Джек Мерсибрайт

– А вот тут у тебя дымоход, – сказал Вильям Гонлет, тыкая в трубу своим хлыстом. – Ты не собираешься его побелить?

– Нет, по-моему, он должен оставаться таким, как есть. У кирпичей приятный красноватый оттенок, а если их побелить, то огонь очень быстро их замарает.

– А, ну ладно. Как скажешь. Но я бы все-таки их покрасил.

На дороге, ведущей из Ниддапа, показалась двуколка, запряженная пони. Мисс Филиппа правила, а Ненна сидела рядом с ней. Увидев мужчин, собравшихся у дома, мисс Филиппа остановилась и заговорила громко:

– Смотрю, вы оценили труд Мерсибрайта. Думаю, согласитесь, что его усилия достойны похвалы. Такой пример может заразить и вас: вам тоже не мешало бы привести в порядок свои дома.

Мужчины ничего не ответили. Как всегда, в присутствии мисс Филиппы их лица приняли безучастное выражение. Стреттон жевал табак. Гонлет тер грязное пятно на своем рукаве.

– Может, у вас есть какие-нибудь пожелания, Мерсибрайт? – продолжала она. – Я считаю, что нужно помогать тем, кто сам старается трудиться.

Они тронулись, и Ненна, обернувшись через плечо, незаметно махнула Джеку на прощание, пока Филиппа смотрела в другую сторону. Мужчины провожали взглядом двуколку, пока та не свернула на дорогу, огибающую пастбище Лоу Энда. Из-за изгороди ее уже было почти не видно. Затем она исчезла за холмом.

– Здорово! – воскликнул Перси. – Хорошо быть Джеком, а?

И, передразнивая мисс Филиппу, добавил:

– Только пожелайте, Мерсибрайт, и я принесу вам все, что угодно, на серебряной тарелочке!

– Она разговаривает совершенно по-другому, – сказал Джек, – когда рядом никого нет.

– И прислушивается только к твоим словам, не правда ли, Джек?

– Это она должна ремонтировать дома на ферме, а не мы! – возмутился Джо Стреттон. – И именно такие, как Джек, вносят путаницу. Ему-то что! Он только и знает, что надрывает свои кишки – заняться-то больше нечем! Но если она думает, что и я возьмусь чинить тот свинарник, в котором мыкаюсь вместе с детьми, то глубоко ошибается!

– И все-таки Джек много сделал, чтобы привести дом в порядок. Надо отдать ему должное, – сказал Перси Вагг. – Но мне кажется, что мужчине не подобает так горбатиться. Так когда ты собираешься жениться, Джек?

– Я и не думал об этом.

– Неужели? – спросил Стреттон.

– Да. Не думал. Ни сейчас, ни раньше.

– Ой ли? Значит, бедняжку постигнет жестокое разочарование, так получается?

– Да? – пробормотал Джек. – А какую бедняжку?

– Ой ли? – Перси закатил глаза. – Ты хочешь сказать, что тебя многие домогаются?

– У вас обоих один недостаток, – сказал Джек, – вы любите пороть чепуху.

– Правильно, есть у них такой грех, – поддакнул Вильям Гонлет. – Я бы не стал их слушать. Им нужно крепко завязать их болтливые языки.

Как-то днем, когда работники вернулись с полей и распрягали лошадей во дворе, в дверях сыроварни показалась Ненна и попросила, чтобы кто-нибудь помог ей поднять тяжелый пресс, который повалился набок. Джек притворился, что не слышит – он снимал с Шайнера сбрую. На призыв откликнулся Мартин Массмор.

Через день или два Ненна захотела, чтобы кто-нибудь пришел в прачечную и снял с трубы гнездо галки, которое закрыло выходное отверстие. Джек снова не отозвался, и вместо него пошел Чарли Фостер.

– Вы избегаете меня? – спросила Ненна, застав его утром в конторе. – Раньше вы всегда помогали. В чем я так провинилась, что вы теперь поворачиваетесь ко мне спиной, когда я обращаюсь с просьбами?

– Ты ни в чем не провинилась. Просто я решил, что так будет разумнее. Знаешь, какие тут люди – только и ждут, чтобы отпустить язвительную шуточку.

– Какую шуточку? Уж не по поводу того, что мы с вами друзья?

– Конечно. У них языки как помело, и они всегда готовы напридумывать то, чего нет.

– Да какое мне дело до их глупых сплетен! – фыркнула Ненна. – Мне на них наплевать!

И, словно желая доказать это, в тот же вечер пришла к нему в гости.

Джек выкапывал в саду раннюю картошку, а когда распрямился, чтобы перевести дух, заметил, что Ненна спускается из сада и что-то несет в руках. Он пошел ей навстречу и, приблизившись, увидел, что она тащит старый виндзорский стул.

– Это вам, – сказала она. – Филиппа выбросила его только потому, что у него сломаны две перекладины. А я подумала, что вы сможете его починить.

– Наверное, смогу. Только мне не нравится, что ты таскаешь мне вещи из дома. Это не пройдет незамеченным.

– Стул долго валялся под открытым небом. Она его выбросила несколько недель назад. Посмотрите: весь лак уже почти сошел.

– Хорошо, но больше никаких подарков, запомни, – и подхватил стул.

Через пару дней Джек починил стул и натер шкуркой. Он покрасил его перманганатом и отполировал нагретым на огне коричневым лаком для ботинок. Получился красивый старинный стул, и Ненна сделала для него плоскую подушечку с тесемками, чтобы привязывать ее к спинке.

– Ну вот! – радостно сказала она, поставив стул в углу напротив камина. – Теперь у вас есть где удобно устроиться, когда захотите раскурить трубку.

– Да. В доме стало уютнее.

– Из-за одного-то стула? – рассмеялась она и поглядела на кирпичный пол, который, несмотря на то, что был тщательно отскоблен и покрыт охрой, казался каким-то голым. – Вам нужны половики, чтобы придать комнате домашний вид. А еще нужен стол, буфеты, несколько крючков, чтобы можно было повесить одежду…

– Ладно-ладно, всему свое время. И Рим не сразу строился, ты же знаешь. Только, пожалуйста, не тащи ничего из дома, а то твоя сестра скажет, что я морочу тебе голову, чтобы сделать выгодные приобретения для себя.

– Вы не любите Филиппу?

– Не очень, – признался он, – мне ее просто жаль.

– Ваша жалость ей ни к чему. Это только уязвит ее самолюбие.

– А я ей об этом не скажу. И ты тоже. Так что она никогда ничего не узнает.

Каждый вечер, до темноты, Джек работал снаружи дома, покрывая стены известкой. А потом переходил внутрь и продолжал работать при свете огня и фонарей: штукатурил панели, укреплял балки, покрывал досками пол на верхнем этаже. И иногда, для разнообразия, мастерил мебель для кухни.

– Кажется, вы были не только плотником, но и столяром? – заметила Ненна, держа в руках лампу, чтобы посветить ему.

– Нет, никакой я не столяр, и это подтвердит каждый сведущий человек, когда взглянет на мой стол, – ответил он.

– Почему? Что же в нем не так?

– Ну, дерево-то хорошее, и только за счет этого он выглядит лучше, чем есть на самом деле, его нужно только отполировать. Во всяком случае, меня устраивает и такой стол, чтобы можно было сесть пообедать.

Пока он работал, на кухню выскочила крыса и пробежала прямо по ногам Ненны. Девушка вскрикнула и чуть не уронила лампу. Джек вздрогнул и случайно порезал себе стамеской ладонь. Крыса юркнула в открытую дверь. Джек бросился за ней и загнал ее в угол. Размахнувшись, он ударил ее молотком и швырнул в свинарник.

Когда он вернулся в дом, увидел, что из раны идет кровь, и Ненна, передернувшись, отвернулась. При виде крови ей всегда становилось дурно. Но все же она переборола себя, помогла ему промыть рану и перевязала ее носовым платком.

– С вами постоянно что-нибудь происходит, – сказала она. – Как вы умудряетесь навредить самому себе.

– Наверное, я слишком неуклюж.

– Простите, что я вскрикнула, я ненавижу и боюсь крыс.

– В первое время они здесь бегали полчищами. Но почти исчезли с того момента, когда я стал наводить в доме порядок. Должно быть, распугал их. Крыса, которая появилась сегодня, – первая за год.

Он перевязанной рукой взялся за стамеску. Оглянувшись, он увидел, что Ненна держит лампу в руках и все еще нервно озирается и рассматривает пол.

– У меня с крысами никогда не было конфликтов, – сказал Джек, – но, похоже, они заметили, что теперь, когда в доме появились стул и стол, я превратился в другого человека.

Весна в этом году была теплая и влажная. Травы на новых пастбищах росли быстро, и луга при надлежащем уходе изобиловали травой и клевером. Лето обещало быть хорошим, и покосы начали раньше, чем обычно. Но из-за постоянных гроз сенокос продолжался до тех пор, пока из гнезда не вылетели кукушата.

– Стоит ли нам сегодня косить? – постоянно спрашивала Джека мисс Филиппа, встречая его по дороге на луга. – Мне кажется, что сегодня опять будет гроза.

– Я считаю, что косить все равно нужно – будет гроза или нет. Пусть лучше сено будет в валках, иначе трава поляжет, и мы вообще не сможем его скосить.

– Наверное, вы правы, – обычно соглашалась мисс Филиппа, нахмурив лоб. – Да, да, наверное, так.

Во время сенокоса она нервничала и злилась из-за любой задержки. Ругала Ненну, если та поздно появлялась на поле.

– Она ведет себя так, – тихо бормотал Джо Стреттон, – будто сама потребляет это сено.

– Может, так оно и есть, – вмешался Питер Льюппитт, который слышал их разговор. – Ворчунье всегда нужно то, на чем она могла бы поточить свои зубы.

Они втроем косили в Лонгсайдс Медоу, прокладывая проход, чтобы Джек мог начать работу на сенокосилке. На участке рядом, который назывался Хорнер, трава уже была скошена, и сено уложено в копны. Все работавшие там мужчины, их жены и дети торопились закончить покос до очередной грозы.

Мисс Филиппа была с ними, и ее голос был слышен даже на этом расстоянии. Она ругала маленького Арчи Гонлета за то, что он сломал зубец на деревянных граблях.

В полдень сенокосилка Джека остановилась, потому что жесткие стебли травы намотались на ось вала, который вращал лезвия. Джек спустился с сиденья сенокосилки, достал инструменты из ящика и пошел освобождать ось. Но не успел он наклониться над старой машиной, как сверкнула яркая молния, и сразу же прозвучал резкий раскат грома. Начался сильный дождь. Стреттон и Льюппитт сразу же спрятали свои косы в кустарник, росший на границе пастбища. Потом сами побежали под навес в старом месте для дойки – в конце Хорнера.

– Беги сюда, Джек! Скорей, сейчас начнется настоящий потоп! – крикнул Стреттон.

Джек бросил молоток, гаечные ключи и клещи на землю и побежал вслед за Стреттоном. Там уже собрались все косцы. Они тесно прижались друг к другу в одном конце навеса, потому что в другом протекала крыша.

– Мы закончили наш кусок, – сказал Джеку Арчи Гонлет. Он показал на ряды копен, возвышавшихся вдоль Хорнер Медоу. – Мы сделали это вовремя, не так ли?

– Ой, мой чепец остался там, – грустно добавила его сестра Фебе. – Он слетел с меня, когда я бежала сюда.

Она уткнулась в передник матери, когда на небе опять засверкала молния и раздался раскат грома. Когда гром перестал греметь, дождь припустил еще сильнее. Он как бы отбеливал зелень лугов и кустарника по краям этих лугов и наполнял воздух громким и сердитым шумом, который, казалось, предсказывал конец мира.

Но через несколько минут гроза закончилась, и снова выглянуло солнце. Косцы двинулись через открытые ворота в Лонгсайдс Медоу, только Фебе побежала за своим мокрым чепцом.

Запах скошенной мокрой травы, от которой поднимался пар, был настолько пряным, что кружилась голова.

Джек вернулся к сенокосилке и обнаружил, что три лезвия были изогнуты под необычным углом. Они почти касались друг друга. Инструменты были разбросаны: молоток валялся под машиной, а гаечные ключи и клещи находились на расстоянии трех ярдов друг от друга. Он почувствовал запах гари и увидел, что земля под ногами дымилась. Это было место, куда ударила молния.

– Боже мой! – пробормотал подошедший Джо Стреттон. – Тебе повезло, что ты сразу убежал, как только я позвал тебя, иначе от тебя ничего не осталось бы!

– Да-а, – согласился Джек. – Он нагнулся, чтобы поднять молоток с длинной ручкой, который еще был теплым. – Кто бы мог подумать! Действительно, мне повезло! Ты прав!

Он пошел к лошади, чтобы ее успокоить. Она дрожала и едва держалась на ногах, дико вращая глазами, вся в белой пене. Сегодня она уже не сможет работать.

Косцы собрались вокруг сенокосилки. Некоторые из них храбро трогали лезвия, другие старались не вынимать рук из карманов – так было спокойнее. Над толпой звучал взволнованный шум.

– Тебе следовало прикрыть машину, – сказал ему Джо Стреттон. – Ее нельзя оставлять открытой во время грозы. Лезвия сверкали у нее, как чистое серебро.

– Наверное, ты прав, – согласился с ним Джек, – но я никогда не брал с собой брезент для этого.

Он отвинтил болты, и установка с лезвиями упала на землю.

Джек снова подошел к лошади. Он все еще пытался ее успокоить и разговаривал с ней тихо и ласково, когда появилась мисс Филиппа. Вместе с ней пришла Ненна, они пробрались через толпу. Ненна посмотрела на изогнутые лезвия сенокосилки и осторожно коснулась одного кончиком пальца. Она изумленно смотрела на Джека.

– Вы же могли погибнуть, – пораженно заметила она.

– Вы правы, – вмешался Стреттон, – если бы я не позвал его, а он не побежал прятаться.

– О, как же нам не везет! – воскликнула мисс Филиппа, глядя на изуродованные лезвия машины. – Кажется, в это лето все против нас. Мы никогда не закончим заготавливать сено такими темпами. Как вы считаете, сколько понадобиться времени, чтобы все привести в порядок?

– Не знаю, – ответил Джек, – если мы сейчас же отвезем их в кузницу, Том Эндрюс сможет все закончить к утру. Все зависит от того, насколько он занят.

– Тогда займитесь этим сейчас же, – сказала мисс Филиппа. – Скажите Эндрюсу, чтобы он поторопился, нам срочно нужны эти лезвия.

– Это наказание за то, что у нас всего лишь одна старая сенокосилка, – заметил Стреттон.

Филиппа сделала вид, что не слышит его.

– А пока, Мерсибрайт, пусть здесь косят косами.

– Хорошо, – ответил ей Джек. Но не кинулся выполнять ее приказание. Филиппа уже собралась уходить, но остановилась и посмотрела на него.

– Ну, почему вы не принимаетесь за работу? Почему вы возитесь с этой лошадью?

– Сначала я отведу ее домой. Она сильно перепугалась. Ей надо прийти в себя, отдохнуть.

– Прекратите болтать чепуху! Мы и так уже потеряли много времени. Вы можете отвезти сенокосилку в деревню на этой кобыле.

– Нет. Я думаю, ей следует отдохнуть и успокоиться. К ней следует относиться поласковее. Она была всего в шаге от смерти.

Филиппа поджала губы, ее глаза сверкали от злости, но она понимала, что Джек все равно ей не уступит, и решила с ним больше не спорить. Но отказать себе в удовольствии поиздеваться над Джеком не могла.

– Вы и ваши приятели не преминули воспользоваться тем, что здесь случилось! Может, вы хотите, чтобы я всех сейчас отпустила? Что особенного в том, что иногда ударяет молния. Я не права?

Она пошла прочь от них, а Джо Стреттон от восхищения треснул Джека по спине.

– Как она поставила тебя на место, раз и навсегда! Боже мой, вот здорово! Все так обычно, в этом нет ничего особенного. Подумаешь, ударила молния! Вот если бы она тебя убила, тогда другое дело! Священник отслужил бы службу над твоими бедными останками. И все, что от тебя осталось, положили бы в твою могилку.

– Я предпочитаю жить, как самый обычный человек, чем быть мертвой знаменитостью, – сказал Джек и медленно повел дрожащую кобылу домой.

Они играли в обгонялки до самого конца июля. Наконец все сено собрали, и оно было отличным. Только одну копну в Фар Фетч пришлось снова просушивать.

– Ну, зимой нам не придется покупать сено у Споутс, правда? – спрашивал Питер Льюппитт у своего брата, стараясь говорить громко, чтобы мисс Филиппа могла его услышать. – Теперь наши коровы не станут воротить морды от плохого сена, которым бедняги питались все эти годы.

Грозы продолжались и в августе, из-за дождей и сильного ветра на дальних полях полегли зерновые. Мисс Филиппа ворчала и волновалась, как никогда. Она всегда привлекала внимание Джека к новым проявлениям плохой погоды и к тому вреду, который падал на их голову из-за этого. Она вела себя так, как будто он нес за это личную ответственность!

– Вы только посмотрите на это, – сказала она, ведя его в поле в двадцать семь акров, под названием Лонг Питч, – вы только посмотрите, что здесь случилось.

Горячий и сильный ветер захватил весь юго-восточный угол поля и как бы прорезал в нем длинный коридор через все посадки овса до самых кустарников у границы поля.

– Да, я это уже видел утром, как будто оставили калитку открытой и впустили сюда ветер.

– Но еще хуже в Раунд Вуд Филде, там полег ячмень. И в Хоум Филде тоже.

– Да, – заметил Джек. – Это все из-за потоков сильного горячего ветра.

– Вы так спокойно говорите, будто вас это совершенно не волнует?

– Что же я могу сделать? Снова поднять все растения? Вы этого от меня хотите? – Он размял несколько колосков овса. – Волнением не поможешь. Только раньше поседеешь и все!

– Вам легко говорить так! Вы получаете деньги независимо от того, что погода делает с моим урожаем! Вам все равно!

– У вас будет неплохой урожай, – заметил Джек, жуя зернышко овса. – Гораздо лучше тех урожаев, которые вы получали долгие годы!

Наконец грозы закончились. И когда в середине августа они начали жатву, случались только короткие летние ливни. Работники радовались этим ливням. Они поднимали свои разгоряченные лица вверх, к прохладным каплям.

Джек оказался прав, в этом году урожай был хоть и не очень большим, но гораздо лучше, чем в последние годы. Мисс Филиппа была довольна, в хорошем настроении. Впервые она не прогоняла тех, кто приходил в Браун Элмс в поисках работы. Но ее очень волновали цыгане, разбившие свой табор недалеко от ее дома в березовой роще.

– Пока они находятся рядом, все будет в порядке, – успокаивал ее Джек. – Цыгане никогда не воруют поблизости от своего дома. А вот ваш сосед Джон Тьюллер в Мерихоупе наверняка недосчитается курочек и их яичек!

– Ну что ж, я думаю, они от этого не особенно разжиреют! – ответила ему мисс Филиппа. И он удивленно уставился на нее, он никогда прежде не слышал от Филиппы шуток. Улыбка сотворила чудо и преобразила ее суровое лицо.

К концу августа установилась жара. Работники устали. Их покидала выдержка, и они становились молчаливее день ото дня. Казалось, солнце забрало у них все силы и теперь выжимало последние капли пота.

Пот застилал глаза, не давая возможности что-либо видеть вокруг. Но человек понимает, что прекращать работу нельзя, перед глазами стоят колосья. Кровь пульсирует у него в висках. Он знает, короткий ночной сон немного облегчит его страдания, снимет усталость.

Усталые люди молчаливы. Распухает язык, губы горят от соли. Кажется, потрачены все силы, только упрямство заставляет держаться.

Но приходит долгожданный день. Человек делает последний широкий взмах косой, и вот последний хлебный злак повержен и лежит под ногами. Другой человек собирает колосья, а третий обвязывает сноп соломенным жгутом. И этот сноп показывают всем – это последняя вязанка.

– Вот он – последний сноп! Он самый лучший из всех! Это его мы ждали все время жатвы и стремились к нему!

Тишина нарушена. Люди снова начинают общаться. Сноп поднимают вверх и обносят вокруг поля. Все громко кричат и смеются. Обычай пришел к людям из далеких времен, традиционны и слова в таких случаях:

– Последний сноп! Последний сноп! Пропустите последний сноп! Вот мы все идем, мы – хорошие работники! Пропустите нас! Мы несем последний сноп!

Прошло дней десять. По-прежнему стояла жара. Приготовили повозку, чтобы вывезти последние снопы из Хоум Хилл Филда. Самый последний сноп уже стоял на телеге, его для страховки обвязали двумя веревками. В повозку была впряжена Минта, крупная чалая кобыла.

Молодые парни собрались в кружок, готовя специальный сноп из овса, пшеницы и ячменя. Они вплели алые маки в жгут из соломы, который удерживал сноп. Когда все было сделано, они двинулись к Джо Стреттону, Хозяину Жатвы, и вручили этот сноп ему. Они были веселы, подмигивали друг другу, шутили и поглядывали в сторону Ненны. Та помахивала веткой, отгоняя мух от кобылы.

– Вы правы, – согласился Стреттон. – Пойдемте и попросим ее!

Он подошел к Ненне и приложил руку к шапке. Остальные стояли позади него.

– Мисс, парни просят, чтобы вы проехали с последним снопом, это принесет нам удачу. Такова примета. Они приготовили специальный последний сноп.

– Там так высоко! – воскликнула Ненна, глядя на сноп, возвышающийся над ней.

– С вами ничего не случится, мисс. Все крепко привязано, не бойтесь. Мы будем стараться, чтобы вам удобно было ехать.

– Хорошо, – согласилась Ненна. – Мне совсем не хочется отпугивать удачу!

Она оставила ветку в хомуте Минты, взяла сноп, который ей передал Джо Стреттон, и по лестнице поднялась на сноп. Удобно устроившись наверху, Ненна расправила свою синюю юбку и взялась рукой за веревку.

– Все в порядке, мисс Ненна? – спросил ее Стреттон. – Вам удобно? Вы ничего не бойтесь! Поехали?

– Да, поехали, я готова и держусь рукой за веревку.

– Молодцом! Отправляемся. Еще раз прошу, ничего не бойтесь. Я обещаю, мы будем ехать очень осторожно.

Стреттон взял в руки вожжи. Лестницу убрали, и раздалась команда трогаться. Телега качнулась и медленно двинулась вниз по склону. Ненна сидела наверху, бережно придерживая одной рукой последний сноп, а другой держась за веревку.

Телега двигалась в окружении жнецов. На другом конце поля появился Джек с Джойбеллом и Спенглером, они остановились и некоторое время смотрели на процессию. Ненна улыбнулась Джеку, по-королевски гордо наклонив голову. Она хорошо играла свою роль, даже на секунду отпустила веревку, чтобы помахать ему рукой, но тут же ухватилась за нее – ей показалось, что сноп покачнулся и начал ускользать из-под нее. Ненна была нарядной: большая широкополая соломенная шляпа, к ленте прикреплен пучок искусственных вишен, которые, казалось, поблескивали на солнце.

– Дорогу! Дорогу! – кричал Поль Льюппитт, а все остальные жнецы вторили ему:

Двигаясь по полю, жнецы уже спели песенку раза три или четыре, и с каждым радом пели все громче. На дороге появилась мисс Филиппа. Она прищурилась и приложила руку к глазам. Потом поспешила им навстречу и остановилась перед Джо Стреттоном. Кобыла тоже остановилась. Все случилось так внезапно, и толчок был резким, что Ненна покачнулась, сидя наверху, с ее шляпы свалились вишенки. Они упали вниз на стерню, и Харви Стреттон быстро поднял их.

– Ненна, спускайся! – Громко скомандовала мисс Филиппа. – Я не разрешаю тебе принимать участие в этом представлении! Ты, взрослая и разумная, ведешь себя, как вульгарная деревенская девица!

– Мэм, это только ради веселья, – заметил Перси Рагг.

– Нам хотелось, чтобы мисс Ненна была с нами, и мы могли с честью проводить этот сноп домой, приветствуя его веселыми стихами. Мы никого не собирались обижать, мэм, уверяю вас.

– Мы уважаем мисс Ненну.

– Эй, что страшного, если мы вспомнили старинные обычаи? – спросил Джо Стреттон, гордо выпятив грудь, – мы и раньше всегда кричали стихи, когда везли последний сноп домой. Кстати, делали это только тогда, когда урожай был действительно приличным…

Лицо мисс Филиппы покрылось красными пятнами. На нее, видимо, действовала жара, поэтому она была очень раздраженной сегодня. Замечание Стреттона окончательно вывело ее из себя. Оттолкнув его, она подошла к телеге.

– Ненна, сейчас же спускайся вниз! – приказала она.

– Мисс Ненна не может сейчас спуститься вниз, – вмешался Боб Чапмен, – кто-то унес лестницу.

– Тогда ей придется прыгать вниз, а мы будем ее ловить, – вклинился Перси Рагг.

– Вы считаете, что это не опасно? – серьезно поинтересовался Питер Льюппитт. – Она слишком высоко сидит, чтобы прыгать вниз в наши руки.

– Ну, я не знаю, но мне кажется, что не стоит так рисковать, – сказал его брат Поль, почесывая свой обгоревший на солнце нос.

– Мы сеяли зерно! Мы его растили! – заорал Харви Стреттон, выглядывая сзади. – Мы рыхлили посевы и потом сжали их. Почему же мы не можем здесь проехать?!

– Мне кажется, что мой парень прав, – сказал Стреттон, наклоняясь к мисс Филиппе. – Мы имеем полное право настаивать на том, чтобы продолжить путешествие.

– Я предупреждаю вас, Стреттон. Если вы не уберетесь с моего пути…

– И что же тогда случится? – спросил Стреттон.

Мисс Филиппа была готова растерзать его. Она с трудом смотрела в его наглые глаза, где не было ни капельки уважения к ней. Между ними просто сверкали молнии, и Джек уже собирался вмешаться.

– Стреттон, я думаю, мне лучше сейчас спуститься вниз. Пожалуйста, кто-нибудь, принесите лестницу! – сказала сверху Ненна.

Обстановка немного разрядилась. Кто-то принес лестницу, и Ненна, осторожно спустившись вниз, передала последний сноп Харви Стреттону. Тот вскарабкался наверх и занял ее место. Он прикрепил ее красные вишенки к своей шапке.

– Ну, конечно, ты не такой хорошенький, как мисс Ненна, но нам ничего другого не остается, – сказал Джо Стреттон, и все отправились дальше.

Когда телега снова двинулась, мисс Филиппа начала ругать Ненну. Ее слова могли слышать все, кто был неподалеку.

– Как ты можешь вести себя подобным образом? Ты что, не понимаешь, что нельзя быть запанибрата со всеми этими мужиками? Ты уже не ребенок, и пора тебе научиться вести себя подобающим образом!

Но тут она заметила, что несколько женщин и детей собирают колоски, не спросив у нее разрешения, и она, забыв про Ненну, рванулась к ним. Через мгновение она уже выливала на них остатки своей злобы.

Ненна повернулась и взглянула на Джека, который стоял рядом и держал под уздцы двух лошадей. Джек увидел, как у нее дрожала нижняя губа, она была расстроена. Ему хотелось поддержать ее.

– Не в первый раз она выставляет меня дурочкой в глазах мужчин. Иногда мне хочется убить ее!

– Ты не выглядишь глупой. Это мисс Филиппа со своей жаждой власти выглядит глупой.

– Но мне это неприятно. Она отчитывает меня, как малого ребенка! Она заставила меня сойти с телеги перед всеми людьми и перед вами!

– Ее не изменить, – сказал Джек. – Поэтому лучше всего не обращать на нее внимания.

– Вам легко говорить!

В следующую субботу люди прекратили работу в два часа дня, не обращая внимания на мрачный вид мисс Филиппы.

– Мы всегда рано кончали работу в следующую субботу после жатвы, – сказал ей Джо Стреттон, – и мне кажется, что сейчас мы заслужили это!

Джек пошел домой, перекусил хлебом с беконом, потом разделся до пояса и чисто вымылся у колонки на улице.

Он сбрил густую щетину, глядя в зеркальце, которое прислонил к крану. В это время через калитку из сада прошла Ненна. На ней были перчатки и грубый фартук из мешковины.

– Когда я проходила здесь утром, то увидела, как запущен ваш огород. Грядка с луком – просто безобразие! – объяснила она свое появление.

– У меня не было на это времени, пока шла жатва.

– Я знаю, – сказала Ненна, – поэтому я решила помочь вам. Нужно окучить картофель и немного присыпать землей морковь, чтобы она не позеленела.

– Сегодня я не стану работать. Я собираюсь поехать на ярмарку в Кевелпорт.

– О! – воскликнула Ненна. – А можно поехать с вами и посмотреть, как там будут зажаривать большого быка?

Джек повернулся к ней, не отнимая руку с бритвой от намыленного лица. Глаза девушки светились ожиданием, как у ребенка.

– Ну-у-у, я не знаю…

– О, пожалуйста, можно я тоже поеду? Я была на ярмарке только в детстве, помню, меня брал с собой отчим и покупал там обезьянку на палочке.

– Понимаешь, если нас увидят вместе, пойдут всякие разговоры. Люди любят чесать языками.

– Ну и что? Мне все равно!

– Но нужно сначала предупредить твою сестру…

– Мы можем зайти и сказать ей об этом по дороге.

– Хорошо, – заметил Джек, – если тебе так хочется, то, конечно, пойдем.

Ненна стянула с себя перчатки и бросила их на землю, потом она развязала фартук и, встав на цыпочки, радостная, начала кружиться.

– О, побыстрее приводите себя в порядок! – попросила она.

– Нельзя торопить мужчину, когда он бреется. Если ты будешь продолжать здесь так кружиться, я обязательно порежусь!

– Тогда я перестану. – И девушка чинно уселась на камень. Она смотрела на Джека и терпеливо ждала, пока он добривался. – Вам следует бриться каждый день, вы – очень симпатичный мужчина.

– Ну, есть много вещей, которые я должен делать. Я это знаю, но не делаю.

– Мне кажется, вам следует больше обращать на себя внимания. Вы можете многого добиться, если только захотите. Вы можете завоевать уважение и быть видным человеком.

– Что-то сегодня ты говоришь мне много приятных вещей. К чему бы это? Может, нацелилась на мои заработанные деньги? Наверное, хочешь, чтобы я купил обезьянку на палочке?

– Нет, я хочу, чтобы мне на ярмарке погадали, и хочется посмотреть, как пляшет мишка.

– Думаешь, что он до сих пор жив? Он, наверное, уже давно подох!

– О нет! – с ужасом сказала она. – Нет, нет!

– Тогда нам придется поискать его, правда? Джек вошел в дом и надел свой лучший костюм, единственный воротничок и галстук. Когда он вернулся, то протянул Ненне старую одежную щетку, чтобы она почистила его одежду – костюм был в паутине и в соломе.

– Я думаю, что нам было бы неплохо отправиться туда на тележке, запряженной пони, – предложила Ненна.

– Ты уже сдаешься? – сказал он. – Вспомнила, что придется прошагать пять миль?

– Нет, конечно нет! Она вдруг сжала его руку.

– Я бы пошла туда, если бы даже нужно было прошагать двадцать миль.

– А вот я в этом не уверен.

– Ваш пиджак выглядит так, как будто вы на нем спали!

– Не я. На нем спала ваша полосатая кошка из амбара. Она принесла котят, лежа на моем пиджаке!

Они стояли и разговаривали, и Ненна старалась немного почистить его плечи, когда калитка открылась и перед ними появилась мисс Филиппа.

– Вот ты где! – злобно сказала она. – Мне следовало об этом догадаться! Представь себе, я искала тебя повсюду, девочка моя! Ты знаешь, что ты не закрыла кран в маслодельне, и теперь там все затоплено?

– Не может быть, я закрывала кран.

– Тогда помнишь, что оставила грязными ведра для молока? А вчерашняя марля для творога все еще отмокает в ведре? Не говоря уже о том, что цыплята проникли в амбар!

– Я уже извинялась за это, Филиппа. Мне казалось, что не стоит снова говорить об этом. Что касается ведер для молока…

– Почему я все должна делать сама, пока ты здесь резвишься и порхаешь как мотылек? Мне что, не нужна помощь? Я ведь не требую от тебя многого, только, чтобы ты как-то оправдала то, что тратится на тебя!

Она говорила, все больше раздражаясь, кипя возмущением. На щеках выступили красные пятна, и глаза начали блестеть. Стараясь не смотреть на Джека, все-таки время от времени с презрением кидала на него взгляд. Она заметила на нем воскресный черный костюм и вычищенные ботинки. Неожиданно она вырвала щетку из рук сестры и резко сунула ее Джеку в руки.

– Он и сам может почистить свою одежду, не так ли? Ты что, собираешься ему прислуживать? Я хочу тебе напомнить, он наш наемный работник. А ты себя унижаешь, прислуживая ему. Ты что, думаешь, я не знаю, где тебя искать, когда тебя нет дома? О, я все прекрасно знаю! Дома ты ничего не желаешь делать, но приходишь сюда и работаешь у него в огороде!

– Убирайтесь, – тихо сказал Джек, – уходите отсюда, мисс Филиппа. Вы сказали слишком много!

– Как вы смеете разговаривать со мной так? Какое вы имеете право? Иногда, Мерсибрайт, я жалею, что наняла вас на работу, и когда-нибудь такой день окажется вашим последним днем здесь!

– Почему бы вам сейчас же не уволить меня? Я был нужен, пока пытался поставить эту ферму на ноги!

– Меня поражает, что вы, взрослый человек, не чувствуете себя неудобно в данной ситуации, – сказала Филиппа.

Она резко повернулась и вышла. Калитка хлопнула, и они видели, как Филиппа быстро шла по огороду и вскоре скрылась среди грушевых деревьев. Ненна была бледной и расстроенной. Но она уже немного привыкла к вспышкам своей сестры.

– Это неправда, что я ничего не делаю дома. Но я не понимаю, почему все время должна работать и не могу себе позволить когда-нибудь отдохнуть. Мне плевать на ее молочное хозяйство и сыроварню. Я все это ненавижу! Мне приходится работать, как рабыне, целыми днями.

– Я знаю, – тихо сказал Джек. – Я там работал. И могу сказать, что ничего не изменилось. Твоя сестрица предпочитает все делать по-старому, чтобы создавать себе и другим дополнительные трудности.

– Все, что я ни делаю, ей не нравится. Если я делаю что-то медленно – она ворчит, если я работаю быстро и рано все заканчиваю, она заставляет меня снова все переделывать. И вообще, она мне не сестра!

– Я знаю! – сказал Джек. – Но мне кажется, что кое в чем она права, и, наверное, тебе нужно уйти отсюда.

– Уйти? – Ненна не отводила от него взгляда. – Вы хотите сказать, что мне нужно уйти домой?

– Да, тебе нужно выяснить отношения с Филиппой, иначе между вами никогда не прекратятся споры.

– Идти туда сейчас?! Я же хотела поехать с вами на ярмарку!

– Лучше не делать этого, – ответил ей Джек, отводя взгляд в сторону. – Филиппа права. Тебе не следует находиться здесь со мной. Это неприлично.

– Вы не хотите, чтобы я была здесь? – спросила его Ненна.

– Не в этом дело, не будь глупенькой.

– Но вы же меня отсылаете отсюда.

– Нет, я этого не делаю… Ну… не совсем так.

– Нет, нет, – кричала Ненна, – вы делаете именно это. Вы меня прогоняете.

В ее голосе прозвучала детская обида в сочетании с чувством собственного достоинства взрослой женщины.

– Наверно, я действительно смущаю вас, как сказала об этом Филиппа. Ну что ж, обещаю, что не стану вас больше тревожить.

Ненна подобрала рабочие перчатки, фартук и ушла, не сказав ему больше ни слова. Она шла, не оглядываясь, и даже не остановилась, чтобы приласкать старого Шайнера, как всегда разгуливавшего в саду.

На ярмарку Джек ехал вместе с двумя цыганами, которые поселились в Браун Элмсе во время жатвы. Они все еще жили в березовой роще и получили разрешение оставаться там до самой зимы. Это была пожилая пара по имени Босвеллы. Пока они ехали, жена сказала, что у «джентльмена счастливое лицо».

Джек пожал плечами. Цыгане всегда говорили людям подобные вещи. Им казалось, что кругом дураки, которым нравится выслушивать всяческие небылицы!

– Мне кажется, что не стоит писать домой по поводу моей удивительной удачи и счастья, – ответил ей Джек.

Цыган внимательно посмотрел на него, потом отвернулся и уставился на уши пони, жуя табак.

– В мире существует множество людей, которые предпочитают отойти в сторону, чтобы мимо прошла их удача, – продолжая жевать табак, сказал цыган.

Вспахивая поле, Джек иногда видел Ненну. То она гуляла со своей собакой Роем, бегала, бросая ей палку; то как-то видел ее с корзиной: она собирала грибы в нижних лугах. Однажды видел, как она заходила к Виллу Гонлету, который чинил решета для просеивания муки в Лоу Энде. Но в дом Джека Ненна больше не приходила. И не выбегала из сыроварни или амбара, чтобы поговорить с ним, когда он с лошадьми возвращался с поля.

Туманы, холодные, густые, стояли весь сентябрь. Джек пахал на Джойбелле и Спенглере. Лошади ходили вдоль пашни в плотном тумане, и Джек пахал как бы наугад, потому что мог разглядеть только уши лошадей и больше ничего – туман обволакивал, как бы отрезая его и лошадей от остального мира. Из белой мглы доносился лишь плач чибисов.

Казалось, туман никогда не рассеется.

Как-то утром в воскресенье, работая у себя в саду, он услышал звук открываемой калитки. Он повернулся, ожидая увидеть Ненну, но пришел старый Шайнер, которому надоело быть одному в тумане. Джек выдернул из грядки несколько морковок и протянул их лошади, и Шайнер начал шумно и неловко жевать – у него оставалось так мало зубов.

В середине сентября мисс Филиппа в сопровождении Джека повезла образцы зерна на рынок. Джек видел удивленные лица торговцев, когда те взвешивали образцы на своих маленьких весах. Мисс Филиппа делала вид, что ничего не замечает, и невозмутимо вела обычный разговор с ними. Но потом, когда они возвращались домой, она сияла от радости.

– Вы видели их лица? Вы заметили, как Гарри Своллоу рассматривал мое зерно, а потом взглянул на нас с большим интересом? О, они поняли, что Браун Элмс уже не стоит на пороге развала.

– Но это зерно не самого лучшего качества. Оно только на одну ступеньку выше самой низшей категории!

– У нас теперь с каждым годом будут лучшие урожаи и повысится качество зерна! Я об этом позабочусь! Запомните мои слова!

– Да, если вы… так говорите, – сухо заметил он.

– Я понимаю, что во многом это произошло с вашей помощью, Мерсибрайт, и я вам за это благодарна. Если вы что-то пожелаете, я постараюсь помочь вам.

– Благодарю вас, я ничего не пожелаю.

– Какие-нибудь новые инструменты, например.

– Длинный список инструментов и приспособлений, необходимых для фермы, уже давно висит на стене в вашей конторе. Висит-то он там давно, но я не обнаружил ничего нового из того, что нужно.

– Я имела в виду что-то нужное для вас лично. Может, какую-нибудь помощь оказать в отношении вашего домика или приобрести какие-нибудь деревья и растения для сада?

– Нет, мне ничего не нужно. Я бы только попросил передать кое-что Ненне.

– И что же передать?

– Скажите ей, что медведь все еще танцевал, когда я был на ярмарке в Кевелпорте. Он был такой живой и шустрый. Скажите ей это. Его хозяин тоже выглядит нормально.

– О! – удивилась Филиппа. – Я передам ей ваши слова.

– Да, и еще. На деревце, которое она посадила, выросли шесть или семь абрикосов, они уже давно созрели. Скажите ей, чтобы она пришла и сорвала их.

– Да, да, конечно. Я обязательно передам ей ваши слова.

Но Ненна не пришла к его домику. Спелые абрикосы попадали на землю, и их склевали птицы. Душистый горошек и петунии, которые она посадила у него под окнами, завяли. Джек сорвал их и сжег на костре. Он решил, что Филиппа ничего не передала.

Вечерами, когда было сыро, он сидел на стуле у огня, грея ноги возле очага. Он так и не доделал комод, который начал мастерить уже давно. Рядом среди стружек валялись его инструменты.

У него сильно распухло раненое колено. Оно всегда болело с приходом холодов и сырости. Он ничего не мог делать – просто сидел и молча курил в тишине дома. Он был один со своей болью…

Однажды вечером Джек отшвырнул свою глиняную трубку, притушил огонь, прикрыв его горкой пепла, и вышел на улицу, надев шапку и куртку, подняв повыше воротник. Он сказал себе, что ему следует сходить в «Лавровое дерево». Ему захотелось веселья и компании, и нужно было купить несколько новых трубок. Но ноги сами привели его к фермерскому дому.

Дождь перешел в мокрый снег. Он сильно бил по лицу, плечам, и было очень холодно. Дом стоял в полной темноте. Не было видно ни огонька, даже в кухне. Джек пошел по Фелпи Лейн. Навстречу выехала двуколка, видимо из Ниддапа. Мисс Филиппа правила, а Ненна сидела и держала над ними зонтик. Джек отступил назад в живую изгородь и прислонился к стволу старого дуба. Двуколка медленно проехала мимо. Чуть позже в окошке кухни затеплился огонь. Он тускло светил в ночи. Но занавески задернули, и снова стало темно.

Джек двинулся по направлению к Ниддапу и дошел до Мерихоуп. Но ему захотелось вернуться к себе в дом. Войдя, он увидел Ненну, ждавшую его.

– Я вас видела, – тихо сказала она, – я видела вас там, на Фелпи Лейн, когда вы прятались у старого дуба.

Он разжег огонь с помощью мехов, подбросив больше дров, чтобы они как следует разгорелись. Ненна бродила по комнате. Она с интересом рассматривала все, что он сделал, пока ее здесь не было: два дубовых стула у стола, высокий угловой шкаф, плетенный стул и незаконченный комод.

Ненна сбросила мокрый плащ и подошла к огню. Ее немного трясло от холода, она пыталась согреть руки у огня.

– Когда я вошла в дом, то почувствовала, что пришла к себе домой, – сказала она Джеку и посмотрела на него. Огонь отражался в ее добрых глазах. Лицо и шею девушки тепло окрашивали отблески пламени. – Никогда больше не прогоняйте меня, прошу вас! – добавила она тихим голосом.

Джек неловко шагнул к ней. Ненна приблизилась к нему не торопясь и полностью растворилась в его объятиях. Она казалась такой маленькой в его руках.

– Ненна, ты сошла с ума? – возмущалась Филиппа. – Он в два раза старше тебя! Наемный работник, бродяжка, явившийся неизвестно откуда. Когда он здесь появился, у него же ничего не было, кроме пропахшей потом одежды!

Ненна молча стояла перед сестрой. Она крепко держала Джека за руку и улыбалась, как будто слова сестры не ранили ее.

– С твоим-то воспитанием… – продолжала Филиппа, – неужели у тебя совсем нет гордости? Ты ведь могла выйти замуж за любого из сыновей хозяев окружающих нас ферм или за кого-то из других хороших семейств…

– Я не могла этого сделать, я никогда не встречалась с ними.

– Так в этом дело? Я тебе могу сказать, что все легко исправить.

– Сейчас уже поздно, – вмешался Джек. – Она выбрала меня.

– Вас?! Ну, конечно! Вы обольстили ее. Вы завоевали мое доверие и тихо отвратили от меня Ненну! Ей всего восемнадцать лет! Она еще так наивна, как малое дитя! Но если вы надеетесь прибрать к рукам наше поместье, будете весьма разочарованы. Здесь все принадлежит только мне! Каждый камешек и каждая веточка на каждом акре земли! У Ненны нет ни пенни за душой.

– Ну что ж! Неужели вы не понимаете, что я женюсь на ней не из-за денег!

– Умоляю, объясните, почему вы хотите жениться на ней?!

– Я ее люблю, вот и все. Какие еще причины нужны вам?

Казалось, что мисс Филиппа была поражена его простым ответом. Она долго молчала и смотрела на него, хмурилась, но видно было, что ее злость несколько поуменьшилась. Потом устало вздохнула и снова заговорила. Казалось, она начинала признавать свое поражение.

– Я боялась, что подобное случится, – призналась Филиппа. – Мне следовало как-то предотвратить это.

Она не стала спрашивать Ненну, любит ли та Мерсибрайта. Просто подошла к девушке и грустно поцеловала ее, как бы выполняя свои обязанности. Потом пожала руку Джеку.

– Вы не обижайтесь на меня, я так много неприятного вам высказала. Волнуюсь из-за Ненны, я заменяю ей родителей.

– Все в порядке. Я предпочитаю, чтобы вы высказали все, что у вас на душе.

– Вы уведете Ненну из этого дома. Я все подготовлю для вашей свадьбы.

– Но…

– Помните, что это дом Ненны.

– Хорошо, как скажете.

Джек ушел из их дома, но на сердце было неспокойно, мучили кое-какие подозрения. Он ожидал больших трудностей, но мисс Филиппа, казалось, смирилась со случившимся и хотела исправить свои прежние ошибки. Каждую неделю она заставляла его ездить с ней на рынок, а также посылала с поручениями на соседние фермы. Она старалась относиться к нему с подчеркнутым уважением.

– Это мистер Мерсибрайт, мой управляющий имением, – представляла его Филиппа. – Он работает у меня в Браун Элмсе и вскоре женится на моей сводной сестре.

Она даже сказала Джеку, что после свадьбы повысит ему жалованье.

– Мне обещали повышение! – объявил Джек Ненне. – Я теперь мистер Мерсибрайт и буду получать зарплату управляющего!

– Мне это кажется справедливым!

– Так это ты сделала? Ты просила за меня?

– Ничего подобного. Но раз ты женишься на мне, то престиж семейства требует, чтобы ты находился на определенном уровне.

– Ага, вот оно что! Пытаться сделать хорошую мину при плохой игре.

– Я тебе не говорила, что Филиппа отдает нам кровать и в качестве свадебного подарка дарит новую плиту. А миссис Эллентон из Споутса дарит нам лампу с миленьким стеклянным абажуром, на котором нарисованы красивые цветочки.

Теперь Ненна появлялась в его доме каждый день. Она приносила чашки и стаканы, столовые приборы, которыми не пользовались в главном доме. Она прикручивала крючки для чашек к полкам кухонного комода еще до того, как там полностью высох лак. Она измеряла окна, чтобы сшить занавески, и делала толстые теплые коврики для пола. Мисс Филиппа могла сколько угодно ворчать по поводу ведер, которые оставались грязными в маслобойне, и про сыры, которые следовало давно перевернуть – у Ненны находилось время только для работы в ее будущем доме. Когда Джек был свободен, они работали там вместе. Свадьбу назначили на четвертое января. И до этой даты оставалось слишком мало времени.

– Мы все успеем сделать к этому времени? – спрашивала его Ненна.

– Успеем? – повторил Джек. – Мы с тобой все так быстро делаем, что вполне могли бы пожениться даже на Рождество!

И вот пришел день, когда каждое окно было вымыто и покрашено, и Джек любовался своей работой. Отложив горшок с краской и кисть, обошел весь дом снаружи. Дом выглядел милым и аккуратным. Все рамы окон были ослепительно белыми, балки черными. Правда, солома на крыше потемнела от дождя и непогоды. Каминная труба из красного кирпича гордо возвышалась, и Джек позвал Ненну, чтобы и она полюбовалась их домом вместе с ним.

– Когда краска на окнах высохнет, – сказал он, – дом будет в полном порядке.

– Порядок? – воскликнула Ненна. – У нас же нет дверей, ни задней, ни передней!

Джек застыл, как сраженный молнией. Он не мог вымолвить ни слова. Он настолько привык к занавесу из мешков, который висел вместо дверей, что ему казалось, так должно и быть.

– Если ты, Джек Мерсибрайт, решил, что я собираюсь жить в доме без дверей, то очень ошибаешься, – хохотала Ненна.

– Ну-у-у, некоторые такие капризные, – сказал он, приходя в себя, – что мне, видимо, придется кое-что сделать.

И он отправился в сарай, чтобы найти подходящие доски.

Джек изготовил две двери к концу декабря, навесил их и покрасил в день Нового года, а утром четвертого января вставил запоры.

– Я еле успел, – сказал Джек Ненне. – Ты только подумай, закончить в день свадьбы!

Они венчались в Ниддапе, в большой старой церкви, стоявшей над рекой. В этот день земля была покрыта снегом, и он продолжал падать, когда они возвращались в Браун Элмс в двуколке.

– Белая свадьба, – сказала Ненна, прижимая его руку к себе. Она радостно смотрела на него сквозь запорошенные снегом ресницы. Казалось, что ей было тепло, и она радовалась жизни. Ей все кругом нравилось, даже этот снег!

Вечер по случаю свадьбы состоялся в фермерском доме, в лучшей гостиной. Там разожгли большой очаг. Он согревал комнату, и из нее постепенно исчезал запах сырости. От жара покраснели лица приглашенных гостей, которые толпились в комнате.

– Боже, как же здесь жарко! – заметил Джек, шепча в ушко Ненне. – Наверное, твоя сестра боится открывать окна?

– В нашем доме никогда не будет пахнуть плесенью, – прошептала ему в ответ Ненна. – Я позабочусь об этом.

– Ну вы, милая парочка, – обратился к ним Джо Стреттон, – у вас еще впереди столько времени, чтобы шептаться. Вы должны обратить внимание на своих гостей, этих бедных попрошаек!

– Ты знаешь, кто ты, мистер управляющий? – сказал Джон Тьюллер с фермы Мерихоуп.

Он подтолкнул Ненну и Джека.

– Ты похититель младенцев, прямо из колыбели. Вот кто ты такой! Ты женился на такой малышке!

– О, тебе теперь придется следить за своей молоденькой женушкой, Джек, – подхватил Джордж Эллентон из Споутс Холла.

– У них столько энергии, когда им еще нет двадцати, и они очень быстро изматывают мужчину, если он не станет следить за собой!

– Я надеюсь, что он все понимает, – заметил Поль Льюппитт своему брату Питеру.

– Что понимает?

– Сколько нужно бобов, чтобы получилось их всего пять.

– Я могу вам ответить на этот вопрос, – вклинился Харви Стреттон, – их нужно шесть штук!

– Выпьем! Выпьем! – воскликнул Джеймс Тригг из Гудлендс.

– В это время года ночи так длинны!

– Я бы выпил, – сказал Перси Рагг, – если бы мой стакан не был пустым!

– Я считаю, что мисс Филиппа сможет дать мисс Ненне кое-какой полезный совет!

– Мне кажется, что Ненна не прислушивалась к ее советам, иначе мы бы не присутствовали на подобной свадьбе!

– Ключ и замок, – продолжал Джеймс Тригг из Гудлендс, – мой отец дал мне подходящий совет, когда я женился. Ключ и замок. Всегда старайтесь, чтобы ключ и замок были в полном порядке.

– Интересно, как получилось, что не пригласили наших жен?

Наверно, мисс Филиппа предпочитает, чтобы все мужчины достались только ей одной, вот почему!

– Ее никто не может ни в чем обвинить, – закончил розыгрыш Эллентон.

Мисс Филиппа, расхаживая вокруг с кувшином эля, делала вид, что ничего не слышит. Хотя красные пятна на лице выдавали ее: она прекрасно слышала и понимала все намеки. Когда Питер Льюппитт ущипнул ее за локоток, ее глаза засверкали, и было ясно, ни слова не проходит мимо ее внимания. Соседние фермеры из Мерихоупа, Гудлендс и Споутс Холла были к ней обычно более почтительны, но сейчас, когда они оказались в компании ее наемных рабочих, они тоже несколько расслабились и болтали, не стесняясь грубых выражений, будто находились в конюшне или в поле.

– Как вы, мисс Филиппа? – спросил ее Джордж Эллентон. – Ночи для вас покажутся теперь такими длинными, вы же остаетесь одна в этом доме, не так ли?

– Мисс Филиппа может пригласить меня, – подхватил Джо Тьюллер, протягивая ей свой стакан, чтобы она подлила туда еще эля. – Я бы женился на ней много лет назад, и она прекрасно знает, что у меня до сих пор нет жены!

– Может, мисс Филиппа последует примеру мисс Ненны, – заметил Джо Стреттон, – и выберет мужа среди работников своей собственной фермы.

– Ну что ж, Джо, – сказал Вильям Гонлет, – ты здесь остался единственным холостяком…

– Знаю, я не такой дурак, и у меня есть кое-какие денежки.

Джо Стреттон наклонился и нахально приблизил свою толстую физиономию к лицу мисс Филиппы.

– Как насчет этого, мисс Филиппа? Вы всегда страдали по мне, разве я не прав? А?

Мисс Филиппа выносила все намеки молча, с видом страдалицы, которая вынуждена сегодня все прощать. Это потом ей зачтется. Сестра Ненна навлекла на нее эту напасть, но она тем не менее достойно справится со своими обязанностями.

Она еле успевала наполнять стаканы работников, которые опустошались так быстро!

– Почему бы вам не оставить ее в покое? – спросил весельчаков Джек. – Что вы к ней привязались и никак не отстанете?!

– Я хочу воспользоваться таким случаем, – объяснил ему Стреттон, – ведь завтра утром мисс Филиппа опять будет в седле и начнет снова топтать меня копытами лошади! – Он допил пиво и вытер рот рукавом куртки, глядя на Джека хитрыми глазами.

– Мне смешно. Правда, правда. Я просто вне себя! Ты, один из нас, стал родственником самой Великолепной и Властной Мисс Филиппы! И она ходит здесь с таким видом, как будто проглотила жука!

– Джек, ты можешь подольше поспать завтра. Ведь воскресенье, – сказал Питер Льюппитт, – мы с Полем вместо тебя рано подоим коров.

– Не нужно, – ответил ему Джек, – я буду там вовремя.

Когда он и Ненна собрались уходить, гости решили отправиться с ними. «Чтобы помочь им ложиться в постельку!» – как заявил об этом Лейси.

Но еще не были съедены куски холодной говядины и баранины. Кроме того, оставалось слишком много невыпитого пива. Все это пересилило желание гостей позабавиться над новобрачными, и они остались в главном доме. Поэтому Джеку и Ненне удалось уйти одним. Обнявшись, молодые пошли по хрустящему, сверкающему снегу к своему домику.

Джек затопил новенькую печь, Ненна приготовила чайник на утро и расставила приборы для завтрака на столе. Пока Джек ходил за водой, она приготовила кашу и оставила ее в горшке. Когда он вернулся с улицы с дровами, то обнаружил, что кухня пуста. Его сапоги стояли у очага, рубаха была вывешена, чтобы проветрилась. Свеча в подсвечнике горела на столе.

Ненна была на улице в холодной ночи. Джек пошел по ее следам и нашел невдалеке на дорожке. Свет мерцал в окошках, и дым из трубы поднимался высоко к звездам.

– Мне захотелось посмотреть, как дом выглядит снаружи, – сказала Ненна, – как он смотрится с дороги.

Она подошла к Джеку, он увидел в свете звезд лицо ребенка – чистая и бледная кожа, огромные глаза, чудесные и нежные скулы. Ему стало нехорошо, он как будто чего-то испугался, и Ненна сразу почувствовала его страх.

– Джек, в чем дело?

– Боже, что я наделал, женившись на такой малышке! – воскликнул он.

Она прижалась к нему и казалась очень маленькой. Ненна протянула к нему сильные и жадные руки, ему пришлось подчиниться и наклонить к ней голову. Дул холодный ветер. Снова начал падать снег. Ненна продрогла, и Джек повел ее в дом.

Когда зимой были сильные бури, Джек иногда брал лампу со стола и шел осматривать стены, не задувает ли через них снег или дождь. Но он хорошо утеплил свой дом. Ему была не страшна любая непогода.

– Иногда старые способы бывают не такими уж плохими. Смотри, у нас нигде не подтекает и очень тепло.

– Верни мне лампу, – попросила его Ненна. Она замерла у стола, держа в руках ножницы. Она кроила ему рубашку. – Я могу выкроить тебе кривой воротник.

– Ну да, как это было с последней и предпоследней рубашками!

– Ну берегись, – воскликнула Ненна, – а то я тебя подстригу!

Когда он поставил лампу на стол, она угрожающе защелкала ножницами прямо у него над ухом.

– Я еще могу выстричь тебе брови. Отрастил их такими лохматыми. Точно, я их тоже подстригу!

– Ты лучше займись моими рубашками, чтобы я хорошо выглядел в церкви в следующее воскресенье!

– Значит, ты идешь в церковь?

– Возможно, – заметил он, – все зависит от того, какие гимны они станут петь!

– Тебе следует время от времени ходить в церковь, – сказала Ненна. – В твоем положении… и не надо пренебрегать этим.

Она закончила кроить второй воротник и аккуратно отложила его в сторону.

– Ну хотя бы сейчас тебе надо ходить в церковь.

– Почему именно сейчас? – усмехаясь, спросил он.

– Ну… когда мы знаем, что у нас будет малыш…

– Почему? Разве Бог не знает, что мы – женаты? Черт побери, ему следует знать это! Нас поженили в его церкви, именно так заявил нам священник.

– Перестань! Не богохульствуй! Что бы сказала Филиппа, если бы она тебя слышала?

– Если я пойду в церковь, – сказал Джек, разжигая трубку, – мне нужно будет надеть новый шерстяной костюм, и новые ботинки, и новую модную фетровую шляпу? Да?

– Конечно!

– И новый шелковый широкий галстук в горошек, который ты сшила для меня, и красивенькую булавку для галстука?

– Конечно! Куда же еще ты это можешь надевать, если не в церковь?

– Ага, – сказал он, отгоняя дым, – значит, ты хочешь, чтобы я пошел туда похвалиться своими обновками, да?

– Ну и что же тут плохого? Разве не должна жена гордиться своим мужем?

– Я могу быть в рабочих брюках, и все равно останусь твоим мужем.

– Ну, теперь ты просто начинаешь вредничать!

– Или я могу сам не ходить, а послать туда мои новые наряды…

– Ты можешь пойти, чтобы доставить мне удовольствие, – мрачно заметила Ненна и быстро защелкала ножницами, что-то вырезая вдоль черной полосочки на рубашечном материале.

– Эй, Ненна, успокойся, а то вместо рубашки у нас будет фартук.

– Ну так как? Ты пойдешь ради меня в церковь?

– Да, наверное. Все, что угодно, только чтобы дома был покой! Кроме того, как говорит пословица, нет большего дурака, чем старый дурак!

– Ты совсем не старый!

– Ну уж! У меня лохматые брови. Не говоря о больной ноге…

Ненна отшвырнула ножницы и налетела на Джека как молния. Она вырвала у него из рук трубку и швырнула ее в печку. Трубка разлетелась на мелкие кусочки. Ненна начала колотить Джека по груди кулачками.

– Так, еще один припадок! – сказал он смеясь, крепко обнял жену и прижал к себе.

Ненна сразу стала совершенно беспомощной.

– Женщина, это уже третья трубка, которую ты разбила за две недели!

– Так тебе и надо! – сказала Ненна, делая ему грозную рожицу. – Тебе не следует столько курить. Доктор Спрей сказал, что табак делает людей слабыми!

– Это я слабый?!

Он подхватил Ненну на руки. Она заболтала ногами в воздухе.

– Женщина, я что, слабый? Ну-ка отвечай мне!

– Не обнимай меня так крепко, – сказала она задыхаясь, – не забывай о малыше!

Но когда, испугавшись, он осторожно поставил ее на пол, она не убрала своих рук с его шеи.

– О, не отпускай меня, Джек! Ты держи и люби меня. Я хочу, чтобы ты касался меня… Отнеси меня в постель… как ты это сделал в первый раз, в ту ночь, когда мы поженились!

Это время года он ненавидел больше всего – холод и сырость. Бесконечные дожди. Вся ферма превратилась в болото. Каждая трещинка в земле стала ручьем! И колеса застревали в грязи и глине. Канавы переполнились водой, и всюду стоял запах гниющих растений. И дождь продолжал идти изо дня в день. Именно в такую погоду у него сильно болела нога.

Ему не хотелось, чтобы Ненна видела его распухшее колено.

Однажды вечером, когда он вернулся домой из коровника, где целый день вычерпывал воду, он хромал так сильно, что Ненна начала волноваться. Она усадила его подле огня и завернула брючину до самого бедра. Увидев сильно распухшее колено с потемневшим гноящимся шрамом, Ненна села на корточки и заплакала. Она смотрела на Джека грустными глазами, и слезы медленно текли по ее бледным щекам.

– Бедная нога! Бедная твоя нога! – повторяла она. Ненна немедленно решила пойти за доктором. – Наверное, он как-то сможет тебе помочь!

– Нет, здесь ничем не поможешь, – сказал ей Джек. – У меня эта рана уже пятнадцать лет. Я обращался ко многим докторам, и что бы они ни предписывали, мне это не принесло никакой пользы.

– А я думаю, что тебе можно как-то помочь! – воскликнула Ненна. – Тебе нужно обязательно помочь, обязательно!

– Ей очень вредит холод и сырость. Кажется, что они забираются прямо в самые кости. В остальное время все не так уж плохо! Я даже забываю о ней, когда приходит лето.

– Но все равно, как-то тебе можно помочь. Наверно, есть какая-нибудь мазь или примочка. Разве врачи никогда тебе ничего не предлагали?

– Все, что они мне советовали, не приносило никакого облегчения.

– Тем не менее нужно что-то попробовать. Ты не должен так страдать. Я этого не вынесу!

Она так разволновалась, что Джек попытался вспомнить разные средства, которые предлагали ему раньше.

– Ну, я не знаю… может, попробовать припарки…

– Это предложил тебе доктор?

– Нет, не доктор. Одна пожилая женщина. Я с ней как-то разговаривал, когда был в Астон Чармере.

– А ты когда-нибудь пробовал эти припарки?

– Нет, никогда. Я вспомнил о них только, сейчас.

– Ну, припоминай, что это за припарки и как их делать, – просила Ненна.

– Не уверен, смогу ли. Это было два или три года назад. А может, и больше.

Но когда Джек увидел, как расстроилась Ненна, он напряг память.

– Хлеб! – воскликнул он, – именно об этом говорила мне та пожилая женщина. Нужно размять мякиш, добавить в него льняное масло и немного соды. Потом все это выложить на тряпочку и приложить к больному месту. Правда, я не уверен, поможет ли это мне?

– Должно помочь! – сказала Ненна. Она встала и повесила котелок над огнем. – Ты сиди и смотри, как я все буду делать, и сразу скажи, если что-то не так!

Когда припарка была готова, Ненна приложила ее к больной ноге, примотав сверху кусок полотняной материи. Затем принялась готовить ужин, не сводя с Джека глаз.

– Ну как, тебе лучше? – спрашивала она, – тебе помогает эта припарка?

– Наверное… Мне кажется, что жар в ноге спадает…

– Ты уверен? – спросила она.

– Клянусь тебе, – сказал Джек, вставая и пытаясь сделать несколько шагов по кухне. – Просто чудо! Нужно было это сделать давно, но я слишком был ленив, чтобы все приготовить. Знаешь, моя нога стала почти как новая! Клянусь тебе!

Это было сказано, чтобы доставить ей удовольствие. Припарка не сняла жара. Но все же облегчала его страдания. Ненна стала прикладывать припарку к колену каждый вечер, и ему действительно стало легче. Это чудо сделали ее нежность и доброта. Она так легко касалась больного места и так переживала, осматривая рану. Ненна заботилась о нем. Она прилагала все свои силы, чтобы помочь ему.

Не припарка, а ее нежность лечила его.

Сомнения Джека, которыми он был полон, женившись на Ненне, сейчас исчезли. Тогда он боялся, что из-за больной ноги Ненна будет чувствовать к нему отвращение. Из-за того что Джек был намного старше Ненны и долго отказывал себе в женских ласках, он опасался, что грубость его мужского желания может испугать девушку. Но Ненна также страстно желала его. Она всегда была готова упасть в его объятия.

Часто во время зимних ночей, когда дождь, не переставая, стучал по крыше, они укрывались с головой и там, в теплой темноте, лежа лицом к лицу, как двое обнаженных детей, наслаждались друг другом. Они делились секретами и вместе смеялись, обсуждали события дня до тех пор, пока ласковые слова и милые прикосновения не наполняли их страстью, которая заканчивалась объятиями. И промозглые, холодные зимние ночи отступали от них. Боль покидала Джека и уходила в прошлое, усталость исчезала, и затем ими овладевал глубокий сон.

Чтобы доставить удовольствие Ненне, он теперь ходил в церковь раз в месяц и надевал хорошую одежду, которую она купила для него. После службы они не торопились домой, чтобы обменяться новостями с соседями. Ради Ненны он стал бриться каждый день, регулярно стриг волосы. Его ногти были чистыми и аккуратными.

– Боже мой! – воскликнул Джо Стреттон.

Он ждал возвращения Джека из Кевелпорта во дворе.

– Ты такой аккуратист, что на тебя странно смотреть! Боюсь, что вскоре к тебе на чай пожалует сам мэр! Или кто-нибудь повыше!

– На что мне такое барахло? – ответил ему Джек. – Лучше помоги мне!

– Какого черта, что это у тебя?

– Это машина для сбивания масла. Мисс Филиппа заказала ее у Джона Джексона.

– Да, ей теперь без нее не обойтись. Ведь мисс Ненна тратит все свое время на тебя.

Стреттон помог разгрузить машину, затем, обойдя вокруг нее, заглянул под брезент, которым она была накрыта, и даже пнул ее ногой, чтобы проверить на прочность.

– Мне не нравятся машины, – заключил он. – Они только лишают бедняков работы. Вот и все!

– Если хочешь поработать в маслобойне, ты только намекни, – ответил Джек. – Но привыкать к машинам нужно, потому что вскоре их здесь будет все больше и больше.

– Мне кажется, что это все твои делишки!

– Ну и что? Ты же сам всегда говорил, что мы отстаем от всех остальных ферм, почему же сейчас начинаешь ворчать?

– Хотел бы я знать, где берет деньги мисс Филиппа?

– Это меня не касается. И не лезь не в свои дела!

– О, ты тут неправ! – воскликнул Джо Стреттон. – Если у нее есть деньги, чтобы тратить их на машины, почему же она не платит и откладывает на потом некоторые работы?

– Но ведь тебя не лишили работы?

– Вот тут ты ошибаешься! Она сама сказала мне об этом сегодня, пока ты ездил в Кевелпорт. У нее еще осталось четыре стога, которые нужно обмолотить. Но она не разрешила мне это сделать, предпочитает пока подождать и надеется, что весной сможет получить за них больше денег. И если она так помешалась на машинах, то захочет молотить тоже с помощью машин! Ты же понимаешь, что это неправильно. И если ты управляющий, то должен сказать ей об этом.

– Да, я скажу ей об этом, – пообещал Джек и сразу же отправился искать мисс Филиппу.

Сначала она не желала даже слушать его. Она ведь так гордилась тем, что ее двор был полон скирд. И не представляла себе, что ей придется расставаться с ними.

– Но если вы продержите зерно в скирдах слишком долго, – убеждал ее Джек, – то все ваши деньги просто пропадут.

– Почему так думаете? – резко спросила она.

– Идут разговоры, что все больше зерна будет поступать сюда из Америки, поэтому стоит поторопиться, иначе можно остаться в проигрыше.

– Где вы слышали об этом?

– Был разговор сегодня в Кевелпорте.

– Я не уверена, что мне следует верить вам, – заметила мисс Филиппа.

Но на следующее утро из большого амбара уже слышался шум, и когда Джек в него заглянул, то увидел там за работой Джо Стреттона и его сына Харви.

– Я должен сказать, что ты – молодец! – прокричал ему Стреттон, не переставая молотить зерно. – Тебе все-таки удается управлять этой чертовой бабой!

– Да ведь он может управлять ими обеими, не так ли? – встрял в разговор Харви. – Мы заметили, что мисс Ненна уже ожидает ребеночка, не правда ли?

Потом он громко завопил, потому что отец резко толкнул его, Харви сбился с ритма, и цеп сильно стукнул его по голове.

– Ты что, отец? – кричал он, ощупывая голову. – Ты чуть не убил своего сыночка Харви!

– Она тебе не мисс Ненна! Она – миссис Мерсибрайт, понял? И не забывай об этом! Работай и меньше болтай! Удар по голове тебе не повредит. Только не сломай об нее цеп – он денег стоит!

Маслобойка оказалась чудом. Даже Ненна захотела посмотреть, как она работает. Но про нее вскоре забыли, когда привезли новую веялку. Потом появились конные грабли и сеялка.

– Бог ты мой, какие же мы стали современные! – говорил Питер Льюппитт своему брату Полю.

– У меня от всех этих новшеств просто кружится голова. Правда!

Но самое главное случилось в июле, когда купили новую жатку-сноповязалку. Она была новенькой, прямо с заводика в Кевелпорте. Жатка стояла во дворе, и все мужчины собрались, чтобы как следует рассмотреть ее.

– Жатка и сноповязалка? – удивлялся Джо Стреттон. – Я слышал о таких вещах, но до сих пор не верится, что такое бывает.

– А что, на этих валках есть руки, да еще и с пальцами? – поинтересовался Питер Льюппитт.

– Правильно, – продолжил его братец, – и они настолько умные, что, как только начнут работать, тебе следует подождать парочку минут, и оттуда выскочит хорошая большая румяная булка!

– Может, она еще и делает ячменное пиво?

– Угу, и раздает всем полные кувшины с пивом!

– Что же будет, если вы заставите ее косить овес?

– Оттуда выскочит шотландец в юбочке!

– Она не поговорит с нами и не подскажет, когда придет время выпить по маленькой?!

– Разве машина не поет? – поинтересовался Лейси. – Я был бы не против послушать хорошую мелодию!

– А мне бы хотелось, – сказал Вильям Гонлет, опираясь на свой длинный пастуший посох, – чтобы была машина, которая сторожила бы стадо вместо меня ночью, пока я буду спать. А еще принимала бы новорожденных ягнят и отрезала им хвостики. И чтобы она мне платила за то, что я ничего не стану делать. Джек, у тебя нет такой машины, а? Ты мне не можешь достать ее к следующей весне?

– Я бы не стал доверять этим машинам, – вклинился Перси Рагг. Он произнес любимую фразу Гонлета.

– А что, если она не знает, когда ей нужно остановиться? Меня очень волнует обрезание хвоста!

– Кто станет управлять и этой жаткой, и сноповязальной машиной? – спросил Джо Стреттон. – Кто попытается?

– Я! – закричал Харви. – Я не боюсь никаких машин!

– Ну уж нет, только не ты, – возмутился Джо Стреттон, – если кто и будет первым – так это я, а не какой-то зеленый парень, вроде тебя!

Потом он повернулся к Джеку.

– Если только первым не захочет попробовать наш управляющий.

– Нет, можешь попробовать ты, – ответил ему Джек, – начни жать овес у Ранкла.

В этом году жатва прошла быстро. Она началась и закончилась в рекордно короткое время. Погода стояла хорошая, и пахать было легко. Джек уже работал почти три года в Браун Элмсе. С каждым годом хозяйство велось все лучше, но мисс Филиппа была недовольна.

– Сколько времени нам понадобится, чтобы избавиться от тростника в Миддл Найнтин Акр? – спросила она Джека.

– Года два-три, а может, и четыре.

– Почему так долго?

– Осушить почву и покончить с тростником займет гораздо больше времени, чем запустить ее и превратить в болото!

– Сколько понадобится времени, прежде чем в Руммерс можно будет сеять зерновые?

– Наверное, почти столько же – от двух до трех лет. Земля там неплохая, но очень кислая. С ней придется поработать, а для этого требуются время и терпение!

– Терпение! – повторила мисс Филиппа и сердито вздохнула.

– Быстро мы ничего не добьемся, – сказал ей Джек. – Вы слишком запустили землю.

– Это не моя вина, что ферма была в таком упадке. Мне не на кого было опереться, пока вы не появились здесь.

Но она, доверяя Джеку, ожидала, что он станет совершать на ферме настоящие подвиги.

– Ну твоя сестрица! – сказал он Ненне. – Она, наверное, считает меня волшебником и ждет от меня всяческих чудес.

– Ты и так сотворил для нее чудо, – заметила Ненна. – Никто так много не работает.

Что касается Ненны, то, по ее мнению, Джек никогда не ошибался. Она бросалась на его защиту как львица, если считала, что его каким-то образом обижают. Она даже могла отчитать за Джека свою сестру.

– Джек вчера вернулся домой после работы только в десять вечера. Почему ты заставляешь его так много работать?

– Я ему хорошо плачу, и он должен отрабатывать эти деньги.

– Я говорю не об этом.

– Он что, жаловался на меня? – спросила Филиппа. – Он не рассказывал о том, что я хочу сделать с фермой?

– Конечно, он делится со мной, – ответила ей Ненна.

Она удивленно посмотрела на сестру, и Филиппа отвела свой взгляд.

– Ему не нравится, как к нему относятся?

– Нет, – отвечала Ненна, – Джек никогда ни на что не жалуется.

– Конечно. И перестань болтать! Твой муж сам способен разобраться в своих делах.

Действительно, мисс Филиппа нещадно эксплуатировала Джека. Она часто задерживала его после работы, вызывала к себе в контору и часами обсуждала с ним дела на ферме. Он ей в этом не отказывал.

Как-то осенью она пригласила Джека в дом, в парадную гостиную, и предложила ему бокал мадеры. Он не знал, что и подумать. Он ее не понимал. Вскоре пришел Джон Тьюллер из Мерихоупа. Она, видимо, его ждала и тоже предложила ему вина.

– Джек, мне кажется, что мистеру Тьюллеру не помешает ваш совет по поводу улучшения его пастбищ. Поговорите с ним об этом, пожалуйста.

Но усатый мистер Тьюллер, высокомерно взглянув на Джека, даже не ответил на его приветствие.

– Я приехал повидать вас, мисс Филиппа, и вы прекрасно это знаете.

Поэтому Джек быстро допил вино и ушел. Он обратил внимание, что мисс Филиппа сильно покраснела. Он никак не мог понять, для чего она пригласила его – то ли для поддержки, то ли показать, что у нее тоже есть ухажер. Так или иначе, Тьюллер выражал ей симпатию, но Ненна, когда Джек ей все рассказал, очень разозлилась.

– Это противный человек! Я его терпеть не могу! Его жена еще не успела остыть в своей могиле, бедняжка, а он уже начинает искать замену ей.

– Может, все не так плохо? Мне кажется, что твоя сестра хотела бы выйти замуж, и если он ей нравится…

– Только не Джон Тьюллер! Он женился в первый раз, чтобы прибрать к рукам Мерихоуп. За эти годы он все там разорил. И так будет с Браун Элмс. Он легко расправится с бедной Филиппой. Ведь его основные занятия – охота и пьянство.

– Может, ты и права, – согласился Джек. Он прекрасно знал все о Тьюллере. – Но боюсь, это не наше дело.

– Нет, это как раз наше дело, – твердо сказала Ненна, – ты не подумал, что станет с нами, если Тьюллер станет здесь полноправным хозяином?

Джек засмеялся. Он никогда не видел ее такой негодующей.

– Если станет совсем плохо, я всегда смогу найти себе работу в другом месте, – сказал Джек, успокаивая ее.

– После того, как ты столько трудов вложил в эту ферму? Ты же вытащил ее из трясины. Нет и еще раз нет! Я даже не желаю слышать о подобных вещах!

– Мы в свое время об этом подумаем. Хотя я не знаю, что ты сможешь предпринять в отношении Тьюллера.

– Сначала поговорю с Филиппой.

– Ну да, и все сразу образуется.

– Ты что, смеешься надо мной? – спросила его Ненна.

– Боже упаси, – ответил Джек. – Я ведь не шучу, Джек!

– Я понимаю.

– О, как ты меня иногда злишь.

– Помолчи минуточку и послушай, – прервал ее Джек, – ты все слышишь?

– Нет, а что?

– Ты не слышишь, как у меня бурчит в животе? Мой желудок спрашивает, почему я так запоздал с ужином.

– Ой, – воскликнула Ненна и побежала к печке. – Ты только взгляни на мой пирог. Вот ужас!

Ненна показала ему пирог, который несколько пригорел по краям.

– Ничего, мне нравятся хрустящие пироги. А какая начинка? Мясо и картошка? О, я так и подумал, как только почувствовал этот запах!

– Ты! Не хитри! – сказала ему Ненна. – Тебя совершенно не волнует начинка пирога! Ведь всю свою жизнь ты прожил на хлебе и сыре! Ты просто хочешь отвлечь меня от разговора!

– От какого разговора? – делая вид, что ничего не понимает, спросил ее Джек.

– Ты прекрасно помнишь, о чем шла речь! Ненна поставила на стол блюдо с тушеной капустой и морковью и принесла подливку. Сев за стол, она принялась нарезать пирог.

– Я говорила тебе о будущем, – сказала она. – Эта ферма может в будущем принадлежать нашим детям. Ты не обвиняй меня, если я буду защищать их интересы!

– Я все понимаю. Но почему ты думаешь, что твоя сестра так и останется одинокой?

– Но вообще-то ей уже далеко за тридцать. У нее не так много шансов выйти замуж, – ответила Ненна.

– У нее есть Джон Тьюллер. Или мне это только кажется?

– Он ей принесет только разочарование. И каково будет тебе, если ферма достанется Тьюллеру, когда она могла бы стать фермой твоего сына?!

– Для меня все это слишком сложно, – сказал Джек. – Я не могу заглядывать так далеко в будущее.

Джек был поражен, что Ненна может быть такой расчетливой. Она так хотела, чтобы их будущие дети владели фермой. Джек посмотрел на жену новыми глазами. Ненна спокойно выдержала его испытующий взгляд. У нее уже был большой живот, который она носила с достоинством. Она аккуратно расправила складки одежды на животе, и Джек улыбнулся.

– Почему ты так уверена, что ты носишь сына? Тебе что, нагадали твои цыганские подружки из березовой рощи?

– Да! – как бы обороняясь, ответила ему Ненна. – Ты можешь смеяться сколько угодно, но цыгане часто правильно предсказывают.

Она откусила кусочек пирога и начала тщательно жевать. Ненна теперь все делала очень аккуратно, ни на секунду не забывая о будущем ребенке.

– Я хочу, чтобы это был сын, – добавила Ненна.

– Тогда все понятно, и нет никаких вопросов.

Но в эту осень у них родилась девочка. Ее назвали Линн, в честь матери Ненны. Огорченная, Ненна плакала. Она даже не захотела, чтобы рядом с ней поставили колыбельку. Ее пришлось поставить у дальней стены. Но потом, увидев, как радовался ребенку Джек, она успокоилась и попросила, чтобы ей дали ребенка: – Ты никогда мне не говорил, что хочешь дочку.

– Я этого не знал сам, пока не увидел ее, – сказал Джек. – Я почувствовал, что это дар Божий!

– Как ты думаешь, она меня простит, что я была так разочарована?

– Все зависит от того, как теперь ты станешь к ней относиться.

– Я подарю ей много братьев и сестер, – пообещала Ненна и добавила: – Она никогда не будет такой одинокой девочкой, какой была я.

В конце октября, когда все работали, она принесла малышку, закутанную в шерстяную шаль, на ферму. Ненна хотела, чтобы все увидели ее и благословили девочку.

– У нее все будет хорошо, – сказал Питер Льюппитт. – Она родилась, когда луна росла.

– Питер прав, – добавил его брат Поль. – Я всегда сажаю капусту в это время, и. вы знаете, какой хороший у меня урожай.

– Детей нужно рожать, когда луна прибавляется, – заметил Питер. – Все должны помнить об этом.

– Не так-то легко достичь этого, – серьезно сказал Вильям Гонлет и покачал головой.

– Она не хочет открыть глазки и взглянуть на нас? Наверное, считает, что ей не на что здесь смотреть!

– Да нет, девочка просто спит, – сказал Джек. – Она не дает нам покоя всю ночь, зато днем отсыпается.

– Наверное, у нее режутся зубки, поэтому она такая беспокойная.

– Нет, мне кажется, что ее тревожат газы, – продолжал Оливер Лейси.

– Тебе следует сходить к старушке Балсам в Гудлендс. Она готовит лучшую воду от колик.

– Ты уже носила ее на Тутл Неп? – спросил Гонлет. – Всех новорожденных нужно носить на Тутл Неп. Понимаешь, это самое высокое место у нас в приходе, и побывавшему там всегда будет везти в жизни. Это так же хорошо, как если вы ее окрестите или же если у нее на левом локте окажется родинка!

Джек улыбнулся, но Ненна решила идти туда сейчас же. Поэтому они пошли на горку, которую все называли Тутл Неп. И там среди вязов, с которых слетали желтые листья, он взял девочку на руки и высоко поднял вверх.

– Слушай меня, Линн Мерсибрайт! Что ты скажешь о том, какой здесь воздух?! Прекрасно пахнет, не так ли? Тебе нравится?

По пути домой он сказал Ненне:

– Она не сможет нас потом упрекнуть, что мы не сделали для нее все, что было в наших силах!

– Ты не веришь в удачу? – спросила его Ненна.

– Мне бы нужно поверить, – ответил ей Джек. – В последнее время мне везет. Я даже вместо одной сороки всегда теперь вижу две!

Он вернулся к работе. Вместе с Харви Стреттоном они сеяли пшеницу в Слиплендс. Позже мимо них к усадьбе прошел Джо Тьюллер.

– Я хотел поговорить с тобой, управляющий, по поводу цыган, которые стоят лагерем у вас на земле. Мне это не нравится. Вам не следовало разрешать им тут так долго болтаться.

– Они приезжают сюда каждый год, чтобы помочь собрать урожай. На зиму переедут в Ладден.

– Ну, это еще не скоро, а пока у меня каждый день пропадают куры.

– Мне кажется, вам лучше поговорить с мисс Филиппой.

– Я так и сделаю. Я уже направляюсь к ней.

Тьюллер хорошо выглядел в брюках для верховой езды и в норфолкском пиджаке. Аккуратно ступая, он старался не запачкать свои сапоги. Джек прикрикнул на лошадь, и работа продолжалась. Харви Стреттон, сидевший у ящика с семенами, громко захохотал.

– Надо же, у него пропали куры! Ха-ха-ха! Бедняжки просто провалились под землю! Хи-хи!

Позже, днем, когда Джек отводил лошадей на двор, он заметил Тьюллера, занятого разговором с мисс Филиппой. У Тьюллера в руках уже была корзинка с яйцами. Он всегда попрошайничал.

– Управляющий, я решил вопрос с цыганами. Мисс Филиппа завтра утром отправит их отсюда!

Джек был удивлен. Он посмотрел на спокойное лицо мисс Филиппы. Похоже, Тьюллер оказывает на нее огромное влияние…

Но прошло еще много дней, а цыгане оставались в березовой роще и делали, что хотели.

– Я думал, вы их прогоните, – сказал ей Джек, но мисс Филиппа лишь пожала плечами.

– Почему я должна их прогонять? – спросила она. – Мне они не сделали ничего плохого, и к тому же все равно уедут в ноябре.

Значит, ей нравилось держать Тьюллера на коротком поводке, и Джек подумал – почему? Было совершенно невозможно разгадать, о чем она думает или что чувствует.

Осень перешла в зиму, и Тьюллера все чаще и чаще видели в Браун Элмсе. Он бродил по полям и разглядывал все постройки. Джек старался не попадаться ему на глаза, понимая, что эти встречи до добра не доведут. Но остальные работники были возмущены. Они жаловались, что Тьюллер шпионит за ними. И наверняка все потом докладывает мисс Филиппе. Как-то вечером, подкараулив Льюппиттов после работы, он приказал развязать мешки, которые они тащили с собой. И отобрал у них две связки фазанов, зайцев и кроликов, спрятанные там. Джо Стреттон после этого каждый вечер возвращался домой с мешком камней, которые намеревался бросить Тьюллеру на ноги, если тот станет к нему приставать!

– Фермер Тьюллер ко мне не подходит! И правильно делает! Иначе попорчу его длинный прекрасный носик! Клянусь!

– Пока все хорошо, – сказал Питер Льюппитт, – но что будет, если он женится на нашей мисс Филиппе?

– Если это случится, я просто уеду отсюда, – заметил Стреттон. – Я не собираюсь работать под началом Тьюллера.

– Уедешь? – спросил молодой Харви.

– Ну да, уеду.

– Отец, ты пересечешь Атлантику, да?

– Мне все равно, – сказал Стреттон. – Есть много хороших ферм и по другую сторону Ниддапа.

Все с трудом выносили Джона Тьюллера. Работники его презирали, на что определенно показывал пожалованный ему титул «Фермер». Дело в том, что Джеймса Тригга из Гудлендс и Джорджа Эллентона из Споутса, которые обрабатывали свои земли традиционными методами, все звали «Мистер», а хозяин Мерихоупа, который проматывал свое состояние на выпивку, был везде известен как «Фермер Тьюллер».

– Только представь себе, – заметил Вильям Гонлет, – он продает землю, чтобы купить побольше пива!

Джеку не всегда удавалось скрыться от Тьюллера. Как-то в конце ноября, когда две бригады были заняты пахотой на Плакеттсах, к нему пришел Тьюллер и попросил, чтобы Джек одолжил ему двух лошадей.

– Я говорил об этом с мисс Филиппой, и она не возражала.

– Неужели? Я впервые об этом слышу.

– Мне также нужны и работники, чтобы перевезти уголь со станции. Вы должны мне их дать!

– Это может подождать, – сказал ему Джек. – Я не могу упускать хорошую погоду. Перевезти уголь можно и в ненастье.

Тьюллер разозлился и с трудом сдерживал гнев.

– Тогда дайте мне людей и лошадей после работы. Мне нужно сделать это сегодня.

– Сегодня я вам никого не могу дать. Когда будет закончена работа, всем нужно будет отдохнуть, мистер Тьюллер. Я постараюсь вам помочь в какой-нибудь другой день.

– Черт бы тебя побрал! – заорал Тьюллер, выходя из себя. – Отправляйся побыстрее к своей хозяйке и спроси ее сам! Она скажет, что нужно делать!

– Мне никто не может приказывать. Я здесь управляющий, а не мисс Филиппа. И только я здесь всем распоряжаюсь.

– Посмотрим, – сказал Тьюллер. – Да, да! Мы еще увидим.

Он бросился бежать по вспаханному полю. Джек невозмутимо продолжал пахать, но работники были обеспокоены. Через некоторое время Тьюллер вернулся уже в сопровождении мисс Филиппы. Они вместе поджидали Джека.

– Вы отказались дать мистеру Тьюллеру лошадей, – обратилась к нему Филиппа.

– Я ему не отказал, а только объяснил, что он их может получить позже.

– Неужели все лошади должны быть заняты здесь?

– Да, сейчас стоит хорошая погода. Но это не надолго. И если все лошади будут заняты еще несколько дней, то мы сможем засеять кукурузой поле в Плакеттах и Бранте. Мне это кажется более важным, чем перевозить уголь, чтобы горел очаг в доме ваших соседей.

Тьюллер чуть не лопнул от злости. Он повернулся к мисс Филиппе, гордо выставив подбородок вперед.

– Насколько я помню, мисс Филиппа, когда я попросил вас об этом маленьком одолжении, вы мне не отказали.

– Мистер Тьюллер, я ясно сказала «да» при условии, что лошади нам здесь не понадобятся.

– Так вы даете мне их или нет? Я не желаю спорить с вами!

– Мистер Тьюллер, когда мистер Мерсибрайт скажет, что лошади свободны, вы сможете их взять на время.

– Вот как? Вами может командовать ваш управляющий, не так ли?

– Мной никто не смеет командовать, – строго ответила мисс Филиппа. – Даже такие друзья, как вы, мистер Тьюллер.

– Ну что ж, я никогда не позволил бы ни одному своему работнику разговаривать со мной так, как это делает хромой тупица с вами, мадам! – насмешливо произнес Тьюллер.

– Вы, наверное, забыли, что мистер Мерсибрайт женат на моей сестре, и он мой управляющий, а не просто наемный рабочий.

Тьюллер был зол, его унизили перед работниками, поэтому он решил отомстить мисс Филиппе. Презрительно оглядев ее с головы до ног, он прорычал таким голосом, что его можно было слышать через все поле:

– Боже мой! Мадам, и я еще собирался сделать вас своей женой. Но не потерплю за своим столом ни пахаря, ни скотника, поэтому лучше поздно, чем никогда! Я благодарю Бога за то, что он открыл мне глаза!

И двинулся по полю, чтобы воспользоваться короткой дорогой в Мерихоуп. Мисс Филиппа сорвала свой гнев на Джеке.

– Вы понимаете, – сказала она ему, – что из-за вас я поссорилась с соседом и дала ему повод выставить меня перед всеми дурой.

– Из-за меня? – переспросил Джек, но она уже ушла.

Все работники были довольны тем, как закончилась стычка.

Оливер Лейси слышал почти весь разговор, который сразу же передал другим работникам. Наконец-то мисс Филиппа заслужила их одобрение.

– Она все ему сказала, правда, Джек? Она поставила Фермера Тьюллера на свое место, и ему пришлось уйти несолоно хлебавши. Наконец-то она разобралась с ним.

– Было бы гораздо лучше, – заметил Джо Стреттон, – если бы она его вообще не приваживала.

Джек тоже так считал. Ему казалось, что с Тьюллером лучше не связываться – ведь он постарается отомстить ему. Так и случилось. Через три недели Рой был найден мертвым в канаве, разделяющей Мерихоуп и Браун Элмс.

– Он попытался поймать моих фазанов, – заявил Тьюллер, – поэтому моему леснику пришлось убить пса.

Никто ничего не мог доказать. Лесник подтвердил его объяснение. Джеку оставалось только готовиться к следующим неприятностям. Он предупредил всех работников, в особенности пастуха, у которого было три собаки.

– Клянусь, если они посмеют убить моего Снепа, Пипа или Петси, – мрачно заметил Вильям Гонлет, – я их сам прикончу. Вот и все!

Когда старик Гонлет выпрямлялся во весь свой огромный рост, он представлял собой грозную фигуру. Чтобы передать свое предостережение, он наведался в Мерихоуп.

– Если вы причините вред моим собаками, – сказал он Тьюллеру и его леснику, – я развешу ваши кишки прямо на деревьях!

Больше собак не убивали, но Тьюллер просто лез из кожи, стараясь как-нибудь еще досадить соседям. Не проходило и месяца, чтобы он не причинял им еще какую-нибудь неприятность: то вдруг ломались калитки в загородках между полями, причем петли на калитках были вырваны «с мясом», то отверстия для стока воды в поилках для скота оказывались забитыми, и вода лилась через край, то старого непородистого быка выпускали вместе с телками Браун Элмса.

– Нет ничего хуже плохого соседа, – сказал Питер Льюппитт Джеку, – кроме двух плохих соседей.

Однажды утром в воскресенье, после службы, когда Джек и Ненна разговаривали с Филиппой в церковном дворе, Тьюллер, проходя мимо, сильно толкнул Джека, с презрением оглядев их всех. Потом начал разговаривать с миссис Каррингтон из Вилби Холла. Он нарочно стал спиной ко всем обитателям Браун Элмса.

Все присутствующие на службе заметили его вызывающее поведение. Филиппа и Ненна расстроились. Но почти сразу к ним подошел мистер Тапиярд из Эннен Стока. Он был важным лендлордом и членом магистрата. Сняв шляпу перед ними, он спросил:

– Как дела в Браун Элмсе? Как я слышал, все у вас в порядке. И под руководством мистера Мерсибрайта дела идут лучше и лучше. Как жаль, что не все хозяева ферм следуют вашему примеру, мисс Гафф, и не разводят там овец, коров и свиней, вместо стайки полудохлых фазанов!

Потом, не понижая голоса, добавил:

– Если вам досаждает этот тип Тьюллер, мы поможем расправиться с ним, можете не опасаться!

Мисс Филиппа была растрогана выражением симпатии со стороны мистера Тапиярда и обратила внимание, что все остальные также проявляют к ней дружелюбие. Джона Тьюллера не уважал никто в округе. Все прекрасно знали, что он – транжира и бездельник.

Тем не менее мисс Филиппа была очень одинока. Джек жалел ее, видя, как она по воскресным дням уходила обедать в свой пустой дом, где компанию ей составляла лишь глухая кухарка.

– Филиппа сама в этом виновата, – сказала Ненна. – Если бы она хотела, то легко могла бы завести себе друзей, но она даже не пытается этого сделать.

– А я чувствую себя виноватым, я ведь забрал тебя у нее, – сказал Джек, – нам нужно что-то придумать.

– Что именно?

– Ну, например, приглашать ее на воскресные обеды. Тогда вы сможете немного поболтать друг с другом.

– Да, – согласилась Ненна. – Это ты хорошо придумал. Может быть, хотя бы в этом случае она поймет, что я все-таки умею готовить.

Но визиты не удались, потому что мисс Филиппа всегда находила причины попенять Ненне, что та, как ей казалось, неправильно ухаживает за девочкой.

– Боже, на кого она похожа, и почему она сосет кусок сыра? – спрашивала Филиппа. – Это ты дала сыр или Джек? Разве в таком возрасте детям дают сыр?

– Не понимаю, почему нельзя этого делать? – отвечала Ненна. – Посмотри, ведь он ей нравится.

– И вы всегда даете ребенку то, что нравится?

– Если это полезно, то да.

– Мне кажется, что она станет очень капризной и избалованной.

– Она будет просто счастливой, – заметила Ненна.

Мисс Филиппа фыркнула, глядя, как дитя ползет к ней по полу. Она сидела на стуле, подобрав повыше свои юбки, и ей не хотелось, чтобы липкие детские пальчики коснулись ее. Джек нагнулся и взял дочку на руки.

– У нее уже четыре зуба, и вскоре появятся еще два, – сказал он. – Думаю, это нормально для семимесячного ребенка?

– Не, знаю. У меня никогда не было детей.

Джек, скрывая улыбку, взглянул на Ненну. Филиппа по-прежнему не разделяла их радость, несмотря на их старания она все больше замыкалась в себе.

Ненна обычно спокойно переносила критику сестры. Она для себя давно решила, что будет спокойно на все реагировать. Но она не терпела, когда та вмешивалась не в свои дела. И вскоре между ними все-таки произошла ссора.

Было теплое солнечное летнее воскресенье. Линн исполнилось уже девять месяцев. Она, босая, ползала по полу.

Ненна на минуту вышла в сад, чтобы набрать мяты и сказать Джеку, что обед будет скоро готов. Вернувшись, она увидела, что Филиппа, с трудом удерживая Линн у себя на коленях, натягивает второй башмачок на перекошенный чулочек. Ребенок горько плакал, и Ненна сразу же подхватила ее на руки. Она сорвала с нее башмачки и чулочки и швырнула их на диван.

– Не лезь не в свое дело! – резко сказала она. – Как ты смеешь доводить до слез бедного ребенка?!

– Она не должна быть без обуви на холодном каменном полу! Да еще ползать во дворе по тропинке. Ведь Линн может пораниться!

– Не твое дело! – отрезала Ненна. – Не смей здесь командовать. Если ты считаешь, что умеешь воспитывать детей и ухаживать за ними, тебе следует самой выйти замуж и завести детей, пока не поздно!

Войдя в дом, Джек почувствовал приближение скандала. Переведя взгляд с одного сердитого лица на другое, он подошел и взял Линн себе на руки.

– Посмотри, картофель почти готов, – сказал он. – Кипяток сейчас перельется через край и затушит огонь. – Потом обратился к дочке: – Детка, папа покатает тебя на спинке, как лошадка.

Джек сел на плетеный стул с девочкой на коленях и повернул дочку к себе лицом. Затем стал ее подбрасывать вверх, пока та не засмеялась.

Линн что-то залопотала, пуская пузыри. Наклонившись к Джеку, она потянулась ручонками к его карману. Она знала, что там ее ждет зеленый горошек. Ненна улыбнулась им. Ей нравилось, когда Джек играл с ребенком. Но мисс Филиппа так и не успокоилась. После обеда она холодно простилась с ними.

– Ну, – сказала Ненна, обращаясь к Джеку, – я хочу знать, чей это ребенок – мой или ее?

– Наш с тобой, – ответил Джек. Ему не хотелось спорить и он пошутил:

– Будь уверена, ведь она так же любит хлеб и сыр, как и мы!

Часто летом, когда Ненна выбиралась в поле, чтобы помочь в уборке сена, она частенько брала с собой Линн и укладывала ее спать неподалеку в тени у живой изгороди, чтобы можно было присматривать за дочкой. И во время жатвы Линн целыми днями находилась в поле, где за ней уже присматривали другие дети, игравшие подальше от жатки и от жнецов с их острыми серпами и косами.

Однажды жарким днем Бобби Льюппитт поймал большого ужа и притащил его через все поле, чтобы показать детворе. Ненна сразу же бросилась туда, опасаясь, что Линн, которая не спала, могла испугаться. Но когда она туда прибежала, Линн держала ужа в руках, пытаясь прижать его к своему тельцу. Извивающийся в руках уж ей очень понравился. Она смеялась и что-то по-своему лопотала. Когда уж вырвался из ее объятий и поспешно скрылся в кустарнике, Линн заплакала.

– Долли-куколка! – звала она, ползая у изгороди. – Долли-куколка… иди… иди…

Каждую игрушку или домашнее животное она называла «долли-куколкой».

Это была симпатичная девочка со светлыми волосами, в которых сияли рыжеватые отблески. Коротко подстриженные Ненной волосы мягкими волнами лежали на ее хорошенькой головке. Глазки и ресницы у нее были темными, как у матери. Кожа золотилась от солнечных поцелуев.

– Кто это у нас ясное солнышко? – приговаривал Джек, высоко поднимая ее так, что она ручонками почти касалась крыши. – Кто это у нас умница-разумница? Кто же это? Ты не знаешь?

– Долли! Долли! – болтала Линн. – Долли-солнышко! Умница-разумница!

Когда ей исполнился год, она уже говорила и знала много разных слов. Была веселым и спокойным ребенком.

К концу жатвы в этом году выдались пять дней, когда дождь, не прекращаясь, лил с утра до вечера. Это не позволило закончить жатву. На сорока пяти акрах остались несжатые хлеба, и дождь и ветер так били по стеблям, что они полегли. Когда же на шестой день Джек с работниками пошли посмотреть, можно ли продолжать уборку, он решил, что несмотря на влагу овес и ячмень в Топ Граунде все же следует сжать. Но вдруг он увидел, что туда с другого пастбища пробрались овцы Гонлета. Колосья были втоптаны в раскисшую от воды почву так, что было жутко смотреть.

У овец раздулись животы, и они лежали, не в состоянии двигаться. Они просто объелись травой и клевером, которые росли на том же поле под высокими стеблями овса и ячменя.

– Прошлой ночью скота там не было, – сказал Гонлет. – Я был с обходом в десять вечера, и они все находились за оградой. Их выпустил сюда Фермер Тьюллер или кто-то из его подручных, которые выполняют для него всю грязную работу!

Когда мисс Филиппа увидела это поле, она некоторое время стояла молча, и у нее в глазах блестели слезы. Ей было так жаль погубленного зерна. Но потом она рассвирепела.

– На этот раз я подам на Тьюллера в суд, как посоветовал мистер Тапиярд.

– У нас нет доказательств, – сказал ей Джек, – и Фермер Тьюллер об этом позаботился. Овцы наши, а он уж постарается сделать так, чтобы дыры в живой изгороди выглядели так, будто они появились там случайно.

– Что же нам предпринять, чтобы это не повторилось?

После этого каждую ночь Джек обходил все хозяйство с двустволкой в руках. И как-то ночью он вдруг увидел человека, который крался вдоль дорожки. Заметив Джека, тот повернул назад и побежал. Джек выстрелил из одного ствола по ветвям ближайшего дуба.

– Передай своему хозяину, – крикнул он ему вслед, – что следующему, кого он пришлет сюда, уже не повезет так, как повезло тебе!

Кажется, послание попало в точку. Больше чужие у них не появлялись, Но Джек, работая весь день и потом по пять-шесть часов ночью охраняя ферму, довел себя почти до истощения и стал похож на тень.

Ненна сразу высказала свое негодование по этому поводу Филиппе.

– Разве это моя вина? – парировала Филиппа, – я ведь не просила его сторожить ферму ночью!

– Тогда, может, ты ему скажешь, чтобы он прекратил дежурства, – сказала Ненна. – Иначе он совсем доведет себя.

– До тех пор пока не убран весь урожай, я не могу сделать этого. Ведь именно из-за Джека я поругалась с Тьюллером, поэтому он чувствует себя виноватым.

Наконец почти без потерь урожай был собран. С этих пор Джек смог ночевать в своей собственной постели и даже забыть о Джоне Тьюллере. Пока снова не нужно будет возделывать поля в Топ Граунде. И тогда, видимо, опять придется отправляться в ночной дозор.

Но осенью случилось так, что и с этой проблемой было покончено. Ферму Мерихоуп выставили на продажу. Возвращаясь из Хотчема, Джек увидел, как кто-то приколачивал объявление к дереву на Фелпи Лейн.

«Мерихоуп – двести акров земли, жилой дом, сараи и амбары, надворные строения, коровники и другие строения. Продается с аукциона в четверг, 28 октября. Может быть продана и раньше, по взаимной договоренности с покупателем».

Джек пошел на розыски мисс Филиппы. Она оказалась в сыроварне, где, погрузив по локоть руки в сырный чан, занималась своим делом.

– Кажется, ваш друг Тьюллер решил расстаться с. фермой. Я только что видел объявление. Продается Мерихоуп.

– Да, я знаю и собираюсь купить ее, – спокойно ответила мисс Филиппа. – Я уже разговаривала с мистером Тоддсом по поводу закладной, и он поможет, чтобы ферма досталась мне.

Джек просто остолбенел. Он стоял и смотрел, как ее белые руки тщательно перемешивали сырную закваску в чане. Она взглянула на него и слегка улыбнулась. Казалось, она наслаждалась его удивлением – это был момент ее триумфа.

– Вы сошли с ума? – спросил ее Джек.

– Нет, мне так не кажется. – Таков был ее ответ.

– Вы же знаете, что фермерство находится в упадке, и пока незаметно, что нас ждет впереди какой-нибудь просвет!

– Это значит, что земля станет дешевле, иначе я бы не решилась ее покупать. А потом когда-нибудь все переменится. Вы часто говорили мне об этом сами. Фермерство еще будет приносить доходы, и когда-то случится, что наше хозяйство станет одним из самых лучших.

– Земли Тьюллера находятся гораздо в худшем состоянии, чем раньше были ваши угодья. Он выжал из них все, что мог, и это вам известно лучше, чем кому-либо! Пройдут годы, прежде чем их удастся привести в норму. Лет пять, как минимум, а может, и больше.

– Вот вы этим и займетесь, – сказала мисс Филиппа.

– Так я и думал! Я просто чувствовал это своим спинным мозгом.

– Я надеялась, что вы будете довольны, если придется управлять большим хозяйством.

– Мне и так хватает работы.

– Но вы ведь сможете привести в порядок Мерихоуп, не так ли? Мне без вас не справиться.

– Да, конечно, я сделаю все, что в моих силах. Вечером, когда он рассказал все Ненне, она сначала разозлилась.

– Филиппа перегружает тебя работой, – заявила она. – Я этого не потерплю.

Но потом, переговорив с сестрой, она вдруг изменила свое мнение. Казалось, что они пришли к какому-то соглашению.

– Дом в Мерихоупе будет продаваться отдельно, и он сохранит свое название, – сказала она. – А земля станет частью Браун Элмса, и уже составлена новая земельная опись владений. Теперь угодья Браун Элмса значительно увеличатся.

– Что-то ты поменяла свою песенку, не правда ли? – спросил ее Джек.

– В конце концов все складывается к лучшему, – ответила Ненна. – Ферма со временем перейдет нашим детям.

– О-о-о-! И кто же это говорит?

– Так сказала Филиппа. Она сказала, что никогда не выйдет замуж, и ферма перейдет к нашим сыновьям.

– К каким сыновьям? – спросил ее Джек. Он решил немного подразнить ее. – Ты что-то держишь от меня в секрете?

– Нет, нет, – воскликнула Ненна. – Мне бы так хотелось порадовать тебя…

– Ну-ка дай подумать… Пока еще рано беспокоиться по этому поводу. Мы женаты только два года, и у нас уже…

– Да, но Линн родилась почти через девять месяцев после нашей свадьбы! С ней все было так просто! Я не понимаю, почему у нас больше нет детей?

Ненне очень хотелось еще иметь детей. Она просто изводила себя этим.

– Как же так? – спрашивала она. – Почему все у меня бывает не так, как я хочу? Я же не требую многого! Почему же Бог мне отказывает в детях?

– Не волнуйся, – нежно сказал ей Джек, – мне кажется, что они у нас еще будут.

Теперь он отвечал за шестьсот акров земли. С вершины Тутл Борроу перед ним расстилалось все поместье. Оно спускалось по склонам к югу и востоку.

– Разве ты не гордишься, что управляешь такими угодьями? – спрашивала у него Ненна.

– Я бы гордился, если бы земли Мерихоуп не были так истощены, – отвечал Джек.

На все требовалось время. Чтобы восстановить плодородие почвы, нужно было много времени и упорного труда. Постепенно результаты труда себя оправдывали. Когда прошли два года, изменения уже были весьма заметны.

Влажные пастбища были осушены, истощенные земли унавожены и оставлены под паром. Земли по пастбищами очистили от заполнившего их кустарника, перепахали и вновь засеяли травами. Постепенно они покрылись сочной густой травой, сверкавшей зеленью под весенним и летним солнцем.

– У меня теплеет на сердце, – заметил Вильям Гонлет, – когда я вижу, как снова начинает улыбаться эта земля.

В эти дни Джек стал важной персоной. На рынке фермеры подходили к нему поговорить и просто поздороваться. Они иногда приезжали в Браун Элмс, чтобы увидеть там все изменения. Они то просили его совета по поводу своих пастбищ, скота и разных сельскохозяйственных машин, то интересовались его мнением об искусственных удобрениях. На многие мили вокруг его знали по имени. Он завоевал уважение, с ним считались, и ему было это приятно, ведь Ненна гордилась им. Она окружила его теплом, заботой и лаской.

Когда он работал в поле неподалеку, то мог наблюдать, как Ненна из окна вытряхивала тряпку, ходила по саду, кормила кур и гусей. Иногда он, прервав работу, взмахами руки приветствовал Ненну. Она отвечала ему и поднимала вверх Линн, чтобы та тоже поприветствовала своего отца.

Бывало так, что Ненна, держа Линн за ручку, шла через поле и приносила ему еду в корзинке, большую бутыль холодного сладкого чая. Если денек был прохладным, они оставались вместе с ним и перекусывали, устроившись на подстилке под живой изгородью. В таких случаях Линн приносила свою еду, завернутую в красную салфетку в клеточку, которая обычно была уложена в крохотную плетеную корзиночку. На ручке корзинки были изображены ее инициалы, которые выжег Джек.

– Что же ты сегодня принесла поесть? – спрашивал ее отец. – Неужели хлеб и сыр?

Конечно, это были хлеб и сыр – Линн всегда ела то, что любил отец. И она даже отведывала луковку, разрезая ее ножом точно так же, как делал Джек, хотя прекрасно понимала, что у нее из глаз потом потекут слезы.

Когда Линн заканчивала есть, она уходила побродить поблизости, аккуратно переступая по глыбам земли. Девочка пыталась разговаривать с лошадьми и предлагала им остатки хлеба. Поскольку у Линн отсутствовало чувство страха, Джек внимательно приглядывал за ней, готовый броситься на помощь. Если бы ей позволили, она забиралась бы под брюхо лошадей или подходила бы сзади, чтобы счистить комья земли, присохшей к их задним ногам и хвосту. Она считала, что они все добрые, как старенький Шайнер. Она каталась у него на хвосте и каждый день очищала его разбитые тяжелым трудом копыта маленькой сапожной щеткой.

Шайнер позволял ей делать с ним все, что ей было угодно. Возвышаясь над ней, он смотрел вниз, склонив голову, пока Линн втирала слюну в бородавку на его ноге или же выбирала колючки из длинной жесткой шерсти на ногах. Как только она пробиралась через прутья калитки в сад, он сам подходил к ней и тихо ржал, приветствуя ее. Линн и Шайнер были закадычными друзьями. Лошадь знала, что Линн обязательно принесет какой-нибудь лакомый кусочек. Если бы Ненна не запирала кухонные шкафы, весь сахар перекочевал бы в желудок Шайнеру.

Линн была не против подружиться со всеми живыми существами на белом свете. Она часто бегала за гусями по двору, широко разведя в стороны свои маленькие ручки, и кричала:

– Гусятки, я вас сейчас поймаю! Я поймаю вас сейчас, гуси!

Потом она иногда обижалась, потому что они убегали от нее, не позволяя до себя дотронуться. Но вообще она плакала очень редко. Обязательно что-то происходило, что отвлекало ее от слез. Или прилетала галка и садилась на спину к свинье, или с шумом падало яблоко с яблони, и теперь уже вместо слез Линн звонко смеялась.

Когда Джек был дома, она почти не отходила от него. Ей было интересно все, что он делал. Все его занятия казались ей каким-то волшебством.

Каждые полгода он прочищал камин с помощью четырех длинных шестов, накрепко связанных друг с другом, на конце был привязан пук остролиста, который служил метелкой.

Линн с нетерпением ожидала чистки камина, и когда метелка показывалась из трубы, она заливалась громким радостным смехом.

– Еще, – кричала она Джеку, – папа, папочка, сделай так еще раз!

Зимой, когда был сильный мороз, Джек высоко поднимал дочку, чтобы она могла достать сосульки, свисавшие с соломенной крыши. Линн обламывала сосульки, чтобы лизнуть их.

– О-о-о! Бр-р-р! Какая холодная! Вот холоднющая!

– Конечно, она холодная. Ты когда-нибудь слышала о горячей сосульке?

– Да, – отвечала ему Линн и гордо задирала вверх подбородок. – Я даже их видела!

– Да, и где же это было?

– Я тебе не расскажу!

– Потому что это неправда!

– Нет, правда! – кричала она и прикладывала сосульку прямо к его шее, обещая, что сейчас же опустит ее за ворот рубашки.

– Ну что? Бросать? – спрашивала его баловница.

– Если ты это сделаешь, – предупредил ее отец, – я тогда положу сосульку прямо тебе в штанишки!

– Ты этого не сделаешь, – спокойно ответила ему Линн.

– Вот и сделаю!

– Она на мне растает, и мои штанишки станут мокрыми!

– Что ж, так тебе и надо, чтобы больше не придумывала какие-то горячие сосульки!

– А откуда сосульки появляются?

– Кап, кап, кап, вот они и выросли. И еще быстрее растут, когда после оттепели снова наступают морозы.

– Почему бывает мороз?

– Так, началось! Почему, почему, да ты – просто «почемучка»! Почему бы тебе не спросить, почему маленькие язычки болтают без отдыха?

– А почему они болтают без отдыха?

– Ну все, ты загнала меня в угол. Наверное, потому, что им нужно чем-то заняться!

Как-то весной, когда птицы вили гнезда, он поднялся по лестнице, чтобы установить «кота» на крыше домика, который бы распугивал воробьев, таскавших солому и проделывавших в ней дырки. «Кот» был сшит из куска старого холста, набит соломой. Две зеленые бусинки вместо глаз и выгнутая спина придавали чучелу очень сердитый вид. Но вскоре его длинный торчащий вверх хвост расклевали воробьи, которые куда-то унесли и зеленые бусинки. Птицы снова вили свои гнезда.

– Ты только подумай! – воскликнул Джек. – Наверное, это ты проболталась им о том, что наш кот не настоящий!

– Нет, нет, я этого не говорила!

– Если не ты, тогда кто же им подсказал?

– Им сказала об этом маленькая птичка. Она принесла эти вести на своем хвосте! – воскликнула Линн.

Она всегда смеялась, все ее забавляло. Даже когда ее ругали, она старалась обернуть все в шутку.

– Чьи это шаловливые черные ручонки здесь побывали? – возмущался Джек, показывая на пять черных маленьких отпечатков пальцев на белой стене.

Линн подумала и ответила, что не знает.

– Тогда нам придется приложить сюда твои лапки и посмотреть, совпадают они или нет. А потом мы решим, что предпринять дальше.

Он взял ручку дочки и приложил ее к стене, старательно пытаясь совместить ее пальчики с отпечатками на стене. Но как только они почти попали на свое место, девочка радостно захохотала и попыталась вырвать свою ручку из отцовской руки. Это было так забавно – ее маленькая ручка точно совпадала с отпечатками на стене.

– Кто-то оказался неряшливым плутишкой, – сказал Джек.

– Ты, – быстро нашлась Линн. – Ты сам – неряшливый плутишка!

– Кому-то было сказано идти к маме и умыться перед тем, как ложиться спать? Этот кто-то выполнил просьбу мамы?

– Мылась, мылась. Целых два раза!

– Мне кажется, что ты рассказываешь мне сказки, – продолжал Джек. – У тебя такие грязные лапки! Ты, наверное, лазила в печку?

– Ну да! Прямо в печку!

– Ты только глянь на свой фартук! Как мамочка его отстирает?! А твое платье! Мне кажется, что ты обнималась с разносчиком угля!

Но чем больше он ругал ее, с трудом сдерживая смех, тем смешнее казался он Линн, которая хохотала не переставая.

– У тебя старенькие брови, вон они какие лохматые, – заметила она. – И еще, от тебя пахнет табаком. Ты все куришь и куришь свою трубку!

– С кем это ты так разговариваешь? – спросил ее Джек.

– С тобой, – отвечала Линн, покатываясь со смеха.

– Ты много себе позволяешь, Линн Мерсибрайт!

– Гр-р-р, – зарычала она. – Сам себе много позволяешь! Старичок-ворчунок!

– Мама зовет тебя, беги к ней, пока она сама не пришла за тобой. Иначе будет скандал – у тебя ведь назначено свидание с водой и мылом!

Линн всегда была весела, как беззаботная птичка – она радовалась, засыпая, и радовалась, просыпаясь. Когда она бодрствовала, у нее была масса развлечений.

Но были у Линн и минуты грусти. Например, морозным утром в середине апреля 1900 года, когда умер старик Шайнер.

Было воскресенье. Джек разводил огонь в очаге, а Ненна готовила приборы к завтраку. Они встали рано, было еще темно. Проснувшись, Линн подбежала к окну, чтобы посмотреть, как падает снег на покрытые белой пеленой сад и огород. И вдруг Линн увидела там Шайнера. Лошадь лежала на боку – темно-серая масса на припорошенной снегом траве. И снег постепенно заносил его.

Линн сбежала вниз, рыдая, бросилась в объятиях Джека.

Тот никак не мог понять, что случилось.

– Что такое? В чем дело? – растерянно повторял Джек. Он никогда прежде не видел, чтобы его дочка так горько плакала.

– Ты ушиблась? Или тебе приснился страшный сон?

– Это Шайнер! Шайнер! – плакала она, прижимаясь к нему. – Шайнер умер! Он там, лежит на снегу!

Джек подошел к окну, взяв дочку на руки. – Нет, только не он! Не наш старичок Шайнер!

Но Линн оказалась права. Голова мертвой лошади была откинута назад, пасть открыта.

– Бедный старичок, – грустно сказал Джек. – Бедный старенький Шайнер. Да, он умер. Мы только вчера говорили о нем, он прожил долгую жизнь!

Девочка не ела целый день, бродила, как потерянная, сторонилась родителей. Когда Джек взял ее на улицу, чтобы попрощаться с Шайнером, она хотела смести с него снег, чтобы отец попробовал оживить лошадь.

Вечером перед сном она все еще плакала, и даже Ненна потеряла терпение.

– Поднимись к ней, – попросила она Джека. – Я никак не могу ее успокоить. Она не засыпает. И если не перестанет рыдать, то просто заболеет.

Джек поднялся наверх и присел у кроватки Линн. У нее было бледное, измученное личико.

– Почему умер Шайнер?

– Он умер потому, что был уже старенький. Он устал от работы и ослаб, и поэтому ему захотелось надолго заснуть. Ты ведь не обижаешься, что он спит?

– А когда он проснется?

– Мне кажется, он будет спать очень долго. Но если потом когда-нибудь проснется, то это уже будет другая лошадь.

– Мама сказала, что он теперь на небесах.

– Правильно, на небесах, – подтвердил Джек. – И там останется даже тогда, когда проснется. У него снова будут хорошие зубы, и каждое утро и вечер он станет получать по целому ведру овса.

Но Линн не могла понять, почему старенький Шайнер умер на снегу.

– Зачем он вышел на улицу?

– Я не знаю. Может, он решил, что ему лучше умереть на свежем воздухе. Его не устраивал навес, который я соорудил для него. Ему только нравилось чесаться об его столбы. Шайнер всегда любил бродить под открытым небом между деревьями – зимой или летом, в дождь или когда светило солнце.