Лифт снова сломался. Сэм пришлось пешком подняться по лестнице жилого дома, носившего название «Уайтхок эстейт», чтобы войти в квартиру Наны. Там они с Эммой поселились после того, как буквально сбежали от Бена два месяца назад, после особенно бурной ссоры с ним.
– Нана? – прошептала она, с трудом восстанавливая дыхание после долгого подъема по ступеням.
Ответа не последовало. Она тихо прошла по коричневой растрепанной ковровой дорожке в гостиную, где в газовом камине горел огонь. Нана спала в кресле-качалке, а Эмма свернулась калачиком под одеялом на диване. В тусклом освещении Сэм услышала знакомый запах чего-то испеченного на кухне и сразу почувствовала, что наконец оказалась дома. Фотографии в рамках покрывали чуть ли не каждый дюйм стен, плотным рядом стояли на подоконнике. Там были снимки, сделанные во время многочисленных походов Наны и дедушки с ночевками в палатке, один из которых закончился аж в Гретна-Грин[4], куда они попали благодаря своей эксцентричности. Также были фото голенькой крошки Эммы на пляжах, где она строила замки из песка, но Сэм больше всего смущали ее собственные изображения. Совсем еще юная, она напоминала на них неуклюжего и беззубого Мика Хакнелла[5].
Пока она осторожно пробиралась мимо стопки сборников кроссвордов и газет, чашек с недопитым чаем, цветных карандашей и остатков пирожных, ее взгляд упал на написанное от руки письмо на нескольких листах, валявшееся на полу рядом с Наной, словно она заснула, читая его.
Уже выцветшие строки, наклон почерка и старая розовая бумага моментально привлекли ее внимание, но стоило ей попытаться нагнуться, чтобы взять письмо, Нана открыла глаза и улыбнулась. Сэм улыбнулась в ответ, изумленно заметив, что одна пара очков оставалась сидеть на кончике носа бабушки, а вторую она подняла вверх, к спутанным седым волосам.
– Привет, милая, как ты? – сонным голосом спросила Нана, и морщины в уголках ее светлых голубых глаз проявились сильнее.
Сэм охватила волна нежности при виде двух своих самых любимых девочек. Нана, как обычно, выглядела потрясающе красивой, в лиловом платье и в белом свитере на пуговицах, который связала сама за просмотром бесконечных повторов сериала «Пуаро». Она безуспешно попыталась собрать волосы в пучок, и, хотя в февральский день здесь было холодновато, ее морщинистое лицо не казалось бледным. Сияющая улыбка Наны скрывала не слишком приятное для Сэм обстоятельство: старушке пришлось под ледяным дождем, преодолевая боль в бедре, привести из яслей четырехлетнюю правнучку. Затем накормить ее и развлекать, пока малышке не захотелось спать. Сэм внезапно почувствовала приступ злобы на Бена.
– О, Нана, ты должна была сказать мне, что лифт опять не работает. Тогда я бы сама купила продукты и принесла их домой.
Она поцеловала в лоб и бабушку и дочь.
– Все прекрасно, милая. Мы отлично провели время. Эмма помогла мне взобраться по лестнице. Она такая славная девочка, Сэмми. Вы с Беном превосходно ее воспитываете. Честное слово.
– Мне жаль, что Бен не смог сам привести ее к тебе. Я очень сердита на него.
– У него было назначено очередное собеседование, – сказала Нана, с любовью глядя на Эмму.
– Это в субботу-то? – Сэм нахмурилась.
Нана пожала плечами.
– Он рассказывал, что открылась вакансия в одном из ресторанов известной фирмы. Тебе следовало бы порадоваться за него.
Сэм покачала головой.
– Я уже совершенно не понимаю, что происходит между нами в последнее время… Чайник на плите? – Нана кивнула, и Сэм зашла в кухню. – Эмма заснула спокойно?
– Да, хотя, боюсь, слишком поздно. Хотела непременно дождаться тебя. Я старалась убедить ее лечь в постель, но она задремала здесь на диване. Ты, должно быть, очень устала, дорогая моя?
Сэм вернулась с двумя кружками, которые поставила на журнальный столик.
– Я сумела написать эксклюзивный материал для общенациональных газет, так что не жалею о потраченном времени.
Она тяжело навалилась на диван рядом с Эммой, положив ладонь на спину дочке, и рука стала ритмично подниматься и опускаться в такт безмятежному дыханию ребенка.
– Какая же ты умница! Значит ли это, что твое имя наконец-то напечатают крупным шрифтом?
Нана сменила позу в кресле.
– Нет. Только штатные сотрудники крупных изданий могут подписывать свои статьи, но это пойдет на пользу моей репутации и пополнит портфолио моих лучших работ на будущее. Но у меня такое впечатление, что ты все равно не пропустила ни одного написанного мной слова, верно?
Сэм оглядела кипы газет, лежавшие по всей комнате.
– Само собой, – ответила Нана. – Я очень горжусь твоими успехами, милая.
– Радует, что хотя бы один человек горд за меня. Бен относится ко мне с таким презрением, что вообще даже не смотрит в мою сторону.
Она отхлебнула немного чая.
– У тебя все сложится хорошо. Конечно, девушке твоего возраста трудно справиться со всем сразу. Мне кажется, что на ваше поколение навалилось слишком много. И, похоже, тебе приходится разгребать кучу всякого дерьма.
Сэм разразилась звонким смехом, который прежде так нравился Бену, но тут же прикрыла род ладонью, чтобы не разбудить Эмму.
– Но к черту мои дела… – Она открыла сумку и подала Нане небольшой сверток и огромную коробку шоколадных конфет. – С днем рождения, Нана!
– Ах ты, несносная девчонка! Что ты тут для меня припасла? – игриво спросила Нана, доставая из свертка серебряный браслет с подвесками в виде цифры 60 и инициалов букв С, А и Э, маленького чайничка и бабочки. У старушки на глаза навернулись слезы. – Все мои самые любимые символы. – Она послала внучке воздушный поцелуй. – Очень красиво, милая. Спасибо.
– Я только жалею, что не провела с тобой весь твой первый день рождения без дедули. Но я непременно отведу тебя куда-нибудь поужинать на следующей неделе. Обещаю.
– Не говори глупостей. Ты же сейчас со мной, и рядом была Эмма. Да и дух дедушки незримо присутствовал тоже. Знаешь, что я обнаружила сегодня?
– Что? – Сэм протянула руку и взяла ломтик свежеиспеченного кекса с изюмом.
– Эмма уронила игрушку под нашу старую кровать, и когда я ее доставала, увидела вмятину в стене.
Сэм наморщила лоб.
– Ты считаешь, мне важно знать, откуда взялась вмятина в стене рядом с вашей с дедушкой постелью?
Нана хихикнула.
– Твой дед любил слушать радио в соседней комнате. Но включал его так громко, что мне приходилось стучать тростью в стену спальни, чтобы он сделал потише. – Ей пришлось взять паузу и унять эмоции, прежде чем продолжить. – А после его кончины я сама стала включать радио на всю катушку, чтобы создать иллюзию того, что он по-прежнему дома. Людям кажется, что они скучают только по самым лучшим чертам характера своих умерших близких, но на самом деле тебе не хватает всего сразу.
Сэм улыбнулась Нане и послала ей воздушный поцелуй. Дедушка умер в возрасте семидесяти пяти лет. Он был на пятнадцать лет старше Наны. Но судьба сложилась так, что одним дождливым воскресным днем осенью 1980 года она случайно забрела в его антикварный магазин, и они влюбились друг в друга с первого взгляда. Он буквально вскружил ей голову, они стали неразлучны и уже через год поженились в мэрии Брайтона. Дед стал для Наны твердой опорой в жизни, особенно после того, когда им позвонили однажды из отдела соцобеспечения. Им сообщили, что Кристина – единственная дочь Наны, которая жила тогда отдельно от матери, – умерла, оставив после себя двенадцатилетнюю внучку, с которой Нана никогда прежде не виделась. Дед принял Сэм как родную, и они счастливо прожили уже втроем еще тринадцать лет, пока врачи неожиданно не поставили диагноз – у дедушки был неоперабельный рак легких.
Нана промокнула глаза носовым платком, прежде принадлежавшим ее покойному мужу.
– А это что такое? – спросила Сэм и указала на письмо, так и лежавшее на полу. – Ты, кажется, читала его перед тем, как я вернулась домой.
Нана тоже посмотрела вниз. Она немного помедлила, прежде чем подобрать листки с пола.
– Ты же видишь, это обычное письмо.
– От кого?
– Не уверена, что знаю. Обнаружила его среди прочих бумаг твоего деда.
Она поднялась из кресла.
– Выглядит интригующе. Могу я прочитать его? – спросила Сэм.
Нана колебалась недолго, разглядывая листы в своей руке, но потом подала внучке.
– Как ты себя чувствуешь, Нана?
– Хорошо, милая. Просто немного устала, – ответила она, выходя из комнаты. – Чувствую естественный зов природы. Вернусь через минуту.
Сэм тщательно разгладила две тонкие и слегка пожелтевшие странички. Обе были покрыты хорошо читаемыми, ровными и аккуратными строчками, выведенными черными чернилами. В верхнем углу была указана дата: 12 сентября 1956 года.
Любовь моя!
Меня пугает отсутствие новостей от тебя. Все мои опасения оказались не напрасными и подтвердились. Я на третьем месяце беременности. Слишком поздно что-либо предпринимать. Значит, на то воля Божья, чтобы наш ребенок появился на свет.
– Думаю, что теперь уже лягу в постель, дорогая, – сказала Нана, снова войдя в гостиную и вернув мысли Сэм в настоящее. – Кажется, Эмме так уютно на диване. Не лучше ли нам будет оставить ее здесь?
Сэм посмотрела на спящую дочь, а потом на письмо.
– Это послание от молодой женщины к возлюбленному с сообщением о своей беременности. Складывается впечатление, что ей было по-настоящему страшно.
Нана принялась хлопотать, приводя квартиру в порядок.
– Зачем дедушке понадобилось хранить у себя такое письмо?
– Этого я не знаю, Сэм. Вполне возможно, оно завалялось в одном из ящиков антикварной мебели в его магазине.
Сэм осторожно взялась за второй листок и прочитала подпись в конце.
– А ты не знаешь, есть ли там еще письма от этой девушки, Айви? – спросила она.
Нана помолчала с минуту, а затем отвернулась.
– Не могу с точностью сказать. Вероятно, есть.
Она вышла в кухню, и Сэм услышала звяканье посуды в раковине.
Сэм продолжила читать.
– Похоже, семья несчастной девушки разозлилась на нее. Они планировали отправить ее рожать куда-то подальше от себя. В место под названием Святая Маргарита. Я даже не подозревала, что нечто подобное могло происходить здесь. А ты? Я думала, такие обычаи существуют только в Ирландии. Она пишет, как человек с разбитым сердцем. Умоляет этого мужчину, кто бы он ни был, вернуться и жениться на ней.
– Да уж, в пятидесятые годы матерям-одиночкам приходилось несладко, – отозвалась Нана, тяжело вздохнув. – А теперь мне пора в постель, милая. Извини.
– А ты не думаешь, что письмо было адресовано именно деду? Судя по всему, он получил его задолго до знакомства с тобой. Не пойми меня неверно.
Нана пристально посмотрела на нее недобрым взглядом.
– Нет, Саманта, я так не думаю. И не надо меня расспрашивать обо всем этом именно сейчас.
Сэм почувствовала, как ее щеки покраснели.
– Прости меня. Мне не следовало начинать этот разговор и обижать тебя. Я просто слишком много работала сегодня. Искренне прошу у тебя прощения, Нана.
– Ничего страшного, милая. Я и сама переутомилась. Дедушка владел своим антикварным магазином на протяжении почти всей своей жизни и постоянно обнаруживал записки и письма, оставленные другими людьми, забытыми в дальних уголках письменных столов или туалетных столиков. Они казались нам фрагментами судеб этих людей, и мы порой зачитывались ими часами напролет. Я же сегодня так тосковала по нему, что принялась рыться в его вещах и в архиве.
– Конечно. Мне очень жаль, что пришлось снова работать допоздна, заставить тебя присматривать за Эммой, пропустить твой день рождения. Сожалею, что приходится жить у тебя… И вообще, если разобраться, мне стоит сожалеть о самом факте своего рождения и существования.
– А вот я нисколько ни о чем не жалею. Без вас я осталась бы совсем одна, и моя жизнь была бы бессмысленна, – Нана поцеловала Сэм и Эмму, а потом скрылась в глубине коридора.
Сэм взяла Эмму на руки и отнесла в ее комнату. Положила дочь в узенькую кроватку и выключила ночник.
– Я люблю тебя, – прошептала она, стараясь выйти как можно тише.
Вернувшись в гостиную, Сэм взяла свой ноутбук, открыла поисковик и ввела слова: «Детский приют Святой Маргариты в Сассексе». На экране открылась черно-белая фотография особняка в стиле викторианской готики. Некоторое время она изучала снимок, обратив внимание на фигуры двух монахинь в полном традиционном облачении, стоявших перед зданием. Внизу была подпись: «Монашеский приют имени Святой Маргариты для незамужних матерей, Престон, январь 1969 года».
Читая об этой богадельне, об историях женщин, которые на протяжении многих лет старались найти следы своих детей, вынужденно отданных в свое время на усыновление или удочерение, Сэм пережила невероятное потрясение, почти шок. Как выяснилось, бесплодным супружеским парам почти некуда было больше обращаться, пока не изобрели искусственное оплодотворение, и они с готовностью платили большие деньги за приемного младенца. Это продолжалось вплоть до середины семидесятых годов, когда приют Святой Маргариты навсегда закрыл свои двери.
Она подумала об Эмме, мирно спавшей в соседней комнате. Сама по себе мысль, что ее ребенка могли силой отнять у нее, казалась невыносимой. Но теперь, вчитываясь в письмо Айви и узнавая истории десятков других таких же женщин, она постепенно начала понимать: если бы она забеременела, не будучи замужем в 1956 году, ее семья могла бы безжалостно выгнать ее из дома на улицу, и тогда приют Святой Маргариты стал бы для нее единственным спасением.
Сэм продолжала перебирать открытые вкладки поисковика и заметила, как несколько раз повторяется один и тот же заголовок. Она не могла не обратить на него особое внимание. «ОСТАНКИ ПРОПАВШЕГО БЕЗ ВЕСТИ СВЯЩЕННИКА ОБНАРУЖЕНЫ СРЕДИ РУИН БЫВШЕГО ПРИЮТА». Она вчиталась в содержание статьи, опубликованной в «Таймс» на прошлой неделе. «Выводы следствия по поводу смерти отца Бенджамина, останки которого были найдены в заброшенном приюте для матерей-одиночек».
Окончательно заинтригованная, она снова вернулась к письму Айви.
Доктор Джейкобсон собирается обсудить с отцом Бенджамином в воскресенье, во время встречи в церкви, мой скорый отъезд отсюда. Думаю, решение будет ими принято в считаные дни. Даже не знаю, что мне думать, как поступить. Умоляю, дорогой мой. Я могу сделать тебя счастливым, и мы создадим хорошую семью. Только приезжай за мной как можно скорее. Будущее невероятно страшит меня.
– Отец Бенджамин, – произнесла Сэм вслух, снова бросая взгляд на дисплей ноутбука со статьей из газеты.
Она отметила фамилию автора и взяла мобильный телефон.
– Привет, Карл! Это Сэм. Ты сегодня работаешь во вторую смену? – Она слышала в трубке голоса других журналистов, трудившихся в тот день допоздна, как и крики Маррея где-то вдали, по-прежнему раздававшего всем указания. Никто не мог расслабиться, пока национальные газеты не закончат оформление своих последних выпусков или пока Маррей не охрипнет окончательно. Только невозможно было предсказать, что произойдет раньше.
– Ты, случайно, не знаешь, кто освещал в конце прошлого года расследование смерти священника из Престона в Сассексе, которого звали отец Бенджамин? Он исчез в 2000 году, а в 2016-м его останки обнаружили, когда начали строительство на месте старых развалин.
Она налила себе еще чая и уселась поудобнее, подогнув под себя ноги.
Карлу пришлось почти кричать, чтобы его было слышно на фоне громких голосов и стука швабр уборщиц, которые пришли наводить порядок в редакции.
– Дай мне минутку, и я все найду. Отец Бенджамин… Что-то очень знакомое. Отлично, вот то, что нам нужно. Кевин занимался этой историей, и она попала во все крупные издания. Священник был найден мертвым среди руин заброшенного женского дома-приюта Святой Маргариты. Заключение следствия: смерть в результате несчастного случая. Фирма «Слейд хоумз» начала сносить развалины, чтобы построить на их месте квартал дорогих жилых домов, но расследование сильно замедлило работы. Руководство «Слейд», должно быть, вне себя от злости, поскольку среди местных новостей мне попалась заметка, что они и так потратили более десяти лет, чтобы добиться от властей разрешения перенести старое кладбище и утвердить проект.
– Интересно, как отец Бенджамин оказался там. И что именно с ним произошло, – сказала Сэм.
– Понятия не имею. Помню только, как внимание Кевина гораздо больше привлек тот факт, что во время следствия была задействована сама Китти Кэннон.
– Кто? – Сэм едва различала теперь его слова на фоне шума громко гудевших пылесосов.
– Ты ее прекрасно знаешь. Китти Кэннон – известная ведущая телевизионного шоу.
– Не может быть! Ты меня разыгрываешь? – Сэм резко выпрямилась.
– Нисколько. Она явно была сильно расстроена. Тихо удалилась перед самым оглашением вердикта.
– Какого черта Китти Кэннон занесло на заседание следственной комиссии по делу о смерти престарелого священника из Престона?
Сэм встала и подошла к окну, где сигнал мобильной связи всегда был лучше. У нее участилось сердцебиение. Если бы ей удалось накопать эксклюзивный материал о такой знаменитости, как Китти Кэннон, этого было бы достаточно, чтобы получить место репортера в одной из лучших национальных газет. Она уже засиделась во второсортном Южном информационном агентстве. После рождения Эммы Сэм больше не могла уделять работе слишком много времени, а потому Маррей явно не собирался повышать ее, предпочитая держать скорее в роли подручной для других журналистов. Сэм продолжала успешно справляться с любым, даже самым трудным заданием, как, например, сегодня одна сумела взять интервью у Джейн Коннорс, но по-прежнему не получала продвижения по карьерной лестнице. Однако ей крайне необходимо было начать наконец зарабатывать гораздо больше. Как ни любила она Нану, им с Эммой требовалось собственное жилье. Она заранее знала, что Маррей уже заготовил для нее на завтра десяток скучнейших поручений, но ее рабочий день начинался только в десять, а значит, подумала Сэм, у нее хватит времени, чтобы самостоятельно покопаться в таинственной связи Китти Кэннон с приютом Святой Маргариты.
– Мне об этом ничего не известно, – ответил на ее последний вопрос Карл. – Кевин обсуждал тему с Марреем. Ему казалось, что это может стать сенсацией. Но вот только фотографии Китти на следствии заполучить не удалось, а пресс-секретарь Кэннон заявил, что они обознались: Китти там даже близко не было. На том все и закончилось.
– То есть Маррей не счел нужным уделить такой интригующей истории должного внимания. Странно. Она была знакома с этим отцом Бенджамином? – Сэм достала из сумки блокнот и принялась делать в нем записи.
– Ничего не знаю об этом. Было решено, что продолжать копаться в этом деле не в интересах общества, Сэм. Китти ведь не совершила ничего противозаконного, здесь нет оснований для проведения настоящего журналистского расследования.
– Да, но… Кстати, Кевин сейчас еще в редакции? Я могу поговорить с ним?
– Нет. Он отработал в первую смену. Извини, но Маррей что-то кричит, глядя на меня. Мне пора идти.
– Хорошо, спасибо, – произнесла Сэм, но на другом конце трубку уже положили.
Она снова всмотрелась в статью на экране ноутбука, затем перевернула страницу блокнота и вывела «Отец Бенджамин» на самой верхней строчке.
После чего взяла письмо и начала перечитывать его.