Одна из стен моего кабинета украшена большой и подробной картой Союза Советских Социалистических Республик. Пора бы уже обзавестись более современной, но то ли я такой нерасторопный, то ли не нарисовали еще в достаточном количестве, поэтому я пялюсь на старую. Ею еще можно пользоваться в некоторых случаях, чтобы проследить извилистые линии железных дорог, например. Но в том месте, куда я смотрю, карта точно устарела — там некая территория называется Чечено-Ингушская АССР. Там уже нет автономной республики, там не поймешь что. И это «не поймешь что» яростно рвется из федерации на полную волю, как будто в последние три года кто-то пытался или хотя бы желал проверить, как идут дела в отдельно взятом субъекте федерации. И все это может кончиться тем, что в этом месте на карте мы начнем ставить зеленые и трехцветные флажки, отмечая ими линию фронта. От непреходящего идиотизма русской политической жизни хочется выть на кремлевские рубиновые звезды. К сожалению, легче от этого не станет, разве что приз за лучший вой получишь от какой-нибудь фирмы, не знающей, как покруче разрекламировать свой товар.
Резко звонит телефон. По звуку определяю, что это внешняя связь. На проводе Юрий Макаревич из контрразведки. То, что он по своей инициативе звонит мне, должно означать нечто чрезвычайное.
— Александр Борисович! Необходимо срочно встретиться!
— Что-то случилось?
— Есть новости!
— Приезжайте, — предлагаю я, хотя и догадываюсь, что он хочет на нейтральной территории.
— Надо бы на открытом воздухе, вы меня понимаете?
— Понимаю, но погода…
За окном сырой ветер гоняет туда-сюда неисчислимые стаи отяжелевших от влаги снежных хлопьев.
— В ресторан зайдем, кофе выпьем.
— Хорошо, — соглашаюсь я и, выслушав, где он будет меня ждать, иду за пальто.
Небольшое кафе, где мы с Макаревичем находим временный приют, не относится к числу процветающих и шикарных, но здесь тепло, пахнет горячим кофе, поэтому в сравнении с гнусностью, творящейся на улице, кафешка кажется даже уютной.
Не могу удержаться, особенно после рассказа Кости Меркулова о том, как контрразведчики завербовали его будущего зятя, и спрашиваю без ехидства, но и без сочувствия:
— Как ваши успехи на восточном фронте?
Погруженный в мысли о том, как половчее задать свои вопросы, Макаревич рассеянно спрашивает:
— Вы о чем?
— О Чечне, естественно.
— А-а, — с видимым облегчением произнес Юрий. — Я, к счастью, не имею к этому отношения. Я из отдела внешней контрразведки, а страна под названием Чечня относится пока к делам внутренним… Александр Борисович, скажите, пожалуйста, откуда вы взяли эту фамилию — Кук?
Помешивая ложечкой густой и на вид вполне приличный кофе в миниатюрной чашечке, я прикидываю, что потеряю, если поделюсь с ним информацией о Скворцове. Наверное, ничего. То, что покойный хотел спрятать от всех, Слава нашел. Остальное пусть делят между собой.
— Честно говоря, Юрий Николаевич, я не был уверен, что это фамилия. То могла быть и кличка и все что угодно. А вы говорите — фамилия?
— Да.
— Вы слышали что-нибудь о полковнике ГРУ Скворцове?
— Что-то… краем уха. Он умер, кажется?
— Да, от сердечного приступа. Прекрасная смерть для офицера разведки, да?..
После чего я устыдился своего неуместного ерничанья и рассказал Макаревичу о Скворцове все, что знал сам и чем поделился с Осинцевым. Все выложил, кроме дискеты из Одинцова.
— Спасибо за откровенность, Александр Борисович, — вполне искренне сказал Макаревич. — Конечно, тяжело будет разговаривать с ребятами из Главразведупра, но придется. Дело того стоит…
— Юрий Николаевич, себя я к людям не в меру любопытным не отношу, но все-таки интересно было бы узнать, на какое открытие вас натолкнуло словечко «кук»?
— Сказать вам это — значит дать повод лишний раз поиздеваться над контрразведкой! — невесело улыбнулся Макаревич.
— Я, собственно, не настаиваю, чтобы именно вы мне говорили, Юрий Николаевич, пошлем вам запрос по всей форме от генерального прокурора…
— Не стоит, я же не собираюсь таиться от вас. Дэвид Кук — суперагент Центрального разведывательного управления.
— Лихо! Тогда вам в разработку надо забирать все материалы по Скворцову. Если окажется, что они якшались на взаимном интересе, Главное разведывательное управление сильно потеряет лицо, как говорят китайцы.
— Да-а, они будут упираться изо всех сил! А главное — основных фигурантов ни о чем не спросишь!
— А что, аборигены не успели съесть Кука? Он уже в отпуске во Флориде?
Макаревич как-то странно усмехнулся:
— Хотите на него взглянуть?
— Отчего ж нет?
Он достал из кармана фотокарточку, протянул мне.
Улыбающийся мужчина в летнем светлом костюме и широкополой шляпе показался мне знаком. Присмотревшись, я понял, почему не сразу узнал его — этого человека я никогда не видел улыбающимся, не видел живым. Я его наблюдал в морге, где он значился под именем Джон Кервуд…
Вернувшись к себе, первым делом бросился к телефону и стал названивать обиженному мной Юрию Андриевскому, хотелось то ли удивить его, то ли обидеть еще больше. Нет, прежде всего интересно было услышать его реакцию на такую новость.
Мне повезло. На пятом гудке в трубке щелкнуло, и знакомый, приятный во всех отношениях голос ответил:
— Слушаю вас.
— Добрый день, Юрий Владимирович!
— А, это вы. — В голосе никакого проблеска радости, да уж ладно, лишь бы трубку не бросил.
— Нет ли у вас для меня новостей? — спрашиваю я.
— Наверное, нет… Вопрос конкретизируйте, пожалуйста.
— Да меня все этот фальшивый миролюбец интересует, Кервуд. Если не из-за него, то из-за вас нападение было…
— Вы так полагаете? По-вашему, девчонки туда только за одним делом ездили?!
— В том и беда, что ни одной не удалось допросить! А вы хоть знаете, кто прятался под фамилией Кервуд?
— Почему вас это интересует?
— Я полагал, что это заинтересует вас, Юрий Владимирович…
— Нет нужды дразнить мое любопытство. Я знаю, кем был на самом деле Кервуд.
— Почему же мне не сказали?
— В этом не было оперативной необходимости. И пока нет.
— Ничего, Юрий Владимирович, расслабьтесь, у вас я не буду выпытывать. Нашлись добрые люди, сказали. Они и к вам придут с вопросами, что это вы решали с господином Куком и каким боком пристегнут к вам полковник ГРУ Скворцов.
— Вы славно поработали, Турецкий! — рассмеялся Андриевский. — Но у вас может не хватить ни времени, ни сил претворить в жизнь свою версию.
— Какую версию?
— Вам с Меркуловым никак неймётся, так хочется навешать собак на все, что когда-то находилось под крышей КГБ!..
— Ну что вы, Юрий Владимирович! У вас определенно мания преследования! Мне только хочется понять, почему так получилось, что за ваши с Куком шалости пришлось расплачиваться вашей маленькой глупенькой партнерше.
— Вы о Мещеряковой?
— Конечно.
— Не думаю, что вам удастся пристегнуть ее к делу. Да и дела, в конце концов, никакого не будет. Хотите, дам совет, Александр Борисович?
— Как бывший честный пионер, от советов не отказываюсь, какими бы они ни были.
— Вы нравитесь мне, как нравятся все профессионалы. То, что сейчас происходит, непрофессионально, поэтому некрасиво и непредсказуемо. На вашем месте я взял бы отпуск и переждал очередную российскую перетряску где-нибудь вдали от шума городского…
— Спасибо. Можно вопрос?
— Только нейтральный.
— Что будете делать вы на вашем месте?
— Выполнять приказы своего руководства.
— Это Пермитина, что ли? — спросил я, намекая на родственные связи.
— Не только, — сухо ответил Андриевский и положил трубку.
Не скажу, что остался доволен беседой. Хотя, откровенно признаться, понятия не имею, зачем позвонил. Может быть, надеялся, что выведу из равновесия этого детину с полным отсутствием нормальных человеческих эмоций. Где-то в чем-то он был замешан, но улик против него не было, а общение с американским шпионом разведчик всегда сможет объяснить красиво и правдоподобно, так что в конце концов окажется, что Кук — это Штирлиц сегодня.
У меня оставалась, пожалуй, единственная надежда — дискета из Одинцова. Возможно, там будет объяснение всему.
Скворцов, кто он? Запутавшийся, несчастный в семейной жизни офицер, попавший в умело расставленные сети? Или умный, реально мыслящий разведчик, нащупавший нити какого-нибудь глобального заговора и не успевший довести дело до конца? Что означает в его игре с кем-то слово «ангел»? Может, это не просто ангел, ведь его последняя запись имеет еще и букву «Ф». Ангел Ф? Что это может быть? Какие слова есть на букву «ф»?.. Говорят, ее очень не любил Пушкин, фиолетовую эту литеру. Фига? Нет, не настолько Скворцов был эксцентричен, чтобы уйти в мир иной с кукишем наперевес. Фонарь? Факт? Файл… Что такое файл? Файл, имя файла — ключевое слово, открывающее вход к записанной на дискете информации.
Поднимаю трубку внутреннего телефона, связывающего меня с Меркуловым.
— Что ты хотел? — спрашивает тот.
— Я вот что подумал, Костя, может, проверим как версию, тем более это не сложно…
— Не громозди обоснования! В чем дело?
— По Скворцову, — четко, по-военному докладываю я. — Надо проверить следующее: возможно, слово «ангел» — это имя файла на той самой дискете.
— Бери дискету, и пошли в компьютерный центр!
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
ПОДОЗРЕВАЕМОГО ФЕДУЛКИНА
гор. Москва
2 декабря 1994 года
Старший оперуполномоченный уголовного розыска ГУВД г. Москвы майор милиции Грязнов В. Л. в помещении ГУВД допросил в качестве подозреваемого Федулкина Сергея Ивановича, 1969 г. рождения, русского, образование среднее, неженатого.
Мне разъяснено, что я подозреваюсь в вымогательстве крупных денежных сумм у Скворцова В. и Ткачевой Д. при помощи компрометирующих их фотоснимков.
Федулкин.
Вопрос: Вам предъявляются фотографии, на которых изображены обнаженные мужчина и женщина во время интимной встречи. Поясните, вы изготовили эти снимки?
Ответ: Эти фотографии изготовлены мной. Снимки сделаны при помощи длиннофокусного объектива из окна квартиры номер тридцать пять в доме четыре корпус два.
Вопрос: В какой квартире находились снимаемые вами мужчина и женщина?
Ответ: Они находились в квартире номер четырнадцать в доме четыре корпус один.
Вопрос: Вы знаете этих людей?
Ответ: Женщину знаю хорошо. Это Дина Ткачева, с которой мы вместе учились в школе. Мужчину видел несколько раз, лично с ним не знаком. Знаю, что он американец, имя, по-моему, Джон.
Вопрос: Вы фотографировали вашу знакомую и американца в таких деликатных обстоятельствах, уже имея намерение потребовать за фотографии выкуп?
Ответ: Нет, такого намерения сразу не было. Дело в том, что Дина Ткачева нравится мне с девятого класса. Я не один раз пытался предложить ей дружбу и любовь, но она была слишком гордая и красивая, чтобы обращать на меня внимание. После окончания школы мы некоторое время не встречались. Она пробовала поступать в институт, я учился на фотографа… Да, еще в школе я много раз снимал ее, то есть фотографировал. Снимки дарил ей и себе оставлял негативы и фотографии тоже. Потом, значит, служил в армии, поездил и встретил Ткачеву случайно.
Вопрос: При каких обстоятельствах?
Ответ: Директор фирмы «Эдельвейс» Петрушин пригласил меня сфотографировать нескольких его девушек для хорошей цветной рекламы…
Вопрос: Вам часто приходилось выполнять такую работу?
Ответ: Нет, не очень. Честно говоря, девушки не очень хотели у меня сниматься, хотя моя специфика — художественное фото, а не плоскач в стиле «восемь на двенадцать». Но Петрушин человек, понимающий толк в красоте, поэтому он мне сделал заказ. Там я и увидел Дину. Конечно, очень был удивлен. В школе она была самая чистая, целомудренная… И вдруг в массажистках у самого солидного сутенера…
Вопрос: То есть вы сразу были уверены, что Ткачева занимается проституцией? «Ответ: Ну вы же лучше меня должны знать, что такое массажистка на заказ!
Вопрос: Почему?
Ответ: Да потому, что у вас все б… на учете!
Вопрос: Хорошо, вернемся к фирме «Эдельвейс»…
Ответ: Встретил я ее там и спрашиваю: Дина, что ты тут делаешь? Она мне в ответ: я-то понятно что, а тебя каким ветром занесло? В общем, сказал я ей, что, если бросит такое ремесло и придет, — приму и все забудем. Она мне в лицо рассмеялась и сказала: ко мне, мол, только после трех вокзалов. Знаете, пока я думал, что она у этого Петрушина как бы в рабстве, жалел ее, даже после таких обидных слов. А потом встретил, опять же случайно, на улице. Она в машине, в тачке верх откинут, и американец тот за рулем. Это меня уже задело. Позвонил Петрушину, выдумал какую-то причину, узнал ее адрес… Сначала хотел только посмотреть, а потом будто черт за руку дернул — давай снимать…
Вопрос: И тогда пришла идея шантажировать?
Ответ: Нет, позже… Я не знаю, зачем начал это делать. Может, думал клин клином вышибить. И так на душе больно, а сделаю еще больнее — вдруг пройдет. Не прошло… Сначала я хотел его выследить, заловить на чем-нибудь и шантажом Дину отнять. Только не было за ним ничего такого противозаконного, хоть я все время рядом терся. Один раз услышал по телефону адрес, он куда-то в Кунцево собирался, американец этот…
Вопрос: По какому телефону?
Ответ: Он звонил кому-то и говорил, что надо подъехать. Я приехал раньше, высчитал, какая квартира его интересует, и сделал засаду. Но американец туда не пришел, а пришел какой-то офицер. Они выпили, потом началось… ну, что всегда бывает. Я хотел уйти, потом не удержался и начал фотографировать…
Вопрос: С целью шантажа?
Ответ: Нет… еще нет. Просто… как черт дернул. Я потом дежурил по очереди возле четырнадцатой квартиры и в Кунцеве, хотел заловить американца с другой девицей и дать потом Дине фотки, чтоб она знала цену своему дружку. Потом я понял, что все равно ничего не добьюсь. Один раз, когда в Кунцеве дежурил, увидел, как полковник баксы пересчитывает. Вот тогда и подумал, что на этом деле можно заработать.
Вопрос: Когда это было? Какого числа-месяца?
Ответ: Не очень давно. В начале ноября.
Вопрос: Сколько раз вы снимали в Кунцеве и в четырнадцатой квартире?
Ответ: В Кунцеве два раза, в четырнадцатой — три. И один раз на квартире, где девки из «Эдельвейса» работают. Я хотел там жен наших шишек поснимать. На них бы заработал! Теперь-то уж все, да?
Показания записаны с моих слов правильно и мною прочитаны.
Федулкин
Допросил майор Грязнов
Следователю
по особо важным делам
советнику юстиции
при Генеральном прокуроре России
А. Б. Турецкому
СПЕЦДОНЕСЕНИЕ
В связи с расследованием уголовного дела об убийстве гражданина США Кервуда и гражданки России Екатерины Мещеряковой по Вашему поручению мною, старшим оперуполномоченным МУРа ГУВД Москвы, организовано наружное наблюдение за гражданкой Ткачевой Диной, гидом-переводчиком фирмы «Вестинтур».
Проведенными оперативными мероприятиями установлено:
В течение 1 и 2 декабря с. г. Ткачева находилась в основном дома. Первого числа с 10.00 до 11.30 была в офисе фирмы «Вестинтур». 2 декабря в 19.45 Ткачева вошла в зал ресторана «Рига» на Волгоградском проспекте, где подсела за столик к мужчине лет 35–37. Пили шампанское, ели мороженое, больше разговаривали, чем пили. О чем шел разговор, установить не представилось возможным: по техническим причинам не сработало подслушивающее устройство, но беседовали о чем-то важном и то ли спорили, то ли ссорились.
В 21.20 оба вышли из ресторана, сели в автомобиль «вольво», госномер М 1392 ОН, в котором мужчина отвез Ткачеву домой. Судя по принадлежности автомобиля и по профессиональному описанию мужчины, есть основания утверждать, что Ткачева встречалась с сотрудником СВР Ю. В. Андриевским.
3 декабря 1994 года
Ст. оперуполномоченный МУРа
майор милиции В. Грязнов
Мы втроем, Костя Меркулов, я и программист Виктор, закрылись в компьютерном центре в обеденный перерыв. Трудно предполагать, что в наше время найдется энтузиаст, желающий посвятить свободный час работе. И нас действительно так никто и не побеспокоил.
Виктор быстро определил, какой из компьютеров совместим с дискетой Скворцова, с пугающей меня небрежностью толкнул черный хрупкий прямоугольник в дисковод, поиграл клавишами, и на экране дисплея, на голубом фоне появились ряды белых, сложенных в слова латинских букв.
— Так какой файл вы предлагаете поискать? — повернулся он ко мне.
— Попробуйте «ангел».
— Есть такая буква, как сказал бы мой учитель Якубович! — через некоторое время воскликнул Виктор.
Потом на экране появился текст, и мы втроем не отрывались от него ни на секунду, пока он не кончился:
ПРОЕКТ «АНГЕЛЫ АДА»
Заказчики: Совет безопасности, Министерство обороны, Министерство внутренних дел.
Исполнитель: Главное разведывательное управление Генштаба МО РФ.
Поставленная задача: подготовка специального подразделения для ведения локальных боевых операций в относительно замкнутых пространствах: технических уровнях города, метрополитенах, дренажных системах, технической канализации, воздухозаборных потернах, силовых галереях. Кроме того, будут отрабатываться операции по захвату подземных штабов, пунктов управления, пусковых комплексов шахтного типа и других подобных объектов. Подразделение должно быть готово выполнить поставленную перед ними задачу в любом городе мира, где существуют подземные уровни. Таков первый этап работы.
Второй этап: выход подразделения на поверхность в непосредственной близости от объекта нападения или внутри него и выполнение задач по захвату документов, образцов техники и уничтожению живой силы. Возможна операция по освобождению или захвату конкретного физического лица и обеспечение его доставки в определенное место.
Поручить подготовку подразделения сотрудникам ГРУ полковнику Скворцову В. Д. и полковнику Осинцеву С. Б.
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА ПОЛКОВНИКА СКВОРЦОВА
После получения задания организован отбор личного состава в подразделение «Ангелы ада» (в дальнейшем — «АА»). Изучение и подбор кадров осуществлялся по послужным спискам, затем следовали испытания на различных тренажерах, медицинские комиссии, беседы с психологами. На первом этапе подготовки отобрано 220 (двести двадцать) человек. Они размещены в трех подземных сооружениях заглубленного типа. Связь с поверхностью через силовую и вентиляционную шахты, два эскалатора и два лифта.
Первый этап подготовки. Распорядок дня.
Утром анализ крови, прием лекарств, завтрак, теоретические занятия. Обед. После обеда и до ужина — практические занятия в подземелье и прилегающих к нему территориях. Во время этих занятий изучались виды и типы подземелий, тоннелей, дверей, схемы и чертежи, работа метрополитена, подрывное дело в подземных условиях, ловушки.
В специально оговоренных инструкторами местах курсанты поодиночке попадали в организованные экстремальные ситуации. За их реакцией и поведением незаметно наблюдали инструкторы. После завершения эксперимента испытуемые описывали свои ощущения психологам.
Ежедневно все отвечали на вопросы тестов, в конце каждой недели проходили медицинскую комиссию.
Первый этап подготовки завершен через три месяца. Из 220 человек осталось 51 (по 17 в каждом подземелье).
Все прошедшие первый этап курсанты владеют иностранными языками, холодным и стрелковым оружием, боевой армейской системой рукопашного боя (БАРС). Каждый может выполнять работу оружейника, сапера, механика, электрика, машиниста и пр. Подлинные имена и фамилии законспирированы так, что курсанты не знают, как зовут друг друга. Общаются друг с другом при помощи абсолютно нейтральных позывных, напоминающих клички.
Второй этап. Учебно-боевые спуски. Продолжительность — два месяца. Снаряжение и экипировка:
Костюм специальный резиновый армированный (КСРА).
Шлем кевларовый, вмонтированы — фонарь с батарейками, переговорное устройство, прибор ночного видения.
Транспортный жилет.
Ботинки армейские высокие.
Универсальный нож разведчика.
Стреляющий нож.
Нож боевого пловца.
Бесшумный пистолет в кобуре.
Гранаты — световые, шумовые, раздражающего действия, детонирующий шнур и взрыватели.
Десантный ранец, в котором уложены: взрывчатка, бикфордов шнур, аптечка, сухой паек, влагонепроницаемый фонарь.
Алюминиевый ранец с аппаратом автономного дыхания.
Тонкие перчатки из кевларовой нити…
Молодой и слишком интеллигентный для знакомства с такими рапортами программист Виктор воскликнул, ни к кому конкретно не обращаясь:
— А перчатки-то им зачем тонкие?! Чтоб отпечатки пальцев в канализационном тоннеле не оставлять?
Я, признаться, не знал, что ему ответить, но Костя Меркулов, похоже, человек всезнающий. Он усмехнулся и сказал:
— Ценю ваш юмор, молодой человек, но вы не обратили внимания на один нюанс…
— Какой?
— Перчатки сделаны из кевлара.
Костя посчитал, что сказал все, что нужно, однако парень с этим не согласился:
— А что это за кевлар такой?
— Прочный материал. Кевларовую нить ножом не разрежешь.
Виктор понимающе кивнул, и мы все трое снова прильнули к экрану дисплея.
…Вооружение:
АСК-74У.
Пистолет-автомат «Кедр».
Тяжелый автомат «Вал».
а) с прибором для бесшумной стрельбы;
б) со снайперским прицелом.
Добавочно для всей группы выделялось:
Гидрокусачки, мини-лебедка…
— А чем гидрокусачки отличаются от обыкновенных? — снова полюбопытствовал Витя, уже конкретно глядя на Меркулова.
— Эта штучка за минуту перерезает металлический прут толщиной до шести сантиметров, — послушно ответствовал заместитель генпрокурора.
…Снаряженная и вооруженная группа уходила под землю на 72 часа. Через трое суток, выполнив задание, возвращалась в базовое подземелье. После чего у каждого брался анализ крови, проходила медкомиссия. Бойцы писали рапорты по итогам спуска, отдыхали и снова спускались в тоннель, но уже по другому маршруту.
Маршруты разработаны двух видов — простые и сложные. Простым считается такой, когда группа работает в одном-двух уровнях, в галереях, по которым можно продвигаться относительно нормально. На простом маршруте группа проходит в день семь — десять километров.
На сложном маршруте неоднократно приходится менять уровни, спускаться и подниматься по колодцам и шахтам, в отдельных местах практически ползком. Приходится пересекать линию работающего метрополитена, совершать переходы по подвалам жилых домов. За день удается пройти не более пяти километров.
Работа на втором этапе шла в двух направлениях. Первое: научиться ориентироваться в подземных лабиринтах. Второе: выполнить поставленные задачи. На учебно-боевые спуски группы уходили без инструкторов. Их предупреждали, что нападения противника можно ожидать в любой момент. Условным противником могла быть подобная группа либо инструкторы.
Условно-боевые спуски проводились месяц. После этого группы получили новое задание. Им нужно было уйти под землю на тридцать дней. Создавая базы, группы отработали ряд операций: захват секретных объектов, борьба с диверсантами, совершение диверсий и т. п. К вышеперечисленному снаряжению добавлялись приборы, позволяющие обезвредить или нейтрализовать ловушки. Наверху в течение всего времени испытаний дежурила специальная группа сопровождения и контроля, замаскированная под работников «Водоканала», «Мосгаза» и «Мосэнерго», с приданной соответствующим образом оформленной техникой. Связь с землей поддерживалась с определенных точек, возле канализационных колодцев или воздухозаборных шахт.
Итог второго этапа: все бойцы спецподразделения «АА» прошли всю программу подготовки и готовы для выполнения задач в подземных коммуникациях города.
Некоторые замечания.
Замечено, что под землей плохо работает радиосвязь. Пример: человек поворачивает в другой тоннель, углубляется на несколько метров, и его не слышно. Для поддержания связи приходилось расставлять людей особым образом, что замедляло и затрудняло выполнение поставленных задач.
Почти полугодовое пребывание личного состава под землей пагубно сказывается на состоянии бойцов. Отмечались головокружения, воспалялись глаза, не заживали ссадины и порезы. Сказывались на здоровье значительные физические нагрузки, питание преимущественно сухим пайком, употребление чрезмерно хлорированной воды. Имелись случаи слуховых галлюцинаций, беспричинного страха. Вывод: оптимальное время нахождения личного состава под землей определяется в полтора-два месяца.
После окончания испытаний все бойцы спецподразделения «АА» прошли обширное медицинское освидетельствование, подписали обязательство не разглашать полученных сведений и были подняты наверх для отдыха.
Руководитель центра
подготовки спецподразделения «АА»
полковник Скворцов В.
На экране дисплея светились белым по голубому три последних абзаца докладной записки.
Некоторое время мы молчали, переваривая прочитанное забитыми спецтерминологией мозгами.
— Что ты думаешь об этом, Саша? — спросил меня Меркулов.
Я пожал плечами.
— Не знаю, что и сказать. Если бы Скворцов был не разведчиком, а хотя бы замполитом, можно было бы предположить, что мы имеем дело с сюжетом будущего фантастического ужастика…
— Мне интересно, для кого он составлял эту записку или, возможно, снял копию, — рассуждал вслух Костя Меркулов. — Даже скорее всего это копия, и довольно небрежная, потому что даты не проставлены. Виктор, будьте добры, посмотрите, может, там есть еще что-нибудь.
Программист понажимал на клавиши. Текст докладной записки переместился вверх, а на его место перекочевал текст, набранный столбцом и озаглавленный просто и буднично, как и должна называться выкраденная военная тайна: «Список личного состава спецподразделения «АА». Дальше следовало: «Группа № 1»:
Морозов Евгений, позывной Слон;
Александров Сергей, позывной Монах;
Григорьев Михаил, позывной Рыжий…»
И так все полста с хвостиком.
После этого Виктор, не дожидаясь просьбы, сам погнал дискету дальше. Вслед за списком подземных «ангелов» появилось на экране сравнительно короткое сообщение:
«Согласно приказу начальника ГРУ за № 94/436 от 25.10.94 г. пятеро бойцов спецподразделения «АА» группы № 1 отбыли для выполнения особого задания в г. Грозный Чеченской республики. Спустя двадцать дней с момента отбытия группы в Грозный никто из них на связь с руководством не вышел, задание не выполнено. Позывной старшего группы — Белый».
Больше на дискете не было ничего.
— Ну что, Саша? — спросил Меркулов, просто потому что молчание наше затянулось.
— Надо передать все это добро в ГРУ, и пусть они там утираются!
— Выход самый простой…
— И самый лучший! Я уже устал разгребать эти шпионские кучи!
— Значит, ты забыл, что теперь твоя забота не только уголовники и подпольные миллионеры, — мягко напомнил мне Меркулов.
— Во-первых, миллионеры уже вышли из подполья. А во-вторых, пусть контрразведка сначала наловит мне этих шпионов полное Лефортово, потом я ими займусь!
Не желая продолжать спор при Викторе, Костя сказал ему:
— Распечатай, пожалуйста, все, что есть, про этих «ангелов» и дай распечатку мне, а дискету верни Александру Борисовичу, он будет у меня.
— Будет исполнено.
Мы пошли в Костин кабинет. Там он уселся в кресло, предложил сесть мне, виновато косясь на меня, закурил, потом произнес:
— Наверное, ты устал?
Я уставился на него:
— Что, произвожу впечатление?
— Да. А я хотел предложить тебе одну авантюру, которая тебе, а особенно мне, не по чину…
— Так ведь я не от авантюр устал, — начал осторожно я, пытаясь угадать, на что он хочет меня подбить.
Наверное, я догадался правильно, но не стал опережать наставника и друга.
— А от чего?
— От того, что третью неделю работа скучная, не моя, да вдобавок еще и безрезультатная…
— У одного американского писателя-детективщика герой, частный сыщик, говорит примерно следующее: чтобы раскрыть преступление, я бросаю в его отлаженный и продуманный механизм гайку, она попадает между шестерен — и весь механизм заклинивает…
— Кто будет гайкой? — почти с энтузиазмом спросил я.
— А вот давай прикинем. Мне кажется, что в последние дни многие на первый взгляд совершенно разные люди едут в одно и то же время в одно и то же место, которое нынче плохо подходит как для бизнеса, так и для отдыха.
— Ну и кто же это?
— Давай считать. Американский шпион Кук на пару с русским разведчиком Андриевским плюс две дамы. Полковник Скворцов. Член Совета безопасности Королев. Ну последний, положим, ездил по делам фирмы. А вот между шпионами братских стран и Скворцовым прослеживается определенная связь. Если вспомнить, что фамилию Кук мы первый раз прочитали в письме, адресованном Скворцову… не забыл, надеюсь?
— Нет, конечно.
— Напрашивается вывод: Кук с Андриевским ехали к Скворцову. Он готовился к встрече, поэтому отсылал любимую женщину к брату. Не спросить ли нам у Андриевского, что он может сказать по этому поводу, дать расшифровку факса прочитать…
— А если отпираться начнет? Он ушлый…
— Может быть, улики у нас и косвенные, но добротные. Скворцов готовился встречать гостей восемнадцатого. В этот же вечер «вольво» обстреляли, а двигалась она, это шведское чудо, в Кунцево. Если это случайное совпадение…
— Андриевский на том и будет стоять, Костя, на случайности.
— Значит, надо ехать в Грозный, там искать концы.
— Там найдешь!..
— Кстати, последние новости по фирме «Хантала» знаешь?
— Экономические преступления не моя специфика.
— Я тебе говорил, что счета арестованы? Так вот знаешь сколько на тех счетах? В общей сложности полтора миллиона родных деревянных рублей.
— Всего-то?
— Да. Остальное успели перекачать за границу и часть в Чечню, на счета «Нохчи-Чо»-банка.
— К Аслангирееву?
— Правильно. Покойный Буряк служил у Аслангиреева до последнего дня. Он скорее всего и послал мочилу в Москву, вдогонку за Куком. А может, за Андриевским? Юрий Владимирович явно что-то знает.
— Знать-то знает, а чем его прижать, чтоб, родимый, запел?
— Придумаем!
Сильно напрягаться не пришлось. Снова высшие силы или удачное стечение обстоятельств пришли нам на помощь.
Сначала в облике секретарши Меркулова Наташи.
— Константин Дмитриевич, у вас внутренняя связь не отвечает! — слегка капризно заявила она, наполовину войдя в дверной проем.
— Да, я знаю. А в чем дело?
— Там к вам ваш знакомый муровец ломится, рыжий…
— Грязнов, что ли?
— Да, кажется.
— Тогда зови.
Слава вошел в кабинет, кивнул, здороваясь, поглядел на нас и спросил, явно припрятывая какие-то новости:
— О чем задумались, господа товарищи генерального прокурора?
— О том, что гусь свинье не товарищ! — проворчал я. — Знал бы, что ты на чердаке у Скворцова-старшего раскопаешь, никогда бы не послал!
Слава шутливо развел руками:
— Мы люди маленькие, наше дело найти, ваше разбираться!
Костя, задумчиво глядя на Грязнова, произнес фразу, неожиданную даже для меня:
— Вот что я думаю, Слава, надо тебя перебрасывать в аппарат министерства, а то что-то ты от нас на отшибе.
— Шутите небось? Так меня Савченко и выпустил из своих лап!
— А что нам Савченко? На днях я создам следственную бригаду, поедем с Сашей на Северный Кавказ. Если хочешь, поедешь и ты. Тогда мы тебя временно перебросим под эгиду Министерства внутренних дел на время выполнения особого задания. А там, может, и застрянешь. Ведь у нас нет ничего более постоянного, чем временные трудности. Устроит тебя такой вариант?
И Слава, и я, оба смотрим на Костю с недоверием. Потом Грязнов начинает осторожно прощупывать почву:
— Вы меня знаете, ребята, с вами я хоть к чертям…
— Признаваться в любви не надо! Говори четко и ясно: поедешь с нами, если мою авантюру утвердят?
— Поеду!
— Вот и хорошо! Поедем, правда, не к чертям, а к «ангелам», но не могу сказать, что это намного безопаснее…
Слава смотрел на нас слегка обалдело, поэтому пришлось рассказать ему в очень сжатой форме о компании «Хантала ойл лимитед» и о спецподразделении «Ангелы ада».
— Ну ясно, опять влезли! — резюмировал услышанное Слава и добавил: — Я к вам тоже не с пустыми руками. Выщемил-таки у фотографа-любителя клубничку!
Мы ознакомились с показаниями Федулкина, затем Слава вручил мне донесение о наружном наблюдении за Ткачевой. Я прочел и подал Косте:
— Смотри! Опять Андриевский! Он явно примелькался!
Пока Меркулов читал о встрече Андриевского и Дины, я спросил у Славы:
— У Федулкина были какие-нибудь пленки, фотографии, кроме тех, что мы уже имели счастье видеть?
— Нашлось кое-что. В основном, конечно, непотребство, но несколько кадров интересных.
— А покажешь?
Из нагрудного кармана пальто Слава несколько театрально достал тонкую пачку фотокарточек и протянул мне.
Сначала я узнал только Мещерякову, потом понял, что комната показалась незнакомой, потому что вид сбоку сверху. Итак, Катерина сидела за столом, уставленным бутылками, и чокалась бокалом с молодым человеком, судя по форме — лейтенантом милиции. Когда я присмотрелся к нему повнимательней, заметил, что лицом этот симпатичный милиционерик как две капли воды похож на Юрия Андриевского. Вот так номер!
Лихорадочно перебирая фотографии, где девушка и милиционер то чокались, то пили, то целовались, я спросил:
— Когда это было?.. Э-э… когда снимал, спросил?
— Съемка производилась в первой половине того дня, когда мы обнаружили эту несчастную в ванне.
Я опустился на стул, передал снимки Косте и сказал:
— Красиво он нас обвел, ничего не скажешь, артист!
Меркулов посмотрел фотокарточки, заметил философски:
— Очень хорошо. Мы ведь могли до сих пор этого не знать. Значит, так, сегодня я пойду выцарапывать у нашего осторожного прокурора пачку санкций. Завтра с утра встречаемся здесь и начинаем работать.
Мы заходим со Славой на Петровку. Он хочет узнать, нет ли каких новостей от группы наружного наблюдения, приставленной к Дине Ткачевой.
Пока он ходит в недрах шестиэтажного здания ГУВД, я ошиваюсь в дежурной части. Грязнов оставил меня здесь, потому что отсюда мы отправимся, если повезет, машиной к старику Моисееву.
Я вспомнил, что кто-то из соседей упоминал о некоем милиционере с перевязанной щекой, который вошел в четырнадцатую квартиру к Мещеряковой. Это значит, умница Андриевский позаботился о том, чтоб никто даже случайно его не опознал. А с милой подружкой Катей можно не прятаться. Неужели это все-таки он?
Я вытащил из кармана фотокарточки. Ну конечно, ни шапки, ни повязки.
Дежурный, крепкотелый майор, высовывается из-за своего барьера, отгораживающего пульт связи от просторного холла:
— Что это у вас, товарищ следователь? Труп какой-нибудь?..
Любопытство, конечно, не совсем здоровое, но, занятый своими мыслями, я показываю ему снимки и рассеянно отвечаю:
— Нет, пока еще не труп…
Через некоторое время слышу радостный голос майора:
— О! Да это же тот самый летёха, что Грязнова искал!
— Когда искал? Зачем?
— Да вот когда это я дежурил… — майор полез пальцем в настенный календарь. — Утром девятнадцатого заступил, после того как шухер с американцем был на Минском шоссе. Грязнов отсыпался, а к нему с утречка лейтенант этот из МВД нагрянул… Я почему запомнил: после него Вячеслав бегал, спрашивал, кто к нему приходил, а на самом лица нет. Я тогда еще спросил, в чем, мол, дело, да Грязнов не сказал.
У меня аж ладони зачесались от такого неожиданного открытия. Стараясь скрыть волнение, почти равнодушно я спросил:
— Вы уверены, что это тот самый милиционер?
— Да конечно! Тогда он в шапке был, не снимал, но ухмылочка эта очень запоминающаяся!
Появился Слава, не ожидая вопросов, коротко сказал:
— Ничего интересного. Дома сидит.
— Зато у нас с дежурным для тебя сюрприз! — говорю ему и добавляю: — Да и для меня, наверное…
Грязнов выслушивает дежурного, который заново рассказывает про обстоятельства встречи с переодетым в милиционера Андриевским, жмет майору руку, а мне говорит, когда мы выходим на улицу:
— Ты знаешь, Сашок, камень с души упал! Мать моя говорила такую пословицу: у вора один грех, а у обворованного — сто грехов. Потому что на кого только ни подумаешь, пока точно не узнаешь. А дурная мысль у православных тоже за грех канает. По этому поводу стоит напиться!
— Не сегодня.
— Ну, значит, немножко выпить, а?
— Немножко я не против.
Семен Семенович отворил дверь сразу, Слава еще руку не успел отнять от звонка.
— Заходите, заходите, ребята! Спасибо, что пришли!
— Семен Семенович, — говорю, вылезая из куртки в узкой прихожей. — Мы извиняемся сразу от порога, но у нас есть скромное желание — по сто семьдесят граммов на брата. Можно и по сто. Конечно, это наглость с нашей стороны, в который уже раз приходить без своей бутылки, но дело в том, что в киосках такую парашу продают, что лучше уж одеколон пить!
— Зачем эти извинения, Саша?! — воскликнул Моисеев. — Я так и не научился пить водку в одиночку, а привычку покупать искоренить не могу. Так что считайте мою хибару комнатой психологической разгрузки!..
— Или нагрузки, если переберем! — подхватил Слава.
Как Моисеев ни гнал нас в гостиную, мы расположились на кухне, выпили настоечки и поведали старому криминалисту, по какому поводу возлияние.
— Хотите посмотреть на эту молодую да раннюю харю? — спросил я, заканчивая рассказ о последних наших неудачах и успехах.
— Меня всегда интересовали одаренные люди, Саша, даже если они находятся, так сказать, по другую сторону баррикад.
Я достал фотокарточку, протянул Семену Семеновичу.
Тот по своей криминалистской привычке взял ее осторожно, кончиками пальцев, за уголки, положил перед собой на стол, взглянул через стекла очков, наклонился пониже, всмотрелся и сказал такое, чего мы не слышали от него никогда:
— Слава, если вас не затруднит, наплескайте мне полную стопку…
Завороженный, как зритель, попавший в лапы гипнотизера, Грязнов выполнил просьбу, затем налил и себе, старательно избегая моего строгого взгляда.
Моисеев проглотил содержимое рюмки одним глотком, понюхал кусочек хлеба и молвил:
— Ребята, вы не поверите, потому что так не бывает даже в индийском кино, только пусть я отравлюсь кислым фиксажем, если этот парень не мой постоянный клиент…
— Какой? Который доллары у вас проверяет?
— Он…
Я в изнеможении откидываюсь к стене:
— Ну слушайте, сегодня не день, а прямо бенефис Андриевского!
— Так выпьем же за то, чтоб у мальчика не случилось несчастного случая, холеры или СПИДа, чтоб он здоровеньким дожил до своего ареста! — провозгласил Слава.
— Подожди! — одернул я его и обратился к Моисееву. — Семен Семенович, долго он к вам ходил?
— Около года. В его приходах не было ни системы, ничего такого, чтобы можно было заранее знать, когда явится.
Одно было постоянно — он всегда звонил перед приходом, причем между звонком и приходом проходило очень мало времени. Такое впечатление, что звонит из дома по соседству…
— У него в машине телефон, — пояснил Слава.
— Когда он к вам последний раз приходил? — спросил я.
— Да не очень давно. В двадцатых числах ноября. Саша, если вам нужно, я могу восстановить точно все даты его посещений, а также суммы денег, которые он приносил на проверку.
— Зачем он у вас их проверял, Семен Семенович? — спросил Слава. — Если он получал их в банке, там же есть детекторы валют.
Моисеев разбирал свой архив эксперта и одновременно отвечал Грязнову:
— Честно сказать, я и сам интересовался у него. Знаете, что он сказал? Половина всей долларовой наличности, гуляющей по нашим просторам, это искусная подделка, которую может выявить только экспертная группа в Вашингтоне, возможно, в нашем Центробанке, ну и Семен Семенович…
— Вот как! — удивился я. — Вам бы эти сведения поставить в основу своей рекламной кампании, от клиентов отбоя бы не было!
— Несомненно, Саша, — кивнул Моисеев. — Но я, несмотря на пятый пункт, никудышный коммерсант. В чем и упрекали меня даже собственные дети.
Я позвонил Меркулову. Он был еще на работе.
— Костя, мне на завтра нужна санкция на задержание подозреваемого Андриевского!
— Уже? — слегка удивился он.
Я поведал ему о последних открытиях, сделанных с помощью фотокарточки, которую отпечатали в лаборатории с пленки Федулкина.
— Хорошо, — согласился Костя. — Дам вам санкцию, только применяйте с пользой для дела.
— А як же ж! — вырвалось у меня.
Следователь — это человек, устанавливающий виновность конкретного лица в совершении конкретного преступления. Работа подразумевает четкое следование логике доказательств и поиск истины в сочетании с бесстрастностью. Но следователь — это человек, поэтому кроме логики он обладает еще и чувствами. И хотя над моим отдельно взятым разумом эмоции практически никогда не брали верх, более или менее они могут влиять на мое отношение к человеку. Так, временами мне был симпатичен рецидивист Петров по кличке Буряк. Он был убийцей, не заслуживающим никакого снисхождения, но он не был тупым злобным существом или маньяком, а преступления, пока не ушел в профессиональные убийцы, совершал дерзкие и даже озорные, что мне и моим коллегам, уставшим от кровавой бытовухи, импонировало. Одно дело расследовать убийство топором на кухне, особенно когда убийца храпит на полу рядом с убитым, а над ними на столе недопитая бутылка водки. И совсем другое — дерзкое ограбление в условиях неожиданности, на что горазд был молодой Буряк. Да и к нам покойный бандит относился без ненависти, а Грязнова так даже уважал.
Мне нравится Юрий Андриевский. Даже сейчас, когда я почти уверен, что он преступник, и, возможно, государственный. Он молод, эрудирован, умен. Он умеет держаться и умеет подать себя — качества подзабытые за время социалистического единообразия. Хорошо дружить с таким человеком, но и сыграть с ним в игру «следователь — подозреваемый» тоже будет интересно.
Занятый этими мыслями, я незаметно подошел к своему дому по раскисшему от мокрого снега тротуару. Поздний час вкупе со слякотным ненастьем разогнал по квартирам даже хулиганствующих подростков.
Я привык к тому, что они сидят на площадке последнего этажа, пьют пиво, играют в карты или тискают девчонок. Из всех соседей по площадке я, пожалуй, единственный, кто приходит домой чаще всего после девяти вечера. Поэтому с ними у меня почти приятельские отношения, иногда, если не очень поздно, я останавливаюсь немного поболтать с ними, угоститься пивом. Это им очень нравится. А в обмен на то, что я не гоню их от своей входной двери и не вызываю втихаря милицейский патруль, они громко не матерятся, не оставляют после себя свалку отходов жизнедеятельности молодежной, пока еще законопослушной банды. Иногда я консультирую их по вопросам права, не забывая, конечно, воспитательный момент. Так, когда меня спросили, как можно «закосить» от службы в армии так, чтоб не посадили потом, я вполне правдиво ответил, что самый надежный в юридическом отношении способ — поступить в институт…
Правда, лифт ребята считали ничейным, и поэтому стены кабины, не спеша, со скрипом, поднимающей меня наверх, были усеяны пятнами копоти, рисунками и надписями, наглядно доказывающими, что юношеская гиперсексуальность — не вымысел досужих последователей доктора Фрейда.
Надписи — дело привычное и даже забавное местами, но на сей раз имелась деталь, превращающая поездку в тест на степень брезгливости. Через серый, заплеванный пол тянулась розовато-серая комковатая лужица рвоты. Едва не вляпался, когда входил в кабину на первом этаже, предупредил об этой опасности резкий запах.
Лифт остановился, створки дверей медленно поехали в стороны, открывая взору совершенно темную площадку. Странно, успел подумать я, вроде договаривался с пацанами, чтоб лампочек не били…
Слабое пятно света из кабины протянулось до противоположной, окрашенной в салатовый цвет стены, на которой темнел встроенный железный ящик с электросчетчиками. А рядом с ним человеческая фигура в камуфляже с маской на лице.
Не больше секунды смотрели мы друг на друга. И пока натруженная голова соображала, что за тип и чего ему здесь надо, тело по многодневной привычке стало совершать почти рефлекторные движения к выходу. Но вот эта лужа мерзопакостная! Ноги повернули корпус боком к выходу и немного ближе к боковой стене кабины, чтобы удобнее было переступать лужу. В это мгновение л подумал, что возможно и скорее всего этот наемник послан сюда по мою душу. В это же мгновение в руке у боевика что-то щелкнуло, и, просвистев мимо моего лица, в заднюю стену лифтовой кабины воткнулось зловеще поблескивающее лезвие.
Он сделал шаг… и тут же дверь лифта закрылась. Он достиг наружных дверей в два прыжка, но было поздно — лифт начал опускаться. Это у него получалось веселее, чем подъем. Сколько их и что делать? Вот два вопроса, от правильного ответа на которые зависит моя бренная жизнь.
Нам разрешено ношение оружия, но я не привык к нему, и вороненая смертоносная машинка так и валяется в сейфе. Сейчас она бы мне пригодилась… спасти, может, и не спасла, стрелок из меня неважный, но зато не чувствовал бы себя жертвенным бараном.
Скорее всего, убийца один. Было бы их больше, кто-нибудь из них для страховки обязательно подсел бы ко мне в лифт. Итак, едет ли он вторым лифтом или бежит по лестнице вприпрыжку, у меня есть пара минут форы. Как использовать их с максимальной пользой? Выскочить из подъезда и добежать до коммерческого магазина, где есть телефон? Надо будет преодолеть открытое пространство двора… Я представил себя петляющим рысью по скользкой грязи. Н-да, конечно, коли жить захочешь, побежишь, будь ты хоть самим генеральным прокурором!.. Мягкой болью укололо сердце воспоминание об Ирине с дочкой. Каково им будет узнать, что меня замочили в двух шагах от дома? Нет уж, бегать не стану, но и рубашку на груди рвать не буду: мол, стреляй, сволочь!
Лифт слегка дернулся, останавливаясь на первом этаже. С той стороны из-за дверей доносится громкий гомон. Люди, компания, и, может, навеселе. Хорошо это или плохо?
Дверь открывается — на меня смотрят пятеро парней из завсегдатаев лестничной площадки. Некоторое время мы молча смотрим друг на друга.
— Здрасте, Александр Борисыч, — нестройным хором здороваются они.
— Быстро посмотрели вокруг себя — нет мужика в камуфляже?
— Нет. А вы тоже его видели? Да? — загалдели парни, выглядящие жутковато-живописно в своей черной коже, цепях и прочих отличительных знаках племенного отличия городских аборигенов.
— Заходите сюда! Только осторожно — не наступите!
Чертыхаясь, парни попрыгали в кабину, продолжая возмущенно рассказывать:
— Серый с Антоном сидели на лестнице, что на чердак ведет, нас ждали. А этот приходит, говорит: кыш отсюда! Антон поспокойнее, вы же знаете, а Серый сразу ему в ответ: канай, мол, дядя! Он тогда подошел, как даст Сереге!..
— Куда едем?! — спросил я их.
— Как куда?! Мочить будем!..
— О! А что это?
Кто-то из них увидел торчащее из стены лезвие.
— Нож со стреляющими лезвиями, — сказал я. — Кто из вас живет в этом доме?
— Мы со Славкой.
— Значит, так, Славка, ты берешь мой портфель и идешь домой… Без разговоров! Телефон есть?
Он кивнул.
— Из дома звонишь моей жене и предупреждаешь от моего имени, чтоб из квартиры не высовывала носа и никому не открывала. Понял?
— Да.
— На каком этаже живешь?
— На четвертом.
— Вот туда для начала и поехали. Так что там с Серегой?
— Да положил он Серегу с первого удара, потом приказал Антону, чтоб убирался и Серегу утаскивал!
— И вы ему отплатить хотели?
— А как же?
— Дети! Глупые дети! Ему не надо вас даже кулаками бить, такими ножиками всех положит, хоть будьте вы все дети Брюса Ли. Так что ваше дело будет, если хотите мне помочь, отвлечь его внимание. Ясно?
— Да.
Лифт остановился на четвертом этаже.
Парень собрался идти с моим портфелем, и тут мне в голову пришла одна забавная идея.
— Нет, — сказал я, — иди налегке, портфель пригодится здесь. — Я дал ему свою визитную карточку с телефонами и добавил: — Скажешь жене, чтобы немедленно позвонила Грязнову. Запомнил?
— Да.
— Тогда вперед!
Парень ушел.
— Так, теперь вы слушаете и запоминаете. Выходим на восьмом этаже. Вы начинаете на площадке драку. Конечно, не всерьез, но так, чтоб со стороны это было незаметно. При этом разрешаю немножко матюкнуться и обязательно каким-то образом дать понять, что бьете вы меня. Ну можете крикнуть что-нибудь вроде: получай, прокурорская морда!
Ребята сдержанно хмыкнули.
Я тем временем снял куртку и яркий свитер.
— Вот это будет ваша добыча, парни. И портфель в придачу. Когда он заявится на шум, скажете, что какие-нибудь Слон и Беря погнали меня на крышу, потому что вы подозреваете, что еще не все деньги отдал…
Я просто вспомнил, что люк на крышу не закрыт на замок — замотан проволокой. Потому что осенью и зимой даже самые отчаянные головы нашего двора не рискуют вылезать на мокрую и скользкую крышу. А мне главное — вывести этого убийцу туда, где он даже случайно не наткнется на мирного обывателя, ничего не знающего ни о настоящих шпионах, ни о следователе Турецком.
На нашей крыше я был несколько раз. Ее не однажды уже латали и ремонтировали, потому что дом сдали досрочно. И ее плоская серо-черная поверхность напоминала пейзаж загубленной планеты.
Лифт остановился на восьмом. Я снял ботинки, повертел их в руках, но пожалел просто бросить, сунул в портфель.
Мы впятером тихо вышли из лифта на освещенную площадку. Соседний лифт гудел, работал. Может быть вез моего убийцу.
Напоследок сорвав с себя галстук и белую рубаху, шепнул парням:
— Все поняли?
Дружно кивают, а глазищи аж горят от азарта.
— Когда приедет милиция — прячьтесь по домам, может начаться стрельба.
На мне только майка, я в одних носках, но холода не чувствую. Хотел бы я посмотреть на человека, который мерз бы в такой ситуации.
Лестничные площадки в нашем доме вытянутые в длину. Лестница, по которой, конечно, почти не ходят, на отшибе, но я все равно иду очень осторожно, крадучись.
Убийца, сам того не желая, помог мне: он погасил освещение не только у меня на двенадцатом этаже, но так же на одиннадцатом и десятом. Надежда моя на то, что наемник поверил, что напугал меня, тогда ему не придет в голову мысль, будто я могу сам добровольно пойти ему навстречу.
Сейчас, пробираясь наверх в темноте, я видел, что она отнюдь не кромешная, как мне показалось, когда открылись двери лифта, да в любом более-менее крупном городе не бывает ночью полной темноты. Я понял, что нужно быть осторожнее: он ведь тоже так видит, если, конечно, ждет меня наверху, если не купился на маленькую мою хитрость.
Снизу, с площадки восьмого этажа, доносился шум разыгрываемой пацанами драки. Может, надо было повыше этажом их высадить?
Мизерные порции света от окон соседних домов и удаленных на длину двора фонарей попадали на неосвещенные лестничные площадки через лоджии-сушилки, расположенные между этажами. Когда на лоджиях висело белье, свет проникал с улицы еще хуже. На лестничном пролете между одиннадцатым и двенадцатым этажами я остановился и замер, прислушиваясь. Если это профессионал, а я, пожалуй, достаточно зловредная фигура, чтобы не поскупиться на специалиста, если человек подготовленный, он может затаиться так, что я его не почую. Тем более что как темнота, так и тишина были в многоэтажном доме понятиями относительными. Гудел мотор лифта. Из-за дверей квартир доносились приглушенные голоса законопослушных граждан. Да еще мои помощники на восьмом бушевали на славу.
Лифт гудит. Кого везет, может, его. Останавливается, не доезжая до самого верха, и шум на восьмом, резко затихнув, начинается вновь, но уже по-другому. Может, это он. Раздумывать и гадать некогда. В три прыжка я преодолеваю лестничный пролет. Глаза мои уже привыкли к темноте, мне достаточно чахлого света сигнальной лампочки в кнопке вызова лифта, чтобы увидеть, что на площадке никого, кроме меня, нет. Мелькнула мысль — заскочить в свою квартиру, и вся проблема, но тут же ее отогнал: такой экипированный без большого труда взломает мою небронированную дверь и вырежет всех…
Взлетаю на железную лестницу, нащупываю ушки для замка в люке и мысленно, но очень горячо благодарю того управдома, который завязал лаз обычным мягким экранированным двужильным проводом.
Еще минута, и я на крыше. Удивительно, но страха, кажется, не испытываю. А слегка колотит — так это от возбуждения, адреналин в крови играет. Опускаю на место тяжелую прямоугольную крышку люка. Быстро осматриваюсь — спрятаться и отсидеться до прибытия помощи особенно негде. Зато среди строительного мусора в двух шагах от люка нашелся короткий, как монтировка, немного погнутый, но увесистый ломик.
Теперь я начинаю думать, что лучшая защита — это нападение. С ломиком в руке становлюсь так, чтобы оказаться за открытой крышкой лаза, когда он полезет наверх. Он, конечно, может и не поверить представителям молодого поколения, но, как человек дотошный и исполнительный, должен проверить все возможные варианты моего бегства. К тому же деньги за меня ему обещаны, наверное, немалые. Что ж, милости прошу!
И он пришел!
Крышка люка приподнялась и повисела некоторое время в неустойчивом положении. Убийца прислушивался.
Я легонько бросил в сторону камешек. Он упал в лужу с легким всплеском…
Крышка опустилась, потом резко, рывком откинулась вверх, едва не ударив меня по колену. Я стоял пригнувшись за крышкой и видел, как торчит над уровнем крыши из лаза темноволосая голова. Потом рука в тонкой перчатке вынырнула из темного отверстия и положила на мокрый неровный гудрон кровли продолговатый предмет, скорее всего фонарик.
Затем полез он, помогая себе одной рукой. Во второй, наверное, пистолет. Вот теперь надо было выбрать самый подходящий момент. Перекладины в железной лестнице располагались широко, поэтому даже тренированный человек не мог бы выскочить из люка, как ниндзя на пружинах. Вот и мой убийца, держа пистолет на изготовку прямо перед собой, оперся левой ладонью о край прямоугольной дыры и начал выносить вверх левую ногу… В этот момент наибольшей его неустойчивости я шагнул влево от крышки люка, сюда ему трудно будет стрелять — мешают свои же рука да нога. Он реагирует на мое появление, но запоздало. Удар ломиком приходится как раз по лбу. С рычанием, в котором боль и ярость, убийца хватается левой рукой за голову, откидывается на крышку люка и начинает проваливаться вниз. Темная от крови ладонь инстинктивно хватается за ненадежную опору, за крышку. Крышка падает с глухим стуком прямо на кисти убийцы… и я слышу, как его тело шмякается на цементный пол лестничной площадки.
Тут же, не давая ему времени опомниться, я рву на себя крышку люка и пусть не так молниеносно, как убийца, но очень, на мой взгляд, быстро спускаюсь вниз.
Воин неизвестно чьей армии без сознания, из здоровенной ссадины на лбу струится по лицу черная в темноте кровь. Левая ладонь тоже в крови, рука неестественно вывернута. Быстро забираю из правой кисти пистолет, затем стягиваю куртку на локти, чтобы движения рук были скованы, расстегиваю штаны и вытаскиваю из карманов ножи, кастет, газовый баллончик да шнурок-удавку. Этим шнурком и связываю ему руки.
Теперь несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы нормализовать дыхание, и можно как ни в чем не бывало лезть в замочную скважину своей двери своим ключом.
Дверь распахивается моментально. Я невольно прищуриваюсь на яркий свет в прихожей, сквозь почти сомкнутые веки смотрю на Ирину, бледную, как полотно, выставившую перед собой газовый пистолет, и шутливо поднимаю руки:
— Ничего себе встретили с работы!
— Почему ты не спрятался здесь, когда он погнался за тобой вниз?
Я согнал с лица действительно неуместную улыбку и сказал:
— Милая, даже глупая утка уводит ястреба дальше от гнезда, а ты хотела, чтобы я за тебя прятался!
Она хотела что-то ответить, но тут на площадке стало совсем светло от десятка мощных фонарей, с лестницы и из обеих лифтовых кабин набежали милиционеры из подразделения быстрого реагирования. Но впереди, конечно, мчался Слава Грязнов. Он быстро ощупал меня, сказал полувопросительно:
— Цел? — потом поздоровался. — Привет, Ира!
— Ага! Добрый вечерок! — съязвила она, что свидетельствовало о том, что жена моя начинает успокаиваться.
— Так он тебя только подраздеть хотел? — спросил меня Слава.
— И подразуть!
— Чем это ты его? — уважительно спросил Слава, глядя на убийцу и склонившегося над ним врача.
— Железный ломик и немного здорового страха за свою жизнь.
Слава кивнул, потом спросил у врача:
— Скажите, док, пациент жить будет?
— Пока не знаю! — буркнул тот. — Впечатление такое, будто он под электричку попал.
Тем временем отремонтировали поврежденную убийцей электропроводку и зажгли свет.
Теперь, когда я увидел, что я сделал с этим человеком и какая мускулистая машина была послана меня убить, ко мне пришел настоящий страх.
Сквозь плотную толпу милиционеров кто-то настойчиво пробивался.
— Мы к Александру Борисычу!.. У нас его вещи!..
Это пришли мои помощники. Робко поглядывая на заляпанного собственной кровью культуриста, голова которого была уже замотана в тюрбан из бинта, пареньки почтительно подали мне портфель, одежду и ботинки.
— Знакомьтесь, ребята, это мой друг, сыщик Слава. А это мои соседи. С ними мы и положили этого бугая!
Слава вполне серьезно пожал им всем руки, приговаривая:
— Спасибо! Спасибо, мужики!..
Затем мальчишек оттерли оперативники, и началась рутинная работа. Я послушно ответил на вопросы руководителя оперативной группы, правда, вопрос, кто мог желать моей смерти, меня позабавил: таких достаточно много. Впрочем, скоро круг подозреваемых сузился до минимума.
— Товарищ Турецкий, подойдите, пожалуйста, сюда, — позвал меня врач.
Когда я подошел, он повернул руку убийцы так, что была видна внутренняя сторона тяжелого от мышечной массы плеча.
— Посмотрите, может, это натолкнет вас на какие-нибудь догадки.
Я наклонился, потом присел, чтобы рассмотреть получше небольшую свежую татуировку, сделанную черной тушью с добавлением туши красной: ровный черный круг, а в его границах красные буковки «АА». «Ангелы ада».
— Спасибо, доктор, теперь все ясно.
Меня била нервная дрожь. Усилием воли, напряжением мышц я пытался остановить ее. И казалось временами, что мне это удается. Но потом она снова возвращалась откуда-то изнутри.
— Слава, — сказал я, когда спецназовца из ГРУ увезли в больницу и все разошлись, — Слава, а не выпить ли нам водки?
— Надо бы, — согласился он, потом строго добавил, подначивая: — Только немного, завтра напряженный день!
Ирина уже успела всплакнуть тайком, накрыть на стол и встретить нас с улыбкой. Она и выпила с нами, после чего полушутя заметила:
— Не повезло нашей дочери с родителями: мать — истеричная музыкантша, отец — угрюмый юрист, не знающий ни дня, ни ночи, ни выходных…
Костя Меркулов — нет, что это я! — Константин Дмитриевич Меркулов нечасто пользовался служебно-персональной, закрепленной за ним автомашиной — черной «Волгой». И хотя у нас нынче поветрие на крутые западные автомобили, Костя выпросил себе надежную и проверенную, пусть немножко и примитивную старушку производства Горьковского автозавода.
Говорят, к хорошему привыкаешь быстро. Может, это и правда, но в таком случае Костя — урод в семье руководящих работников. На машине он ездит только в рабочее время и по делам службы. Даже я иногда пытаюсь уговорить его хоть разок воспользоваться служебной машиной в личных целях, чтоб потом было что внукам рассказывать. Костя был непреклонен, как расписанный Бонч-Бруевичем в сусальных тонах первый большевик.
А сегодня он сам распорядился, чтоб машина была готова с утра и до бесконечности находилась в его распоряжении. О том, какие приключения я пережил поздно вечером, он узнал сразу же по горячим следам.
— Знаешь, Саша, никогда не был циником, но то, что сейчас скажу, есть цинизм чистой воды: нам с тобой на руку тот факт, что посланный к тебе убийца имеет отношение к спецподразделению! Теперь-то им придется развязать язычки или повыгоняю в отставку, к чертовой матери!
Непривычно и интересно было наблюдать за сердитым Костей. Обычно он убийц и тех «раскалывал» мягко, не повышая голоса и не сверкая очами. А тут такая экспрессия! И ведь ехали мы не куда-нибудь — к начальнику Главного разведывательного управления Генштаба, к человеку, благословившему создание «Ангелов ада».
— Но ты молодец, Саня! Ты выбрал для борьбы с ним звериную тактику — и не проиграл!
Воспоминания о вчерашних кульбитах не вызывали во мне положительных эмоций, но Костя говорил искренне, поэтому разговор я поддержал:
— Да уж, шахматные комбинации мне вряд ли помогли бы! Только знаешь, как-то неприятно сейчас, а может, и жалко. Представляешь, как я его шандарахнул железякой по лбу!..
— Ерунда! Интеллигентская рефлексия! Давай еще поди вылижи ему его гнойные язвы!..
— Какие еще язвы? — переполошился я.
— Спокойно! Цитата из Писания! Нет у него никаких язв, закрытая черепно-мозговая и сильное сотрясение мозга. Ну и с рукой что-то. Уже в себя пришел, крепколобый, ни в чем не признается, одно твердит, что с тобой посчитается. Понял?
Я невольно поежился, вспомнив, как обдало щеку прохладным ветерком пролетевшее возле лица острое утяжеленное лезвие…
Солидное воинское учреждение отличается от нашей почти гражданской конторы тем, что здесь у командиров не секретарши, а строгие, чуть надменные секретари в отутюженной форме с погонами на плечах не ниже майорских.
Вот такой долговязый красавчик, чей-то сын или внук, тормознул нас в приемной и пошел доложить начальнику о том, что незваные гости прибыли.
Через несколько минут, к немому и почтительному удивлению сидящих в приемной с портфелями на коленях полковников-особистов, секретарь пригласил нас к начальнику.
Руководитель военной разведки встал из-за стола, чтобы поприветствовать нас. Он был не в генеральском мундире, в обычном, хотя и дорогом, костюме.
— Здравствуйте, Константин Дмитриевич, — поприветствовал он Меркулова.
Костя представил меня:
— Следователь Турецкий, Александр Борисович.
Старый вояка, или, возможно, точнее будет сказать, старый шпион, не стал лицемерить, выдавливая из себя дежурное «очень приятно», молча пожал руку, жестом предложил садиться и спросил:
— Чем обязан?
— История давняя и запутанная, и, пока она нашего ведомства вплотную не касалась, мы в вашу кухню не лезли. Вы, конечно, знали полковника Скворцова?
— Почему «конечно»? Просто знал. Нелепая смерть! И пожалуй, это мне давно надо было высказать вам свои претензии! Нашли тело, установили личность, отправили в морг и сообщили родственникам и по службе, а дальше уже не ваша забота! Так нет! Какие-то расследования, слежки, к вдове пытались прорваться!..
— Это самодеятельность молодого сотрудника. Ему указано на его ошибку. Однако именно он обнаружил в кармане покойного полковника зашифрованный факс. Мы его расшифровали, заметьте, не привлекая к этому делу посторонних. А сам текст послания передали вашему офицеру по фамилии Осинцев, если не ошибаюсь…
— Ну хорошо, дальше что?
— Если вы читали, помните, что там речь идет о некой встрече, на которую придет и некий Кук. Как нам удалось выяснить при помощи Федеральной службы контрразведки, Кук был агентом ЦРУ, действовал в России под видом конгрессмена Кервуда, убийство которого Александр Борисович расследует с самого начала. Пусть потихоньку, со скрипом, но мы установили, кто обстрелял машину, в которой ехал Кук, более-менее докопались до причин, а равно и до того, что какая-то связь между Куком и Скворцовым была. Что за этим грядет? А грядет покушение на следователя Турецкого, имевшее место вчера вечером в подъезде его собственного дома.
Начальник ГРУ смотрел на нас поочередно умными глазками человека, предпочитающего игру интеллектов и характеров почтению к общечеловеческим ценностям.
— Очень занятно! — сказал он и поощрительно кивнул.
На меня, правда, посмотрел с интересом, и я понял, чем вызван этот интерес: на меня покушались, а я имел наглость остаться в живых. Впрочем, возможно, я преувеличивал.
— Как вы догадываетесь, — продолжал рассказывать Костя, — покушение не удалось, наемный убийца задержан…
— Могу вас только поздравить!
— Спасибо, — кивнул Костя и протянул начальнику фотографию. — Взгляните, пожалуйста, может, вы его знаете?
Начальник инстинктивно протянул руку и взял было снимок, но тут же бросил его на стол.
— Что-о?! — грозно протянул он. — Вы на что намекаете? Не зарывайтесь, Константин Дмитриевич! Вы полагаете, кому-то из нас перешел дорогу ваш следователь?!
— Ну что вы?! Отнюдь не хочу сказать, что вы или кто-то из вашего ведомства санкционировал этот акт террора! Но ведь каждому в душу не заглянешь. Посмотрите, пожалуйста, я прошу вас без подвоха.
— Ну хорошо.
Он посмотрел на фотографию человека с забинтованной головой, пожал плечами:
— Нет, не знаю…
— А если добавить вот это?
Костя положил рядом с первым второй снимок, на котором объектив крупно взял откинутую в сторону руку наемного убийцы и татуировку.
Начальник ГРУ рассматривал второй снимок долго. По всей видимости, он думал, как поступить: признать очевидный факт или продолжать примитивную игру в несознанку.
— Вы предполагаете, что это наш человек? — спросил он, выбрав наконец наиболее обтекаемую для данного случая форму уклончивого ответа.
— Да.
— Что ж, такое возможно, но, скорее всего, этот человек нарушил присягу и действует по заказу кого-то, не имеющего отношения к военной разведке. Сейчас я не готов сказать точно, наш это работник или нет, но мы запросим отдел, ведающий кадрами, и вы получите ответ незамедлительно. Хотя мне казалось, что, если наш специалист берется за дело, он доводит его до конца. У вас хорошая охрана, следователь!
— У меня нет охраны, — спокойно говорю ему.
— Вот как! Вы справились в одиночку?
— Пришлось.
— Тогда это точно не наш человек. Согласитесь, Александр Борисович, вы — не супермен.
Согласно киваю.
— И справились? Тогда это не спецназовец!
— Тут вы правы, — вступил в разговор Костя. — Он не из спецназа. Он из подразделения «Ангелы ада». Поэтому мы и пришли к вам за объяснениями: по какой причине этот «ангел» пришел убивать следователя прокуратуры? Вы прекрасно знаете, чем занимается Турецкий и по каким вопросам его интересы сталкиваются с вашими. Заставить следователя не действовать можно было только на оси Скворцов — спецподразделение — Дэвид Кук. Скворцов мертв, и умер он гораздо раньше того дня, когда мы узнали о том, кто такой Кук и кто такие «ангелы». Значит, Скворцов выпадает. Остается звено «Ангелы ада» — Дэвид Кук. Но оно тоже неполное: Кук убит автоматной очередью за несколько часов до смерти Скворцова. В итоге — одни «ангелы». Хотелось бы знать, где мы перешли им дорогу и, вообще, кому они служат на самом деле?
— Что вы знаете о спецподразделении еще? — спросил начальник ровным голосом.
Но подушечки пальцев беззвучно барабанили по матово поблескивающей, неполированной столешнице, выдавая волнение.
— Практически все, кроме одного: какие задачи выполняет оно сегодня.
— Предлагаю обмен: я отвечаю на все ваши вопросы, вы называете источник информации об «Ангелах ада».
Я предполагал, что Костя сейчас возмутится, скажет что-нибудь насчет неуместности торга, но ошибся. Он спросил совершенно серьезно:
— Вы даете слово офицера, что наш обмен будет честным и равноценным?
Генерал скупо усмехнулся. Он, видимо, и в штатском пиджаке не забывал о своем высоком звании.
— Даю вам слово, даю!
Меркулов открыл свой портфель на двух застежках, достал компьютерную дискету в белом конверте из тонкого картона, ту самую, которую отыскал Слава Грязнов.
— Здесь записана вся информация о создании спецподразделения и дан список личного состава. Дискета принадлежала полковнику Скворцову, обнаружена оперативником в доме отца полковника Скворцова. Знает ли о содержащейся на дискете информации кто-то еще, кроме нас, определенно сказать не могу. Во всяком случае, после того как мы ее нашли, никто, кроме меня, доступа к материалам не имел.
Начальник ГРУ бережно принял из рук Меркулова дискету.
— Хорошо, предположим, это так Но кто-то вам сказал, какое слово является ключевым для того, чтобы извлечь информацию на дисплей?
Костя посмотрел на меня и попросил:
— Объясни.
— Дежуривший в ту ночь следователь московской прокуратуры Величко при наружном осмотре тела полковника Скворцова обнаружил клочок конверта, на котором было написано слово «ангел». Затем мне довелось увидеть, как отреагировал один ваш сотрудник, когда я просто так, ни к селу ни к городу, ляпнул это же милое словечко. Потом, когда нашли дискету, решили опять же просто так попробовать поискать это слово среди файлов. Вот, собственно, и все…
— Фамилия этого сотрудника?
Голос генерала прозвучал резко, начальник военной разведки давал понять, что без этого дальнейшего разговора не будет.
— Я предполагаю, вы ее знаете… — осторожно начал я.
Почему-то мне хотелось, чтоб фамилию назвал он, а мне тогда останется только молча кивнуть. При всем при этом никакой симпатии к Осинцеву я не испытывал.
— С моими людьми вы могли общаться только с моего ведома, — сказал генерал. — Таким образом, вы остерегаетесь назвать Осинцева, так, Турецкий?
— Да.
— Что ж, это только укрепляет меня в мысли, что при том бардаке, который творится сейчас, мельчают даже полковники, не говоря уж о сопливых боевиках! Собственно говоря, Меркулов, от вас я не стал бы скрывать ничего, даже если бы вы ни слова мне не сказали. Я знаю ваши настроения, да вы их особо и не скрываете. Рано или поздно мы окажемся с вами в одном лагере. Или вы будете утверждать, что вам очень здорово работается при новом генеральном прокуроре? Он же придворный! За лакейское усердие и получил пост. Доброго барина Президента легко понять, зная историю родного Отечества. Раньше за преданность именьицем награждали или титулом, сегодня — должностью. Причем царь-батюшка вполне искренне может сказать: служи, Прошка, но если не справишься — не обессудь. Правда, до этого чаще всего не доходит, до того, чтоб спросить: как, мол, должность исполняешь? В цене только личная преданность. Разве не так?
— Так, — согласился Меркулов.
— Извините меня за такое вступление, теперь можно переходить к делу. Когда в девяносто третьем году сторонники Президента разогнали Верховный Совет и после победы начали менять программы, в том числе — финансирование обороны, социальные программы для военнослужащих, естественно, появились недовольные у нас не только среди лейтенантов, но и в высшем командовании. Ну и все эти новые генералы из тех, которые метко стреляли по «Белому дому», давай думать, как им прекратить такое вопиющее безобразие, как оппозиция в войсках… Меркулов, я говорю это тебе для того, чтобы потом, когда ты будешь меня допрашивать, разговор был более предметным. Так вот, демократия без ума, дисциплины и законности — это беспредел. Особенно в наших условиях. Когда на Западе решили, что нас уже можно не бояться, ЦРУ стало больше времени уделять террористам, мафии и экономической разведке. Наши из бывшего ПГУ тоже давай учиться капитализму настоящим образом, да только опять же не то все получается. Чистой разведкой занимаемся нынче только мы. Может, потому и узнали раньше других, что в Генштабе придумали по поручению политиков, чтобы военную оппозицию одним махом!.. Нужна была маленькая некрасивая война, в которой замараются все, а полетят с должностей только неугодные. Тут как раз и подвернулся Королев… Знаете небось? Ваши же раскрутили его маленькое хобби — «Хантала ойл»! Мы просчитали развитие ситуации еще в октябре, тогда же был разработан план операции. Мы прекрасно понимали — если до начала всей чеченской шумихи удастся нейтрализовать генерала Дудаева, серьезного сопротивления не будет. Предполагалось взять его тихо, с деньгами желательно, и спрятать на время, чтобы даже ближайшие соратники решили, что он, как Наполеон, бросил армию и скрылся за границей. В начале ноября группа под командованием полковника Скворцова выехала в Грозный. Однако прошел почти месяц — оттуда никаких сообщений, а Скворцов вдруг оказывается в Москве, в чужом дворе, умерший от сердечного приступа. Заняться масштабным расследованием всех обстоятельств мешает то, что я не могу полностью доверять в своей службе многим, а если окажется, что группа, отправленная в Чечню, провалена, значит, я не могу доверять никому…
— А для чего вам понадобилось спецподразделение «Ангелы ада»?
— Понадобилось не мне. Это детище всех трех силовых министерств. А идея появилась после расстрела «Белого дома». Тогда многим его защитникам удалось уйти через подземные ходы. Теперь бы не удалось…
Меркулов прокашлялся и сказал:
— У нас нет необходимости предавать огласке то, что вы рассказали…
Генерал коротко рассмеялся и перебил:
— Я вам признателен, конечно, но в этом нет нужды. Если вы не знаете, скажу: Президент уже предъявил чеченскому лидеру ультиматум. Это означает, на мой взгляд, только то, что маленькой некрасивой и, возможно, долгой войны не остановить. Поэтому, независимо от ваших намерений, через некоторое время в наших компьютерах и архивах не будет никакой информации об «Ангелах ада». Отдавать такую дубину в лапы теперешним фельдфебелям не намерен!
— Разрешите праздный вопрос? — поинтересовался я.
— Да?
— Почему их так назвали?
— Это предложил один из инструкторов, у которого сын увлекается нынешней идиотской музыкой. Точно не скажу, группа так называется или песня… В общем, подумали и решили, что такое словосочетание, во-первых, достаточно непонятно для людей со спрямленными мозгами, во-вторых, достаточно подробно раскрывает суть их работы.
Генерал встал из-за стола, давая понять, что аудиенция закончена.
Мы тоже поднялись, и я успел еще спросить:
— А вы не боитесь, что информация о существовании такого подразделения все равно где-нибудь просочится?
— Нет, — скупо усмехнулся он. — Даже если вы сняли копию с дискеты, без нашего официального подтверждения это не документ.
— А если проболтаются сами бойцы?
— Исключено! Для них существует только три авторитета во всем мире. Точнее, теперь уже два. Я вам не завидую, господа!
— Почему?
— Я сделал свой выбор и потому готов к любому исходу событий, а вам еще предстоит пережить терзания выбора между служебным долгом и совестью!..
Отправляясь к начальнику военной разведки, Славе Грязнову мы вручили ордер на задержание Юрия Андриевского в качестве подозреваемого в убийстве гражданки Мещеряковой и, вернувшись из резиденции оппозиционного генерала, надеялись, что обаятельный хитрец из Службы внешней разведки уже парится у меня в приемной в ожидании допроса.
Приемная была пуста.
Костя сказал, что приготовит кофе и будет меня ждать у себя, а я решил позвонить Грязнову в МУР.
Набирая номер его служебного телефона, я не был стопроцентно уверен, что Слава окажется на месте. Тем не менее именно он поднял трубку и спросил с веселой злостью:
— Кто, едрена мать?!..
— Это не едрена мать, а следователь Турецкий.
— А-а, мастер задавать задачки! Жди, наш замнач по АХЧ пришлет вам счет за бензин, который я спалил без толку!
— Зачем же ты его палил? — добродушно спросил я, зная, что Славина злость — притворная.
— В Ясенево ездил, хотел твоего друга Андриевского привезти!..
— Не привез?
Кроме Славиного дыхания я слышал какие-то посторонние шумы и стуки.
— Конечно, не привез! — рявкнул Грязнов.
— Почему?
— Потому что в отличие от нас с тобой этот молодец делом занят! Меня, Грязнова, дальше предбанника не пустили, будто я посыльный! Вышел какой-то в пиджаке и заявил, что Андриевский в командировке!
У меня упало сердце — неужто упустили!
— За рубежом?!
— Почти, на Северном Кавказе.
— Чуть до полусмерти не напугал, черт! Кавказ — это же совсем другое дело!
— Не скажи! Я с большим бы удовольствием арестовал твоего друга где-нибудь в Брюсселе!
— Что там у тебя за шум? Ремонт начал?
Слава засмеялся.
— Да нет, я «жучок» убрал за ненадобностью. А потом подумал — может, кто-то еще слушает, на всякий случай стучу по полу ногой. Так что дальше будем делать?
— У меня есть подозрение, что Костя устроит нам нечаянную радость.
— Это ты о чем?
— Давно на водах отдыхал?
— На каких?
— Кавказских. Минеральных.
— Догадываюсь…
— Вот и хорошо. Так что готовь походный стаканчик…
— Боюсь, что больше пригодится походный пистолетик.
Я сообщил Косте, что Андриевского нет в Москве, и, пока пил кофе, он дозвонился начальнику Службы внешней разведки и потребовал встречи. Тот, однако, отвертелся, перепоручил нежеланного гостя своему заместителю Пермитину, который как раз по служебным делам находился на Лубянке, так что не надо будет далеко ехать. Костя сухо поблагодарил начальника за заботу. До назначенной встречи было достаточно времени, и мы занялись текущими делами.
Вспомнив, чем в настоящую минуту развлекается Грязнов, я взял одну из фотографий Юрия Андриевского и пошел к секретарше. Та, правда, не помогла мне ничем. Тогда я предположил, что наш неуловимый фигурант мог похозяйничать у меня в кабинете ночью, тогда об этом мог знать дежурный милиционер. Но тот, который сегодня сидел на первом этаже и скучал, сказал мне, что в его дежурство ни во время рабочего дня, ни после такой мужчина не приходил. И вообще никто не приходил, потому что к нам по доброй воле и средь бела дня мало кто торопиться станет.
Затем позвонил Осинцев. Он был взбешен и, не здороваясь, начал орать в трубку:
— Ты поступил как подлец, Турецкий!..
— Когда это мы с вами побратались, милый друг? — удивляясь нежданной грубости, спросил я.
— Да будь у меня в руках не трубка, а твоя глотка, я бы!..
— Остынь, — посоветовал я ему и положил трубку.
Через минуту телефон снова затрезвонил. Сначала я не хотел к нему притрагиваться, но подумал, что, может, звонит Костя, или Грязнов, или Шелковников. С острым чувством, что делаю опрометчивый поступок, снял трубку и, еще не поднеся маленький, но выносливый динамик к уху, уже понял, что предчувствия не обманули — в верхнем кругляше телефонной трубки бился, как в пластмассовой клетке, голос Осинцева:
— На хрена вы сказали шефу про ангелов?!.. Он уничтожает проект, а я угробил на него год жизни!
— Если бы ты не строил из себя Джеймса Бонда и Штирлица одновременно, а поделился бы с нами не такой уж и секретной информацией, ничего бы не было, — сказал я ему.
— Он смешивал меня с дерьмом полтора часа, потом назвал идиотом и выгнал!..
— Значит, ценит, — утешал я его. — Не ценил бы, молча подписал бы приказ об увольнении, и все.
— А-а, пошел ты!..
— Ну хорошо, я признаю, что виноват, подставил тебя, у меня выхода другого не было.
— «Не было»! — передразнил меня Осинцев, что, наверное, свидетельствовало о постепенном, но неуклонном остывании его гнева.
Так и оказалось.
— Послушай, Турецкий, я ведь хотел тебя не только облаять, но и поздравить…
— С чем это?
— С тем, что ты сделал почти невозможное: завалил Крота!
— Кого?
— Крот, боец спецподразделения «Ангелы ада», первого отделения. Фамилия Каратаев, имя — Дмитрий. Был послан со Скворцовым в Грозный. Это он караулил тебя вчера…
Не договорив, Осинцев резко бросил трубку. Наверное, кто-то вошел к нему в кабинет. А может, кто-либо уже сидел на его телефоне, прослушивал, и теперь боевые товарищи выкручивают полковнику руки, называя отщепенцем и предателем. Жалко, если так!
Ко мне в кабинет заглядывает Меркулов и кивает: мол, на выход, пора ехать.
Езды немного, но по дороге я пересказываю Косте только что состоявшийся разговор с полковником Осинцевым и вслух начинаю рассуждать:
— Почему он хотел меня убить? Может, они думают, что я как-то причастен к безвременной кончине их командира? Так нет же, если логически подумать…
— Кто тебе сказал, что спецназовец должен логически думать? — спросил Костя. — Он должен четко и грамотно, используя полученные навыки и запас практических знаний, выполнить поставленную задачу!
— Ты считаешь, что эмоциям здесь не место?
— Да. Если бы они любили своего командира, полковника Скворцова, они бы сначала во что бы то ни стало выполнили задание, на которое он их повел, а потом бы уже сводили счеты с кем угодно.
— А они не выполнили задание?
Костя покачал головой.
Давно я не был в этом огромном, помпезном здании. И многое изменилось здесь с тех пор, когда сняли с постамента Феликса Дзержинского в длинной, как ряса, зеленоватой от времени бронзовой шинели.
Конечно, имели место и бюро пропусков, и бдительные глаза охраны, пытавшейся углядеть у нас под одеждой взрывное устройство. И в то же время в самом воздухе мрачных коридоров чувствовался слегка анархический воздух с площади.
Заместитель начальника Службы внешней разведки Евгений Пермитин принял нас в безликой большой комнате со скромной дешевой мебелью. Наверное, прежде в таких комнатках контрразведчики и борцы с идеологической заразой встречались со своими агентами. А скорей всего здесь вежливо выпроваживали родственников тех, кто уже находился в подвалах Лубянки.
Пермитин, очень морщинистый лицом, сухощавый и подвижный телом, чем-то похожий на нефтяного магната из американского штата Техас, проявил минимум гостеприимства, предложил сесть и спросил, плохо скрывая раздражение:
— Вообще-то с этого надо было начинать, господин Меркулов! С вашего визита. А то прислали какого-то пьяницу с ордером!.. Так какие у вас претензии к Андриевскому?
— Майор Грязнов не пьяница! — возразил я, потому что Костя на секунду замешкался с ответом. — Как оперативный работник он, скорее всего, и вашим специалистам не уступит!..
— У нас разная специфика, молодой человек! К тому же я жду ответа не от вас, а от Меркулова.
— Майору Грязнову дал санкцию я, — сказал Костя. — Хотя это не входит в мои прямые обязанности…
— Я знаю, — перебил нетерпеливо Пермитин. — Есть начальник отдела Шелковников.
— Да, — кивнул Костя. — Но вашего ведомства он по коммунистической привычке боится больше, чем генерального прокурора!..
Тень улыбки скользнула по тонким и, казалось, пересохшим губам Пермитина. Однако Меркулов не дал ему как следует насладиться сим маленьким триумфом.
— Но я, как вы знаете, не испытываю комплексов. И если следователь приносит мне достаточно веские основания для задержания подозреваемого, я, как заместитель прокурора России, отвечающий за следственную власть, дам санкцию. И виза Шелковникова в этих случаях не нужна.
— Значит, вы санкционировали арест Андриевского?
— Да.
— И что же ему инкриминируется?
— Убийство девушки, труженицы массажного кабинета.
Тут наконец презрительная надменность Пермитина сменилась живым чувством — не страхом, не гневом, а безмерным удивлением.
— Да не может этого быть?! Зачем она ему? Она же нормальная современная поблядушка, ничего, кроме мелких подарков, от него не требовала!
Теперь пришел черед удивляться Косте:
— Так вы в курсе его увлечений?
— Почему нет? Он же мне зять все-таки, знаете ведь?
— Да, но это же как-то…
Пермитин усмехнулся:
— Что тут такого? Через Мину он, кстати, и с дочкой моей познакомился.
— Через кого?
— Ну вот! Притворяетесь, что ли? У нее кличка рабочая — Мина, потому что без оболочки формы как у секс-бомбы, а в одежде размеры почти подростковые, вот и прозвали Мина. Так что не мог он ее убить, да и вообще Юрка чистюля. Я хотел его в оперативный отдел забрать — работа интересная и звания быстрей идут, но характер не тот.
Мы с Костей были слегка шокированы.
— Вы хотите сказать, что Андриевский давно знаком с Мещеряковой? — осторожно спросил Меркулов.
— С кем?
— С убитой. С Катериной Мещеряковой.
Теперь был озадачен Пермитин.
— Какая Катерина? Мину Диной зовут… Может, вы, ребята, не по адресу шьете?
Костя достал фотографию, на которой были запечатлены Мещерякова с Андриевским.
— Вы эту девушку называете Миной?
Несколько мгновений Пермитин всматривается, потом качает головой:
— Нет, эту не знаю… Случаем не монтаж?
— Возьмите себе, проверьте. Фотография сделана в день убийства, за несколько часов до смерти девушки.
— Вы что, поставили парня под наружку? — обиделся Пермитин.
— Да нет, это не мы. Мы даже не подозревали его, пока случайно снимки не попали к нам. А снимал один фотограф-шантажист.
— Дурак! — смачно сказал Пермитин.
— Кто? — поинтересовался я.
— Юрка дурак! — зло посмотрел на меня начальник отдела нелегалов. — Сколько раз учил растяпу: будь ты хоть на последнем этаже небоскреба, а шторы на всякий случай задерни!
— Непослушный зять, — вздохнул Меркулов.
— Это, положим, не ваше дело! — отрезал Пермитин.
— Вне всякого сомнения, — согласился Меркулов. — Но зато наше дело допросить вашего зятя, с тем чтобы он мог доказать свою невиновность.
Пермитин саркастически улыбнулся:
— Не думаю, что ваши намерения так святы. Вас, пожалуй, больше устроит, если он не сможет оправдаться! Я, конечно, вас понимаю, вы на работе, вы не виноваты в том, что на фотографии Андриевский хоть и в презираемой им милицейской форме… Но вам придется подождать, господа следователи, пока Юрий вернется из командировки.
— И куда же он направился, если не секрет?
— В город Грозный.
— Что ж, если гора не идет к Магомету… — произнес Меркулов.
— Не советую, — быстро отрезал Пермитин.
— Что так?
— Вы же сами прекрасно знаете.
— Знаю. И не понимаю, что там может делать работник информационно-аналитического отдела нашей славной разведки.
— Так у нас же не архив, анализировать иногда приходится и по горячим следам.
— А кто там уже наследил?
— Со временем узнаете!
— Кое-что мы уже знаем! — заявил я, может, более заносчиво, чем хотел.
— Например?
— Всего несколько недель прошло, как по тем же суровым краям Андриевский странствовал в компании с американским разведчиком и двумя девушками. Вы можете сказать, что имел место обмен опытом представителей двух дружественных разведок. Но вы не скажете так, потому что обмен этот закончился в Москве автоматными очередями, и вы об этом знаете. Затем умирает одна из девушек, которые сопровождали шпионов в их «веселом» путешествии. Согласитесь, тут много вопросов.
— Для вас — может быть, но не для меня!
— Тогда развейте мои сомнения.
— Могу сказать только одно — мы знали, кто скрывается под фамилией Кервуд, и контакты Андриевского с ним были частью проекта перевербовки американца. Нападение в Кунцеве на их машину — случайность, непредвиденное стечение обстоятельств. Больше мне нечего вам сказать.
— Хорошо, — сказал Костя. — Спасибо и на этом. Только какие бы важные задания ни выполнял на благо родины Юрий Владимирович, если виновен, он предстанет перед судом по обвинению в уголовном преступлении!
Пермитин снова усмехнулся. Он часто улыбался, но, глядя на растянутые в веселую гримасу тонкие губы главного шпиона страны, улыбаться в ответ не хотелось.
— Меркулов, я много слышал о вас. Много хорошего. Как вы умудряетесь работать сейчас, в этой обстановке? Вы же не можете не нарушать закон, даже невольно!
— Могу. Хотя с каждым днем это получается все труднее.
— Скажите, вы серьезно грозите судом или так, блефуете?
— Серьезно.
— Не обольщайтесь, Меркулов, не будет никакого процесса, ни закрытого, ни открытого. Андриевский может быть виноват только перед Службой внешней разведки и только перед ней, в случае чего, будет отвечать!
Мы вернулись в прокуратуру, разбрелись по кабинетам. Через несколько минут Костя позвонил мне по внутреннему телефону и коротко приказал:
— Зайди.
Когда я появился в его кабинете, Костя сказал:
— Был у генерального. У него… скажем, спина в мыле, не до мелких уголовно-шпионских дел, все полномочия по ведению дела Кервуда-Кука отдал мне. Планирую по-быстрому сделать вылазку в Чечню, пока там не началась заварушка. Ты поедешь?
— Зачем спрашиваешь?
— Потому что может случиться всякое в тех краях. Президент предложил Дудаеву ультиматум, срок его истекает через несколько дней, туда стягиваются войска. Так что для людей семейных эта поездка — дело добровольное.
— Я поеду.
— Тогда посмотри документ.
Он протянул мне машинописный лист.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
(о соединении уголовных дел)
Следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре России Турецкий А. Б., рассмотрев материалы уголовных дел, возбужденных по факту убийства гражданина США Кука и гражданки РФ Мещеряковой, руководствуясь ст. 26 УПК РФ,
постановил:
1. Принимая во внимание указание Генерального прокурора России, поручившего лично мне расследование данных убийств, — принять оба дела к своему производству, засекретить их, присвоив гриф «сов. секретно», и вести следствие по спецправилам ведения расследования секретных дел.
2. Ввиду того что оба преступления связаны между собой, соединить их в одном производстве.
3. Поскольку расследование вышеуказанных преступлений представляет значительную сложность, создать следственную бригаду в составе: Турецкий А. Б. — бригадир, Грязнов B. C. (сотрудник МУРа) и Величко О. А. (следователь Мосгорпрокуратуры).
Следователь по особо важным делам
при Генеральном прокуроре РФ
советник юстиции
А. Турецкий
— По тексту есть вопросы? — спросил Костя, когда я возвращал ему листок.
— Самая малость — члены бригады поставлены в известность?
— А как же! С каждым все заранее оговорено.
— Ясно. А с их начальством согласовано?
— Молодец! — восхитился Меркулов. — Бюрократом растешь! В лучшем смысле этого слова! Прокурору Москвы и начальнику МУРа отправлены необходимые письма за подписями соответственно генпрокурора и замминистра внутренних дел.
— Да, — признал я, — хорошая работа.
— А ты думал! Мне одному там будет скучно!
— Так ты тоже едешь?
— Еду. Лиде обещал…
Я поднял глаза к потолку, намекая на руководство:
— Отпустят?
— Ввиду важности дела, которое тебе поручено, я выезжаю на место, чтобы обеспечить контакт следственной бригады со смежниками из контрразведки и федеральных войск.
— Лучше бы, конечно, обойтись без контактов, — заметил я сварливо.
— Я тоже не горю желанием, но это уж как получится Зазвонил городской телефон.
Костя поднял трубку:
— Меркулов. Привет, Слава! Да у меня. Согласен.
И передал трубку мне.
— Ну что, мистер Турецкий! На усмирение поедем?
— Что-то, мистер Грязнов, я твоего оптимизма не разделяю! Тут похлеще нас с тобой мистер поехал и то головы не сносил. Так что лучше настраиваться на тяжелую работу.
— Я и рад бы, Сашка, да тут такое дело…
— Влюбился, что ли?
— Да нет, но пофлиртовать шанс имею! К тому же я не эгоист и приглашаю тебя к себе. Тут и Олег Величко по кабинету гарцует, ждет…
— Что вы там устраиваете?
— Одна дама придет…
— Одна? А не многовато нас будет?
— Для такой дамы не бывает много! Короче, если есть время, приезжай — ко мне идет Дина Ткачева.
— Зачем? — глуповато спросил я.
— Каяться в неполной своей искренности. Опять же должок за ней, ведь фотошантажиста мы нашли.
— Насчет «каяться» ты серьезно?
— Абсолютно! Сама позвонила. Да и наружка сообщает, что она, как камикадзе, начиненный динамитом, прет прямо на Петровку!
— Еду!
Олег Величко был потрясен красотой Дины Ткачевой — это мы со Славой заметили сразу. И хотя Дина, хитроумная лисонька, оделась со скромностью, соответствующей глубине ее покаяния, но и в простом наряде сумела выгодно оттенить свои великолепные формы.
Наш молодой и перспективный следователь также имел весьма привлекательную внешность, да и в одежде старался по мере возможности не отставать от моды. Поэтому, несмотря на печаль, застывшую на точеном и высокомерном личике, посмотрела Дина на Олега заинтересованно. Затем, спохватившись, обратила внимание и на нас:
— Ой, здравствуйте!
— Здравствуй, милая! — сурово, в усы, проворчал Слава.
А я, демонстрируя легкое недовольство, только молча кивнул.
— Ну присаживайся пока, Дина, сейчас потолкуем…
Слава сказал это, потом взглянул на Олега, застывшего с открытым ртом, и коротко бросил ему:
— Товарищ Величко! Будь добр, принеси машинку от соседей.
Олег встрепенулся, прогоняя оторопь, и вышел.
— А какая еще машинка? Зачем? — полюбопытствовала Дина.
— Да вот пострижем вас, гражданка Ткачева, покороче. А то посидите у нас, еще паразиты заведутся…
— Ой, вы шутите!
— Конечно, шучу! Пока…
Олег втащил в Славин кабинет пишущую машинку, водрузил на стол.
— Садись, Олег, возле нее, — сказал я. — Будешь протокол писать. Только не отвлекайся!
— Какой протокол? Я же сама пришла! — встревожилась Дина.
— В прошлый раз ты тоже сама пришла, но это не помешало тебе наврать.
— Я не врала!
— Вот как!
— Да! Я недоговаривала.
— Видишь, какая ты нехорошая! — упрекнул ее Слава. — Я тут с ног сбился, шантажиста твоего искал. И нашел! А ты, вместо того чтобы помочь, вредишь!
— Вы должны меня понять!
— Интересно!
— Да! Я не хотела Юрку подставлять…
Быстро и слегка нервно Олег начал стучать по клавишам машинки, записывая нашу беседу.
— Вы имеете в виду Юрия Андриевского? — уточняя, спросил я.
— Да.
— Не думаю, что вы навредите ему больше, чем это сделал он сам.
— Я знаю.
— Почему вы пришли, Ткачева? В тяжкие приступы стыда я не очень верю. К тому же вам совершенно незачем косить под дуру, я помню, какой вы были в первую нашу встречу. Для экономии времени я предложу вам пару вариантов ответа на мой вопрос. Как говорится, ненужное зачеркнуть. Итак, вы пришли, чтобы своими якобы чистосердечными показаниями увести нас в сторону от истины. Это раз. Второй вариант: вы чем-то снова напуганы и хотите найти у нас защиту. Попробуйте предложить мне свой вариант, если он у вас есть.
Дина некоторое время молча изучала столешницу, затем подняла голову, с изящной небрежностью откинув назад прядь волос, упавшую на лицо, и сказала:
— Я боюсь…
— Кого? Чего? — как зануда учитель, спросил я.
— Андриевского.
— Почему вы его боитесь?
— Он убийца.
Мы со Славой переглянулись, потом я осторожненько так спросил:
— С чего вы взяли?
— Он сам мне рассказал, что накачал Катьку водкой и утопил в ванне. И мне грозил, что так легко не умру, если проболтаюсь…
— О чем?
— О том, чем он с Куком занимался в Грозном.
— Как он вас нашел?
— Не знаю. Вдруг ни с того ни с сего звонит по телефону и приказывает, чтоб была в восемь часов в ресторане «Рига».
Совпадает с донесением службы наружного наблюдения. Может, и в самом деле запугал девицу и отправился по своим делам.
— И о чем вы не должны говорить?
— Все скажу, когда его арестуете.
— А раньше никак?
— Нет! — отрезала Ткачева. — Тогда он меня точно в цемент зальет, как обещал!
— А про убийство он разрешил говорить?
— Нет, — несколько растерялась Дина. — Но я думала, вы пошлете людей, они его арестуют…
— Мы бы с удовольствием, — сказал Грязнов. — Только он в командировке…
— Где?! — дернулась к нему Ткачева.
Однако, реакция!
— Там, где и был с вами, — в Чечне.
Дина шумно и облегченно выдохнула:
— Так оттуда его просто достать!
— Вы думаете?
— Конечно!
— А телевизор вы смотрите, когда новости показывают?
— Это вы про ультиматум, да? Ерунда все это! Так и кончится, попугают друг друга, потом помирятся. А Юрка зря туда поехал. Там на него точат большие кинжалы!
— Кто?
— Аслангиреев хотя бы!
— Вы знаете Аслангиреева? — удивился я.
— Я обоих знаю — Руслана и Гену. Еще по Москве. Хорошие ребята, широкие натуры, не то что Юрка-крохобор. А знаете что! Если вы собираетесь его арестовывать, я могу помочь.
— Чем?
— Я знаю, куда он поехал и зачем!
— Куда — это мы и без вас знаем.
— Я могу показать, куда конкретно отправился Юрка. Там его и можно взять. Вы были когда-нибудь в Грозном?
Мы втроем переглянулись и отрицательно покачали головами.
— Тогда сложнее. — Дина досадливо щелкнула языком. — Есть там одно укромное местечко, куда он стремится…
— Зачем?
— За деньгами.
— Деньги чьи?
— Аслангиреевых.
— Он их украл?
— Да. Из-за этого и американца убили, хотели Юрку.
— На плане города сможете показать то место? — спросил я.
— Если есть план, на котором каждый дом указан.
— Такой мы вряд ли найдем.
— Показывать тот дворик приблизительно — то же самое, что вообще его не показывать.
— Скажите, почему вы пришли? — спросил я неожиданно для нее. — Чем он вам грозил?
— Я пришла, потому что думала, что Юрий здесь, в Москве. Он хотел, чтобы я поехала в Грозный и привезла ему деньги.
— Вы?!
— Да.
— Но почему вы?
— Потому что в краже непосредственно не участвовала, потому что Гена Аслангиреев хорошо ко мне относится… да и просто потому, что послать некого, а самому страшно.
— Однако же поехал?
— Так ведь я сначала отказалась, а когда он сказал, что убьет, и ушел — тогда испугалась. А он, наверное, решил, что чеченцев я боюсь больше, чем его, и решил сам рискнуть…
— А зачем ему был нужен на такой операции Дэвид Кук?
— Давайте лучше я расскажу все, что знаю, а вы потом спрашивайте.
— Хорошо.
Дина рассказывала, машинка под пальцами Олега стучала негромко и чуть сбивчиво.
Дина Ткачева и Леокадия Пермитина дружили со студенческих лет, и потом, когда Лека пристроилась на легкую, хорошо оплачиваемую работу, а Дина еще только начала осваивать первую древнейшую профессию, девушки встречались и проводили вместе время довольно часто. Дина, по мнению Леокадии, была бедна и беспородна, зато красива, смела и раскованна. А вот Пермитину мучили комплексы в связи с рыхловатой фигурой и некоторыми недомоганиями. Свои первые сто долларов Дина заработала, когда заключила с подружкой пари, что ее, Леокадию, поимеет самый симпатичный мужчина на вечеринке. Тем самым Лека не только утрет нос присутствующим дамам, но и расстанется наконец с невинностью.
Дина знала, что делает. Накануне она познакомилась и провела несколько интимных минут с молодым человеком, заканчивающим одно секретное учебное заведение и подумывающим о том, как бы после окончания своих таинственных университетов остаться работать в Москве с перспективой регулярных выездов в иные страны. Юра готов был пойти на большие жертвы, чтобы только осуществить свой план. И вот Дина, которая к тому времени уже прекрасно знала, кем служит Лекин папа, буквально втолкнула Юру в объятия Леки.
Прошло два года семейной жизни четы Андриевских, и оба супруга считали Дину Ткачеву по кличке Мина автором их безоблачного союза. Юрий часто не прочь был выразить свою признательность, приглашая Дину на роскошную дачу тестя с последующим интимным ночлегом на двоих. Но однажды он поступил как сутенер — уговорил Дину оказать внимание одному своему американскому приятелю. Так Ткачева, еще работая в массажном кабинете Петрушина «Эдельвейс», познакомилась с Кервудом-Куком. Сначала она думала, что американец и Андриевский партнеры по бизнесу. Потом оказалось, что бизнесом увлекается только Юрий, а Кук лишь консультирует его, причем временами она замечала, что Юрий очень раздосадован осведомленностью американца в побочных делах работника информационно-аналитической службы СВР.
Как того и желал Андриевский, Дина тесно сошлась с Дэвидом. Американец, как истинный джентльмен, нашел способ отблагодарить помощницу. Он не откупился тряпками, а устроил Дину в фирму «Вестинтур» и оплачивал фирме ее услуги, когда в них нуждался, по обычному тарифу гида-переводчика.
Дина сначала догадывалась, что Дэвид шпион, потом догадка переросла в уверенность. Но она долго не могла понять, какую роль исполняет Юрий Андриевский — занят он открытой слежкой или навязчивым прощупыванием американца или просто прислуживает за гонорар. Во всяком случае, она не раз видела, как Дэвид передавал Андриевскому пачки долларов. Впрочем, Дэвид не был жадным, у него было много денег, и он не скупился.
Отношения между Куком и Андриевским всегда были ровные, дружелюбные. Лишь один раз, во время поездки в Грозный, между ними состоялся крупный разговор, почти ссора. Кук пытался отговорить Андриевского от какой-то операции, а тот, в свою очередь, убеждал американца, что риск минимален. После этого кончившегося ничем спора Дэвид пожаловался Дине: «Ваша пропаганда много говорит об алчности американцев, но такой неразборчивости в средствах на пути к обогащению, какую демонстрирует наш друг Юра, моя страна знавала только во времена золотой лихорадки!»
Накануне поспешного, почти панического бегства всей компании из Грозного Андриевский встречался с человеком, похожим выправкой и манерой поведения на офицера. С ним были пять молодых крепких мужчин в камуфляжной форме.
Перед отъездом Юрий отсутствовал всю ночь. Тогда Дэвид и открыл Дине, что Андриевский решил с помощью каких-то спецназовцев ограбить одно из денежных хранилищ Руслана Аслангиреева. Но не для того, чтобы делец не смог финансировать сопротивление мятежного генерала Дудаева, а исключительно для личного обогащения.
Но когда утром поехали за деньгами, что-то не сложилось у Юрия или кто-то помешал, но удирать пришлось спешно и к тому же под автоматным огнем. Когда удрали, думали, все — спаслись, радовались. Тогда Катерина, которая умела и любила подслушивать, сказала Андриевскому: «А нам можно рассчитывать на долю вашей добычи, Юрий Владимирович?» Он как бы в шутку ответил: «Неужели ты не поняла, Катюша, что лучше быть живой и здоровой проституткой, чем безвременно умершей богатой женщиной?»
Потом последовали: роковая встреча на Минском шоссе, закончившаяся смертью американца, смерть Катерины Мещеряковой и вот теперь угрозы в адрес Дины Ткачевой…
— Почему вы не пришли сразу после того, как Андриевский вам угрожал? — спросил я.
— Сразу я боялась. Он насчет вас особо предупредил…
— Насчет нас персонально?
— Нет, что вы! Я не сказала о том, что уже разговаривала с вами! Если бы ляпнула, уже…
Содрогнувшись, Ткачева не договорила, но я понял, что она имеет в виду, и согласно кивнул:
— Вполне.
— Я не могла сидеть и ждать, как кролик…
— В прошлый раз вы говорили, что делали какие-то работы на компьютере. Это вы не придумали, было?
— Да.
— Не упоминал ли кто-нибудь из них — Кук или Андриевский — «Ангелов ада», просто «ангелов»?
Дина приподняла тонкие изогнутые брови, затем нахмурилась. Она припоминала. И вспомнила:
— Был разговор, когда Дэвид отговаривал Юрку связываться с деньгами…
— Если можно, поподробнее.
— Кук говорил ему: неужели вам все мало? Вы ведь даже по нашим меркам уже богач. Давайте сделаем то, за что я вам плачу, а потом можете играть в свои игры. А Юрка его успокаивал: да с нашими «ангелами» это плевое дело! Вот, наверное, и все…
— Ну что ж, Дина, в таком случае тебе остается только ждать, когда он вернется, а там начнутся следственные мероприятия, показания, очные ставки… Если, конечно, Андриевский вернется…
— Он может и не вернуться. Зачем? Часть денег он уже перевел на Запад. Доберет те, что у Руслана украл. А паспортов и виз у него на все случаи жизни…
— Вы полагаете?
— Он своих планов не скрывал. В разведке он карьеры не сделает, сам говорил, что способности не того направления, деньжат таким вот образом заработал для того, чтоб стартовать на новом месте. И Леокадию он с собой не возьмет, даже когда там уже будет, не пригласит к себе…
— А вас пригласит? — спросил Олег.
Она улыбнулась, давая понять, что вопрос ее не обидел:
— Разве что в гости, да и то вряд ли. Я вызову у него не самые приятные воспоминания.
— Никуда он не денется! — заявил Слава. — Он нацепит браслеты, прилетит сюда и будет терпеливо ждать суда!..
— Если вы ему поможете…
Слава взглянул на Ткачеву грозно:
— И поможем!
— А я вам могу помочь.
— Это из каких же соображений? — насторожился я.
— Для личной безопасности. Мне будет спокойнее, если Юра сядет в камеру.
— Ну и как вы предполагаете помочь?
— Покажу дом, в подвале которого Андриевский должен был забрать деньги.
— Сумма хоть большая?
— Триста тысяч долларов.
— Ого! Как же он мог вам доверить привезти столько и не бояться, что вас ограбят, что вы заберете себе, да и просто не дотащите мешок?!
— Какой мешок?! Коробочка, как для видеокассеты, и в ней крупные купюры и чековая книжка британского банка.
— Но вы же хрупкая женщина. И красивая! Это не комплимент, это дополнительный фактор риска в условиях Чечни. И он вас одну хотел послать! Не понимаю!
— Все очень просто, — терпеливо объяснила Дина, заглядывая мне в глаза. — Пока в Чечне командует Дудаев, а в Грозном живет Руслан Аслангиреев, меня никто пальцем не тронет. У меня есть перстень с монограммой, который мне вручил Руслан, когда еще в Москве был. У него таких перстней одной штамповки штук двадцать, он их самым проверенным корешам дает. Хотите спросить, за что мне дал? Нет, не за постель. Он же мусульманин. Однажды он послушал моего совета и наварил с одной сделки двадцать штук баксов. Вот после того и дал. Юрка знал про этот перстень, просил продать ему за хорошие деньги. Потом понял, что не продам, отстал.
Стоило как следует подумать над тем, что рассказала Ткачева. Если Андриевский получал деньги от Кука, а в этом я почти не сомневаюсь, ему самое время смываться. Он не дурак, понимает, что мы на хвосте и рано или поздно будем знать все, особенно если как следует подключатся контрразведка и военная разведка. Наверное, Ткачева на этот раз не врет. Если и привирает, то лишь выгораживая себя. Хотя, с другой стороны, если бы ей было что скрывать о том периоде, когда она познакомилась с Андриевским, она не была бы заинтересована в задержании шпиона-аналитика. Позор будет Пермитину, если зять окажется перевертышем, завербованным ЦРУ!
Стоит ли отвергать помощь бывшей массажистки?
Я подмигнул Славе и сказал вслух:
— Ваше предложение интересное, Дина, но надо согласовать его с начальством. Вы не побудете пару минут в обществе товарища Величко?
— С удовольствием! — улыбнулась Ткачева.
Мы со Славой вышли в коридор, закурили и стали совещаться.
— Что думаешь? — спросил я.
— Ей смысла врать нет, Саня. Одно только может быть: ей надо срочно обтяпать там какие-то свои делишки под нашим прикрытием. Если мы взамен получим Юру, стоит сыграть.
— Мне тоже кажется, что риск оправдается…
— Да какой риск, Саша?! Если она Сусанин, то куда ей нас вести? К дудаевцам? Так те только помогут Юрия искать. Правда, если найдут раньше, то отдадут частями!..
— Шуточки у тебя!
— Это не у меня, у него шуточки. С огнем играет!
— Как нам ее пристегнуть к следственной бригаде?
— Как добровольного помощника, — предложил Слава.
— Боюсь, не пройдет. Не тот случай. Ладно, пока отпустим ее, а сами посоветуемся с Костей.
Меркулов выслушал меня молча, оглядел всех нас — меня, Славу, Олега, спросил, улыбнувшись:
— Следователь Величко, конечно, за то, чтобы воспользоваться услугами этой дамы?
Олег слегка покраснел, он и так робел, находясь в кабинете такого важного начальника:
— Мне кажется, она не помешает. Девушка знает, где наверняка можно будет найти Андриевского…
— Слава, ты тоже не против?
— У нее индульгенция от Руслана, который два года назад половину наших банкиров на уши поставил. Такую девку впереди себя гнать по этой стране джигитов — большое дело.
— Ну что ж, холостяки дружно «за». И только женатый Александр Борисович Турецкий помалкивает.
— Он уже человек номенклатурный, — с мрачной серьезностью начал объяснять Слава. — Чтобы начальство заметило и оценило, он должен угадывать мнение руководства. А откуда он знает, что решит зампрокурора, если зам сам еще не знает? Вот и сидит, выжидает…
— Субординацию нарушаешь! — ворчу Грязнову.
— Ладно, оперативно-следственная бригада, сосредоточьтесь! Мы тут посовещались с бригадиром, и я решил вынести на ваше рассмотрение такой план операции…