Девушка сбитого летчика

Глава 9 Чай втроем

Он поднялся, позвонил. Я открыла. Он вошел, с любопытством оглядываясь. Рослый красивый парень с замечательной улыбкой. Николенька Биллер, племянник Амалии…

Часы на площади пробили четыре раза, потом еще раз: тринадцать ноль-ноль. Точность как в аптеке.

– Это моя подруга Барбара, – представила я Баську.

– Очень приятно! – Баська покраснела, протянула ладошку лодочкой и присела в реверансе.

Николенька сказал восхищенно:

– Рад знакомству! – Взял Баськину руку и поцеловал. Баська завибрировала, я хмыкнула иронически.

– Предлагаю погулять, пока солнце, – сказал Николенька. – А потом что-нибудь придумаем. Согласны?

– Принимается, – вылезла Баська. – Неужели солнце?

– Погода летная, осадков не предвидится, – сказал Николенька, и Баська фальшиво захохотала. Интересно, она видит себя со стороны?

И мы пошли. Несмотря на иронический настрой, не могу не признать, что прогулка удалась. День разгорелся, и действительно выглянуло неуверенное плоское солнце, небо брызнуло бледной голубизной, ветер стих, и народ на улице повеселел.

Николенька травил цеховые байки, причем делал это артистически, в лицах. Хохотала не только Баська, но и я тоже. О том, как один пассажир попросил остановить двигатель, потому что он не мог уснуть из-за шума; как в аэропорту Хитроу специальные машины обливали самолет антифризом и пробили дыру в обшивке, принесли тысячу извинений, залатали и спросили: сколько? Командир корабля, имея слабые представления о ценах за ущерб – дело было сто лет назад, – брякнул: триста долларов! Местная обслуга выпала в осадок – по их подсчетам, выходило пару десятков тысяч. Его этими долларами до сих пор достают! Как один пассажир случайно попал в списки на питание по кошерному меню, и стюардесса требовала сказать, что ему принести, а он божился, что христианин, и показывал крестик, а она говорила, что ничего не знает, и они так пререкались минут десять, а народ был в восторге…

Мы свернули в парк, и Николенька вспомнил ностальгически, как приходил сюда с тетей Амалией. Парк был печален. Нагие деревья, тонкие и черные; бурые листья под ногами, рассеянный свет… Здесь сильнее, чем в городе, ощущалось преддверие зимы, каменная задумчивость природы перед долгими зимними сумерками. И хотя был уже декабрь, снега еще не было – казалось, тут все еще поздняя осень.