Джими Хендрикс. Предательство

Вот о чём это, чёрт побери

Есть детский рисунок, где Джими нарисовал Элвиса Пресли. Я видела его на парижской выставке в Сите де ля Мюзик, он его изобразил, как если бы заглянул в будущее и увидел американского парня в голубых джинсах, красной куртке и — о, не поверите — блондином а ля Помпадур!

Хендрикс с чувством называл Элвиса "Королём рок–н–ролла", зная, что Элвис поднялся с самых низов, как и он сам из корней нищеты на самую вершину.

Однажды один из друзей Пресли сказал мне:

— Элвис никогда не интересовался музыкой, разве лишь церковным пением. Помню, как–то его познакомили с одним английским музыкантом, и позже он мне и говорит: "Что за чёрт, этот свинцовый дирижабль?"

Мне стало интересно, в конце 60–х слышал ли Элвис Джими Хендрикса и если слышал, что думал он о его музыке? Я спросила об этом двух его близких друзей, Джерри Шиллинга и Джо Эспозито, ключевых фигур эпохи, с нежной любовью называемых Мемфисской мафией.

— Нам о Джими рассказал импресарио Том Хьюлетт, — сказал мне Шиллинг. — Том организовывал несколько концертов для Джими в одно время с концертами Элвиса. Он даже намеревался устроить им встречу. Но её так никогда и не было.

— Естественно, Элвис знал о Джими и говорил мне с восторгом, насколько сильным, по его мнению, артистом он был. Элвису нравилось, что он играл, как говорится, от сердца и с душой, хорошо помню, как он говорил мне об этом и не один раз. У Джими всегда был хороший контакт с публикой, а это для Элвиса было самым главным.

В прошлом пианист–вундеркинд, а ныне один из самых прославленных джазовых пианистов, Херби Хэнкок, в 60–х в возрасте двадцати трёх лет вошёл в квинтет Майлза Дэвиса вместе с Уэйном Шортером, Роном Картером и Тони Вилльямсом.

— Я был юн, — сказал мне Хэнкок, — но это совсем не означало, что думал я по–детски. Я уже был, как говорили про меня, "серьёзным музыкантом", и у меня и в мыслях не было сходить на концерт Хендрикса. Я мыслил туннельно, ориентировался на джаз и ни разу не взглянул в сторону рок–н–ролла. Вы можете сказать, что у меня был узкий взгляд на шестидесятые. Но я стал замечать, что у Майлза среди пластинок был и Хендрикс, и Джеймс Браун, и Cream и многие другие, имён которых я даже не слышал. Его интересовали все музыкальные направления, а Майлз для меня был этаким конспектом всего самого лучшего и я сказал себе: "Стоп, минуточку!" Раньше я думал, здорово быть погружённым только в джаз, но видя, насколько Майлз был открыт для всего, я решил, что это, должно быть, очень здорово быть таким открытым, и я понемногу втянулся в рок–музыку и фанк.

— Позднее, — продолжил Хэнкок, — наступил момент, когда я стал сожалеть, что не смог при жизни распознать талант Хендрикса, и понеслось. Я стал корить себя, что не слышал его игру — было уже слишком поздно, когда я понял, сколько в нём таилось музыки. Какой он великий импровизатор, сколько в нём свободы! О, да, он был в авангарде!

Подобно Хэнкоку, великолепный джазовый гитарист Берни Кессель также не обратил внимания на Хендрикса, поначалу он вообще считал, что ничего стоящего в рок–музыке нет. Его сын, Дэн Кессель рассказал мне:

— С того самого дня, как мы с братом Дэвидом увидели Хендрикса в лондонском Мешке с гвоздями, он для нас стал богом.

Парням было не объяснить отцу свою страсть к Хендриксу:

— Наконец, отец сдался и признал его креативность, мы были безжалостны и ставили ему одну за другой пластинки Джими. "Ну, ладно, ладно, — произнёс отец. — Он, возможно, самый продвинутый гитарист, из всех кого я слушал. Мне приятно, что корни его уходят в блюз, я бы назвал, его стиль рок–н–ролльным блюзом. Согласен, Джими — настоящий череп." Думаю, отец всё же понял, что Джими посвятил себя чистому искусству, и когда отец встал на нашу сторону — мы были на седьмом небе.

Джон Мейер — музыкальный герой нового поколения. Он слишком молод, чтобы, казалось, даже услышать о Хендриксе, но его перу принадлежит статья в апрельском номере RS за 2004 год, посвящённом "бессмертным", отражающая с каким восхитительным пониманием, какой редкой осведомлённостью пишет он о Хендриксе.

Мейер пишет:

"Джими Хендрикс — экстраординарная ступица, в которую сходятся спицы музыкального колеса. Каждый музыкант, в конечном счёте, проходит через Международный аэропорт Хендрикса — будь вы поклонники Оззи Озборна или Элмора Джеймса, или вы любители Хэнкока или Джерри Гарсии. Любой музыкальной стиль делится на Хендрикса без остатка — так много сторон в его игре на гитаре.

Был ли он блюзменом? Вслушайтесь в Voodoo Chile — вы услышите наижесточайший блюз, из всех доступных вам. Был ли он рок–музыкантом?

Он вырабатывал электричество, как электростанция. Именно такое явление мы называем рок–музыкой. Был ли он вдумчивым поэтом–песенником? А строчки из Bold as Love?

Такое может сказать только человек, который знает возможности своего сердца.

Уверен, думающим музыкантам нравится стиль игры Хендрикса именно из–за его языка, не приукрашенного и простого, каким выражает свои чувства его сердце.

Он обладал неким тайным кодом, которым разговаривал со своей гитарой, выражаемым невероятной техникой, основанной на особой теории — его личной теории музыки.

И мне думается, это и было его религией."

Что за слог! Я просто таю! "Международный аэропорт Хендрикса"… "разные стили делятся на Хендрикса без остатка" — О, мой Бог! Мой, мой, мой Бог! Джими Хендрикс был тем парнем, чья искренность восхищала и трогала других музыкантов и поэтов–песенников, заставляя вдумываться в его полные смысла стихи и даже писать в его стиле — так сильно напоминающем мир, в котором нам приходиться жить, что Вилли Диксон выразил это словами своей песни: "Вот о чём это, чёрт побери".

Нам это не безразлично, поэтому мы настраиваемся

— Одна из многих вещей, которая поразила меня в Джими Хендриксе и его Опытах, — вспоминает своё подростковое детство лос–анжелесский обозреватель Кирк Силби, — это то, что группа всё время подстраивалась между номерами. У других групп мы этого не видели. Они плавно переходили от песни к песне, а Джими, напротив, подходил к микрофону и говорил: "Нам это не безразлично, поэтому мы настраиваемся".

Джими нравилось играть в Лос–Анжелесе, казалось, он был готов играть там бесконечно, и создавалось впечатление, что эти концерты приносили ему отдых. Вот как вспоминает Денни Брюс один из моментов выступления Опытов в Форуме:

— Хендрикс сыграл вступление к The Wind Cries Mary в совершенно деревенском стиле. Затем подошёл к микрофону и с этаким беспечным изяществом гордо произнёс: "Нашвилл, штат Теннесси, Соединённые Штаты Америки!"

Казалось, публика должна была бы быть удивлена, что психоделический мистер Хендрикс мог знать о столице кантри–музыки. Но известно, что Джими всегда считал Нашвилл тем местом, откуда он стартовал во всемирную известность. В течение 1962 и 1963 годов его постоянно можно было видеть на улицах Нашвилла, играющего на "неподключённой" электрогитаре. Там он получил прозвище Marbles, [которое по смыслу можно перевести как "Бирюльки"] — “The boy’s lost his marbles.” "Мальчик, а мальчик, где ты оставил свои бирюльки?" (Ему бы ещё играть и играть в бирюльки) Это прозвище не беспокоило его, так как гитара всегда была его другом, его центром внимания, его защитником.

В марте 2004 года в Зале Славы Кантри–музыки открылась отличная выставка под названием "Ночной скорый до Нашвилла: музыкальный город ритм–и–блюза 1945–70 годов".

На стенде у входа на выставку слова:

"В 1946 году Сесил Грант спел: "Nashville really jumps". Может быть, вы помните, что Грант был одной из многих звёзд, играющих ритм–и–блюз в только набирающей силу столице музыки кантри. Годы спустя, когда Налшвил вырос в титулованного Музыкального города Соединённых Штатов Америки, чёрные музыканты, такие как Малыш Ричард и Джими Хендрикс проводили часы, осваивая сцены его ночных клубов для чёрных. И пока большинство национальных радиостанций решало вопрос о табу на музыку, записанную в студиях Нашвилла, игнорируя закон о сегрегации, белыми музыкантами совместно с чёрными, нашвиллская радиостанция WLAC развлекала добрую половину американских штатов ритм–и–блюзом."

На этой приводящей в восторг выставке показывали клип из телешоу "Нашвиллский ночной" (предшественницу Чикагского ночного Соул–поезда, показанного через 5 лет) в который вклеены кадры, молодого Джимми с энтузиазмом играющего на гитаре. Это редкое видео любезно предоставил старинный друг Хендрикса, певец Франк Ховард. В небольшой рамке — газетная вырезка с анонсом одного из ночных клубов, расположенных на аллее Принтерс, Jolly Roger. Читаем:

Клуб Весёлый Роджер

представляет Билли Кокса и его группу Sandpipers

а также Джимми Хендрикса

и его Волшебную гитару

И до невероятия скрупулёзный и преданный своему делу Майкл Грэй, куратор этой выставки, рассказал мне, что Билли Кокс, почти всю свою жизнь проживший в Нашвилле, оказал неоценимую помощь в организации этого музея и предоставил многочисленные экспонаты из своей коллекции, среди которых был старый усилитель Гибсон, который он делил вместе с Джими.

Суббота. Июль. Юг. Нестерпимая жара. Внутри театра Форда, в прекрасно спланированном и отлично оформленном музее и Зале Славы кантри–музыки прохладно и уютно. Более двухсот преданных Хендриксу поклонников всех возрастов с нетерпением ожидали, что им поведает электронное табло о молодом человеке, который провёл год с небольшим, с 1962 по 1963 год, в их родном городе после демобилизации из 101 десантного отряда Американских ВВС.

Преимущественно белая публика. Но среди них и чёрные музыканты, люди старшего поколения. Они пришли высказать своё уважение этому парню, которого знали в те ранние дни, пришли поклониться артисту, которого позже уже никогда не встречали. Но ни один из них, воспользовавшихся этой великолепной возможностью встретиться снова с ним, любимым ими, ни один из них, его тогдашних друзей, не мог и предположить в начале шестидесятых, что парень, которого они знали как Марблз, станет одним из бессмертных в мировом пантеоне музыкантов.

Moderated by radio authority, Эд Саламон, который будучи четырнадцатилетним мальчишкой видел Джими, играющим у братьев Айли, и Джонни Джонс, и Франки Ховард, и Джордж Йейтс, и Марион Джеймс, и Билли Кокс, и Тедди Аклен Мл. — все они гордились этой выставкой. Вспоминая годы, в которые начинали, они искренне благодарили Майкла Грея.

Джонни Джонса, который начинал лидер–гитаристом чикагской группы Junior Wells, представили как "ведущую гитару Нашвиллской золотой эры ритм–и–блюза". Многие ритм–и–блюзовые музыканты рассказывали уже мне о Джонни — он играл с Imperials по разным клубам, расположенным на Джефферсон–Стрит и что Хендриксу он был не опасен. И вот сейчас, он снова, как в прежние времена, начал первым, уверенный как и все остальные, что это тот самый случай, чтобы сказать, что ещё тогда все подмечали, что Хендрикс был совершенно необычным парнем, напомнив всем, что даже манера говорить его была необычной.

Публика особенно горячо приветствовала Билли Кокса, которого представили "как одного из самых старинных друзей Джими и который играл с ним на Вудстоке и в Цыганском оркестре". Большинство из местных знаменитостей были одеты, как если бы собирались на воскресную службу, Билли же, как истый мотоциклист, был одет в кожаный мотоциклетный костюм со всеми соответствующими регалиями и как он объяснил, ему "предстояло позже возглавить мотоциклетное ралли".

— Харлей — нынешняя страсть Билли, — пояснил мне один из его друзей.

Певица Марион Джеймс, известная как Нашвиллская королева блюза, одна из тех редких женщин, которые возглавляли группы в шестидесятых, у неё в группе некоторое время играли и Хендрикс с Билли Коксом. Она поделилась воспоминаниями, как однажды, выезжая из города с концертами, заехала за Джимми домой. Они долго ждали его снаружи, сидя в машине, но он всё не появлялся, и когда, наконец, она пошла за ним в дом, то увидела, что он сидит на кровати и мечтательно перебирает струны своей гитары. Он сказал ей, что ему нужна "всего минута, чтобы собраться". Она вышла, села в машину и… безуспешно прождала неизвестно сколько. В конце концов, не выдержав, вернулась, Джими всё ещё сидел в той же позе на своей кровати, играя на гитаре.

Тэдди Аклен Мл. вырос среди музыки — его отцу принадлежал тот самый клуб Дель–Марокко. Музыканты звали его отца не иначе, как "дядюшка Тэдди". "Малыш Тэдди", а теперь мужчина средних лет, оказался приятным, весёлым и интересным собеседником. Как только день подошёл к концу, он посерьёзнел и, выступив вперёд перед посетителями, многозначительно произнёс:

— Джими Хендрикс был очень хорошим человеком.

Ещё один из уличных музыкантов, Джордж Йейтс, представленный Саламоном как "один из парней, которые играют на гитаре левой рукой и зубами… только не подумайте, что я имею в виду Джими Хендрикса". Оба левши познакомились в 1963 году, когда Хендрикс с Билли Коксом попали в клуб Новая Эра, располагавшийся на углу 12–й и Шарлотты. Позже, уже после открытия мы с Йейтсом разговорились:

— Что я и большинство уличных музыкантов вынесли из шестидесятых? То что люди в Нашвилле любили и разбирались в хорошей музыке. Тебе приходилось напрячь мозги, чтобы сообразить, что и как играть, чтобы за это получить горсть монет. Одну из важных вещей я вынес из тех лет — люди ждут от музыканта шоу. И я вовсю безумствовал, играя за ухом, держа её между ног, за спиной. Знаешь, это было необходимо, чтобы сделать доллар. Особо учиться играть хорошо было не обязательно. Необходима была зрелищность, и народ с удовольствием её проглатывал. В тот вечер, когда я познакомился с Джими, он меня долго обо всём расспрашивал, что, да как я делаю, особенно про песенку, которая называлась Lucky Lou. Казалось, он был в восторге ото всего, что я ему говорил, от моей манеры игры, от моего стиля, от моего сумасшествия, наконец. У меня сложилось впечатление, что он никогда не видел, чтобы кто–нибудь играл на гитаре, держа её за спиной. Там, откуда я родом, из Люисвилля, гитаристы именно так и играли, и я быстро перенял все их приёмы, я всё схватывал, буквально на лету. Первого, кто я тогда увидел, был парень по имени Артур Портер. Мы все звали его Эджи и он часто играл в группе у Хэнка Балларда.

— У меня была гитара под левую руку, но струны на ней переставлены как у правой — высокая сверху. У Джими же низкая струна была сверху. Тем не менее, он свободно играл и на моей гитаре. Это был совершенно новенький Фендер Стратокастер. А Джими принёс с собой свой блондинистый Фендер Телекастер. Джими был человеком Фендера!

Чувствовалось, что Йейтсу было приятно вернуться воспоминаниями в те дни, и он продолжил словами:

— Джими всегда стремился, чтобы на сцене всё выглядело как можно лучше. Он просто сходил с ума, если всё шло наперекосяк. Когда он стал знаменит, и я послушал All Along the Watchtower в его исполнении, я сказал себе: "Вот это настоящий Джими. Какова мелодическая нить! Каково звучание!"

Расчувствовавшись, Йейтс продолжил:

— Когда я услышал, что Джими умер, я много думал над этим, может это из–за того, что он всё, что наметил сделать, довёл до совершенства?

Моя дорогая гитара. Покойся с миром. Амен

В местности, расположенной рядом с Голливудом, известной как Юниверсал–Сити и имеющий долгую и впечатляюще–иллюстративную историю расположен комплекс Vivendi/Universal, который имеет свои законы на этой земле. Там, рядом со знаменитой административной чёрной башней гладкое современное здание, в котором помимо штаб–квартиры Стивена Шпилберга разместились тридцать пять громадных съёмочных павильонов, где завоёвывали свои Оскары Марлон Брандо, Пол Ньюман, Роберт Редфорд, Грегори Пек и многие другие великие. Четыре узких проезда ведут от главного входа в студии. Они названы в честь самых значительных фигур шоу–бизнеса — Альфреда Хичкока, актёра Джеймса Стюарта и Лью Вассермана, много лет возглавляющего студию Юниверсал, некоронованного короля Голливуда. Четвёртый проезд носит имя Джими Хендрикса. Такое признание изумило бы Джими, горячего поклонника кино.

Однажды, в 1967 году, в Лондоне, Лесли Перрин, беседуя с Джими, спросил, какие у него планы на будущее и что он хотел, чтобы было написано в его первой биографии, и каковы его профессиональные амбиции. Джими широко улыбнулся и торжественно произнёс:

— Быть кинозвездой и ласкать экран своими лучами, — сказал и покраснел до кончиков ушей.

Помимо улицы, носящей его имя, он мог бы гордиться существующей по соседству со студиями Юниверсал звукозаписывающей компанией Хендрикса.

Наступили дни, когда его друзья… пожелали невозможное — чтобы он сам увидел свою улицу, чтобы он смог бы насладиться "всеми этими фильмами", которые он мечтал посмотреть, когда у него будет время, чтобы он узнал остроумие, юмор и талант Эдди Мёрфи, Криса Рока и Джима Кэрри. Джими, который всегда по достоинству ценил юмор, был бы среди первых, кто распознал бы их артистизм.

Когда я думаю о том, что же упустил Джими в жизни, мне вспоминается мемориальная доска, повешенная в самом центре французского городка Эврё в Верхней Нормандии.

Здесь

Опыты Джими Хендрикса, Мич Мичелла и Ноэла Реддинга

провели свой первый официальный концерт

13 октября 1966 года

Джими был бы рад узнать, что французы не забыли это трио, которые едва были знакомы между собой в этот волнительный октябрьский вечер. В Париже на выставке "Джими Хендрикс, за кулисы, 2002" в Сите де ля Мюзик он был бы поражён, увидев на экране свой разбитый Стратокастер 1965 года, частично отремонтированный и всё ещё живой. Тогда 4 июня 1967 года в лондонском театре Севиль, взведённый Are You Experienced? Хендрикс разбил эту гитару и затем метнул останки её в публику. На передней деке им были нарисованы цветы, на задней — сердце полное чувств и слова: "Моя дорогая гитара. Покойся с миром. Амен."

Американцы, посетившие в период с 5 ноября 2000 года по 25 февраля 2001 года Бостонский музей Изящных искусств, могли видеть другую гитару Джими на выставке посвящённой 400–летию струнных инструментов "Изгибы бывают опасны… Искусство гитары". Куратор выставки Дарси Куронен писала:

"Гитара является музыкальной иконой вот уже более четырёх столетий — от европейских дворов до полей Вудстока. За все эти годы в отличие от всех остальных музыкальных инструментов её форма поразительно менялась в зависимости от места и времени. И неважно, брали ли её в руки или просто носили как талисман, гитара всегда была ближе к исполнителю, чем любой другой инструмент — более того, она была его партнёром. Здесь в Бостоне, рядом с изысканными барочными гитарами, лирами, мандолинами и гитарными арфами выставлен Гибсон Летящая Ви 1967 года, именно на ней играл и так любил её Хендрикс. В экспозиционных залах представлены убедительные доказательства одной из его самых прочувствованных им теорий — непрерывность и связанность музыкантов всех столетий. Все эти "партнёры" лежащие в витринах в ожидании волшебных пальцев своих владельцев… Джими впал бы в восторг."

Знаменитости не должны так стоять в одиночестве на лос–анжелесских перекрёстках

Вечером, в одну из благоухающей всеми ароматами калифорнийского лета пятниц 1969 года, я ехала по Вест–Голливуду, продвигаясь в направлении к Сансет–Стрип. Последние лучи заходящего солнца освещали небо. Впереди виднелся яркий выступающий угол Виски. Сидя в машине, я поймала себя на мысли, что хочу, чтобы этот красный свет светофора навсегда сменился бы зелёным.

На самом углу стояла высокая тощая фигура в светло–кремовых замшевых брюках и куртке с длинной индейской бахромой по рукавам, наряд завершал достойная виду сумка через плечо, её собственная бахрома колыхалась на лёгком ветерке — в точности Джими Хендрикс в профиль, вид абсолютной красоты в этом дорогостоящем наряде. Что–то было в его лице, в его позе, что говорило об одиночестве, о том, что его ничто не задерживало на этом месте. Но поскольку он продолжал стоять, тротуар стал заполняться молодыми людьми и девушками, которые шли в этот вечер в Виски, возможно, надеясь, что им найдётся местечко внутри. И узнавая Хендрикса, выражение недоверия на их лицах сменялось невероятным счастьем.

Когда, наконец, мне удалось переехать Сансет, я заметила, как один подросток резко остановился около моего открытого окна. "О!, — услышала я его возглас. — О… вот это да!" Я припарковала машину у заправки, расположенной в нескольких шагах от Виски и могла видеть продолжение этой сценки, как поклонники просто не верили своим глазам, находясь так близко со своим богом из созданного ими мира. Хендрикс оставался неподвижен, но теперь он улыбался окружившим его подросткам, почтительно державшимся на расстоянии.

— Привет, как дела? — услышала я его голос.

Его голос звучал приветливо и мягко, как тогда, когда он обратился ко мне в первый вечер нашего с ним знакомства. Подростки восторженно перешёптывались, продолжая не верить, что такое бывает.

Пять минут я уже сидела в машине и думала, почему бы мне не вылезти и не спросить Джими, куда его подвезти? Почему он здесь? Почему один? Знаменитости не должны так стоять в одиночестве на лос–анжелесских перекрёстках. Я всё ещё не решалась прервать эту сцену всеобщей радости. Джими был взрослым человеком, он вполне мог сам решать, что ему делать, тем более что здесь он стоял окружённый любовью и признательностью. И ещё, думаю, нет, я уверена, что каждый, кто был среди них в тот жаркий летний вечер, запомнил на всю жизнь эту случайную встречу.

Все эти годы для меня и остальных его друзей от Нашвилла до Лондона, от Лос–Анжелеса до Нью–Йорка наши воспоминания о нём остаются также свежи, как если бы 60–е окончились только вчера. Он был особенный, не найти в мире человека, на которого он был бы похож.

Всё было против него с самого его рождения. Успех, когда он пришёл к нему, предполагал жизнь ещё более шаткую и ненадёжную. Снова и снова Судьба предавала его.

Возможно, это не имеет значения в будущем. Для мощного таланта Джими Хендрикса и его раскалённого духа триумфальное шествие продолжается. Люди всех возрастов, в какой бы стране они ни жили, чтят музыку этого простого парня, который игрой, как он не раз говорил, пытался "правдиво выразить свои чувства".

Помните летучий корабль с золотыми крыльями, который заставил хромую девочку прыгать в одной из его самых замечательных песен, Castles Made of Sand?

— Оно не знает остановок, — прошептал Хендрикс. — Оно продолжает и продолжает свой бег.

Море давно уже смыло Песчаный замок. Но Слава, эта наикапризнейшая из богинь, остаётся верна ему.

Переводчик: sasikainen

Sharon Lawrence

Jimi Hendrix, The Intimate Story of a Betrayed Musical Legend

It Books; Reprint edition (April 25, 2006),

ISBN-10: 9780060563011

ISBN-13: 978-0060563011

Pan Books; Reprints edition (21 July 2006)

ISBN-10: 0330433539

ISBN-13: 978-0330433532