Конец XVI века в Англии: 1596-1598. Театр в центре литературы и Шекспир в центре театра. Это апогей елизаветинской эпохи. Книгопечатание, ставшее уже в течение столетия видом промышленности, создает, особенно в народных низах, новую расу — „читателей“, которым оно доставляет ряд еще неиспытанных наслаждений. Обширные толпы размещаются теперь за круглым столом рыцарских романов, размноженных печатными мастерскими Кекстона. Книга становится бродилом мыслей, знаний и действий. И если принять во внимание, что девять десятых этих читателей родились от матерей, не умевших читать, станет понятной небывалая сила их книжных впечатлений, вместе с глубокой страстностью их читательских восприятий.
Писатели эпохи стремятся ответить этим потребностям разгоряченных умов. Ученые или авантюристы, воины или актеры, все они хотят насытить жадные воображения своей молодой аудитории сильными или нежными образами, резкими или жеманными описаниями. Героика любви и воинственных похождений — вот атмосфера литературного дня.
Из среды этих воинствующих фантастов и трагических поэтов неожиданно выступает один смиренный ткач. Вся жизнь его прошла между станком и чернильницей. Безработица вместе с бродяжническим инстинктом вела его из одной мастерской в другую по улицам Лондона, по дорогам Англии и по всем придорожным кабачкам. Полунищий странник с виолой за плечами, распевая беспечные баллады, слагаемые им по пути, он в течение целого двадцатилетия собирал пестрые истории, предания и легенды о своем собственном ремесле и о нескольких других. Он становится поэтом бедствующих и неимущих, сказочником рабочих мастерских. Возбудив в одну голодную годину предместья Лондона и осмеяв королеву, он предпочитает не оправдываться перед излишне пытливыми властями и исчезает с их кругозора. Но вскоре затем он неожиданно печатает в каких-нибудь два года четыре романа о ремеслах, первые в этом роде и до сих пор единственные в европейской литературе. Среди целого поколения возбужденных и мечтательных умов он спокойно и радостно выкладывает свое словесное сокровище, созданное ежедневным опытом всенародного общения, собранное на месте, среди мастеровых, городских низов, кумушек и служанок, в самой гуще многокрасочного быта гильдий и корпораций.
Зовут его Томас Делонэ. Вековые традиции рыцарских романов принимают у него характер его излюбленной среды — тон речей городского мещанства, промышленных общин или разгульной пригородной вольницы. К этому примешивается добрая доля сырых шуток и крепких словечек — наследия средневековых побасенок и старинных сказок. Написанные в самой живой и непосредственной прозе шекспировской эпохи, эти рассказы о цеховых нравах достигают сразу огромной популярности. В рабочем мире Англии Делонэ был также известен и, вероятно, гораздо более любим, чем сам творец Калибана. Если он не единственный изобразитель ремесленнического быта в Англии — никто, кроме него, не облекал этого богатого материала в форму романа. Шекспир и блистательная плеяда окружавших его драматургов не обращались к изображению низших ремесл. Творчество Делонэ остается вплоть до XIX века единственным ответвлением „рабочей литературы“ в истории романа, единственной попыткой оформить романически историю труда.
Знаменитый писатель XVII века, еще вызывавший перепечатки в начале XVIII, Делонэ приблизительно с тех пор исчезает с больших литературных дорог, прозябая только в грошевых изданиях уличного или простонародного характера. Лишь в последние 20 лет его снова извлекли из корзин книгонош; лишь в наши дни им начинают заниматься в Европе. Но до сих пор этот самый живой прозаик, самый яркий рассказчик елизаветинской эпохи еще не поставлен на достаточную высоту и ждет заслуженного признания как литературный свидетель в истории рабочего быта, как подлинный представитель низов в истории европейского романа.
До начала XX века Делонэ остается забытым. В своей знаменитой „Истории английской литературы“ Тэн ни разу не называет его. Известные исследователи литературной Англии — Жюссеран, Филон и ряд других, изучая английский роман, ни разу не упоминают писателя, который в XVI веке наиболее походит на нашего современника. Только в 1903 и 1904 гг. в Берлине в ученом издательстве „Палестра“ выходит два романа Делонэ. В 1905 г. известная кембриджская „История английской литературы“ выдвигает его, наконец, в первые ряды. В главе, посвященной английскому роману XVI века, профессор Аткинс признает Делонэ чудесным юмористом и точным художником, сумевшим набросать широкой кистью картину своего времени.
И вот в 1912 г. в Оксфорде известная Clarendon Press выпускает впервые полное собрание всех известных доныне сочинений Томаса Делонэ. Таким образом баллады, памфлеты и романы бедного ткача были собраны воедино и предложены вниманию культурного мира двумя знаменитыми университетами.
Но в это время наступает война. И только в самые последние годы совершенно забытый и весьма актуальный романист встречает, наконец, справедливую оценку. Последний историк английского романа, профессор лондонского университета И. Е. Бекер видит в Делонэ „того из писателей шекспировской эпохи, который дал нам творения, наиболее похожие на современный роман“. Французский исследователь А. Шевалье рассматривает творчество Томаса Делонэ как важнейшее литературное свидетельство об экономических судьбах Англии и одновременно как крупнейший социальный фактор в истории литературы. В его глазах это одинаково неоценимый документ для изучения романа и для истории пролетариата.
„Настанет день, — говорит этот исследователь, — когда бесконечное богатство человеческого труда займет в литературе то же место, что и в жизни, т. е. первое место после любви. Вслед за несколькими поколениями, освобожденными, наконец, от подчинения борьбе за существование, дети ткачей найдут, быть может, в своей колыбели, вместе с желанием и возможностью широко ими воспользоваться, перо писателя и челнок ткача. Они вспомнят тогда о своем далеком предшественнике. И толпы читателей будут восхищаться этими первобытными романами, волнующими, как детство, и в то же время мощно призывающими к лучшим временам из пасмурной глубины рабочей истории. И, предчувствуя это будущее, все те, чье происхождение, опыт, жизненные корни и самый смысл существования уходят в почву труда, должны чтить память и творчество их замечательного и трогательного предшественника, каким был Томас Делонэ“[1].
Жизнь Делонэ мало известна. Два-три документа, несколько беглых упоминаний в современной печати — вот все, чем мы располагаем.
И все же место его происхождения и его ремесло остаются вне сомнений. Он был ткачом шелка и происходил из Норвича в Норфольке, одном из центров текстильной промышленности. Год его рождения неизвестен. Но к 1583 г. относится его первое печатное выступление, а от 1586 года дошло до нас свидетельство о рождении одного из его сыновей. В 1592 г. Грин в своей „Защите плутовства“ называет Делонэ одним из первых балладников эпохи, а в 1596 г. Габриэль Харвей признает его известнейшим памфлетистом Лондона, намекая на вполне отрицательную оценку его творчества в кругах елизаветинских сподвижников.
И действительно, в том же 1596 г. лондонский лорд-мэр почтительнейше доносит лорду-канцлеру, что он принял все законные меры против типографа, напечатавшего известную „Балладу о неурожае“, возбуждающую нежелательные волнения. Ему удалось установить также имя автора. Это — некий Делонэ, бездельник весьма печальной известности по своим прежним предосудительным балладам, как и по своей вредной книге, написанной для ткачей шелка и полной бессмысленных революционных призывов.
Негодование чиновника понятно. Баллада о неурожае представляла собою диалог между народом и королевой, полный — по терминологии властей — „возмутительных выражений и грубо преувеличивающий недовольство толпы, в целях вызвать смуту“. Ни баллада, ни книга для ткачей до нас не дошли.
Но зато как раз в это время Делонэ публикует сразу три романа: „Джек из Ньюбери“ (1597), „Славное ремесло“, две части в 1597 и, вероятно, в 1598 г. и, наконец, „Томас из Ридинга“, о котором мы встречаем упоминание в 1600 г.
А уже в апреле того же 1600 г. Кемп в своей книге „Преходящее чудо“ говорит о недавней смерти Делонэ, поэта и романиста, скончавшегося в черной нужде, но погребенного с почестями.
Во всяком случае несомненно, что в 1583 г. Томас Делонэ живет в Лондоне, в рабочем квартале Крипльгэт, густо населенном ткачами шелка.
Этот предмет роскоши был ремеслом неимущих. Состоятельные женщины, впавшие в нужду, сироты, оставленные на попечении церковных приходов, неимущие всех родов и происхождений могли заниматься этим трудом. Это было одно из первых ремесл, которое покинуло патриархальное домашнее обзаведение для организации коллективной работы в закрытых помещениях. Плата за труд едва отличалась от милостыни, жестокие безработицы повторялись беспрерывно. Вот почему принадлежность к этому отверженному ремеслу, к этому промыслу обнищавших женщин и эксплоатируемых детей, к этой своеобразной „большой индустрии“ до появления машин, означала пребывание на самом дне тогдашних низов.
Здесь познакомился Делонэ с лондонской промышленностью. Неудивительно, что условия труда в других корпорациях казались ему превосходными. Все представлялось „буржуазным“ и роскошным тому, кто приходил из Крипльгэта. Но в этих шумных мастерских лондонских предместий норвичский ткач собирает свое сокровище — сказки и притчи, басни и анекдоты, легенды и песни, представляющие самую народную струю в устном творчестве его времени. Этим пестрым, разнохарактерным и бойким говором мастерских наполняются понемногу строфы и главы нашего балладника и романиста.
Периоды безработицы бросают его на большие дороги старой Англии. Он становится странствующим поэтом, литератором-бродягой, т. е. одновременно автором, певцом и аккомпаниатором. Жанр баллады становится излюбленной формой для его сатир и памфлетов.
Что такое английская баллада в эпоху Шекспира? Приблизительно то же, что в XX веке роман, газета и песня. Происшествия дня, преступления, необычайные события вроде рождения трехногих телят или двухголовых детей, рассказы о чудесах, плутовские похождения, казни, истории рогоносцев, скабрезные или поучительные случаи, военные эпизоды, осады и поражения — все это немедленно же облекается в строфы и преподносится слушателю. Стоит представить себе наш газетный лист с его фельетоном и хроникой происшествий, превращенный в напевы и рифмы на перекрестках всех дорог, чтоб понять состав и характер баллад шекспировского времени.
Таковы и песни Делонэ. Бродячий ткач прекрасно изучил вкусы уличных зевак и беспечных завсегдатаев дорожных харчевен. Он слагает песни „о разрушении грозою и пожаром города Бэкля в 1586 г.“, „об отравлении монахом короля Иоанна“, „об убийстве мистера Пэджа его женою и ее любовником, повешенными в Бернстепле в 1591 г.“, „о бегстве и злоключениях герцогини Суффолькской“ и т. д. Баллады о гибели Армады пишутся чуть ли не на другой день после события, когда остатки кораблекрушения еще не успели исчезнуть с морской поверхности.
Так создавал свои песни Делонэ. Нужда привела его к риску попасть в тюрьму, к бегству и, наконец, к роману. В июле 1596 г. лорд-мэр Лондона энергично разыскивает этого „опасного вольнодумца“, который с своей стороны нисколько не торопится откликнуться на настойчивые приглашения „отца Лондона“. А уже в марте 1597 г. автор „Баллады о неурожае“ публикует свой первый роман — „Джек из Ньюбери“. Певец стал рассказчиком. В последующие годы он повторяет свои опыты в новом жанре, которые доставляют ему, как это видно из его романов, почетное признание и даже влиятельных покровителей. Томас Делонэ становится бытописателем ремесленных корпораций.
Светские писатели шекспировской Англии посвящали свои книги коронованным особам, знатным вельможам, иногда — прекрасным дамам. Томас Делонэ неожиданно посвящает свой первый роман:
„Всем славным работникам английского сукна“.
Он выражает им при этом свое смиренное пожелание „жизни, благосостояния и братского содружества“.
„Вам, весьма достойные суконщики, я посвящаю мой настоящий и грубый труд, который извлекает из-под пыли забвения достойного и славного человека по имени Джон Уинчкомб, по прозвищу Джек из Ньюбери, жизнь и любовь которого я изложил кратко, смиренно и просто, дабы лучше быть понятым теми, в пользу кого я взял на себя труд составить его жизнеописание, т. е. благонамеренными суконщиками, которые смогут убедиться, каким почетом и признанием пользовались некогда члены их корпораций“.
Герой Делонэ — подлинное лицо. Джон Уинчкомб был действительно суконщиком в Ньюбери, в графстве Берк, в самом центре Англии, на полпути между Лондоном и Бристолем. Он скончался в 1520 г. Делонэ, живший в Ньюбери, мог легко собрать еще свежие воспоминания о нем.
„Во времена короля Генриха VIII, — повествует наш бытописатель промышленных братств, — жил в Ньюбери в графстве Берк некто Джон Уинчкомб, рабочий по выделке шерсти. Это был парень с веселым нравом, прямой речью, изумительно любимый богатыми и бедными и настолько ценимый как добрый товарищ, что стар и млад одинаково называли его Джеком из Ньюбери. Он был настолько известен и любим во всей округе за свое доброе товарищеское отношение к окружающим... что как только в кармане его заводилась монета, он находил случай истратить ее“.
Патрон его умирает. Вдова хозяина находит Джека; вполне в своем вкусе и решает побудить его к женитьбе. Это первый эпизод романа: тема фаблио здесь разработана в духе семейного романа и цеховой легенды. Молодой ткач наивен, но недоверчив. Женщина, уже достигшая зрелости, решительна, но осторожна, хитра и весьма искусна в деле незаметных сближений. Она держит хороший стол и не скупится на продукты. У нее четверо богатых претендентов, которых она заставляет ухаживать за собою на глазах у Джека. Рассказ прерывается диалогами, подчас весьма жирными, и любовными сценами довольно откровенного свойства. После длинного ряда эпизодов на кухне и в спальной веселая вдовушка в один зимний вечер, под предлогом согреть замерзшие ноги, попросту укладывается под одеяло своего подмастерья. Джек дает себя женить. Но вскоре вспыхивают супружеские сцены. Однажды муж, чтоб наказать жену за частые отсутствия, оставляет ее ночевать на улице. Вскоре жена отплачивает ему тем же, заставляя его провести ночь под окном в одной сорочке. Здесь нетрудно узнать одну из новелл „Декамерона“, разработанную в духе старинного английского рассказа.
Между тем дела идут недурно. Джек в качестве мастера становится во главе „товарищей“. Дело растет, людям живется вольготно. Хозяева щедры в отношении служанок и учеников. На этом заканчивается первая часть романа. К концу ее хозяйка умирает. Джек остается богатым вдовцом.
Во второй части выступают во всей их славе мастера ткацкого дела, суконщики, шерстобиты, скотоводы, ткачи травчатых материй — одновременно собственники, рабочие-производители, капиталисты и ремесленники.
Ставши вдовцом, Джек готовится к новой женитьбе. Он намечает для этого одну из своих „служанок“. Слово это еще не предполагает ничего собственно „прислужнического“ у работников, живущих в доме мастеров и участвующих в общих домашних делах. Но подруга Джека не соглашается выйти замуж даже за „мастера“ без согласия своего отца. И вот он является — грузный беркширский крестьянин, который на своем сельском диалекте восхищается богатствами дома. Это дает возможность автору широко развернуть описание мастерских и мастерства в живописной и подчас даже рифмованной прозе.
Двести станков, двести ткачей находятся за работой в одном помещении. Около каждого из них мальчишка изготовляет палочки для мотков. Невдалеке происходит чесание шерсти, которым занята добрая сотня чесальщиц, а в мастерской находятся двести ткачих в ярко-красных юбках, белоснежных платках и чистых блузах, причем рукава их нарядно перевязаны у кисти шелковой лентой. По целым дням они распевают, как соловьи.
Но вот радужная картина несколько омрачается — идеализованная „Аркадия труда“ раскрывает свою изнанку. При ручной очистке шерсти заняты сто пятьдесят детей. Это — дети бедняков, часто без родителей — по нашей терминологии — беспризорные. Они, впрочем, получают каждый вечер по одному пенни, не считая питания. Картина производства развертывается далее. Вот пятьдесят рабочих, стригущих сукно, и восемьдесят гладильщиков, заканчивающих выделку материи. Вслед за этим остается еще только произвести окраску ткани — работа, которою заняты сорок человек.
Чтоб прокормить всю эту массу работников, Джек закалывает еженедельно десять жирных быков. У него годовой мясник, пивовар и пекарь, пять поваров, шесть поваренков и бесчисленное множество вертельщиков.
Старого крестьянина, будущего тестя, ведут затем в кладовые, полные готовой шерсти, необработанного руна, марены и синильника для окраски, бесчисленных свертков тонкого сукна и всевозможных других тканей, развешенных на жердях или разложенных в сыром виде.
Чувствуется в описании, что у автора разбегаются глаза от этих накопленных богатств, что он преисполнен корпоративной и профессиональной гордости. Может ли бедный крестьянин отказаться от такого славного зятя? Назначается свадьба. Пиршества длятся десять дней. Джек счастлив и щедр. Он широко одаривает свою новую семью, которая в благодарность подносит ему молочную телку.
И вот Джек всемогущ. Он предоставляет государству двести пятьдесят своих подмастерьев — ткачей, чесальщиков и красильщиков, способствующих одержанию победы над шотландцами под Флоден-Фильдом. Он роскошно принимает Генриха VIII во время его проезда через город Ньюбери, и под видом аллегорического шествия муравьев и бабочек смелый Астер-суконщик преподносит королю едкую притчу о мудрых производителях и бессмысленных расточителях производства, прикрывающихся маской правителей для разорения страны.
Чувство социального равенства вообще господствует в романе. Характерна в этом отношении глава, описывающая коллекцию портретов, собранных Джеком. Он развесил в одном помещении изображения всевозможных бедняков — пастухов, горшечников, кожевников, ткачей, уличных женщин, переплетчиков и кузнецов, которые достигли благополучия и известности.
У портретов этих „выдвиженцев“ XVI века он собирает своих товарищей рабочих, чтоб сказать им: „Вы то дерево, из которого вытачиваются великие мира сего“.
Наибольший социальный и корпоративный интерес сосредоточен в VI главе романа. Война разрушает промышленность. Английские суконщики не могут более свободно сноситься с их нидерландскими товарищами. Наступает жестокая безработица. Джек становится во главе протестующих. Мы присутствуем при одном из тех движений, когда дружно поднимаются щиты рабочих корпораций против войны и ее разрушений, против блокады и ее последствий, против эгоистической и близорукой политики „верхов“, т. е. против всех тех общественных зол, которыми так богата экономическая история Англии с древнейших времен вплоть до наших дней.
Таков этот первый роман Делонэ. Главы социально-корпоративного характера здесь перемежаются с шуточными эпизодами (например, в главе „о том, как ткачихи отомстили королевскому шуту, вымазав его собачьим пометом“). Но все эти веселые интермедии превосходно живописуют простонародную жизнь эпохи. Говор улицы, площади, рынка и мастерской здесь звучит в своей самой непосредственной передаче, а лукавый юмор вместе с живой изобразительностью сказочника превращает каждый эпизод в сочную новеллу. Томас Делонэ с его терпеливой верностью действительности, с его преданностью местной традиции и профессиональному опыту напоминает примитивных фламандских художников. Его роман — это запись фактов, выдержанная в духе цеховых нравов, вкусов и преданий. „Фламандской школы пестрый сор“ здесь служит любовь ному и восхищенному изображению старинного рабочего быта в действии и борьбе.
Мы рассмотрели то произведение Делонэ, в котором наиболее сказалась его тяга к изображению трудовых кругов старой Англии. Следующий его роман — „Славное ремесло“ менее окрашен корпоративными и цеховыми традициями, хотя они и здесь достаточно представлены. В основу повествования второго романа Делонэ положено „славное ремесло“ обувных мастеров. Роман состоит из двух больших разделов и даже часто толкуется как два произведения.
Первая часть представляет собою заимствование из „Золотой легенды“, смесь старинных преданий и хроник, и, наконец, разработку одного из корпоративных и муниципальных преданий Лондона.
В основе романа — средневековая легенда о возникновении цеха башмачников. Некий мессир Гуг, подружившийся в своих скитаниях с одним странствующим сапожником, гибнет на виселице, прославляя славное мастерство своего товарища. Компания башмачников снимает с виселицы его тело и в честь покойного делит меж собой его кости для превращения их в инструменты своего производства. Так создаются клещи и колодки, шило и молоток, игла и резак. Саван превращается в фартук. С тех пор странствующие башмачники, нагруженные пакетом своих инструментов, завернутых в кожаный фартук, говорят, что они несут „кости св. Гуга“...
Установив легендарное происхождение корпорации, Лелонэ обращается к жизнеописаниям „великих башмачников“, развертывая ряд любопытных штрихов из производственной и торговой жизни своей эпохи.
Так, в жизнеописании Симона Эйра, лондонского фабриканта обуви, упоминаются два подмастерья — Жан-француз и Ганс-голландец. Это присутствие в Лондоне иностранных ремесленников проливает поучительный свет на международную биржу труда в елизаветинскую эпоху. Такие же любопытные историко-экономические штрихи разбросаны в биографиях трех других „знаменитых башмачников“, составляющих второй том романа.
Характерные образы, сцены и эпизоды изобилуют в этой эпопее о смиренном и благородном ремесле. Великолепен образ „длинной Мэг“, трактирной служанки, считающей девственность слишком тяжелой ношей и весьма своеобразно предлагающей снять мерку для своей обуви знаменитому красавцу и весельчаку — башмачнику Ричарду Кестелеру. Интересен компаньон этого „Вестминстерского петуха“, некий Круглый Робин, умеющий так удачно говорить в рифму и слагать песни, что сам король требует его к себе и заслушивается его рассказами. Весьма выразительна также фигура бродяги Джона Ренсфорда, беспокойного бунтаря, ставшего жертвой своей совести, темперамента, социального порядка и дурных законов. Бедняга совершил преступление во имя справедливости: он бросил в яму одного продажного священника, не желавшего похоронить бедняка до получения денег от вдовы его. Наконец, история замужества мистрисс Фермер с влюбленным в нее подмастерьем как бы возвещает издалека характерные страницы будущего семейного романа в манере Ричардсона или Диккенса.
„Славное ремесло“ во второй своей части считается самым живописным и наиболее „городским“ из всех романов Делонэ.
Последнее дошедшее до нас произведение ткача-писателя — это его роман „Томас из Ридинга“. Он считается наиболее удачно слаженным из всей серии, удачно нанизывающим на единую нить основной фабулы исторические предания, рыцарские легенды, народные анекдоты, уголовные рассказы, эпизоды из „Декамерона“ и старинных хроник.
Основная манера Делонэ сказывается здесь в изображении „искусства выделывать сукно“ и в зарисовке славных мастеров этого производства. Как и в других эпопеях, этот современник Шекспира прельщен и восхищен теми, кого мы назвали бы сегодня „героями труда“. Знаменитые суконщики, поражающие заезжих путешественников количеством производимого ими товара („двести телег, переполненных сукном“) — вот главные участники последнего романа Делонэ. Здесь находится самый драматический и композиционно наиболее стройный эпизод всей эпопеи — убийство Томаса из Ридинга. Эта глава восхищала своим сдержанным трагизмом и выразительною простотою изложения такого строгого судью, как поэт Суинберн.
Таковы эти книги, написанные певцом-бродягой и мастером-ткачом, сумевшим сочетать в них двойной опыт своего поэтического и ручного ремесла.
Романы Делонэ — богатейшая руда сведений о быте, обычаях и нравах ремесленников шекспировской Англии. Жилища, обстановка, костюмы, уборы, еда, напитки — все конкретные черты материального быта отражены в этих обширных эпопеях о старинном ручном труде. Живописец цехов и корпораций показывает нам ту конкретную среду, в которой движутся его герои и протекает его повествование. Изображением характерных подробностей он вводит нас в материальную обстановку эпохи, которая неожиданно выступает перед нами в живых и рельефных чертах.
Мы узнаем из его описаний, что у богатых мастеров в просторных помещениях, отделанных деревом, развешены картины голландских художников, занавешенные зеленым шелком с золотой бахромой. Мы узнаем, что в харчевне „Парящего орла“ имеются широкие камины, просторная кухня, отверстие в стене для передачи блюд и наблюдения за служанками.
Это тем примечательнее, что жилища мещан и мастеровых еще крайне примитивны, кухонный дым здесь еще выходит через отверстие в крыше, соседняя комната отапливается каким-нибудь первобытным очагом, а земляной пол еле покрыт цыновками. Впрочем, в елизаветинское время это элементарное домоустройство заметно улучшается: появляются внутренние лестницы, звонки и молотки у дверей. Домашний быт совершенствуется и по-немногу приобретает даже явные признаки довольства и роскоши. Буфеты наполняются посудой, скамьи покрываются коврами, столы — тонкими скатертями, кровати — суконными одеялами. Резное дерево, дорогие занавески, обильная утварь — вот обстановка зажиточных людей эпохи Делонэ, запечатленная в его точных и правдивых описаниях. Наряду с обстановкой домоустройства Делонэ занимают и вопросы пищевого режима. Он вводит нас в кухню и столовую и показывает нам, как и что ели в его эпоху. Он описывает сильно просоленную и перченную телятину, запеченных ягнят, пряно приготовленных поросят, холодных каплунов, разнообразную птицу и дичь. Сахар еще считается роскошью у цеховых, его еще приносят по кусочку в таверну, чтоб опустить в рейнское или бордо. Пиво еще считается новостью, не им увлекаются все. Глиняная посуда вытесняет старинные деревянные тарелки, большие солонки отмечают на столах места мастеров и подмастерьев. Вилки ни разу не упоминаются у Делонэ, хотя они уже существовали в то время. Весьма возможно, что он находил это орудие излишним при наличности своих десяти пальцев.
Он совершенно неисчерпаем по части описания костюмов, головных уборов, обуви. Всевозможные тончайшие различия в одежде, чудачества и странности тогдашних английских мод, служившие предметом изумления и насмешек в остальной Европе, — все это любовно зачерчено ткачом шелка, знавшим толк в тонких тканях. Куртки и камзолы, широкополые фетры, перья, жилеты, гамаши, воротники, меха, перчатки, цепи, браслеты и даже перстни — какой-нибудь массивный рыцарский перстень из литого металла на указательном пальце — все это с тончайшими деталями запечатлено в описаниях Делонэ.
Характерная черта быта — пристрастие всего этого трудового люда к музыке и песням. Балладник Делонэ понимал в этом не менее, чем в шелках. Всякий случай хорош для музыкального аккомпанемента. Беднейший из товарищей-башмачников, Жан из Франции, назначая свидание своей подруге в одном из кабачков, задерживает в нем маленький оркестр из виол. У некоторых знатных горожан имеются инструменты с золотыми струнами и серебряными смычками.
Мы узнаем, наконец, как путешествовали по дорогам „веселой Англии“. Мастера-суконщики скачут верхами, товарищи-подмастерья передвигаются по способу пешего хождения. Иногда есть возможность воспользоваться лошадьми только что организованной королевской почты. В важных случаях, например, в момент смерти Елизаветы 1603 г., курьеры ухитряются проделать по 300 километров в день. Пути сообщения шекспировской Англии впервые раскрываются перед нами во всех своих деталях в истории странствий славных ремесленников Томаса Делонэ. А по пути он не упускает случая познакомить нас с излюбленными своими героями по всей территории старого Лондона: следуя за женой Сеттона в ее разъездах провинциалки по столице, мы посещаем кварталы ювелиров и мануфактуристов, суконщиков и башмачников, рыбопромышленников и ткачей. Промышленная и торговая топография Лондона во всю ширь развертывается перед нами среди приключений и неожиданностей одной веселой поездки.
Таков культурно-бытовой материал этих старых романов. И после того как мы проникли вслед за старинными героями Делонэ во все эти кривые улицы и переулки, дома, гостиницы, лавки, таверны, после того, что мы побывали у Джека, Томаса, Ричарда, Печи, слышали, как беседуют в мастерских их товарищи и помощники, сопровождали их жен в кладовые, кухни, на рынок, иногда в церковь и — странное исключение — никогда в театр; после того, что мы воочию ознакомились с их одеждой и мебелью, трапезами и обычаями, — мы получаем такое полное и осязательное ощущение народной жизни в эпоху Шекспира, словно огромные сокровищницы затерянных документов были внезапно найдены и обнародованы во всем свое объеме.
Более того: перед нами картина социальной жизни Англии в эпоху Возрождения и незаменимое изображение ее оживленного производственного быта. Это громадное целое, созданное из сырых кусков жизни, непосредственно вырванных из довольно сложного экономического состояния трудовой Англии шекспировской эпохи. По своей точности и полноте она превышает любой подлинный документ. Здесь фактические материалы и точные выводы научных исследований предстают перед нами во всей своей жизненности. По ним мы воспринимаем во всем его конкретном значении переход старинных корпораций, еще хранящих на себя следы семейного быта, к новым формам большой индустрии. Романы Делонэ раскрывают перед нами целую толпу рабочих, незаметно переходящих от цеховых организаций к фабрикам. Делонэ — зритель и художник этого перелома. Со всей непосредственной свежестью и беззаботной правдивостью народного сказочника он воспроизводит почти бессознательно громадное экономическое движение нового времени в его живом, стихийном устремлении.
И наконец, за всеми этими фактами и образами, эпизодами и картинами смиренный художник старинных ремесл раскрывает нам свое учение о социальном равенстве. Прелестная притча иллюстрирует праведную и мудрую мораль ткача.
Когда Генрих VIII проезжает через Беркшир, Джек выстраивает тридцать своих лучших мастеров по пути короля, в открытом поле, перед муравьиной кучей. Король удивлен и осведомляется об этой группе людей. Джек отвечает, что он — князь муравьев и защищает своих подданных от роя ленивых бабочек. Он не может оставить свой пост. Пусть король подойдет к нему. Генрих, смеясь, приближается. Джек сообщает королю, что муравьи, собравшись на митинг, постановили изгнать кузнечиков и гусениц, „которые не только ведут праздную жизнь, но живут трудом других“. Они особенно ненавидят мотылька, этого „торжественного бездельника“, хотя никто не смеет сказать это ему, боясь его золотого одеяния. Но они сумеют себя защитить от него. Премьер-министр короля кардинал Уольсей узнает себя в этом портрете и приходит в ярость. Он заявляет Генриху, что все суконщики — тщеславные наглецы, отказывающие королю в малейшей поддержке для ведения внешних войн. Но король берет сторону Джека и предлагает ему изложить подробно жалобу его цеха. Мастер из Ньюбери организует ткачей и суконщиков всего королевства для совместного выступления и протеста.
Характерна и другая сцена. Джек отказывается от дворянского титула, предложенного ему королем:
„Я умоляю вашу милость предоставить мне право жить попрежнему среди моих простолюдинов, как и подобает бедному суконщику, ибо большую радость доставляет мне возможность давать беднякам источники существования, чем получать праздные и пустые звания. Я стремлюсь только защищать трудолюбивых муравьев и рабочих пчел...“
Таков Томас Делонэ, основатель производственного романа, Пьер Амп XVI века — одна из любопытнейших и наименее известных фигур шекспировской Англии. Это был единственный романист старой Европы, взявший в качестве господствующей темы своего повествования труд и трудящихся. Широко и свободно он ввел в роман пестрые эпизоды торговых площадей и рабочих мастерских, заполнив сцену своей эпопеи характерными обликами новых героев — ремесленников и крестьян.
Делонэ был их первым изобразителем. В истории европейского искусства он отважился сделать из ремесл тему для романа, одновременно превращая роман в одно из своих смиренных ремесл. Любовно заинтересованный широким производственным движением своей страны и своей эпохи, он оставил нам описательные страницы, которые могут служить превосходным материалом для хозяйственной истории новой Европы, сохраняя при этом все качества выразительной и яркой живописи. Он дал в них выпуклые типы представителей различных цехов и внутри каждой корпорации зачертил характерные фигуры руководителей и учеников, мастеров и подмастерьев. Развернув картину рабочих мастерских в их движении и действии, он показал нам, какие нравы, мысли и правила корпоративной этики слагались вокруг станков и верстаков старого Лондона.
И взвешивая разнообразные свойства его художнического дела, необходимо признать, что этот писатель-ткач одинаково заслуживает нашего признания и благодарности как превосходный труженик романа и как первый романист труда.
Леонид Гроссман.