Ди-джей

Глава 4

… — Как вас зовут? — монотонно продолжал задавать вопросы человек в белом халате. Он, прикрываясь большими роговыми очками, углубился в ворох бумаг лежащих на столе.

— Не помню, — пациент чувствовал себя неловко. Сознание огненным прутом жгло его от того, что он нечего не мог вспомнить, чуть не заставляло кричать. Испарина выступила на висках. Синие жилки проявились на шее. Раздражал сильный запах лекарств в больничной палате и чувство абсурдности происходящего. Голова была абсолютно пустой. Часто-часто колотилось сердце, немного подташнивало.

— Хорошо, хорошо. Не волнуйтесь. Всё будет хорошо… Как ваша фамилия?

— Не могу сказать, — натужно заскрипел пружинный матрас. Пациенту было неуютно. Чего-то не хватало. Хотелось домой. Только где этот дом?

— Всё хорошо, ничего страшного. Я только пытаюсь вам помочь, — врач добродушно протянул вперед руки. Показывая, что в них ничего нет.

— Не помните, ну и ладненько. У многих бывает такое. Это свойство памяти — иногда пропадает, потом появляется… Порой память возвращается частями, а иногда сразу и полностью, в самый неожиданный момент.

— Так, что вы сегодня ели утром на завтрак? — Он приветливо улыбнулся, изо всех сил стараясь придать себе добродушный вид.

— Ел кашу, пил чай, — больной улыбнулся в ответ, хотя ему было не комфортно под пристальным взглядом мужчины. Лицо эскулапа приветливо улыбалось, а вот черные глаза, сквозь линзы, так и сверлили внимательными буравчиками.

— Вот, видите, всё хорошо. Память возвращается, а вы, переживали, расстраивались.

— Так как, говорите, вас зовут?

— … Эээ, точно не помню, — потерянный кукушонок растерянно огляделся по сторонам. — Наверное, Андрей или Роман. А может, Илья.

Врач внимательно посмотрел на пациента. В раздумье стал потирать подбородок. — Замечательно, а почему, Илья?

— Не знаю, но мне кажется, что я — Илья.

— Хорошо, Илья, назовите вашу фамилию.

— Я… я, — после долгого, продолжительного раздумья.

Доктор начал испуганно щелкать пальцами перед его носом. Больной усилием сбросил пелену с глаз. Потряс головой.

— Я, не помню.

— Н-да-с! — отзывчивая улыбка собеседника. — Не стоит расстраиваться. Это был не важный вопрос… Назовите любимый цвет?

— Зеленый.

— Забавно, почему зеленый?

— Не знаю, просто нравиться зеленый цвет.

— Ну, что же, хороший цвет, нравиться многим. Замечательный цвет.

— Назовите любое женское имя?

— Надежда.

— Почему Надежда?

— Не знаю, первое, что пришло в голову.

— Пусть будет Надежда. Красивое женское имя — так и играет на устах. Ну-с! А теперь голубчик, назовите мужское имя.

— Максим, или нет, постойте… — пациент вздрогнул от неожиданности и уставился на врача. — Постойте. Я вспомнил, как меня зовут.

— Очень хорошо! — мозгоправ удивлённо поднял голову. Приблизил к подопытному спокойное лицо никогда не ошибающегося мудреца с мерцающими огоньками любопытства в глазах, прикрытых очками. — И как же вас зовут, молодой человек?

— Меня зовут… Меня, зовут, Максим! — уверенно произнес человек потерявший память.

Седоватый начальник общежития с легкой брезгливостью рассматривал справку посетителя, всем своим видом показывая: И откуда ты взялся деспод, на мою голову? И чего тебе надобно? Катился бы ты отсюда к едрене фене!

— Так-с, значиться, — маленький толстый человечек с невыразительным лицом и постоянно бегающими глазками произнес строго. Свёл к носу густые брови, посмотрел на широкоплечего молодого парня, коротко постриженного с небольшим чубом, среднего роста, с "красивым" побитым лицом, на котором ещё не прошел синяк под глазом.

— Справка! — он воскликнул как на митинге. — Временно удостоверяет личность гражданина Иванова. — Вновь сделал паузу, задумчиво пошамкал губами. — Максима… Ильича. — Ветеран подозрительно прищурил один глаз и хитро осмотрел посетителя. — Действительна сроком на шесть месяцев. Номер, выдана, печать, подпись. — Вроде всё правильно?

Снова покрутил документ в руках. Недоверчиво поднес ближе к лицу. Посмотрел сквозь неё на свет. (Скрытых надписей и водяных знаков не обнаружил).

— Ну-с, что же, — он наконец-то выдал своё заключение. — Свежий документец. Приятно держать в руках. Бумага новая, белая, хрустит как на банкнотах!

— Фотокарточка владельца на месте: Чубчик на лбу, глаза выпучены, взгляд глуповатый, зато глаза лучатся трогательной чистотой, выражают сыновнюю любовь к окружающему миру, аки у младенца.

Дока — кастелян перевел суровый взгляд с фотокарточки на владельца, прикидывая, что лучше: Сразу расстрелять наглеца на месте из именного маузера, выданного лично товарищем Дзержинским за непорочную службу за долгие годы на секретном объекте или бросить к ногам гранату, а затем невозмутимо сказать, что так всё и было. — Чубчик то на месте. Глаза и нос те же — вроде похож!

Боец невидимого фронта взял паузу и, приняв какое-то решение, неожиданно произнес. — Эх, давно я хорошей махорочки не курил и чаю крепкого не пивал! — Он отложил справку на стол, достал из стола нарезанный лист газеты, насыпал табак и начал сворачивать цигарку.

— А ещё какие-нибудь документики есть? — над густыми усами контролёра мелькнула слабая ироничная усмешка. — Там, трудовая книжка, аттестат, характеристика с предыдущего места работы или учебы, а может быть писулька с мест удаленного пребывания? А то без этих документиков не как.

— Нет, — посетитель повернулся к свету опухшим лицом, развел руками.

Общажный чинуша улыбнулся. Чиркнул спичкой по коробку. Склонил голову набок. Прикурил. На миг он весь окутался густым синим дымом. Ладонью разогнал его, и уставился на Макса так, как смотрят на тяжелобольных: сочувственно и отрешенно…

— А вам случаем в тюрьме сидеть не приходилось?

— Нет.

— А в милицию по какому случаю попали? — выпустив длинную струю дыма из носа, со знанием дела, произнес новоявленный следователь.

— Документы потерял.

— Вот и я думаю, а не случайно ли вы их потеряли? — собеседник наконец-то решил выбросить на стол все свои козыри. — Не блатной ли, а то может быть вообще дезертир или шпион?

— Знаете, что? — начал выходить из себя присутствующий. — Там написано, что вы мне обязаны для временного проживания предоставить место в мужском общежитии.

— Дорогой вы мой человек! — синий туман двумя струями вновь начал струиться из носа. — Я бы для вас, да со всей душой, не только место в мужском общежитии, но и комнату выделил и даже одного в комнате поселил. Но!!! Поймите, у меня нет ничего свободного. И в ближайшее время не предвидится. Всё занято и даже очередь стоит, на полгода вперёд. — Он значительно поднял палец и посмотрел в сторону угла. — А вчера мне одни даже взятку предлагали… — Рыбу с жареной картошкой на углях принесли! А ещё насильно напоить "Ситро" хотели!

— Так, что, для вас… — он в последний раз затянулся самокруткой, поплевал на нее и, тыкнув в пепельницу, придавил. Потом задумался, глядя куда-то поверх и мимо "ссыльного врага народа с доказанной подрастрельной статьёй" и твёрдо похрустывая суставами пальцев заявил… — Ничего нет!!!

— Хм… хм, — проснулся молчавший до этого в углу комнаты участковый. Он встрепенулся как воробей, поправил на боку полевую сумку.

— Виктор Степанович, давайте по сути дела, — милиционер произнес тяжелым чугунным голосом, словно забивая гвозди в шершавую доску. — Капитан Смирнов лично просил разместить молодого человека на период выяснение обстоятельств его появления в Москве.

— И тем не менее, товарищ сержант, у меня, ничего… нет!

— Хотя… постойте! — кастелян тут же поменял своё решение. Он напоследок сильно затянулся самокруткой, поплевал на нее и, резво ввинтил в пепельницу. — Если Петр Игнатьевич обращается… лично!!! То-о, есть один вариант… Однако не знаю, подойдет ли он нашему гостю? На женском этаже есть бывшая сушильная комната. Места там не много, но на койку и тумбочку хватит. Сейчас лето — апартаменты стоят свободными. Переоборудуем в спальную комнату и пусть живет себе на здоровье.

— Что, молодой человек, в сушилку жить пойдете? — милиционер требовательно посмотрел на потерявшегося во времени, пространстве и у себя в голове гражданина. — На женском этаже?

— Пойду, — сквозь зубы, зло произнес человек со справкой на руках.

— Вот и ладно, — участковый довольно улыбнулся и добродушно пробубнил. — Значит договорились. Живи пока в сушилке, а там либо родственники найдутся с жилплощадью или ещё что-нибудь подберём.

— Расписывайся, — начальник женского общежития достал из стола желтоватый бланк и нехотя пододвинул его Максиму под нос.

Потерявший память порозовел от волнения. Долго прилаживался к документу, придирчиво оглядывал ручку, которую подал ему "ветеран НКВД", и неожиданно расписался с такой закорючкой, что милиционер ахнул.

— Как министр, — похвалил он.

Но кладовщик взглянул на подпись и недовольно поморщился. "Что за народ? Расписаться, как следует, и то не умеют. Темнота! Пойми теперь, кто из жильцов приложил руку. Вот это, например, какая буква? А вот эта? Ох, выучили на свою голову "врагов народа"… — Теперь сядут на шею и ноги свесят.

Дневной сон тяжелой поволокой спеленал Максима. В голове спящего человека калейдоскопом появлялись, проносились чередой и быстро исчезали какие-то бессвязные воспоминания, иллюзии, фрагменты. Мозг пришельца, даже во сне пытался преодолеть глухую бетонную стену забвения, перекрывшую возможность пользоваться памятью. Иногда во время сна, словно ответ на его переживания, рядом с входной дверью появлялось еле заметное, почти невидимое глазу, серое, размытое пятно. Оно мерцало, переливалось, меняло цвет, двигалось. Порой принимало очертания каких-то фигур, предметов: Квадрата, овала, а иногда смутно походило на контуры дверного проема. Поколебавшись бликами, оно замирало или быстро растворялось на фоне стены выкрашенной в темно зеленый цвет.

Кто-то легонько тряс за руку задремавшего на койке Максима. Он проснулся, протер кулаком слипшиеся глаза, поднялся и сел на кровать. Придирчиво посмотрел на незнакомку.

— Добрый день, — рядом с ним на стуле находилась стройная, красивая девушка в туго обтянутом ситцевом халате, под которым угадывалась высокая грудь и прекрасная талия, с длинными иссиня черными волосами, стекающими на спину сверкающим водопадом.

— А почему вы, когда спите, дверь не закрываете? Непорядок, — тихий и нежный голос прекрасной незнакомки звенел, словно хрустальный колокольчик — "Динь — динь". "Динь — ди-линь".

— А ты кто? — сразу решил перейти на ты, потерявший память кукушонок.

— Я, Кристина, — девчушка в подтверждении своих слов широко открыла темно серые с зеленым отливом глаза. — Староста этажа.

— Староста… — как заведенный повторил Максим.

Парень задумчиво посмотрел в её серые, огромные, похожие на бездонные колодца глаза. И что-то смутное и далекое стало просыпаться в его сознании. Вся её милая повадка, манера чуть наклонять в сторону голову, легкость движений, улыбка напомнили ему что-то знакомое, будто он знал её очень — очень давно.

И тут же, в ответ на размышления Макса, за спиной девушки, рядом с входной дверью, замерцало белое, едва заметное пятно.

— Мне сказали, что ваша фамилия Иванов — это, так?

Гостья всё больше нравилась Максу. Держалась она как-то вызывающе. Не сидела на стуле, а будто демонстрировала себя — дышала прерывисто, и тугая грудь подымалась под лёгким халатом. Чертовка видно, хорошо знала, чем привлечь противоположный пол. Она улыбнулась, и глаза у неё заволокла поволока серого тумана.

— Ну-у, Иванов, — разводы на стене успокоились, и пятно начало уплотняться, принимать очертания прямоугольника.

— Ты служил в армии? — сероглазая гостья тоже решила перейти на ты.

— Думаю, служил… — Макс повторял за ней, даже не соображая, о чём спрашивает незнакомка. Его мозг лихорадочно пытался вспомнить, что-то важное, очень важное, что было совсем недавно. Где-то он уже видел похожие глаза, точёную фигуру, чувствовал приятный, кружащий голову запах духов.

— Письма домой писал? Любимой девушке? — с легкой усмешкой продолжила расспросы красавица.

— Ну, писал, наверное, — на автомате продолжал отвечать Максим, всё время, пытаясь оторваться от притягательного взгляда незнакомки, который его словно песочная воронка засасывал всё больше и глубже.

— Что значит, наверное? — она протянула, в его сторону руку — от плавного движения халат чуть приоткрылся и обнажил круглое шелковистое колено, длинную полоску красивого бедра.

Макс скользнул по нему взглядом — глаза обожгло. Дыхание перехватило. Он невольно сглотнул слюну.

— Значит, писал. Вот! А ещё говорят, что ты всё забыл и память потерял, — соблазнительница, игриво перебросила свою стройную ножку через другую, не менее стройную, глядя на него весело и чуть насмешливо. Неловко натянула халатик на открывшееся место, ещё больше обнажив другое.

— Потерял, — как болванчик продолжал повторять Максим, не отводя взгляда от обнаженного участка тела. Что-то горячее стало разливаться в его груди. Ему до сладкой истомы в сердце захотелось протянуть руки и… погладить её атласное колено. Провести ладонью по ноге выше.

За спиной девушки прямоугольник приобрел очертания дверного косяка. Из стены бесшумно проступили очертания досок. Но дверной проем всё ещё был заделан штукатуркой и залеплен обоями.

— Короче, сиди здесь, и ни куда не уходи. Я сейчас, позову Ларису, — соблазнительница произнесла непонятную фразу и бочком вышла из комнаты.

— Бум-бум-бам, — требовательно постучали в дверь спустя пять минут.

— Войдите, — произнёс Макс. — Не заперто.

В комнату осторожно ступая, проскользнула хрупкая девчушка, со смешными рыжими косичками, торчащими как рога у козы, ярко намалёванными пухлыми губами, на вид лет четырнадцати — пятнадцати, в больших очках с ободками похожими на колеса от "Волги". Прибывшая особа камерно присела рядом на краешек стула. Вздохнула. Артистично сложила руки на коленях.

— Ну, здравствуй! — с горечью выдохнула малолетка таким тоном, будто мать-старушка наконец-то дождалась сына вернувшегося из трудового лагеря с Колымы, спустя пятнадцать лет. — Так вот ты, какой стал, Алёша!

Девчушка осмотрела Максима тяжелым прокурорским взглядом.

— А в письмах писал, что высокий, кудрявый… Красивый!!! Черноволосый, — обидчиво протянула она.

— А на деле побитый, синий, худой как цыплёнок. Вон, позвоночник через живот просвечивается. Ты же совсем не похож на того, что присутствует на фотографии, рядом с ледоколом "Ленин". Какой же ты после этого жених? А ещё писал, что полярник! И спортсмен!!!

— Так, девушка! — Макс решил навести порядок на выделенной ему законом территории. — Вы кто и, что вам здесь нужно?

Четырехглазая стрекоза смерила будущего избранника изучающим взглядом, и какое-то новое выражение появилось у неё на лице.

— Ты, что-о? — её губы сложились сердечком и она растерянно начала оглядываться вокруг, ища подмоги. — Не узнал, меня?

— Я! — горемыка начала повторять заикаясь. — Я, Лариса! Лариса Корычева!

— И что?

— Как же так? — девчушка внезапно густо покраснела. Молнии вспыхнули в её глазах. Она наклонила голову, косички у нее сильнее стали напоминать рога. Казалось, что вот-вот бросится бодаться.

— Рядовой Иванов? Алексей Михайлович? ВЧ 23–45? Полуостров Таймыр? — Страдалица неопределенно махнула рукой за спину — туда, где, по ее мнению, находилась место службы солдата.

— Алёшенька! Ты, что? Не узнал, меня? — вмиг овдовевшая невеста бессильно уронила руки, надула губы и теперь была похожа на маленькую девочку, у которой отняли любимую куклу.

— Ты же писал, что придешь после армии! — она говорила прерывисто, точно пересиливала подступавшие рыдания. — Вместе будем работать, учиться. Ходить в кино, на концерты, в театры. Что замуж возьмешь. — Глаза Ларисы метали молнии. Пухлые губы дрожали от волнения. Лицо приняло столь грозное выражение, что её трудно было узнать.

— А теперь? — малолетка с ловкостью непоседливой лошадки притопнула ногой. — Забыл? Не нравлюсь? На другую решил поменять? Как же так? Алексей?

— Подождите, девушка! Э-э-э, как вас там, Лариса! Какая армия, какие письма. Какой Таймыр? Кто вы такая, вообще?

— Ах ты кабель, бабник, блудник!!! — обиженная малявка насупилась, грозно сдвинула брови и быстро выбежала из комнаты за подмогой.

— Бред какой-то, — произнес Макс и снова повалился на койку.

Сон сняло как рукой. Очертания двери на стене полностью растворились. Она снова приняла первозданный темно зеленый цвет.

А через три минуты, без стука, в комнату вихрем ворвалось уже четверо созданий женского пола. Они сгрудились у койки, рассматривая незнакомца во все глаза…

— А ну, хахаль, давай, подымайся.

— …Вставай вражина!

— …Ты, что творишь?

— Почему от своих писем отказываешься? — громче всех шипела рослая, дородная девушка с необъятным бюстом и жестким волевым лицом. Её ладони — большие и сильные непроизвольно складывались в кулаки.

— Ты, Иванов?

— Иванов.

— В армии служил?

— Ну, служил.

— Про любовь, девчонке писал? Ждать её просил? Жениться обещал? — крупная мадам эффектно уперла руки в бока, выступила вперед, отчего немалая грудь стала ещё убедительнее: Она (грудь) приподнялась и некоторое время смотрела на парня свысока.

— Зачем парил мозги нашей Ларочке: Что служишь на Крайнем Севере, подводником? Ждешь — не дождёшься встречи, тоскуешь? Любишь до беспамятства? — девчата громко зашумели, поддерживая подругу.

— Мы же письма читали, всей общагой, со слезами на глазах? Она так ждала тебя, а ты?

— Послушайте, девчата, тут какое-то недоразумение, я не мог ей писать из армии потому, что не общаюсь с малолетними.

— Я, не малолетка, мне уже скоро шестнадцать, — потерпевшая покраснела как сочная морковь. Было заметно, что её сильно раздражало, что все разговаривают с ней как с ребёнком и, по всему видно, не принимают всерьез.

— Хорошо, — согласился новоиспечённый жених. — Пусть будет шестнадцать. Но, я всё равно не тот, кто звал замуж!

— Это почему же?

— Да потому, — закоренелый холостяк улыбнулся добродушно и как мог располагающе, — Меня зовут, Максим. Для особо непонятливых повторю… Мак-сим. А того парня, что писал ей письма в детскую ясельную группу, звали А-лек-сей!!! А так, кроме фамилии, нас с ним ничего не объединяет.

Виновница торжества, осознав свою трагическую оплошность, спрятала лицо в ладони и зарыдала крокодильими слезами. Причем такими ядовитыми и горючими, что казалось, они способны прожечь пол насквозь.

— Ладно, Алешенька, — вредина подняла зарёванное лицо, горделиво выпрямилась, и мстительно испепеляя разгневанным взглядом, сквозь зубы прошипела. — Я тебе это, припомню!

Закусив от обиды губу, она стрелой выскочила из комнаты.

— Нет, ну какие же мужики — мерзавцы! — пышная девчушка, с крашенными под каштан волосами скривилась и выпалила святую женскую истину.

— И бабники! — вторили ей остальные.

— А тебя, всё равно поделом отдубасили… — Мак-сим, — пышногрудая ехидно передразнила его. — Видать тоже, кому-то мозги пудрил, трепач хренов!

— Девочки, пошли отсюда, — великанша фыркнула и с гордым видом вышла из комнаты, выпятив груди и высоко подняв голову.

— Пошли, — поддержали её подруги.

Последняя из девчат покидая комнату, с сердцем рванула за медную ручку и с треском захлопнула за собой массивную дверь.

Спокойная холостяцкая жизнь Максима продолжилась недолго:

— Тук-тук… — Ой, а это разве не четыреста шишнадцатая комната. Сынок, а ты не знаешь, где живет Леночка Пантелеева? Это её бабушка приехала из Ташкента… на поезде… в плацкартном вагоне… на нижней полке… Всё хорошо, доехала… Слава богу… А вы, наверное, её знакомый?

— Бам-бум-бряк.. — О, здоров, паря! А ты, тут, что делаешь? Лизку Карпаеву, не видел? Слушай, а тебе колеса от "Явы" не нужны, а трубу выхлопную не купишь? Слушай, такое дело… У меня тут "Ява" с "Запорожцем" поцеловалась… Не займешь денег, на ремонт, до завтра?

— Бух-Бам-Бам… — Чё, нет никого што-ля? Открывай, давай! Сейчас не откроешь — дверь выломаем… Слышь, корешь, штопор есть? А выпить хочешь? А закурить? А чё, у тебя глаз подбитый? Ты, это давай, если, чё, зави… Я им руки — ноги-то переломаю. А может и шею сверну…

…

Прошло не более часа, а визитеры всё шли и шли и это уже начало доставать. Терпение у пришельца было не безгранично, оно заканчивалось с каждой секундой, однако…

— Стук-стук.. — Здрасте. Скажите, а у вас нет, гитары?… А у соседей, слева? А у кого есть, не знаете?

— Тум-тум… — Сантехник не заходил? А ты, кто? А почему морда синяя? Пьешь, небось? Ты, точно не сантехник? Я ищу его второй день. Если сантехник зайдет, скажи, что я на втором этаже — повтори…

— Бум-бумс-ба-бам… — Твоя фамилия Иванов? Точно? Ты мне напоминаешь кого-то? Случайно, не родственник Серёге Иванову? А Витьке Сухорукову? М-м-м, а то, смотри, допрыгаешься, быстро в обезьянник сдам! Давай, распишись, тут, и здесь, и ещё в графике дежурств. Кстати, про субботник, знаешь? А про вывоз мусора?… Завтра вечером идешь в наряд, дружинником. На усиление. ЧП в районе — хулиганы витрину повалили с комсомольской газетой. Не то чтобы совсем, но она уже не в вертикальном положении… Да, и! — Рубашку погладить, не забудь, белую.

Из коридора доносились шум и голоса живущего в своём мире общежития: хлопанье дверьми, шарканье, беготня, звяканье посуды.

…

И наконец-то постучали мягко, словно извиняясь…

— Тук-так-тук… — распахнув дверь, Макс увидел на входе Кристину с будильником в руках.

Тусклая лампочка в коридоре освещала её волосы, они были собраны. В глазах новой знакомой влажный блеск. Тоненькая, в короткой замшевой юбке, в туго обтянутой кофточке с открытым воротом. Высокая шея белеет в дымке густых черных волос.

Девушка впорхнула в комнату, прислонилась спиной к стене, опустила руки. В глазах старосты призывно засверкали звездочки от света лампы. Плечи у неё были худенькие, узкие. Она походила на провинившуюся школьницу, получившую двойку.

— Максим, прости меня за Ларису, — затейница виновато улыбнулась. Хрустальные колокольчики её голоса снова зазвенели в комнате перезвоном. — Нехорошо получилось.

— Да ладно, с каждым бывает, — сердце затворника гулко забилось от новой встречи. Он стал ощущать его резкие толчки. В горле сразу пересохло.

— Слушай! — гостья решила резко поменять тему разговора. Она с хитринкой заглянула в глаза Максу. — А ты можешь починить будильник, для моей соседки? Последнее время он громко звенит и прыгает как бешенный. Может быть, в нём, что-то подкрутить надо или ещё, что поправить? Посмотришь?

— Ну, не знаю — протянул благородный принц, не сводя восторженного взгляда с ног принцессы, едва прикрытых короткой юбкой. Фантазия залетного гастролера уже давно дорисовала, всё, что было скрыто от его глаз.

— Можно попробовать, только у меня нет отвертки. Я даже корпус часов открыть не смогу. Хотя, если подумать, то можно вилкой или ножом покрутить.

— Вот тебе, умелец, отвёртка, — она достала из кармана и протянула ему небольшую отвёртку. — Давай, ремонтируй и приходи ко мне в "четыреста вторую", часа через два. Я тебя с Анюткой познакомлю. Напоим тебя чаем. А то она, у нас, затворница. Не с кем не дружит. Не куда не ходит. Парней боится, как огня. Так, что приходиться самой чинить будильники! Ну, договорились?

Девушка хитро наблюдала за ответом новичка. Озорное любопытство затаилось и дрожало в уголках её губ.

— Хорошо, приду, — не ожидая подвоха, произнес Максим. — Мысли в голове плутали в плоскости отдалённой от темы разговора. Где-то как раз в районе тонкой талии девушки

— Тогда мы ждём тебя! — у довольной свахи был откровенно счастливый вид. Она улыбнулась зеленоватыми глазами и быстро выскочила из комнаты.

Макс, хмельной от счастья, завалился на кровать. Счастливо развёл руки. Потянулся. Он всё понял по-своему…

— Так, через два часа надо быть в гостях! — пропавший во времени начал лихорадочно соображать и строить далеко идущие планы. — Сама позвала — сама!!! — Мысленно он поднял к верху указательный палец, возбуждённо вздохнул и задумчиво произнес. — Это хорошо.

— Тук-тук-тун-бумс… — долгожданно дробью прозвучало по входной двери.

"Наверно вернулась длинноволосая красавица", — сладкая истома разошлась по телу. — "Решила сказать, что подруги не будет. Это правильно — зачем нам подруга? Такой вечер, волшебный!".

— Кристина, заходи, не стесняйся, — довольный баритон раздался со стороны койки.

В комнату змеёй протиснулась четырехглазая Лариса. Она метнула на Макса короткий презрительный взгляд.

— Так, вот ты кого ждешь — Кристину!!! — малявка, хитро прищурилась и, причмокивая полными, сильно накрашенными губами капризно произнесла. — Не успел вселиться, а уже любовь крутит со старостой. Это как понимать?

— У-у-у, бабник слюнявый! — трудновоспитуемая заноза выругалась по-взрослому, сверкнула недовольно очками. Причем так, что показалось, из стёкол вот-вот посыплются искры. Или даже пойдет дым.

— Так, вот, знай! — она опять по-детски всплеснула руками и надула губы.

— Я всё написала брату. Он у меня крановщик, в Тамбове. У него знаешь, какие кулаки? — Здоровые, как гири! Лёнька твои хухры — мухры просто так не оставит. Как получит письмо — сразу приедет и набьёт морду. Так, что выкручивайся теперь! Отговорки не проканают про память, ясно! Мой совет, беги куда подальше! В Америку, например. Или к эскимосам.

Мстительница грозно развернулась и, выходя из комнаты, вдруг обратила внимания на старую, полуоткрытую дверь, находящуюся рядом с входной.

— Вот, прохвост! Ещё и двери не закрывает, — громко произнесла "женщина", которая собиралась отдать неизвестно кому лучшие годы своей жизни.

— Господи!!! — запричитала она.

— Где были мои глаза? Куда я смотрела? Куда???

Над Москвой закатывалось малиновое солнце. Сквозь легкие, перистые облака казалось, что оно медленно тянется к земле, лучами цепляется за деревья, крыши, карнизы домов. В открытое окно, не то с третьего, не то со второго этажа, громко звучала протяжная и грустная песня Аллы Пугачевой "Куда уходит детство"…[21]

По радио шел концерт по заявкам радиослушателей. Мужчины, женщины со всех точек необъятной страны наперебой передавали поздравления своим родным, знакомым, заказывали песни популярных исполнителей, и их просьбы послушно выполнялись.

Макс лежал на кровати, заложив за голову руки, и мечтательно смотрел через окно, в сгущающийся сумрак синего вечера, где постепенно загорались золотистые точки огней в домах. Рядом на тумбочке расположился мирно тикающий будильник. Что-то давно знакомое и в то же время неизведанное, волшебное наполняло радостью сердце Максима. В голове пришельца бродил легкий и веселый хмель. Стоило закрыть глаза, как перед глазами возникал нежный образ сероглазой красавицы.

— Эх, хорошо бы с Кристиной пойти куда-нибудь, погулять, побродить по скверу, — сладостно произнес мечтатель. — А потом сходить на танцы.

В ответ на желание, по уши влюбленного романтика, резко скрипнула, а затем хлопнула незакрытая дверь.

В комнату, из-за стены, от соседей, доносилась песня в исполнении Андрея Миронова из кинофильма Марка Захарова "Двенадцать стульев"…

— Или пройтись босиком вдоль кромки моря, — в тон песни сформировалась очередная мечта Максима. — Погулять по песчаному пляжу, полюбоваться красивым закатом… плывущим в дали кораблём,

От налетевшего неизвестно откуда сквозняка дверь хлопнула ещё громче, после чего приоткрылась.

Максим вынырнул из подпространства своих грёз. Нехотя посмотрел на входную дверь, разбивавшую его сладостные мечты.

— Че расхлопалась? — он обратился к ней.

Входная дверь насупилась и обиженно промолчала в ответ. Безобразничала её подруга — соседка, возникшая в комнате неизвестно откуда.

— Что-то я не помню тебя? — новосел — романтик стал внимательно рассматривать неизвестную гостью.

— Вот её, помню, — он указал пальцем на притихшую входную дверь. — А тебя, нет.

— С головой у меня по-прежнему, не в порядке, — влюбленный медленно поднялся с кровати, подошел к полуоткрытой хулиганке. — То память теряю, теперь стал разговаривать с дверьми.

Он заглянул в проём. И не поверил глазам своим: Огромное бирюзовое зеркало моря грозно ворочалось и уходило за горизонт. Высоко в небе плыли пышные, розоватые по краям облака, на которых переливами играли последние лучи желтовато-бледного заката. Косые волны боком опрокидывались на берег. Пенные гребни выносили на берег мелкие камни, гальку. Они шуршали тысячами капель и таяли в песке. Где-то далеко вдали виднелся сверкающий на солнце белоснежный пароход. В лицо дул теплый, освежающий ветерок, наполненный солеными брызгами, кричали чайки…

— Такого быть не может! — Новосёл не поверил своим глазам. Испугавшись неизвестного явления в своей комнате, он резко закрыл дверь. Упёрся ногами в пол. Сильно прижал руками виновницу безобразий. (Вдруг кто-то или что-то нехорошее проникнет в наш мир и уничтожит его комнату или дом, а может быть и всё человечество! Про вселенную скромно помолчим).

— Я, сейчас в полном уме и твердой памяти, — хозяин помещения начал бубнить себе под нос.

— Я трезвый! Нахожусь там же, где был пять минут назад — в Москве, на четвертом этаже женского общежития, в бывшей сушильной комнате! — чтобы доказать себе, что это не сон он сильно ущипнул себя за ногу.

— Спокойно, Максим. Не обращай внимания на всякую ересь! Это, скорее всего галлюцинации от приема лекарств. Этого просто не может быть. Там, за дверью должен быть склад с каким-нибудь шанцевым инструментом или комната со старым бельем, а не прибрежная полоса моря… Склад должен быть.

— Склад, я сказал!!! — прозвучало громким утвердительным голосом.

Макс глубоко вздохнул и не торопясь навалился на приоткрытую дверь, прищурился, заглянул внутрь.

За дверью находилось небольшая пыльная кладовка, заваленная садовым инвентарем. Из неё пахло влажной бумагой, кожей, мышами и затхлостью.

— Вот! Так-то лучше, — повелитель стихий спокойно, с осознанием выполненного дела прикрыл дверь. Отошел. Зачем-то отряхнул руки, словно боялся испачкаться.

— Всё в порядке. Инвентарь на месте. А то понимаешь, твориться ерунда какая-то: Пароход привиделся, закат, море.

— Да-а, море, волны, белый пароход! — мечтательно произнес Максим. — Хотелось бы…

Дверь дрогнула и противно скрепя, опять начала открываться.

Творческая личность таинственно прикусила губу, и мягко перекатывая ступню с пятки на носок, подкралась к проёму. Выглянула наружу и обомлела. Потрясенная случившимся, она долго не могла прийти в себя, осматривала морской пейзаж.

Макс закрыл дверь. Затряс головой. — Склад! Склад, я сказал!

Дверь дрогнула.

…

— Закат на море и белый пароход! — из-за двери донесся шум прибоя.

— Склад, — за дверью тишина.

— Море, — громкое шипение волн и крик чаек.

— Склад.

— Психбольница!!!

— Ааа… — я понял принцип! — раздался через несколько секунд бодрый голос, свихнувшегося человека. (Поверившего во все чудеса сразу включая инопланетян, нечистую силу и Деда Мороза).

— Сейчас попробуем по-другому, — у Максима внезапно возникла блестящая идея, как будто кинокамера начала прокручивать в голове пленку и на экране появились четкие кадры его желаний.

— Море…

— Чердак общежития, где я живу…

— Красная площадь…

— Склад…

— ГУМ…

— Красная площадь со стороны ГУМа…

— ГУМ со стороны Красной площади…

— Фантастика! — радостное возбуждение охватило Максима и вскружило голову.

— Вот это дверка!

— Вот это, подарок, кто-то оставил, для меня!!!

— А ну-ка, теперь, попробуем пройтись подальше от Москвы, по другим городам, а может быть и странам!

— Например? — Максим почесал затылок, быстро что-то соображая.

— Куда бы попасть?.. — мысли, перебивая и толкая друг друга, метались в воспаленном мозгу.

— Например…

— Новосибирск, улица Ленина!

— Должна быть такая. (В каждом городе есть, точно. Значит и в Новосибирске должна быть!).

— Дом?

— Пускай, будет… Семьдесят три.

— Подъезд?

— А, давай, первый!

Высоко в небе теплый ветер гнал черные облака, они цеплялись за луну, неслышно рвались на части и снова соединялись в ветхую ткань. Уличные фонари большого города мерцали редкой цепочкой. Золотистыми прямоугольниками ещё светились многочисленные окна. Постепенно они тухли, превращая большие громады домов в мрачные темные изваяния.

В старом, притихшем дворе, который замкнуло каре стандартных пятиэтажек, было также как в тысячах подобных дворов в необъятной стране: Скверик, в котором с усилием росли чахлые деревца и кустарники, стояли пустые скамейки, висел у подъезда фонарь, расположились двое. Один человек отчитывал другого.

— Где ты была? — ледяным тоном спросила невысокая, полноватая женщина, что была постарше.

— Гуляла, — ответила та, что помоложе, с распущенными темно-русыми волосами.

— До двенадцати ночи?

— Ну, мама…

— С кем ты была?

Девушка обиженно шмыгнула носом, твердо сжала губы, нахмурилась, отвернула лицо в сторону и промолчала.

— Я спрашиваю, с кем ты гуляла и где?

— С одним… человеком.

— Что это за человек? Ты его давно знаешь?

— Раньше не знала, а теперь знаю. Сегодня познакомились.

— Докатилась! — женщина густо покраснела. Часта задышала. Негодование, несколько минут кряду не находившее исхода в её душе, выразило себя в чудовищной по выводам тираде: Единственная дочь!!! Начала знакомиться на улицах, с неизвестными. Он, поди, ещё, и намного старше тебя? Наверняка пьющий с утра и до вечера или вообще сексуальный маньяк?

Пара на несколько минут замолчала, осознавая огромный ужас случайно прошедший мимо их семьи.

Баламутный дневной ветер, что куролесил весь день, вздымая пыль на подсохшем асфальте и весело гоняя пожелтевшие газетные листы, наконец-то стих. Ночная мгла густым покрывалом опустилась на улицы и дворы. Молодые деревья с тонкими стволами потянулись к тротуару вычерченными тенями. Где-то, совсем близко недовольно проурчал мотор "Волги". За углом дома, раздался громкий девичий смех. Его подхватил мужской баритон. Кто-то смачно выругался, завел густым басом непристойную песнь. Друзья — собутыльники подхватили её пьяными голосами.

— Люся, доченька моя, опомнись! Ты, начинаешь проявлять дурной вкус: сегодня у тебя один, завтра другой, послезавтра — третий… Погляди, как страшно вокруг… — вечером собаку во двор выпустить страшно — того и гляди бандиты загрызут.

— Простите, пожалуйста, что прерываю вашу семейную драму, — донеслось из полуоткрытой телефонной будки, которая стояла недалеко от разговаривающей пары. Оттуда высунулось лицо побитого человека, с короткой стрижкой. — Мне нужно срочно узнать…

— Второй час ночи, — резко обрубила взрослая женщина, не дослушав реплики подозрительного незнакомца.

— Спасибо. Только у меня другой вопрос… Скажите, а это какой город?

— ????? — недоумение с одной, юной, ещё не окрепшей стороны. — Пошел ты к черту, со своими дурацкими вопросами! Нашел время…

— Новосибирск, — раздалось с другой, взрослой и всегда обоснованно правой. — А вообще, молодой человек, пить надо меньше. — Несчастная мать резко повернулась в сторону дочери. Махнула головой в сторону будки. — Я надеюсь, это не он?

— Мама??? — молодушка рассерженно фыркнула. — За кого ты меня принимаешь? Я не такая!

— Спасибо за ответ… Доброй вам ночи, — и неизвестный плотно закрыл дверь за собой. (Как будто собирался задержаться там на долго. Возможно, даже переночевать.)

— Так, что у нас дальше по плану? — произнес путешественник, только, что вернувшийся из далекого сибирского города.

— Какие ещё испытания устроить для нашей супер-пупер дверки? — Макс задумчиво прикусил губу. — А не попробовать ли нам что-нибудь эдакое, фантастичное?

— Например: Что будет, если я попрошу дверь открыть вход в сказочную пещеру Али-Бабы или показать мне дорогу в легендарную страну, утопающую в золоте? Как её там называли? Эльдорадо, что ли? Хотя нет, скорее всего, это сказки. Однако… Почему не попробовать?

Максим подошел к стене, огляделся по сторонам и почему-то шепотом, как будто его могли подслушать соседи, произнес…

— Хочу на остров сокровищ!

Затем он поправил себя, чтобы дверце было понятно какой из островов имеется ввиду…

— Настоящий! Пиратский! Остров сокровищ!

Исполнительница желаний слегка ошалела от произнесенных слов. (Не каждый день такое просят), затем немного подумала. (Оценивая психическое и психологическое состояние жильца комнаты.) Мысленно покрутила пальцем у виска, вздохнула, опосля противно скрипнула и приоткрылась.

Лучи солнечного света яркими нитями просвечивали полог леса, пробиваясь между стволами и мясистыми листьями эвкалиптов. Деревья громоздились друг над другом в несколько ярусов, поражали взгляд разнообразием оттенков зеленого, голубого и оранжевого, экзотической формой крон и пестротой красок порхающих меж ветвей птиц, мечущихся мартышек. Лианы толстыми змеями обвивали стволы и ветви, словно рукотворные подвесные мосты, соединяя деревья друг с другом на головокружительной высоте. Поверхность земли устилали папоротники и мхи. Ярко окрашенные крупные цветы орхидей наполняли воздух дурманящим ароматом. Махаоны, павлиноглазки и бабочки-данаиды кружили в тяжелом аромате цветов.

Яркая растительность первозданного леса упиралась в старую, покосившуюся хижину, расположившуюся в двухстах метрах от морской глади. Крыша одинокого жилища сгнила и обвалилась от времени.

Во дворе дома возле завалившегося частокола была выстроена длинная пирамида из небольших почти сгнивших деревянных ящиков. Боковина одного из них отвалилась, и Макс увидел блестевшие на солнце торцы золотых брусков. Если оценивать их численность, то можно было предположить, что их тут сотни, возможно тысячи! Тысячи золотых продолговатых кусков!

С другой стороны пиратской заимки, вплотную к стене были составлены друг на друга два десятка пузатых бочонков.

Максим подошел к одному из них. Резко толкнул с верхнего ряда самый крайний. Бочонок упал, раскололся. Из него высыпались не огранённые изумруды, мерцающие и переливающиеся от яркого света рубины, темные, как запёкшаяся кровь сапфиры.

Недолго думая испытатель дверных проёмов решил зайти внутрь и осмотреть хижину. Расширенные от удивления глаза "случайного прохожего" превратились в большие блюдца. Жилище буквально до потолка было завалено коробами, сумками и мешками. Многие вещи поклажи сгнили, и их содержимое высыпалось на пол, открыв взору пришельца множество церковных сокровищ: Золотые кресты, женские украшения инкрустированные жемчугом и самоцветами, щедро изукрашенные золотые кубки, посуда. Максим встал на носочки и потянул на себя свисавшую из верхнего куля золотую цепочку. Сума с треском лопнула, и наружу хлынул поток золотых кружочков, растекаясь ручьями среди других предметов блестевших на полу.

Блики света от золотого водопада заискрились, запорхали вокруг подобно бабочкам. Казалось, сам воздух стал переливаться, сверкать, слепить глаза.

Макс поднял одну из монет. Внимательно осмотрел её: Это был массивный испанский дублон, тёплый на ощупь и на удивление тяжелый. Золото сверкало так, словно деньги отчеканили неделю назад. Иерусалимский крест был расположен чуть сбоку, охватывая льва и замок, которые символизировали Леон и Кастилию. По краю шла выдавленная надпись: PHILIPPVS+IV+DEI+GRAT…

Черепушка ди-джея начала медленно нагреваются от увиденного. Закипать от полученной информации…

— Зэтс импосибл! О май гат? — произнес он по-английски. (Это невозможно! О мой бог? Англ.)

— Так, стоп! Это ещё, что за новости?

— Я, что… знаю английский?

— ????

— Ес! Ес оф кос, — утвердительно ответили у него в черепной коробке. (Да! Да, конечно. Англ.)

Девушка, сидя у зеркала, наконец-то закончила наводить красоту. Она прищурила глаза и требовательно оценила результат своего труда. По её мнению с одной стороны стекла, на неё смотрела безумно красивая актриса Голливуда похожая на… на… на (Вот только имя звезды она никак не могла вспомнить), с другой стороны выглядывала страшная сердцеедка и обольстительница мужчин, богиня в области макияжа, разрисованная всеми цветами радуги. (Её имя было настолько известно присутствующей в комнате публике, что она просто не желала в очередной раз произносить его вслух).

— Слушай, Танюш, как ты читаешь? Тут же половины листов нету? — Кристина сидела на кровати, покрытой атласным одеялом, рассматривала иллюстрации в журнале "Советский экран", пыталась понять в какую известную личность собирается преобразиться подруга.[23]

— Много ты понимаешь! — авторитетно вторила "звездная" подруга. Она легонько взбила тщательно отбеленные волосы. — Меньше страниц — больше пищи уму!

— Таня, а у нас в общежитии, появился новый, интересный жилец! — сероглазая егоза чуть высунула язычок, обслюнявила палец, чтобы перевернуть слипшиеся страницы.

— После армии. Ещё ни с кем не дружит. Никого не знает. Я его пригласила зайти к нам в гости. Мне кажется, он должен тебе понравиться. Я сделала всё, как ты учила: Произвела впечатление. Попросила отремонтировать старый будильник. Мягко намекнула о скромной, одинокой соседке затворнице!

— Ух-хх!!! — звезда голубого экрана сладострастно зажмурилась. Она была восторженной мечтательницей, воздушные замки, которые она строила в своем воображении, упирались в самый небосвод. В накрашенных глазах впечатлительной особы сразу же возник загорелый, брутальный красавчик, весельчак и балагур, пират в далеких морях, предпочитающий тотальный хаос скучному порядку. Одним словом: Ничего платонического, сплошь животная наглядность.

— Какая прелесть! — Татьяна замигала накрашенными ресницами так сильно, что лучшая подруга услышала, как они клацают друг о друга, будто у куклы с закрывающимися глазами.

Впечатлительная особа глубоко вздохнула, представив лицо долгожданного незнакомца: Лоб выпуклый. Львиная шевелюра. Подбородок широкий, литой, канавка посредине, после бритья булатно-синий, как вороново крыло. Кадык выпирает из шеи. Глаза завораживающие, с поволокой…

— Умп, — хищница сглотнула. Широко открыла глаза. Они туманно блестели. Вторя им, на руке загорелось огнём огромное кольцо, подаренное ей, как она таинственно намекала, отвергнутым воздыхателем. (А в действительности купленное за пять рублей на базаре у цыганки.)

— А как его зовут?

— Максим.

— У-у-у… Мак-сим… — обескураженная соседка по комнате недовольно выдохнула. Скорчила мину на лице. Кокетливо, как утка, вытянула ярко накрашенные пухлые губы, словно решила подразнить своё отражение.

— Так и знала, что моя лучшая подруга учудит что-нибудь ненормальное… Я не буду знакомится с ним.

— Почему? — Кристина удивлённо оторвала взгляд от лиц киноактеров. И уставилась на затаившегося возле зеркала разукрашенного индейца.

— Потому! Все, с кем ты пыталась меня познакомить, имели имена, оканчивающиеся на "им" — Вадим, Герасим, Трофим.

— И, что?

— И, то! Они, все, как один, стали избегать меня после первого свидания. Начали придумывать при этом странные отговорки: Первый, внезапно начал учиться на великого пианиста и теперь он всегда занят и ему нельзя пропускать занятия. Второй, решил посвятить себя религии, в которой не разрешают любить красивых женщин. А третий… чернобровый, смуглый красавиц, атлет, по которому два месяца назад я вообще, сходила с ума, мучилась, думала о нём бессонными ночами. У которого, как потом оказалась имелась жена, трое детей и вредная теща, внезапно пропал, бросил всё и уехал с любовницей за границу.

— Теперь, — несчастная очень глубоко вздохнула. — Макс-им…

Татьяна обиженно замолчала. Подумала. Потом серьезно, стряхивая с себя оцепенение, спросила. — Слушай, Криска! Ты, их, специально так подбираешь? Издеваешься, да? А ещё, лучшая подруга!

— Тук-тук-тук… — торопливый стук раздался в дверь.

— Можно, — робко спросили снаружи.

— Войдите, — почти синхронно произнесли девушки.

В комнату вошел невысокий парень с перебинтованной головой. В руках неизвестный гость держал большую связку желтых, крупных, аппетитных… чуть загнутых бумерангом тропических плодов!!!

— Здравствуйте девчонки, — здороваясь, произнес побитый незнакомец. — Я, тут пока шёл к вам, заскочил в одно место. И, вот, решил взять в качестве угощения.

— Нифигасе, Кристинка! — воодушевленно воскликнула кукла Татьяна, и её накрашенные ресницы снова заклацали друг о друга. — Это же… ба-на-ны!

— Где вы взяли их, да ещё так много? Ты, что, банановую ферму разорил по дороге?

— Как сказать? — виновато произнес влюбленный герой, выискивая взглядом, серые, бездонные глаза Кристины. — Собрал, тут, рядом. Можно сказать, за углом…

— Максим. Заходи. Располагайся. Знакомься. Это Татьяна. Татьяна, это Максим. Чай будешь?

— Дан-дам-дун, — громкий стук не дал ответить Максу. В дверь назойливо и громко тарабанили.

В комнату заглянула очкастая выдерга Лариса. Подобно капитану погрузившейся в пучину подводной лодки, она вытянула шею, сверкнула стеклами очков и перископом осмотрела комнату. Остановила свой взор на Максиме. Ехидно хмыкнула. Затем нарочито громко закашляла. После чего заговорщицки сообщила: — Криска, тебя, на кухне, твой долговязый перец ждет. Греби давай, а не то он тама все лампочки лбом посшибает. И вообще, почему я должна быть на побегушках. Нашли почтальоншу, письма нежно на почту носящую…

— Ой, я прямо на минутку, быстро, — засуетилась Кристина, поправила на стройный ножках полы коротенького халатика, виновато улыбнулась несчастному страдальцу и выбежала из комнаты.

— Ну, что съел? — фыркнула четырехглазая "профессорша", скользнув мстительным, исподтишка взглядом, на Максима. — Я всё рассказала Гошану про ваши с Криской шашни. Держись теперь! Отделает тебя так, что мать родная не узнает. А ещё скоро брат приедет… Толи ещё будет ой-ё-ё-ёй[24].

— Молодой человек, давайте знакомиться, — по-хозяйски обратилась к Максу Татьяна. Она непринужденно решила разрядить накалившуюся до красна обстановку.

— Ларочка, иди доченька, погуляй, — хозяйка комнаты стала потихоньку вытеснять за дверь зарвавшуюся нахалку. — В песочнице, там, посиди. В магазин — больничку поиграй. Одним словом займись делом. — Она закрыла дверь перед самым носом открывшей от удивления рот молодой особы. Повернулась к гостю.

— Мак-сим! Какое у вас красивое, мужественное имя. Большое спасибо за подарок. Вы знаете, всю жизнь мечтала познакомиться с интересным человеком, чьё имя заканчивается на слог "им".

— Кстати, — заботливая хозяйка комнаты решила перевести тему в другое русло. — Как там поживает наш будильник.

— Ух-ты, а будильник то я в комнате оставил, — гость потерявший память, запоздало опомнился. — Я сейчас, быстро. Одна нога здесь, другая там. Мигом схожу, принесу.

Пришелец стрелой выскочил из комнаты и пулей помчался по едва освещенному коридору. Проходя мимо кухни, он замедлил свои шаги и стал украдкой рассматривать два силуэта, один из которых был ему хорошо знаком. Второй, неизвестный раскрыл пачку сигарет "Мальборо", смачно щелчком выбил одну себе, звонко щелкнул зажигалкой и сделал глубокую затяжку.

— И что это за пижон? — словно старый мотороллер, выдыхая клубы дыма, требовательно пропыхтел тощий дылда. Волосы у него были длинные, они сальными прядями разлохматились по замше тертой куртки, тонкие ноги парня были туго обтянутые джинсами, отчего казались трубочками, вставленными в длинные башмаки похожими на утюги. Судя по всему, он считал себя неотразимым.

— Какой пижон? — девушка невозмутима, проигнорировала эмоциональный всплеск своего воздыхателя. Ножки сероглазой колдуньи, слегка раздвинувшись, как бы невзначай, показывали испод коротенького халатика зелёные ажурные трусики. Она чуть прищурила длинно подведенные, как у итальянских киноактрис, глаза.

— Такой! — "стиляга" недоверчиво сморщился, перевел дыхание, словно переключился с третьей скорости на вторую. Губы его при этом сжались, нос выгнулся горбинкой. — Который, притащился к вам в комнату, с бананами!

— А, этот. Так, то к Тане. Новенький, из четыреста двенадцатой, знакомиться пришел.

— К Танюхе? — хипан резким движением перебросил дымящую сигарету из одного угла рта в другой. — Ой, смотри Криска! А не то я ему, а потом тебе, а потом вам обоим все ноги переломаю. Ты же знаешь мой характер — стальной.

— Жорик, ты, что! Мне, не доверяешь? — Кристина легко запрокинула голову, чуть ближе подвинулась к своему спутнику и ласково заглянула ему в глаза.

— Не знаю, Лариска, тут такого понарассказывала, — мужской силуэт гневно бросил светящийся окурок в открытое окно.

— И ты веришь этой малявке?

— А, что я, по-твоему, должен думать?

— Жора, ты очень любишь меня? — в глазах сероглазой колдуньи недвусмысленно блестела затаенная страсть. Голос у нее стал мягкий, грудной, такой голос, от которого парни теряют головы.

— Ксюня, и ты ещё спрашиваешь? — кролик зачарованный взглядом удава, покорно присел на задние лапки. — Очень! Очень люблю!

— Тогда почему так мало говоришь об этом?

— Ма-ло?

— Конечно, мало! Жо-о-рик, — девушка вытянула губы в колечко и требовательно поскребла указательным пальцем по груди парня. Мягко улыбнулась. В истоме прикусила нижнюю губу. — Сиди и повторяй сейчас в наказание слово люблю — десять раз! А я закрою глаза, чтобы ничего не мешало, и буду слушать.

— Только, смотри, не торопись, — озабоченно произнесла она вверх уже с закрытыми, незрячими глазами. — Растягивай каждое слово как можно длиннее. Тогда может быть я тебя и прощу!

— Люблю… — раздался скрип старой не мазаной двери.

— Хорошо, ещё… — мечтательно прошептали сочные губы, слегка тронутые помадой.

— Люблю… — камни, недовольно урча, покатились с горы.

— Уже лучше… Ещё…

Обиженный влюбленный быстро прошел открытую дверь на кухню. Его сердце почему-то учащённо стучало от несчастья и горя. На душе мерзко скребли кошки. Хрустальный дворец, который он возводил в своих мечтах в последние часы — и уж возвел высоко, под самую крышу, вдруг рассыпался в одно мгновение.

— Скажите, что?! — паровозным гудком ревели в нём чувства. — Что она в нём нашла?