Девушка по вызову

С. Общежитие при ПТУ-2. 1994 г.

Она не реагировала на стук в дверь и продолжала сидеть неподвижно на стуле, тупо уставившись на труп подружки, не понимая, как же такое могло произойти и что теперь делать… Судя по кровавым следам в комнате, в особенности по тем жутким и теперь зловеще мерцающим инструментам, разложенным как попало на столе среди окровавленного тряпья и ваты, Лена все же согласилась встретиться с той самой женщиной, пообещавшей ей по телефону за небольшие деньги сделать аборт. Ее услугами уже успели воспользоваться три девушки из училища, и у них все обошлось, слава богу: операции прошли без осложнений. А вот Лене Кравченко не повезло – она либо истекла кровью, либо во время аборта произошло нечто такое, в чем Наташа не разбиралась, но что явилось причиной смерти подруги.

Под столом Наташа обнаружила нечто бело-красное, бесформенное, оказалось – это скомканные использованные хирургические перчатки…

«Если женщина, назвавшаяся человеком из собеса, и есть та самая докторша, сделавшая операцию, в результате которой погибла Лена, – рассуждала Наташа, – то навряд ли она оставила бы в комнате свои инструменты и перчатки. Окажись на ее месте я, уж инструменты бы ни за что не оставила, а постаралась бы забрать с собой все, что могло бы свидетельствовать о происходившей здесь операции: во-первых, на инструментах могли остаться отпечатки пальцев, ведь не всегда же она бралась за них в перчатках, кроме того – они же стоят денег, и немалых; да и Лену не положила бы на пол, а оставила на кровати, чтобы не привлекать внимания любого, заглянувшего в их комнату…»

Картина, так неожиданно возникшая перед глазами Наташи, выглядела настолько неестественно и дико, что сложно было, наблюдая за тем, как прямо на глазах заостряются черты знакомого и такого милого личика, представить себе ход разыгравшейся здесь трагедии…

Вахтерша сказала, что женщина не выходила, точнее, она ее не видела. Да и не все ли равно? Значит, эта женщина вышла из общежития как-то иначе. Но как?

Наташа покинула комнату и медленно двинулась вдоль длинного узкого коридора, не чувствуя ничего, кроме животного страха, сковавшего ее тело. Ей почему-то показалось, что это она, а не Лена осталась лежать там, в пустой и тихой комнате, наполненной призраками мужчин, по вине которых им и пришлось звонить этой женщине… Женщине-убийце.

Окно в конце голубого холодного коридора было распахнуто – в него рвался сырой, пахнущий землей и травой, дождем и какой-то гарью ветер… Очевидно, эта женщина-мясник, испугавшись содеянного, выбралась из общежития именно через окно и, утопая ногами в рыхлой и влажной газонной земле, перешла на асфальтовую дорожку, села в заполненный живыми и дышащими людьми автобус, где, придя в себя от шока, постаралась забыть, стереть из своей памяти ту, сердце которой уже никогда не оживет… Как же она могла вот так?..

Уже возвращаясь и медленно открывая дверь, Наташа надеялась увидеть Лену живой, а кровавый натюрморт – видением, кошмаром, порождением тяжелого и долгого дня, усталостью, наконец, и той дозой унижения, которую ей пришлось пережить в постели с незнакомыми ей мужчинами… Но, войдя в комнату, она вновь увидела эти широко раскрытые глаза, обращенные к потолку, а может, и к богу?..

Что делать? Конечно, она уберет следы операции, переложит Лену на кровать. Но что будет потом? Можно было бы оставить все, как есть, вызвать милицию, и пусть себе разбираются, ищут женщину, чей диплом медика еще надо проверить, а саму акушерку – посадить в клетку, как дикого и опасного зверя… Но если найдут эту женщину, то она расскажет на следствии, что Лена Кравченко была проституткой. Она сразу поняла это, как только осмотрела свою будущую пациентку во время первой встречи, которая произошла здесь же, в комнате общежития. Тогда же акушерка предложила свои услуги в качестве постоянного врача-гинеколога, производящего осмотр раз в неделю. А поскольку при этом разговоре присутствовала и Наташа Балясникова, это могло означать, что и она в курсе, если подружки вообще не работают на пару, обслуживая «старичков»… А раз так, то милиции будет нетрудно установить личность сутенера, тем более что Виктор довольно часто сам отвозил девушек на квартиры клиентов, и проследить за ним – дело одного вечера. И уже после того, как схватят Виктора, Наташе с ее подмоченной репутацией придется все начинать сначала, пристраиваться либо в другое училище, где есть общежитие, либо возвращаться к себе в Квасниковку и доить с матерью коров на ферме…

Виктор предупреждал их, что стоит им забеременеть – и они останутся без работы. Но предупреждать можно о чем угодно, а как быть, если мужчина не хочет и слышать о предохранении, когда он входит в раж и ему уже ни до чего нет дела, а уж тем более не до проститутки, за услуги которой он платит деньги, и немалые… Главное для него – совершить то, ради чего он и пригласил ее к себе домой. Ведь почти все клиенты Виктора – пожилые и не совсем здоровые люди, для которых почувствовать себя мужчиной на старости лет – наивысшее наслаждение. Эти тихие старички платят больше, а хлопот с ними меньше. Правда, к ним нужен особый подход – поговорить по душам, спеть им душещипательную песенку или станцевать что-нибудь без затей, но непременно с налетом романтизма или сентиментальности.

Нет, нельзя вот так, не подумав, звать милицию. Надо позвонить Виктору и все рассказать. А уж он поможет ей избавиться от тела и сделать так, что Лену Кравченко еще долго будут искать…

Примерно час Наташа убирала комнату, уничтожая следы пребывания горе-акушерки, после чего принялась за Лену. Обмыла ее, закутала в простыню, затем завернула в то же красное одеяло, в котором ее и нашла, и затолкала еще не успевшее окоченеть тело подруги под кровать, которую застелила покрывалом до самого пола. И только после этого вышла из общежития и позвонила Виктору.

Луговое. Июль 1996 г.

– Лора, у этой девушки большие проблемы, – сказал Сергей утром жене, которую нашел в самом конце сада собирающей землянику к завтраку.

– Да, а что случилось? – Она поднялась и отряхнула с пальцев влажные комья земли. Внизу, между росистыми земляничными листьями, стояла белая миска с ягодами. На Лоре было то же черное трико, только теперь поверх красной майки была надета синяя джинсовая куртка.

– Она мне так ничего и не рассказала, но, судя по всему, она собиралась… умереть… Я ехал вместе с ней в электричке… Она рыдала всю дорогу… Ты извини, что мне пришлось тебя обмануть… Конечно, никакая она мне не ученица. Просто мне стало жаль ее, вот я и привез ее к нам. Я понимаю, что все это звучит странно…

– Сергей, конечно, ты можешь дать ей денег и помочь устроиться на работу, но не собираешься же ты оставлять ее здесь, на даче?! – Лора была явно раздражена. Сергей видел, что ей не нравится уже и сам факт пребывания на даче красивой молодой девушки. Но тот, другой, Сергей, который проснулся в нем этой ночью и который теперь не мог представить себе жизни без всего, что он испытал несколько часов тому назад, сказал за него:

– Именно это я и хотел тебе предложить… Пусть она останется здесь и будет помогать тебе по хозяйству… Понимаешь, ей надо прийти в себя…

– А что с ней случилось? У нее кто-то умер? Ее бросил любовник?..

– Лариса, любовники бывают только у замужних женщин. Эмма не замужем, а потому у нее могут быть только возлюбленные. – Сказал, а сам про себя подумал: а что, если она замужем?

– Сергей, ты случаем не влюбился в нее?

Он, твердо решив не обманывать Лору, просто промолчал, лихорадочно соображая, как же он будет жить дальше, как строить свои отношения с Лорой, с сыном…

Он стоял на этой залитой солнцем земляничной поляне, и при мысли, что через несколько минут он увидит Эмму, ему хотелось закричать. И только жгучий стыд перед Лорой, которая снова присела, чтобы собирать землянику, действовал отрезвляюще и призывал к рассудку.

– Лора, у нас здесь довольно часто бывают твои друзья и подруги, и наш дом всегда открыт для них, так почему бы не помочь теперь МОЕЙ знакомой? Ведь я же не спрашиваю тебя, почему твоя Зоя жила вместе с нами в течение двух недель – жила себе и жила… И, заметь, я не интересовался тем, бросил ли ее очередной любовник или нет… Больше того, я, как мог, помогал ей, возил из города лекарства, заезжал к ней на городскую квартиру и привозил оттуда ее книги и кремы… И вам всем это доставляло безумное удовольствие, вы даже как будто подсмеивались надо мной… А ведь ты знаешь, что в это самое время я работал над одним из своих самых крупных заказов…

– Сережа, да успокойся ты, ради бога… – Лора снова встала и теперь уже с полной миской земляники направилась в летнюю кухню. – Зоя – моя лучшая подруга, и ты помогал ей лишь по этой причине… Но могу сказать одно: если бы Зоя была так же красива, как эта девушка, она навряд ли жила бы здесь две недели… Уж я бы нашла способ, как ей отказать…

Жена говорила правду, и Сергей поймал себя на мысли, что одним из достоинств, которые привлекли его в свое время к Лоре, была та обезоруживающая прямота, которая так помогает людям лучше договориться друг с другом. Вот сейчас, например, он узнал, что связывает интеллектуальную, эрудированную и ровную Лору с полуграмотной эгоцентристкой Зоей, ставящей свои личные проблемы на первое место и требующей к себе постоянного внимания окружающих: она некрасива – и этим все сказано! Зою можно оставить с любым мужчиной, причем независимо от его темперамента, на несколько дней в одной комнате и быть уверенной в том, что он к ней не притронется.

Уже перед тем, как скрыться в кухне, Лора вдруг остановилась, медленно повернула голову и посмотрела на мужа:

– Сережа, конечно, ты можешь поступать так, как тебе нравится, но знай: по мне, так лучше Зои в подобной ситуации нет и быть не может.

– Ты меня ревнуешь?

– Скажем так, я не хочу осложнений.

Она повернулась к нему спиной, он увидел ее затылок и подумал о том, что в последнее время ему довольно часто приходилось довольствоваться именно видом ее затылка или спины… Почему так? Потому, что она предпочитает спать на правом боку, а он – на левом, и они практически не видят друг друга перед сном и после сна?.. А вот Эмма смотрела ему прямо в глаза, она принимала его всем своим существом и раскрывалась, как раковина, отдавая всю себя обжигающей страсти…

Он вернулся в дом как раз в тот момент, когда Эмма выходила из ванной. Выспавшаяся и отдохнувшая, она смотрела на него широко раскрытыми глазами, машинально поправляя рукой влажные от воды волосы, уже собранные сзади в аккуратную прическу. От вчерашних слез не осталось и следа.

– Доброе утро, – проговорила она, страшно смущаясь, потому что еще не успела за эти несколько утренних минут осмыслить, что произошло между ними накануне. Такого смущения она не испытывала прежде ни разу, встретившись глазами с мужчиной, с которым провела ночь.

Сергей быстро подошел к ней и, словно для того, чтобы подтвердить реальность их отношений, поцеловал ее и приобнял.

– Мне надо уезжать… И как можно скорее… Я все обдумала и решила. Мне надо просто уехать отсюда подальше… Подальше ото всех…

– От меня?

– А ты… ты должен забыть меня… Потому что у тебя своя жизнь, и она правильная… Мне кажется, что я сама найду станцию, пожалуйста, не надо меня провожать… Передавай привет Лоре… И вообще, это была самая приятная встреча в моей жизни… Вы оба… такие замечательные, такие…

Она поймала его взгляд и замолчала. Затем опустила голову и пробормотала:

– Я же говорила тебе, что не надо было идти в сад…

За завтраком Эмма смотрела в основном на Сашу, шестилетнего сына Сергея. Он был похож на отца: высокий, худенький, черноглазый, но в отличие от Сергея у мальчика были черные волнистые волосы. Когда Саша смеялся, у него обнажались два передних красивых, ровных зуба, что делало его особенно милым и забавным. Он лепил из хлеба шарики и катал их по скатерти… Лора постоянно одергивала сына, заставляла следить за тем, чтобы он не держал локти на столе, не оставлял ложку в тарелке, не звенел чайной ложкой о стенки чашки, а размешивал сахар в чае беззвучно… И Саша старался, но постепенно запутывался в великом множестве «нельзя» и снова продолжал звенеть ложкой, ставить локти на стол и вообще веселился от души, увлеченно и в лицах рассказывая слушающим его взрослым о том, как вчера на озере они с другом ловили бабочек, а потом устраивали им свадьбы с жуками. «В спичечных коробках, представляете?!»

После завтрака Саша убежал в сад копать червей для рыбалки, Лора принялась мыть посуду, а Сергей с Эммой уединились на качелях под большой яблоней.

– Почему ты не позволил мне уехать до завтрака?

Эмма смотрела куда-то в пространство и, казалось, думала о чем-то своем. Ее белая кофточка на спине была вымазана в земле и хвое, а на ее шее Сергей к своему ужасу обнаружил несколько небольших кровоподтеков от его ночных поцелуев. «Интересно, – подумал он, – Лора заметила что-нибудь или нет?»

– Я хотел предложить тебе остаться здесь, пожить с нами. В субботу к нам приезжают друзья, ты бы присмотрела за Сашей и помогла бы Лоре приготовить обед…

– Ты хочешь меня нанять? – Эмма посмотрела на него и усмехнулась, ее глаза с тяжелыми веками и густыми ресницами щурились от яркого солнечного света.

– Я хочу, чтобы ты была рядом со мной…

– И ты будешь мне за это платить?

– Все будет так, как ты захочешь, – наконец произнес он фразу, которая не давала ему покоя с самого утра. Он уже понял, что примет любые ее условия.

– Вот это мне уже нравится… Тогда сделаем так. Я иду на станцию, а ты остаешься здесь.

– И это все, что ты хотела бы мне сказать?

– Да. Я пыталась тебе вчера объяснить, но ты… тебе было не до этого… Понимаешь, Сережа, в моей жизни есть что-то такое, о чем я так и не смогу никому рассказать… Я НЕ СВОБОДНА, понимаешь?

– Ты замужем?

– Нет, это не то… Просто у меня есть определенные обязательства перед одним человеком, и он никогда не отпустит меня от себя… Я его вечная должница…

– Это касается денег?

– Даже не знаю, как тебе сказать…

Она смотрела на Сергея и мысленно прощалась с ним: нет, конечно же, она никогда не расскажет ему о Холодном… Никогда. Ни о Перове, ни о тех мужчинах, с которыми ей приходилось проводить время. Стоит Сергею узнать, какую жизнь она ведет, как его тотчас стошнит от представленного…

Но, с другой стороны, мысль о том, что, стоит ей сейчас сесть в электричку и, вернувшись в город, встретиться там с Перовым, пугала ее. Похоже, она забрела в тупик. Но в этом тупике было так сладостно и трепетно рядом с этим смуглым мужчиной с серебряными волосами, что она решила испытать судьбу и довериться своему новому чувству… А что, если действительно рассказать все Сергею и попросить его о помощи?

«Нет, он мне не поверит… Потому что поверить в подобное не сможет никто… Он припишет это моей фантазии…»

– Я не знаю, как мне быть… Я видела сегодня Лору… за столом… Мне кажется, она ждет не дождется, когда я уеду.

– Но я не могу отпустить тебя вот так, ничего не узнав о тебе…

– Ты действительно хочешь, чтобы я осталась?

– Конечно, хочу. Ты даже представить себе не можешь, как я этого хочу… Эмма, я должен тебе что-то сказать…

Он остановился, не в силах продолжать… Эмма сидела на качелях, залитая солнцем, и казалась прозрачной, сияющей и нереальной… Легкий ветерок шелестел красным шелком юбки, которая то вздымалась, то опускалась, играя тенью и ослепительно белыми коленями Эммы.

– Я должен тебе сказать, что хотел бы принять участие в твоей жизни… Ты мне нужна… Я это чувствую… И если ты что-то должна этому человеку… а я уверен, что это по его вине ты плакала в электричке и, возможно даже, собиралась покончить с собой… не перебивай, я это понял еще вчера, когда ты согласилась пойти со мной… так поступают только в миг отчаяния, когда не видят другого выхода… Так вот… Если ты должна ему деньги, то я заплачу за тебя любую сумму. Но только, прошу тебя, не уходи из моей жизни… Со мной такое впервые… Я знаю, ты сейчас снова вспомнишь о Лоре, но она вполне самостоятельная и, как бы это получше выразиться… самодостаточная женщина… Она не любит меня, хотя мы живем с ней вполне нормально… Мы с ней больше друзья, чем все остальное… Словом, я бы хотел, чтобы ты осталась со мной…

Он смотрел на нее и чувствовал, что она ускользает от него, растворяясь в воздухе… Да не придумал ли он ее вообще?

– …я останусь, – донеслось до него откуда-то сверху…

Они промаялись весь день, делая вид, что страшно заняты работой. Разморенные жарой, они выбирали косточки из вишни и сидели на веранде, по локоть в вишневом соке, с кроваво-вишневыми губами, и, стараясь не поднимать глаз, томились присутствием рядом прохладной в своей рассудочности Лоры и невозможностью прикоснуться друг к другу.

– Так вы ювелир? – спрашивала Эмма, открывая рот и играя скользкой, крупной и влажной вишней, то охватывая ее своими губами, то словно сдувая ее с губ.

– Ювелир, – Сергей слизывал вишневый сок с пальцев и смотрел на Эмму отрешенным взглядом, – сейчас вот закончим с вишней… и я покажу тебе одно колье…

– У вас своя мастерская или что-то в этом роде?

– Да, но в этой мастерской, кроме меня, есть еще два человека.

– Эмма, спасибо, ты нам уже и так помогла… Поди вымой руки и смажь их кремом, а то будет раздражение… Но прежде протри пальцы ваткой, смоченной в сильном растворе лимонной кислоты, и тогда пальцы снова станут белыми… – Лора говорила все это машинально, так, словно Эмма была ее ребенком или кем-то близким. Очевидно, варка варенья так захватила ее, что она была страшно рада появлению человека, который выполнил за нее всю тяжелую и черную (вернее, «красную») работу. Увидев, как молода и глупа Эмма (а у Лоры практически все люди делились на глупых и неглупых), она даже успокоилась, вдруг осознав, как нелепо было с ЕЕ стороны показать свою потенциальную ревность Сергею. Потенциальную, потому что чувство ревности дремало в ней постоянно, но только ни разу еще не просыпалось по-настоящему, и, как шутила Зоя, «ревность уже давно находится у тебя в летаргическом сне». Вот и сейчас ревность, свернувшись клубочком, снова провалилась в сладостное забытье, не подозревая о том, что приблизительно в такой же расслабленной позе, то есть свернувшись клубочком, спала этой ночью на лесной, голубой от лунного света поляне утомленная ласками ее Сергея рыжеволосая девушка Эмма…

А потом были вареники, и Эмма, сидя за обеденным столом в летней кухне, почувствовала, как глаза ее наполняются слезами: ОНИ, эти люди, приняли ее в свой дом. Она живет на ДАЧЕ. И именно живет, ходит по саду, ест вишню, смотрит на раскинувшееся над ее головой солнечное небо, просвечивающее сквозь листву яблонь… В последнее время на дачу ее возили с определенной целью, и генерал, который просил ее надеть его парадную форму, обычно громко икал после выпитого в большом количестве шампанского…

Неужели и у нее могут быть вот такие благостные и счастливые дни?.. И сколько их будет, сколько времени она сможет прожить в этом райском месте, пока Сергей, разочаровавшись в ней, не постарается как можно скорее избавиться от нее?.. Пока что это зависело только от нее самой: сколько минут, часов и дней она сможет молчать, столько времени она и пробудет здесь. Подумав об этом, Эмма даже стиснула зубы, словно для того, чтобы не проговориться…

Ночью, после утомительного дня, наполненного работой по саду, длительными купаниями на озере, сытной едой и изнуряющим тело и душу томлением, причина которого крылась во взглядах такого же измученного страстью Сергея, Эмма уснула, едва только ее голова коснулась подушки. И ей снова снился Холодный, она слышала его голос, видела его бледный, в испарине лоб, залитый кровью… Наверное, она закричала, потому что когда открыла глаза, то увидела, что рядом с ней стоит перепуганная Лора и держит ее за руку.

– Эмма, успокойся, тебе, должно быть, приснился ужасный сон… – Лора заботливо укрыла ее одеялом, погладила, как маленькую, по голове и, пожелав спокойной ночи, ушла. А Эмма так и осталась лежать с открытыми глазами, боясь снова уснуть, боясь повторения кошмара…

Когда спустя долгое время она снова услышала шаги на лестнице, сердце ее, казалось, перестало биться. Сергей в своем черном халате, присев к ней на постель, склонился над ней и поцеловал ее в висок.

– Ты не должен был приходить… Нас может застать Лора, у вас будет скандал, вы будете кричать друг на друга, а потом, когда ты все равно уйдешь от меня, тебе некуда… не к кому будет идти… – Она говорила это, чувствуя, как стучат в нервном ознобе зубы, как дрожит все ее тело.

– Я смогу снять для тебя квартиру в городе и приезжать к тебе туда каждый день… Я заплачу твои долги, и ты сможешь спокойно ходить по улицам, ничего и никого не боясь… Может, ты мне все-таки что-нибудь расскажешь?

Она чуть привстала, чтобы поближе рассмотреть его лицо, провела рукой по его голове, ощущая мягкость и шелковистость блестевших при лунном свете, льющемся из окна, серебристых волос, и сама поцеловала Сергея в губы.

– Полежи со мной, согрей меня… – Она притянула его к себе и, когда он лег, прижалась к нему всем телом. – Сережа… я очень боюсь этого, но я должна тебе все рассказать…

– Это началось шесть лет тому назад… Мне тогда было четырнадцать… Мы с мамой приехали в Сухое… Есть такое село на Волге… Кажется, была чья-то свадьба, но я помню ее очень смутно. Помню, что была осень, деревня тонула в дожде и грязи, зато за ней были такие леса, такие красные и желтые деревья… А воздух был синий-синий, и пахло как-то по-особенному, по-осеннему мокрыми листьями, чем-то пряным и сладким… да, еще пахло дымом… Изредка в середине дня являлось солнце. Там все так и говорили: являлось. На свадьбу приехала целая куча родственников, они пили самогон прямо из огромной молочной фляги, ходили все пьяные, веселые, орали песни и даже не помнили, наверно, как зовут невесту и из какого она села… И я тоже ничего не помнила, не знала, вернее, не хотела знать… Мне было там смертельно скучно, как, впрочем, и моей маме. Кроме того, мне приходилось постоянно мыть посуду… Стоял огромный чан с жирной теплой водой, куда я все время окунала какие-то бесконечные тарелки, а мама потом протирала их мокрым и холодным полотенцем… Я вообще не понимала, как мы могли с ней оказаться в этом богом забытом месте. Но родственников не выбирают. Я развлекалась там тем, что, перемыв гору посуды, шла к курятнику или в хлев, чтобы поближе рассмотреть птиц и животных… Я раньше никогда их не видела, и мне было интересно посмотреть, как выглядит вблизи петух, индюк… Среди гостей был мамин брат, он приехал из Сибири и тоже откровенно скучал. Он в отличие от других гостей вообще ничего не пил. Да и внешне сильно ото всех отличался… Он был какой-то чистый, в дорогом костюме, который так не вязался с разнузданными и растрепанными, одетыми во что попало краснолицыми деревенскими пьяницами… И пахло от него хорошо, не то лимоном, не то жасмином… Он сидел напротив меня за столом, сколько бы раз мы за этот стол ни усаживались, и подолгу смотрел на меня. У меня было такое чувство, словно он со мной о чем-то мысленно разговаривает… Когда к нему кто-нибудь обращался, он как-то рассеянно улыбался, словно не понимая, что от него хотят. Его звали Юрий Александрович, он был моим дядей по маминой линии… А папа умер как раз за год до этого… Быть может, я бы никогда больше и не вспомнила эту поездку, эту свадьбу, если бы не одно обстоятельство…

Сухое. Октябрь 1992 г.

Все гости сели в маленький голубой автобус и укатили в соседнее село. Последнее, что запомнила Эмма, это были размалеванные рожи ряженых, одетых невестой и женихом, которые мелькали за стеклами автобусных окон… И сразу стало тихо. Эмма осталась в доме одна. Какая-то женщина, имени которой она тоже не знала, перед тем, как взгромоздиться в автобус, сказала ей, чтобы она перемыла в доме полы. «Ведро и тряпки найдешь в чулане…»

И она принялась мыть полы. Подоткнув свое черное, в розовый цветочек, шелковое платьице, надела найденные здесь же, в чулане, резиновые большие боты, налила в ведро горячей воды, сыпанула туда стирального порошка и принялась за работу. Она мыла полы с каким-то отчаянием, думая о том, что никогда больше и ни за что не приедет в эту деревню и что вообще постарается жить так, чтобы не встречаться с этими людьми… В комнатах стоял тошнотворный селедочный запах, еще пахло луком и чем-то прокисшим… Отжав тряпку, Эмма вытерла руки о грязное полотенце, найденное за узкой металлической кроватью в темной комнате, подошла к окну и распахнула его, чтобы проветрить дом, но, увидев горящий на солнце оранжевый лес, замерла, испытывая неизъяснимое блаженство… Ее разгоряченное лицо освежал прохладный ветерок, где-то скрипела калитка… Эта сияющая красота осеннего леса и ярко-синего неба ослепила ее… И как же все это великолепие не вязалось с людьми, которые жили в окружении этой красоты… Этот большой и бестолковый дом со старой мебелью, пыльными зеркалами, неровным полом и облупленными подоконниками…

И вдруг она увидела ЕГО. Он стоял прямо напротив нее, за забором, и снова, как тогда за столом, смотрел на нее… Она смутилась и отошла от окна. Значит, он не поехал с остальными гостями. Эмма домыла полы, вышла, звеня ведром, на крыльцо и, накинув на плечи широкий шарф («чтоб не простыть»), стала мыть залепленные грязью ступеньки крыльца… Вода была черная и чуть ли не жирная от грязи, воду приходилось часто менять. Спина ныла, в ушах стоял звон… Последнее, что она помнила, это старый умывальник с куском земляничного мыла и ее собственные руки, густо намыленные, но все еще грязные от половой тряпки…

Она пришла в себя в лесу. Было холодно, так холодно, что, казалось, ей уже никогда не согреться. Она сидела на траве, вернее, на том самом шарфе, который раньше был накинут на плечи… Где-то над головой шумела листва, золотая и оранжевая листва берез, кленов… Неподалеку от Эммы находилась машина, красные «Жигули», рядом стоял Юрий Александрович и курил.

Эмма вскочила на ноги, но голова ее закружилась, и она снова упала на траву… Одернула задравшееся платье.

– Как я здесь оказалась? – прошептала она, смертельно испугавшись и пытаясь понять по выражению лица своего дяди, что же здесь произошло. – Меня тошнит, мне плохо…

– Ничего особенного… Просто ты мыла крыльцо, утомилась, наверно, и упала в обморок… Я привез тебя сюда… А теперь ты надышалась свежим воздухом, и тебе станет легче…

Юрий Александрович был высоким крупным мужчиной лет тридцати семи, со светлыми прямыми волосами, тщательно зачесанными назад. Высокий чистый лоб, серые глаза, плотно сжатые светлые, словно обветренные губы, гладко выбритые щеки…

– Ну, давай-ка, поднимайся… – Он подошел к ней и, не сводя с нее глаз, взял ее за руку и рывком поднял с травы. – Вот и хорошо… Как себя чувствуешь?

– Не знаю… словно меня разбавили водой…

– Ты случайно не БОЛЬНА?

Она пожала плечами. В голове по-прежнему стоял какой-то звон.

– Пойдем, я отвезу тебя обратно… А то спохватятся, будут нас разыскивать…

Он обнял ее и подвел к машине. Она села, машина тронулась…

А вечером, когда она с остальными женщинами мылась в бане, обнаружила в складках белья желтые и красные мелкие листья… А на одной ноге, повыше колена, большой фиолетовый синяк.

– Где это тебя так угораздило? – спросила ее одна из женщин, красная, распаренная, отвратительная в своей откровенной и страшной наготе и пахнувшая дрожжевым тестом.

– Она полы везде мыла, ударилась, наверно, да, Эммочка? Наталья, и чего это ты вздумала так назвать дочку? Имя-то больно уж странное… – отозвалась другая женщина с верхней полки, обращаясь к матери Эммы…