этом не понимаю!

— Вот и мой муж так же говорит!

Колчина завела преждевременную привычку называть Филатова «муж». Кого-то это смешило, а кого-то — например, Зину — раздражало.

— Я бы на месте Димки сблюнула от такого обращения! — фыркнула Рыкова. — Скажите, пожалуйста, муж!

— Да, муж! — пискнула Колчина. — Мы уже неделю живем вместе!

— Да мало ли я с кем живу, — пожала плечами Зина. — Что ж, я каждого буду мужем называть?

— Ваш моральный облик, Зинаида, довольно хорошо известен, — встряла Крикуненко. — Но вы, право, могли бы не распространять миазмы порока на невинное существо. Вспомните примеры из классики. В 19 веке даже самая бесстыдная камелия склоняла голову перед жемчужиной добродетели!

— Слишком много букв! — рассмеялась на эту тираду Рыкова. — И кто это у нас тут жемчужина добродетели? Уж не Юлечка ли? А уж насчет миазмов порока вы меня извините. Сами-то на старость лет с пацаном связались. Да-да, я про Светлова говорю. И не надо тут лупить глаза. Как будто вы не знаете, что он вас на тридцать лет младше!

— А, кстати, куда он пропал? — воспользовавшись моментом, Кузьмин быстро перевел разговор в другое русло. — Все, выдохся?

— Антон, прошу, не будем об этом подонке, — произнесла Колчина, поднося пальчики к вискам и страдальчески прикрывая глаза.

С поскучневшим лицом Кузьмин вновь обратился к монитору.

К пятнице Серова почувствовала себя совсем хорошо. Но домой на выходные ее не отпустили. Врач сказал, что возможны отдаленные последствия, поэтому лучше не рисковать. Светлана уже приготовилась к скучному уикенду, как вдруг в субботу после тихого часа к ней нагрянула целая делегация: Кузьмин, Рыкова, Корикова, Ростунов, Филатов и Колчина. Всей компанией уютно расположились на заднем дворике больницы. Бутылки с пивом предусмотрительно держали в пакетах.

— Вчера Стражнецкого видел, — весело делился новостями Кузьмин. — Аж задница от радости сияет!

— Еще бы! Любимая супруга подарила человеку сразу двух очаровательных малюток! — воскликнула Колчина.

— Да при чем тут малютки! Хвалился, что они с Владом на этой неделе настоящий чес по местам боевой славы устроили. Все любимые сауны обошли. Костик как с цепи сорвался. А у Вопилова Алка в деревню уехала, вообще лафа!

— Так у Вопилова вроде как ангина, — сказала Светлана.

— Как же, ангина у него, — безрадостно отозвалась Корикова.

— И что, Папик спокойно смотрит на загулы Костика? — недоверчиво поинтересовался Ростунов. — И Катюшка ему до сих пор за это не вынесла мозг?

— Ой, Лех, там такая ситуация, — весело продолжил Антон. — Катюшка так с двумя детьми закружилась, что, наверно, и не замечает, что муж где-то пропадает. Но самый прикол — это Папик! Представляете, сплавил жену к дочке, с детьми помогать, а сам замутил с кем-то роман… Кстати, никто не хочет аскорбинки?

И Антон достал из кармана точно такую же оранжевую упаковку, что показывал Серовой в среду.

— Ой, а можно побольше? — первой протянула Колчина миниатюрную ладошку и многозначительно добавила: — Мне сейчас надо пить много витаминов.

Но на эту фразу никто не отреагировал. На той пятничной попойке, когда загремела в больницу Серова, хорошо принявший на грудь Филатов пожаловался Ростунову, что до сих пор не сорвал с уст своей невесты даже поцелуя. Что уж говорить о большем… Как лучший друг, Леха тут же растрезвонил об этом по секрету всему свету.

— Кому еще насыпать? Не стесняемся, не стесняемся, — вертел коробочкой Антон. — Свет?

— Нет, спасибо, — она смотрела на Кузьмина настороженно.

— Леха?

— Ну давай парочку.

— Да бери больше. Все девчонки потом будут твои! — веселился Антон. — Алина?

— Ты такой странный сегодня, Антон… Ну ладно, давай.

— Зинуль?

Та вместо ответа выхватила у него коробочку и принялась ее изучать.

— Да что ты там читаешь? — Антон потянул упаковку к себе, но Зина вцепилась в нее своими наращенными ногтями в стразах.

— Да так… изучила состав… — наконец, выдала она. — У меня кое на что аллергия. Но с этой аскорбинкой все должно быть нормально, — и она отсыпала себе пять таблеток.

Через неделю в редакции вновь стало многолюдно. Разом вернулись из отпусков Яблонская и Кудряшов. Громко кашляя и помахивая больничным, явился Вопилов. Выписали из больницы и Серову.

— Свет, ужас какой! — тараторила Яблонская, узнав о болезни Серовой. — Как же ты так! И Влад как назло слег. Но Корикова-то… да-а, ей палец в рот не клади. Конечно, газета сделана дилетантски, но чего еще можно ждать от Алины?

— Навряд бы даже мы сделали лучше, если бы работали в том же составе, что и Алина, — отвечала Серова. — По-моему, она заслуживает премии.

— Это за что? За эти перлы? — и Яблонская потрясла небольшим блокнотом. — Вот, мне тут добрые люди выписали, какие жемчужины выловили из отредактированных ею статей… Как тебе это: «О готовящемся высоком визите выдавали лишь свежевыкрашенные заборы и убранные дороги»? Может, мне за это ей еще бюст при жизни поставить? Господи, не успела на работу выйти, а уже нервы ни к черту. Хорошо хоть, на форуме меня склонять перестали, каких-то три сообщения за две недели.

— Да? А я и не в курсе, — сказала Серова, чтобы хоть что-то сказать. — Две недели без компа провела.

— О Светлове слышно что-нибудь? — спросила Яна безразличным тоном.

— Вообще ни слуху, ни духу.

— Как Кузьмин? Не борзел? — продолжила расспросы Яблонская.

— Алинка на него нахвалиться не могла. Помогал ей вовсю, новости мониторил…

— Свет, ну какая же ты все-таки наивная, — с улыбкой посмотрела на нее Яна. — Корикова с Кузьминым давно глазки друг другу строят. Вот Антоша и воспользовался случаем, чтобы подкатить к ней под видом дружеской поддержки. Интересно, сработало?

…Корикова, видимо, еще не потеряла надежду на то, что Яблонская вызовет ее и поблагодарит. Но нет. Прошел час, другой, наступило время обеда, а вожделенной весточки от Яны все не было. Серова исподволь поглядывала на Алину, искренне сочувствуя ей.

Заметно приуныл Кузьмин. До обеда он не проронил ни слова, что при его веселом живом характере случалось редко. Опять свалила из редакции Рыкова, объявив всем, что ей надо срочно делать коррекцию ногтей. Зато Анжелика ходила гоголем, победно посматривая на Корикову.

— Как верно гласит народная мудрость! Знай, сверчок, свой шесток, — ни с того, ни с сего брякнула она.

— К чему это вы, Анжелика Серафимовна? — хмуро спросил Антон. — Берлиозом навеяло?

А сразу же после обеда Яблонская вызвала Серову к себе в кабинет.

— Свет, опять. Опять все началось, — на Яне лица не было. — Словно этот Кэп Грэй меня специально из отпуска дожидался, чтобы снова помоями облить! Теперь он, видите ли, недоволен тем, что я не оценила великого редактора Корикову! Мне кажется, это сама Корикова и пишет. Наверно, думала, что я ей дифирамбы буду петь, не дождалась, вот и принялась заново меня обсирать!

— Так это легко проверить, — посоветовала Серова. — Вызови ее, похвали, а потом проследи, в какую сторону на форуме ветер подует.

— Ну уж нет! Спелись с Антошей на мою голову, дворцовый переворот затевают… Сгною! Законопачу!

Когда Серова вернулась в корреспондентскую, там вовсю обсуждали пропажу из холодильника восьми сосисок, которые заботливая Колчина купила с аванса для кормежки «мужа». Она запретила Димону даже смотреть в сторону доширака, мотивируя тем, что это может плохо сказаться на будущем ребенке. Кузьмин с Вопиловым недоуменно переглядывались: по простоте душевной Филатов каждый день предоставлял им сводку о том, как развиваются их интимные отношения с невестой. И пока, так сказать, на западном фронте было без перемен.

— Я купила лучшие сосиски, самые дорогие! — тонким голоском возмущалась Колчина. — Только на одну ночь и оставила в холодильнике. Надо остановить этот беспредел.

Все были только за, но никто не знал, каким образом.

— Димочка, ну придумай что-нибудь! — продолжала меж тем Колчина. — Ты такой сильный, такой умный!

Филатова весьма воодушевляли даже такие лобовые комплименты. Он тут же сделал свирепую физиономию и пробасил:

— Поймаю крысу — порву как Тузик грелку. Пацан сказал — пацан сделал.

Но, вопреки его ожиданиям, никто не побелел от страха, не задрожал как свеча на ветру и не схватился за сердце. А Анжелика Серафимовна подбоченилась и выдала:

— Позвольте поинтересоваться, о гуманнейший из гуманных, вы и с дамой планируете поступить таким же образом? Прямо-таки и порвете как Тузик грелку?

— Мечты, мечты, где ваша сладость, — усмехнулся Кузьмин.

— И мы снова рады приветствовать вас на нашем вечере эротических фантазий, — подхихикнул ему Вопилов.

— С дамой — нет, — отвечал несколько опешивший от такого поворота беседы Филатов. Похоже, мысль о том, что таинственный вор может быть женского пола, даже не приходила ему в голову. — Женщина — это для меня святое!

— То-то же, — процедила Анжелика. — А то нашелся мне тоже, храбрый портняжка, Аника-воин.

— То есть как это, Дим? — опять пропищала Юлечка. — Значит, эта наглая баба может без всякого страха продолжать таскать наши продукты?

— Ну я не знаю тогда, — развел руками Димон.

— А давайте решим так, — подал идею Кузьмин. — Если поймаем крысу, то пусть он всю нашу кодлу угощает ужином в «Фортеции». Ему точно мало не покажется!

— Оч-чень оригинально, Антон! — попыталась съязвить Колчина. — Лично я с этой тварью за стол не сяду.

— А я сяду, — весело стоял на своем Кузьмин.

— И я сяду. Нагло развалюсь на лучшем месте и назаказываю самых дорогих блюд, — заржал Вопилов, который иногда забывал строить из себя человека, еще не до конца оправившегося после тяжелого недуга.

— Значит, единогласно, — заключил Антон. — Ну, теперь-то мы точно призовем его к порядку! Этот парень, знаете ли, смог меня замотивировать…

— А я все-таки утверждаю, что купил эту аскорбинку в аптеке буквально на днях! — Кузьмин с вызовом посмотрел в лицо статной даме в белом халате — начальнице регионального центра мониторинга лекарств.

— А я вас в десятый раз спрашиваю: в какой? — ответила женщина.

— Ну не помню. Я не являюсь фанатом какой-то одной аптеки. Где стрельнет — там и отоварюсь.

— Думаете, я из чистого любопытства этим интересуюсь? — напустилась на него дама. — Вот вы утверждаете, что ваша родственница слегла после приема этой аскорбинки. Знаете, это все очень серьезно. Неужели у вас не сохранилось ни одной таблетки? Мы бы взяли ее на анализ. Это недешево, но случай, повторяю, серьезный. Мы обязаны бдить!

— К сожалению, ничего не осталось, — развел руками Антон. — Слопала всю пачку!

— Ну, тогда я могу предложить вам только одно: проверить серию препарата по нашей базе данных. Мы ведем учет всех забракованных и фальсифицированных лекарств. Разве тут что-то всплывет…

Женщина защелкала по клавиатуре. Потом потянулась к оранжевой пачке, которой Антон вот уже четверть часа тряс перед ее носом. Перевернула ее. Сдвинула на кончик носа очки, нахмурила брови, пытаясь разобрать мелкие цифры.

— М-да, — наконец сказала фармработница. — Интересно получается. Вы знаете, эта серия аскорбинки действительно числится в списках недоброкачественных лекарственных средств. Но мы забраковали ее еще пять лет назад. В таких случаях все непроданные препараты серии изымают из продажи и отправляют на завод-изготовитель для уничтожения. Интересно, где вы ее раскопали. Давайте вспоминать, молодой человек, это очень и очень серьезно.

— А что такого-то? — Антон решил притвориться балбесом. — Подумаешь, бодяжная аскорбинка. Что от нее плохого-то будет? Чай, не цианистый калий.

— Вы заблуждаетесь, молодой человек, — дама начала закипать. — От такой аскорбинки можно и в горние селения досрочно переселиться.

— То есть, склеить ласты? Да что вы говорите!

— Вы разве не слышали, какое ЧП разразилось пять лет назад в Чувашии?

— Знаете, сколько этих ЧП каждый день, за всеми не уследишь, — махнул рукой Антон, напустив на себя безразличный вид. Он знал, что это — одно из самых надежных средств подстегнуть азарт собеседника.

— А ЧП, между тем, было очень серьезное, — продолжила дама. — Родители купили трехлетней малышке аскорбинку. Девочка поела сама и угостила в садике друзей. И что вы думаете? Один мальчонка стал бросаться на стену — ему показалось, что на ней выросли васильки. Другая девчушка три часа как заведенная носилась взад-вперед по коридору. Остальные детишки кто в обморок попадал, кто час или два жутко хохотал. Неадекват полный!

— Они умерли?

— Слава Богу, нет. Но могли, вполне могли.

— И все это — из-за аскорбинки? — удивился Антон. — Всю жизнь считал, что можно есть ее пачками.

— В том-то и дело, что это оказалась никакая не аскорбинка, — женщина понизила голос.

— Фено…? — вырвалось у Антона, но он вовремя прикусил язык.

— Откуда вам известно? — взвилась дама. — Быстро говорите!

— Да ничего мне не известно, — стал защищаться Кузьмин. — Я хотел сказать: «Феноменальные безобразия творятся у нас в России»! А вы меня перебили!

— Да уж, безобразия действительно феноменальные, — вздохнула труженица фармы. — Когда наши чувашские коллеги проверили деятельность этого фармзавода, оказалось, что сначала в этом котле готовили нейролептик фенотиазин, а потом — аскорбинку! И в безобидный витамин подмешались такие дозы вещества, что десяти таблеток было бы вполне достаточно для летального исхода. Чудо, что детишки съели меньше… Поэтому меня очень тревожит, откуда у вас всплыла эта пачка пятилетней давности.

— Я буду всячески стараться вспомнить, где же я ее купил, — заверил собеседницу Антон. Кузьмин покинул Центр мониторинга в приподнятом настроении. Он шел по улице и размахивал руками, ведя воображаемый диалог с Серовой.

— Я же говорил, что моя версия гениальна, — бубнил он себе под нос. — А ты смотрела на меня как на придурка…

— М-м-м… э-э-э, — заливаясь краской, мямлила Серова.

Посрамив Светлану, Антон мысленно обратился уже к другой коллеге: «Ну а ты что на это скажешь, красотка? И как будем расплачиваться, а?» При этом он сделал столь лукавую физиономию и так игриво подмигнул в пустоту, что две встречные мамы с колясками удивленно посмотрели ему вслед.

Толки о Светлове приутихли. Вот уже три недели редакторы не получали от него вестей. Видимо, в информационном вакууме находились и рядовые журналисты. Незаметным образом также сдулись загадочные форумчанки, недавно на все лады намекавшие о более чем дружеских отношениях с гениальным Светловым.

— Ты знаешь, — как-то заявила Яблонская Серовой. — Я, наверно, была несправедлива по отношению к Ромке. Подумала на него бог весть что из-за этих пустых листков. А ведь все ясно, как белый день. Закружился, сунул в конверт не то. А мы сразу обвинили его во всех смертных грехах! А текст Папику понятно кто слил. Вопилов! Расплатился нашим отшельником со Стражнецким. Мне тут намекнули, какой у них там взаимозачет… Да и Карачаровой он вполне мог слить. Знаешь, не удивлюсь, если окажется, что таинственный любовник Ольги Вячеславовны — наш обаяшка Влад!

Серова молча внимала этому потоку сознания.

— Что ж ты не говоришь ничего, Свет? — Яна явно хотела услышать от нее подтверждение своим мыслям.

— В чем-то я с тобой согласна, — нехотя выдала Серова. — Но связь Карачаровой с Вопиловым мне кажется притянутой за уши. Ты вспомни-ка, когда это Владик молчал о таких вещах? Да ты бы на другой день уже знала.

— Верно, верно, — пробормотала Яблонская. — А Ромка? Он же не хотел меня обидеть? Это я, как всегда, себя накрутила? Ты видишь, я стала работать над собой, бороться с паранойей, — улыбнулась она.

Серова была уверена, что как раз в этом случае Яна себя не накрутила. Светлов не вызывал у нее абсолютно никакого доверия. Но Яна так трогательно наивничала, что Света решила оставить ее в счастливом заблуждении.

Серову занимало другое. После выхода из больницы к ней почему-то стала льнуть Корикова. Вчера вот йогурт принесла, сегодня шоколадкой угостила, третий день зовет вместе пообедать… И удивительное дело, с Рыковой, с которой они раньше были не разлей вода, Алина теперь держит дистанцию. Смолкли шушуканья на лестнице, утихли смешки на кухне…

В коридоре раздался писклявый лай, и на пороге корреспондентской возникла Юлечка Колчина. Словно младенца она прижимала к груди крошечную псину с розовым бантом на макушке. Переднюю лапку собачки украшало нечто вроде браслета из кружев цвета фуксии.

— Какая прелесть! — взвизгнула Крикуненко. — Обожаю таких пупсиков! Кто это тут у нас? — и она умильно вытянула губки уточкой.

— Я только что из салона, — отвечала Колчина. — Заказала платье на обручах и сумочку. Выбираю перчатки, а стилистка мне и говорит: а собачки у вас разве не будет? сейчас все красивые невесты, особенно звезды, собачек в загс берут. Ну я и подумала: а я чем хуже? Вот и купила у нее Сюсечку.

— Плюнь своему стилисту в морду. То есть, в визаж, — посоветовала со своего места Рыкова, которая только что вернулась из солярия. — Чувствуется, чел абсолютно не в теме. Таскаться с шавками — это даже не вчерашний, а позавчерашний день. Все гламурные девушки уже давно распродали своих уродцев на благотворительных аукционах!

В это время Крикуненко с выражением крайнего умиления на лице корчила Сюсечке забавные рожицы, выразительно поднимала брови, как бы не веря глазам своим, что в мире существует подобная красота.

— Да, это мой маленький бебик, — на том же птичьем языке вторила ей Колчина. — Моя ляля. Сюсечка, ты ведь будешь слушаться мамочку? Будешь ее радовать пропердольками?

— Пропердольками?! Это еще что за хрень такая? — фыркнула Рыкова.

— Может, Юля хотела сказать: профитрольками, — деликатно предположила Корикова.

— Нет, я сказала именно то, что хотела сказать, — надула губки Колчина. — Не надо делать из меня дурочку. Ляля будет радовать мамочку именно пропердольками.

— Пропердольки! Какое нежное, напевное слово! Словно предрассветная трель соловья или свирель златокудрого Леля! — городила турусы на колесах Анжелика. — Какая прелесть — пропердольки! А… что это?

— Ну, — завела Юля многозначительно. — Меня предупредили, что у таких бебиков часто бывают проблемки… как бы это сказать, со стульчиком. А мне бы очень хотелось, чтобы у Сюсечки был хорошенький стульчик!

— Так вы о собачьем дерьме, что ли, говорите? — и Вопилов расхохотался. — Пропердольки, блин!

— Да уж, некоторым легче ломать язык, чем изъясняться по-человечески, — вставил свои пять копеек и Ростунов. — Со всех сторон только и слышишь: молчел, нямка, печенюшки!

— Ага, Леш, — подхватила Рыкова. — А еще месики, губнушка и беремешки!

— В некоторых кругах принято говорить — беремчатые, — с иронией добавил Кузьмин.

— Пасибки, Антош, чмоки-чмоки, — подыграла ему Зина.

— Все, хватит, — неожиданно прекратила эту веселуху Серова.

— А почему хватит-то? — недовольно протянула Рыкова.

— Я сама не в восторге от этой новомодной манеры, — отчеканила Света. — Но это не повод, чтобы набрасываться на человека, который искренне выразил свою радость так, как умеет.

— Да, Свет, ты права. У меня сейчас словно глаза открылись, — неожиданно выпалила Корикова. — И теперь я прекрасно вижу, что все они просто бессердечные, жестокие люди!

— Это относится и ко мне? — как бы не веря своим ушам, обернулась к подруге Рыкова.

Алина колебалась ровно секунду:

— Да, Зин. К сожалению, и к тебе.

Макароны с сосисками были съедены, тарелки вымыты, дочка уложена спать, и у Алины наконец-то появилось полчаса на себя. Но как его потратить? Взяться за книгу, купленную три недели назад? Никакого резона. Ну, прочитает она 15 страниц, а когда до следующих пятнадцати дойдет — это еще большой вопрос. Покрутить обруч? Но какой смысл делать это раз в месяц? Только издеваться над собой и ничего более. Алина глянула на свои ступни. Непорядок! На следующей неделе наступит июнь, а она так и не нашла времени сделать педикюр. Вон Рыкова уже вовсю щеголяет красными ногтями, и на ее ножку в открытой туфельке любо-дорого посмотреть…

Алина побрела посмотреть, какие у нее имеются лаки. Она не проводила их ревизию еще с прошлого сентября, когда они с дочкой вернулись с моря, и она тут же переобулась в закрытые туфли. М-да, а выбирать-то особо не из чего. Любимый бежевый металлик засох, у бледно-розового намертво пристыл колпачок, на синий, купленный в припадке неизвестно чего, она не могла решиться уже больше года…

Алинины раздумья прервал звонок мобильного. Кто это, на ночь глядя? Ничего себе, Кузьмин! Антон часто звонил ей в рабочее время — по рабочим же вопросам, но в поздний час не беспокоил ни разу.

— Слушаю! — тревожно выдохнула в трубку Алина. — Прямо сейчас?… Ты на часы смотрел?… Нет, не могу оставить Галинку … Лучше ты давай. Да-да, третий подъезд, напротив — детский городок…

Алина мельком глянула на себя в зеркало. Свежестью, конечно, не блещет, но не марафет же ей сейчас для Кузьмина наводить? Ничего, переживет…

Через пять минут Антон уже разувался в ее прихожей.

— Это тебе, — он протянул Алине пакет. — Решил взять торт-мороженое. И еще вот… коньячок маленький.

Корикова машинально понесла коробку в холодильник, но Антон без обиняков сказал:

— А я думал, мы сейчас мороженого поедим. Я с кофе люблю. И выпить бы не мешало — пятница как никак.

Алина молча открыла упаковку «Персиковой пурги», включила чайник, достала банку простенького растворимого кофе…

— Я сегодня очень была не права, да? — вдруг сказала она.

— И не только сегодня, — вырвалось у Антона. — Прежде чем обвинять в бессердечии других, неплохо бы и на себя, кума, оборотиться.

— В смысле? — насторожилась Алина. — Будь добр, говори прямо. Времени мало, спать пора.

— Да брось ты, завтра же суббота, — развязно отвечал Кузьмин. — А разговор у нас быстрым не получится. Очень мне хочется понять, Алина, почему ты так поступила со Светкой.

— Как? — лицо Алины выразило недоумение.

— Ты знаешь, как. А раз любишь прямой разговор, то давай рассказывай обо всем откровенно и по порядку. Что ты намешала Светке в коктейль?

— Да честное слово, ничего! Водка, сок, два кубика льда бросила, какую-то дольку для красоты нацепила. Все, как и всем. Откуда я знала, что в водке этот… как его, фенотиазин?

— А почему ты решила, что он в водке?

— Ну, или в соке. Ну да, точно, или в водке, или в соке. Третьего не дано.

— А как ты тогда объяснишь тот факт, что отравилась только одна Светка?

— Сама над этим всю голову сломала. Никаких идей.

— Зато у меня есть отличная идея, — с воодушевлением произнес Антон. — Фенотиазина не было ни в водке, ни в соке. И ты это прекрасно знаешь.

— Я сама не понимаю… — и тут Алина неожиданно разрыдалась.

Антона пронзила острая жалость к ней. Он обнял Алину за плечи и усадил на табуретку.

— Выпей, — протянул он ей рюмку коньяку. — Знаю, ты почти не пьешь, но сейчас надо.

Алина не прекословила.

— Расскажи мне все, — мягко настаивал Антон. — Тебе самой станет легче.

— Да я все рассказала…

— Нет, Алин, ты не упомянула про четвертый ингредиент коктейля. Аскорбинку.

— Но не фенотиазин же! — горячо возразила Корикова.

— А, может, и фенотиазин? Объясни вот мне, с чего это тебе взбрело в голову накрошить Светке в коктейль аскорбинки?

Алина молчала секунду, три, десять, а потом выдала:

— Я хотела поддержать Светкин иммунитет. Она же никогда витамины не пьет, даже в марте. И еще я слышала, что витамин С нейтрализует влияние алкоголя. А мне не хотелось, что Светлана плохо себя чувствовала наутро.

— Удивительная забота о человеке, который даже не является твоим другом!

— Ну вот так уж… Но никакого злого умысла у меня не было!

— Да? А что тогда себе витаминок пожалела? Почему Юльке не сыпанула? Зинке? На их иммунитет тебе наплевать?

— Я не знаю, Антон…

— А я знаю, Алин. В аскорбинке твоей витамина С было кот наплакал. А вот фенотиазину — в десять раз больше предельно допустимой нормы. И это, заметь, в каждом порошочке. А ты их сколько Светке скормила? Если учесть, что она выпила не меньше трех коктейлей…

— Антон, от твоих заявлений у меня волосы на голове шевелятся. С чего ты взял, что в аскорбинке содержался этот…? Откуда ты вообще это можешь знать?

— Элементарно, Ватсон. Съездил кое-куда, кое-какие базы данных пробил, и открылась мне неприглядная истина. Если ты не в курсе, то просвещу: на каждой коробочке с лекарством серия проставлена. Так вот, серия, которая значится на упаковке твоей аскорбинки, указывает нам на то, что никакая это не аскорбинка. А очень опасная фальшивка.

Лицо Кориковой выразило такое неподдельное изумление, что Антон даже усомнился, по адресу ли зачитывает обвинение. Но его замешательство длилось буквально пару секунд.

— Что будем делать, Алиночка? — лукаво подмигнул он Кориковой.

— Я вот что подумала… — забормотала Алина, потирая виски ладонями. — Я этого не хотела… я не знала, что это не аскорбинка. Это просто несчастный случай. Совпадение!

— Исключительно выгодное для тебя. Почему Серова слегла именно тогда, когда и Яблонская, и Кудряшов смотались в отпуск?

— Повторяю тебе, это просто ужасное совпадение. Я понятия не имела… — как заведенная, талдычила Алина.

— А не потому ли все так совпало, что кое-кому очень хотелось посидеть в кресле Яны Яковлевны? — гнул свою линию Антон. — Не потому ли, Алиночка?

Корикова молчала, немигающим взглядом уставившись куда-то в угол.

— Да, жестоко я расплачиваюсь за свою доверчивость, — наконец, произнесла она.

— Ты, наверно, хочешь сказать, что Светка жестоко поплатилась, да? — Антон поднялся со своего табурета и присел на корточки перед Алиной. — Что делать-то будем, спрашиваю? Ты знаешь, у меня нет никакого желания предавать эту некрасивую историю огласке. Да и Светке знать все это незачем. Пусть живет себе в счастливом неведении и считает, что у нее нет врагов. Правильно я говорю? — и он игриво накрутил на палец прядь Алининых волос.

Та встрепенулась, потом ее губы искривила чуть заметная обреченная улыбка.

— Я поняла, зачем ты пришел, — сказала Алина и резко встала. — Я согласна.

Вот уже много месяцев Кузьмин мечтал об этом моменте, много раз проигрывал в голове, как это все может произойти. И вот, сбылась мечта идиота. Отчего же так нерадостно? Нет, надо взять себя в руки, отбросить все эти сантименты и поставить, наконец-то, в своем донжуанском списке желанную галочку… И он решительно обнял Алину.

Но, даже поцеловав ее в шею, он не почувствовал ни малейшего прилива желания. Он повторил поцелуй, потом еще… Да что же с ним такое происходит? Внезапно он все понял и разомкнул объятья.

— Что такое? — с легкой издевкой спросила Алина. — Может, стоит меньше пить водки и пива?

Антон молча смотрел на нее, как будто бы что-то прикидывал.

— Я просто больше не люблю тебя, Алин, — наконец, сказал он. — Вот и все.

Директриса Эмского оперного театра Элла Соломоновна Розенштерн захлопнула объемистую папку и удовлетворенно объявила:

— Ну, распоясались борзописцы! Ничего, будет вам и свобода слова, и плюрализм мнений… Затаскаю по судам!

А спустя два дня Папик вызвал к себе Стражнецкого.

— Эта жидовка никак не уймется, — поведал он своему заму и зятю. — Опровержения требует плюс сто тысяч рубликов за свои страдания. Вот, почитай…

— Ну, что я тебе скажу, папа, плохо дело, — сообщил Костик, ознакомившись с эпистолой Эллы Соломоновны. — Она на документы ссылается. Оказывается, в период с 1975 по 1985 годы Эмский театр не ездил в гастрольные туры по Сибири. И никакого «Бориса Годунова» у них с 1963 года в репертуаре нет.

— А как тебе подборка свидетельских показаний старейших работников театра, которые в один голос утверждают, что инцидент с «Полетом шмеля» не имел места? А официальное письмо отца Германа? Эта стерва не поленилась отправить запрос на Соловки! И попик ей ответил, что за последние 30 лет среди братии не было ни одного отца Никодима.

— Я, папа, считаю, что на опровержение тут явно не тянет. Это она губу раскатила. Дадим просто «Работу над ошибками». Мол, напутали немного с фактурой, с кем не бывает. Мол, не отец Никодим, а отец, скажем, Иоанн… В любом монастыре есть отец Иоанн!

— А вот в Соловецком его возьмет и не окажется! — с горячностью возразил Папик. — Да бог с ним, с отцом Никодимом! А как вот от гастролей по Сибири отмазаться? Это ведь никак не тянет на простую ошибку, тут уже заведомо недостоверный факт сообщается. А свидетельства старых маразматиков? С ними что делать?

— С ними что делать? — задумался Костик. — А… не найти ли нам своего свидетеля из тех же старых маразматиков, который бы, наоборот, показал, что такой факт имел место? Всяко это будет стоить не сто тысяч! А заодно пусть пронюхает, на какие гастроли театр ездил в те годы. И мы со спокойной совестью напишем, что слегка ошиблись. Мол, дело было не в Сибири, а в Мухосранске…

— Ага, шаманы в Мухосранске! — съязвил Папик. — Как ни крути, тришкин кафтан получается. Тут залатаем, а там новая дыра. Эх, прописал бы я ремня этому стервецу Светлову!

— А, может, на него стрелки перевести? Повиниться перед читателями, что нас, таких честных и доверчивых, развел какой-то проходимец? Напихать в статейку громких лозунгов и трескучих фраз о высокой миссии журналиста, и о том, как некоторые отщепенцы позорят честь профессии. А в конце приписать что-нибудь типа: просим правоохранительные органы рассматривать данную статью, как официальное обращение, и начать следственные мероприятия. Ну как? Гуд?

— Ох, позор на мою седую голову, — вздохнул Папик. — Я из таких скользких дел сухим выходил, а тут… провел меня Светлов на мякине.

— Стоп, а у Карачаровой-то тоже светловский текст выходил, — вспомнил Стражнецкий. — Про пирата Витюшку. У нее-то как, нет проблем? Сейчас ей звякну…

— Не лезь на мои грядки, — недовольно сказал Папик. — Я сам ей звякну. Как главный редактор главному редактору.

— Ну, я думал неформально все выяснить, — отвечал Костик. — У меня с ней, в общем-то, теплые отношения.

— Это когда это они успели стать теплыми? — Папик глянул на него исподлобья. — Не балуй, Костик, не балуй. Пока по-доброму предупреждаю…

— Да вечно ты, Николай Юрьич, подвох ищешь! Ну, посуди сам, зачем мне престарелая тетя Оля, когда у меня молодая и красивая жена?

— Ага, престарелая, — иронично заметил Папик. — Лет на пять старше…

— Ну и что? Я, папа, вышел из возраста, когда нравятся бальзаковские дамы, — почесывая нос, отвечал Костик. — Э… мне тут ненадолго отъехать надо. Буквально на пару часиков. Катюшка кое-что просила купить.

— На пару часиков? — тесть подозрительно посмотрел на Стражнецкого. — Смотри, узнаю чего — сильно пожалеешь…

Квадратик за квадратиком поедая шоколадку, Корикова с упоением читала ветку «Главред „Девиантных“ фашистка». После двухнедельного затишья недруги Яблонской вновь активизировались. Особенно усердствовал Cap Grey. Едва интерес к теме остывал, как он подбрасывал веток в костер, сообщая о Яне очередной неприглядный факт.

Обычно Cap Grey появлялся на форуме рано утром — за два-три часа до того, как большинство журналистов переступало порог родных редакций. Потом он отмечался на ветке в районе обеда, после чего пропадал до позднего вечера. Но незадолго до полуночи вновь появлялся в сети, чтобы подытожить набросанное другими за день и выдать для затравки что-нибудь еще.

— Свет, — повернулась Корикова к Серовой, — как ты думаешь, кто этот Cap Grey? Такое ощущение, что он все-все-все о Яблонской знает и при этом очень сильно ее ненавидит. Может, это какой-нибудь отвергнутый ухажер? Мужики иной раз такие мстительные бывают…

— Не думаю, что тут что-то личное, — отвечала Серова, не отрываясь от работы.

— Свет, а как ты думаешь, может это быть Кузьмин? — шепнула Корикова.

— Кузьмин? Но почему вдруг он?

— Так они же с Яной Яковлевной как кошка с собакой! Вспомни-ка, когда эта ветка на форуме появилась? Как раз тогда, когда у них разборки пошли. Помнишь, Яна Яковлевна не поставила его текст, а назавтра примерно такой же в «Эмских» вышел? А сейчас этот Кэп Грей вовсю меня защищает. Что, мол, я эти две недели газету тянула, а Яна Яковлевна мне даже «спасибо» не сказала. Нет, это точно Кузьмин! Он же у нас борец за права униженных и оскорбленных…

— Ты прямо словами Яны Яковлевны говоришь, — усмехнулась Серова.

— И еще меня вот что смущает, — продолжала Корикова. — Почему Кэп Грея целых две недели на форуме не было?

— Точно, — без особых эмоций отозвалась Света. — И почему же?

— Ну, тут, в общем-то, все понятно, — рассудила Корикова. — Кузьмин выпустил весь пар еще до отъезда Яны Яковлевны. А потом, когда она уехала, не было никакого информационного повода. Но вот она вернулась, его опять захлестнуло возмущение. И он…

— Интересно, интересно…

Через полчаса Корикова опять повернулась к Серовой:

— Свет, пойдем в буфет сходим?

— Спасибо, Алин, но сегодня никак. У меня дела в городе. Босоножки надо сдать в ремонт и купить кое-что.

— Парни, а давайте тоже в город сходим, — поднялся со своего места Вопилов. — В такую жару самое оно пивасом освежиться.

— Ты прав, ты прав, — засобирались Кузьмин и Ростунов.

— Пойду Кудряшова свистну, а то он дуется, когда мы без него пьянствовать ходим, — и Вопилов отправился на верстку.

Ждали приятели недолго. Вскоре Кудряшов и Вопилов чуть ли не в обнимку ввалились в корреспондентскую, всем своим видом выражая готовность немедленно двинуться в пивнушку. Корикова проводила компанию осуждающим взглядом.

На спинке стула небрежно висело что-то красное в белый горох. Поодаль валялись фасонистые алые босоножки на высоченных каблуках. На кровати лежала абсолютно голая дама, и, поставив на живот ноутбук, сосредоточенно вглядывалась в монитор. В кресле полуразвалился смазливый молодой человек, крайне незатейливо одетый в белые лодочки на босу ногу и набедренную повязку из полотенца. Он упоенно чистил воблу.

— Знаешь, Костик, — завела обнаженная. — Я обдумала то, что ты мне рассказал. И решила, что больше не имеет смысла скрывать: у меня тоже возникли проблемы из-за этого Светлова. В начале недели ко мне заявилась делегация тинейджеров из танцевального коллектива «Эх, яблочко!». Они уверяют, что морячок, который прошел у нас на первой полосе — никакой не Витюшка Комиссаров, а их солист Ренат Абдулхаков во время исполнения конкурсного танца «Ах, флибустьера век недолог».

— Да ну? — удивился Стражнецкий.

— Я, конечно, скроила наглую морду, — продолжала женщина. — А малолетки фотографию мне под нос тычут. В общем, Виктор Комиссаров и этот Ренат — одно лицо. С той лишь разницей, что фотография, которая вышла у нас, слегка обработана в фотошопе и на лицо наложен растр.

— А ты?

— Ну, я, конечно, виду не подала. Сказала, что имеет место совпадение костюмов и поз, но на снимках изображены разные лица… Но эти татарчата жутко ушлые. Явно их науськал кто-то из взрослых. В общем, уходя, они заявили: «Гоните 80 тысяч за нанесение морального ущерба или до скорой встречи в суде, Ольга Вячеславовна!»

— Офигеть! — выдал Костик. — Надрать бы этому Роману Светлову уши. Да где ж его теперь найдешь…

— Я одного понять не могу, — продолжала Карачарова. — Что Светлов хотел сказать своим идиотским розыгрышем?

Стражнецкий только открыл рот, чтобы что-то ответить, как вдруг раздался бесцеремонный стук в дверь.

— Ну что еще такое?! — недовольно отреагировал Костик. — Мы же ясно сказали: «Не беспокоить»!

— Быстро открывай, похотливый кобель! — донесся до него хорошо знакомый голос.

Костик побледнел. Карачарову же, напротив, бросило в краску.

— Что он здесь делает? — одними губами спросила она.

— А хрен его знает, — безнадежно махнул рукой Стражнецкий. — Выследил, наверно, старый пердун.

Опять раздался стук в дверь.

— Да уймитесь вы, папа! — бросил Костик. — Сейчас открою. Оль, может, тебе лучше встать за занавеску?

— За этот тюль? — нервно усмехнулась Карачарова, натягивая красное платье. — Не имеет смысла отрицать, что ты не один. Наверняка на ресепшене ему обо всем доложили.

Пока Стражнецкий суетился, заправляя постель, Карачарова с томной грацией перебазировалась за стол.

— Вы как хотите, а я мониторю ленты, — сказала она. — У меня в три оперативка.

Костик, еще раз окинув номер взыскательным взглядом, направился к двери.

В комнату влетел разъяренный Папик.

— Все! Развод! — верещал он. — Как я мог отдать мою чистую девочку на поругание этому грязному кобелю! Сегодня же Катюшке станет все известно, и она вышвырнет тебя как шелудивого пса! Был голью перекатной — ею и останешься!

— Папа, я прямо вас не понимаю, — с достоинством отвечал Костик. — С чего вы взяли, что я провинился перед Катенком? То, что мы находимся наедине с Ольгой Вячеславовной, еще ни о чем не говорит. Мы, если хотите знать, рабочие вопросы решаем. В частности, обсуждаем, что нам с этим Светловым делать.

— Не заговаривай мне зубы, щенок! — продолжал орать Папик. — Деловые вопросы не обсуждают в гостиничном номере!

— И вам это известно не понаслышке, да, Николай Юрьевич? — насмешливо заметила Карачарова. — За зятем шпионите, а у себя в глазу бревна не замечаете. Не так ли?

Тут черед смутиться настал для Николая Юрьевича.

— Не надо пачкать мое имя грязными намеками, Ольга Вячеславовна, — заговорил он, заметно сбавив обороты. — Тем более, при моем зяте.

— В таком случае, не стройте из себя праведника, — строго заметила ему Карачарова. — Давайте лучше коллективно подумаем, как будем выпутываться из некрасивого положения, в которое мы попали благодаря Светлову.

И Карачарова быстро посвятила Папика в суть претензий, предъявленных ей танцевальным коллективом «Эх, яблочко!»

— Лично я думаю, что мы этого Светлова не найдем, — рассудила Ольга. — А если и найдем, что нам это даст? Ну, пойдет он соответчиком по этим искам. Но отдуваться-то все равно нам придется. Пожалуй, мне импонирует вариант Константина. Да-да, Николай Юрьевич, посыплем голову пеплом, покаемся прилюдно. И попросим ментов взяться за расследование. Пусть сами ищут этого Светлова.

— А как быть с материальными претензиями? — спросил Папик. — Я не готов сорить деньгами.

— Аналогично, Николай Юрьич. Поэтому покаянные статьи надо построить так, чтобы в них содержался и элемент опровержения. Если ваша еврейка и после этого продолжит переть как танк, вы предъявите в суде эту статью и, скорее всего, судья признает, что опровержение уже имело место. Ну, конечно, в статейке не помешает слезно попросить прощения у Розенштерн и этих мальцов-танцоров.

— Лично я уверен, что они просто хотят срубить деньжат, — заметил Пащенко. — И никакими покаянными статейками их не разжалобишь.

— А неважно, чего они хотят, — отвечала Карачарова. — Нам, главное, вовремя прогнуться перед ментами. Типа, мы законопослушные СМИ, чисто случайно вляпавшиеся в некрасивую ситуацию. Что касается денег, то никакой суд не удовлетворит притязаний истцов. Они запрашивают совершенно не адекватные суммы.

— И в этом, Оль, ты абсолютно права, — подхватил Пащенко. — На моей памяти самое большое, что присудили в качестве морального ущерба — это десять тысяч.

— Думаю, до судов не дойдет, — продолжала Карачарова. — Что-то подсказывает мне, что после нашего публичного покаяния истцы припухнут. Ну, в самом крайнем случае отстегнем им по пятерке. Это ма-кси-мум.

— Вроде бы все по уму, — отвечал Пащенко. — Только дико неохота на старость лет себя дураком выставлять.

— Обличие глупца — вот мудрость мудреца, — назидательно изрекла Карачарова. — Шекспир.

— Ну, значит, заметано, — подытожил Папик. — Делаем так, как я придумал.

Костик с удивлением глянул на него, но ничего не сказал.

До свадьбы Филатова и Колчиной оставалось чуть больше недели. Димон с каждым днем становился все грустнее, зато Колчина расцветала на глазах. Рыкова даже нашла, что со времени помолвки Юлечка нагуляла не менее трех килограммов.

— Мы тут же плотно займемся продолжением рода, — без всякого стеснения Колчина загружала коллег детородными планами. — Мы с Димочкой безумно хотим ляльку! А лучше сразу двух-трех. Так что присматривайте в других газетах, кто сможет временно занять мое место…

— Юль, у тебя еще ни коня, ни возу, а все уже в курсе. Смотри, сглазишь, — беззлобно наставляла ее Корикова.

На что Колчина заносчиво отвечала:

— Скрывать надо плохое. Когда, например, разведенка встречается с женатиком. Или когда старая дева каждый день бросается на нового мужика, не зная, на ком повиснуть, — Юля многозначительно посмотрела в сторону Рыковой. — А когда юная девушка вступает в законный брак и делится с близким окружением совершенно естественным желанием нянчить лялечек, что в этом может быть плохого?

— Достала уже со своими лялечками! — взорвалась Рыкова. — Хоть бы ты поскорей свалила в декрет и не выходила бы оттуда до конца жизни! И вообще, глянь на себя в зеркало, невестушка. Отожралась на радостях, что хоть кто-то замуж взял. Как бока-то свои целлюлитные в корсет втиснешь? А, клуша?

— У тебя все, кто чуть толще узника Бухенвальда, целлюлитные клуши, — пробубнила Колчина. До недавнего времени она вообще не смела перечить Рыковой, но после объяснения с Филатовым заважничала и осмелела. — А вот мой муж обожает меня, а от твоей фигуры как раз не в восторге!

— Что?! Твой так называемый муж не в восторге от моей фигуры? — и Рыкова расхохоталась. — Ой, не заводи меня, а то может случиться, что накануне свадьбы побежишь свои кринолины в комиссионку сдавать!

Тем временем мужская часть коллектива обедала пивом, чипсами и воблой в пивнушке неподалеку.

— Димон, ну что? — подначивал жениха Вопилов. — Наверно, целуетесь уже?

— Ага, щас, — отвечал как всегда немногословный Филатов, почесывая шрам над бровью.

— Ну, если сейчас все так тухло, что же дальше-то будет? — Влад продолжал давить фотокору на больную мозоль.

— А что я сделаю-то? — огрызался жених. — Не насиловать же мне ее.

— Поставь вопрос ребром, — советовал Кузьмин. — Или, скажи, никакого загса и лимузинов.

— Точно! Покажи себя мужиком! — поддержал приятеля Вопилов.

— Ладно…

— О выполнении задания доложишь, — предупредил Кузьмин.

А в это же время в летней беседке «Фортеции» изучали меню Карман и Кака. Оба были невеселы.

— Катюш, а что у нас с рекламой? — наконец-то, Карман решился задать любовнице щекотливый вопрос. — Мы на пороге финансового краха. Послезавтра надо выдавать людям зарплату, а у нас на счету 25 тысяч. И типографии за два месяца задолжали…

— Ой, вот только не надо загружать меня своими финансовыми проблемами, — отмахнулась от него Кака. — Это твоя головная боль.

— Как же так? — робко возмутился Карман. — Я ведь не просто так тебе об этом говорю, а потому что ты начальница рекламного отдела. Условно говоря, Хозяин рассчитал, что из рекламных денег мы должны платить зарплату. А твои за май только на 32 тысячи продали…

— А я что сделаю? Набрал дебилок, вот теперь и расхлебывай.

— Так ведь ты же сама рекламных агентов набирала!

— И что? Я же не знала, что они такими дурами окажутся. Переманил бы ты мне Аллу Ивановну от Карачаровой — мы бы давно озолотились. Но ты ведь жмот.

— Это я-то жмот? — оскорбился Карман.

— А кто же еще? — криво улыбнулась Кака. — Надо мной все подруги потешаются, что я с нищим связалась. У меня, между прочим, посолиднее предложения были, а я, дура, в тебя влюбилась. И где глаза мои были?

— Катюш, ты к чему клонишь? — засуетился Карман, но быстро вспомнил о чувстве собственного достоинства: — Хочешь расстаться?

— К сожалению, расстаться с тобой мы уже не сможем, — многозначительно произнесла Кака.

— Да? — оторопел Карман. — Но… почему?

— А догадайся, — передразнила его Калиманова и глазами показала на свой живот. — В общем, так: я с пузом в загс ехать не намерена. Поэтому все надо организовать быстро. На все-про все у тебя месяц, ну полтора…

— На что — на все? — Кармана бросило в пот.

— А то не понятно? Развестись со своей Милкой и жениться на мне.

— Но я не могу так быстро расстаться с Милкой. Условно говоря, нас и не разведут! У меня дочь, если ты вдруг забыла…

— Ах вот как ты заговорил?! — угрожающе произнесла Кака, которой явно было нечем крыть.

— И самое главное, — взволнованно продолжал осмелевший вдруг Карман. — Я с Милкой в ближайшее время точно не смогу развестись. Она… условно говоря, она тоже в положении.

— Вот это мило! А сам мне плел, что у вас давно ничего нет, что она тебя совершенно не устраивает в постели…

— Прости, Катюш, как-то случайно все получилось, — заюлил Карман. — Ты не думай, я ее не люблю, я только тебя люблю… но что же теперь делать?

— Очень просто. Скажи ей, что тебе не нужен этот ребенок, — отрезала Калиманова. — Пусть аборт делает.

— Да ты что?! УЗИ мальчика показало. Я всю жизнь о сыне мечтал!

— Ну и что? У меня тоже, скорее всего, будет мальчик. У нас в семье всегда мальчики рождаются!

Кака несла чушь. У ее матери было три дочери, да и у самой Калимановой от первого брака имелась 14-летняя Надюшка. Но Карман был настолько ошарашен свалившимися на него проблемами, что никак не отреагировал на абсурдные заявления любовницы.

— Катюш, мне нужно взять тайм-аут, — наконец, сказал он и полез в карман за очередной «Белочкой». — Не переживай, я что-нибудь обязательно придумаю. А ты… все-таки поговори со своими девчонками? Пусть еще раз обзвонят автомобильные фирмы. Все-таки автофорум через месяц. Может, наскребем немного деньжат? А то хоть в петлю лезь…

«Девиантные» огласил взрыв хохота.

— Это Яна Яковлевна, что ли, так ржет? — осторожно поинтересовался у коллег Ростунов.

— Да ее басок-то, — куда более низким, чем у Яблонской, голосом подтвердила Рыкова. — Блин, ну точно лошадь в стойле!

Дверь в корреспондентскую распахнулась, и на пороге появилась Яблонская со свежей «толстушкой» «Эмских».

— Вы видели? — обратилась она ко всем. — Светлов-то наш… а?

Все тут же сгрудились вокруг газеты.

— Вторая полоса, — указала Яна. — Обращение главного редактора к читателям. Леш, читай вслух.

— «Дорогие читатели!» — торжественно начал Ростунов, но тут же сбился на быстрый темп — очень уж не терпелось узнать новости. — «Нелегко, ох как нелегко мне было решиться на этот шаг. Но, обсудив в коллективе создавшееся положение, мы приняли совместное решение: не выкручиваться, не придумывать себе оправданий, а открыть вам всю правду, какой бы неприглядной она ни была.

Месяц назад на страницах „Эмских вестей“ был опубликован чрезвычайно яркий и самобытный материал некоего Романа Светлова „Сомалийский пират воспитывался в семье эмских интеллигентов“. Надо ли говорить, что статья произвела эффект разорвавшейся бомбы. Столько звонков и писем мы не получали, пожалуй, никогда!

Но вот неделю назад в редакцию пожаловала группа взволнованных подростков — танцоров прославленного хореографического коллектива „Эх, яблочко!“ И что же сказали нам ребята? То, что человек в тельняшке и бархатном камзоле, чьим изображением мы проиллюстрировали данную статью, вовсе не сомалийский пират Виктор Комиссаров, а солист их ансамбля, лауреат пяти всероссийских и двух международных конкурсов Ренат Абдулхаков!»

— Ни фига себе! — выдохнул Ростунов и обвел взглядом коллег. — Вот это подстава!

— Не прерывайся, Леш, — недовольно сказала Яна, требовательно тронув Ростунова за плечо.

Леха продолжил:

— «Здесь, дорогие читатели, предвижу ваш резонный вопрос. Как, мол, вы, лучшее печатное СМИ региона, газета с более чем полувековой историей, допустили публикацию непроверенной информации? Как могло получиться так, что талантливого ребенка, гордость Эмска, надежду России, назвали пиратом?

Отвечаю откровенно, как на исповеди. Наверно, для вас не секрет, что на наших страницах публикуются статьи не только штатных журналистов, но и внештатных авторов. Такова практика большинства СМИ. Зачастую общение с внештатником происходит заочно. Мы получаем от них статьи по электронной почте или по факсу, самих авторов при этом не видим месяцами и даже годами. Достаточно вспомнить ведущего нашей постоянной рубрики, бывшего жителя Эмска, а ныне гражданина США Вадима Шнуцера».

— На фиг Шнуцера! — чуть ли не взвизгнула Рыкова. — Яна Яковлевна, давайте пропустим эти лирические отступления и начнем скорее про Светлова!

— А вот уже и он, — отвечал Ростунов. — «Поэтому, получив от нового автора по имени Роман Светлов материал про пирата, мы без тени сомнения поспешили порадовать вас увлекательной статьей. То, что мы никогда не видели Романа, ни в коей мере нас не смутило. Он сообщил, что в данный момент по семейным обстоятельствам находится далеко от Эмска, но вернется через два-три месяца и обязательно зайдет познакомиться. Причин не доверять Светлову у нас не было.

И что же получилось? Опубликовав материал про пирата, мы невольно стали жертвами злого умысла Романа Светлова. Или же человека, а то и группы людей, в чьих интересах действовал Светлов. Ситуацию усугубляет то, что мы не имеем возможности призвать автора к ответу. Найти его силами сотрудников редакции не представляется возможным, поскольку выяснилось, что журналист сообщил о себе недостоверные данные.

Наверно, у вас возникает вопрос: какую цель преследовал Роман Светлов? Для чего прислал подложные фото? К сожалению, пока у нас нет ответа. Но наиболее вероятной нам кажется следующая версия: Светлов намеренно хотел дискредитировать наше уважаемое издание. Этот подлый прием так называемые черные пиарщики особенно любят использовать в преддверии выборов. А всем вам хорошо известно, что через семь месяцев мы отправимся на избирательные участки, чтобы проголосовать за нового главу Эмска».

— Ну Карачарова! Хитро наплела. Ее послушать, так против «Эмских» чуть ли не мировой заговор затевается, — хихикнул Вопилов, а Ростунов продолжал:

— «Дорогие читатели! Искренне надеемся, что досадное недоразумение не отразится на наших с вами многолетних отношениях дружбы и доверия. Приносим вам свои глубочайшие извинения. С уважением, главный редактор Ольга Карачарова». О, тут еще и постскриптум есть! «Просим правоохранительные органы рассматривать данную статью как официальное обращение и инициировать проведение следственных мероприятий».

— Ребят, я, если честно, одной вещи не поняла, — обратилась к коллегам Яблонская. — Карачарова только за фотографию извиняется или за весь материал?

— Вообще-то, про саму статью — ни слова, — важно заметил Кузьмин. — Но, скорее всего, и статья «левая».

— Все выглядит так, что Ольга извиняется только за снимок. Но в обращении есть хитрая оговорка, — негромко сказала Серова. — От лица читателя Карачарова задает сама себе риторический вопрос: мол, как вы могли допустить публикацию недостоверной информации? Я вам скажу, это неплохая лазейка на случай суда. Если вдруг каким-то образом окажется, что в статейке полно вранья, Карачарова укажет судье на эти строки в своем обращении, и половина вопросов сразу снимется с повестки дня.

— Так, значит, все сенсации Светлова — это вранье? — обескуражено спросила Яна.

— А вы сомневались? — отвечал Кузьмин. — Лично я с самого начала говорил, что это проходимец.

— А знаете, ребят, все-таки как хорошо, что Светлов обошел нас своим вниманием! — облегченно вздохнула Яблонская. — Подумать только, сейчас на месте Карачаровой могли бы быть мы с вами!

…Следом за «Эмскими» с покаянным обращением вышло и «Помело». Папик столь ретиво расшаркивался перед читателями и госпожой Розенштерн, что «девиантовцы» тут же сделали вывод: в статье об отшельнике Светлов налажал гораздо больше, чем в сенсации о пирате.

При этом открытое письмо Пащенко было построено тем же хитрым образом, что и в «Эмских». Папик нагонял пустого пафоса, жонглировал красивыми фразами, переводил стрелки на неведомого Светлова, но… о конкретных фактических ошибках не сообщал ничего. Он лишь вскользь упоминал о письме из Эмского театра, о каких-то технических сбоях, из-за которых, возможно, в статью просочились неточности… Но что именно это были за неточности и насколько много их было в светловской нетленке — Пащенко умалчивал.

— Слава Богу, этот день прошел. Такое позорище, — вторничным вечером Николай Юрьевич сообщал Карачаровой по телефону.

— Ничего, Юрьич, — успокаивала его та. — Позорище забудется, а деньги при нас останутся.

— Давай-ка, мать, мы это дело отметим, — предложил Папик. — Завтра, в то же время, в том же месте, да?

— Окей, — шепотом ответила Карачарова. — Правда, у меня была одна деловая встреча запланирована. Но так и быть, я ее перенесу…

Реакция форума на покаяние главных редакторов не заставила себя долго ждать.

Почему-то заодно оживилась и ветка, посвященная Яблонской.

Корикова и Серова сидели в буфете. Получив от Алины несколько предложений о совместной трапезе, Светлана решила, что дальше отказываться будет уже неудобно. Но все же ее смущало дружелюбие, которым Корикова прониклась к ней в последнее время.

— Свет, а я, кажется, поняла, кто такой Кэп Грей, — сообщила ей Корикова, едва они присели за столик. — Вот бы никогда не подумала на этого человека!

— И кто же это? — Серова сглотнула слюну.

— Ну как же. Помнишь, нам с тобой показалось странным, что Кэп Грей не писал на форум все две недели, пока Яблонская была в отпуске…

— А что тут, собственно, странного? — с прохладцей произнесла Серова. — Ты же сама тогда и дала этому объяснение. Кэп Грей не писал потому, что раз не было Яны, то не было и информповода.

— А теперь я поняла, что совсем не поэтому! — воскликнула Алина. — Тут другая причина. Просто у этого человека все две недели не было выхода в Интернет! Ну, теперь-то догадываешься, кто это?

— Нет… пожалуй, нет, — отвечала Серова.

— Когда до меня дошло, кто это, я чуть не потеряла веру в человечество, — нервно облизнула губы Корикова. — Этот персонаж — сама порядочность, сама честь. А уж как Яне предан! Как Санчо Панса Дон Кихоту!

— Да кто же это? — в нетерпении Серова чуть повысила голос.

— Кто-кто? Олежек наш! — выпалила Корикова.

Светлана нервно рассмеялась:

— Нет, Алин, этого быть не может.

— Очень даже может. В это время он якобы ездил на слет армейских друзей. Он еще до поездки мне рассказывал, что они в глухой лес забурятся, поставят палатки и будут дней десять жить таким мужским лагерем. Интернет, как ты понимаешь, туда никто не провел…

— Ну, хорошо, Кудряшов. А какой ему смысл? — усомнилась Серова. — Олег ведь действительно очень предан Яне. Я бы даже сказала, что он ее… любит.

— Лично я думаю, что это только игра в любовь, — горячо заговорила Алина. — Яне нравится, что около нее постоянно торчит преданный воздыхатель, Кудряшов подыгрывает ей, поэтому и находится в редакции на особом счету. На самом-то деле, он себе на уме. Скорее всего, любит другую, но не может подать виду — боится потерять благосклонность Яблонской. Логично?

— Может, оно и логично, — усмехнулась Серова. — Только зачем предполагать мифическую «другую», если Кудряшов уже четыре года не сводит глаз с Яны? Нельзя играть так долго. За этот срок даже самый искушенный притворщик прокололся бы.

— Ага, вот ты сама сказала — четыре года, — не сдавалась Алина. — Скажи мне тогда, почему они до сих пор не поженились? Думаешь, Яблонская против? А я уверена, что она спит и видит выйти за него замуж. Только Олег почему-то не торопится припадать перед ней на одно колено…

— Я думаю, что причина тут другая, — отвечала Серова. — Они не женятся потому, что не хотят, чтобы о «Девиантных» говорили как о «семейном бизнесе».

— Эта не причина, а очень удобная отговорка, — с прохладцей в голосе сказала Алина. Она была раздосадована тем, что не услышала от Серовой желанных слов.

— Алин, вот ты Олега подозреваешь, — продолжила после паузы Серова. — Причем, весомое доказательство у тебя только одно — отсутствие у Кудряшова возможности выходить в Интернет. А ты не думаешь, что Интернета в те две недели был лишен не только Олег? Вспомни-ка, Вопилов был на больничном…

— Свет, ты серьезно что ли веришь в его ангину? Они же со Стражнецким по кабакам и бабам мотались!

— В любом случае, зайти в Интернет Владу было недосуг, — продолжала Света. — Стало быть, Кэп Греем может быть и он. Идем дальше. Я эти две недели тоже лежала в больнице и была оторвана от цивилизации. Затем… почему не рассматриваешь того же Стражнецкого? Он вполне мог точить зуб на Яну, а эти две недели не заходил на форум потому, что вместе с Вопиловым был занят делами поважнее. Видишь, сколько я тебе кандидатур накидала? И не забывай, что может быть и второй вариант: наш Кэп Грей все это время имел доступ к Интернету, но специально не отмечался на форуме, чтобы перевести стрелки на кого-то из тех, кого я перечислила. В том числе, и на Кудряшова.

— Свет, ты голова, — восхищенно заметила Корикова. — А я вот как упрусь в одну кандидатуру, так и накручиваю себя против нее. И все-то мне кажется подозрительным: и как посмотрел, и во сколько домой ушел, и когда с обеда вернулся…

— Алин, хотела тебя спросить, — Серова слегка замялась. — Ну… ты как будто бы лучше стала ко мне относиться. Или мне показалось?

— Да… То есть, нет, ты правильно заметила.

— А с чего это вдруг? — в улыбке Серовой сквозила настороженность.

— Да я сама не знаю, — неуверенно отвечала Алина. — Подумала я тут: а ведь мы с тобой во многом похожи. Обе трудоголички… а что ты смеешься? Не в курсе, что нас так называют? Обе придирчиво выбираем окружение. В общем, много общего. А сидим на работе вечерами и словом не перемолвимся.

— Да, есть такое, — улыбнулась Серова. — А с Зинкой почему перестала общаться?

Корикова помолчала, а потом тихо сказала, глядя перед собой:

— А Зинка оказалась страшным человеком.

На ковре уже не валялись, а аккуратно стояли красные туфли на шпильках. На спинке стула, сложенное по шовчикам, висело черное платье в красный цветочек. Все та же обнаженная дама лежала в разобранной кровати с ноутбуком на животе. Только на этот раз она еще и курила.

В кресле сидел мужчина средних лет и тоже щелкал по клавиатуре своего лэп-топа. Его не сильно густой чуб от жары сник на лоб.

— Ну надо же, как всех интересует моя личная жизнь! — вздохнула Карачарова. — Почему никто на форуме не обсуждает любовников Яблонской?

— Потому что у нее их и нет, — отвечал Папик. — А про тебя что новенького пишут?

— Похоже, что нам удалось зашифроваться, — улыбнулась Ольга. — Правда, вот тут какая-то дура под ником Крысильда уверяет, что я встречаюсь с Вопиловым. Пишет, что у нее и доказательства есть. А раз есть, так что жмешься у почек? Давай, вали их на форум! Или не фига сотрясать воздух.

— Оль, а про Вопилова — это… правда? — осторожно поинтересовался Пащенко.

— Ага, и про Вопилова правда, и про Стражнецкого, — хмыкнула Карачарова. — Давайте сделаем из меня Мессалину Эмского уезда!

…Колчина с Филатовым катили по «Десяточке» тележку. До свадьбы оставалось три дня, и надо было закупить продукты для редакционного фуршета. Но неожиданно выяснилось, что у Димона напрочь отсутствует представление о том, как отмечают праздники в приличном обществе, а Юлечка оказалась элементарно скуповата.

— Ну и куда мы спешим? На пожар? — с оттенком презрения в голосе выговаривала она Филатову. — Не видишь, что ли — «акция»? На печеночный паштет с шампиньонами сбросили десятку. Давай возьмем, канапушек нарежем.

— Не, Юль, а почему ты против огурцов? — басил Филатов. — Мировой закусон.

— Никаких огурцов! Возьмем баночку корнишонов и красиво сервируем на маленькой тарелочке. По бокам разложим веточки петрушки…

— Не, лучше, когда огурцы прямо в банке стоят, в рассоле, — сглотнул слюну Димон. — Давай купим вот эту, трехлитровую.

— Дим, а ты вообще, отдаешь себе отчет, что это не просто попойка, а свадьба? — злобно бросила Колчина. — Или ты думаешь только о том, как с нашими алкашами нажраться? Знаешь, что-то мне уже не верится в твою неземную любовь. А ведь ты обещал…

— Да ладно, не заводись ты, — лениво отвечал Димон, шаря взглядом по полкам. — О! Корейская морква! Берем, Юлях!

— Вот чего у нас не будет на фуршете, так это корейской морковки, — ядовито отвечала Колчина. — И к килькам в томате не тянись. Их тоже не будет. Ты как себе это представляешь?

— Как-как? Обычно. Хлопнул сто — подцепил из банки килечку, — Филатов крякнул и сглотнул слюну.

— Ты с ума сошел! — возмутилась Колчина. — Тут сто, там сто… Да я тебя до загса не довезу! И ты забыл, что ли? Нам предстоит первая брачная ночь!

— Да? — с иронией отвечал Димон. — Прямо не верится, что ты мне наконец-то дашь.

— Все! Мне надоела твоя пошлятина! — и, бросив тележку, Колчина почесала в сторону выхода.

— Э, Юлях, стоять, — донеслось ей вслед. — Я пошутил.

Колчина с готовностью остановилась и вернулась к жениху.

— Будешь так себя вести, — с угрозой в голосе сказала она, — вообще постели не получишь. Понял?

— Как — вообще?!

— Очень просто. Это право надо еще заслужить. Не думай, что у тебя теперь будет неограниченный доступ к телу. Это тебе не безлимитный Интернет! — И Колчина зло расхохоталась, очень довольная своим могуществом.

Корикова с Кудряшовым стояли на лестнице. Это было, пожалуй, самое уединенное место во всем здании. Все предпочитали передвигаться на лифте и тусоваться в курилках, которые были обустроены прямо в коридорах.

— Ну, о чем ты хотела поговорить? — лицо Олега выражало самый минимум любопытства.

— Да просто поболтать захотелось, — с наигранной веселостью отвечала Алина. — Ты уже две недели, как из отпуска вернулся, а до сих пор не рассказал, как вы там с парнями жили в лесном лагере.

— Да нечего рассказывать. Обычно жили. В палатках. Костры жгли. Уток стреляли. Все, как обычно, — и Олег почесал верхнюю губу.

— Неужели реально нечего вспомнить? Где хоть это было-то?

— Да там… в одном местечке в Сибири… Без карты трудно объяснить. Знаешь станцию… э… Борзя?

— Первый раз слышу, — отвечала Алина. — А ты фотки когда притащишь?

— Фотки? — задумался Кудряшов. — А вот с фотками проблема. Аккумуляторы гикнулись в самый неподходящий момент.

— Знаешь, что, Олег, — решительно сказала Корикова. — Лично у меня складывается такое впечатление, что ни на какой армейский слет ты не ездил. Врать ты как не умел, так и не научился.

Кудряшов помолчал, потом спокойно ответил:

— А ты чего добиваешься-то? Почему тебе так интересно, где я провел отпуск?

— Не буду скрывать, Олег. Дело в том, что загадочного Кэп Грея не было на форуме ровно 16 дней — как раз с того времени, как ты и Яна разъехались по отпускам. А появился он в сети в тот же день, как вы из отпуска вышли. Не потому ли, что все эти две недели враг Яблонской был отрезан от цивилизации и не имел доступа к Интернету?

— Да, интересная мысль, — согласился Кудряшов.

— И это все, что ты имеешь сказать? — иногда тугодумство Олега выводило Корикову из себя. — А не догадываешься, почему я тебе об этом говорю?

— Не-е-ет…

— Потому что доступа к Интернету все эти две недели не было как раз у тебя!

— И что?

— А то, что Кэп Греем запросто можешь быть ты.

— Я? Ерунда какая, — опешил Олег. — Зачем мне это?

— Зачем? С точки зрения психологии все проще пареной репы. Вот уже больше четырех лет ты вынужден скрывать свое истинное отношение к Яне Яковлевне. Политес не позволяет, ну, и здоровый карьеризм тоже. А натерпелся ты от нее, наверно, больше, чем все мы. Но мы-то время от времени выпускаем пар, а ты все терпишь и терпишь. Должна же сжатая пружина когда-то распрямиться! Вот она и распрямилась.

— Алин… ты это серьезно? — услышанное чрезвычайно поразило Кудряшова.

— Более чем, — продолжала Корикова. — Я это не с потолка взяла. Мне, между прочим, и почитать кое-что пришлось. Про акцентуации слышал? Вот ты явно акцентуированная личность. Так называемый эксплозивный тип. Долго терпишь, а потом взрываешься. Я это давно поняла. Еще когда ты Черепу лацкан оторвал. И психология это прекрасно объясняет: надо же тебе как-то разряжаться.

— Разряжаться? — рассмеялся Олег. — Да знаешь, я и не напрягаюсь особо. У меня хорошие отношения в коллективе, с Яной тоже полное взаимопонимание…

— Да перестань ты ее защищать, Олег! — досадливо воскликнула Алина. — Ее здесь нет, и ты можешь расслабиться. Будь со мной искренен. То, что Кэп Грей — это ты, останется между нами. Обещаю тебе.

Олег слушал Алину с заинтересованной улыбкой, как будто бы ему рассказывали свежий анекдот, у которого он еще не знал концовки.

— Стоп, стоп, стоп, — наконец, прервал он излияния Кориковой. — Ладно, если все так серьезно, то придется кое-что тебе рассказать.

— Ну наконец-то! Не беспокойся, никто и никогда…

— Не стоит хранить мою тайну до гробовой доски, — с улыбкой перебил ее Олег. — Речь идет о каких-то двух-трех месяцах… Так вот, все эти две недели у меня был доступ в Интернет. И будь я Кэп Греем, я бы имел возможность пописывать что-нибудь на форум.

— У вас в лесу был Интернет? — недоверчиво воззрилась на него Корикова.

— Я не был в лесу, Алин. Я был в другом месте. С девушкой, которую давно люблю.

Признание Кудряшова было настолько неожиданным, что Алина тихо ахнула и побледнела.

— Ты кого-то давно любишь? — наконец, переспросила она.

— Да, и многие об этом догадываются, — спокойно отвечал Олег. — Хотя ты права, все эти четыре года я действительно был вынужден скрывать свое истинное к ней отношение.

— Яблонская!!! — ахнула Алина, не веря своим ушам.

— Яблонская, — подтвердил Кудряшов. — Яна Яковлевна.

— Нет, нет, ты шутишь, Олег, — горячо заговорила Алина. — Ты сейчас специально это сказал, чтобы отвести от себя подозрения. Что будто бы ты ее любишь и поэтому не можешь быть Кэп Греем. Да? Так?

Олег усмехнулся и сказал:

— Может, мы еще и поженились для того, чтобы отвести подозрения?

— Вы расписались? — удивлению Кориковой не было предела.

— Уже давно. Два года назад.

— И вы так долго могли скрывать?! Ведь никто ни о чем…

— Ничего. Скоро узнают. Пойдем, Алин, а то мы что-то заболтались.

— Столько хватит? — Колчина выгружала провиант в редакционный холодильник. — Я взяла три вида колбасы по двести грамм.

— Да должно хватить, — отвечала Корикова, хотя, по ее мнению, на прожорливую кодлу «Девиантных» этого было маловато.

— Значит, Алин, вы завтра все накроете с Анжеликой Серафимовной? Мы приедем сразу после росписи.

— Не беспокойся, Юль, все будет в лучшем виде, — сдержанно отвечала Корикова.

Она все еще не могла придти в себя после вчерашнего объяснения с Кудряшовым. Иллюзия, которая жила в ее сознании последние четыре года, не могла рассеяться в один миг, и Алина утешала себя тем, что Кудряшов женился на Яне из чистого карьеризма. Точно так же, как и ее «утешитель» Костик Стражнецкий расписался с дочкой Пащенко.

На кухню заглянула Рыкова и брезгливо потянула носом воздух.

— Ничего умнее квашеной капусты придумать не могла? — бросила она невесте. — Ну кто ее будет жрать? Господи, ты еще и кабачковой икры нахапала. Это-то зачем? Неужели, как босяки, будем ее на хлеб мазать? Заказала бы выездной фуршет в «Фортеции». У них такие чудесные профитрольки с икрой! Блин, чуть «пропердольки» не сказала…

Следом за Рыковой подтянулась и Крикуненко.

— Краковская? — оживилась она, вертя в руках вакуумную упаковку. — У вас отличный вкус, Юлечка. Колбаска просто прелесть. Знающие люди рассказывали. Жаль, что сама не могу отведать — вот уже много лет, как я исповедую вегетарианство.

…При торжественной закладке продуктов в холодильник присутствовали все редакционные дамы. И каждая могла побожиться, что упаковок с колбасой было три. Как вдруг на следующий день, когда Корикова явилась заняться подготовкой к фуршету, выяснилось, что одна из нарезок исчезла.

— Какое низкопробное свинство! — тут же раскричалась Крикуненко. — Украсть деликатесный продукт… и у кого? У чистого беззащитного человечка, в самый важный день его жизни!

— В самом деле, свинство, — хмуро отвечала Корикова. — Но не гоните пургу. Сделаем бутербродов поменьше, вот и все. В конце концов, не в жратве дело, а в самом событии.

— А вы-то что переполошились, Анжелика Серафимовна? — Рыкова со своим острым язычком была тут как тут. — Вы же у нас исповедуете вегетарианство. И пока для вас все складывается замечательно: кабачковой икры хоть обмажься с ног до головы!

…Молодые приехали с опозданием на полтора часа. Из рваного монолога Колчиной присутствующие уяснили, что жених забыл дома кольца, из-за чего они пропустили в загсе свою очередь. А потом свидетельнице (на эту роль Юлечка пригласила самую страшненькую из своих приятельниц) стало дурно — у девушки не был сформирован навык пить по два бокала шампанского подряд. Поэтому все были вынуждены ждать, пока подружка невесты вдоволь наобнимается с унитазом в туалете Дворца бракосочетаний. Но только свидетельница на полусогнутых протрусила к машине, как Сюсечка порадовала «мамочку» пропердольками — причем, сделала это на подол ее платья. Теперь в туалет ломанулась уже Колчина.

Понятное дело, что за всеми этими хлопотами Юлечка упустила из виду молодого мужа. Поэтому несколько оторопела, когда тот громким свистом пригласил ее занять место в машине. А когда она аккуратно загружалась туда, равномерно распределяя обручи на юбке, новобрачный с размаху хлопнул ее по заднице. Негодуя, Юля обернулась на возлюбленного и в шоке застыла. Лицо Филатова было красно, рукав костюма в чем-то перемазан, галстук снят, а ворот рубашки расстегнут так, что все желающие могли убедиться: с уровнем тестостерона в организме молодого полный порядок.

— Ну красавчик! Надрался уже! — неодобрительно шепнула ему Корикова, едва молодые переступили порог редакции.

Как черт из табакерки, с кухни выскочила Крикуненко и метнула в молодых горсть чего-то сыпучего. Димон зажмурил глаза и юрко присел, Юля прикрылась рукавом, Сюсечка взвизгнула и принялась энергично вырываться из объятий невесты. Та невольно разжала руки, и собака шмякнулась об пол.

— Будьте здоровы, живите богато! — ликовала Анжелика, суетясь вокруг молодоженов и осыпая их все новыми порциями круп, которых у нее, видимо, было вдосталь напихано по карманам коронной юбки-«татьянки».

— Да уймите вы бесноватую, — басила в некотором отдалении Рыкова. — Приду к власти — запрещу к едрене матрене все эти народные ритуалы. Меня в Чебоксарах так этой пшенкой осыпали, что я всю брачную ночь вытряхала крупу из лифчика и трусов!

— Ты была замужем? — удивленно повернулся к ней Кузьмин.

— Да ну, — пробормотала Зина. — На пятом курсе ради прикола поженились, через три месяца развелись. Фигня!

— Так ты из Чебоксар, что ли? А я думал, ты местная.

— Нет, я в Эмск только три года назад приехала.

Бутерброды с колбасой быстро расхватали. Анжелика скормила Сюсечке два канапе, и многие недовольно на нее косились. В ход активно пошел батон, который Ростунов шинковал крупными ломтями и передавал желающим, с большими ложками столпившимся у банок с кабачковой икрой.

— Али-ин, — капризно протянула молодая. — А что, колбасы больше нет?

— Да, Юль, больше нет.

— Но я брала 600 грамм! В чем дело? Они не могли так быстро закончиться.

Корикова не хотела говорить невесте о том, что ее «Краковскую» элементарно сперли. Но ситуацию быстро «выправила» Крикуненко:

— Да, Юлечка, да! Опять имело место исключительное бесстыдство пресловутого инкогнито!

— Дим, — простонала Колчина, опустившись на стол. — Я больше не могу, я этого не вынесу…

— Да что за горе-то? — выдвинулся в первые ряды Кузьмин. — Подумаешь, краковская. Зато знатно капустой похрумкали!

— Замолчи! Вечно ты надо мной издеваешься! — взорвалась Колчина. — Нашел себе девочку для битья и думаешь, что я ничего не понимаю!

— Юль, да успокойся, — опешил Кузьмин. — Я и не думал издеваться. Я просто хотел тебя утешить.

— Иди утешь кого-нибудь другого! — молодую понесло. — Вон их сколько выстроилось! — и она махнула рукой в сторону Кориковой и Рыковой. Раздался треск — это у невесты разошлось под мышкой платье.

Жениха эта мизансцена нисколько не взволновала. Он даже ее и не заметил — пять минут назад вместе с Вопиловым и Ростуновым Димон переместился за соседний столик с бутылкой водки и упаковкой «морквы».

— Так, Филатов, я жена или где?! — путаясь в кринолинах, бросилась к ним Колчина. — Нас нагло обворовывают, а ты опять лопаешь!

— Порву как Тузик грелку! — вскочил Димон, обводя коллег мутным взглядом.

— Все, уезжаем отсюда! — истерила Колчина. — Ну спасибо вам, дорогие коллеги! По гроб жизни буду помнить вашу доброту! Где Сюсечка? Да иди ты…! — оттолкнула она руку Кориковой, которая протянула ей салфетку, чтобы вытереть слезы.

— А Сюсечка, кажется, коротает досуг не без пользы, — сообщил Кузьмин. — Гляньте-ка.

Действительно, собачка довольно агрессивно трепала крикуненковскую сумочку, стремясь получить доступ в ее внутренности.

— Ах ты блохастая тварь! — бросилась к своей торбе Анжелика. — Пшла вон! Фу!

— Интересно, а что это она к вашей сумке так прикипела? — Кузьмин с любопытством наблюдал за кульбитами Сюсечки.

Напрасно Анжелика пыталась отбить у собачки свой аксессуар. В миниатюрную шавку словно питбуль вселился. Ушко с розовым бантиком нервно подрагивало, мелкие кривоватые зубки угрожающе скалились. Еще рывок, еще… раздался треск кожзаменителя, и глазам публики предстало содержимое сумки Крикуненко. Несвежий носовой платок, четверка «старки», дамский роман в мягкой обложке «Возьми меня сладко» и… упаковка «Краковской».

— Анжелика Серафимовна? — первым прервал паузу Кузьмин.

— Я понятия не имею, откуда эта тварь притащила колбасу! — выпалила Крикуненко после некоторого замешательства.

— И не совестно вам клеветать на бессловесное существо? — подал голос Вопилов. — Ясен пень, что «краковскую» сперли вы.

— Ага, а парила всем мозг, что не жрет мяса, — процедила Рыкова. — Чтобы я после этого поверила хоть одному вегетарианцу…

— Э… так это вы мой доширак в тот раз скоммуниздили? — отвлекся от поедания корейской моркови молодожен.

— И дорогущие сосиски, которые я на последние деньги купила для своего мужа?! — плачущим голосом взвизгнула Колчина.

— Да, это сделала я! — Крикуненко торжествующе задрала нос. — Я! Кругом и всюду одна я! Давайте, закидайте меня камнями, распните, изничтожьте, порвите как Тузик грелку! Но помните, что за каждую пророненную мной слезинку каждому из вас воздастся втройне, ибо страдаю я безвинно!

— Да ладно вам паясничать, Анжелика Серафимовна, — наконец, сказала Корикова. — Вина ваша очевидна, нечего и изворачиваться. Но лично я не имею к вам никаких претензий по поводу двух своих йогуртов. Ешьте на здоровье. Только мне непонятно, зачем надо было брать без спроса? Неужели бы я вас не угостила, если бы вы хоть одним словечком намекнули мне, что вам хочется йогурта?

— Да, Алиночка, ты бы угостила, — Анжелика мигом сдулась. — А вот они бы ни корки черствого хлеба не дали! Ни обрезка колбасной «жопки»!

— Хорош уже жертву голодомора разыгрывать, — одернула ее Рыкова. — Зарплату получаете? Ну и жрите йогурты за свой счет!

— Но я все-таки не понимаю, Анжелика Серафимовна, зачем вы все это делали? — продолжила Корикова. — Стесняюсь предположить, но вы… клептоманка?

— Клепто… что? — пробасил Филатов. Слов с такой концовкой он знал только два — наркоманка и нимфоманка. Причем, последним он расширил свой лексикон буквально три недели назад. Во время очередной сходки в «Стельке» просветил Костик Стражнецкий, рассказывая о своей новой «куколке».

— Или, может, у вас плохо с деньгами, и вам элементарно не хватает на еду? — продолжала пытать Крикуненко сердобольная Корикова.

— Всем хватает, а ей не хватает, — проворчала невеста. — Между прочим, она обозреватель, и получает больше нас с тобой, Алин.

— Конечно, на жратву не хватит, если бухлом постоянно затариваться! — как всегда громогласно объявила Рыкова.

— Бухлом?! Это так вы называете микродозу благородного слабоалкогольного напитка? — опять взвилась Крикуненко. — А вот вы, дорогуша, что ни вечер, мартини на кухне хлещете да по две пачки в день искуриваете. И я, заметьте, не спрашиваю, откуда у вас деньги на столь буржуазный образ жизни!

— Давайте не будем лаяться, — не поворачивая головы в сторону Рыковой, предложила Алина. — Анжелика Серафимовна, скажите же, наконец, что вас на это толкнуло? Была же какая-то причина.

Тут Крикуненко зашмыгала носом и отрывисто выпалила:

— Да! Была! Очень веская причина! Мне хотелось есть! Очень хотелось есть!

— Здрасте, я ваша тетя! — хлопнула себя по бедрам Рыкова. — А пожрать себе купить не судьба, что ли?

— Я специально не покупала!

— Да мы уж поняли, что хитрожопость расцвела в вас буйным цветом, — продолжала Зина.

— Ах, вы так и не разобрались в движениях моей души! — возвысила голос Анжелика. — И где вам, безмозглой кукле, сообразить, что с утра у меня никогда не бывает аппетита! А когда он просыпается к обеду, я терплю. Страдаю, мучаюсь, стенаю, но голод неумолим, и к четырем пополудни я капитулирую в битве с ним…

— Но зачем терпеть? — недоуменно спросила Корикова. — Почему не сходить на обед? Или, если не успели, перехватить пару пирожков в буфете?

— Пирожков?! — выкатила глаза Крикуненко. — Вы бы еще сказали — чипсов! В том-то и дело, что я не питаюсь подножным кормом! Покойная матушка сызмальства внушала мне, что уважающая себя дама должна блюсти талию. И как видите, мне уже за тридцать, а талия у меня как у Людмилы Марковны Гурченко времен «Карнавальной ночи».

И Анжелика развела руками, дабы все могли оценить стройность ее стана.

— А толку-то в такой талии, если нет ни жопы, ни титек, — хмыкнула Рыкова. — Сушеная вобла.

— Талия, действительно, замечательная, — тактично заметила Корикова. — Но насколько мне известно, люди, озабоченные стройностью, никогда не будут есть копченую колбасу, доширак и йогурты. Вы бы хоть яблоко что ли взяли!

— Жрите сами свои яблоки! — Крикуненко уже не стеснялась в выражениях. — Когда от голода темнеет в глазах, яблоки — это последнее, что может пожелать измученный организм. Он, стервец, требует мяса, макарон, сыра! Но неужели, находясь в здравом уме, я могу приобрести эти вреднейшие продукты? О нет! А поскольку никто из вас не носит на работу ничего диетического, мне приходилось довольствоваться тем, что было. О, в такие минуты я, наверно, не побрезговала бы и куском пиццы, и сосиской в тесте!

— Ну вот, мы еще и виноваты оказались — не тем питаемся, — сухо сказала Корикова. — Я вас прощаю, Анжелика Серафимовна, а с остальными разбирайтесь сами.

— Как это — прощаю? — подскочил Вопилов. — А как же наш уговор, что вор ведет всех в кабак?

— Я никаких договоров не подписывала! — отрезала Анжелика. — А вором добропорядочного гражданина может признать только суд!

— Анжелика Серафимовна, вы бы для приличия все-таки извинились перед людьми, — посоветовал Кузьмин. — Обожрали коллектив, а выставляете себя национальной героиней!

— Признаться, не ожидала, что мой родной коллектив окажется скопищем жмотов. Остается только поражаться, как несовершенна людская порода… Но предупреждаю сразу: если замечу хоть намек на дискриминацию, хоть тень какого-то недовольства, хоть один косой взгляд, я уж найду, как заставить вас вести себя прилично! — прошипела Анжелика.

— Да мы просто объявим вам бойкот, вот и все, — сказал Кузьмин. — Никто не заставит меня разговаривать с человеком, которого я не уважаю.

— Яночка Яковлевна еще как заставит! — ослепленная верой в покровительство начальницы, раздухарилась Крикуненко. — Вы все послушные марионетки в ее руках! Она переставляет вас как пешки, а надоест ей кто — смахнет с доски и руки отряхнет. Ваши судьбы, презренные, всецело в ее власти.

— Да что вы говорите, Анжелика Серафимовна! — хмыкнул Кузьмин. — У вас какие-то чрезмерно демонические представления о личности Яны Яковлевны и ее роли в истории.

Лично для меня ее мнение по всем вопросам, кроме рабочих, сугубо фиолетово. Да и по рабочим-то…

— Извините, Анжелика Серафимовна, но я тоже отказываюсь признать себя марионеткой Яны Яковлевны, — иронично произнесла Корикова, но тут же добавила: — При всем к ней уважении.

— А я-то и подавно плевала на ее заскоки! — поддержала митингующих Рыкова.

— Ах, не марионетки? Ах, плевали? Так и запишем, так и передадим! — паясничала Анжелика. — Вот и отыскались наши таинственные недоброжелатели! Саморазоблачились, так сказать! Интересно, кто из вас Кэп Грей? Вы, Антоша? Или вы, Алиночка? Или же эти пасквили на форуме — продукт вашего коллективного творчества?

— Я не Кэп Грей, это стопудово, — ответил Антон, заметно сбавив обороты.

— Аналогично, — сказала Алина.

— Да что вы к ним прикопались? В этой комнате любой может быть Кэп Греем, — опять подключилась Рыкова. — Всем ваша Яна Яковлевна как гость в горле.

— У меня в сети совершенно другой псевдоним, — на всякий случай поспешила засвидетельствовать Колчина. — И я никогда не пишу плохо об уважаемых людях.

— А я вообще на форумах не торчу, дел по горло, — пробормотал Вопилов, углубляясь в просмотр очередной анкеты на сайте знакомств.

— И я, и я, — поддакнули остальные.

Только Филатов не смог подтвердить своей благонадежности. Умаявшись за день, молодожен вздремнул прямо на стуле.

— Извините, задержалась в мэрии, — на пороге объявилась нарядная Яблонская с букетом белых лилий. — Юлечка, это тебе. Будь счастлива, детка. А что все такие смурные?

— Да так, одну свинью на чистую воду вывели, — негромко произнесла Рыкова.

— Какую свинью? — Яна насторожилась.

Зина только открыла рот, как Крикуненко бросилась к Яблонской и часто-часто заговорила:

— Бред, ложь, гиль! Не верьте ни одному слову этих клеветников! Подумать только, обвинить меня в несусветной низости! И ладно меня… Но вас, вас!

Яблонская вспыхнула, но ничего не сказала. А Крикуненко азартно продолжала, простирая к ней длани:

— Я их всех разоблачила! Сорвала маски с интриганов! Задушила заговор в зародыше! И готова сейчас при всех объявить, что Кэп Грей — это… это… это…

Но пока Анжелика устрашающе буравила всех по очереди выцветшими голубыми глазками, раздался тихий голос Кориковой:

— … это никто из нас. Кэп Грей только что отметился на форуме.

Любопытство было столь велико, что все, не стесняясь присутствия Яблонской, бросились к компьютерам. Лишь один Филатов остался на месте, смачно икнув во сне.

Cap Grey сообщал следующее:

Яна покраснела еще больше: информация таинственного недоброжелателя была чистой правдой. Только вчера она обсуждала эту тему с юристом «Девиантных», потом с Карманом, затем — с Кудряшовым и Серовой. А вечером звонила Карачаровой — посоветоваться, что делает в подобных случаях она. Правда, фамилии впавших в немилость журналистов Ольге она не назвала. Яна ревновала к «Эмским», и даже если бы опостылевшие Корикова с Кузьминым ушли от нее к Карачаровой, она расценила бы это как измену.

Но при всем при этом, ни с кем расставаться Яблонская не собиралась. Разговорами об увольнении она собиралась приструнить Алину и Антона, а заодно нагнать страху и на весь коллектив…

— Забавный топик, — заметил Кузьмин. — Что скажете, Яна Яковлевна?

— Что скажу? — Яблонская растерялась, но тут же взяла себя в руки. — Скажу, что не комментирую слухи.

— И снова вы уходите от прямого ответа, — махнул рукой Антон. — Мне как, начинать искать новую работу или нет? Знаете, я ведь в любую минуту могу написать заявление. Вы только скажите.

— Поддерживаю каждое слово Антона, — устало сказала Корикова.

— Вот и отлично! — воскликнула Крикуненко. — Яна Яковлевна, не удерживайте их. Подпишите им заявления, пусть чешут на все четыре стороны. Вырастили тоже звезд на свою голову! Пора спустить их с небес на землю.

— Спасибо за совет, Анжелика Серафимовна, — едко отвечала Яблонская. — Но я и не думала никого увольнять. Коллеги, кому вы верите? Этому писателю-фантасту, да еще и анониму?

— Который орудует буквально у вас под носом! — не унималась Крикуненко. — Провалиться мне на этом месте, если Кэп Грей не строчит свои гнусные поклепы прямо из этой комнаты! — и притопнула ножкой. И надо же, ее «рюмочка» действительно ушла в прореху линолеума.

— Будем считать провал засчитанным! — засмеялся Кузьмин, а Анжелика, косясь куда-то в потолок, пафосно зашептала:

— Что ты хочешь мне этим сказать, о всемогущий Зевес? Научи неразумную дщерь свою распознавать божественные знаки, вписанные тобой на скрижали бытия…

— Дурдом на выезде, — безапелляционно объявила Рыкова. — Ну не хочет Зевес с вами разговаривать! Зато я могу с легкостью перевести с божественного: никакого Кэпа Грея в этой комнате нет.

— Нет, есть! — настаивала Крикуненко. — Почему Алиночка сидела за компьютером, когда все ели бутерброды с кабачковой икрой? О, ничто не ускользнет от моего всевидящего ока! А почему Антоша по своему обыкновению не нажрался, пардон, с новобрачным и этими двумя? — она указала на Ростунова и Вопилова. — А потому что он, видите ли, был архизанят! Якобы срочно дописывал статью. Но это, право, смешно. Какая может быть срочность в пятничный вечер?

Яблонская нахмурилась:

— Что за статью вы писали, Антон?

— Я? Да так, есть одна задумка. Не хотел говорить раньше времени.

— Покажите.

— Зачем? Текст еще не готов.

— И все-таки я настаиваю.

— Нет, Яна Яковлевна, — и Кузьмин прямо посмотрел ей в глаза.

— Что? — Яблонская, похоже, не ожидала подобного неповиновения.

— Я сказал: нет, — повторил Антон.

— Как? Против тебя выдвинуты серьезные обвинения, а ты не хочешь оправдаться?

— Нет, не хочу.

— Вот как? А если я сейчас издам приказ о проверке содержимого твоего компьютера, и через полчаса мне на стол ляжет распечатка, что и когда ты писал в течение рабочего дня, а также какие Интернет-ресурсы посещал?

— Воля ваша, Яна Яковлевна, — с легкой издевкой отвечал Антон.

— Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, — угрожающе произнесла Яблонская и повернулась к Кориковой: — Надеюсь, Алина позволит мне посмотреть, чем она в последние полчаса занималась на компьютере.

— Нет, не позволю, — спокойно отвечала Корикова.

— Бунт на корабле! — заверещала Анжелика. — К ногтю их! На правеж!

— У меня нет от вас особых секретов, — продолжила меж тем Алина. — Но эта проверка оскорбительна. Вы не понимаете, что ли? И потом, не только мы с Антоном сидели за компами. Все время от времени отходили от стола. А некоторые и до сих пор в Интернете торчат, — и она перевела взгляд на Вопилова, который выпал из времени и пространства, разглядывая фото какой-то толстозадой мулатки в леопардовом бикини.

Яна сообразила, что по запальчивости пошла на поводу у Крикуненко, но давать задний ход было уже поздно. Она лихорадочно подыскивала, что бы сказать такого умного и весомого, как вдруг дверь отворилась, и в комнату вошла Серова.

— Простите за опоздание, — улыбаясь, пробормотала она. — Еле вырвалась с этого заседания! А где молодые?

Все поискали глазами героев дня и увидели безрадостную картину. Зареванная Юля в платье с обтоптанным подолом трясла за плечо забывшегося в пьяном сне супруга.

Было около двух ночи, но Антон не спешил покидать бар. Во-первых, до того, как лечь спать, ему обязательно было нужно переговорить с одним человеком. Во-вторых, несмотря на поздний час, на улице было душно, а здесь атмосферу разгонял кондиционер, и бармен наливал маслянисто-тягучую ледяную водку.

Каждые 10–15 минут на его телефон приходила СМС-ка с одного и того же номера. Антон безучастно читал их и тут же стирал, не отвечая. Да и чем он мог помочь несчастной по собственной воле Колчиной, которая опять, заливаясь слезами, смотрела «Джейн Эйр» подле пьяного вдрабадан мужа?

— Какие они все-таки дуры, — пробормотал он, сделав глоток водки и лишь взглянув на ломтик лимона на блюдечке.

«Нет, а что умного? Колчина при всей своей смазливости всего лишь ограниченная истеричка, озабоченная только тем, чтобы все у нее было не хуже, чем у всех. Корикова? Да, симпатичная. И к моральным качествам до недавних пор претензий не было: чуткая, искренняя, доброжелательная. Но все чары рассеялись в тот миг, когда милая Алиночка не стала отрицать, что подсыпала отраву в коктейль Серовой!

Или вот ту же Серову взять. Не красотка, если уж честно. Но какая-то изюминка в ней, безусловно, есть. Но что это за изюминка и под сколькими слоями она спрятана? И главное, как извлечь ее на свет божий? За какую ниточку потянуть?

Яблонская — вообще клинический случай. Ничего женского — кроме, пожалуй, истеричности. Комиссарша. Казнить нельзя помиловать. Интересно, она и в постели такая?»

Тут Антон тихо рассмеялся: к своим 27 годам он уяснил, что борзовитые девицы типа Яны бывают куда покладистее всех прочих, если к ним подкатывает некто подчеркнуто брутальный.

«Так, кто у нас еще остался? Ну, конечно, она, звезда моих очей, энигматичная чертовка Зинуля Рыкова. Но это разговор особый. Та еще штучка-то… Права Алинка. Все, еще 50 грамм и иду».

В полчетвертого утра он открыл дверь в незнакомый подъезд. Поднялся на третий этаж, всмотрелся в номера квартир, спустился этажом ниже. Позвонил в дверь. Никто не отозвался.

— Ну сколько же можно гулять? — с улыбкой проворчал Антон и присел на ступеньку.

Он опять подумал о Яне. Близок, близок тот час, когда придется с ней объясниться. И он в который раз подыскивал слова, с которых начнет важный разговор.

«„Яна Яковлевна, я давно хотел вам сказать, что…“ Чухня какая-то! С подобных фраз заводили свои многочасовые объяснения тургеневские герои — и то, если собирались дать барышне вежливый отлуп. „Яна Яковлевна, наверно, вы уже догадались, что…“ Опять не то! Скорее всего, она и не думала догадываться. Догадалась бы — давно была бы реакция. Яблонская не из тех, кто месяцами обдумывает информацию, выжидая подходящего момента, чтобы пустить ее в ход. „Случалось ль вам воображать, что…“ Боже, один высокий штиль в голову лезет…»

— Ой, кто здесь?!

Антон вздрогнул:

— Это я, не бойся. Заснул. Давно жду, устал.

— А зачем ждешь? Позвонить не мог, что ли?

— Да ну. Мне увидеть тебя хотелось.

— Ну, увидел, что дальше?

Мимо его носа прошествовали длинные ноги на высоченных каблуках. Он поднял голову — юбка заканчивалась где-то гораздо выше его носа.

Трижды повернулся в замке ключ. Потом еще столько же — во втором замке.

— Заходи.

Голос приглашающей звучал не слишком дружелюбно.

Антон переступил порог. Однушка не была вылизана до состояния стерильности, как, например, хоромы Колчиной. Но беспорядок, который предстал перед ним, был особого рода — порожденный ежедневным присутствием здесь самовлюбленной и прагматичной особы. Нигде не было видно ни мягких мишек, ни рамочек с фотографиями, ни тапок с пушками. Зато на спинке кровати (часть спальни прекрасно просматривалась из прихожей) висели три или четыре лифчика ярких цветов, а поодаль выстроился ряд туфель на высоких каблуках.

— Ну, что надо? — Рыкова развернулась по направлению к кухне. — Выпьем?

— Выпьем, — и Антон прошел за ней.

— Знаешь, я чисто случайно так рано вернулась, — продолжила Зина, доставая из холодильника наполовину пустую литровину белого мартини. — Ну, что у тебя ко мне за срочные дела? Не тяни кота за яйца.

— Зин, — Антон сделал паузу и выразительно посмотрел на нее, — ты фенотиазин еще из Чебоксар привезла?

— А что это такое? — без особого интереса спросила она.

— Ну, некоторые называют это аскорбинкой, — Антон засмеялся.

Зина стояла напротив него, облокотившись задом на кухонный гарнитур и вызывающе припав на одно бедро. Босоножек на шпильках она не сняла.

— Ну? — продолжил Антон. — Что-то у нас беседа не клеится.

— Не клеится? — Зина подмигнула ему и улыбнулась. — Знаешь, такие дела я предпочитаю решать в койке.

— А я предпочитаю идти в койку уже с решенными делами, — с лукавой улыбкой парировал Антон. — Ловко ты, красота моя, придумала. Решила чужими руками жар загрести. Алинка-то ведь так и не поняла ничего…

— Все она поняла. Потому и не разговаривает со мной, — буркнула Рыкова. — Не надо из нее святошу делать. На фиг нужно было кнопки в Светкины мокасины подкладывать, если ты вся такая порядочная?

— Кнопки? Это что-то новенькое.

— Ну, как-то она на Светку разозлилась. И вот, не придумала ничего забавнее! Не иначе как детство в заднице взыграло. Я таких вещей не понимаю. Какой смысл подлянки делать, если у тебя от этого жизнь лучше не становится?

— Идейная ты, — Антон махом уничтожил полкружки мартини. — Только чем твоя жизнь стала лучше после того, как Светку на «скорой» увезли?

— Так ведь не для себя, Антош, старалась. Для лучшей подруги. Но просчиталась. Не оценила Алинка моей находчивости. Сама зубами скрежетала, что Серова ей дорогу перешла да карьеру заела. Ну а когда я, как нормальная подруга, помогла ей разрулить проблему, начала от меня морду воротить. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить…

— Ни фига себе, разрулила она проблему! Из-за какой-то ерунды чуть не отравила человека, — возмутился Антон.

— Ну уж и отравила, — усмехнулась Рыкова. — Ничего бы твоей Серовой не сделалось. Я знаю, сколько сыпать. Выверено путем проб и ошибок.

— А, так Светка не первая, кого ты угощаешь коктейльчиком?!

— Ну нет, обычно я коктейлями никого не балую, — Рыкова соблазнительно полуулыбалась. — Просто угощаю аскорбинкой и все. Нормально прокатывает. Но согласись, было бы глупо в разгар пьянки навяливать Светке витаминки.

— А не боишься ты кого-то сверх меры накормить своими пилюлями?

— Нет, не боюсь. Говорю тебе — знаю меру. С двух таблеток объект просто дуреет или ха-ха ловит. С трех могут уже и глюки приключиться. А четыре-пять — это если клиента нужно на энный срок убрать с арены событий. Конечно, если чел настроен целую упаковку умять, то тут я рекомендовала бы распорядиться насчет завещания…

— И где ты эту отраву раздобыла? — кровожадные байки Рыковой одновременно и возмущали, и очаровывали Антона.

— А у нас тогда фармзавод что-то не то нахимичил. Какая-то мелюзга траванулась слегка. Ну, эту партию было приказано отозвать из продажи. Да только пока они отзывали, я не будь дура, обошла несколько аптек и затарилась вкусняшкой.

Зинкина наглость была столь беспримерна, что Антон понял: прокурор из него вышел неважный. Отправляясь к Рыковой, он рассчитывал, что она будет отпираться, плакать, оправдываться… Словно прочитав его мысли, Зина сказала:

— Думаешь, мне стыдно, что ли? Ни фига не стыдно. У меня мотив был благородный — для лучшей подруги старалась. Много ты такой преданной дружбы видел?

— Преданной — от слова «предательство», — пробормотал Антон и добавил громко: — А раз ты так любишь Алинку, почему не рассказала ей всю правду про витаминки? Пока я ей глаза не открыл, она была уверена, что яд был в водке или в соке.

— И что она тебе ответила? Сразу на меня стрелки перевела?

— Нет, ничего не сказала.

— Ну вот видишь, какая она мать Тереза. А ты говоришь: сказать ей всю правду про витаминки. Да разве бы после этого она бросила их Светке в коктейль? Что ты, тут бы начались гамлетовские раздумья, рефлексия, самобичевание… А мне эти разговоры о высоком на фиг не были нужны. Вижу цель — иду к ней. Тем более, времени было в обрез. Да и Колчина постоянно на кухню свой нос совала…

— Алинка до сих пор места себе не находит.

— Ничего, найдет. И еще поблагодарит меня за то, что я ей дала пинок для ускорения. Месяц назад она была никем, а сейчас — ценный сотрудник с опытом редакторской работы.

— Да ведь ты слышала, Яблонская уволить ее хочет.

— Не уволит, — хитро засмеялась Рыкова. — Она думает, что играет с ней как кошка с мышкой, но совсем скоро все поменяется… Ну и мне, глядишь, что-нибудь с барского стола перепадет.

— Зин, что за язык Эзопа в столь поздний час?

— Язык и… что? — Рыкова зевнула сквозь улыбку. — Устала я, Антош. Спать хочу. Ну, в койку, что ли?

…На окнах в Зининой спальне не было ни штор, ни тюля, а из мебели, кроме кровати, имелись лишь гладильная доска, стул и зеркало в полный рост, которое стояло прямо на полу. И все — ни компьютера, ни полки с книгами, ни горшка с кактусом. Дожидаясь выхода хозяйки из ванны, Антон развалился на стуле, расстегнул рубашку и попытался войти в образ очень порочного мачо.

— Я жутко развратен, невероятно испорчен, неимоверно искушен, — вслух внушал он себе. — Рокко Сиффреди в сравнении со мной жалкий недомерок, а Уоррен Битти закомплексованный девственник. Самые красивые бабы укладываются передо мной штабелями, а я их осчастливливаю по очереди. Я мега-турбо-супермачо!

Но в результате медитации Антон не только не почувствовал прилива уверенности в себе, но, наоборот, ощутил такую робость, какую редко испытывал даже на заре сексуальной карьеры. Однако переживал он зря. Выйдя из душа, Рыкова без всякого стеснения сбросила халат (самый обыкновенный, из полотенечной ткани, никаких шелков) и абсолютно голая навзничь упала на кровать. Проделала она это так, будто в комнате никого не было.

От подобной естественности Антон впал в легкий ступор. Не понимая, что ему делать дальше, он продолжал сидеть на стуле. Рыкова же похлопала по матрасу, указывая ему на место рядом с собой и, зевая во весь рот, сказала:

— Других лежачих мест у меня нет. Если конфузишься — спи сидя. Я только голая нормально высыпаюсь, и ради тебя менять привычки не намерена. Только не вздумай ко мне лезть — огребешь звездюлей по полной.

Несмотря на поздний час и немалый литраж выпитого, рядом с обнаженной особой Антону засыпалось плохо. Хорошенько рассмотрев Зину, он удивился тому, как изменилось ее лицо после того, как с него исчез макияж. Вместо черных, точно лаковых, бровей — редкие серые полоски, вместо длинных ресниц — невыразительные шатенистые «щеточки». «Так она не брюнетка? Неожиданно… А четвертый размер груди куда делся? Здесь от силы второй. А, понятно, все дело в этих бесовских лифчиках», — и Антон покосился на развешанное на спинке кровати белье.

И все же спящая была хороша. Антон осторожно провел пальцем по ее лицу, повторяя его черты, затем спустился на шею, потом — ниже…

— Отвянь, — сквозь сон пробурчала Рыкова и повернулась к нему задницей.

Вздохнув, Антон накинул на нее простынку.

А за завтраком (кофе без сахара и сигареты) Рыкова беззлобно над ним насмехалась:

— Ну и фофан ты, Кузя. Женилка, что ли, не фурычит?

— Фурычит, Зин, и отменно. А вот от тебя я подобной холодности не ожидал. Рядом такой парниша, а она дрыхнет как сурок!

Лицо Зины погрустнело:

— С Алинкой-то мне что делать? А, Антош? Она ведь со мной уже месяц не разговаривает. Смотрит как на пустое место.

— О чем печаль, Зин? Ты же крутая. Плюнь и разотри.

— На всех бы плюнула, только не на нее. Такой подруги у меня никогда еще не было…

Вместо ответа Антон осторожно вынул у нее из руки чашку и с большим удовольствием поцеловал в пахнущие кофе губы. Но удовольствие быстро переросло в недоумение, поскольку никакого воодушевления его действия у Зины не вызвали…

Утром в понедельник на двери «Девиантных» появилось объявление: «Уважаемые коллеги! Ввиду профилактического осмотра коммуникаций просим не задерживаться на рабочих местах по истечении официального рабочего времени. Администрация».

— Поумнее отмазки не могли придумать? — хмыкнул себе под нос Ростунов. — Ясен пень, по компам будут шарить, компромат искать.

И, убедившись, что поблизости никого нет, закрасил в слове «осмотра» буквы со второй по пятую, а также вымарал «коммуникаций» и «не».

— Так-то оно больше соответствует действительности, — пробубнил он.

В редакцию вошла Юлечка Колчина. После уикенда, проведенного с молодым мужем, она отнюдь не выглядела счастливой.

— Юляха, у тебя есть немного времени, чтобы кое-что подчистить на своем компе, — подколол молодую Ростунов. — Советую убить фотки голых Дэниэла Рэдклифа и Димы Билана…

— Голых?! — пропищала Колчина. — Чья бы корова мычала… Лучше бы о своей коллекции порнухи позаботился бы. А что, компы будут смотреть?

— Однозначно, — с видом эксперта Леха качнул немытой головой. — Яблонской все неймется, хочет Кэпа Грэя найти.

— Но неужели ты правда думаешь, что это кто-то из наших?

— Конечно! И я даже знаю, кто, — ухмыльнулся Ростунов. — Анжелика Серафимовна Крикуненко собственной персоной. Только ты ей не говори, ладно? Дико склочная баба. А Яблонскую она еще со времен Черепа ненавидит.

— Ненавидит? Да она от Яны Яковлевны часами не вылезает. Предана ей как Пятница Робинзону, — в разговор включилась только что подошедшая Корикова.

— Держитесь подальше от таких преданных Пятниц, — покровительственно произнес Ростунов. — Если не желаете, чтобы потом эти Пятницы вас заложили как Иуда Христа.

— А что, Лех? Что-то в твоей теории есть, — Алина посмотрела на него с интересом. — Вот Анжелика доказывает, что Кэп Грэй — это Кузьмин. Но ведь Кузьмин Яблонской всю правду-матку в глаза лепит. Он не скрывает своего лица. Какой ему смысл анонимно на форуме ядом брызгать? Нет, это отжигает тот, кто по каким-то причинам не решается открыто высказать Яблонской правду.

— А кто не решается? — продолжил ее мысль Леха. — Кто-то из ее прихвостней!

— Кто у нас прихвостни? Давайте сверим списки, — к дискутирующим присоединился Кузьмин.

— Кто-кто? Крикуненко да Кудряшов! — выпалил Ростунов.

— Нет, это точно не Олег, — негромко сказала Алина. — Не спрашивайте, почему. Просто поверьте.

— А я и не думал на Викторыча! — забрызгал слюной Леха. — Стопудово, это баба Анжела! После ее крысятнических заходов никто не заставит меня поверить в ее высокие нравственные устои! И вообще…

— Стоп-стоп-стоп, — перебил разошедшегося оратора Кузьмин. — А слона-то мы и не заметили! Что скажете насчет Серовой?

— Серова??? — разом переспросили все.

— Да, Серова. Если следовать Лехиной теории о преданности и предательстве…

— Да ну, не может быть! — горячо возразила Алина. — Да ты вспомни, как Светка всегда Яблонскую перед нами защищает! И когда Яна истерит, Серова с ней цацкается как самая преданная нянька. Типа личный психотерапевт.

— Нет, сынок, это фантастика, — заключил Ростунов.

…Непривычно рано изгнанные из редакции, «девиантовцы» не захотели расходиться, а отправились в ближайшую кафешку. Своим внимание тусовку не почтили только Крикуненко и Филатов, который, не сказав жене ни слова, укатил в неизвестном направлении. Не было здесь и Серовой, которую Яблонская попросила задержаться.

Перекинувшись идеями по поводу того, что сейчас происходит в редакции, все вдруг вспомнили, что есть еще одна прекрасная тема для светской беседы — недовольный вид молодоженов.

— Юль, ну что? Как свадьба прошла? Много подарили? — Колчину забросали вопросами.

Юлечка, уминая третий шарик мороженого, вздохнула:

— Я рождена под несчастливой звездой. Мой муж оказался пьянью и грязным животным.

— Поподробнее, поподробнее…

— Ну что? Нажрался, как свинья, — Юля притязала на роль Прекрасной Дамы, но выражаться могла только в двух стилях: быдляцко-вульгарном и слащаво-штампованном. — Домой привезла не мужа, а дрова. Полночи продрых на диване, не раздеваясь, а потом, скотина, начал исполнения супружеских обязанностей требовать. Я его послала, а он разорался и свалил куда-то.

— Типичная первая брачная ночь, — заметила многоопытная Рыкова.

— Ну а потом, Юль, вы… все же были счастливы? — подколол новобрачную Вопилов, но та, не заметив шпильки, простодушно отвечала:

— Да нет, Влад, все времени не было. Половину субботы он дрых после вчерашнего. Проснулся — со мной не разговаривает. Пожарил себе яичницы с колбасой и перед телеком засел. А потом к нему свидетель пришел — ну, вы все видели этого алкаша. Мой благоверный тут же в гараж засобирался, машину чинить. А явился в час ночи, и снова на рогах!

— Обалдеть! — с нарочитым сочувствием сказала Рыкова. — Ну а в воскресенье, я надеюсь, ты лишилась девственности?

Колчина сделала страдальческую гримасу и промолчала. Но Вопилов настоял на продолжении монолога.

— Ну что? — опять завела Юля. — С утра не похмелялся, не жрал ничего, только кофе выпил и с грушей полчаса попрыгал. А, я вам не сказала, он же ко мне свою грушу боксерскую перевез! А потом опять старую песенку завел. Вынь да положь ему…

— Ну а ты как думала? На фиг замуж-то выходила? Чтобы мозги Димону компоссировать? — отчитал ее Вопилов.

— Извини, Влад, но ты ничего не понимаешь в женской психологии, — зашмыгала Юля носом. — Не забывай, что у меня остался осадок после пережитого в пятницу и субботу. И чтобы получить от меня…э… любовь, муж должен загладить свою вину. А это не меньше недели.

— Ни фига себе! — воскликнул Ростунов. — Такими темпами нашему Димону никогда не добиться от тебя того, чего добился Коля Остен-Бакен от польской красавицы Инги Зайонц.

— И еще, Леш, — менторским тоном продолжала Колчина. — Как я могу быть близка с человеком, в котором начисто отсутствует культура и рыцарское отношение к даме?! Представляете, он икнул при мне, а когда смотрел телек, то задрал майку и почесал себе пузо!

Все покатились со смеху, а Рыкова бросила рассказчице:

— А ты у нас, конечно, фиалками какаешь!

— Да я вообще не ка… Все, больше я вам ничего не расскажу! — истерично выкрикнула Колчина.

— Да мы уж и так все поняли, — хмыкнула Зина. — У тупых людей и разборки скучные. Даже поржать не над чем.

— Да??? — отвечала Колчина сквозь слезы. — А что бы ты запела, если бы муженек вдобавок ко всему спер у тебя свадебные деньги? А?

— Что, прямо все унес? — заинтересовался Вопилов.

— Не все, но половину точно, — всхлипывая, поведала Колчина. — И опять свалил куда-то…

— Куда-куда? По бабам пошел, — переглянулись Вопилов с Рыковой и громко захохотали.

— Да пошли вы…! — и Колчина бросилась вон из кафе.

— Ну все, хорош, — улыбаясь, Кузьмин запоздало урезонивал шутников. — Димон, конечно, неправ, но и Юлька тоже клинический случай. Пузо он, видите ли, почесал! Ну, бабы…

А на следующий утро Яблонская начала всех по очереди вызывать к себе в кабинет.

— Месье Алкаш? — процедила она, едва ее порог переступил Вопилов. — У вас, я вижу, свободного времени много. Сайты знакомств активно штудируем, на порноресурсах — извините за каламбур — почетный член, на форум всякую чепуху пописываем… Что ж, в таком случае я вменяю вам в обязанности редактуру еще и пятничных полос. Примите работу у Серовой. Следующий!

Порог переступила Корикова.

— Мадам Смарт? — «приветствовала» Яблонская Алину. — Неординарная вы наша! Только вот грамоту до сих пор усвоить не можете. А так хоть завтра в главные редакторы! — Яна презрительно расхохоталась и сказала, как отрезала: — Вы не оценили моего к вам особого отношения. Что ж, я не навязываюсь. Но уж не обессудьте, дорогая, перевожу вас обратно в корреспонденты.

— Какое еще особое отношение? — пробормотала обескураженная Алина.

— Не желаю ничего объяснять. Следующий!

В кабинет вошел Ростунов.

— Рада приветствовать господина Говнюка, — Яблонская скривилась в ядовитой улыбке. — Не оправдывайся, мне все известно! Но знаете что, уважаемый? Любишь не любишь, да почаще взглядывай. Минус тридцать процентов за июнь! Позовите Рыкову.

— Госпожа Черная Орхидея? Она же Мисс Рикки? — глумливо завела она, когда Зина приблизилась к ее столу. — Значит, вам не дает покоя, что я пару раз в магазин сбегала да с подружкой на пять минут пересеклась? Минус сорок процентов премии за июнь! И последнее китайское предупреждение. Следующий!

В кабинет ворвалась Крикуненко и сходу затараторила:

— Не верьте ни одному их слову! Эти люди ненавидят вас и завидуют мне!

— И вы, Мадемуазель? — грустно заметила на это Яблонская. — Чувствовала, что неспроста вы около меня третесь, да не прислушалась к своему внутреннему голосу… Значит, я, по-вашему, ограниченная и невежественная? Знаете, не ходите больше ко мне пить чай.

— Ложь, ложь, ложь! — на автопилоте проверещала Анжелика, но вдруг остановилась и вкрадчиво зашептала, то и дело оборачиваясь на дверь: — Помилуйте, а как же информация о жизни трудового коллектива? Последние известия из гущи событий? Экспертные мнения ярчайших представителей фронды?

— Благодарю, сыта по горло. Можете быть свободны.

Крикуненко задом попятилась из комнаты, качая головой, словно не веря в реальность произошедшего.

— Уймитесь! Здесь вам не театр мимики и жеста, — одернула ее Яна. — И знаете, искренне советую вам припухнуть, если не желаете отправиться на пенсию. Будьте столь любезны, пригласите Кузьмина.

В кабинет вошел Антон.

— Товарищ Кузьма? Он же Онаним? — истерично расхохоталась Яна в лицо Кузьмину. — Не хочу распространяться о ваших прегрешениях. Имя им легион, а мое время дорого. Минус сто процентов премии за июнь и выговор с занесением в личное дело! Еще одно замечание — и на выход!

— Не понял, Яна Яковлевна, — Кузьмин старался говорить с достоинством, но от возмущения у него перехватывало дыхание. — Не позвать ли доктора? Что это за самодурские выходки вы себе позволяете?

— Убирайся!!! Я ненавижу тебя!!! — заорала Яблонская.

— Я тоже, знаете ли, не влюблен, — нервно усмехнулся Антон. — Пойду-ка я сейчас к юристу и спрошу, насколько правомерен ваш вчерашний шмон по нашим компьютерам. Вам не кажется, что вы нарушили неприкосновенность частной жизни?

— По вашим компьютерам?! Тут вашего ничего нет! Вы все бессовестно транжирили рабочее время и рабочий же трафик! Что же удивляться тому, что в последнее время мы все чаще уступаем «Эмским» и «Помелу»?

— Лично я этому нисколько не удивлен. И пока вы делите коллектив на любимчиков и постылых, пока вы даете нам взаимоисключающие распоряжения, пока отрываете нас от работы своими истериками и разборками, пока поощряете стукачей и подавляете малейшее недовольство, пока личную неприязнь переносите на деловые отношения — то так оно и останется!

Сам того не ожидая, Антон произнес эту тираду по всем правилам ораторского искусства — ни разу не запнувшись, с каждым витком мысли все более возвышая голос. Яблонская остолбенела.

— Например, за что вы невзлюбили меня? — продолжал Антон. — За то, что я не позволил вам смешать меня с дерьмом только потому, что у вас было плохое настроение? За то, что не был тупым исполнителем, а хотел активно участвовать в развитии газеты? За то, что имел наглость продвигать свои идеи и критиковать ваши?

Яблонская безмолвствовала, глядя на Антона во все глаза.

— За что вы третируете Корикову? За то, что она пошла на огромный риск и взвалила на себя выпуск газеты, пока вы прохлаждались в отпуске? Вы же вместо благодарности принялись выискивать ошибки. Зачем? Почему вы всегда всех подозреваете в плохом? Почему не скупитесь на оскорбления, а за добрым словом лезете в карман? Почему боитесь даже малейшего проявления инакомыслия?

— Ты спрашиваешь, почему, — наконец, отрешенно заговорила Яна. — Наверно, потому, что я просто… боюсь. Боюсь, что чуть ослаблю вожжи — и мне тут же сядут на голову. Ты же помнишь, что здесь творилось, когда редактором был Влад. Не-ет, Антон, наш человек по натуре раб, и ему нужна жесткая рука. Пока я руководитель, мне не стать другой.

— Да ведь я и не предлагаю вам становиться размазней. Но есть же какая-то золотая середина между начальником-самодуром и начальником-тряпкой. Почему вы думаете, что все сядут вам на шею, если вы станете выдержанной, тактичной и оставите свою подозрительность? Кто-то, может, и попытается сесть — те, кто пришел сюда не работать, а протирать штаны и интриговать. Но что вам помешает отправить таких работников в сад? Зато те, кого интересует именно успех газеты и развитие своих талантов, распрямятся в полный рост! Та же Алинка… Я… Леха с Юлькой в последнее время закисли, но и их можно реанимировать. Даже Зинка небезнадежна! Отмените распоряжения о депремировании, поговорите с людьми начистоту. Вы сами удивитесь тому, как быстро форумские злопыхатели потеряют к вам интерес…

Слово «форум» подействовало на Яблонскую как красная тряпка на быка.

— И, конечно, тебе лучше всех это известно! — едко бросила она. — Поскольку ты имеешь к этой кампании самое непосредственное отношение!

— Вы прекрасно знаете, что нет. Вам же известно, какие у меня ники в сети, и что я писал под ними на форуме. Кстати, вы установили, кто такой Кэп Грей?

Яблонская отрицательно помотала головой:

— С редакционных компьютеров пользователь под таким ником в сеть не выходил. Проверка не дала никаких результатов. Хотя я очень рада, что многих вывела на чистую воду…

— А зачем? Что вам это дало, кроме горечи и разочарования в людях?

— Какие свиньи, какие свиньи… — как заведенная твердила Яна.

— Да почему? По сравнению с тем, что говорите нам вы, они высказались еще очень мягко… Все факты соответствуют действительности. Никто не гнал никакой отсебятины. Говорю вам: устраните причину — устранится и следствие. Перемените отношение к людям — и вас перестанут полоскать на форуме. Уж как просто!

— Стать для всех золотым червонцем? — усмехнулась Яна. — Увольте.

— Но когда врагов слишком много… пожалуй, надо и в консерватории что-то подправить.

— Антон, вы распоясались, — словно в прострации отвечала Яблонская. — И как-то подозрительно ретиво защищаете форумских сплетников и этого Кэпа Грея. Ты же знаешь, кто он. Скажи!

— Ну, хорошо, скажу. И что вы сделаете?

— Что сделаю? — Яблонская оживилась, завращала глазами. — Такое устрою этому ублюдку, что мало не покажется! А если это все же окажется кто-то из наших, он пожалеет, что переступил порог «Девиантных». Сгною придирками, заставлю работать без премии, урежу гонорары, ославлю по другим редакциям, а потом выкину по статье!

— Вот как? — Антон удивленно поднял брови. — А мне казалось, что пять минут назад вы были почти адекватны. Но я ошибся. И ухожу.

— Да, иди, что-то мы заболтались, — Яблонская царственно махнула рукой в сторону двери.

— Вы не поняли — я совсем ухожу. Увольняюсь. Не могу и не хочу больше с вами работать.

— А-а, понятно, — Яна словно не верила своим ушам. — Папик перекупил? Или Карачарова золотые горы посулила, а ты и уши развесил?

— Опять паранойя. Непонятно, почему вы не рады? Я бы на вашем месте ликовал. «Профсоюзный лидер» изгнан, восстание подавлено, недовольные уходят в подполье, и вы можете продолжать править жесткой рукой. Не редакция, а разлюли-малина.

Яблонская не знала, что ответить. С одной стороны, присутствие Кузьмина в редакции в последние месяцы действовало на нее как очень мощный раздражитель. С другой стороны, несмотря ни на что, она ценила перо Антона и не хотела терять сильного сотрудника. Кроме того, она чувствовала себя уязвленной оттого, что хитрец Антоша обставил все так, что не она его выгоняет, а он сам ее бросает. Нет, этого нельзя допустить…

И, через силу улыбнувшись, Яна сказала:

— Антон, мы, кажется, оба погорячились. Давай забудем о том, что наговорили друг другу. Вернемся к этому разговору недельку спустя, ладно? Все, иди теперь, у меня голова жутко разболелась…

В дверь позвонили. Был одиннадцатый час вечера, и Рыкова никого не ждала. Спать она ложилась за полночь, поэтому сейчас коротала время, валяясь на кровати со свежим номером женского «глянца».

— Кто? — недовольно буркнула она.

— Зин, открой, это я, не бойся.

— О майн готт, — удивлению Рыковой не было предела, когда за дверью она узрела смущенного Диму Филатова. — Какими судьбами? Как решился оставить в столь поздний час молодую жену?

— Да пошла она, — отвечал Димон, переступая порог. — Я тут это… одну вещичку принес, — и сосредоточенно принялся шарить по многочисленным карманам специального фотокорского жилета. — О! Вот он!

— Что это? — лицо Рыковой потеплело.

— Не видишь — «смотрон»!

— Как-как ты сказал? Смотрон? Олух царя небесного! — и Зина расхохоталась.

Филатов выжидательно улыбался. Но когда он увидел, что «вещичка» произвела на Рыкову впечатление, у него отлегло от сердца.

— Ну и зачем ты мне показываешь этот смартфон? — посерьезнела Зина. — Не мог до завтра подождать и похвалился бы уж тогда перед всей редакцией.

— Да это… как бы это тебе… Подарок.

— Подарок?! Это с какого перепугу?

— Просто так. Подумаешь, семнадцать «штук»! — Филатов в лоб проинформировал Зину о своей щедрости.

— Эй, ты не ошибся? Может, ты Юляхе это девайс приобрел?

— Да пошла она, — упрямо повторил Димон и, подбодренный благосклонностью Рыковой к его подношению, сказал: — Чаю дашь, что ли?

— Держу только кофе и мартини.

— Накапай полстакана.

Глотнув непривычного напитка, Димон перекосился, будто поцеловал жабу.

— Э, а водки-то нет, что ли? На хер ты мне этот компот суешь.

— Водки нет, — отвечала Рыкова. — Но если хочешь, сгоняй. Я до часу точно ложиться не буду. Только смотри, не борзей тут у меня. Чтобы все было культурно.

С водкой да под «моркву» и кильки в томате светская беседа потекла свободнее. Зиночка оставила свой пафос и тоже пропустила пару рюмок.

— Зинк, эх и вляпался я с этой дурой, — бесхитростно признался Димон. — И с чего я взял, что люблю ее? А теперь фиг развяжешься…

— Да почему? Возьми да разведись, — отвечала Рыкова, играя новым телефончиком. — Очень гламурная штучка! У тебя классный вкус, Димон.

— Тебе понравилось? — разулыбался Филатов и вдруг порывисто схватил Зину за руки. Та в этот момент раскачивалась на табуретке и от выпада Димона едва не потеряла равновесие.

— Дурак, что ли? — недовольно буркнула она и вскочила с места.

Не тут-то было! Филатов прямо-таки с первобытной страстью сграбастал ее в объятья и набросился с поцелуями. Пока ситуация не вышла из-под ее контроля, Зина быстренько прикинула, что смартфон за 17 тысяч вполне того стоит. И, кроме того, что-то в этом Филатове есть. Да-да, положительно что-то есть…

Наутро она нашла в дальнем углу холодильника какой-то застарелый огрызок колбасы. Но, будучи обжаренным на сковороде и залитый тремя яйцами, он превратился в сказочный завтрак. Зина едва удержалась от желания подать это все Димону в постель.

— Черт знает что такое, — вздрогнула она от этой мысли. — Вот так и становятся безропотными клушами. Надо следить за собой.

Филатов проснулся в прекрасном настроении.

— Что, Зинк, хорошо покувыркались?

— Неплохо. Правда, я всего два часа успела поспать.

— Повторим? — он притянул ее к себе.

— Ну ты маньяк, — Зина с трудом скрывала довольную улыбку. — Мы вообще-то, и так опаздываем.

Димон резко встал с постели. Минуя ванну, в трусах прошествовал на кухню, где в считанные мгновенья умял всю яичницу. После этого он не более, чем на минуту, заглянул в ванну, потом быстро глянул на себя в зеркало, провел пятерней по жестким густым волосам и объявил:

— Все, я побежал. А номерок никому не давай, ладно? По этому смотрону только я тебе буду звонить, поняла?

— У тебя взъерошилось, — и Зина задумчиво провела пальцем по широким бровям Димона. — Можешь зайти сегодня вечером. Я картошки пожарю…

Филатов довольно мотнул головой и поскакал вниз по лестнице.

Выпроводив Кузьмина, Яна набрала номер Серовой:

— Я чай хороший заварила, загляни на чашечку.

Светлана неохотно поднялась из-за стола. До обеденного перерыва ей кровь из носу надо сдать на верстку три полосы, и никто за нее этого не сделает. Поэтому, если она сейчас пойдет чаевничать с Яблонской, наверстывать упущенное ей придется в обеденный перерыв. Неужели Яна этого не понимает? Конечно, как ей понять, когда у нее всех забот — с утра навтыкать подчиненным, а затем вплоть до четырехчасовой оперативки раствориться в просторах «Одноклассников»…

— У тебя голова не болит? — встретила Яблонская Серову. — Нет? Значит, не магнитные бури. Значит, это Кузьмин меня довел. Ты бы слышала, как он тут меня жизни учил! Покайтесь, говорит, перед коллективом, отзовите распоряжения по депремированию…

— А ты и правда хочешь всем снять премии?

— Я что, похожа на клоуна? Если я что-то говорю — значит, я это делаю.

— Но ты снимаешь серьезные суммы. Причем, у всех. Могут быть последствия…

— И не у всех, а только у провинившихся! Например, к тебе и к Колчиной у меня нет никаких претензий, так что получите премию в полном объеме. Все по справедливости.

— Ну, тогда и меня надо депремировать, — усмехнулась Серова. — Я грешным делом тоже пару раз в неделю захожу на воман. ру.

— Да ради Бога, Свет! — рассмеялась Яблонская. — Что позволено Юпитеру, не позволено быку. Я тоже изредка похаживаю на «Одноклассники». И что теперь? Мне себя тоже депремировать?

— По логике — да. А то какие-то двойные стандарты получаются.

— Свет, — Яблонская вгляделась в лицо Серовой. — Что с тобой сегодня? Я тебя не узнаю.

— Плохие предчувствия. Мне кажется, назревает какой-то взрыв. Не надо каяться перед коллективом, просто отмени распоряжения. Типа, ты всех прощаешь. Неужели они так много трафика перерасходовали? Наказание неадекватно проступку.

— Свет, ты ничего не поняла, что ли? — Яблонская снисходительно улыбалась. — На трафик мне плевать, если честно. Я не из своего кармана за него плачу. Дело в другом…

— Ну, так бы сразу и сказала, — пробормотала Серова. — То есть, ты наказала людей рублем за то, что они где-то посмели выразить свое мнение о тебе. Так?

— Да, так, — с вызовом отвечала Яблонская. — Ну и что? Должна же я заставить их прикусить свои поганые языки!

— Да не прикусят они их! Еще больше негатива пойдет. Только теперь они станут поосторожнее. Заведут другие ники, будут выходить на форум из дома, из Интернет-кафе…

Яблонская молча потянулась за чайником. Перспектива, нарисованная Серовой, как-то не приходила ей в голову. Она-то думала, что выкорчевала бунт с корнями…

— И самого-то главного заводилу ты все равно не поймала, — продолжала Серова. — Ну, сорвала ты маски с мелких сошек, а этот… как там его? опять ушел.

— Это да, — протянула Яблонская. — Но я его все равно поймаю!

— Как? Это невозможно.

— Ну конечно — невозможно! — высокомерно парировала Яблонская. — Есть у меня один пацанчик знающий. Приплачу ему — он мне все пароли-явки вычислит. Ты не представляешь, до чего сейчас дошел прогресс!

— Прогресс — это да, это сила, — чрезвычайно вежливо отвечала Серова. — Но неужели тебе охота тратить время на эти преследования и разоблачения? Есть куда более простой и правильный путь…

— И какой же?

— Изменить отношение к подчиненным. Корикову и Кузьмина отпустить в свободное плавание. Они отлично самоорганизуются, и газета от этого будет только в плюсе. Рыкову с Колчиной мягко, но твердо наставить на путь истинный. Ростунова замотивировать как-то — а то он за последний год словно исписался. А Крикуненко, я думаю, предложить уйти на пенсию. Самомнение там ого-го, а КПД низковат. Также сомнительна ценность для редакции Вопилова…

Яблонская смотрела на Серову, словно не веря своим глазам.

— Я считала тебя своим человеком, но ты, похоже, человек Кузьмина, — наконец, насмешливо произнесла она.

— Ян, ну перестань, — терпеливо отвечала Серова. — Ты знаешь, как я тебя ценю и уважаю. Если бы я относилась к тебе иначе, то не говорила бы всего этого. Пошла бы с ребятами в курилку и обсудила бы тебя по полной программе.

— Не понимаешь ты меня, Свет, — с горечью в голосе констатировала Яблонская. — Я тебе одно — ты мне другое. Говорю тебе — хочу изловить этого Кэп Грея…

— Да забей ты на него. Перемени отношение к людям, и он исчезнет. Ему просто нечего станет писать.

— Ты об этом так уверенно говоришь, словно договорилась об этом с Антошей! — фыркнула Яблонская.

— Да ни при чем тут Кузьмин…

— Ну-ну, мне все известно. Думаешь, я не знаю, что Кэп Грей — это он? Думаешь, я просто так ему срезала премию на сто процентов? Я бы его вообще по статье выкинула, но у меня пока нет никаких доказательств, что это он… Кстати, знаешь, что он мне сегодня заявил? Что напишет заявление! Вот напугал!

— Антон уходит? — тревожно переспросила Серова.

— Ну, пока я его не отпустила. Знаешь, я как-то иначе представляла себе наше расставание…

— Ян, надо удержать его! — горячо заговорила Светлана. — Сначала он уйдет, потом Алинка, и с кем мы будем газету делать? Кузьмин и Корикова — это лицо «Девиантных», без них мы…

— Для меня нет звезд, — перебила ее Яблонская. — Есть редакторы: я, ты, Олег. Это значимые творческие единицы. А все остальные — просто картриджи. Многие эффективные менеджеры считают, что необходима постоянная ротация кадров…

— Картриджи?! — словно не веря своим ушам, тихо переспросила Серова и тут же рассмеялась: — Это ты сама придумала? Классно. Мне бы и в голову такое не пришло.

И обе расхохотались: Яблонская — с торжеством, а Серова — скорее, истерически.

Из кабинета начальницы Светлана вышла в твердой решимости сходить на обед. И обязательно в город. А полосы подождут.

У Рыковой было прекрасное настроение. Жизнь в лице Филатова преподнесла ей большой сюрприз. Ну кто бы мог подумать, что Димон такой… такой… ну, как бы это сказать? А Колчина, конечно, дура, раз не оценила такого парня.

— Это же уму непостижимо! — пробормотала себе под нос Зина и начала один за одним разгибать пальцы, припоминая события минувшей ночи.

Когда пальцы на левой руке закончились, она задумалась: стоит ли считать за полноценный раз тот молниеносный заход, который случился под утро? Но тут же решила — а почему бы и нет? — и уверенно разогнула мизинец правой руки.

С гадливостью вспомнила она толстозадого Александра Анатольевича и пузатого Илью Михайловича. Эх, может, из-за таких, как они, она и записала себя в холодные? Выбирала бы тех, к кому лежала душа — глядишь, ночь, подобная сегодняшней, случилась бы намного раньше…

— И много ли я выгоды извлекла из депутатского значка Александра Анатольевича, его «Порш Кайенн» и четырехэтажного особняка в Подмосковье? — бормотала Зина, подводя итог своей бурной молодости. — Я-то много ли получила? Четыре-пять шмоток из бутика? Ну и где они? Давно потеряли актуальность, и списаны племяннице в Чебоксары. Поездка на Кипр? Ах, мой милый Августин, все прошло, прошло, прошло… Что еще? Ужины в пафосных заведениях? Но от фуа гра у меня разболелась поджелудочная, а после дегустации пятнадцати видов роллов три дня рвало. Ну, какие еще были резоны терпеть около себя это надутое, самовлюбленное убожество с повышенными требованиями и при этом с весьма скромными физиологическими возможностями? Да, он снимал мне квартиру. Но не купил же! Идем дальше. Был ежемесячный пенсион. Но на что он уходил? Мартини, сигареты, новые духи, солярий, косметолог… И каков же чистый остаток? На счету — ноль целых ноль десятых. Молодость разменяна на бирюльки…

Зина открыла кошелек и пересчитала деньги. До зарплаты оставалось три дня, а вся ее наличность составляла всего двести рублей. М-да…

— Как же я забыла! — Рыкова ударила себя ладонью по лбу. — Сегодня уже седьмое, а Карман — ни гу-гу. Что ж, пойду освежу ему память…

Гендиректор встретил ее хитрым прищуром и шкодливой улыбкой. Около него лежала гора фантиков.

— Присаживайся, Зиночка, — и он подвинул к ней стул. — Великолепно выглядишь. Ты, наверно, за бонусом?

Так между собой они называли плату за молчание.

— А за чем же еще? — развязно бросила Зина, смутно почуяв подвох.

— Ты знаешь, я очень ценю твою креативность и прекрасный художественный вкус… Нет-нет, не скромничай, это действительно так. Иначе бы ты не сделала столь профессиональные фотоэтюды. Но… условно говоря, я больше не готов это оплачивать.

— Шутки в сторону! — Зина треснула ладонью по столу.

— Да в том-то и дело, что это не шутки, — захихикал Карман. — Условно говоря, твои открытки морально устарели.

— Почему это вдруг? Ты свалял дурака и признался во всем жене? — слегка растерялась Рыкова.

— Да, повинился во всем перед супругой, схлопотал по физии, подал на развод и скоро женюсь на Екатерине Сергеевне.

— Врешь поди, — саркастично заметила Зина. — Неужели женишься?

— Зуб даю, — в тон ей ответил Карман и вздохнул: — Если б ты знала, в какой переплет я попал…

На самом деле, Карман сообщил Зине полуправду. Огорошенный предъявленной беременностью Каки, он долго думал, как с минимальными потерями выйти из этой ситуации. При другом раскладе он бы и развелся с Милкой, но вот засада! Жена тоже ждала ребенка. К потомству Карман относился трепетно, и не мог себе позволить хлопанья дверьми в преддверии столь значительного события, как рождение наследника.

«Если б я был султан, я б имел трех жен, и тройной красотой был бы окружен», — донеслось из автомагнитолы. Карман резко затормозил, озаренный гениальной идеей. Уняв сердцебиение, он покатил к красивому зданию с месяцем на голубом куполе и четырьмя минаретами.

К нему вышла миловидная женщина в розовом платке, который нежно оттенял цвет ее лица. Карман вообразил себя героем восточной сказки.

— Присядьте. Абдулбари-хазрат подъедет через 15 минут, — сказала женщина, выслушав его просьбу. — А пока я принесу вам чай и чак-чак.

Вскоре в комнату вошел статный мужчина средних лет и приветливо улыбнулся Карману.

— Алия-ханум сказала, что вы хотели бы принять ислам? Поздравляю, это очень мудрое решение.

— Да, я хотел бы перейти в вашу религию и немедленно узаконить отношения с несчастной женщиной, которая доверилась мне, и которую я имел неосторожность обрюхатить, — сам не зная, почему, Карман вдруг перешел на сентиментальный стиль.

— Позаботьтесь о двух свидетелях, и наш мулла прочитает над вами Никах.

— Но это, условно говоря, будет неофициальный брак…

— Нет, это законный брак, и это в любое время подтвердят свидетели. Будете вы регистрировать отношения в ЗАГСе или нет — это нас уже не касается.

— Абдулбари-хазрат, а правда, что в вашей религии не осуждается многоженство? — Карман явно прикидывал что-то на будущее.

— Да, в Коране сказано: «Женитесь на тех, что вам приятны: на двух, на трех, на четырех. Но если в отношениях не сможете быть справедливыми, женитесь на одной». Это значит, что если вы купите одной жене норковую шубу, то надо будет и другой купить, и третьей, чтобы никто не обижался. То же самое — и с любовью. Нужно, чтобы все жены были довольны.

— Без вопросов! Будут довольны! — выпалил Карман, но, поймав на себе пристальный взгляд духовного отца, спохватился: — Ой, извините, я так волнуюсь …

— Коран разрешает брать несколько жен, но и налагает огромную ответственность. Я хочу, чтобы вы это поняли, — назидательно поднял палец кверху Абдулбари-хазрат. — Если не секрет, насколько вы обеспечены?

— Не беден, — надув щеки, ответил Карман.

— Это хорошо. В Коране сказано: соревнуйтесь в благих делах. Поэтому мы не осудим вас, если ваш коттедж будет на два этажа выше, чем у соседа, а машина — на два миллиона дороже. Это у нас считается благом — халял.

— Я все больше и больше проникаюсь вашими идеями! Ваша религия полностью соответствует моим духовным исканиям! — с горячностью воскликнул Карман.

— Но опять же, — охладил его пыл Абдулбари-хазрат, — есть у нас такое понятие — закят. Если в течение года вы заработали сумму, равную по стоимости 80 граммам золота, то с этого вы должны 2,5 процента пожертвовать в пользу бедных. Так что, приобрели машину — 2,5 процента будьте любезны отдать. Это налог, который контролирует Аллах.

— Два с половиной процента? Всего-то? — переспросил Карман и полез за сотовым. — Условно говоря, мне надо просчитать экономическую целесообразность проекта… Ого, да это приличная сумма, оказывается! Это что, если купил тачку за миллион, должен целых 25 тысяч вам отстегнуть?

— Это будет по совести, — между бровями Абдулбари-хазрата залегла морщина.

— А как вы будете контролировать мои доходы? — продолжал любознательный Карман. — Я буду должен подавать вам декларацию, как в налоговую?

— Мы ничего не будем контролировать. Но если вы хотите жить в ладу с Аллахом…

— Хочу, хочу!!! — возликовал Карман.

— Тогда Аллах вам в помощь, — и Абдулбари-хазрат сдержанно улыбнулся.

— Ай молодца наш Кэп Грей! — воскликнул Ростунов, зайдя на форум после обеда. — Даром времени не теряет. Пока мы освежались пивасом, вывалил всю правду о бесчинствах Яблонской. Пусть все знают, какой у нас в «Девиантных» беспредел творится!

— Ну, Карачарова в своем репертуаре, — ухмыльнулся Вопилов. — Неужели она и с Папиком треплется?

— Что значит «и»? — переспросила Колчина.

— Ну, с Костиком-то у нее однозначно нечто вроде романа, — продолжил информировать Влад.

— Да ладно, Влад, не придумывай, — Корикова враз оторвалась от компьютера.

— Ах, если бы, — жеманно вздохнул Вопилов. — Чистую правду говорю.

— А-а, ну тогда понятно, кого Костян назвал этим словом, — громогласно объявил Филатов. — Блин, забыл. Типа засранки, но не засранка. Как же это?

— Засранка? Ну, мне об Олечке он такого не говорил, — со знанием дела отвечал Вопилов. — Наоборот, говорил, это такой мировой бабец… Без всяких там заморочек и «тараканов».

— Растаманка? Наркоманка? — Филатов аж вспотел от невероятно мощного мыслительного процесса. — Нет, не то… Ну, помогите, что ли!

— Обезьянка, — хихикнула Колчина.

— Меломанка? — предположила Корикова.

— Нет, не то, — Филатов тер лоб. — Ну, как это называется, когда баба… ну, типа слаба на передок?

— А-а, это, — просветлел лицом Вопилов. — Так это — нимфоманка. И что — Костик так говорил про тетю Олю? Скажите пожалуйста! Ни за что бы о ней такого не подумал.

— Да хватит уже о Карачаровой! — неожиданно громко сказала Корикова. — От нас Кузьмин сваливает, а вы о какой-то ерунде треплетесь.

— Лично я в это не верю, — высокомерно заявил Ростунов. — Вчера с Антошей пили пивас, так он говорил, что за «Девиантные» порвет любого. Не поддавайтесь, это провокация.

— Давайте его самого об этом спросим, как он появится, — оторвалась от работы Серова. — Кстати, где он?

— А мы как в «Стельке» пиваса тяпнули, так он в РУВД и почесал, — сообщил Вопилов.

— Так вы опять в город на обед ходили? — поинтересовалась Серова.

— Да, а что? В жару лучше пиваса пару кружечек принять, да закусить бутербродами, чем в столовке давиться горячим борщом, — отозвался Ростунов. — Правильно говорю, Влад?

— Железная логика, — отвечал тот, сосредоточенно щелкая по клавиатуре. — Вау! Я что-то на форум не могу выйти. Только что нормально заходил…

— И я, и я, — раздались голоса. — Интернет, что ли, гикнулся?

— Как же, Интернет, — наконец, сообщил Ростунов. — Это Яблонская, похоже, обрубила нам выход на форум.

— Да? А откуда тогда Кузьмин накатал свой топик? — поинтересовалась Корикова.

— Откуда? Да откуда угодно, — снисходительно отвечал Ростунов. — Он мог в ментовке за комп попроситься, мог к себе домой заскочить…

— К своей девчонке, — подсказал Вопилов, — к другану.

— В Интернет-кафе, в конце концов! — заключил Ростунов. — Вариантов до фига и больше.

— Тогда мне все понятно, — неожиданно подала голос Рыкова, которая под впечатлением объяснения с Карманом уже часа два безмолвствовала, обдумывая свою финансовую катастрофу.

— Что? Что тебе понятно? — все были заинтригованы.

— Говорите, Яблонская не нашла Кэпа Грея? — с победной улыбкой отвечала Зина. — Правильно. Он же не дурак, чтобы строчить на форум с рабочего компа. Конечно же, он пишет с чужого. Во сколько Кэп Грей отметился на форуме? Ага, в 13. 24. Ну, колитесь, кто где был в это время.

— Мы с Алинкой ходили в нашу столовку, — с видом оскорбленной добродетели отвечала Колчина. — Скажи им, Алин.

— Мы с пацанами были в «Стельке», — сообщил Ростунов. — Я, Влад, Олежек и Антон.

— Ну а я ходила на бизнес-ланч, — сказала Серова. — Надо было кое с кем встретиться.

— Мы с Димкой хавали на кухне пиццу, — заключила Рыкова и тут же разочарованно протянула: — Да ну вас в пень. Получается, в городе было полредакции…

— «Мы»? — взвилась Юлечка. — С каких это пор? Бессовестная! Человек только что женился…

— И — надо же, какая фигня! — уже разводится, — картинно вздохнула Зина.

— Дим, что происходит? — заистерила Колчина. — Уйми эту прошмандовку! Твою жену оскорбляют, а ты молчишь, как рыба об лед!

— Юль, успокойся, — отвечал Димон. — Зинка по делу говорит.

— Что??? — разом переспросили все.

— Такого даже я себе не позволял, — хихикнул Вопилов. — Не ожидал, Димон, не ожидал…

— Я сегодня заберу вещи… и грушу, — отрывисто заговорил Филатов. — А завтра подам на развод.

— Нет!!! — заголосила Колчина. — Ты не сделаешь этого! Ты не предашь меня!

— Юль, прости, — Филатову было очень неловко. — Это была не любовь.

— Но я, я тебя люблю! — Юлечка изо всех сил цеплялась за семейное «счастье». — Прости, я была неправа! Сегодня все будет по-другому… Ты меня не знаешь…

— И знать уже не хочет, — отрезала Рыкова. — Все, товар продан. Попробуй поискать в другом месте.

Все засмеялись, лишь Колчина, неожиданно быстро успокоившись, ядовито заметила:

— Что ж. Забирай себе этот неликвид. Подавись им. Правильно, в твои годы да с твоим прошлым на тебя только лузер и взглянет…

— Заткнись, замухрышка, не буди во мне зверя, — лениво цыкнула в ее сторону Рыкова.

— Как-как ты меня назвала? — встрепенулся Филатов. — Нели…что?

— Дим, не парься, — махнула рукой Зинка. — Пусть сама жизнь накажет это ущербное существо.

Тут в комнату вошел очень довольный Кузьмин. Проходя к компу, он тормознул около стола Серовой и, улыбаясь, шепнул ей:

— Свет, шикарно смотришься сзади.

— В смысле? — от такой развязности Светлана оторопела.

— Это ведь ты минут сорок назад выходила из «Сетей»? А я около ментовки стоял, мы со следаками курить выходили…

— Наверно, ты ошибся, — недрогнувшим голосом отвечала Серова. — В смысле, ты совершенно точно ошибся. В это время я была совсем в другом месте.

В РУВД Кузьмин нарыл интересную новость, и сейчас горел одним желанием: поскорее сдать текст Яблонской. Пусть оценит мощь его таланта и покусает локти, что не удержала такого ценного сотрудника!

— Надо уходить на взлете, — сам себе сказал Антон.

Но поработать у него не получилось. Возвращаясь из кухни с кружкой кофе, Кузьмин «для общего развития» прильнул ухом к двери кабинета Яблонской. Та в расстроенных чувствах говорила с кем-то по телефону.

— Вчера упустили, зато сегодня возьмем тепленьким! — кричала она в трубку. — Он только что оставил сообщение! Славик, помоги, умоляю! Это вопрос жизни и смерти! Брось все дела, я за ценой не постою!

Антон усмехнулся и направился в корреспондентскую. Но едва он сделал пару шагов, как его охватила непонятная тревога. «Уж не на Кэпа ли Грея затеяла Яблонская облаву? — смекнул он. — Но кто такой этот Славик, и почему Яна Яковлевна так на него уповает? Надо срочно выяснить…»

Но как по одному только имени установить личность человека, Антон не представлял. Поэтому он завернул на верстку и в лоб спросил Кудряшова:

— Слышь, а кто такой Славик?

Поглощенный работой, Кудряшов тут же на автопилоте выдал:

— Да сисадмин из «Сетей». Смышленый паренек. А тебе он зачем?

— Ноутбук что-то заглючил, — и Кузьмина как ветром сдуло.

В коридоре он столкнулся с Филатовым и просиял:

— Ты-то мне и нужен! Погнали!

— Куда?

— Время — деньги. Расскажу по дороге.

Оба как нахлыстанные помчались на улицу.

— К ментовке! — скомандовал Кузьмин, когда Филатов завел свои старинные «Жигули». — Гони что есть мочи!

— Не, ты что-нибудь мне скажешь или как? — напомнил Димон.

— Погоди, погоди, я сам ничего не понимаю, — и Кузьмин вцепился в виски. — Блин, что делать-то?

За семь минут, что они гнали до РУВД, ничего умного в голову ему не пришло. Антон решил действовать по обстоятельствам.

— Мы сейчас идем в Интернет-клуб, — инструктировал он Димона, когда они поднимались на третий этаж. — Ты останешься на лестнице. Как свистну, тут же заходи.

— Пацан сказал — пацан сделал, — мрачно заверил его Филатов и выдвинул вперед челюсть.

На входе Кузьмина встретил тот самый флегматичный Серега, из которого пару месяцев назад Яблонская пыталась выбить приметы Романа Светлова.

— Братан, машины свободные есть? — обратился к нему Кузьмин.

— Неа, — покачал тот головой, остановив на посетителе сонные глаза.

— Но мне надо срочно! — Антон лепил первое, что приходило в голову.

— Нету, говорю.

— Хорошо, а Славик здесь?

— У себя.

— Сходи к нему, скажи: пришел человек от Яблонской. Иди, иди. Он знает.

Простодушный охранник послушно потопал выполнять поручение Кузьмина, без тени сомнения оставив вахту.

— Ну, сейчас или никогда! — подбодрил себя Антон и негромко свистнул.

Филатов тут же влетел в охранницкую и принял боевую стойку.

— Где эти упыри? Кого мочить? — прохрипел он, лупя кулаками воздух.

— Пока никого, — быстро зашептал Антон. — Нужно спасти одного хорошего человека. Для этого я должен быстро найти одну вещь. Иди в компьютерный зал и задержи охранника, сколько сможешь. Тяни время по максимуму!

По лицу Филатова скользнуло разочарование. Он-то думал, что они с Антошей вступят в неравный поединок с какими-нибудь злобными гоблинами, обратят их в бегство и, гордые собой, поедут рассказывать о своих подвигах редакционным красавицам. Антоха же предлагает ему чесать языком… С недовольной физиономией Димон скрылся за дверями компьютерного зала.

— Нельзя терять ни минуты! — сказал Антон сам себе и огляделся по сторонам.

Так, компьютер охранника. Посмотрим, что там за кино. Отлично! Так он и думал: в зале работают камеры видеонаблюдения, а картинка выводится на Серегин монитор. Значит, весь компромат на Кэпа Грея здесь, в этом компе! И тайный деятель как никогда близок к провалу! Четверть часа назад Яблонская дала Славику задание вычислить, откуда ее таинственный противник отправил последнее сообщение на форум. Вот удивится компьютерщик, когда выяснит, что Кэп Грей орудовал у него под носом какой-то час назад! И чтобы рассекретить его, Славику останется только одно — просмотреть запись, сделанную камерами наблюдения…

Единственное спасение — немедленно выдрать из компа винчестер с компроматом. Но как это сделать? Времени в обрез, из инструментов — только ногти и зубы… Черт, выход, похоже, только один! Антон рванул один провод, второй, третий… Все, системный блок отсоединен. Озираясь, Кузьмин потащил его к выходу.

Тем временем из-за двери доносилось неспешное препирательство Димона и Сереги.

— А я говорю, стой здесь, — басил Филатов. — Плохо понял, что ли?

— Не обязан, — отвечал Серега. — Сгинь.

— А хо-хо не хо-хо?

— Да ты чо, а натуре? Я щас красную кнопку нажму, и тебя в ментовку заметут.

— Ага, щас. Не рыпайся, понял?

— А ты не бери меня на «понял»! — Серега предпринял еще одну попытку прорваться к оставленному посту. — Изыди.

Но Димон опять перегородил ему дорогу:

— Я сказал: стоямба, пацан.

Тут из дальней каморки выскочил Славик с какой-то длинной распечаткой в руке:

— Ну дела… — удивленно произнес он, потрясая свитком. — Серег, где чувак от Яблонской?

— Там, — пробубнил охранник, пытаясь прорваться к двери.

В стену сильно ударили. Димон понял: это Антон подает ему знак, что пора смываться. Он оттолкнул Серегу и скрылся за дверью.

— Утекай! — откуда-то с нижних этажей донесся до него голос Кузьмина.

Однако утечь не удалось. У самого выхода из подъезда Антон нос к носу столкнулся с… Яблонской.

— Кузьмин?! — удивленно воскликнула она и перевела взгляд на системный блок. — Что это у тебя?

Вместо ответа Антон бросился наверх.

— За мной! — шепнул он Филатову, которого встретил на втором этаже.

Пулей они пролетели третий этаж, четвертый, пятый… Все, тупик. Только лестница на чердак. Голоса преследователей были все ближе…

— На чердак! — шепнул Кузьмин, а сам толкнул створку окна и, чуть помедлив, сбросил системник вниз. Через секунду из глубины двора донесся глухой звук.

Антон тут же метнулся к чердачной лестнице и уже взлетел до ее половины, как…

— Стой! Не уйдешь! — запыхавшиеся Яблонская, Славик и Серега буквально повисли на нем.

Кузьмин рванулся, лягнулся, кто-то ойкнул, руки преследователей разом разжались, и Антон скрылся в темных недрах чердака.

— За ним! — взмахнула рукой Яблонская.

Но ни охранник, ни компьютерщик не сдвинулись с места. Собственно, они вообще не понимали, почему вдруг ввязались в погоню за этим парнем. Они-то думали, что охотятся на того гопника, который только что препирался с Серегой. Парень, который секунду назад скрылся на чердаке, был совсем другим человеком. И к нему у администрации «Сетей» не было никаких претензий.

— Мразь!!! Мразь!!! Ушел!!! — забилась в истерике Яна. — А вы не мужики, а трусы! Ничтожество вам имя!

— Давайте без кипиша, Яна Яковлевна, — заметил на это Славик. — Вы просили информацию — я ее достал. А получать по морде непонятно за что я не нанимался. Вон как он Серегу двинул.

Охранник шмыгнул и утер камуфляжным рукавом сукровицу, которая тонкой струйкой текла у него из носа.

— На хрен мне сдалась твоя информация! — напустилась на него Яна. — Я теперь и без твоих высоких технологий знаю, кто мой заклятый враг!

— А почему вы решили, что это он? — усомнился Славик.

— Как же — не он? На фиг бегать тогда?

— Может, он нервный, — усмехнулся компьютерщик. — Пойдемте-ка лучше глянем наше кино. Посмотрим, кто сидел за той машиной час назад.

Все трое спустились в «Сети». Славик шевельнул «мышкой», дабы оживить погасший экран. Но тот никак не пробуждался.

— Ни фига себе! — компьютерщик глянул под стол и оторопел. — А машина-то где?

— Я же говорила, что это он! — злорадно воскликнула Яна. — Я это сразу поняла, когда встретила его у входа в обнимку с системным блоком!

— Но куда он его заушил? — продолжал Славик. — На чердак он лез с пустыми руками. Стопудово.

— Ой, не знаю, — отмахнулась Яна. — Да и плевать мне на это с высокой колокольни, если честно. И так уже все понятно.

— Может, и понятно, только доказательств никаких, — недовольно пробормотал компьютерный гений.

— Да какие еще доказательства! — высокомерно глянула на него Яблонская. — Я с самого начала знала, что это он. Мою интуицию не обманешь! А вы дурни набитые. Оба, — и она направилась к выходу.

Славик глянул на охранника. Тот мучительно переваривал какую-то информацию.

— Ну?! Давай рожай скорей, — с досадой бросил он подчиненному.

— Его не было, — наконец, выдал тот. — Не было.

Около четырех Колчина пошла на кухню сделать себе чай и вернулась недовольная.

— Свинство какое-то, — бросила она в воздух. — Передумал пить кофе — так вылей. На фиг кружки-то оставлять. Скоро объедки перестанем в мусор выкидывать, а потом и посуду за собой мыть бросим…

— А кто кофе-то оставил? — Корикова обвела комнату взглядом. — Ба! Куда это у нас Антоша запропастился?

— Точно, Алин! — подхватил Ростунов. — Прибежал от ментов, два слова написал и опять куда-то свалил. И нет бы сказал!

— Странно, — оторвалась от работы Серова. — Он собирался отписать в номер информашку из РУВД. Говорил: все ахнут. И где он, спрашивается?

— И Димона нет, — пробасила Рыкова. — Сейчас я его наберу… Не отвечает, блин.

— Похотливый кобель в своем репертуаре, — хмыкнула Колчина. — Побежал на случку к очередной давалке.

— Ага, прямо не дожидаясь конца рабочего дня! С Кузьминым на пару! — сыронизировал Ростунов.

— Надо же, и Кузьмин не отвечает, — информировала Серова. — «Аппарат абонента отключен или находится вне зоны действия сети».

— Вовремя я этого дебила бросила, — как бы сама с собой рассуждала Колчина. — И сразу же кое-кто нарисовался…

— Ну кто там у тебя нарисовался? Вибратор, что ли? — устало поддела ее Рыкова.

— Дура! — огрызнулась Юля. — У тебя, может, и вибратор, а у меня Роман Светлов. Выкусила?

— Было бы что выкусывать… Уж лучше конкретный вибратор, чем абстрактный Светлов!

— Для кого абстрактный, а для кого — и нет, — Колчина мечтательно закатила глаза. — В общем, заявился с огромным букетом белых роз и большим плюшевым мишкой, припал к моим туфелькам и протянул коробочку с колечком! Я хотела тут же сказать ему «да», но вовремя вспомнила, что этих козлов надо хорошенько помучить. Поэтому ответила, что мне надо подумать две недели, и все это время он не должен меня видеть…

— И ты проснулась в это время, — опять подколола ее Рыкова.

— Прямо-таки и припал? — ухмыльнулся Ростунов. — Ну вы, девки, сказочницы… А этих мишек у тебя и так хоть жопой ешь. Только моль разводишь.

— Леша, ты не романтик, — скорбно заметила на это Колчина. — Ты сухой, черствый человек. Тебе не понять.

Тут в комнату влетел раскрасневшийся Филатов. Перед собой он держал какую-то железяку причудливой формы.

— Явился не запылился! — приветствовала его Зина. — Что за металлолом?

— Где Антоха? Он не вернулся? — завращал глазами Димон.

— Не-е-ет, — протянули все. — А где вы были?

— В одном месте. Спасали одного человека, — понизил голос Филатов. — Еле утекли.

— Да ты что! — раздалось сразу несколько восклицаний. — Что случилось-то? Рассказывай, не тяни.

— В общем, иду я по коридору, и тут хоба! — вылетает Антоха. Говорит: не подведи, друган, надо выручать одного чела. Ну, поехали мочить гоблинов… Приехали, хоба! — а гоблинов-то и нету…

— Сам ты гоблин! — досадливо перебил его Вопилов. — Говори нормально, а то без ста грамм не разберешься. Где были-то?

— В клубешнике одном… рядом с ментовкой… человека спасали…

— Какого?

— Хорошего…

— Конкретнее, Димон, конкретнее…

— А я и не в курсе. Антоха сказал: выручай, друган. Я и выручил.

— А если Антоха тебя в следующий раз позовет инкассаторов грабануть, ты тоже пойдешь? — менторским тоном заметила ему Колчина. — Я же говорила — дебилы. И ты, и Антоха твой.

— Уймись, изжога, — цыкнула на нее Рыкова. — Дим, говори!

— Ну чо? Я одного гоблина держу, тут Антоха выскакивает с компом и кричит: утекай! Чешем оба на чердак… Я несусь, во что-то вписываюсь… хоба! Перелетаю через какую-то хреновину… вижу свет… бегу вниз… Все!

— Так где Антоха-то? — разом спросили все.

— Не знаю. Я думал, он уже здесь.

— А что это за дрянь ты притащил?

— Так я не рассказал еще… Бегу к машине, гляжу — хоба! — во дворе антохин комп валяется. Я схватил и тикать.

— Но откуда Кузьмин взял этот комп, и как он оказался на улице? — тихо спросила Серова.

— В клубешнике взял, где ж еще? — отвечал ей Филатов.

— Хорошо, а на улице он как оказался? В мятом виде? — настаивала Серова.

— Ну не знаю, Светлана Андреевна. Может, он его выронил, пока бежал…

— Ага, выронил, — Ростунов осматривал трофей Димона. — Выронил… Этажа так с девятого…

— Лично мне все это не нравится, — нахмурила брови Корикова.

— Мне тоже, Алин, — тревожно отозвалась Серова. — Пойду попробую дозвониться Антону, — и направилась из корреспондентской.

Но в дверях столкнулась с Яблонской. Быстро оглянувшись, Светлана отступила к столу, куда Филатов водрузил свою находку. Вольно или невольно, она заслонила собой раздолбанный системник.

— Где Кузьмин?! — бросила Яна. — Молчите? И долго так еще партизанить будем?

— А можно спросить, что случилось? — поинтересовалась Корикова. — Мы тоже не можем до него дозвониться.

— Что случилось?! — воскликнула Яблонская. — Я вычислила Кэпа Грея — вот что случилось! Вывела подлого предателя на чистую воду! Ловко придумал. С редакционного компа пишемся как Кузьма, а с «левого» — как Кэп Грей. Да ничего, меня не перехитришь!

— Вы уверены? — вежливо заметила Алина. В принципе, ей очень легко верилось в то, что это Антошины проделки. Но порядочность требовала хоть что-то, но сказать в защиту коллеги.

— На все сто! — объявила Яблонская. — И лучшее подтверждению этому — его позорное бегство. Не понимаю, он так и будет все жизнь от меня бегать? В общем, влип ваш любимец. Вылетит отсюда по такой статье, что никуда не устроится! — и Яна удалилась, энергично размахивая руками.

— Свет, а ты почему тут встала? — Корикова пристально смотрела на Серову. — Как будто не хочешь, чтобы Яблонская увидела этот комп.

— Ты права, Алин, не хочу, — спокойно отвечала Серова. — Из рассказа Димки я ничего не поняла. Антон не отзывается. Знаешь, мне за него тревожно. Кстати, Дим, ты что с этой рухлядью собираешься делать? Спрячь его пока получше. Мало ли что…

Филатов согласно мотнул головой. Но тут недовольно выступила Зина:

— А нам он куда, Дим? И так развернуться негде.

— Я могу забрать себе, — предложила Серова.

— Забирай, — разрешила Рыкова. — Не переживай, Дим, у Светланы он сохранится в лучшем виде.

— Ни фига себе! — вдруг взвизгнул Вопилов. — Антоха жжет! Прикиньте, только что оставил сообщение на форуме!

Все сгрудились около стола Влада — пока Яблонская преследовала таинственного недоброжелателя, Вопилов сходил к Кудряшову и упросил его вернуть ему выход на форум.

— Скажите, пожалуйста, как он это мило обставил, — заметила Колчина. — Перемыл Яне Яковлевне все косточки — и это, типа, для ее же пользы!

— Да, оригинальный метод борьбы, — пожала плечами Корикова.

— Антоха молодец! — восхитился Ростунов. — Бился с мегерой всеми возможными способами. И в лицо ей правду лепил, и анонимно с клиенткой работал.

— А вам не кажется, что это странно? — подала голос Серова. — Зачем было наступать столь широким фронтом? Какая у Антона была необходимость заводить ветку на форуме, если он все то же, не стесняясь, говорил Яне Яковлевне в лицо?

— К чему ты клонишь, Свет? — поинтересовался Ростунов.

— Да ни фига это не Кузьмин, по-моему, — отвечала та. — Не сходится.

— Ну как же не Кузьмин? — удивилась Колчина. — А зачем тогда бегать от Яны Яковлевны?

— Мы не знаем точной причины его бегства, — рассудила Серова. — Мы слышали версию Яны Яковлевны, но не факт, что она верная.

— А как же последнее сообщение Кэпа Грея? — напомнила Алина. — Лично я расцениваю его как признание в содеянном.

— Да? А я вообще не уверена, что писал Кэп Грей, — отвечала Серова. — Вас, например, ничего в этом топике не смутило?

— Ничего, — раздалось сразу несколько голосов. — А что, а что?

— Ник-то серый, — торжествующе объявила Серова. — Тот, кто это писал — никакой не Кэп Грей.

— Расчет на лохов? — задумался Вопилов. — Кто-то подставляет Антоху…

— Или Антоха кого-то, — добавила Корикова.

Дежурный по вокзалу объявил посадку на скорый поезд Эмск — Москва. Кузьмин смял пластиковый стакан из-под пива, надвинул бейсболку поглубже на лоб и поспешил на перрон. Билета у него не было. Хорошо хоть паспорт и пластиковую карточку он всегда носил в нагрудном кармане.

Он знал, что его ищут. Поэтому, выбравшись с чердака на волю, сразу же отключил сотовый. До поры, до времени никто не должен был знать, где он находится. Он даже домой соваться не стал — а вдруг у родного порога его поджидает Яблонская? Выход был один — бежать, и немедленно.

Одно его беспокоило. Похищенный компьютер словно испарился! Кто его подобрал? Хорошо бы Димон догадался… А если, не дай Бог, он попал в руки Славику с Яблонской? Тогда партия проиграна. Окончательно и бесповоротно.

…Отсутствие билета прекрасно скомпенсировалось наличкой, которая перекочевала в карман проводника. Когда поезд тронулся, Антон жадно выпил стакан воды и отрубился на второй полке служебного купе.

Проснулся он через восемь часов в шестиста километрах от Эмска и тут же включил телефон. Стеной пошли СМС-ки и уведомления о непринятых звонках. Отзвонились все. Даже разобиженная Колчина дважды набирала его номер, а потом, отчаявшись, послала СМС-ку: «Я с тобой и в радости, и в горе. Только позови».

…Серова ворочалась в постели. Уже два часа ночи, а она никак не может уснуть. «Придется накапать корвалола, — она села на кровати. — Интересно, где сейчас Антон?» И тут же, словно ее невысказанный вслух вопрос передался куда-то в неведомые высшие инстанции, сотовый известил ее о том, что пришла СМС-ка. Света почти не сомневалась, от кого она.

— Я так и знала, — только и сказала она, прочитав послание.

Корвалол было пить бесполезно. Открывшееся настолько ошеломило ее, что о сне не могло быть и речи.

На следующее утро Яблонская вызвала Серову к себе.

— Прикинь, Антоша прислал мне по факсу заявление об увольнении, — объявила она. — Вот хитрец! Понимает, что я зафиксировала бы неявку на работу, и выкинула бы его по статье, за прогул. А теперь фиг что сделаешь. Факс прислан в восемь утра, еще до начала рабочего дня. Не прикопаешься. Представляешь, он уже в Москве!

— В Москве? — сдержанно удивилась Светлана. — Отпусти его, не ищи и не преследуй. Тебе же легче будет.

— Легче? — Яблонская смотрела на нее непонимающе. — Свет, я тебя не узнаю в последнее время…

— Он же ясно написал вчера на форуме, что не хотел тебе плохого, — продолжила Серова. — И эту игру затеял для твоего же блага…

— Для моего блага?! Люди, которые пекутся о моем благе, не говорят мне гадостей, не оскорбляют, не цепляются к каждому моему слову, чтобы раздуть очередной скандал… И уж всяко они не объявляют в сети конкурс на тему, кто больше вспомнит прегрешений Яблонской!

— Да? А что они делают? — впервые за три года повысила голос Серова. — Поют тебе дифирамбы, когда у самих в душе все чернеет от злобы? Носят тебе информацию и тут же за глаза называют тебя ограниченной и бездарной? Их ты считаешь настоящими друзьями? Значит, тебе больше по душе лицемерие Крикуненко, чем искренность Антона?

— Я и не говорю о Крикуненко, — сбавила обороты Яна. — Есть же по-настоящему преданные люди… Олег… ты…

— Олег просто любит тебя безумно, поэтому и видит в тебе одно хорошее.

— А ты, Свет? Мне казалось, ты тоже поддерживаешь меня во всем. Если бы ты меня втайне ненавидела, то это бы как-то проявилось… не могло не проявиться! Ты бы настраивала против меня коллектив… так, как это делал Кузьмин.

— Настраивать то, что и так настроено? — усмехнулась Серова. — Неужели ты думаешь, что революция возникла потому, что был недоволен один Кузьмин? Нет, Ян, протест становится возможным, когда недовольно большинство. Антон же, как самый совестливый и безбашенный, просто встал во главе этого…

— Свет, ты ли это? — Яблонская смотрела на нее широко открытыми глазами. — Что случилось? Почему ты раньше никогда не говорила мне ничего подобного?

— Потому что знала, что это бес-по-лез-но, — отчеканила Серова. — Вспомни, как я пыталась убедить тебя в том, что Антон написал первополосный текст по скандалу в пединституте. Ты ко мне прислушалась? А насчет Кориковой я тебя просила, помнишь? И таких примеров масса. Но ты словно не слышала ничего. Какой смысл распинаться, когда для тебя имеет значение только собственное мнение?

— Значит, ты все это время врала мне, — как бы сама с собой говорила Яна. — Делала вид, что со мной, а сама была против.

— И только поэтому мы сработались! За год до того, как позвать меня, ты сменила троих замов. О чем это говорит?

— О чем — о чем? Об их лени и непрофессионализме! — выпалила Яблонская.

— Понятно. Значит, к себе вопросов по-прежнему не возникает?

— По-твоему, я должна была разрешить Полторацкой ходить днем в автошколу!

— Да, должна была. Признайся себе, Полторацкая была нормальным замом. Не случайно из «Девиантных» она сразу отправилась на повышение в Москву. Ты могла бы ее удержать, если бы создала ей нормальные условия для работы, а не началила за десятиминутное опоздание с обеда. Себе-то ты многое позволяешь…

— Что, например? — Яблонская смотрела на Серову почти враждебно. — Ты меня опять будешь «Одноклассниками» попрекать? И парой-тройкой бизнес-ланчей? Вы задрали уже!

— Ну вот видишь, как с тобой разговаривать… Все правильно, миссия провалена. Акция не имела смысла.

— И виновные в раздувании этого конфликта будут наказаны!

— Ты так ничего и не поняла.

— Да что понимать-то?

— Преследователь всегда превращается в жертву.

И Серова быстро вышла из кабинета начальницы.

Антон сидел в кафе на Курском. Ближайший поезд — в С. — шел через 50 минут. А, значит, оставалось время, чтобы выпить пива и съесть горячий бутерброд. Билет он решил не брать — все еще опасался погони. Договорится с проводником, как вчера.

После ночной СМС-ки от Светланы у него в голове все окончательно устаканилось. Как он заблуждался, думая, что увлечен Юлей, Алиной, Зиной и бог знает кем еще! На самом деле, все это время он думал совсем о другой. Вчера ларчик открылся неожиданно быстро и просто. Он все понял в один миг — когда подслушал телефонный разговор Яблонской с сисадмином «Сетей».

Он начнет жизнь с чистого листа. В другом месте, с другими людьми… Он опять включил сотовый, нашел сохраненную СМС-ку и с улыбкой прочитал текст, выученный, наверно, наизусть.

Немного помедлив, Антон открыл следующую сохраненную СМС-ку. Она пришла той же ночью, три минуты спустя после первой. Ее содержание было настолько волнительным, что, прочитав ее, он больше в нее не заглядывал.

В сообщении было всего три слова.

Славик, хоть и был разобижен на Яблонскую, не терял надежды получить деньги за свои услуги. Поэтому спустя день после облавы на Кэпа Грея набрал ее номер. Он не сомневался, что Яна ему заплатит, когда он сообщит ей еще кое-что… И точно: Яблонская тут же на крыльях жгучего любопытства прилетела в «Сети».

— Денежки вперед, Яна Яковлевна, — с порога предупредил клиентку Святослав. — Больше кидалово не пройдет.

— На, на, — смутилась Яблонская и сунула ему сначала две тысячные купюры, а потом еще одну. — Только не томи.

— Ну что? Я понял, кажись, куда делась машина с компроматом. Пока мы препирались на лестнице, ее умыкнул подельник этого чувака.

— Подельник? Кузьмин был один, — Яблонская с сожалением глянула на деньги.

— А вот и не один, — торжествующе объявил сисадмин. — Серега мне рассказал, как все было. Сначала приперся этот ваш Кузьмин, сказал, что его прислали вы, и отправил Серегу за мной. Ну, Серый пошел. А когда хотел обратно выйти, к нему прикопался подельник этого чувака. Упорно не хотел его выпускать из компьютерного зала. Серега к двери — тот ему дорогу преграждает. А потом раз и смылся!

— А как этот парень выглядел?

— Ну как? Я бы не хотел, чтобы у меня такой попросил на улице прикурить. Морда такая — как у чеченского боевика. Чувствуется, привык кулаками махать. Над бровью шрам…

— А-а, ну все понятно тогда. Димуня Филатов собственной персоной! Ничего, будет ему на орехи…

— Ян, вы опять отвлекаетесь, — деловито напомнил Святослав. — В общем, компьютер по-любому у него. Куда еще он мог деться? Ведь когда этот ваш Кузьмин лез на чердак, у него ничего не было. Значит, он успел передать машину этому Диману…

— Славик, ты гений! — просияла Яблонская. — Все, поехала раскалывать Филатова!

— Ни в коем разе! — запротестовал Славик. — Он отопрется, а потом перепрячет комп или вообще уничтожит его.

— Ты прав, ты прав, — Яна забарабанила пальцами по столу. — Но что делать?

Славик заговорщически улыбнулся, сложил три пальца в щепоть и выразительно потер ими друг о друга.

Яблонская вздохнула и полезла в портмоне.

Обстановка в конторе была нерабочая, все только и обсуждали мотивы выходки Кузьмина и строили версии, где он сейчас. Яна же появлялась на работе эпизодически, а когда появлялась, то явно была недееспособна. Воспользовавшись этим разбродом и шатаниями, Рыкова под шумок укатила домой. У нее были важные дела: проэпилировать ноги, обновить педикюр и накрутить фарша. Филатов заказал на ужин зразы.

Но первым делом Зина нанесла на лицо маску и залегла на кровать, положив под ноги две подушки. Она и сама не заметила, как ее сморило.

Проснулась она от ощущения того, что в квартире кто-то есть. Открыла глаза и застыла от ужаса — прямо на нее из кухни шел щуплый парнишка, почти ребенок, с отверткой в руке. Впрочем, увидев Зину, он оторопел не меньше ее. Секунда — и он метнулся к двери.

— Стой, стой, — Зина резво вскочила с кровати и бросилась за ним. — Ты кто?

Но пацан, пряча лицо, терзал замок.

— Не выйдешь, я заперлась на ключ, — сообщила Рыкова.

— Гони сюда! — угрожающе прошипел малец. — Ну, черти, ответят за подставу. Клялись, что хата пустая…

— Да ладно, успокойся, — Рыковой было уже совсем не страшно. — Я никуда не сообщу. А ты что, реально домушник?

— Форточник, — степенно отвечал пацан. — В игольное ушко пролезу.

— Да уж, — усмехнулась Рыкова. — Маманька, видать, тебя совсем не кормит. Хочешь пожрать-то?

— Не откажусь, — с готовностью отвечал тот.

Рыкова бросилась к холодильнику и принялась один за одним выгружать на стол кастрюльки, сковородки и разнокалиберные судочки. Через пять минут незваный гость наворачивал солянку, голубцы и макароны по-флотски.

— Как видишь, брать у меня особо нечего, — тем временем внушала ему Рыкова. — Бриллиантов и золота не держу.

— А на фиг мне твои бриллианты? — с набитым ртом усмехнулся налетчик.

— А что тогда? Деньги? — пытала его Зина. — Тоже мимо — в доме ни копья.

— А где у тебя комп стоит? — отвечал пацан. — Покажешь потом?

— Почту, что ли, надо срочно проверить? — сострила Зина. — Да шучу-шучу. Нет у меня компа.

— Как — нет?

— А вот так и нет. На фиг мне дома комп, если он у меня на работе есть?

— Врешь! Не может быть, чтобы у тебя компа не было! — у пацана вдруг пропал аппетит. — Может, старый какой есть, раздолбанный?

— Да вообще никакого! И на что тебе мой комп сдался?

Насытившись, пришелец быстренько закруглил визит.

— Спасибо, хозяйка, и прощай. В ментовку не звони — плохо будет.

— Будь аккуратнее, — напутствовала его Рыкова. — Береги себя.

Закрыв за незнакомцем дверь, Зинка вновь возлегла на кровать. Но расслабиться не получилось. Внезапно она подскочила на постели, озаренная новой продуктивной идеей. Быстро набрала один номер, но тут же сбросила вызов. Подумав пару секунд, вызвала другого абонента и беззаботным голосом проворковала в трубку:

— Ты знаешь, Антоша только что Димке звонил… Просил забрать у тебя комп. От греха подальше…

После звонка Рыковой Светлана вновь почувствовала неясную тревогу. Что за ажиотаж поднялся вокруг этой бесформенной кучки металлолома? Почему Антон, едва отъехал от Эмска на безопасное расстояние, разбудил ее среди ночи, чтобы узнать о судьбе компьютера? А назвал его как? Вещдок. Получив ту СМС-ку, Света не придала этому значения. Решила, что Антон либо шутит, либо конспирируется. Поэтому подыграла ему и ответила, что «вещдок» у нее. Но, похоже, что груда железа действительно скрывает в себе какую-то тайну. Но вот какую?

И почему Антон, не предупредив ее, попросил Филатова забрать у нее компьютер? Почему ценная для него вещь не может храниться у нее? Он что, не доверяет ей? И что заставило его выйти на связь с Димоном средь бела дня? Или Антон больше не конспирируется? Но тогда он должен был позвонить ей… Неужели он испугался, что в той ночной СМС-ке сказал лишнего и теперь решил дать задний ход?

«А откровенен ли он со мной? — задумалась Света. — Я как-то слишком безоглядно ему доверяю. А ведь он того… авантюрист. Может, я всего лишь пешка в его игре?»

Но тут же отбросила эти мысли. Если бы это было так, неужели он признался бы ей в том, в чем признался? Нет, теперь они повязаны…

Но возвращать ли Филатову его трофей? Вот ведь еще задачка! Надо уточнить у Антона… Светлана сбросила ему СМС-ку, но через пару секунд ее уведомили о том, что сообщение не доставлено. Стало быть, телефон Кузьмина был отключен. В смятенных чувствах Серова отложила мобильник.

«Отдать или не отдать?» — подумала она про себя.

Телефон зазвонил вновь. Это была Рыкова.

— Светлан, ну что? Можно подъехать забрать?

— Да ты возвращайся с задания, — Серова знать не знала, что Зина покинула офис не по производственным нуждам. — Попьем кофе, обсудим ситуацию.

— Некогда, Свет, обсуждать, — нагнетала Рыкова. — Дорога каждая минута! И с каждым мигом Антоша все ближе к провалу… Где у тебя компьютер?

— Ну ладно, — сдалась Серова. — Езжай ко мне домой, а я сейчас маме позвоню, предупрежу.

— Окей, уже еду! — обрадовалась Зина и тут же отключилась.

Неимоверным усилием воли Светлана заставила себя работать. Надеяться ей было не на кого. Яблонская после обеда в редакцию так и не возвратилась, никаких распоряжений от нее не поступало. Около четырех в корреспондентскую заглянул Кудряшов и безрадостно позвал Свету на планерку. Оказалось, что не закрыто больше половины номера.

— Олег, что происходит с Яной? — строго спросила Светлана. — Она совсем забила на газету…

— Что делать, Свет? Надо терпеть и как-то выкарабкиваться, — вздохнул тот. — У Яны большие проблемы. Ей реально не до газеты…

— Что за проблемы-то? Ну, скурвился Кузьмин и что теперь? Он же написал «по собственному». Подпиши заявление и забудь его как страшный сон…

— Я не знаю, что с ней делать, Свет, — потерянно отвечал Олег. — Она словно одержима. Даже по ночам вскакивает. А ведь она…

Тут он замолчал. Серова внимательно посмотрела на Кудряшова, но ничего не сказала.

Тем временем Яна заламывала руки в каморке у Славика.

— Твой Гарик даун! Олигофрен! Имбецил! Придумай что-нибудь поинтереснее и желательно побыстрее!

— А, может, эта ваша Зина навешала Гарику на уши лапши? — осторожно поинтересовался компьютерщик. — Если Кузьмин передал компьютер Филатову, то она не может не знать, где машина.

— Мне не нужны твои рассуждения! — рявкнула Яна. — Я хочу не разговоров о высоких технологиях, а результатов. Да-да, результатов! И только за них я готова платить.

— Гуд, — мрачно отозвался Славик. — Гоните номерок Зинки. Я установлю за ней слежку. Пока Яна заваривала себе пятую кружку кофе, Славик сосредоточенно работал на компьютере. Наконец, он выдал:

— Ну что? Объект сейчас движется по улице Семеновской по направлению к Московскому вокзалу. Вам это о чем-нибудь говорит?

— Только о том, что объект в рабочее время шлангуется непонятно где! — отрезала Яна.

Пять минут посидели в тишине, и Славик доложил свежие сводки:

— Она не дошла до вокзала и свернула на улицу Пржевальского. Не понимаю, а на автобус-то сесть не судьба?

— Что ты! Наши люди на автобусах не ездят! — фыркнула Яна.

— Идет, идет, идет, — комментировал Славик. — Да как быстро чешет! Она спортсменка, что ли?

— Ага, чемпионка по настольному сексу! — Яна была столь заведена, что уже не заботилась об остроумности шуток.

— Пересекла площадь Сидорчука, — проинформировал Святослав. — Может, есть какие-то идеи? Куда она может спешить?

— Не зна-а-ю, — протянула Яна, явно о чем-то задумавшись.

Еще через семь минут компьютерщик выдал:

— Объект движется по улице Ге…

— Героя Александра Матросова? — торжествующе перебила его Яна.

— Да. Есть идеи?

— Не мельтеши, — оборвала его Яна. — Сейчас все будет ясно. Ну, что там?

— По ходу, она пришла. Заруливает в дом номер… номер… — с помощью мышки Славик приблизил объект. — Номер 87!

— Героя Александра Матросова, 87? — переспросила Яна. — О нет! Что ей там понадобилось? Едем!

— Сначала скажите мне, что вы собираетесь там делать, — охладил ее Славик. — Мне проблемы с законом не нужны.

— Посидим в машине, понаблюдаем. Но если она меня чем-то взбесит, задам ей такую трепку, что на всю жизнь запомнит!

— Это без меня, — напомнил Славик.

— Да пошел ты, слизняк! — Яна вскочила, как ужаленная. — Сколько я тебе должна? На, подавись. И больше не звони мне, понял!

— Клянусь, — с иронией заверил Славик, пряча в карман еще одну пятисотку.

Раскрасневшись от двадцатиминутной прогулки быстрым шагом на высоких каблуках, Рыкова стояла у квартиры Серовой.

— Светлана вас предупредила? — затараторила она, когда дверь ей открыла миловидная женщина пенсионных лет. — Ну, где он?

— Да вы пройдите, чаю попейте… Значит, вы со Светой работаете?

— Да-да… Ну, где компьютер?

— Да вот он, в комнате у нее стоит. Не понимаю, что за утиль она в дом притащила…

Через пять минут Рыкова с упакованным в большой пакет компьютером покидала гостеприимный дом. Но куда теперь податься? Сейчас ей позарез нужны услуги какого-нибудь нелюбопытного спеца, который бы помог разобраться, что за ценность таит в себе кусок покореженного металла. Но где взять чудо-умельца? Между тем, времени в обрез. Через пару часов вернется с работы Димон и, возможно, задаст ей некоторые неприятные вопросы. Зачем, например, именем его друга Антоши она заставила Серову отдать компьютер? И что за нужда ей в этой железяке?

Зина медленно побрела по улице, обдумывая дальнейшие действия и глазея по сторонам. Как назло, в поле зрения не попадалась ни одна компьютерная фирма, ни одно Интернет-кафе. Рыкова шла и ругалась себе под нос. Эх, поторопилась она, переборщила…

Вдруг рядом с ней резко затормозила машина. Из нее выскочила всклокоченная девица и вцепилась в заветный пакет.

— Пошла вон, синюга! — заверещала Рыкова. — Я сейчас закричу!

Глянула незнакомке в лицо и осеклась:

— Яна Яковлевна?!

Яблонская — а это действительно была она — сцепив зубы, остервенело рвала пакет на себя.

— Оставьте… в чем дело… — Рыкова не решалась активно сопротивляться начальнице, но и трофей не выпускала.

— Руки!!! Быстро!!! — прошипела Яблонская и вдруг ущипнула ее за предплечье.

Зина взвизгнула, ее ладони разжались. Яна выхватила пакет, прыгнула в ожидавшее ее такси и была такова.

Очумелым взглядом проследив за удаляющейся машиной, Рыкова села на бордюр и разрыдалась.

Около шести вечера Серова заглянула к Кудряшову на верстку.

— Яна сегодня не появится, что ли? — поинтересовалась она.

— Я сам волнуюсь, — отвечал Олег. — Набираю ее — а она то трубу не берет, то возьмет, быстро скажет: «Перезвоню» и опять пропадает… Знаешь что? Все это надо прекращать. Янка на пятом месяце, а думает о какой-то ерунде.

— Яна беременна? — у Серовой округлились глаза. — От тебя, что ли?

— Ну да, — чуть смутился Кудряшов. — Не подумай плохого, мы уже давно расписались.

— Ну вы конспираторы! — поразилась Света. — Что ж, поздравляю… Искренне за вас рада. Тогда ты тем более имеешь полное право треснуть кулаком по столу и запретить ей все эти гонки с препятствиями. Во имя будущего наследника. Как она сама только не понимает!

— А вчера распсиховалась, — Кудряшова потянуло на откровенность. — Кого, говорит, вместо себя оставлю?

— Как кого? Тебя, — из вежливости сказала Серова.

— Нет, она против. Да и я не хочу. Неизвестно, как люди к этому отнесутся. Скажут — развели семейственность…

Олег замолчал. Выжидательно молчала и Света. Вот это поворот! Все три года ее службы в «Девиантных» обязанности главного редактора в случае чего исполняла она, Светлана. Но Кудряшов мнется, ему как будто неловко за что-то. Что ж, все ясно. После вчерашнего диалога в кабинете Яблонской она впала в немилость.

— Ну, если моя кандидатура не рассматривается, — чуть насмешливо сказала она, — тогда советую обратить самое пристальное внимание на Корикову. Перспективная девочка.

— Да ладно тебе, Свет, — забормотал Кудряшов. — Все еще сто раз переменится. Лучше тебя замену не найти. А Янке просто вожжа под хвост попала… Может, мне врачей подговорить, чтобы ее в санаторий какой-нибудь упекли?

— Хорошая мысль, — отвечала Серова. — Ой, Олег, мне СМС-ка пришла.

Прочитав сообщение, она переменилась в лице.

— Что случилось? — оторвался от работы Кудряшов.

Света молчала секунд пять, после чего тихо сказала:

— Все нормально. Ты сдашь без меня газету? У меня неприятности, надо срочно уйти.

Олег согласно кивнул головой — он всю жизнь только и делал, что всех выручал.

На пороге Серова обернулась.

— Яна все правильно решила, — сказала она. — Так ей и передай.

До отправления поезда Эмск — Москва оставалось пятнадцать минут. Серова сидела в вагоне и перебирала в уме события последних дней. С каждым часом они развивались крещендо. Если позавчера, после побега Кузьмина, ей показалось, что пронесло, то сегодня стало окончательно ясно — разоблачение неминуемо. Сглупила она, конечно. Поверила Зинке на слово, отдала «вещдок». Эх, сказал бы Антон раньше, что там в этом компе, она бы с него глаз не спустила… Но что сделано, то сделано. В конце концов, тайное всегда становится явным. Момент истины вот-вот наступит.

Во время разговора с Кудряшовым получив от Антона смс-ку, Серова бросилась к Рыковой — вытребовать компьютер обратно у Рыковой. Но нашла Зинку зареванной.

— Свет, прости, — Рыкова схватила ее за руки. — В такое дерьмо я вляпалась, теперь не знаю, как разгрести. Что я Димке скажу?! Дура я, дура, хотела деньжат срубить…

— Да с кого, дуреха? Зачем тебе понадобился этот металлолом?

— Ой, Свет, ты такая наивная, — Рыкова улыбнулась сквозь слезы. — В том-то и дело, что это не просто металлолом. Там информация очень ценная хранится. И я на ней могла бы деньжат подзаработать…

— Да что там может быть за информация?

— Говорю тебе: очень ценная! Иначе бы ко мне форточников не подсылали… И Яблонская бы за мной не охотилась!

— Яблонская? — Светлана нахмурилась.

— Да, представь, только я с твоей мамой простилась и на улицу вышла, как она на меня налетела и отняла компьютер!

— Что??? — Серова захлопала глазами.

— Да, Свет, вот так. Видишь, синячище какой? Это она меня ущипнула со всей дури… Как гусыня, блин! Ну прости меня, Свет…

— Уже простила, Зин, — Серова через силу улыбнулась. — Я вообще незлопамятная.

— Да мы все это знаем! И все тобой восхищаемся! — в стремлении задобрить Серову Рыкова не жадничала с сахаром. — А Димке не скажешь?

— Не скажу.

— Ой, спасибо тебе огроменное! У меня гора с плеч свалилась. Правда, еще одна осталась.

— Колись, — с улыбкой подначила ее Серова.

— Помираю от любопытства, зачем Яблонской этот комп понадобился. Ты бы видела ее! Полный неадекват! Я ее не сразу и узнала. Чуть не заорала: «Спасите! Убивают!» Эх, разузнать бы у кого, что там за инфа такая ценная…

— Меньше знаешь — крепче спишь, Зин, — улыбнулась Серова. — Да и какая там может быть тайна? Какая-нибудь чепуха на постном масле…

Однако сама она так не думала. Поэтому, выйдя от Зины, тут же поймала машину и поспешила домой.

— Срочная командировка, потом все расскажу, — объявила она матери, быстро укладывая небольшой чемоданчик. — Поезд через час, надо торопиться.

— Да ты когда вернешься-то? — забеспокоилась женщина. — Это не опасно?

— Мам, да ты что? — рассмеялась Серова. — Дня через три-четыре опять буду дома. Какая опасность? Еду в Москву. А срочно потому, что Женя Миронов наконец-то согласился дать интервью. Но ждет именно завтра в десять утра. Ох уж мне эти звездные капризы…

…Поезд набирал ход. Светлана вышла в тамбур и встала у окна. Жадно вглядываясь в родные пейзажи, пыталась получше запомнить. Когда она увидит их в следующий раз? Через год? Спустя пять лет? А, может, никогда?

— Чай? Кофе? — из служебного купе вышла симпатичная проводница.

— Да… чай… — Света улыбнулась сквозь слезы. — И большую шоколадку, пожалуйста.

На следующее утро в корреспондентскую заглянула Яблонская.

— Не редакция, а шалман! Все на оперативку собрались, а ей особое приглашение нужно! — выпалила она и недоуменно уставилась на рабочее место Серовой. — А что, Светланы Андреевны до сих пор нет?

— Вообще непонятное что-то, — пожала плечами Корикова.

— Да уж, случай беспримерный, — поддакнул Ростунов.

— Мы уж ей обзвонились, — подал голос Вопилов. — Телефон отключен, представляете?

Почуяв недоброе, Яблонская ретировалась в свой кабинет. Там ее уже ждал Кудряшов с листком в руках.

— Вот, — он положил его перед Яной. — Еще одна. По факсу прислала. И тоже из Москвы.

Яблонская быстро пробежала бумагу глазами. Серова просила уволить ее по собственному желанию.

— Но ей-то чего не хватало? — тихо произнесла Яна. — И премию я ей всегда выписывала в полном объеме, и больничные через бухгалтерию не проводила, и отгулы без административного давала. Скоро собиралась у Кармана абонементы бесплатные в «Аполло» пробить для нас троих… Почему она сбежала? Я без нее как без рук!

— Да, жаль Светку, — вздохнул Кудряшов. — Очень толковая. Работу делала как за себя кидала. И все — тихо, мирно, без шума и пыли

Яна покосилась на него — не камешек ли это в ее огород? — но ничего не сказала.

— И хоть бы объяснила, что не так, — сокрушалась она. — Поговорили бы начистоту. Неужели на меня обиделась? Подумаешь, немного поцапались, но нельзя же из-за этого хлопать дверью!

— Она и не хлопала, — напомнил Кудряшов. — Ушла по-английски…

— И что я теперь скажу коллективу? За три дня второе заявление! А на кого оставлю газету?

— Успокой людей, — посоветовал Олег. — Сегодня же объяви о том, что скоро уйдешь и назови имя преемницы… преемника…

— Преемницы? — встрепенулась Яна. — Сдается мне, в этой редакции все знают больше, чем главный редактор!

— Ее порекомендовала Света. Сказала, что перспективная девочка…

— Да кто же?!

— Ну не Юлька же Колчина… Кто-кто, Ян? Алинка, ясен пень…

Яблонская глотнула ртом воздух, помолчала пару секунд и решительно сказала:

— Пока я здесь главный редактор, Корикова к этому креслу на пушечный выстрел не приблизится.

Выдержала паузу и громко добавила:

— Я сказала!

В дверь деликатно постучали. Алина с неохотой отвлеклась от работы:

— Да-да?

— Как живете — как животик? — в кабинет заглянула румяная и чуть пополневшая Яблонская. — А мы к вам с Пусиком в гости идем…

Корикова с умилением воззрилась на синий конверт, который Яна прижимала к груди. Личика Пусика видно не было, но Алина сочла стратегически верным ходом всплеснуть руками и воскликнуть:

— Ах ты моя прелесть! Вылитый папа! А нижняя губка твоя, да, Ян?

С недавних пор Корикова и Яблонская перешли на «ты».

— И сколько нам уже? — продолжила Алина тем же умильным тоном.

— Нам с Пусиком четыре месяца и двадцать три дня, — гордо отрапортовала мамаша.

— Скажите, пожалуйста, какие мы уже большие! — восторженно воскликнула Корикова. — Ян, присаживайся, сейчас чайку тебе заварю витаминного…

Обсудив радости материнства и проблемы детства, перешли к делам служебным.

— Ну что, Алин? Регулярно читаю газету. Вполне, вполне, — с покровительственной улыбкой констатировала Яна и добавила, явно превозмогая себя: — Справляетесь.

— Спасибо, — чуть смутилась Корикова. — Ребята молодцы, конечно. Без них я что? У Ростунова словно второе дыхание открылось. Ты не поверишь, Рыкова начала работать! Теперь ее на вернисажи и концерты не загонишь. В коммуналку вгрызается, через день ходит в кремль с чиновниками скандалить. Ты знаешь, ее в коридорах власти уже бояться начали!

— Я такая же была, пока редактором не стала! Как у нее с Филатовым-то?

— Живут. Пока неофициально. Юлька все развод Димке не дает…

— Да что за ерунда?! Прожили вместе три дня, детей нет…

— Да в том-то и дело, что Юлька какую-то беременность выдумала, справки достала… Ой, Ян, это концерт был! Ходила живот выпячивала изо всех сил, девчонки говорят, что даже подкладывала что-то. Димка вообще позеленел от злости. Всем доказывал, что он к ней не прикасался даже!

— Ну? Ну? — глаза Яблонской горели любопытством.

— Ну а потом беременность рассосалась. И вроде как от развода уже не отвертишься. Так Юлька что выдумала? Заманила Димку к себе домой под видом передачи ему каких-то вещей, а на следующее утро хай подняла, что он ее изнасиловал! Весь коллектив на ушах стоял, Ростунов рвался Филатову морду бить. Зинка тоже поверила, Димона из квартиры выставила… А через две недели Колчина завела старые песни о главном. Тошнить ее начало, в талии распирать…

— Так, значит, правда насчет Димки-то?

— Да какое там, Ян. Вторая беременность рассосалась, как и первая!

— Ну у вас тут и веселуха. А у Кармана что? Слышала, Кака девочку родила?

— И Кака девочку родила, и Карманова жена Людмила. Представляешь? А обе говорили, что УЗИ мальчиков показало! Теперь у Кармана четыре дочки: три своих да калимановская Надька.

— Так он с Катькой живет или с Милкой?

— И с той, и с другой по очереди! — прыснула Алина. — Ты в курсе, какой он фортель выкинул? Принял ислам и взял Катьку в жены! То есть, у него теперь две жены, и обе официальные. Милка — по закону, со штампом в паспорте, а Катька — перед Богом. Но, между нами говоря, он, похоже, третью жену себе присмотрел…

— Да ты что?!

— Да-да, Ян. В рекламном отделе девочка новенькая появилась, некая Вичка. Так его с этой Вичкой уже и в клубах пару раз видели, и в кафешках… Дело пахнет керосином!

— А у Влада что стряслось? Из Кудряшова ничего не вытянешь. Неудобно ему, видите ли, у друга такие вещи спрашивать…

— Ну что? Бросила его Алка. Она в последний год танцем живота увлеклась, по семинарам каталась. Ну, и сошлась с одним танцором диско. Забрала Вовку и хлопнула дверью. Вот Владик был в ауте! Он же всю жизнь ей комплекс неполноценности прививал. Говорил, что она себе никого не найдет, а у него до Китайской стены очередь из желающих… А видишь, как все повернулось.

— А Костик как, не знаешь? Не развелся с Катюшкой-то?

— Что ты, она опять беременна!

— О Крикуненко слышно что-нибудь?

— Она в «Эмские» вернулась. Недавно видела ее на открытии выставки Гогошидзе. В своей голубой — или, как она говорила, лазурной — блузочке, со вшивым домиком, под хмельком, понятное дело… около фуршетных столов с пакетиком паслась. В общем, в своем репертуаре!

Повисла пауза, собеседницы сделали вид, что увлечены остывшими напитками. Угасающую беседу поддерживали дежурными репликами о газиках у младенцев, способе заварки чая по Малахову и новых таблетках для похудания. Наконец, Корикова осторожно спросила:

— Ян, а про Серову ты ничего не слышала? Так и не известно, куда она делась?

Яблонская поерзала на стуле, усаживаясь поудобнее.

— Слышала, Алин, слышала. Ну что? С Кузьминым они живут. А вот где — не говорят. Только намекают — в 150 километрах от С. А штамп на конверте — московский.

— Так она письмо прислала?

— Не она. Кузьмин. Месяца два назад…

Яна замолчала. Не выдержав, Алина осторожно поинтересовалась:

— Он как… во всем признался?

Яблонская не спеша полезла в сумку и достала потрепанный конверт. Было видно, что это письмо она перечитывала не раз и не два.

— Вот, с собой ношу. Хочешь — читай.

— Я? Да удобно ли… — но руки Алины уже тянулись к конверту. Стараясь соблюсти приличия, она развернула листок, не спеша.

— Обалдеть! — прошептала Корикова. — Я не сплю?

— Ты дальше, дальше читай, — хмыкнула Яблонская.

— Каков! — не отрывая от листка жадного взора, воскликнула Алина.

— Какое великодушие, — с легкой иронией заметила Яна.

— Добряк человек, — поддакнула Алина.

— Так она была с ним заодно? — Корикова подняла на Яблонскую круглые от удивления глаза.

— Читай, Алин, читай, — многозначительно отвечала Яна.

— Да он издевается! — осторожно улыбаясь, заметила Алина.

— Ловко передразнил, шельмец, — самокритично отвечала Яна.

— Вот это многоходовка! — восхитилась Алина, но тут же осеклась: — Если бы Антоша жил и творил в средние века, то интриги кардинала Ришелье в сравнении с его авантюрами были бы детскими играми на лужайке!

— Как-то скомкано про Кэпа Грэя, — поморщилась Корикова. — Чувствуется какая-то недоговоренность…

— А что, у тебя остались какие-то вопросы? По-моему, Кузьмин все очень подробно расписал…

— Подробно-то подробно, но…

Алина потерла лоб, пытаясь сопоставить что-то несопоставимое.

— Ян, — наконец, сказала она. — Мне тут рассказали, что якобы ты забрала у Рыковой тот самый системный блок… ну, который сначала был у Серовой. Зачем?

— В те дни у меня словно крыша поехала, — призналась Яна. — Я была просто одержима желанием схватить предателя.

— Но, встретив Кузьмина в «Сетях», разве ты не поняла, что предатель — он?

— Поняла. Но компьютерщик убедил меня просмотреть запись, сделанную камерами видеонаблюдения.

— И ты просмотрела?

— Когда Рыкова отдала мне компьютер, я тут же отвезла его Славику. Он вскрыл корпус, извлек винчестер, но… он оказался безнадежно поврежден. Поэтому, пока я не получила письмо от Кузьмина, я все-таки оставляла один процентик, что это не он. Но когда он сам во всем признался… Расстроилась я сильно, несколько дней рыдала… Потом отошло постепенно. В общем, сейчас мне скорее смешно, чем грустно. Хотя я пока не готова видеть Кузьмина. Опасаюсь за свою реакцию, — и Яна улыбнулась.

Помолчала и добавила:

— А у меня для тебя еще одна новость.

— Да что же сегодня за день такой?! — воскликнула Алина.

— В общем, долго тебе еще в этом кресле сидеть…

— А что такое?

— Из одного декрета в следующий иду, — шепнула Яна. — Да вот, да. Так получилось. Раньше, чем через два года, и не ждите.

— Что ты, Ян! Ты вернешься гораздо быстрее, — затараторила Корикова, прекрасно понимая, что Яблонская в лучшем случае выйдет года через три, а в худшем…

«А для кого худшем-то? — от радости у Алины защемило сердце. — Лично мне грустить не приходится…»

Яблонская поднялась со стула, но уходить не спешила.

— Ах да, совсем забыла, — заговорила она, тыкая пальцев в свежий выпуск «Девиантных». — Ты за заголовками следи. Чтобы не больше пяти слов были! И подзаголовки расставляй через каждые две тысячи знаков текста, а не чаще. Далее. Какие-то новые рубрики у нас стали появляться. Это нарушение. Почаще заглядывай в утвержденный рубрикатор! Опять же, фотографии колхозные. Гоняй Филатова, пусть по три-четыре раза переснимает! Далее…

Корикова перевела взгляд за окно, затем глянула на настенные часы и, наконец, произнесла ледяным тоном:

— Спасибо. Разберемся.

Яна вскинула на нее удивленный взгляд, но Алина опять посмотрела на часы и добавила тем же тоном:

— Извини, больше говорить не могу. График.

— У меня есть еще замечания…

— В другой раз, Ян. Реально некогда, — и Алина поднялась из своего редакторского кресла, недвусмысленно давая понять, что аудиенция закончена.

Яблонская хотела что-то сказать, даже рот открыла, но вдруг махнула рукой и направилась к двери.

— В следующий раз, пожалуйста, звони перед приходом, — напутствовала бывшую начальницу Алина. — Мы тут работаем, вообще-то. У меня каждая минута на учете.

…Яна вышла в коридор и присела на стул. В пакете у нее были два вафельных торта — она планировала угостить журналистов. Но вдруг ей расхотелось идти в коллектив. Кто ее здесь ждет? И будет ли хоть кто-то рад ее приходу? Если уж Корикова, облагодетельствованная Корикова, обдала крещенским холодом…

«Серова никогда бы так со мной не поступила! — подумала Яна, и у нее словно пелена с глаз упала. — Она мне не враг, не враг…»

Яблонская достала из потайного кармашка сумки вчетверо сложенный листок. О его существовании не знал даже Олег. Это была весточка от Серовой, вложенная в тот же конверт, что и письмо Кузьмина. Судя по всему, Светлана сделала это втайне от Антона…

Яблонская развернула листок и перечитала — наверно, в сотый раз — эти несколько строк.

На листок капнула слеза, потом вторая… Достав из сумки салфетку и косметический карандаш — других писчебумажных принадлежностей у Яны с собой не было — она быстро написала одно слово: «ДА». Глянув на часы, она поспешила к выходу. На почту ей нужно было успеть непременно сегодня…