Джинн в плену Эхнатона

Глава 19 Змеи и стремянки

На первых полосах всех утренних газет была одна-единственная сенсационная новость: ограблен Египетский музей. Пробравшись туда накануне ночью, воры проигнорировали знаменитые золотые сокровища юного царя Тутанхамона и отправились прямиком в залы, где хранились куда менее ценные артефакты времен Восемнадцатой династии. Все газеты отметили странное поведение грабителей, а полиция и вовсе не скрывала своей растерянности, поскольку выяснилось, что из музея, в сущности, ничего не пропало. Просто многие предметы оказались стронуты с мест, золотой скипетр и несколько фигурок-ушебти сломаны, а главное — открыты и повреждены все емкости, где с незапамятных времен хранились забальзамированные внутренности древнеегипетских мумий.

— Что, ифритцы постарались? — спросил Джон у Нимрода.

— Несомненно, — ответил тот. — Эпоха Восемнадцатой династии — это именно тот период, где надо искать вещи из гробницы Эхнатона. Кстати, нам этот взлом только на руку.

— А вдруг они нашли то, что искали? — предположил Джон.

Филиппа уверенно покачала головой:

— В газете написано, что воры проникли в музей вчера в девять вечера. А Хусейна Хуссаута змея укусила около полуночи. Они бы не потрудились затыкать ему рот, если бы уже нашли, что искали. Наверняка в ближайшее время по всем музеям мира пройдет целая серия таких странных взломов без краж.

— Хорошо бы нам их опередить, — сказал Джон.

— Мы должны их опередить, — отозвался Нимрод. — Просто обязаны. Иначе нарушится равновесие.

После завтрака Нимрод позвонил госпоже Кёр де Лапен, которая сказала, что будет просто счастлива присмотреть за детишками — хоть до ночи. Собравшись и обсудив все детали захвата Иблиса еще раз, близнецы отправились в резиденцию посла Франции с маленьким подарком для хозяйки, антикварным флакончиком из-под духов, который Нимрод приобрел у Хвамая, парфюмера из Гизы.

— Ох уж этот ваш дядюшка! — воскликнула госпожа Кёр де Лапен. — Как это мило с его стороны! Очаровательный мужчина. И такой романтик, а это среди англичан большая редкость. Вам с ним очень повезло. Интереснейший человек.

— Да, он чудесный! — согласились близнецы.

— Что ж, детки! Чем бы вы хотели заняться? Я полностью в вашем распоряжении.

— Нимрод сказал, что у вас замечательная библиотека… — начала Филиппа.

— Да, это чистая правда.

— И у вас там еще самый настоящий телескоп стоит! — добавил Джон с таким явно наигранным энтузиазмом, что Филиппа даже покосилась на него неодобрительно.

— Госпожа Кёр де Лапен, дело в том, что я хотела бы заранее почитать о местных археологических достопримечательностях, — затараторила Филиппа, — чтобы лучше оценить их, когда увижу.

— А я обожаю наблюдать за птицами, — под хватил Джон. — Можно я рассмотрю птиц в нашем саду через телескоп?

— Вы уверены, что хотите сидеть дома? Мы могли бы покататься на теплоходике. Или пойти в бассейн в отеле «Нил-Хилтон». Там очень хороший бассейн, по-моему — лучший в Каире. И обеды подают очень вкусные. А еще можно поехать в Сахару, к пирамидам.

— Нет, спасибо, — решительно сказал Джон. — Библиотека — это как раз то, что нужно. Честно говоря, мы за последние дни так устали от солнца что с удовольствием посидим в доме, под кондиционером.

Филиппа закивала, подумав, что при желании ее брат врет очень даже убедительно.

— Что ж, как пожелаете. — Госпожа Кёр де Лапен улыбнулась и повела их в библиотеку, которая оказалась неожиданно опрятной и предельно функциональной. По стенам, кроме множества блестящих металлических полок с книгами, были развешаны абстрактные картины сомнительной художественной ценности, на полу лежал бежевый ковер. Мебель была из той категории, что покупается как последний писк моды и поэтому очень быстро устаревает. Там и сям, прямо посреди комнаты, стояли стеклянные витрины с египетской коллекцией посла, а у окна, возле компьютерного столика и нескольких изящных сосудов, на алюминиевой треноге стоял телескоп.

Рассмотрев обстановку библиотеки, Филиппа принялась за книги.

— Вы, должно быть, очень хорошо знаете Египет, — сказала она хозяйке дома. — Вы, наверно, занимались археологией?

— Совсем немного, по-любительски. Вот мой муж, господин Кёр де Лапен, настоящий специалист.

Джон указал на каминную полку, где стояли зеленые статуэтки.

— Эти штуки настоящие? Из гробницы?

— Да. Они называются ушебти. Предполагалось, что в загробном мире они будут слугами усопшего. — Госпожа Кёр де Лапен сняла с полки одну из фигурок, чтобы близнецы рассмотрели ее поближе. — Я обожаю трогать все эти древности. Словно держишь в руках само прошлое. Иногда мне кажется, что я действительно знаю, как жилось людям в Древнем Египте. Понимаете?

— А можно я посмотрю в телескоп? — бесцеремонно спросил Джон.

Госпожа Кёр де Лапен улыбнулась и нежно провела рукой по его вихрам. Джон поморщился Он вообще терпеть не мог, когда трогают волосы, но особенно неприятно для него было прикосновение госпожи Кёр де Лапен — может, оттого, что самой ей это так нравилось…

— Конечно можно, — сказала она, приглашающе махнув в сторону телескопа. — Главное, не проси меня объяснять, как он работает. Это телескоп моего мужа, я в этом ничего не понимаю.

— Да я сам разберусь. — Благодарно кивнув, Джон взобрался на ведущую к телескопу стремянку и принялся наводить мощные окуляры на распахнутое окно гостиной в соседнем доме. Посреди гостиной Нимрода стояла шкатулка древнеегипетского фараона, и, покрутив колесики видоискателя, Джон с радостью обнаружил, что легко различает иероглифы, выведенные на ее позолоченной крышке. Ага, значит, пока он сидит у телескопа в доме французского посла, никому не удастся открыть эту шкатулку незамеченным. Если план Нимрода сработает и Иблис явится, все пойдет как по маслу. Только непонятно, что за джинн-ловушку придумал дядюшка. Он как-то невнятно про нее говорил… Ладно, скоро все станет ясно. Главное, чтобы Иблис действительно пришел.

— Ну как, Джонни? Хорошо видно? — Рука госпожи Кёр де Лапен снова оказалась у него в волосах. — Понял, как он работает?

— Да. Спасибо. Все хорошо. — Мальчику вдруг стало не по себе. В этой женщине все-таки было что-то необъяснимое, что трудно списать только на ее французское происхождение. И еще лента эта черно-золотая, которую она никогда не снимает. Ходит, как индеец из племени апачей. И глаза какие-то странные: вроде голубые, но тусклые, неживые, а взглядом словно насквозь прошивает. Хотя и улыбается при этом… Короче, рядом с этой дамой ему ужасно неуютно, это факт.

— Джонни, — сказала она, — а хочешь посмотреть мою коллекцию скарабеев?

Филиппа в это время думала ровно о том же, о чем и брат: этой дамы, госпожи Кёр де Лапен, как-то слишком много. Хорошо еще, что она жаждет общаться в основном с Джоном. Вот и сейчас он покорно принялся рассматривать коллекцию жуков-скарабеев, вернее их изображений, сделанных из нефрита и лазурита. И пытается улучить минуту и хоть изредка глянуть в телескоп… Филиппа же решила посмотреть, что за книги стоят на полках у госпожи Кёр де Лапен. Они оказались большей частью на английском языке, французских было поменьше, но и те и другие были на одну тему. Египет и фараоны. Усевшись на сверхмодный стул с неудобно изогнутой спинкой, Филиппа подобрала с пола книгу, которую хозяин или хозяйка дома, по всей видимости, читали недавно, поскольку сверху на книге лежали очки для чтения, а внутри была закладка — яркая страница из журнала или каталога.

Каково же было удивление Филиппы, когда она поняла, что книга посвящена Эхнатону! Так, а эта? Тоже! А та, что рядом? Тоже! Все книги, что лежали беспорядочной грудой на полу, были про Эхнатона. От этого открытия горячая кровь джинн, что струилась по жилам Филиппы, на миг застыла, а сердце пропустило пару ударов… Неужели это простое совпадение? Вряд ли. Получается, интерес госпожи Кёр де Лапен к фараону-еретику имеет более мрачное и зловещее объяснение?

Филиппа посмотрела на супругу французского посла — исподволь, чтобы та не догадалась, что ее разглядывают. Сейчас дама хихикала над идиотскими шуточками Джона, которые он стал выдумывать от безвыходности, и смех ее был какой-то сдавленный, крякающе-мяукающий, такой звук издают плюшевые зверюшки, которых у Филиппы так много дома, в Нью-Йорке. Типичное женское кокетство — вынесла приговор Филиппа. И ручки так по-женски выламывает… И ногти отрастила — как когти… И тени на веки накладывает страшные, аж жуть берет… И эта вечная черно-золотая лента на голове… Почему надо ее носить не снимая? Прямо женщина-вамп, по моде двадцатых годов двадцатого века. И почему… почему эта лента вдруг кажется мне такой знакомой? Точно я видела ее совсем недавно… где-то в другом месте…

И — что это? Игра воображения? Или лента вправду шевелится? Она живая?

Филиппа заморгала и протерла глаза. Потом она встала, чтобы, не вызывая подозрений хозяйки, рассмотреть ленту поближе. С безмятежным, чуть скучающим видом Филиппа приблизилась к телескопу и стоявшему рядом столику, на котором лежали скарабеи. Взяла одного в руки.

— Что египтяне нашли в этих жуках? — спрашивал тем временем Джон, глядя одним глазом в телескоп, а другим на коллекцию. — Почему так часто их изображали? — При этом он еще успел скорчить за спиной хозяйки тоскливую мину, так чтобы видела только сестра.

— Как почему? — удивилась вопросу госпожа Кёр де Лапен и, протянув костлявую руку, взяла одного жучка. — Существуют разные виды скарабеев. Несколько видов относятся к навозным жукам.

— То есть? — не понял Джон и оглянулся, так как ему послышалось, что включился компьютер. — Они воняют, что ли?

Госпожа Кёр де Лапен издала свой квакающий игрушечный смешок.

— Пожалуй. Они собирают овечий или верблюжий навоз, скатывают его в шар наподобие теннисного мячика, и заталкивают в свои подземные укрытия, где самки откладывают на шар яйца. Появившиеся личинки питаются навозом.

— Ой, меня колбасит! — воскликнул Джон и, перехватив недоумевающий взгляд госпожи Кёр де Лапен, «перевел» с подросткового сленга: — Вы шутите!

— Нет! — засмеялась дама. — Ни капельки не шучу!

Он подошла и выключила компьютер.

— Это ты включил? — спросила она Джона.

Но Джон сделал вид, что не расслышал вопроса и волнует его исключительно образ жизни скарабеев.

— Значит, они едят верблюжьи какашки? И что в этом священного? Ничего себе источник вдохновения для мастеров! — Он изобразил, что улыбается, растянув губы и приоткрыв рот, точно покойник, и одновременно украдкой заглянул в телескоп. В гостиной Нимрода по-прежнему никого не было. Нда… Ну и задал им Нимрод заданьице! Оно оказалось куда тяжелее, чем представлялось поначалу. А все из-за этой госпожи Кёр де Лапен, с ее скарабеями, ненужными ласками и нескончаемой болтовней.

— Ну что ты говоришь? — сказала она укоризненно. — Скарабей — воистину замечательный жучок. А древние египтяне полагали, что он — земное воплощение их любимого бога солнца, Ра. Того кто днем катает солнечный диск на колеснице потом прячет его под землю — каждый вечер Именно так и ведет себя жук-скарабей. А резные фигурки были призваны наделить своего хозяина такими же качествами, какими обладают сами скарабеи.

— Какими именно? Навозной вонью?

Госпожа Кёр де Лапен укоризненно прицокнула языком.

— Фи, Джон! Не говори глупостей. Египтян восхищала настойчивость, с которой скарабеи скатывают свой шар, не говоря уже о том, что они — настоящие санитары окружающей среды. Скарабей — символ возрождения жизни. Символ воскрешения, если угодно, потому что эти жуки возвращаются из-под земли, вновь и вновь…

Филиппа уронила фигурку скарабея на ковер, к ногам госпожи Кёр де Лапен, и нарочито охнула.

— Простите, — торопливо сказала она, даже не думая наклоняться за жуком.

Наклонилась сама госпожа Кёр де Лапен.

— Не беспокойся, они очень крепкие. Разбить совершенно невозможно, хотя каждой фигурке по нескольку тысяч лет.

Пока хозяйка подбирала с ковра зеленого жука, Филиппа внимательно разглядывала обвивавшую ее голову черно-золотую ленту. И совершенно явственно, хотя всего на один короткий миг, она увидела, что лента чуть раздулась, а потом снова сжалась, как будто… право, и сравнить-то больше не с чем!.. как будто… вздохнула! И как только Филиппа осознала, что именно она увидела, она вдруг поняла, почему эта лента кажется ей такой знакомой. Лента на голове госпожи Кёр де Лапен была в точности такая же, как змея на голове Эхнатона — на фреске, в его подземной гробнице. Ну, не в точности, конечно, потому что у этой змеи, а Филиппа уже почти не сомневалась, что это тоже змея, не было такой отчетливо поднятой головы.

Джон ничего не заметил. Воспользовавшись тем, что госпожа Кёр де Лапен отвлеклась на упавшего скарабея, он прильнул к окуляру телескопа.

Филиппа тем временем лихорадочно придумывала, как проверить, живая ли змея обвивает голову хозяйки дома. Так, что едят змеи? Мелких грызунов? Откажется ли змея, пусть самая что ни на есть респектабельная и высокопоставленная, то есть живущая на голове жены французского посла, от пробегающего мимо обеда? Например, от мышки? Филиппа сосредоточилась — сильнее и дольше обычного, — поскольку никогда прежде самолично живых существ не создавала. Решив, что готова, она, почти вслух, произнесла:

— ПОПРИТРЯСНООТПРИПАДНОФАНТАПРИСМАГОРИЯ!

— Милочка, ты что-то сказала? — Госпожа Кёр де Лапен подняла голову.

— Я сказала спасибо. Мы очень благодарны за то, что вы показали нам такую замечательную коллекцию, — сказала Филиппа, стараясь не обращать внимания на крошечную полевую мышку, которая благодаря ее стараниям только что появилась среди светлых волос на макушке француженки.

Вообще-то Филиппа не особенно любила мышей, но славный зверек, который уже начал поводить туда-сюда усатым носиком, ей так понравился, что девочке ужасно захотелось, чтобы ее опасения относительно черно-золотой ленты оказались напрасны. Пускай эта мышка живет! Но тут, прямо под ее взглядом, лента на голове госпожи Кёр де Лапен начала раскручиваться. Прямо как крышечка на бутылке. И то, что только недавно представлялось атласной тканью, отчетливо блеснуло… Змеиная кожа!

Кровь у Филиппы застыла в жилах, но она успела пнуть Джона, чтобы он тоже увидел, как из белокурых локонов госпожи Кёр де Лапен поднялась плоская зловещая голова египетской кобры. То выпуская, то пряча извивающееся жало, змея не мигая, гипнотически уставилась на мышь. Джон раздраженно оглянулся, перехватил взгляд сестры, поднял глаза на макушку госпожи Кёр де Лапен. Словно почуяв опасность, мышка свесилась вниз, примериваясь, как бы половчее спрыгнуть с этой неимоверной высоты на пол, но… опоздала! Хлесткий удар — и зверек уже проглочен. Целиком. Без остатка.