Внутри бутылки минуты превращались в часы, часы — в дни, и близнецы развлекались тем, что обставляли и благоустраивали свое стеклянное, пахнущее бренди жилище. Проблема была только в одном: они кардинально расходились в понимании красоты и уюта. Поэтому через неделю они решили разделить все пространство пополам, разгородив его ширмой. И на своей половине каждый сделал все по своему вкусу: Джон — в стиле «хай-тек», в серо-черных тонах, с большим кожаным креслом, которое откидывалось в несколько позиций, с огромным холодильником, игровой приставкой и широкоэкранным телевизором, оснащенным DVD-проигрывателем. Так что ему всегда было что смотреть — при условии, что он видел этот фильм хотя бы раз. Ему решительно не удавалось создать совсем новое, не виданное прежде кино. Жилье Филиппы было, естественно, розовым и пушистым — с большой кроватью, кучей мягких игрушек и радиоприемником, который принимал исключительно местные каналы, но девочке египетская музыка уже почти нравилась. Еще у нее была библиотека с книгами о фараонах и хорошо оборудованная кухня, где она училась готовить. Однажды она решила приготовить торжественный обед и пригласить Джона на свою половину бутылки. Они как раз принялись за еду, когда над их головами послышался уже знакомый звон — кто-то отвинчивал пробку.
Филиппа икнула и начала растворяться.
— Наверно, Иблис все-таки решил нас убить, — шепнул Джон, едва различая сестру среди заполнившего бутылку дыма.
— Ты же велел во всем искать что-то положительное!
— Знаешь, мне уже все равно, главное, чтоб он нас не мучил, а убил побыстрее. А сидеть здесь взаперти больше сил нет.
— Ну, убить, не помучив, это не в его репертуаре. Иблис — прирожденный мучитель, — успела сказать Филиппа и, вскрикнув, вылетела через горлышко наружу, в большой мир.
Когда дым рассеялся, близнецы увидели, что они по-прежнему находятся в библиотеке госпожи Кёр де Лапен. Француженка лежала в шезлонге с закрытыми глазами и громко храпела, но ни Иблиса, ни кобры рядом не было, зато был Нимрод. Он сидел на неудобном стуле с выгнутой спинкой и довольно попыхивал сигарой.
— Что произошло? — спросил его Джон.
— Где Иблис? — спросила Филиппа.
— Иблис? — Нимрод кивнул на древний флакончик для духов, который близнецы принесли в подарок госпоже Кёр де Лапен. — Сидит внутри. Он нам больше не помешает.
— Ты его поймал? — воскликнула девочка. — Как?
— Исключительно с вашей помощью. Без вас бы ни за что не справился. На самом деле я послал вас сюда неспроста, а поручение с телескопом было только предлогом. Еще во время нашего пикника у меня появились подозрения относительно госпожи Кёр де Лапен. И я рассчитывал, что вы тоже что-то заподозрите — за целый-то день, проведенный рядом с ней, — и разоблачите Иблиса. Он вселился в эту бедную женщину с первого дня, едва мы появились в Каире.
— Значит, и слухи, и шкатулка, и наблюдение за ней в телескоп — все вранье?! — возмутился Джон.
— Ты использовал нас как наживку! — воскликнула Филиппа. — Как кроликов для поимки удава!
— Ну-ну, не стоит преувеличивать! Серьезной опасности вас никто не подвергал.
— Он мог нас убить!
— Ни в коем случае! — Нимрод просиял и выпустил новое облачко дыма. — Иблис не глуп и дееспособных здоровых джинн на ветер не пускает. Тем паче таких юных, как вы. Их надо не убивать, а силой или хитростью залучать к себе на службу. Весь этот треп про выгребную яму и угрозы вас съесть — не более чем уловка.
— А откуда ты знаешь, что он говорил? Ты слышал? — изумился Джон..
— Неужели вы думаете, что я отпустил вас сюда одних? Я был рядом — внутри неодушевленного предмета. Или, скажем так почти неодушевленного.
— Ты был здесь? В этой комнате? — спросила Филиппа.
— Разумеется. Сидел вот здесь, на столике. Внутри компьютера. Кстати, в какой-то момент чуть было не прокололся. Помните, как я нечаянно включился?
— Еще бы! Я сразу подумал, что это немного странно, — сказал Джон.
— Вот-вот. Иблис наверняка подумал то же самое. Он ведь дьявольски хитер, в этом ему не откажешь… Так или иначе, я знал, что он непременно отправит вас в бутылку. Именно этого момента я и ждал. Ведь используя джинн-силу против себе подобных, все джинн резко слабеют. А уж если пришлось наложить заклятие на двух джинн, и эти джинн к тому же близнецы… Короче, злодея можно было брать голыми руками. И я сделал свой ход, как только он закрыл вас в бутылке. Уверяю вас, другого способа совладать с таким серьезным противником, как Иблис, просто не было.
— Тогда где ты был все это время? — требовательно спросила Филиппа. — Почему оставил нас в бутылке чуть не на месяц?
— Вам показалось. В режиме реального времени вы там провели… — Нимрод взглянул на часы, — не больше четверти часа.
— Пятнадцать минут? — не поверил Джон. — Всего? Ты уверен?
— Вполне. Я сожалею, что для вас это время тянулось так долго. Помните, я рассказывал, что пространство внутри сосуда сильно отличается от обычного трехмерного пространства? Но я, увы, не успел обучить вас правилам материализации и дематериализации, то есть правилам грамотного вхождения в бутылку. Если вы находитесь в Северном полушарии, делать это надо против часовой стрелки, словно пробку отвинчиваешь, иначе время существенно замедлится. А в Южном полушарии надо действовать наоборот, по часовой стрелке. Принцип тот же, что в водовороте, который образуется при сливе воды в ванне. Очень похоже. Понятное дело, когда влезаешь в бутылку по своей воле, эти правила проще вспомнить, чем когда тебя сажают туда насильно. Но если это удается, можно сэкономить кучу времени. Например, перелет из Лондона в Австралию, который обыкновенно занимает двадцать четыре часа, в бутылке будет длиться всего двадцать четыре минуты. А ошибешься ненароком — получится двадцать четыре недели. Время полностью зависит от пространства. Я, честно говоря, был уверен, что в наше время этому учат в первом классе… Ладно, все сложилось как нельзя лучше. И вы оба были великолепны! Лично я никогда бы не додумался запустить мышь в шевелюру госпожи Кёр де Лапен. Настоящее озарение, Филиппа! Браво! Лихо вывела Иблиса на чистую воду!
Несмотря на все эти похвалы, обида близнецов на дядюшку еще не прошла.
— Простите великодушно, что мне пришлось вас обмануть, — сказал Нимрод. — Но другого выхода у меня не было. С одной стороны, вы бы не согласились пойти в этот дом, если бы решили, что я просто отправляю вас в безопасное место. С другой стороны, знай вы правду о своей роли в этом деле, вы могли бы выдать всю затею. Ну, я заслужил прощение?
— Ладно, прощаем, — сказали дети.
— Мы, наверно, должны теперь выполнить три твоих желания? — предположил Джон. — Согласно «Багдадским законам»?
— В этом нет необходимости. Уложение восемнадцать. Родственные связи. Поскольку мы родственники, мне не нужно за ваше спасение никаких наград.
Нимрод с наслаждением затянулся и выпустил колечко дыма в форме угрожающе поднявшей голову кобры.
— Но как ты понял, что Иблис вселился в госпожу Кёр де Лапен? — спросила Филиппа.
— Естественно, благодаря ленте. Она же в точности той расцветки, что и лента Эхнатона на фреске в гробнице… Впрочем, был и еще один признак.
— Какой?
— Собственно, ты, Филиппа, мне его и подсказала.
— Что подсказала? Когда?
— Помнишь слово, которое выдохнул перед смертью скорпион, стороживший меня в гробнице Эхнатона?
— Скроллинг?
— Да, тебе показалось, что перед тем, как сгореть в огне, он сказал «скроллинг». На самом же деле он сказал другое, но очень-очень похожее слово. Кролик.
— Кролик?! — воскликнул Джон. — Ну конечно! Лапен же по-французски «кролик»!
— Вот-вот, и я о том же, — кивнул Нимрод. — Иблис дьявольски умный, но и страшно ленивый джинн, голову ломать не любит. Я так и думал, что слово, которое он дал Хусейну Хуссауту, чтобы тот посадил меня под замок, станет простым ключом к разгадке всей этой тайны. Но связать слово «скроллинг» с госпожой Кёр де Лапен я смог, только когда понял, что первую букву, «с», надо отбросить. Он же просто со свистом выпускал воздух.
— Ну ладно, Иблис пойман, — прервал его Джон. — А остальные ифритцы? Палис-пятколиз, например?
— Они теперь остались без вождя и не осмелятся нас тронуть. Ифритцы ведь по натуре большие трусы. — Нимрод покачался на пятках, затянулся и выпустил целый столб дыма, который, дойдя до потолка, разделился на грозди и рассыпался фейерверком. — Это салют победы! Вы даже не представляете, как важна наша сегодняшняя победа! Пусть мы пока не нашли пропавших джинн Эхнатона, но вторая по важности задача решена! Мы не дали найти этих джинн нашим соперникам, клану Ифрит.
— Кстати, — сказала Филиппа. — У меня тут на досуге появилась мысль, где можно поискать этих джинн. Пропавших джинн Эхнатона.
Нимрод удивленно замер. Пепел с кончика его сигары упал на пол.
— Где же?
Филиппа присела на корточки возле его неудобного стула и подобрала с пола книгу об Эхнатоне, которую читала госпожа Кёр де Лапен. Вынув вырванную из журнала или каталога страницу, которая служила здесь закладкой, девочка протянула ее Нимроду.
Джон с дядюшкой уставились на четыре цветных фотографии, каждая из которых изображала в разных ракурсах один и тот же предмет: что-то вроде трости или посоха около шестидесяти сантиметров длиной, с массивным ромбовидным набалдашником длиной сантиметров семнадцать-восемнадцать и толщиной до десяти.
— Это скипетр египетских царей, так называемый сехем. Фараоны и их ближайшие вельможи имели право носить такие скипетры как символ власти. Когда высокопоставленного покойника клали в гробницу и снабжали множеством необходимых вещей для жизни в загробном мире, над ними обязательно взмахивали сехемом, чтобы власть умершего над этими предметами не иссякала. — Филиппа пожала плечами. — Я за последние дни… за последние пятнадцать минут такого поначиталась!
Нимрод ласково улыбнулся племяннице:
— Умница. Но я все равно не понимаю, как этот скипетр поможет нам отыскать пропавших джинн.
— В этой книге есть еще одно изображение сехема. Кто-то обвел его в кружок. Предположим… я не утверждаю наверняка… но предположим, это сделал Иблис. Или госпожа Кёр де Лапен под его руководством. Это означает, что Иблис проявляет к этим скипетрам особенный интерес.
— Продолжай, — сказал Нимрод.
— Значит, во-первых, эта книга. Во-вторых, в репортаже об ограблении Египетского музея говорилось, что взломщики пытались вскрыть несколько царских скипетров.
— Да, помню, — задумчиво сказал Нимрод. — Но они вскрывали все подряд — кувшины, канопы, любые емкости.
— А может, это был отвлекающий маневр? Специально, чтобы об этом написали в газетах и мы сбились со следа? А охотились они именно за скипетрами?
— Ну ладно, допустим. А зачем им понадобилось вскрывать скипетры?
— Когда мы были в гробнице Эхнатона, — сказала Филиппа, — на этой настенной картине, на фреске, фараон поднял царский скипетр и простер его над головами семидесяти джинн. Помнишь, из верхней, утолщенной части скипетра словно шли солнечные лучи и падали на каждого из тех, что склонились перед фараоном?
— Конечно помню.
— Вот теперь мы добрались до моего третьего доказательства. Оно связано со словами Иблиса. Когда он собирался отравить нас в бутылку из-под бренди, он сказал, что нам повезло. Мол, просторное жилище, не то что его шариковая ручка или полость для яда внутри его трости. Это и навело меня на мысль. Вдруг в широкой части скипетра тоже есть полость? И разве фараону не захочется упрятать в это замечательное место тех семьдесят джинн, благодаря которым он обрел такое могущество? Не в какую-то банку или бутылку, а прямо в скипетр, в символ этого могущества? Я успела побывать только в бутылке из-под бренди и скажу, что там семьдесят джинн поместятся без труда. Значит, с таким же успехом они поместятся и внутри набалдашника, на котором написаны все эти иероглифы.
— Вообще-то скипетр-сехем связан с культом Осириса. Осириса даже иногда называли Великим Сехемом. Само слово «сехем» означает «могущество» или «силу». Но ты права, Фил. Спрятать источник своей власти в символ своей власти — это красивая идея. — Нимрод снова принялся рассматривать фотографии скипетра. — И если твое предположение верно и верхушка действительно полая, они там вполне поместятся. Там даже бутылка поместится, а в ней — джинн. Да, клянусь лампой, это замечательная идея!
— Но как все-таки Эхнатон получил такую власть над таким множеством джинн? — спросила Филиппа. — Ведь мы этого до сих пор не знаем.
— Я думаю, знаем, — сказал Джон. — Мы все видели, как Иблис управлял госпожой Кёр де Лапен, верно? Так вот, могу поклясться, что четыре тысячи лет назад ифритцы точно так же властвовали над самим Эхнатоном. Один из них принял вид змеи и обвил голову Эхнатона.
— Пожалуй, что так… Неплохая идея, Джон, совсем неплохая. — Нимрод прошел к столику и взялся за телефон.
— Куда ты звонишь? — спросил Джон.
— В полицию. Хочу задать им пару вопросов относительно взлома в Египетском музее.
Несколько минут он беседовал по-арабски, а положив трубку, возбужденно сказал:
— Ни один скипетр не был сломан пополам, как палка. Зато картуш, то есть верхнюю утолщенную часть с письменами, пытались вскрыть в каждом скипетре, словно проверяли, есть ли там что-нибудь внутри.
Нимрод поспешно направился к двери.
— Ты куда? — спросила Филиппа.
— Домой. Надо рассказать обо всем господину Ракшасу. Причем немедленно.
— А ее можно так оставить? — Филиппа указала на все еще спавшую госпожу Кёр де Лапен. — С ней все будет в порядке?
— Она еще немного поспит и очнется как ни в чем не бывало, — заверил племянницу Нимрод. — Ни о чем даже не вспомнит. А вспомнит — тоже не страшно. Она ведь француженка. Проснется, что-то смутно припомнит и решит, что просто выпила за завтраком слишком много вина.
Когда они вернулись домой, Джалобин принес в гостиную лампу с господином Ракшасом и принялся энергично ее тереть, чтобы вызволить старика из заточения. Терпеливо выслушав рассказ Нимрода, господин Ракшас согласно кивнул.
— Да, более правдоподобного объяснения не найти. За такую прозорливость вашу племянницу следует наградить.
— По-моему, это огромный шаг вперед! — ликовал Нимрод. — Мы теперь точно знаем, что именно надо искать, хотя пока не знаем где.
— Да уж… Скипетры египетских фараонов хранятся в музеях всего мира, — вздохнул господин Ракшас и кивнул близнецам. — В нью-йоркском Метрополитен-музее наверняка есть хотя бы один. Но… Но скипетров эпохи Восемнадцатой династии за пределами Египта не так много. Мне доподлинно известен только один. Он хранится в Британском музее, в Лондоне.
— Подумать только, — вздохнул Нимрод. — Я гоняюсь за этими джинн уже тридцать лет, а окажется, что они все это время были у меня под носом!
— Так мы, выходит, возвращаемся в Лондон? — спросил Джон.
— Боюсь, что так, — ответил Нимрод. — Мистер Джалобин, позвоните-ка в «Британские авиалинии» и закажите нам всем билеты на ближайший рейс.
— Слава тебе господи! — Джалобин чуть не бегом бросился к двери. — Слава тебе господи! А то я бы скоро сдох от этой жары.
— Досадно, что так получилось, дети, — продолжал Нимрод, не обращая внимания на дворецкого. — Вы только вошли во вкус и начали пользоваться своей джинн-силой. Вдали от зноя пустыни ее может поубавиться.
— Что ж поделаешь. — Джон пожал плечами.
— Наше общее дело куда важнее, — согласилась Филиппа.
— В Египет-то мы всегда сможем съездить, — добавил Джон. — Верно?
— Разумеется, — сказал Нимрод. — На любые школьные каникулы.
— Знаешь, а ты был прав насчет Каира, — сказал ему Джон. — Я даже не думал, что мне тут так понравится. Он, конечно, и грязный, и вонючий, и народу — не протолкнешься, но это самое лучшее место в мире.
— Разве я это говорил? — удивился Нимрод. — Город-то, конечно, красивый, но погоди… Ведь тебе еще предстоит побывать в Александрии. И в Иерусалиме. И в Дели. И в Стамбуле. И в самой пустыне Сахара. Кстати, не забудем и о Берлине, где, как вы знаете, живет Синий джинн Вавилонский. Но на сегодняшний день наша главная цель — Лондон. Британский музей. То, что нам удастся там обнаружить, будет иметь последствия не только для мира джинн, но и для всего мундусянского мира тоже.