Девичьи грезы

2

Как ни хорошо, как ни уютно жилось в имении, а надо было думать о будущем. Дочерей следовало вывезти в свет. Да не в здешний, не в уездный, а в столичный. Лукерья Антоновна еще бы долго собиралась, уж больно не хотелось ей бросать хозяйство, но одно обстоятельство решило все дело: письмо от Прасковьи Антоновны.

Кто же такая была эта Прасковья Антоновна? Проницательный читатель, верно, уж догадался, что то была сестра Лукерьи Антоновны, маменьки двух взрослых барышень. В молодости Прасковья Антоновна, несколькими годами старше сестрицы, была весьма удачно отдана замуж за уездного чиновника Викентия Дмитриевича Сонцова. Викентий Дмитриевич, будучи человеком умным и честолюбивым, уехал в столицу и в короткое время обосновался там. И не просто обосновался, а зажил на широкую ногу. В последние же годы Сонцов и вовсе был приближен ко двору, разбогател и теперь желал покровительствовать своей многочисленной родне, так как характер имел предобрый. Супруга его, Прасковья Антоновна, тут же отписала сестре, с которой находилась в постоянной переписке.

Но, впрочем, обо всем по порядку. В один из августовских дней с обычной почтой пришло Лукерье Антоновне упомянутое письмо из Петербурга.

Письмо взволновало Лукерью Антоновну. Она прочла его дочерям за обедом и получила их восторженное согласие.

Вечером того же дня Ксения, отличавшаяся более пылким характером, заметила сестре:

— Ах, я уж и не думала, что это случится с нами. Что тетушка пригласит нас к себе, в столицу! Если бы ты только знала, сколько я мечтала об этом!

— Что же, твоя мечта сбылась, — ответила Александра.

— Ты как будто не рада, сестрица?

— Нет, я рада. Только, боюсь, не так полно, как ты.

Помолчав немного, Ксения заметила:

— Ты знаешь, о чем я мечтаю? Я мечтаю влюбиться! Мне кажется, нет ничего более восхитительного, чем любовь. И я даже представляю себе, каким он будет…

— Он? Кто же это он? — поддразнивая сестру спросила Саша.

— Он — это тот, в кого я влюблюсь, вот! Он непременно будет военным, потому что статские — это фи! Совсем не то… Блестящий кавалер в мундире, и только так! Другого я себе не представляю. Усы, шпага… Пламенный гусар с пылкими речами и непременно красавец!

— Желаешь ли ты себе поручика или полковника, сестра? — усмехнулась старшая.

— Конечно же, поручика! Полковники все стары невозможно. А разве в старика можно влюбиться? Нет уж, благодарю покорно!

— Старик? Да почему же сразу — старик? Бывают ведь и молодые полковники.

— Ах Сашенька! Ничего-то ты не понимаешь… — вздохнула Ксения.

— А если поручик будет беден?

— Для любви нет преград! Хотя бедность — это очень неприятно… Я постараюсь влюбиться в богатого. Вот и все!

Саша припомнила прочитанную ею недавно «Юлию» [1] и беднягу Сен-Пре и подумала, что любовь не выбирает и совсем не слушается разума.

— Как бы влюбившись, не оказаться в печальном положении Юлии, — заметила Александра.

— Вот уж нет, — энергично возразила Ксения. — Маменька не будет так жестока к нам и не заставит выходить замуж по расчету, пренебрегая нежными чувствами.

— Маменька возможно, но дяденька Викентий Дмитриевич, — задумчиво сказала Саша. — Он человек светский, расчет и выгода ему не чужды.

— Но, позволь, сестрица, какое же он может иметь влияние на наше замужество?

— Да самое прямое. Мы ведь будем жить в его доме, находиться под его опекой…

— Так и знай, Сашенька, — перебила сестру Ксения, — что дядюшка мне в таком деле не указ.

— Это будет неблагодарностью с нашей стороны.

— Что такое неблагодарность, когда речь идет о счастье на всю жизнь! — воскликнула Ксения.

Александра улыбнулась:

— Очень мило. Стало быть наша «Юлия» будет бороться?

— Непременно! Я не стану лить слез и покоряться чужой воле. А ты? Неужели ты способна в угоду деньгам пожертвовать счастьем?

— Нет, Ксения! Вовсе нет!

— Стало быть, я не одинока. И я рада, дорогая, а то уж ты своими рассуждениями меня перепугала.

— Не бойся, тут я тебе не уступлю, — ответила Саша и рассмеялась, а вслед за ней расхохоталась и Ксения.

В ту ночь девушки заснули, мечтая каждая о своем, и это была, пожалуй, первая беспокойная ночь в их жизни…

Лукерья Антоновна, не большая охотница до поездок и гостей, а с годами ставшая трудной на подъем, собиралась с тяжестью на душе.

— Ежели б вы только знали, как не хочется ехать мне в столицу! — не раз повторяла она дочерям. — Только для вас, да из благодарности к сестрице моей решаюсь на такую поездку.

— Да что вы, маменька, — возражала ей Ксения. — Ну как можно не поехать? К тому же что такого страшного в поездке?

— Дитя, ты и не подозреваешь, как тягостно путешествовать по нашим-то дорогам. До столицы небось не рукой подать.

— Разве не искупят удовольствия столицы все тяготы дороги?

— Как знать, Ксения, как знать. Случается, ожидания и обманывают. Но что об этом говорить? Давайте-ка лучше обсудим, что к отъезду нам понадобится. Что в дорогу брать, да сколько денег. И надобно нам поторопиться: скоро осень, распутица. Мы, пожалуй, и застрянем тут с первыми дождями. Сама знаешь, по нашим канавам проехать нелегко…

Уже довольно скоро все приготовления к путешествию в столицу были завершены. Ехали целым обозом, в две кибитки. Надобно было взять и то, и это, и Мавру, и Дуньку, и вещей немало. На станциях меняли лошадей на почтовых. А посему, хоть и дорого это вышло, но все ж доехали довольно быстро.

Поначалу девушки развлекались, считая версты; с опаскою ночевали на постоялых дворах, пугались тараканов и с интересом изучали цены на постой, украшавшие стены. Потом им сделалось скучно, и они уже зевали и дремали в возке. И, наконец, когда прибыли они в Петербург, истинным счастьем сочли возможность встать, потянуться, пройти несколько шагов кряду или взбежать по лестнице, ибо вот она, долгожданная столица!