Девочка для шпиона

ТЕЧЕНИЕ ЖИЗНИ

Вячеслав Грязнов ехал электричкой в Одинцово. Он был одет так, как обычно одеваются горожане, собравшиеся на дачу. У него не было документов, удостоверяющих его личность и принадлежность его к силовым структурам слабеющей страны. Не имел он при себе также ни табельного, ни другого оружия. Потому что выполнял деликатное поручение следователя Турецкого и доложить о проделанной работе должен был не посредством спецдонесения, как обычно, а в дружеской беседе и желательно вне стен служебных кабинетов.

За два дня до этого, предварительно созвонившись, в поликлинику к Нине Сергеевне Скворцовой снова отправилась пенсионерка Александра Ивановна Романова. Она несла фотокарточку, возможно, одну из тех, что убили полковника Скворцова, и держала в памяти вопросы, на которые неугомонный Сашка Турецкий хотел бы получить ответы.

В поликлинике было все то же: угрюмые, нездоровые, непривлекательные женщины, белые стены и запах лекарств. Как и в прошлый раз, пришлось немного подождать, пока врач освободится от очередной пациентки.

Скворцова подняла глаза от бумаг, когда в кабинет вошла Романова, поздоровалась кивком и спросила:

— Фотографию принесли?

— Да, конечно. Только я не понимаю, извините, конечно, Нина Сергеевна, зачем она вам? Ей место в печке.

— А вам она зачем была нужна?

— Я говорила: для того чтобы выяснить личность женщины, с которой… встречался ваш муж.

Легкая тень пробежала по лицу Скворцовой, но она быстро взяла себя в руки.

— Вот-вот, и мне нужно было от вас то же самое. Вы нашли ее?

Конечно, Александра Ивановна могла вспомнить свою кубанскую юность, стать покрепче, упереть руки в бока и, применяя свой богатейший багаж экспрессивных слов и выражений, подключив дорогое тысячам россиян фрикативное «г» Леонида Ильича, быстро и надолго поставить на место эту врачиху, которая, конечно, вызывает сочувствие, но не полковнику же милиции в отставке терпеть эти бабьи «наезды»! И все же Романова терпела. Потому что на место поставить ей ничего не стоило даже бугаистого мужика, но поставишь — человек обидится, испугается, замкнется в себе, потом бесполезно о чем-то его спрашивать.

Так что Александра Ивановна смиренно кивнула и сказала:

— Нашли.

— Вот за это спасибо! А фото мне необходимо как вещественное доказательство!

— Доказательство чего? У нас супружеская измена не является уголовно наказуемым деянием.

— При чем тут измена? Она будет отвечать за доведение до смерти изощренным способом!

— Вряд ли вам удастся, даже начав такой процесс, выиграть его.

— Это уже моя забота! У вас наверняка появились ко мне еще какие-то вопросы? Если бы не такая необходимость видеть меня, вы просто отправили бы снимок по почте — и дело с концом. Не так ли? Романова пожала плечами:

— Я человек свободный, могла бы и принести без всякого повода, но в данном случае вы правы.

— Тогда, прежде чем перейдем к вашим вопросам, ответьте на мои: имя, фамилия?..

В кабинете повисла тяжелая тишина. Романова даже затаила дыхание: к такому повороту дела она не готовилась. И Турецкий то ли забыл о таком немаловажном моменте, как жаждущая отмщения вдова, то ли в силу относительного благополучия собственной семейной жизни не придал ему значения и не дал никаких инструкций по поводу Валентины Ковалевской. А собственно, чего их жалеть, этих воришек-кукушек? Так решила простая женщина строгих правил Александра Ивановна и назвала имя разлучницы, так и не успевшей разбить семью.

— Ну теперь спрашивайте вы, — позволила Скворцова.

— Нина Сергеевна, ваш супруг называл кого-нибудь из близких или сослуживцев словом «ангел»?

Скворцова пожала плечами:

— Для начала — довольно странный вопрос. Ответ на него будет такой — нет. Он был достаточно строг и прямолинеен, чтобы позволять себе такой лиризм. Нет, я ни разу не слышала, чтоб он кого-то так называл. Разве что эту свою!..

— Нет, — на всякий случай решила успокоить ее Романова. — Насколько мы знаем, нет…

— А как он ее называл, не знаете? — с жадным и нездоровым любопытством спросила Скворцова.

— Ну что вы, Нина Сергеевна! — укорила ее добровольная помощница Турецкого. — У нас не настолько испорченный личный состав, чтоб выискивать и смаковать такие подробности!

— Да? Тогда извините.

— Ничего страшного. Постарайтесь припомнить, может, когда-то в связи с его работой слышали, чтоб звучало слово «ангел». Чтоб настроить вас на более напряженную работу памяти, скажу вам, что это слово он написал, когда начался приступ.

— Вот как!

Скворцова умерила свою агрессивную раздражительность, задумалась, черты ее ухоженного лица разгладились, стали мягче…

— Кажется, вспомнила! — воскликнула вдова. — Не знаю, то ли вы хотели услышать, но, во всяком случае, это единственный за последние несколько лет случай, когда он употребил это лирическое словечко!

— Я вас внимательно слушаю.

— Это было перед его последней командировкой. Как раз накануне отъезда Василий разговаривал по телефону…

— Не знаете с кем?

— С кем-то из сослуживцев, потому что обсуждали сначала какие-то свои специфические проблемы, но на профессиональном жаргоне, чтобы никто посторонний не понял, о чем разговор. Причем разговор шел на повышенных тонах.

— Они ругались?

— Нет, скорее ругали в два голоса начальство. Сначала завуалированно, потом… стойте, поточнее вспомню… ага, Василий говорит: еду вот, боюсь, эти ангелы так и оставят меня в своей преисподней… Так, да. Потом спохватился, извини, говорит, с языка сорвалось. Вот и все.

— Как он сказал, в единственном или во множественном числе?

— Абсолютно уверенно не могу сказать, но, кажется, во множественном, такие вещи обычно врезаются в память.

— А с кем говорил? Как он его называл?

— Как? Алик. По-моему, Алик.

— Вы не помните, кто это?

— Я не знаю, кто это.

— Нина Сергеевна, у вас есть дача?

— А что?

— Видите ли, есть некоторые основания предполагать, что ваш муж встречался с некоторыми интересующими нас людьми, и встречи эти не были санкционированы его руководством.

— Вы хотите сказать, что Василий изменник?!

— Нет, конечно! Возможно, он вел некую игру, чтоб разоблачить крупную коррупцию…

— Вы представляете уголовный розыск? — резко спросила Скворцова.

— Да.

— Вы же не занимаетесь контрразведкой?

— Упаси Боже! Своего хватает!

— Значит, вы не сможете ничего накопать на него?

— Даже если и накопаем, никому не отдадим! — твердо пообещала Романова.

Она знала, что так и будет, была убеждена, что сырец Турецкий никому не отдаст, сам сначала все раскопает, до мелочей.

— Тогда скажите, зачем вам надо знать про дачу?

— Известно, что у вашего мужа должна была состояться встреча с двумя пока не установленными гражданами, один из них, очевидно, иностранец. Возможно, какие-то документы спрятаны на даче. Для нас они представляют чисто оперативный интерес…

— Почему вы решили, что, может быть, что-то спрятано именно на даче?

— Наверное, потому, что вы не были в этом деле ни помощником своему мужу, ни человеком осведомленным.

— Конечно, я вообще предпочитала ничего не знать, хотя должна вам заметить, что в отличие от бывшего КГБ военная разведка всегда занималась чисто разведывательной работой. Дача у нас имеется только в виде куска земли. У нас все времени не было заняться строительством.

— Понятно, — Романова встала со стула, намереваясь проститься, желательно навсегда.

— Подождите минуту, — попросила Скворцова. — Скажите, вот вы лично тоже в уголовном розыске служили?

— Да.

— Разве это женское дело — бандитов ловить?

Александра Ивановна пожала плечами:

— Это, наверное, вопрос не пола, а характера. У меня только тело бабье, да и то мускулистое. Пока в отставку не пошла, ловила. Говорят, неплохо получалось.

— И звание офицерское имеете?

— Имею. Полковник.

— Никогда бы не поверила! — удивленно воскликнула Скворцова.

— Я и сама теперь удивляюсь….

— Знаете, я вам скажу: в Одинцове есть небольшой домик, там отец Василия жил когда-то. Муж бывал там довольно часто…

Когда Александра Ивановна записала адрес, Скворцова спросила:

— Вы не будете там обыск по всей форме проводить?

— Нет, конечно! Зачем? Нам только бы зацепочку найти, что за люди искали встречи с вашим мужем. Если они имеют отношение к разведке, мы тут же отойдем в сторону.