Девочка Прасковья

— Эге, смотри-ка, Петро, какое сооружение! — произнес один, поднимая ружье себе на плечо.

— Як пырамыда у Египте! — отозвался напарник, утирая пот со лба.

Говорил он как-то странно, густо мешая украинскую речь с русской, и никак нельзя было понять, какого языка он более стыдится, а какому отдает предпочтение.

— Похоже, медведь тут чого наробил?

— Навряд ли. Здесь явно дело рук человеческих!

— Хм, та откуда ж ему дэсь взяться-то?! — удивился мужик в защитной панаме с накомарником, откинутым на затылок.

Спокойная речь незнакомцев не внушала опасения. И в лицах их не было ничего злобного, отталкивающего. «Это геологи! — решил я. — Или же охотники-промысловики. Ну уж никак не браконьеры. Пожалуй, этим людям вполне можно довериться и открыться.»

— Здравствуйте! — крикнул я негромко из-за своего укрытия.

Мужчины удивленно завертели головами.

— Э, кто тут прячется? — спросил тот, что был в кепке и с ружьем, и, толкнув своего спутника локтем, добавил: — Слыхал, Петро, а пирамида-то еще и говорящая!

— От чудеса! — развел тот руками.

И тогда я вышел из-за сосны и, смущенно улыбаясь, добавил:

— Это я!

— О-о! Вот и строитель объявился! Ну, здоровеньки булы! Какими судьбами занесло в такую глушь? — они обступили меня и крепко пожали протянутую руку.

— Заблудились мы. Дней десять вот уже гуляем... — отозвался я и махнул на пирамиду. — А это я хотел сигнал вертолету дать. Он тут летает, нас ищет.

— И много вас?

— Двое.

— Слухай, хлопэц, як тэбэ звать-величать?

— Георгий. Жора...

— Георгий? Хорошее имя. Победоносец! Значит, не пропадешь. А меня вот зови дядя Юра, а это — дядька Петро! — познакомил нас мужчина в кепке и тут же оживился: — Слушай, Георгий, а не вас ли ищут тут в последнее время? Приметы все по радио передавали... То да се... Вроде все сходится. С тобой девчонка еще, точно?

— Угу! — согласился я. — Нас скорее всего и ищут...

— Ну, тогда считай, брат, вам крепко повезло! Можете смело сворачивать свое путешествие!

— А вы геологи? — поинтересовался я.

— Геологи, — вздохнул дядя Юра, поправляя тяжелый рюкзак. — Руду вот всякую на горбушках ворочаем! А где твоя половинка-то?

— Тут недалеко, на заимке. Она сильно болеет...

— М-м-м, скверно. Но ничего, теперь все будет в порядке! Считай, уже все позади. Давай, брат Георгий, зови свою красавицу, с нами пойдете на базу. А уж оттуда еще до вечера по домам разлетитесь!

— Правда?!

— А як же! Сущая правда, хлопэц! — отозвался дядька Петро, снимая с плеч рюкзак и кирку. — А мы от пока у твоего костерка погреемся... Ты не против?

— Конечно же! Запаляйте!

— От и спасибочки! А то мы трошки шо-то промоклы... Передохнуть трэба...

Я хотел уже было бежать к избушке, но тут спохватился.

— А вы знаете, моя спутница... она... она очень слабая. Наверно, не сможет идти вместе с нами. Может, нам лучше вертолет дождаться?

— А, ерунда! — рассмеялся дядя Юра. — Зачем пешком идти. Мы вас мигом домчим на своей колеснице!

— А разве...

— Та у нас тут нэдалэко карета у кустах стоит! — усмехнулся дядька Петро.

А его напарник добавил, улыбаясь:

— Ну, давай, гарный хлопец, зови скорее свою принцессу!

— Пашка, люди! — заорал я, влетая в избушку.

— Как люди? — приподнялась девчонка, непонимающе глядя на меня. — Вертолет прилетел?

— Нет, тут совсем рядом на поляне стоят настоящие люди, представляешь! Геологи. Вставай быстрей! Они нас отвезут на свою базу. А там у них и рация есть, и даже самолет! Короче, все: гуд бай, тайга, гуд бай! — быстро говорил я и напел вот даже от радости. — Теперь все будет только куейс!

Я помог девчонке подняться с лежанки. Та быстро взглянула в зеркальце.

— Я ужасно выгляжу!

— Чепуха! Ты смотришься прекрасно! Пошли! Геологи — клевые ребята и прикольные, все правильно поймут!

Простившись с гостеприимной избушкой, мы поклонились ей и сказали огромное спасибо за все, что она для нас сделала, и поспешили к поляне. От нетерпения я тащил Пашку за руку, а та едва поспевала за мной, ойкала и постанывала, спотыкаясь о кочки и коряги. Когда мы прибыли на мой импровизированный аэродром, костер уже догорал, а рядом с ним стоял... крытый гусеничный вездеход!

— Ну вот и косички наши пожаловали! — встретил нас добродушный дядя Юра. — Это была основная примета!

— Здравствуйте, дяденьки! — поприветствовала Пашка геологов.

— Ну-с, ваше величество, карета подана, пора ехать к мамке!

— Здоровеньки булы, здоровеньки булы, гарная дывчына! — подошел дядька Петро и, обняв девочку за плечи, спросил: — Ну, як, милая, натэрпэлася тут трошки?

— Да так, немножко! — улыбнулась Пашка.

— Ну, нэчого, тэпэрь усе хорошо будэ! Скоренько до дому поедете.

— А с таким парнем и в тайге не страшно! Верно? — подмигнул дядя Юра и хлопнул меня ладонью по животику.

— Еще бы! — гордо отозвалась Пятница и взяла меня под руку.

От всего этого пришло время и мне трошки смутиться. Но тут я увидел на поясе у дяди Юры чехол с мобильником! Я бросился к геологу:

— Дядя Юра, можно я позвоню! Домой!

— Э, парень, — протянул тот, — мне телефона не жалко, но, понимаешь, надо малость потерпеть: тут в тайге, в этом Зеленом ущелье, связь совсем никчемная. Вот в горах на базе — там совсем другое дело! Понимаю, что очень хочется поскорей мамку утешить, но, извини, пока еще не время...

— Ну, может, у меня получится! А, дядь Юр? — не отставал я, от нетерпения переступая с ноги на ногу.

— Эх, молодежь, старших надо слушаться! Думаешь, не пробовали?! Ну, ладно, держи, убедись сам, коль не веришь... — и геолог, расстегнув чехол, протянул мне свою простенькую «Мотороллу».

Я схватил мобилу, точно паук муху, и, отбежав к центру поляны, дрожащими от волнения пальцами набрал заветный номер. Послышались гудки надежды. Ох, как же я хотел тогда вот так внезапно взять да и услышать голос своей мамки. Но в ответ кто-то металлически произнес: «Абонент временно недоступен!» да еще и повторил по-английски, хотя мне и так все уже было понятно.

— Вот невезение! — вырвалось у меня, и я топнул ногой от досады.

Вековые сосны зашумели, посмеиваясь над моей неудачей. Пришлось вернуть телефон хозяину.

— Ну что, убедился? — усмехнулся дядя Юра.

— М-да, никакой связи!

— То-то! Это тебе, брат Георгий, вовсе не Марьина Роща!

Когда от костра остались одни жаркие угли, дядька Петро принялся жарить на прутиках сало, которое он нарезал тоненькими ломтиками. Мы все принимали в этом участие.

— Что-то нет вертолета! — сказал я, вдыхая ароматный дым. — А ведь утром кружил над горами.

— Нэбось, трошки пидломался! — предположил дядька Петро. — Техника — она чи человек, тоже прибаливает...

Мы наспех перекусили. Дядя Юра дал Пашке какие-то таблетки, которые достал из «вездеходной» аптечки. Потом геологи присели на бревне покурить, а я, взяв ведерко в кузове гусеничной машины, стал носить воду из озерца, чтобы хорошенько залить кострище. В лесу это надо делать обязательно! Когда все было кончено, дядька Петро тщательно раздавил окурок сапогом и весело скомандовал:

— А ну, рэбятки, сягайте-ко у кузов! Та дэржитэсь покрэпчэ, а то дэсь так болтает, як у шторм на море!

Я забрался в вездеход с брезентовым верхом и помог подняться Пашке. Уселись на узкие жесткие лавочки и взялись за поручни невысоких бортов. Вездеход радостно рыкнул и лихо рванул с места. Таежные дороги действительно были экстремальными. Качка и впрямь оказалась как на бурном штормовом море! Нас то кидало вверх так, что иногда макушка касалась тугого брезента, то резко вело влево, а затем вправо или назад, то снова круто подбрасывало или швыряло на пол.

Мы ахали, охали, ухали, смеялись, а Пашка еще и взвизгивала. Порой мне казалось, что мы сидим не в кузове вездехода, а оседлали повозку, запряженную диким мустангом! Родео да и только! Один раз мы все же не удержались и полетели на пол. Я набил себе шишку на затылке, а Пашка ушибла локоть. Но все это было для нас уже не так важно. Мы ехали к людям! И я предвкушал, что уже совсем скоро смогу звякнуть домой и узнать, что же там творится в мое отсутствие!

Примерно через час этого таежного родео мы прибыли на базу. Она состояла из нескольких вагончиков, палаток и навесов, скромно притулившихся у подножия высокой красно-черной горы.

Рядом имелась взлетная полоса для «кукурузника», под которую, видимо, сгодилась небольшая таежная просека. Когда мы вывалились из душного отсека вездехода и, неуверенно стоя на ногах, растирали свои мышцы и суставы, привыкая к твердой земле, на лесной аэродром совершил посадку самолет, показавшийся мне уже знакомым. Наверное, это он тогда летал над горою, когда я махал ему руками. Дядя Юра отвел нас в один из вагончиков, а сам пошел в радиорубку, чтобы сообщить о нашем возвращении на большую землю. Я же, не удержавшись, снова выпросил у него телефон. На одном дыхании я выскочил из вагончика и взобрался на ближайшую сопку. Присев на горячий валун, вновь набрал желанный номер. И почти сразу же услышал:

— Да-да, слушаю!

Это была мамка! Сотовая связь на сей раз была на высоте! Я даже задохнулся от волнения и восторга.

— Слушаю, говорите!

— Мам, привет, это я! — набрав побольше воздуха в легкие, закричал я в трубку.

— Жорка, это ты?! Ну, наконец-то! — облегченно выдохнула мама и тут же как-то строго продолжила: — Где же вы там пропадаете?! Не надоело еще по тайге шляться? Мы тут с отцом места себе не находим... к Египту уже все готово... а ты... Спасатели вот даже никак не могут нагнать вас и думают, что вы с ними специально в прятки играете, за нос водите! На одном месте не сидите, все убегаете куда-то! Только вашу стоянку обнаружат, а вас уже и след простыл! Как понимать это, Жора?

— Да ты что, ма! Мы тут такого хлебнули, концы едва не отдали! А ты — специально... — удивился я тону матери.

Но она меня совсем не слушала.

— Эта монашка, похоже, совсем тебе голову вскружила!

— Ма, не говори так! Пашка... она хорошая!

— Знаем мы этих, хороших! В тихом омуте... сам знаешь...

— Ну ты что, ма! Не надо так о Пашке, мам, не то мы поссоримся. Она славная! Она же верующая! Не то, что мы... Да я, если хочешь знать, жизнью ей обязан! — обиделся я, пылая от волнения и непонимания.

— Ну ладно, Жор, прости, скажи лучше, где вы там на сей раз притаились.

И тут я вдруг ощутил острое желание нажать на сброс вызова. Слезы обиды сдавили мне челюсти. Да-а-а, вот так поговорили... Я-то думал, вот обрадую своих этим внезапным звонком из ниоткуда, а они, оказывается, думают, что мы со спасателями в кошки-мышки играем!

В одно мгновение перед глазами предстали жуткие картины наших лесных мытарств: коварные объятия Водокруча, болотная трясина, боль и рвота от «уральских следопытов», ледяная ночь в гроте, страшные оскалы свирепых псов, прощание с Пашкой... Эх, да что там и говорить. Как они только могли так подумать! Кто же виноват, что все именно так получилось? Мы хотели, как лучше, а все шло против нас! Такие вот сложились обстоятельства...

— Ма, телефон-то чужой, неудобно им долго пользоваться. Короче, мы у геологов, пока... — буркнул я в трубку.

— Жор, да ты что, обиделся, что ли?! Погоди, Жор, милый, скажи хоть, где вы находитесь-то!

— Пока, мам, привет папке! Скажи, что скоро вернусь вместе с тетей Клавой! — и я решительно нажал на красную кнопку.

А потом быстро побежал вниз, чтобы мамка не смогла мне перезвонить. Я вернулся в вагончик. Настроение было испорчено, и я выглядел растерянным. Пашка встала мне навстречу такая радостная и счастливая и спросила:

— Ну как, дозвонился?! Как они там?

— Все куейс! Заждались нас страшно... Волнуются, конечно, сильно... — отозвался я и заставил себя заулыбаться, чтобы Пашка ни о чем не догадалась.

— Да, я так соскучилась по мамке! По тете Зое, по всем... Даже дом свой и то теперь расцелую, наверно! — тихо рассмеялась девчонка, а мою грудь вдруг пронзила внезапная молния.

Я вдруг понял, что, уезжая домой, я должен буду расстаться с Прасковьей. А ведь расставанье — это маленькая смерть... Как не хотелось мне вновь переживать эти минуты прощания.

Что я скажу Пашке? Как мы разойдемся? Как разомкнем наши ладони? Нет, я не стал пока думать об этом: ведь мы еще вместе, и пока за нами прилетит вертолет, пока отвезет нас на станцию, пройдет еще немало времени... Этот момент наступит лишь на перроне вокзала, когда мы станем садиться в разные поезда. Она — с тетей Зоей, я — с тетей Клавой. Там кругом будет полно народа, многие будут прощаться, и, наверное, этот момент пройдет не так трогательно, не так заметно и не так больно... Я положил мобилу на тумбочку дяди Юры и сказал как можно спокойнее:

— Связь классная, прямо как дома побывал! Мамка в шоке от радости! Даже говорить не смогла...

— Еще бы! Я, наверно, вообще в обморок грохнулась бы! — отозвалась Пашка. — А моя мамка, наверно, ничего еще не знает...

— А у вас телефон есть?

— Только обычный, домашний.

— Ничего, небось, тетя Зоя уже и ей позвонила или сейчас звонит. Мамка моя наверняка теперь со всеми связалась, чтобы сообщить, что мы обнаружены.

— Даже как-то и не верится, что все кончилось... — вздохнула Прасковья, опускаясь на табурет. — Скорей бы опять всех увидеть и вернуться в прошлую жизнь...

В вагончик вошел дядя Юра и доложил, что тайга по-прежнему не хочет нас отпускать, видать, уж больно мы ей понравились. Оказалось, что вертолет действительно поломался и что за нами прилетят только завтра с первыми лучами солнца. Тетя Клава передавала мне огромный и горячий привет и просила набраться еще немного терпения и подождать до утра. Обещалась прилететь за мной вместе со спасателями. А вот тетя Зоя оказалась от нее вдалеке, на базе горноспасателей, где располагалась вторая группа поисковиков. Но ей о нас уже сообщили, и она тоже собиралась прилететь сюда завтра вместе с самолетом геологов.

Хоть мы немножко и расстроились от такой очередной вынужденной задержки, но тем не менее настроение у нас поднялось.

Я очень обрадовался тому обстоятельству, что еще одну ночь буду вместе с Пашкой, теперь вот уже в надежном месте, где не нужно будет ничего бояться и опасаться, и что можно будет допоздна посидеть у костра, попечь картошечки и повспоминать все, нами пережитое. Не знаю, думала ли так же и Пашка, ибо это осталось для меня тайной. Короче, судьба подарила нам, как бы извиняясь за все прошлые удары, еще целые сутки беззаботной жизни вдвоем! А тут еще пришел дядька Петро и пригласил нас пройти в столовую и «отобедать геологической кашки». Новость для меня, не скрою, ну очень приятная! Я взял Пашку за руку, и мы, радостные, поспешили за крепышом в защитной панаме. Ах, кабы я знал в тот момент, что нас всех ждало уже менее, чем через час! Злые силы, не сумевшие разлучить нас навеки в избушке, сделали все, чтобы ускорить наше расставание! И произошло это вот так внезапно, нежданно-негаданно, что я оказался совершенно не готовым к такому повороту судьбы, заставшему меня врасплох. И вот ведь как все получилось! Мы сидели в вагончике-столовой и с аппетитом ели перловку с тушенкой, запивая это кушанье парным молочком (оказывается, на базе жила козочка!). Я уже загадывал на то, как мы проведем остаток этого дня. Дядька Петро был рядом и рассказывал веселые истории и байки из жизни геологов (а знал он их, наверное, не меньше сотни!). А его русско-украинская (или украинско-русская?) речь делала рассказы еще колоритнее и еще смешнее. И тут в столовку вошел летчик. Он поздоровался с нами и пожелал приятного аппетита. Дядька Петро предложил и ему пообедать, но тот отказался, сказав, что скоро улетает к горноспасателям и поест уже там, так как у них на первое был сварен борщ по-украински. Услышав такое, дядька Петро безнадежно крякнул и расправил свои пышные усы.

— Как дела, парень? — летчик дружески хлопнул меня по плечу. — Так значит, это ты тогда махал нам?

— Ага! — кивнул я.

— А мы от бури тогда удирали! Ох, и гроза же была!.. Как вы ее хоть пережили-то? Мы все так волновались за вас, а помочь ничем не могли...

— Да мы в пещере отсиделись... Правда, чуть дубаря не дали... Там очень прохладненько было... — отозвался я.

— Ну, молодцы, стойкие ребята! Если бы не та буря, мы бы вас тогда еще до вечера забрали! Ну, да ничего, главное — все обошлось. Пусть уж лучше позже, чем никогда!

— Значит, Андрюха, все-таки решил полететь? — спросил пилота дядька Петро и добавил, старательно избегая акцента: — Может, все же пропустишь трошки перловочки, а то горняки, поди, борщ-то уже давно слопали...

— Нет, спасибо, Петро, надо слетать еще разок, пока погодка что надо. Пошли, лучше поможешь нам загрузиться.

— Ну, то всегда пожалуйста! — оживился геолог, вставая и надевая панаму.

— Пока, ребятки! Счастливо добраться до дома! — отдал нам честь летчик. — Уже вечером улетаете?

— Нет, только утром, — отозвался я.

— А что так?! — удивился пилот.

— Та вертушка трошки пидломалась! — встрял в разговор дядька Петро, снова щедро перейдя на украинский.

— Вот, Петро, я всегда говорил, что моя «Аннушка» надежнее этих винтов!

— Спасибо вам! У вас такая красивая форма! — сказала Пашка летчику Андрею, и эти вот ее слова дали старт нашему стремительному расставанию.

Летчику этот комплимент, видно, понравился, и он, уже выходя из столовой, вдруг неожиданно быстро вернулся и произнес:

— Слушайте, милая барышня, а не ваша ли это тетушка дежурит на базе горноспасателей? Уж больно вы похожи.

— Моя-моя! — оживилась Прасковья. — Это тетя Зоя!

— Да-да, тетя Зоя, — улыбнулся летчик. — Очень хорошая женщина. Так сильно за вас беспокоится... А не хотите ли полететь к ней прямо сейчас? Мы ведь как раз туда и направляемся. Всего часика два, и будете уже в объятиях своей тетушки, а то до утра-то еще ой, сколько времени, да и вертушку могут вовремя не починить.

— Правда?! — изумилась Пашка, и глаза ее засверкали.

— Конечно! С базы горноспасателей, может, даже до темна, если пойдет вездеход, сможете уже и до станции добраться. А там литером до Екатеринбурга. А уж там поезда всю ночь ходят...

— Верно! Летай, милая, а то эти вертушки-ватрушки подвести могут. Застрянешь тут еще на нэдэльку, — поддержал пилота дядька Петро.

— Здорово! — обрадовалась Пашка. — Тогда летим, конечно! — и она, залпом допив молоко, кинулась к выходу, но тут же осеклась, встретившись со мной взглядом.

А я испытал такой удар в сердце, будто кто-то сзади коварно саданул меня ножом под левую лопатку. Пашка подошла ко мне, виновато улыбаясь и теребя косичку, и не зная, что мне сказать. Я нашел в себе силы не выдать своего отчаяния и, улыбнувшись, сказал:

— Конечно, Паш, лети, нельзя упускать такой шанс! Тебе ведь еще лечиться надо, а то опять гроза какая-нибудь соберется... и застрянем тут опять... как всегда.

— Спасибо, Жор! — тихо сказала девчонка и так посмотрела на меня, что я сразу ей все простил.

— Я тебя провожу! — сказал я и вышел следом за Пашкой.

Я шел и ни о чем не думал. Оглушенный всем происшедшим, я никак не мог собрать воедино свои мысли, осознать все так, как должно. Разлука безжалостно подгоняла нас, и все мои воздушные замки, построенные на мыслях о еще одних сутках в тайге вместе с девчонкой, рушились теперь стремительно и неотвратимо...

Мы подошли к кромке летного поля. Ярко светило солнце, дул легкий попутный ветерок. Пахло смолой и цветами. Высокие заросли цветущего иван-чая красиво обрамляли взлетную полосу, на которой уже серебрился готовый к вылету самолет. Небо было чистое, прозрачное, точно над нами зависло горное озеро, воды которого почти до самого дна пронизывали солнечные лучи. Второй пилот хлопотал возле своей крылатой машины.

— Ну, ребяточки, прощайтеся! — сказал дядька Петро, обнимая нас за плечи. — Тилько нэдолго...

Летчик и геолог пошли к самолету, оставив меня и Пашку наедине. Как я боялся этого мига, как оттягивал его приближение! И вдруг он свалился на меня так неожиданно, что я вконец растерялся. Язык у меня присох к небу, щеки и уши пылали от волнения, а в голове творилось невесть что... Похоже, нечто подобное творилось сейчас и в душе девчонки. Поэтому мы целую минуту просто простояли друг против друга. Первой пришла в себя Пашка. Она улыбнулась и, оглянувшись на самолет, сказала:

— Ну, пока, Георгий Толстый! — и протянула мне свою руку.

Я сделал то же самое и ответил:

— Пока, Прасковья Пятница!

Пашка пожала мне руку и сказала уже вполне серьезно:

— Спасибо тебе за все, мой Робинзон! Я этого никогда не забуду.

— И тебе тоже спасибо, моя Пятница! Мы клево отдохнули!

Девчонка, соглашаясь со мной, кивнула головой и опять улыбнулась. И мы разомкнули свои руки. Но тут Пашка спохватилась:

— Ой, совсем забыла! Возьми вот! — и протянула мне мой мобильник, который все время нашего путешествия хранила у себя в кармане.

— Не надо! — отозвался я. — Оставь его себе! Я тебе его дарю!

— Нет, это очень дорогой подарок! — не согласилась Прасковья.

— Бери-бери! Мне все равно скоро на день варенья новый подарят, еще более навороченный. Да и должны же мы как-нибудь созваниваться!

— Спасибо! — обрадовалась девчонка и вздохнула. — А мне вот нечего тебе подарить.

— Знаешь что, подари мне свой платочек! Он такой красивый!

— Правда?

— Конечно! Он о тебе напоминать будет своей буковкой...

— Ну, хорошо, — согласилась Пашка и передала мне платочек, приложив к нему еще и «Живые помощи».

— Спасибо! — сказал я, принимая подарки, и тут вдруг вспомнил, что должен обязательно сознаться девчонке в том, что посмотрел на нее на болоте.

Ведь я обещал Богу и святым, что решусь на это, если они оставят Пашку в живых. Но как же это было трудно и неожиданно, что я аж задохнулся. Я понял, что если скажу ей это, то, возможно, Пашка здорово обидится и перестанет меня уважать, ведь она считает меня очень хорошим человеком, и после этого признания мы, вероятно, вновь станем недругами, как и в самом начале нашего знакомства. Как мне не хотелось с ней так расставаться! И дернуло же меня тогда так опрометчиво поступить... И еще я понял, что если умолчу и в этот раз, то тогда попросту перестану уважать сам себя, и это будет еще страшнее нашей размолвки. Эх, будь что будет, я должен признаться Пашке и ответить сполна за свой последний грех перед ней, хотя бы для очищения души, хотя бы для самого себя... И тогда я сказал:

— Паш, я должен тебе кое в чем признаться...

Она поглядела на меня как всегда пронзительно, и я от этого взгляда совсем сник. Повернув голову в сторону гор, я выпалил:

— Понимаешь, там... тогда... на болотах... Это не дает мне покоя. Там на болоте... когда мы купались, помнишь?

— Да, а что там? — как-то тихо и удивленно спросила девчонка.

— Я, знаешь, нарушил обещание и, подлец этакий, оглянулся на тебя... Прости, пожалуйста... если сможешь...

Уши мои запылали, как свечи, от волнения и напряжения аж мурашки побежали по всему телу. И я так и не осмелился взглянуть ей в глаза. Я замолчал и ожидал, что сейчас среди этого чудесного дня разразится жуткая буря. Наверняка Пашка вспыхнет и скажет:

— Ах, вот ты какой! А я-то думала! Победоносец... А ты?! Не желаю больше тебя знать и видеть! — и швырнет в меня мобильник.

Потом вырвет из моих рук свои подарки и, не оборачиваясь, побежит к самолету. И что удивительно, несмотря ни на что, я был готов принять все это и стерпеть. Однако не успел я еще как следует впасть в отчаяние (так как пауза после моих слов длилась всего три секунды), как Пашка, выслушав мое признание, улыбнулась и весело сказала:

— Ах вы, мальчишки, не можете вы не подглядывать! — и тронув меня за плечо, добавила серьезным голосом: — А ты молодец, что сказал. Спасибо. Я не сержусь на тебя...

И тогда я, окрыленный ее словами, робко взглянул ей в глаза. Она, немного смутившись, опять шутливо спросила:

— А я, наверно, очень некрасивая, да? Мне всегда не нравилась моя фигура...

— Да ты что! — воскликнул я. — Ты такая! Такая... Ну, короче, как Параскева Пятница!

— Ну, спасибо! — улыбнулась Прасковья и снова тронула меня за предплечье.

А вот мне в это мгновение очень захотелось ее поцеловать, так как, несмотря на болезнь и грусть в глазах, Прасковья показалась мне тогда такой прекрасной! Но я так и не решился этого сделать. И тут дядька Петро крикнул нам:

— Ребятки, пора! Разбегаемся!

— Ну, счастливо тебе, Жорка, не грусти! Прости, что улетаю раньше срока... Мы обязательно скоро встретимся! Хорошо? — тихо проговорила Пашка, отступая от меня.

— Да, Паш, обязательно! Я сразу же позвоню тебе. Счастливой тебе дороги!

— Угу! — махнула головой девчонка и, моргнув глазами, повернулась и легко побежала к самолету.

Я стоял и глядел ей вслед. Моя сказочная фея в сером помятом немодном платье удалялась от меня, паря над изумрудным ковром лесного аэродрома. Ее движения были воздушны, изящны, грациозны... Разлетающиеся в стороны носочки, смешно колыхающиеся косички... Да, это была моя Пашка, девочка Прасковья... Пилоты запустили двигатель. Подбежав к трапу, Пашка о чем-то быстро переговорила с дядькой Петро и, обняв его за шею, быстро чмокнула в густую бороду, а затем легко впорхнула в салон самолета. Второй пилот стоял рядом и помог ей подняться. Потом запрыгнул следом и хотел уже убрать трап, как вдруг Пашка остановила его и стала о чем-то упрашивать.

Дядька Петро пошел в сторону, подальше от самолета, держа в одной руке панаму, а другой важно расправляя свои усы. Кажется, он улыбался. Второй пилот развел руками, и девчонка вновь выбралась из самолета. Потом помахала мне рукой, подзывая к себе. Жаль, что тетя Клава находилась совсем в другом месте, и я никак не мог полететь вместе с Пашкой. Тогда зачем же она звала меня? Но я все равно кинулся к ней изо всех сил.

Подбегая, я едва затормозил, чтобы не влететь в салон «кукурузника» вместе с девчонкой. Пашка же, воспользовавшись этим моим замешательством, быстро обняла меня и трижды по-христиански расцеловала, а затем снова нырнула в самолет. Пилот, посмеиваясь, одним рывком затащил следом за ней и трап. Дверца закрылась, и самолет начал выруливать на взлетную полосу. Я немного отбежал и посмотрел на кабину. Летчик Андрей улыбался, глядя на меня. Потом кивнул в сторону салона и показал мне большой палец правой руки. Я, соглашаясь, махнул ему головой и помахал руками. «Кукурузник» заревел мотором и, быстренько разбежавшись, резво взмыл в безоблачную вышину. Я стоял и махал ему вслед. Поднятый машиной ветер не смог остудить нежного жара поцелуев на моих щеках. Я счастливо улыбался и все махал и махал до тех пор, пока самолет не превратился в маленькую птичку, а потом и вовсе затерялся где-то возле изумрудного горизонта.

— Будь всегда счастлива, Прасковья! — крикнул я и только после этого опустил свои руки.

Когда вновь стало тихо, я внезапно почувствовал, что с этим неожиданным рейсом улетела добрая половина меня самого... Ощутив такую ничем не восполнимую легкость внутри себя, я снова загрустил. И все происходящее стало опять каким-то серым и безразличным. Я все стоял и глядел на горизонт. И не знаю, сколько бы еще так простоял, если бы на плечо мне не легла чья-то тяжелая ладонь.

— Ну шо дывыся, хлопэц, улетела наша гарная дывчина? — сказал дядька Петро, обнимая меня. — Эх, таку нельзя не любити... Ну шо, Жора, пидем наливо до дому... тэбэ трошки соснуть трэба... Эх, нэ будэм горэвати, будэм отдыхати! Усе ладно будэ!

Я тоже обнял геолога, и мы не спеша направились к базе. И я вновь стал ощущать себя счастливым человеком, и радость опять наполняла мою душу. Нежное марево разливалось по округе, но мне казалось, что это разливается свет, который всегда излучала Пашка. Чистый свет добра и любви, свет веры и надежды, свет, без которого не может жить Настоящий Человек! Я шел, улыбаясь, так как слушал шутки дядьки Петро, и мне нестерпимо хотелось всех любить, творить только добро, надеяться на лучшее и благодарить Господа Бога за все, что по Его воле произошло со мной в эти летние дни... Я шел и тихонько молился...

ЭПИЛОГ

Вот так, ребята, и закончилась эта удивительнейшая история, о которой я и хотел вам рассказать. Хотите знать, что же было дальше? Что ж, скажу немножко. В Египет мы, конечно же, так и не попали. По возвращении домой я действительно приболел, а родители, увидев, как я «сильно исхудал», принялись меня усиленно откармливать. Так почти весь август и прошел. Но знаете, я вовсе нисколько не расстроился из-за этого. В последнее время мне все больше хочется поехать не в знойную Гизу, а в лесоболотную Мещеру, где среди изумрудных деревьев, лазурных туманов, серебряных озер, черничных полян, ореховых зарослей, самоцветных рос, невесомых паутин живет моя прекрасная Нефертити, моя добрая, скромная и славная Пятница, сказочная, благочестивая фея Прасковья. Я так сильно соскучился по ней, хоть мы и часто переговариваемся по телефону, рассказывая о своих делах, о школьных успехах, вспоминаем прошедшее лето...

У меня на столике возле кровати теперь постоянно стоит следующая композиция: вазочка с цветами, а возле нее иконки Георгия и Параскевы и рядом серебряное блюдо, в котором лежат платочек (с буковкой «П» в уголке), просфора (из лесного монастыря), маленький сухой боровичок (который я отделил от даров тети Клавы), крымская шумящая ракушка (Лехин подарок), зеркальце, перочинный ножичек, а также сухая еловая шишка и кусочек гранита (невесть как оказавшиеся в моих бриджах). Но самое главное украшение этой композиции — это небольшая цветная фотография в золотисто-коричневой рамке. Ее прислала мне Пашка на мой день рождения. Знаете, что там изображено? Тогда попробую описать: на поваленном сосновом стволе в окружении розового марева иван-чая сидит скромно улыбающаяся девчонка в простеньком серо-голубом платьице, на плечах — белый платочек, на ногах — походные полукеды. На груди ее покоятся две озорные русые косички, в которых весело играют золотые зайчики заходящего солнца. В руках у девчонки небольшая, но толстенькая книжица в черной обложке. На обратной стороне этой фотки после генеральной уборки в моей комнате я вдруг обнаружил надпись, начертанную любимым мамкиным оранжевым фломастером «Прасковья Аль-Кахира!» (то есть «Победоносная!»)

Перед тем, как заснуть, я долго любуюсь этой композицией. А просыпаясь, говорю милым ликам и предметам: «Доброе утро! Спасибо, что вы все у меня есть!»

Скоро Рождество, и я хочу, ребята, сделать Прасковье небольшой презент. Открою вам по секрету, какой именно: я подарю ей одну хорошую книгу! А что это будет за книга, не скажу, потому что вы уже и так сами догадались! И вот еще, что я хотел бы добавить ко всему сказанному. Я постепенно воцерковляюсь! Перед школой впервые вот причастился Святых Тайн Христовых! Да! И знаете, на исповеди было уже не так боязно, ведь у меня уже имеется небольшой опыт в этом деле... А вот совсем недавно освоил и Символ Веры! Казалось — ух, какой большой текст и трудный, ан, нет, все очень быстро запомнил. Права была Паша, когда говорила, что молитва — не стих, она сама из сердца льется... Только надо желать ее туда загрузить. И еще вот я начал поститься. Признаюсь, это дело дается мне трудновато, ведь я такой любитель вкусненького... Но ничего, скриплю, но терплю, употребляя лишь самые простецкие блюда. А что ж вы хотите? Надо и нам, ребята, начинать дело своего спасения, и чем раньше, тем лучше! Читаю теперь «Жития святых». Знаете, очень интересная книга. Это вам не комиксы про Бэтмана — зачитаешься! Стараюсь почаще бывать в храмах, отказываюсь от бранных слов и грубых выражений.

Даже свой любимый «Блин!» теперь пытаюсь проглатывать! Короче, постигаю азы Православия. Должен же я хоть как-то быть достойным своей Пятницы, открывшей мне этот сказочный мир, сумевшей повернуть мою жизнь против бурного мирского течения, выдернувшей меня из засасывающей круговерти скучных будней и пустых желаний! А вы? Попробуйте — не пожалеете! Ну а пока — пока! И храни вас всех Господь Бог! Ой, кажется, звонит мобильный! Я уверен — это она! Моя девочка Прасковья! Ну, извините, бегу! А о том, что она мне поведает, расскажу уже в другой раз, куейс? Ну, значит и договорились! Привет!

город Чаплыгин

15.02.2007-03.03.2007

[1] Водокруч – сказочный персонаж, царь водоемов, который устраивает ловушки для людей в виде губительных омутов, водоворотов и болотных топей.

[2] Сасквач – человекообразное существо, похожее на «йети» («снежного человека»), которое, по слухам, обитает в дремучих лесах Северной Америки. Это имя было присвоено ему индейцами и означает буквально «волосатый гигант».

[3] Берендей – сказочный персонаж, лесной царь, царство которого находится в дремучих, непролазных дебрях.