Диалектический материализм

6.1. Ленин в борьбе с международным оппортунизмом и ревизионизмом в области философии

Решение Центрального комитета нашей партии от 25 января 1931 г. о журнале «ПЗМ», подводившее итоги философской дискуссии, поставило перед философским участком теоретического фронта важнейшую задачу действительной разработки ленинского философского наследства, задачу широкой пропаганды вопросов ленинского этапа в развитии философии марксизма.

Вопрос о ленинском этапе в развитии диалектического материализма является центральной проблемой всей борьбы с меньшевиствующим идеализмом и механистами и основным моментом, определяющим путь всей нашей дальнейшей теоретической работы в области диалектического и исторического материализма.

Можно и должно ли вообще говорить о ленинизме в философии, можно ли вообще говорить о новом и высшем этапе в развитии диалектического материализма Маркса — Энгельса. Не представляет ли собой такая постановка вопроса противопоставление Ленина Марксу — Энгельсу, не ведёт ли это к недооценке того, что дали Маркс и Энгельс в развитии философии? Как раз по этим вопросам мы имеем исключительные извращения марксизма. Рязанов, этот предатель и изменник партии, выступал с отрицанием самой правомерности постановки этого вопроса. Всё это неудивительно, если вспомнить, как Рязанов в своё время писал о ленинизме. Именно ему принадлежат известные слова: «Я не большевик, я не меньшевик и не ленинист. Я только марксист, и как марксист — я коммунист».

Взгляды Рязанова по вопросу о ленинизме в философии отнюдь не являлись единичными. Наоборот. Эти взгляды красной нитью проходили в работах Деборина, Карева и др.

Однако и в этом вопросе они являлись не одинокими. Этих взглядов на вопрос о ленинизме в философии придерживаются такие «теоретики», как Троцкий, Зиновьев, Преображенский, такие взгляды развивал в своё время Бухарин.

В сборнике «Воинствующий материалист», кн. 2, за 1925 г. напечатана статья Преображенского «Ленин и Маркс как теоретики», в которой ставится вопрос о ленинском теоретическом наследстве. Преображенский в этой статье развивает следующую механистическую схему: он различает в марксизме различные элементы, «имеющие разную степень долговечности». Во-первых, такие элементы, которые должны остаться целиком, во-вторых, такие, которые должны быть развиты и дополнены, и, в-третьих, такие, которые должны быть замещены новыми построениями. И вот, с точки зрения этой своей схемы, Преображенский приходит к тому выводу (и это основная мысль его), что методология марксизма, диалектический материализм — это и есть как раз тот элемент марксовского учения, который не терпит никакого развития. Он пишет: «Что касается общефилософского метода, то Ленин взял его целиком у Маркса, защищал от нападений противников и блестяще применил (вместе с методом исторического материализма) на конкретной философской работе „Материализм и эмпириокритицизм“ и т. д. Поскольку Ленин писал о методе диалектического материализма, он писал как сторонник этого метода, писал в защиту того понимания метода Маркса и Энгельса, какое он считал правильным и „с подлинным верным“»[542]. Далее, продолжая развивать эти свои мысли, Преображенский находил, что в единстве метода диалектического материализма заключается тождество теоретических основ воззрений Маркса и Ленина.

Теперь перейдём к Бухарину. В своей брошюре «Ленин как марксист» т. Бухарин также ставит вопрос о диалектическом материализме в работах Ленина. Подходит он к этой проблеме следующим образом: он различает в марксизме две вещи: во-первых, сумму идей, положений, теоретических взглядов и т. д., во-вторых, метод марксизма, его методологию, с помощью которых эта сумма идей, взглядов, теоретических положений добыта, с помощью которой проанализирована определённая историческая эпоха и т. п.

И вот в этой связи он пишет: «Но если мы под марксизмом будем подразумевать не сумму идей, какова она была у Маркса, а тот инструмент, ту методологию, которая заложена в марксизме, то само собой разумеется, что ленинизм не есть нечто видоизменяющее или ревизующее методологию марксова учения. Наоборот, в этом смысле ленинизм есть полный возврат к тому марксизму, который был сформулирован самим Марксом и Энгельсом»[543].

Итак, с точки зрения т. Бухарина, ленинизм по своей методологии есть полный возврат, и только возврат, к марксизму, сформулированному самим Марксом и Энгельсом. В этом отношении нет никакого дальнейшего развития, никакого дальнейшего углубления и конкретизации марксовского учения. Таким образом мы видим, что в этом вопросе мы имеем трогательное единство взглядов у Рязанова, Троцкого, Зиновьева, Преображенского, Бухарина, Деборина, Карева и т. д.

В противовес всем неправильным установкам в этом вопросе мы имеем установку и решение этой проблемы, данные т. Сталиным ещё в 1924 г. в его «Основах ленинизма». Он писал по интересующему нас вопросу: «То, что дано в методе Ленина, в основном уже имелось в учении Маркса, являющемся, по словам Маркса, „в существе своём критическим и революционным“. Именно этот критический и революционный дух проникает с начала и до конца метод Ленина. Но было бы неправильно думать, что метод Ленина является простым восстановлением того, что дано Марксом. На самом деле метод Ленина является не только восстановлением, но и конкретизацией и дальнейшим развитием критического и революционного метода Маркса, его материалистической диалектики»[544].

Здесь даны единственно правильные постановки и решение вопроса о ленинизме в философии. Работы Ленина по вопросам диалектического материализма, гениальное применение им материалистической диалектики представляют собой не только возврат (после всех извращений и отступлений от диалектического материализма, которые мы имели в эпоху II Интернационала) к диалектическому материализму. Ленинизм в философии представляет собой не только возврат, но и дальнейшее развитие и конкретизацию диалектического материализма. Ленинизм в философии представляет собою новый, высший этап в развитии философии марксизма.

Ясно и понятно должно быть для всех, что такая постановка вопроса ни в коей мере не может означать какого бы то ни было «противопоставления» ленинизма марксизму или какого бы то ни было непонимания или недооценки наследства Маркса и Энгельса. Наоборот, если действительно быть верным духу марксизма, а не его букве, если правильно понимать соотношение между методом и мировоззрением, между теорией и практикой, если понимать, что марксизм — не застывшая догма, а живое развивающееся учение, то возможен только тот ответ, который дан т. Сталиным по вопросу о ленинском этапе в развитии диалектического материализма. Постановка вопроса о методе диалектического материализма, данная Преображенским, Бухариным, взгляды которых исходят из того, что в области содержания марксизма, богатства его идей может быть крупное движение вперёд, но в области методологии марксизма никакого движения вперёд и углубления быть не может, базируются на полном непонимании соотношения метода марксизма и других его составных частей, на непонимании по существу, если шире поставить вопрос, соотношения между теорией и практикой, на непонимании самого метода диалектического материализма. В самом деле, может ли быть значительное новое содержание в самом развитии марксизма, такое значительное, каким являются например работы Ленина об империализме, о государстве и революции, о советской форме диктатуры пролетариата и т. д. и т. п. — без развития, конкретизации, углубления самого метода материалистической диалектики. Новая эпоха, и именно такая богатая эпоха, какой является эпоха империализма и пролетарских революций, даёт новые формы связи, новые закономерности, новые типы отношений, чрезвычайно сложные формы отношений классов, разнообразные формы классовой борьбы, гигантское развитие техники, естественных наук, своеобразные противоречия этого развития и т. д.

Понять всё это (не только описать) можно только на основе углубления и конкретизации самой марксистской методологии. Поскольку диалектический материализм является научной методологией, постольку углубление и конкретизация его не могут не базироваться на всей совокупности знания наук своего времени. И именно как раз во всех этих отношениях Ленин гениален и велик.

Как известно, т. Сталин в своём письме «О некоторых вопросах истории большевизма» подчеркнул громадное международное значение теории и практики большевизма. Это письмо является блестящим продолжением и развитием основных установок его «Вопросов ленинизма» по вопросам борьбы большевизма с оппортунизмом. Так же, как и в «Вопросах ленинизма», т. Сталин замечательно глубоко и до конца последовательно проводит здесь один из важнейших тезисов, изложенных Лениным в его подготовительных работах к известной книге «Государство и революция». Ленин бросает там одно чрезвычайно важное замечание. Он говорит: «Большевики не „казус“, они выросли из борьбы с оппортунизмом 1894–1914 гг.»[545]. И в «Вопросах ленинизма» т. Сталина и в последнем его письме по вопросам истории большевизма все эти проблемы поставлены и разработаны именно в духе ленинского принципа непримиримой борьбы большевизма против оппортунизма во всех его видах и формах.

Ясно, что когда мы ставим вопрос о том новом, что внёс Ленин в развитие диалектического материализма, нельзя не отправляться от этих важнейших положений. Ясно, что нельзя рассматривать философию марксизма без или вне всей истории большевизма, без или вне всей истории борьбы большевизма с оппортунизмом, из которой большевизм вырос.

С другой стороны, ясно, что нельзя дать подлинную научную историю большевизма без рассмотрения, изучения теоретической борьбы Ленина. К этому именно и призывает письмо т. Сталина. Отправляясь от этого основного положения, мы сможем правильно подойти к постановке и разрешению вопросов, связанных с пониманием и освещением ленинского философского наследства, ленинского этапа в развитии диалектического материализма.

Тов. Сталин дал классическое определение ленинизма как марксизма эпохи империализма и пролетарских революций. Чтобы понять существо теоретических вопросов и проблем, которые неизбежно должны были встать и встали в связи с практикой классовой борьбы в течение этого нового исторического периода, необходимо напомнить некоторые основные, характеризующие его черты.

Как указывает т. Сталин, эта новая историческая эпоха определяется тремя основными моментами:

1) крайним обострением борьбы между рабочим классом и капиталистами,

2) крайним обострением борьбы между империалистическими державами за передел мира, за колонии, за рынки сбыта и сырья,

3) коренными противоречиями и обострением борьбы между угнетающими и угнетёнными нациями.

Все эти противоречия являются выражением того, что производительные силы не могут дальше развиваться в рамках производственных отношений, созданных капитализмом на этой его стадии, что это — последний этап развития капитализма, что это — канун пролетарской революции. Эта новая эпоха характеризуется чрезвычайным обострением классовой борьбы, новыми формами её проявления, чрезвычайной сложностью.

Это — период чрезвычайно ожесточённой борьбы в области идеологии. Это — кризис всей системы, кризис буржуазной идеологии, буржуазной науки и т. д.

В условиях этого нового исторического этапа вставали и встают перед пролетариатом и его партией новые задачи — задачи непосредственного свержения капитализма. В этот же новый исторический период выявилась и вся буржуазная сущность политики II Интернационала. В «Вопросах ленинизма» т. Сталин даёт характеристику всей работы II Интернационала. Только уяснив себе всю глубину этой характеристики, можно понять, как вырос большевизм на основе борьбы с оппортунизмом во II Интернационале. Тов. Сталин пишет: «Выше я говорил, что между Марксом — Энгельсом, с одной стороны, и Лениным — с другой, лежит целая полоса господства оппортунизма II Интернационала. В интересах точности я должен добавить, что речь идёт здесь не о формальном господстве оппортунизма, а лишь о фактическом его господстве. Формально во главе II Интернационала стояли „правоверные“ марксисты, „ортодоксы“ — Каутский и др. На деле однако основная работа II Интернационала велась по линии оппортунизма. Оппортунисты приспособлялись к буржуазии в силу своей приспособленческой, мелкобуржуазной природы, — „ортодоксы“ же в свою очередь приспособлялись к оппортунистам в интересах „сохранения единства“ с оппортунистами, в интересах „мира и партии“. В результате получалось господство оппортунизма, ибо цепь между политикой буржуазии и политикой „ортодоксов“ оказывалась замкнутой»[546].

Тут дана чрезвычайно глубокая характеристика основной линии работы II Интернационала как линии оппортунистической. Тов. Сталин показывает также роль и значение центризма во II Интернационале, роль и значение различных форм оппортунизма. Он показывает, каким образом оказывалась замкнутой цепь между политикой буржуазии и политикой II Интернационала. Дальше т. Сталин указывает ещё ряд характерных черт работы II Интернационала: господство эклектизма, софистики вместо революционной теории, тесно связанной с живой практикой революционной борьбы, наличие обрывков марксизма, которые, будучи оторваны от практики революционной борьбы пролетариата, превращались в выхолощенные догмы.

Тов. Сталин указывает, что вместо революционной борьбы эпоху II Интернационала процветало дряблое филистерство, политиканство и т. д. В связи со всем этим перед пролетариатом и перед его действительными идеологами вставала задача выковать, создать действительно боевые, действительно революционные партии. Нужно было произвести полный пересмотр всего того, что было создано за период сравнительно мирного «органического» развития капитализма, за период господства II Интернационала. Нужно было очистить авгиевы конюшни теории и практики II Интернационала. И эта часть генеральной проверки теоретической и практической платформы II Интернационала выпала на долю ленинизма.

Ясно, что это указание т. Сталина, где он даёт исторический анализ условий и намечает исторические задачи, выпавшие на долю ленинизма, относится не к одной какой-нибудь из сторон марксистско-ленинского учения, а ко всем составным частям марксизма — к экономической, политической и философской его стороне.

Ленин не только восстановил революционное марксистское учение, очистив его от оппортунизма II Интернационала, но и развил его дальше применительно к новым условиям, к условиям империализма, к условиям новых форм классовой борьбы. Ленин дал дальнейшую конкретизацию всех сторон марксистско-ленинского учения.

Необходимо рассмотреть сущность философских «позиций» II Интернационала, выяснить, как отразилось замыкание цепи между политикой буржуазии и политикой II Интернационала на философских взглядах последнего, чтобы на этой основе показать всю роль и значение, которые имела ленинской борьба с философским оппортунизмом во всех его проявлениях.

Эклектицизм, софистика, оторванность теории от практики, от революционной борьбы характерны для всей совокупности взглядов наиболее видных теоретиков II Интернационала, в том числе и для их философских взглядов, для их философской «линии».

Эта «линия» определяется в основном следующими моментами:

1) полным отрывом теории от практики,

2) разрывом экономики и политики,

3) отрывом экономической и исторической теории марксизма, этих его составных частей, от философской основы.

Отсюда у наиболее видных теоретиков II Интернационала встаёт необходимость найти какое-нибудь «новое» теоретико-познавательное обоснование экономической и исторической теории марксизма. Ясно, что когда от исторической и экономической теории марксизма отрывается её философская основа, то приходится подводить под марксизм какой-нибудь другой философский фундамент. У виднейших «столпов» II Интернационала мы как раз имеем переплёт самых махрово-буржуазных точек зрения по линии философии. В этом отношении представители II Интернационала полностью плетутся в хвосте буржуазии.

Наконец момент, характерный для общей картины их философских воззрений, состоит в отказе наиболее видных теоретиков II Интернационала в той или иной форме от материалистической диалектики. В своё время это нашло ясное выражение в положении, выдвинутом «знаменитым» Бернштейном о том, что диалектика представляет собой не что иное, как ловушку на пути к подлинному познанию, что от диалектики нужно отказаться. Другие представители II Интернационала, скрытые оппортунисты, центристы и пр., выражали по существу то же, но только в более тонком, завуалированном виде.

Такова в общих чертах характеристика философской «линии» (если тут вообще можно даже употребить слово линия) II Интернационала. Что касается теоретико-познавательных основ, которые подводили под марксизм в связи с ликвидацией марксистских философских основ представители II Интернационала, то для последних характерны примерно следующие течения: официальная по существу струя — неокантианство, затем махизм, затем развивающееся за последнее время неогегельянство. Известно, что II Интернационал выдвинул довольно видных представителей неокантианского течения, которые по-разному связывали Канта с Марксом в вопросах философии, этики и т. д. Мы находим в их числе таких «теоретиков», как Бернштейн, Макс Адлер, Форлендер, Каутский, Гильфердинг и т. д.

Также сильна махистская струя (Фридрих Адлер, Отто Бауэр и др.) и наконец развивающееся за последние годы неогегельянское течение в рядах социал-демократии. Одним из видных выразителей его в настоящее время является бреславльский профессор Зигфрид Марк. Происходит чрезвычайно любопытный процесс, в котором сказывается сомкнутость цепи между политикой, теорией, идеологией буржуазии и политикой, теорией, идеологией II Интернационала. За последние годы буржуазная философия всё больше поворачивает к Гегелю, пытаясь его модернизировать, приспособить на свой лад. Фашизирующаяся буржуазная философия ставит себе на службу неогегельянство. Этот процесс, происходящий в рядах буржуазных философов, получает сейчас же свой отклик в рядах социал-фашизма. Социал-фашистские теоретики, идя на поводу у буржуазии, пытаются перейти от неокантианства к гегельянству, пытаются свои философские взгляды связать с неогегельянством.

Перейдём теперь к более подробному изложению отношения теоретиков II Интернационала к этим философским школам буржуазии. Рассмотрим сначала позицию Каутского по отношению к неокантианству.

Ленин в своей известной статье «Марксизм и ревизионизм» следующим образом характеризовал развивавшееся в рядах социал-демократии неокантианство: «В области философии, — писал он, — ревизионизм шёл в хвосте буржуазной профессорской „науки“. Профессора шли „назад к Канту“‚ — и ревизионизм тащился за неокантианцами, профессора повторяли тысячи раз сказанные поповские пошлости против философского материализма, — и ревизионисты, снисходительно улыбаясь, бормотали (слово в слово по последнему хандбуху), что материализм давно „опровергнут“; профессора третировали Гегеля, как „мёртвую собаку“, и, проповедуя сами идеализм, только в тысячу раз более мелкий и пошлый, чем гегелевский, презрительно пожимали плечами по поводу диалектики, и ревизионисты лезли за ними в болото философского опошления науки, заменяя „хитрую“ (и революционную) диалектику „простой“ (и спокойной) „эволюцией“; профессора отрабатывали своё казённое жалованье, подгоняя и идеалистические и „критические“ свои системы к господствовавшей средневековой „философии“ (т. е. к теологии)‚ — и ревизионисты пододвигались к ним, стараясь сделать религию „частным делом“ не по отношению к современному государству, а по отношению к партии передового класса. Какое действительное классовое значение имели подобные „поправки“ к Марксу, об этом не приходится говорить — дело ясно само собой»[547].

Эта уничтожающая критика, направленная против ревизионистов типа Бернштейна, против Конрада Шмидта, против Струве и др., имела прямое отношение и к центристам и к Каутскому, который в этих вопросах по существу сдавал позиции Бернштейну. Неокантианская ревизия марксизма, разоблачённая Лениным, показанная со стороны её социальных корней, теория, проповедывавшаяся социал-демократическими «философами», по существу ничем не отличалась от идеалистической реакции буржуазных неокантианцев.

Раньше профессора, выполняя честно социальный заказ буржуазии, тащили «назад к Канту». Теперь, выполняя социальный заказ капиталистов, они стремятся приспособить гегелевское учение о государстве, даже гегелевскую диалектику к потребности чернорубашечников, к оправданию террористического господства буржуазии. Раньше социал-демократические «теоретики», плетясь в хвосте этих буржуазных профессоров, «соединяли» Маркса с Кантом. Теперь современные социал-фашисты, плетясь в хвосте реакционных учёных, проповедуют неогегельянские взгляды и пытаются и их как-нибудь «соединить» с Марксом.

Позиция Каутского в вопросе об отношении к неокантианской ревизии марксизма очень хорошо вообще выражает то отношение к философским проблемам, которое господствовало в рядах социал-демократии. В своей переписке с Плехановым, когда последний выступил с очень резкой критикой Бернштейна, Каутский писал: «Во всяком случае я должен открыто заявить, что неокантианство меня смущает меньше всего. Я никогда не был силён в философии, и, хотя я и стою на точке зрения диалектического материализма, всё-таки я думаю, что экономическая историческая точка зрения Маркса и Энгельса в крайнем случае совместима с неокантианством; ведь и дарвинизм также хорошо уживается с материализмом Бюхнера, как с монизмом Геккеля и кантианством Ланге. Если бы Бернштейн полинял только в этом направлении, меня бы это ни малейшим образом не беспокоило».

Каутского, как видите, совершенно не смущает сочетание Канта с Марксом, отрыв философских основ марксизма от экономической и исторической теории марксизма. Он, правда, декларирует, что целиком стоит на точке зрения диалектического материализма, но это декларирование на деле подменяется полной сдачей своих позиций. Нужно сказать, что эту же точку зрения Каутский проводит в своём последнем труде — «Материалистическое понимание истории», который является теоретическим обобщением всей оппортунистической практики социал-демократии. В этом двухтомнике Каутский высказывается по вопросу о соотношении между различными сторонами марксизма. Он говорит:

«Признание материалистического понимания истории не должно быть предварительным условием принадлежности к социал-демократической партии. Эта партия должна предоставить каждому желающему участвовать в борьбе за освобождение пролетариата, в борьбе против всякого угнетения, эксплоатации, теоретически обосновывать это желание, как он может — материалистически, кантиански, христиански или как угодно иначе».

По существу эта точка зрения предоставляет полную свободу сочетать марксизм с религией, с Кантом, Махом и т. д. Общая позиция Каутского по вопросу об отношении к неокантианству, высказанная им в 1898 г. в переписке с Плехановым, нашла своё теоретическое выражение здесь. Возьмём ли мы его трактовку вопросов теории познания, вещи в себе, проблем этики, — везде чувствуется неокантианская точка зрения автора.

Перейдём к вопросу об общем отношении Каутского к махизму. Во время философской дискуссии 1908–1910 гг. с богдановщиной один из рабочих, Бендианидзе, обратился к Каутскому с просьбой высказаться по вопросу о махизме. Каутский ответил ему письмом: «Вы спрашиваете меня, — писал он, — является ли Мах марксистом. Это зависит от того, что понимать под марксизмом. Я рассматриваю марксизм не как философское учение, а как эмпирическую науку, как особое понимание общества. Это воззрение, правда, несовместимо с идеалистической философией, но оно не противоречит теории познания Маха. Я лично не вижу существенного различия между воззрениями Маха и Дицгена. Маркс же очень близок к Дицгену» (1909 г.).

Этот ответ крайне характерен не только по своему махрово-оппортунистическому существу, он определяет также и понимание Каутским марксизма, его оппортунистическое отношение к махизму.

Итак Каутский рассматривает марксизм не как философское учение, а только как эмпирическую науку. Во-вторых, марксизм — это только учение об обществе. И третье, марксизм несовместим с идеалистической ревизией марксизма, однако вместе с тем не противоречит теории познания Маха, которая и есть ведь идеализм. Такова «диалектика» Каутского. Вот какую похабную карикатуру на марксизм нарисовал «маститый» Каутский рабочему Бендианидзе. Это небольшое местечко из ответа Каутского прекрасно характеризует его взгляды. Оно целиком подтверждает ту общую характеристику позиций II Интернационала, какая дана была выше.

Таково отношение Каутского к махизму, который получил своё развитие на Западе, а у нас в лице богдановщины и т. п. Но стоит взять последний труд Каутского — «Материалистическое понимание истории», мы сможем то же самое сказать и о неогегельянстве. Каутский ужом вертится, чтобы доказать, что марксизм может быть совместим с неогегельянством и т. д. Общий процесс фашизации социал-демократии получает в книге своё довольно ясное выражение и в области философии. Такова философская «линия» этого беспардонного эклектика, этого прожжённого софиста, примиряющего, соединяющего всё что угодно и продолжающего выдавать такое «месиво» за марксизм.

Нужно несколько остановиться на характеристике философских позиций левых социал-демократов — Меринга и Р. Люксембург, а также вождя русского меньшевизма Плеханова, чтобы со всей отчётливостью представить себе то, что давал II Интернационал в области философии, чтобы понять всё значение той борьбы с оппортунизмом, которую проводил Ленин.

Меринг написал довольно много статей, посвящённых философским вопросам, довольно много внимания уделял философским проблемам. Ряд статей Меринга, посвящённых непосредственно критике того или иного литературного произведения, содержит ценные, меткие характеристики с точки зрения диалектического материализма. Но всё же в основном Меринг не выходит за пределы характеризованных нами выше позиций. Прежде всего диалектический материализм не является для Меринга стройным мировоззрением и методом марксизма. Он считает, что в области природы можно установить точку зрения механического материализма и что именно такой вид материализма сочетается с историческим материализмом. Этот взгляд красной нитью проходит по всем произведениям Меринга. Мы находим у него также высказывания и по вопросу об отношении к неокантианству, махизму и т. д. В ряде своих статей он писал, что неокантианцы вовсе не покушаются на существование марксизма, а хотят его только «возвысить» или «дополнить»; что «принципиальных» ошибок они в историческом материализме не находят; что «Мах для естествознания сделал то же самое, что Маркс сделал для общественных наук»; что «Мах вовсе не желает быть философом… он достаточно уверен в себе для того, чтобы ограничиться сферой, в которой в научном смысле чувствует себя хозяином. В этом отношении Мах совершенно сходится с Марксом, который совсем исключил философию и духовный прогресс человечества усматривал только в практической работе в области истории и природоведения»[548]. Таковы некоторые высказывания Меринга в ряде его философских статей.

По вопросу о механическом материализме и историческом материализме Меринг писал: «Исторический материализм включает в себе естественно-научный, но естественно-научный не включает в себе исторического»[549].

«В сфере естествознания механический материализм является принципом научного исследования, каким в области общественных наук является исторический материализм. Утверждать, что Маркс и Энгельс, отвергавшие право механического материализма на сферу истории, отказали бы ему также в его праве на сферу естествознания, значило бы отсылать этих людей из области научного мышления в область суеверия, в которой хозяйничают черти австралийских негров, философия бессознательного и „психизм“ неоламаркистов»[550].

Меринг не идеалист и не сочетает Маркса с Кантом, Маркса с Махом. Однако он не является, как мы видим, и последовательным диалектическим материалистом; наоборот, в своём мировоззрении, в своих взглядах на природу Меринг придерживается механического материализма.

Каковы философские позиции Р. Люксембург? Совершенно ясно, что и она не является представительницей последовательного, т. е. диалектического материализма. В экономических работах Р. Люксембург, в её «теории автоматического краха капитализма», в постановке вопроса о соотношении внутренних и внешних противоречий мы находим развёрнутую механистическую концепцию в применении к анализу капитализма.

Известна также та оценка, какую давал Ленин взглядам Р. Люксембург по национальному вопросу. Касаясь философской стороны вопроса, Ленин показывает, как Р. Люксембург подменяет диалектику софистикой и совершенно абстрактными положениями. Особенно бичует её Ленин за непонимание конкретно-исторического подхода к национальному вопросу. В вопросе о стихийности и сознательности у Р. Люксембург сочетаются идеалистические моменты с отдельными моментами механицизма, но последовательно проведённый диалектический материализм и в её теоретических высказываниях и в применении к тому или иному политическому конкретно-практическому вопросу у неё отсутствует.

Философские позиции левых социал-демократов, левых радикалов во II Интернационале, как видим, не очень значительно отличались от теоретико-философских взглядов ревизионистов и центристов.

6.2. Ленин и Плеханов

Особое место среди теоретиков II Интернационала занимает несомненно Плеханов. Вопрос о Ленине и Плеханове был одним из важнейших вопросов всей философской дискуссии, одним из важнейших вопросов борьбы с меньшевиствующим идеализмом и механицизмом. Плеханов в своих философских взглядах несомненно представляет собой лучшее среди теоретиков II Интернационала. Несомненно наряду с тем внутренним органическим единством, которое существует между политическим оппортунизмом Плеханова и его философскими отступлениями от Маркса — Энгельса, есть у него известное противоречие, заключающееся в том, что в своих литературных работах, при всех своих отступлениях от последовательной точки зрения диалектического материализма, он всё же лучше всех других теоретиков II Интернационала защищал материализм от субъективного идеализма и позитивизма народников и от открытого бернштейнианского ревизионизма, вёл борьбу против махизма и богдановщины и в то же время превращал диалектику в софистику, схоластику. Трудность заключается в том, что Плеханов представляет собой, как это отмечал Ленин в своих высказываниях и характеристике Плеханова, фигуру, которая давала с точки зрения марксистской философии решительный отпор открытым ревизионистам типа Бернштейна, Конрада Шмидта, русским махистам, богоискателям.

Подлинно исторический подход заключается в том, чтобы выявить действительно объективное место и значение, которое занимает в развитии рабочего движения Плеханов. Подлинно историческая оценка заключается в том, чтобы, отдав должное той роли, которую сыграл Плеханов, вместе с тем вскрыть все ошибки, которые имеются в его философских взглядах. Необходимо дать большевистскую оценку роли и значения той борьбы, которую вёл Ленин с Плехановым по всем основным философским проблемам. Предварительно нужно сделать одно чрезвычайно важное замечание, чтобы показать, что по вопросу об отношении к Плеханову имеется много общего между Дебориным и Аксельрод. Несмотря на всю борьбу, которую вели между собой Деборин и Аксельрод, в основном вопросе, в вопросе о Ленине и Плеханове, в вопросе о ленинском философском наследстве, в их взглядах есть много общего, и это общее чрезвычайно важно здесь проанализировать и показать. Например в журнале «Под знаменем марксизма» печаталось без примечаний, должно быть как некий официальный материал о Плеханове, письмо Аксельрод-Ортодокс и Дейча под заголовком «Г. В. Плеханов не переставал быть марксистом».

Содержание этого письма следующее:

Вот прямая меньшевистская вылазка, прямое меньшевистское обращение против воззвания Коминтерна, который обвиняется со стороны Аксельрод в инсинуациях и т. д. И это было помещено в своё время на страницах «Под знаменем марксизма». Это — чрезвычайно характерный факт, который необходимо уяснить для того, чтобы понять, какое важное значение имела борьба с деборинщиной, как и с механистами, вокруг проблемы «Ленин и Плеханов».

По существу и Деборин и Аксельрод в течение ряда лет до последней философской дискуссии и во время её защищали и проводили эту точку зрения, не отказались от неё по существу и после дискуссии.

Не имеет смысла останавливаться на достаточно уже разоблачённой деборинской постановке вопроса о Плеханове как теоретике, дополняющем Ленина как практика. Можно взять другую установку — «ученика» Карева. В его «Вместо статьи к пятилетию журнала» он писал следующее:

«В наше время делаются неоднократно попытки противопоставить Плеханова Ленину или Ленина Плеханову. Попытки никуда не годные. Всем известны политические ошибки Плеханова. Известно, что на закате своих дней во время войны и в 1917 г. многие из политических ошибок у столь последовательном ума, каким был Плеханов, перерастали и в ошибки теоретические. И до войны у Плеханова было несколько неточных формулировок и неудачно поставленных ударений в области теории: известная история с иероглифами и понятием опыта, недостаточное подчёркивание включения у Маркса теории познания в диалектику, выпадение классов в схеме общественного целого, — подготовившие ошибки Плеханова в «Истории русской общественной мысли», и т. п. Но все эти частные ошибки не могут устранить того общего, что неоднократно подчёркивал Ленин — философские произведения Плеханова до сих пор остаются лучшим из того, что написано на эти темы в мировой литературе марксизма»[551].

Здесь Каревым изложена целая концепция в понимании Плеханова. Ни грана большевизма в этой концепции нет. Тут что ни строчка, то грубейшие ошибки. Общий смысл этих ошибок: апологетическое отношение ко всему Плеханову, к Плеханову-меньшевику, к Плеханову-автору «Истории русской общественной мысли» и т. д. и т. п. Кареву невдомёк, что Ленина-большевика надо противопоставлять Плеханову-меньшевику‚ что ленинскую теорию отражения надо противопоставить иероглифической теории Плеханова и т. д. и т. п.

Карев считает, что «выпадение классов в схеме общественного целого» — это «неудачно поставленное ударение»! Это место ярким прожектором раскрывает и освещает всю меньшевиствующую, а то и просто либеральную суть воззрений Карева и всей деборинской группы.

Это место великолепным образом раскрывает антимарксистскую сущность меньшевиствующего идеализма.

Вот установки, которые были у деборинской группы по вопросу о соотношении между Лениным и Плехановым.

Обратимся к Зиновьеву. В его книге «Ленинизм» имеется специальная глава «Ленинизм и диалектика». Эта глава, являясь ярким примером «цитатного» марксизма, показывает, насколько т. Зиновьев не понял ни ленинизма, ни диалектики, как он извращает подлинную ленинскую диалектику, её революционно-действенный характер. Зиновьев совершенно не понял партийности философии, так глубоко и полно развёрнутой Лениным. Не поняв этой стороны дела, Зиновьев скатывается к струвистской объективистской трактовке материалистической диалектики. Вот как извращает он существо ленинских взглядов: «Ленин умел быть активнейшим, страстным, „бешеным“ (любимое словечко Ленина) участником событий и в то же время умел тут же, как бы отходя в сторонку, совершенно объективно наблюдать, оценивать и обобщать эти же события с философским спокойствием, с критерием марксистской диалектики, с объективностью естествоиспытателя»[552]. Продолжая развивать эту, с позволения сказать, установку, Зиновьев пытается доказать на ряде примеров, как «в разгаре актуально-политической аргументации Ленин „вдруг“ сворачивает к диалектике»[553].

Не чем иным, как полным извращением существа дела, следует назвать такие «характеристики» Ленина. Зиновьев совершенно внешне, механически представляет себе связь между теорией и практикой, между «бешеной, страстной» активностью в политических событиях и якобы «объективным», «философски спокойным» наблюдением их у Ленина, между «актуально-политической аргументацией» и аргументацией с точки зрения материалистической диалектики. Зиновьев совершенно не понимает, что сила Ленина как величайшего материалиста-диалектика‚ развивавшего учение марксизма в новую историческую эпоху, состоит в том, что он даёт образцы революционного единства теории и практики, научного анализа с глубокой партийностью. Зиновьев не понимает, что у Ленина мы имеем органическое внутреннее единство революционной теории и революционной политики, что каждая ленинская политическая статья представляет собой образец материалистической диалектики и что каждая строка Ленина по вопросам диалектики насквозь насыщена политикой.

Понятно, что, извратив по-меньшевистски марксистско-ленинское учение о теории и практике, Зиновьев совершенно неправильно трактует вопрос о Ленине и Плеханове. По существу он ставит этот вопрос в духе меньшевиствующего идеализма, или, вернее, является одним из авторов этой позиции. Вот что он пишет о Плеханове и Ленине: «Пока дело идёт о чисто философских проблемах, Плеханов понимает диалектику не хуже Ленина. Как просветитель, как писатель, как пропагандист, как популяризатор философских взглядов Маркса Плеханов силён. Академическое изложение диалектического метода Плеханов даёт нам блестяще. Но свести все эти вопросы с академического неба на грешную землю, применить диалектику к революционной борьбе‚ к движению масс, к общественному развитию, к освободительной борьбе рабочего класса — в этой области Плеханов оказался совершенно бессилен. А Ленин именно в этой области выступил настоящим гигантом»[554]. Разве Зиновьев здесь не является соавтором известного меньшевистского тезиса Деборина о том, что «Плеханов — теоретик, а Ленин — практик»? Разве Зиновьев тут не разорвал теорию и практику? Зиновьев затушёвывает то, что и в общем понимании материалистической диалектики мы имеем у Плеханова, несмотря на «блестящее» изложение, ряд грубых, принципиальных ошибок, известную систему отступлений от диалектического материализма. Зиновьев совершенно замазывает то, что политический оппортунизм Плеханова не мог не получить своего выражения в его теоретических взглядах по философии марксизма, как и наоборот, — его отступления от диалектического материализма не могли не оказать своего влияния на его политические взгляды. Зиновьев, как и Карев, как и Деборин, не понимает, что между плехановскими философскими взглядами и его меньшевизмом существует не только известное противоречие, но и внутренняя связь, что неоднократно вскрывал в своих работах Ленин.

Каково же действительное историческое место Плеханова и как нужно ставить вопрос о соотношении Ленина и Плеханова в развитии философии марксизма? Несомненно, Плеханов, стоявший во главе группы «Освобождение труда», является одним из представителей марксизма в России. Мы знаем высказывания Ленина по этому поводу. Несомненно, многое из того, что написано Плехановым по вопросам диалектического материализма, имело большое положительное значение для укрепления и развития марксистских идей в России. Работы Плеханова имели и имеют значительную ценность в борьбе с философским ревизионизмом. Принимая эти исторические заслуги Плеханова, мы вместе с тем не должны забывать ту борьбу, которую вёл Ленин против извращений материалистической диалектики Плехановым, против плехановско-меньшевистской схоластики, софистики и вульгаризации марксистской философии, особенно в применении её к политическим и стратегическо-тактическим вопросам. Мы должны знать из истории всего революционного движения в России и на Западе за последние четыре десятилетия, знать из истории борьбы нашей партии, что единственным во всём международном рабочем движении последовательным продолжателем марксизма, поднявшим марксизм во всех его составных частях, в том числе и теорию диалектики, на новую ступень, является Ленин. Были неоднократные попытки представить Плеханова в качестве промежуточного звена между Марксом — Энгельсом, с одной стороны, и Лениным — с другой, попытки изобразить Ленина как ученика Плеханова (Деборин и др.). Нужно дать отпор этой явной фальсификации исторических фактов в угоду меньшевизму. Нужно также дать решительный отпор тем утверждениям, что Плеханов в теоретическом отношении, в академическом изложении марксизма даёт «блестящие страницы», что у Плеханова в этом отношении никаких изъянов нет и что только на практике он оказался недиалектиком. Это в корне неправильная точка зрения.

Поскольку однако марксизм эпохи II Интернационала представляет собой шаг назад, отступление от ортодоксального марксизма, и поскольку Плеханов во всей совокупности своих работ в основном не выходит за пределы марксизма этой эпохи — постольку и его собственные философские работы мы должны рассматривать как ряд отступлении от последовательного марксизма.

Ошибочным является мнение, будто у Плеханова мы имеем в области философии только ряд отдельных, случайных ошибочных формулировок. Отдельных ошибок с точки зрения ленинского понимания проблем марксистской философии у Плеханова очень много. Задача понимания этих ошибок, задача критического их преодоления заключается в том, что необходимо искать и раскрывать внутреннюю логику этих ошибок, а также органическую связь, которая существует между ними и политической, в основном меньшевистской линией Плеханова.

Подходя к оценке всей совокупности теоретических работ Плеханова, необходимо прежде всего отметить, что «основная традиция и догма II Интернационала» — разрыв между теорией и практикой, разрыв между теоретическими писаниями о диалектическом материализме и неумении его применять — получили у него очень яркое выражение. Стоит только напомнить ленинские характеристики этой плехановской «диалектики» («догматика», «вреднейшая софистика», «извращение», «издевательство над духом марксизма» и т. д. и т. п.), чтобы понять, какой сильный, охарактеризованный выше разрыв существует у Плеханова.

Если взять собственно-философские работы Плеханова и проанализировать всю совокупность ошибок, которые у него имеются и которые раскритикованы Лениным, то в общем можно наметить примерно четыре стержня, вокруг которых концентрируются эти ошибки:

1) непонимание «диалектики как теории познания», непонимание материалистической диалектики как философской науки, сведение диалектики к сумме примеров;

2) приверженность к формализму и логистике;

3) значительные элементы агностицизма, кантианства;

4) значительное влияние вульгарного, созерцательного материализма.

Борьба Ленина с оппортунизмом Плеханова и его извращениями диалектики протекает на протяжении всей истории нашей партии. Мы здесь приведём только некоторые факты из этой борьбы, отметив при этом характерную черту: борьба, которая велась Лениным против Плеханова по политическим вопросам, всё время затрагивает и кардинальные проблемы материалистической диалектики.

Укажем здесь на ленинскую критику Плеханова в связи с его приверженностью к формализму и логистике. Мы имеем в виду ленинские замечания на плехановский проект программы партии. Ленин в своих замечаниях о «втором проекте» Плеханова писал следующее:

«1. По способу формулировки важнейшего отдела, относящегося к характеристике капитализма, этот проект даёт не программу пролетариата, борющегося против весьма реальных проявлений весьма определённого капитализма, а программу экономического учебника, посвящённого капитализму вообще.

2. В особенности не пригодна программа для партии русского пролетариата, потому что эволюция русского капитализма, порождаемые русским капитализмом противоречия и общественные бедствия почти совершенно обойдены и затемнены благодаря той же системе характеризовать капитализм вообще…

Отделаться же тем, что капитализм „в развитом своём виде“ отличается вообще такими-то свойствами, — а в России капитализм „становится преобладающим“, — значит уклониться от того конкретного обвинения и объявления войны, которое для практически борющейся партии всего важнее»[555].

Эти полные глубокого смысла ленинские замечания бросают яркий свет на всё различие между ленинской материалистической диалектикой и плехановским формализмом, его логистикой при решении крупнейших вопросов.

У Ленина — требование конкретного анализа конкретного капитализма в России и намечение конкретных задач для партии, пролетариата, у Плеханова — общая характеристика капитализма, абстрактность и выведение «свойств» русского капитализма из дефиниции понятия капитализма вообще. Вот эта «система характеризовать капитализм вообще» — крайне характерна, как отмечает Ленин, для всей программы. Вместо конкретного анализа на основе диалектического материализма — у Плеханова мы имеем выведение из понятий, логическую дефиницию понятий. А ведь это характерная черта формализма и логистики.

В июле 1907 г. — в предисловии ко второму изданию «Развития капитализма в России» — Ленин возвращается к этой же характеристике плехановской методологии, но уже по другим вопросам. Он писал: «Конкретный анализ положения и интересов различных классов должен служить для определения точного значения этой истины в её применении к тому или иному вопросу. Обратный же способ рассуждения, нередко встречающийся у социал-демократов правого крыла с Плехановым во главе их, — т. е. стремление искать ответов на конкретные вопросы в простом логическом развитии общей истины об основном характере нашей революции, есть опошление марксизма и сплошная насмешка над диалектическим материализмом»[556].

Борьба Ленина с теоретическими и тактическими взглядами Плеханова, особенно в период революции 1905–1906 гг., имела огромное значение для победы большевистской стратегии и тактики в рабочем движении и проведении её в революции. Наряду с непосредственно политическим содержанием эта борьба даёт исключительно богатый материал для изучения и уяснения философских позиций Ленина в противовес позициям Плеханова. Надо отметить, что Плеханов всю свою «аргументацию» по тактическим вопросам ведёт якобы с точки зрения диалектического материализма. Всё время он критикует Ленина за «полное непонимание диалектического материализма», за отступление от него. В своей статье «Нечто об „экономизме“ и об „экономистах“» он бросает по адресу большевиков обвинение в беззаботности насчёт теории. «У „экономиста“-практика‚ — писал он, — теория вообще обреталась не в авантаже. Но нынешний практик „политического“ оттенка (т. е. большевики. — Авт.) тоже не бог знает как прилежит к теории. Если уж пошло на правду, то мы скажем, что нынешние наши практики-„политики“ отличаются такой же беззаботностью насчёт теории, какой отличались практики-„экономисты“ недавнего прошлого»[557].

С усердием, достойным лучшего применения, Плеханов бесконечное количество раз повторяет эту же клевету на Ленина. Обвиняя Ленина в отсутствии диалектики, он констатирует даже «четвёртый период» в рабочем движении. Он пишет: «И вот почему „ликвидация четвёртого периода“ нашего движения, характеризующегося влиянием ленинской метафизики, подобно тому, как „третий период“ его характеризуется влиянием „экономизма“, должна будет состоять между прочим в том, чтобы подняться наконец до теоретической точки зрения этой группы (т. е. группы „Освобождение труда“). Это скоро увидят даже совсем близорукие».

Плеханов не останавливается на этих гнусных выпадах против Ленина, он углубляет их, распространяя клевету, поддержанную затем в тот период Дебориным и другими меньшевиками, относительно махистской философии, являющейся якобы официальной философией большевизма. Вот что он писал в своих «Письмах о тактике и бестактности».

«Когда я говорю, что мы на словах фактически держимся Маркса и его диалектики, я, разумеется, не имею в виду теоретиков нынешнего нашего бланкизма. В области философии эти люди даже на словах не идут за Марксом. Они выступают в качестве его „критиков“; для них, стоящих на точке зрения эмпириомонизма, диалектика — „давно превзойдённая ступень“»[558].

Это было написано Плехановым весной 1906 г.

Обвинения Ленина и большевиков в идеализме повторяются Плехановым бесконечное количество раз. Так он пишет: «Тактика, отстаиваемая нашими „большевиками“, носит на себе явные следы мелкобуржуазного идеализма и мелкобуржуазной псевдо-революционности»[559]. Дальше он пишет: «…Ленин понижает уровень революционной мысли… он вносит утопический элемент в наши взгляды… Бланкизм или марксизм — вот вопрос, который мы решаем сегодня. Тов. Ленин сам признал, что его аграрный проект тесно связан с его идеей захвата власти»[560]. В «Письмах о тактике и бестактности» он следующим образом обращается к большевикам: «Вы именно догматики, утратившие всякую способность к практике. Вы принимаете свою собственную волю за главный революционный двигатель, и когда мы указываем вам на действительные отношения, вы вопите о нашем мнимом оппортунизме. Вы думаете, что революционеру, который захочет считаться с этими действительными отношениями, „не остаётся ничего делать“. Ваша фракция, как две капли воды, похожа на фракцию Виллиха-Шапера, а ведь эта фракция была лишь немецкой разновидностью бланкизма, усвоившей себе терминологию Маркса и кое-какие совсем непереваренные ею клочки его идей… Будучи идеалистами в тактике, вы, естественно, применяете идеалистический критерий к оценке всех других партий; вы стараетесь определить их более или менее добрую волю»[561]. «Ваши рассуждения о „критике оружия“ являются не чем иным, как простым перенесением в область тактических рассуждений той дюрингианской теории насилия, которую так едко осмеивал когда-то Фридрих Энгельс»[562].

В статье, которую мы выше уже цитировали, — «Рабочий класс и социал-демократическая интеллигенция», — Плеханов обвиняет Ленина и в народничестве, и в эсерстве, и в бауэризме. Так он пишет: «Во взгляде Ленина мы видим не марксизм, а, — прошу прощения за некрасиво звучащее слово, — бауэризм, новое издание теории героев и толпы, исправленное и дополненное сообразно рыночным требованиям самоновейшего времени»[563].

Таков букет лжи, клеветы против Ленина, который выдвигает Плеханов в процессе борьбы большевиков с меньшевиками за проведение революционной тактики в революции 1905 г., за лозунги революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, за разоблачение оппортунизма меньшевиков, их хвостизма перед кадетской либеральной буржуазией.

Можно было бы показать, что Плеханов борется с Лениным на протяжении почти всей истории партии за исключением тех периодов, когда он сам обнаруживал колебания в сторону большевизма. Здесь необходимо только привести плехановскую оценку апрельских тезисов Ленина 1917 г., являющихся величайшим документом международного социализма, ярчайшим образцом метода материалистической диалектики, глубочайшим конкретным анализом обстановки классовой борьбы и соотношения классовых сил в Февральской революции. Как оценивает эти тезисы Плеханов? Он писал: «Я сравниваю его (т. е. Ленина. — Авт.) тезисы с речами ненормальных героев названных великих художников (Плеханов имеет в виду Чехова и Гоголя. — Авт.) и в некотором роде наслаждаюсь ими. И думается, что тезисы эти написаны как раз при той обстановке, при которой набросал одну свою страницу Авксентий Иванович Попришин. Обстановка эта характеризуется следующей пометкой: „Числа не помню. Месяца тоже не было. Было чорт знает, что такое“. Мы увидим, что именно при такой обстановке, т. е. при полном отвлечении от обстоятельств времени и места написаны тезисы Ленина. А это значит, что совершенно прав был репортёр „Единства“, назвавший речь Ленина „бредовой“»[564].

Вот до какой злобной, остервенелой инсинуации доходит Плеханов в борьбе против большевизма в период войны и в период после Февральской революции. Плеханов «критикует» большевизм, останавливаясь на философской, методологической стороне вопроса, всячески извращая, всячески подтасовывая его взгляды.

Разоблачение и преодоление ошибок Плеханова в области философии означают преодоление меньшевизма в такой важной теоретической области, какой является философия марксизма. Именно по этой линии борьба с меньшевиствующим идеализмом имела, и имеет огромное партийное значение.

6.3. Борьба Ленина с философским оппортунизмом в истории нашей партии

Перейдём к вопросу о фальсификации истории философской борьбы Ленина с оппортунизмом, которую мы имеем в работах представителей механицизма и меньшевиствующего идеализма. Надо отметить ряд характерных черт подхода со стороны меньшевиствующего идеализма к философской борьбе Ленина с оппортунизмом. Прежде всего, и это находится в тесной связи с общей концепцией меньшевиствующего идеализма, для деборинцев характерен отрыв «чисто философских работ» Ленина от всех его других работ. Такие работы Ленина, как например «Что такое „друзья народа“», «Развитие капитализма в России» и т. д., совершенно выпали из поля внимания этих философов при подходе к пути философского развития Ленина, поскольку указанные работы не являются «чисто философскими работами». Вторая характерная черта при подходе меньшевиствующего идеализма к философской борьбе Ленина — это известная теория о том, что «Ленин — ученик Плеханова» и поэтому самостоятельного значения его философские работы не имеют, а имеют значение постольку, поскольку они дополняют взгляды Плеханова. Третья характерная черта их подхода к борьбе Ленина с философским оппортунизмом — это отрицание международного значения работ Ленина против неокантианства, против махизма, отрицание международного значения борьбы Ленина за материалистическую диалектику. Наконец четвёртый момент — это усиленное протаскивание меньшевистской плехановской идейки об органической связи, которая якобы существует между большевизмом и махизмом. Вот четыре важных момента, которые красной нитью проходят в целом ряде статей, материалов, работ, написанных представителями меньшевиствующего идеализма. Возьмём ли мы книгу Деборина «Ленин как мыслитель», книгу Луппола «Ленин и философия», работы и статьи Карева — все эти моменты в той или иной степени в них развёрнуты.

Вспомним прежде всего то, что писал Деборин в своей статье «Философия Маха и русская революция» ещё в 1908 г., будучи меньшевиком, относительно связи, которая якобы существует между философией махизма и большевизмом как политическим движением.

«Печать субъективизма, „волюнтаризма“, — говорит он там, — лежит на всей тактике так называемого большевизма, философским выражением которого является махизм. Махизм — это мировоззрение без мира, в качестве философии субъективизма и индивидуализма образует в сочетании с ницшевским имморализмом, дающим оправдание „зла“, эксплоатации и пр., идеологический туман, прикрывающий практические стремления буржуазии. Большевистские философы и „идеологи“ не переходят за пределы мелкобуржуазного кругозора. Большевистские же стратеги и тактики с их романтическим революционизмом и мелкобуржуазным радикализмом прилагают на практике теоретические принципы философского нигилизма, в основе которого лежит отрицание объективной истины и признание права за каждой личностью определять характер дозволенного и недозволенного, истинного и ложного, доброго и злого, справедливого и несправедливого. Наши махообразные марксисты — сознательные большевики, осмысливающие практику и тактику последних. Большевистские же практики и тактики — бессознательные махисты и идеалисты. Объективно махизм представляет таким образом на русской почве идеологию революционного, радикального слоя буржуазии и в этих пределах знаменует собою прогрессивное явление. По отношению же к марксизму — мировоззрению пролетариата — махизм играет реакционную роль. Бессилие и политическая отсталость мелкой буржуазии заставляют её искать временных союзников среди других классов населения. Самым же надёжным революционно-последовательным союзником является пролетариат. Но чтобы „расположить“ к себе последний в целях хотя бы „диктатуры пролетариата и крестьянства“, приходится прибегать к марксистской фразеологии, дающей возможность прикрывать мелкобуржуазную „сущность“. Ведь наши эсеры — „тоже марксисты“».

Вряд ли потребуются специальные комментарии к этой меньшевистской клевете на большевизм. Важно отметить, что подобные взгляды в сильно завуалированной форме получили отражение даже в работе «Ленин как мыслитель», написанной Дебориным в 1924 г., издававшейся вплоть до 1928 г. без всяких исправлений.

Надо сказать, что в этом вопросе мы можем констатировать, что между тогдашним Дебориным и Аксельрод-Ортодокс существовало трогательное единство. У Аксельрод-Ортодокс имеется целый ряд злостных меньшевистских статей по философским вопросам.

Вот что писала она например в статье «Два течения».

«Если связь между философией и общественными течениями оказывается в большинстве скрытой, если её приходится обнаруживать только при помощи анализа внутреннего содержания данного общественного течения, то связь между большевизмом и махизмом бросается в глаза и с вульгарно-эмпирической точки зрения или, выражаясь термином эмпириков-критиков, — с чисто описательной точки зрения. В самом деле, большинство теоретиков большевизма исповедуют эмпириокритическое учение. Философия для этих теоретиков не серьёзный предмет, а метод мышления, которым обусловливаются и приёмы практической их деятельности. Понятно поэтому, что их теоретическая и практическая деятельность оказывала и продолжает оказывать влияние и на этот круг социал-демократов, который к философии непосредственного отношения не имеет»[565].

Дальше в этой же статье она самым клеветническим образом продолжает изображать «психологию и логику большевизма», как она выражается, стремясь доказать родство, тождество большевизма с махизмом.

Плехановский тезис о родстве большевизма с махизмом, так усердно развивавшийся и пропагандировавшийся Дебориным и Аксельрод, был разоблачён Лениным. В своей работе «Материализм и эмпириокритицизм» Ленин писал:

«Плеханов в своих замечаниях против махизма не столько заботился об опровержении Маха, сколько о нанесении фракционного ущерба большевизму. За это мелкое и мизерное использование коренных теоретических разногласий он уже поделом наказан — двумя книжками меньшевиков-махистов»[566].

Перейдём теперь к работе т. Луппола «Ленин и философия».

В ней мы находим:

«В своей книге он не развивал в положительной форме принципов диалектического материализма, но излагал их в форме отрицательной критики философских ревизионистов марксизма. Полемическая задача определяла метод и характер построения книги Ленина. Для каждого из основных положений ревизионистов он находит их корни в идеалистической философской литературе Запада и, вскрыв таким образом их идеалистический, антимарксистский характер, противополагает кратко материалистические тезисы, черпая их не только у Маркса и Энгельса, но и у таких материалистов, как Дидро, Фейербах, Иосиф Дицген, Плеханов»[567].

Вот пример фальсификации философского пути Ленина. Особенно странно читать такие строки о ленинской книге, написанные в 1925–1926 гг. и печатавшиеся в 1929 г., после той замечательной, глубокой постановки вопроса, которую дал в своих работах т. Сталин в 1924 г.

Разоблачая такую фальсификацию, надо сказать, что Ленин с самых первых своих работ даёт нам образцы того действенного понимания марксизма, о котором говорилось в начале. Ленин с самых первых своих работ связывает философию с политикой, даёт образцы партийности философии. Когда он критикует экономические, политические взгляды народников, он не останавливается на этом, а даёт также развёрнутую критику их философских и социологических взглядов. Сравним хотя бы две работы: «К вопросу о развитии монистического взгляда» Плеханова и «Что такое „друзья народа“» Ленина и мы сразу увидим громаднейшее различие, которое существует между Лениным и Плехановым, между пониманием марксизма Лениным и Плехановым. Что даёт в своей книге Плеханов? Известно, что эта книга Плеханова — одна из лучших его книг по философии марксизма, что на ней рос и вырос ряд поколений марксистов. Для нас ясно, что эту книгу необходимо изучать, что без этого нельзя стать подлинным марксистом, подлинным коммунистом, но изучать её надо не по-деборински. Её нужно изучать критически, выясняя ошибки Плеханова и то, в чём Ленин превосходит Плеханова. У Плеханова мы находим крайне академическое изложение марксизма, марксистской философии и исторической подготовки марксизма. Мы имеем уже в этой книге значительные элементы механицизма, ошибки по вопросу о роли географической среды; «географический уклон», непонимание соотношений между природой и обществом. Мы имеем у Плеханова совершенно недостаточную постановку и развитие вопроса о роли и значении теории классовой борьбы в марксизме, в материалистическом понимании истории. У Ленина же мы с самого начала сталкиваемся с партийной воинственностью в борьбе с народниками. Ленин устанавливает связь между философскими, социологическими, экономическими и политическими взглядами народников. Если взять ленинский анализ кустарного промысла в домашней системе производства, если взять конкретный характер критики народников, идущий от критики общих философских и социологических взглядов народников, до вопросов об общине, о кустарных промыслах, если сопоставить всё теоретическое богатство, которое даёт Ленин, и вспомнить, что он именно в этой работе заостряет важнейшую проблему исторического материализма — вопрос об общественно-экономической формации, то мы увидим, какая разница существует между этими работами Ленина и Плеханова. Наконец надо сказать, что Ленин по существу первый и самостоятельно, а не так, как это рисуют Деборин и Луппол, даёт в России развёрнутое изложение марксистского мировоззрения в борьбе с субъективной социологией народников. Плеханов свою книгу писал осенью 1894 г., а Ленин свои «Друзья народа» писал в апреле 1894 г., причём писал самостоятельно, независимо от той работы‚ которую вёл Плеханов. Сравнивая эти работы‚ выявляя, насколько выше ленинская работа, мы можем сказать, что Ленин первый в России дал в этой своей книге в борьбе с народниками, с субъективной социологией развёрнутое изложение диалектического материализма.

Ленин первый вообще и наиболее последовательно повёл также борьбу с неокантианством. Ленин ещё в конце 1894 г. читал в петербургском кружке социал-демократов доклад об отражении марксизма в буржуазной литературе, который он издал в переработанном виде, как книгу, направленную одновременно на два фронта — против Струве и против народников. Мы имеем в виду работу Ленина «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве», написанную в. конце 1894 г. и изданную в 1895 г.

Эта работа даёт исключительный образец непримиримости теоретической полемики, образец борьбы на два фронта. В ней Ленин критикует также и философские взгляды Струве, критикует в ряде мест и замечаний неокантианскую ревизию марксизма, наметившуюся у Струве. Конкретность критики характерна вообще для ленинских работ. Далее в работах против Булгакова по вопросам теории реализации и др. Ленин бросает целый ряд замечаний, направленных против неокантианцев. Между тем Плеханов ещё тогда не выступал ни против бернштейновской ревизии, ни против Струве. Значительно позднее, в письме к Потресову от 2 сентября 1898 г., Ленин указывает на то, что Плеханов до сих пор не высказывается решительно против неокантианства, предоставляя Струве и Булгакову полемизировать об основных вопросах этой философии, как будто она стала составной частью марксистской философии.

Впервые опубликованный в «ПЗМ» вариант статьи Плеханова «Об экономическом факторе» проливает яркий свет на плехановскую трактовку ряда философских вопросов, в частности характеризует отношение его к неокантианскому ревизионизму Струве, Булгакова, Бердяева и т. д. в конце XIX столетия, уже после известной ленинской критики Струве. Плеханов в этом варианте статьи пишет: «Философские взгляды „учеников“, тяготеющих к немецкой „критической“ философии, не похожи на философские взгляды авторов „Капитала“. Они прекрасно знают это и не считают себя последовательными его философии. Но это не мешает им признавать справедливость его экономической и философско-исторической теории… Они являются его учениками в той же мере, как и те, которые разделяют не только его экономические и философско-исторические, но также и философские взгляды. Неокантианец, признающий справедливость экономической и философско-исторической теории автора „Капитала“, в этих пределах может быть таким же верным и последовательным учеником этого знаменитого мыслителя, как и любой из современных материалистов, т. е. тех, которые следуют за автором „Капитала“ также и в философии.

Но можно ли разделять философско-исторические воззрения какого-нибудь писателя, не разделяя в то же время его философских воззрений? На этот вопрос нельзя ответить безусловно, Sa depend, как говорят французы. Но что касается неокантианцев, то надо сказать утвердительно, что они могут, не изменяя своей философской точке зрения, признавать справедливость экономических и философско-исторических воззрений Маркса»[568].

Этот вариант статьи написан Плехановым в конце 1897 г. или в начале 1898 г. Здесь Плеханов по ряду тактических соображений доходит, как мы видим, до теоретической защиты ревизионизма, допуская возможность сочетания марксизма с неокантианством.

Собственно говоря, в этих строках нет никакой разницы в постановке этого вопроса между ним и Каутским, который как раз в письме от 22 мая 1898 г. Плеханову писал о том же.

В противовес такой позиции Ленин с самого начала своей литературной деятельности, с первой своей крупной работы «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов» занимает чёткую, последовательную, революционную позицию, отстаивая монолитность и цельность марксистского учения, категорически выступая против всяких попыток или даже намёков на возможность соединения марксизма с какой-нибудь «модной» философской теорией. Ленин по существу первый на международной арене выступает с критикой русских неокантианцев, с конкретной критикой и анализом их экономических взглядов и т. д. Вот как обстоит дело в действительности, и эта действительность совершенно противоречит тому, что писал Деборин.

Нужно далее сказать, что Ленин по существу является также инициатором борьбы против махизма, и это опять-таки совершенно извращено у Деборина в книге «Ленин как мыслитель». Деборин изображает дело так, будто в борьбе с махизмом выступила «плехановская школа», куда входили: Плеханов, Аксельрод и он сам, Деборин, а Ленин только присоединился к ним и написал свой «Материализм и эмпириокритицизм».

Первым инициатором борьбы против махизма был именно Ленин. В 1904 г. Аксельрод по настоянию Ленина написала статью, направленную против богдановщины. Примерно в 1901 г., прочитав книгу Богданова «Исторический взгляд на природу» и увидев, что она является идеалистической ревизией марксизма, Ленин настаивал, чтобы Плеханов и Аксельрод выступили с критикой Богданова, так как он сам был тогда непосредственно занят партийными делами. Тогда же Аксельрод написала свою статью, причём сама она указывала, что выступает с критикой Богданова по настоянию Ленина.

Деборинцы, как и механисты, совершенно замазывали международное значение, которое имела борьба Ленина с махизмом. Между тем Ленин сам писал о том, что этот «философский спор» имел международное значение, что нужно было диалектическому материализму «сладить» с новыми открытиями в области естествознания, что Плеханов вовсе этого вопроса не ставил, игнорировал вопросы естествознания.

Вот ряд моментов, которые должны быть специально теоретически разработаны, чтобы показать ту роль и значение, которые имеет ленинская борьба с оппортунизмом в области философии, чтобы показать ту последовательность и непримиримость, с которыми Владимир Ильич вёл эту борьбу на протяжении всей истории партии.

Не приходится особо останавливаться на значении, которое имеют теперь вопросы борьбы с неогегельянством. «Материализм и эмпириокритицизм», ленинские работы о Гегеле, статья его «О значении воинствующего материализма» дают развёрнутую теорию материалистической диалектики, глубокую оценку роли и значения Гегеля в подготовке марксизма, великолепное оружие для действительно критического подхода к Гегелю, для разоблачения его идеализма. В развёртывающейся на международной арене борьбе большевизма против фашизма, социал-фашизма, борьбе против фашизации науки, которая приводит к тому, что фашисты чуть ли не каждого крупного буржуазного мыслителя пытаются изобразить родоначальником и отцом фашизма, взять ли Гегеля, Гёте, Спинозу и т. д., — защита основ диалектического материализма имеет особое значение. Ленинское учение, его философские работы представляют собой острейшее оружие борьбы с современным неогегельянством, оружие, при помощи которого можно наносить фашизму и социал-фашизму, как двум близнецам и в области теории, жесточайшие удары.

6.4. Ленин и дальнейшее развитие материалистической диалектики

Перейдём теперь к вопросу о том, что нового внесено Лениным в развитие диалектического материализма.

Отправным пунктом для понимания ленинского этапа в развитии философии марксизма, для понимания того, что Лениным внесено нового в развитие марксизма в целом, является классическая характеристика ленинизма, данная т. Сталиным. Мы должны исходить из того, что главное в ленинизме — это учение о диктатуре пролетариата.

При разработке тех или других сторон марксистско-ленинской теории нужно исходить из того, что марксистско-ленинское учение есть стройное, цельное, последовательное учение, что три составных части марксизма — не механически склеенные части, из которых одну можно принять, а другую наполовину принять, одну можно не осознать, а другую можно через несколько лет осознать и т. д. Нужно исходить из того, что марксизм есть последовательное, стройное, монолитное учение, из которого ничего нельзя вырвать, чтобы не извратить, не опошлить его… Мы должны понять также, что главное в ленинизме, а именно вопрос о диктатуре пролетариата, определяло и определяет задачи и направление работы, развитие отдельных сторон ленинизма как марксизма новой эпохи. Из этого мы должны исходить для понимания того нового, что внесено Лениным в ту или другую составную часть марксизма. Однако из этих бесспорных положений иногда делают неправильные выводы, по существу означающие ликвидаторскую точку зрения по отношению к философии марксизма. Мы имеем в виду вульгарно-упрощенческие высказывания примерно такого порядка: исходя из правильной мысли, что главное в ленинизме есть учение о диктатуре пролетариата, считают, что не следует искать ничего нового, внесённого Лениным в марксистскую философию, кроме того, что дано им в теории пролетарской революции и диктатуры пролетариата. Считают, что суть ленинского этапа в развитии философии марксизма состоит в том, что Ленин развивал философию марксизма как теорию диктатуры пролетариата. Иными словами, пытаются растворить все составные части ленинизма, в том числе и ленинскую философию, в учении о диктатуре пролетариата. Стать на эту точку зрения — значит стать на ликвидаторскую по отношению к философии марксизма точку зрения, которая‚ прикрываясь фразами о диктатуре пролетариата, по существу занимается изничтожением философии марксизма. Ленин развивал философию марксизма как коренное теоретическое основание марксизма на протяжении всей исторической борьбы партии в неразрывной связи с борьбой за диктатуру пролетариата, в неразрывной связи с учением о диктатуре пролетариата, с учением о партии и т. д. Однако надо понять всё то своеобразное и новое, что вносит Ленин в ту или иную сторону марксизма.

Мы должны отправляться от исключительных по своей глубине мыслей, развёрнутых т. Сталиным в его беседе с первой американской рабочей делегацией 9 сентября 1927 г. Он говорил:

«Я думаю, что никаких „новых принципов“ Ленин не „прибавлял“ к марксизму, так же как Ленин не отменял ни одного из „старых“ принципов марксизма. Ленин был и остаётся самым верным и последовательным учеником Маркса и Энгельса, целиком и полностью опирающимся на принципы марксизма. Но Ленин не был только лишь исполнителем учения Маркса — Энгельса. Он был вместе с тем продолжателем учения Маркса и Энгельса. Что это значит? Это значит, что он развил дальше учение Маркса — Энгельса применительно к новым условиям развития, применительно к новой фазе капитализма, применительно к империализму. Это значит, что, развивая дальше учение Маркса в новых условиях классовой борьбы, Ленин внёс в общую сокровищницу марксизма нечто новое в сравнении с тем, что дано Марксом и Энгельсом, в сравнении с тем, что могло быть дано в период доимпериалистического капитализма, причём это новое, внесённое Лениным в сокровищницу марксизма, базируется целиком и полностью на принципах, данных Марксом и Энгельсом. В этом смысле и говорится у нас о ленинизме как марксизме эпохи империализма и пролетарских революций»[569].

Нет ни одного вопроса марксистской философии, нет ни одной проблемы материалистической диалектики, исторического материализма, которые бы Ленин не развивал, не конкретизировал в соответствии с условиями классовой борьбы пролетариата в новую историческую эпоху. Понятно, что в вопросах диалектического материализма Ленин не отменяет ни одного из «старых принципов» марксистской философии и не прибавляет «новых принципов».

Величие Ленина как теоретика пролетариата, как человека, который дал анализ и раскрыл закономерности новой исторической эпохи, эпохи империализма и пролетарской революции, состоит в том, что он, исходя из принципов марксизма, не изменяя ни одного из них и не внося новых принципов, развил все составные части марксизма применительно к условиям и задачам классовой борьбы пролетариата.

Если перейти к характеристике условий, своеобразия новой эпохи и задач, которые стояли перед рабочим классом в области разработки проблем философии марксизма, то надо отметить следующее:

Во-первых, господство идеализма среди широких кругов интеллигенции и буржуазных учёных. В этом отношении существует большая разница между эпохой домонополистического капитализма и эпохой господства монополий. Политической особенностью империализма, как неоднократно отмечает Ленин, является «реакция по всей линии». Эта реакция по всей линии получает своё яркое отражение в науке, в философии. Со вступлением капитализма в новую фазу усилился поворот широких кругов буржуазной и мелкобуржуазной интеллигенции в сторону идеализма, мистики, поповщины. Широкие научные круги всё более и более стали отворачиваться от материализма. В этом отношении крайне характерна судьба книги Геккеля «Мировые загадки» и та идеалистическая вакханалия и свистопляска, которая поднялась в буржуазной печати в связи с выходом её в свет.

Во-вторых, глубокий кризис физики и всего естествознания, получивший большое развитие уже в начале XX в. Вся наука, в особенности физика, претерпела громадное развитие, привёдшее к смене основных старых представлений о структуре материи, о пространстве и времени, о материи и движении, о принципе причинности и т. д. Открытие электрона, квантовых процессов и т. д. создало целый переворот в старых представлениях. На этом основании многие буржуазные учёные стали делать реакционные идеалистические выводы. Ленин указывает на развитие «физического идеализма», «физиологического идеализма» и т. п. Ленин подчёркивает, что тут «перед нами некоторое международное идейное течение, не зависящее от какой-нибудь одной философской системы, а вытекающее из некоторых общих причин, лежащих вне философии»[570].

Ленин подчёркивает, что «суть кризиса современной физики состоит в ломке старых законов и основных принципов, в отбрасывании объективной реальности вне сознания, т. е. замене материализма идеализмом и агностицизмом. „Материя исчезла“ — так можно выразить основное и типичное по отношению ко многим частным вопросам затруднение, создавшее этот кризис»[571].

В-третьих, специализация всей буржуазной философии на всякого рода гносеологических вопросах, на всякого рода гносеологических тонкостях с целью подвести философское обоснование под поворот к поповщине в широких кругах интеллигенции, под этот кризис буржуазной науки.

Широкое развитие неокантианского идеализма, «математического обоснования» современного естествознания, расцвет эмпириокритической литературы, имманентов, интуитивистов, феноменологистов и т. д. и т. п., выдумывающих тысячи гносеологических тонкостей и деталей с целью в тысячу первый раз опровергнуть ненавистный материализм‚ — вот картина философского развития начала XX столетия.

В-четвёртых, отражение всей этой идеалистической реакции в среде социалистических партий и развитие философского ревизионизма, оппортунизма, начиная с неокантианской ревизии марксистской философии и кончая богдановским эмпириомонизмом. Крики об отсутствии в марксизме «теоретико-познавательного» обоснования, о необходимости подвести под марксизм «новый гносеологический фундамент», о необходимости марксизму учесть новейшие «достижения» философии в области теории познания, писания о том, что материализм давно уже устарел, — получают широкое распространение. «Всё более тонкая фальсификация марксизма, всё более тонкие подделки антиматериалистических учений под марксизм, — вот чем характеризуется современный ревизионизм и в политической экономии, и в вопросах тактики, и в философии вообще, как в гносеологии, так и в социологии»[572], — писал Ленин.

Наконец, в-пятых, — необходимость со стороны представителей марксистской философии дать свой ответ на вопросы, выдвинувшиеся в связи с революцией в естествознании; необходимость «сладить» с новейшими открытиями; необходимость разбить с точки зрения диалектического материализма все новейшие ухищрения и тонкости в области буржуазной, профессорской философии, опираясь на все действительные достижения науки; наконец необходимость дать самый решительный отпор этой антиматериалистической реакции в рабочих партиях. Вот почему Ленин так настаивал на необходимости рассмотрения борьбы с идеалистической философией в свете действительных научных открытий новой эпохи, вот почему Ленин писал:

«Связь новой физики или, вернее, определённой школы в новой физике с махизмом и другими разновидностями современной идеалистической философии не подлежит ни малейшему сомнению. Разбирать махизм, игнорируя эту связь, — как делает Плеханов, — значит издеваться над духом диалектического материализма, т. е. жертвовать методом Энгельса ради той или иной буквы у Энгельса»[573].

Вся эта историческая обстановка, эти условия, потребности и задачи классовой борьбы пролетариата на фронте философии и естествознания требовали дальнейшего развития теории познания диалектического материализма, требовали дальнейшего развития материалистической диалектики. В этой обстановке нельзя было ограничиваться только защитой общих основных положений, а необходимо было дать развёрнутую теорию познания диалектического материализма, отвечающую на все вопросы революции естествознания, опирающуюся на глубочайшее изучение и обобщение новейшего этапа в развитии науки и в первую очередь общественного развития. Ленин указывает, что «ревизия „формы“ материализма Энгельса, ревизия его натурфилософских положений не только не заключает в себе ничего „ревизионистского“ в установившемся смысле слова, а, напротив, необходимо требуется марксизмом»[574].

В «Основах ленинизма» т. Сталин писал:

«Не кто иной, как Ленин, взялся за выполнение серьёзнейшей задачи обобщения по материалистической философии наиболее важного из того, что дано наукой за период от Энгельса до Ленина, и всесторонней критики антиматериалистических течений среди марксистов. Энгельс говорил, что „материализму приходится принимать новый вид с каждым новым великим открытием“. Известно, что эту задачу выполнил для своего времени не кто иной, как Ленин в своей замечательной книге „Материализм и эмпириокритицизм“»[575].

На долю Ленина выпало дальнейшее теоретическое обоснование и развитие материалистической теории познания. Именно Ленин в соответствии с потребностью новой эпохи обращал особое внимание на теорию познания диалектического материализма, развивая в этом отношении учение Маркса и Энгельса. Вот чем объясняется то, что Ленин так глубоко трактовал вопросы марксистской философии, понимая материалистическую диалектику как философскую науку марксизма, давая очень глубокое понимание единства диалектики и теории познания. Во всех этих проблемах Ленин не вносит «новых принципов» в марксистскую философию и не отменяет никаких старых, а исходит из принципов Маркса — Энгельса.

Следующий момент, который необходимо отметить, когда мы говорим о ленинском этапе в развитии диалектического материализма, — это то, что не кто иной, а именно Ленин из всех марксистов современной эпохи дал наиболее полную, развёрнутую критику новейших антиматериалистических течений, с которыми приходится бороться и до настоящего времени. Новейшие формы гегельянства, кантианства, неокантианства, махизма, субъективного идеализма, богдановщины, наконец физический идеализм — всё это подвергнуто Лениным беспощадной критике и разоблачению. Ленинская критика и разоблачение этих антиматериалистических, антидиалектических течений являются наиболее сильными, ибо это не есть критика их с позиций вульгарного материализма, на что иногда сбивался даже Плеханов. Ленин в своей критике этих учений диалектически сочетает логическую критику с историческо-классовым подходом, рассмотрение связи данных течений с состоянием современного естествознания.

Ещё один важный вопрос, по которому мы можем и должны отметить новое и своеобразное, связанное с именем Ленина, — это вопрос об отношении марксизма к Гегелю. Вообще надо сказать, что вопрос об отношении Маркса к Гегелю и гегелевской диалектике имеет огромное теоретическое значение. Вся плеяда ревизионистов, начиная с Бернштейна, Кунова, Каутского и кончая нашими механистами и т. Бухариным, не понимающая революционной материалистической диалектики, отрицающая или извращающая её, исходит по существу из положения, что на работах Маркса — Энгельса лежит пятно гегелевского идеализма. Даже т. Бухарин в своей книге «Теория исторического материализма» в главе «К постановке проблемы исторического материализма» — хотя и в довольно завуалированной форме — считает, что Маркс заражён в той или иной степени гегельянщиной. Это связано с механистической концепцией Бухарина, с его непониманием действительного соотношения, которое существует между марксизмом и Гегелем. У Ленина по этому вопросу мы имеем прежде всего восстановление, возврат к правильному пониманию этой проблемы после всех извращений в этом вопросе в эпоху II Интернационала. Если бы мы однако ограничились только этим, мы неполно выразили бы суть ленинского решения этой проблемы. У Ленина не только возврат, но дальнейшее развитие и конкретизация этой проблемы — поскольку у Ленина мы имеем вполне развёрнутую концепцию последовательно и систематически развитой теории диалектического материализма. Конкретизация и дальнейшее развитие учения Маркса — Энгельса в этом вопросе у Ленина состоит в том, что он (например в своих философских тетрадах) даёт блестящие образцы материалистической переработки диалектики Гегеля по всем важнейшим основным категориям.

Следующий важнейший вопрос, на котором надо остановиться, — это вопрос о теории отражения в работах Ленина. Вообще надо сказать, что вопросы диалектики как теории познания, закон единства противоположностей как ядро диалектики, теория отражения, — это вовсе не какие-то отдельные, изолированные друг от друга вопросы. Это всё — важнейшие проблемы теории материалистической диалектики, блестяще разработанной Лениным. Это — вопросы, находящиеся друг с другом в органической связи. Ни один из них не может быть понят без других. Оторвите материалистическую теорию отражения от ленинской постановки вопроса о том, что «диалектика и есть теория познания», и от этого положения, вернее сказать от его ленинского содержания, ничего не остаётся. А разве диалектика как теория познания, разве теория отражения может быть понята без закона единства противоположностей как ядра диалектики? Разве ленинское учение о единстве теории и практики, разве ленинский принцип партийности философии и науки не есть составные части этой единой концепции? Только понимая это, можно останавливаться на каждой из этих сторон в отдельности.

Теория отражения имеет исключительное значение для наиболее последовательного обоснования материализма. Совершенно не случайно, что именно в этом пункте концентрирует своё нападение против ленинизма отъявленный враг диалектического материализма социал-фашист Макс Адлер.

В своей работе, которая носит название «учебник материалистического понимания истории» и которая так далека от материализма, как небо от земли, которая является специально направленной против Ленина работой, клеветническим, злобным, антибольшевистским от начала до конца документом, Макс Адлер две главы специально посвящает разбору ленинской теории отражения для того, чтобы опровергнуть эту теорию, являющуюся действительно знаменем подлинной материалистической точки зрения.

Вот что Макс Адлер пишет о ленинской теории отражения: «Ленин очень любит, как мы уже это знаем, называть критический идеализм „старым хламом“. Это не совсем вежливое слово должно быть однако с полным правом применимо к тому, что Ленин в своей книге „Материализм и эмпириокритицизм“ многократно называет материалистической теорией познания. Это и есть фактически не что иное, как старый хлам, так называемая и собственно давно уже погребённая под шум и смех критической философии — теория отражения…»

Посмотрим же, какие делает выводы сам Адлер после «погребения под шум и смех» теории отражения. Он развивает типично идеалистическую теорию на основании выводов «современного естествознания» об «исчезновении материи», «теорию»‚ действительно погребённую Лениным в «Материализме и эмпириокритицизме». «Современное естествознание, — говорит Адлер, — не нуждается в качестве гипотезы не только в „Боге“, но также и в „Материи“, и великий английский физик Пирсон мог с полным правом воскликнуть: „Материя исчезла“». Вряд ли потребуются тут какие-либо комментарии…

Теория отражения в ленинском смысле берёт весь процесс познания, начиная от ощущения и кончая понятием, и рассматривает его исторически. И тот, кто ограничивает эту теорию отражения, тот отрывает теорию отражения от практики, от всего исторического пути познания, тот конечно не понимает Ленина, тот конечно не может понять того, что Ленин внёс нового в понимание этих вопросов.

Следующий вопрос, на котором следует остановиться при изложении ленинского этапа, — это вопрос о законе единства противоположностей.

Нередко у нас можно встретить мнение, что якобы только у Ленина мы имеем понимание этого закона как ядра диалектики. Это конечно неверное мнение. Стоит только указать на анализ Маркса в «Капитале» двойственного характера труда, процесса обмена, процесса создания прибавочной стоимости, превращения денег в капитал, кризисов в «Капитале», чтобы понять, что этот закон проходит красной нитью по всему «Капиталу», что он составляет действительное ядро диалектики в работах Маркса и Энгельса. Всем известны высказывания Энгельса по этому вопросу в «Анти-Дюринге» и в «Л. Фейербахе». Известно, что этот закон получил развитие в работах Маркса и Энгельса как центральный вопрос материалистической диалектики. Однако из этого вовсе не следует делать вывод, что в этот вопрос Ленин не вносит ничего нового, не развивает марксизма. Ленин не вносит новых принципов и в разрешение этого вопроса, однако Ленин дальше развивает материалистическую диалектику.

Для того чтобы понять, в чём сущность этого нового, что вносит Ленин в понимание закона единства противоположностей, для этого надо прежде всего понять, почему этот закон как важнейший закон развития объективного мира и как закон познания приобрёл особое значение в новую историческую эпоху. Если взять «Империализм», «Государство и революцию», эти крупнейшие произведения Ленина, в которых дан анализ отношения государства и революции, проблемы диктатуры пролетариата, анализ новой эпохи, то мы увидим, что они построены с точки зрения применения всех категорий материалистической диалектики к этим явлениям. Но особое значение для понимания всего этого ленинского анализа новой эпохи и её коренных проблем имеет закон единства противоположностей. Ленин указывает, что проблема противоречий капитализма в монополистической стадии его развития представляет собою коронную задачу критики империализма. Ленин пишет: «Вопросы о том, возможно ли реформистское изменение основ империализма, вперёд ли итти к дальнейшему обострению и углублению противоречий, порождаемых им, или назад к притуплению их, являются коренными вопросами критики империализма. Так как политическими особенностями империализма являются реакция по всей линии и усиление национального гнёта в связи с гнётом финансовой олигархии и устранением свободной конкуренции, то мелкобуржуазно-демократическая оппозиция империализму выступает едва ли не во всех империалистских странах начала XX в. И разрыв с марксизмом со стороны Каутского и широкого интернационального течения каутскианства состоит именно в том, что Каутский не только не позаботился, не сумел противопоставить себя этой мелкобуржуазной, реформистской, экономически в основе своей реакционной оппозиции, а, напротив, слился с ней практически»[576].

Ясно, что вопрос о том, как понимать теорию противоречий, как применять законы материалистической диалектики к анализу империализма, — это коренные вопросы критики империализма. По этой линии идёт водораздел между большевизмом и оппортунизмом всякого порядка. По этой линии идёт водораздел между подлинным революционным пониманием материалистической диалектики и теми, кто материалистическую диалектику пытался сводить к теории притупления противоречий. Ленин указывает: «Теоретическая критика империализма у Каутского потому и не имеет ничего общего с марксизмом, потому и годится только как подход к проповеди мира и единства с оппортунистами и социал-шовинистами, что эта критика обходит и затушёвывает как раз самые глубокие и коренные противоречия империализма: противоречие между монополиями и существующей рядом с ними свободной конкуренцией, между гигантскими «операциями» (и гигантскими прибылями) финансового капитала и «честной» торговлей на вольном рынке, между картелями и трестами, с одной стороны, и некартелированной промышленностью — с другой, и т. д.»[577].

Оппортунисты всякого толка, отходящие от марксовой диалектики, замазывают также основные противоречия между рабочим классом и буржуазией, противоречия между империалистическими государствами, противоречия между колониальными империалистическими странами и т. д. и т. д. Все эти вопросы являются коренными вопросами анализа и критики империализма. Понятно теперь, что в эту эпоху не мог не получить чрезвычайно большого заострения вопрос о законе единства противоположностей.

Естественно, что этот вопрос должен был получить у Ленина дальнейшее теоретическое развитие. В своих замечаниях и подготовительных работах к «Империализму» Ленин неоднократно на полях отмечает важность именно теоретической, т. е. философской, разработки закона единства противоположностей.

Если взять работу Ленина «Государство и революция», то несомненно, что основная линия, по которой построена эта работа, — это выяснение развития марксистской точки зрения о государстве как о продукте непримиримости классовой борьбы, в противовес социал-демократическим учениям о государстве как о продукте примирения классов. Таким образом и здесь основной вопрос методологического порядка — это вопрос о единстве противоположностей.

Ленин развивает и конкретизирует вопрос о соотношении моментов единства и борьбы противоположностей. Вспомним известное ленинское положение относительно абсолютности борьбы и относительности единства, тождества, совпадения противоречий.

Ленин подчёркивает необходимость конкретного анализа противоречий и различного типа противоречий. В самом деле, мы имеем в эпоху империализма противоречия в крайнем своём выражении между рабочим классом и капиталистами, между империалистическими государствами, между метрополиями и колониальными странами. Это всё разного типа противоречия. Надо также указать на противоречия между рабочим классом и крестьянством: противоречия между рабочим классом и крестьянством в эпоху до победы пролетарской революции, противоречия между пролетариатом и крестьянством в эпоху пролетарской революции. Мы имеем наконец исключительно гениальную постановку вопроса о соотношении между пролетарской и буржуазно-демократической революцией, когда разрешение задач буржуазно-демократической революции становится побочным продуктом пролетарской революции и т. д. Вся совокупность этих проблем, которые встали в области общественной науки, в области научного обоснования политики пролетариата, несомненно явилась базой для дальнейшего теоретического развития вопроса о материалистической диалектике и о законе единства противоположностей, конкретизации его, для выяснения различного типа противоположностей и т. д.

Разрабатывая дальше материалистическую диалектику как философскую науку, Ленин не ограничился только разработкой закона единства противоположностей как ядра диалектики. Он дал дальнейшую теоретическую разработку всех других категорий материалистической диалектики, их связи друг с другом и с законом единства противоположностей. Выше при изложении законов материалистической диалектики мы видели, как эти вопросы разработаны Лениным на основе практики революционной борьбы эпохи империализма и пролетарской революции, на основе изучения им состояния современного естествознания.

Наконец вопрос о партийности философии и науки.

Учение о партийности философии и науки вообще представляет собой важнейшее звено в развитии Лениным диалектического материализма. Совершенно не случайно то обстоятельство, что именно Ленин дал такое блестящее дальнейшее развитие этого важнейшего вопроса и именно в таком направлении. Новая эпоха, эпоха империализма и пролетарских революций, есть эпоха гигантских классовых столкновений, мощных пролетарских восстаний, эпоха невиданного обострения классовой борьбы. Борьба классов приобретает в эту эпоху исключительную обострённость, основные классы капиталистического общества выступают на исторической арене во всеоружии, эта борьба подымается на новую ступень по сравнению с периодом промышленного капитализма. В эту эпоху очень большое развитие получают политические партии. Не только пролетариат куёт свою коммунистическую партию в каждой стране, усиливая тем самым в очень большой степени свою сознательность, свою сплочённость и организованность. Буржуазия также усиленно куёт свои партии. Учитывая уроки пролетарской революции в России, учитывая опыт первого тура пролетарских революций на Западе, — буржуазия усиленно организуется, укрепляя свои партии, создавая мощные и дисциплинированные, по-военному построенные партийные организации, вроде например фашистской партии в Италии и Германии. Антагонистичность капитализма получает своё глубокое выражение не только в области политики, экономики, эта резкая антагонистичность отражается также и на всех областях науки, на области идеологической. И здесь с большой чёткостью пролегает классовая диференциация.

В своей статье «Социалистическая партия и беспартийная революционность» в декабре 1905 г. Ленин даёт великолепные характеристики партийности и беспартийности. Так он пишет: «Строгая партийность есть спутник и результат высоко развитой классовой борьбы. И, наоборот, в интересах открытой и широкой классовой борьбы необходимо развитие строгой партийности»[578].

Далее он продолжает: «Самым цельным, полным и оформленным выражением политической борьбы классов является борьба партий. Беспартийность есть равнодушие к борьбе партий. Но это равнодушие не равняется нейтралитету, воздержанию от борьбы, ибо в классовой борьбе не может быть нейтральных, „воздержаться“ нельзя в капиталистическом обществе от участия в обмене продуктов или рабочей силы. А обмен неминуемо порождает экономическую борьбу, а вслед за ней и борьбу политическую. Равнодушие в борьбе отнюдь не является поэтому на деле отстранением от борьбы, воздержанием от неё или нейтралитетом. Равнодушие есть молчаливая поддержка того, кто силён, того, кто господствует»[579].

Для того чтобы не осталось никакой неясности в том смысле, что ленинские положения относятся не только собственно к вопросам политики, но также и к идеологической борьбе, приведём одно место из этой же статьи Ленина. Он дальше пишет: «Беспартийность есть идея буржуазная. Партийность есть идея социалистическая. Это положение в общем и целом применимо ко всему буржуазному обществу. Конечно надо уметь применять эту общую истину к отдельным частным вопросам и частным случаям»[580].

Эти места с замечательной чёткостью формулируют проблему партийности. Правда, применение этих положении, этих истин к области идеологической, к области науки требует учёта своеобразия, специфичности данного предмета, особого характера этой области, особых форм, в которых здесь выражается борьба. Однако несомненно, что эти положения раскрывают нам многое для понимания ленинского принципа партийности философии и науки.

Из сказанного становится совершенно ясным, почему именно в этом направлении в связи и в соответствии с новой эпохой идёт теоретическое развитие марксистских положений о партийном характере науки и философии. Между цитированными строками Ленина, написанными им в 1905 г., блестящими страницами о партийности философии и борьбе партий в науке в «Материализме и эмпириокритицизме» в 1908 г.‚ заметками Ленина по философии в IX–XII «Ленинских сборниках» в 1914 г. и наконец статьёй Ленина «О значении воинствующего материализма» — существует глубокая внутренняя связь, дающая нам возможность со всей полнотой выяснить суть его учения о партийности философии.

Развитие Лениным принципа партийности науки состоит в том, что он показал всю ограниченность объективизма, впадающего в апологетику господствующих классов, и всю ограниченность субъективизма, превращающего общественную науку в ряд назиданий мещанской морали. Он показал всю ограниченность, объективизма, приветствующего стихийный ход исторического процесса и не понимающего активной, действенной роли революционного класса в изменении действительности, а также всю ограниченность субъективизма, сводящего исторический процесс к действиям отвлечённой надуманной личности, наделённой к тому же реакционной моралью и «современными нравственными идеями».

Ленин показал, что партийность диалектического материализма отнюдь не состоит в синтезе (в смысле примирения) субъективизма и объективизма, как это дело представлял Деборин в своей книге «Ленин как мыслитель». Ленин показал, что точка зрения диалектического материализма есть высшая точка зрения, преодолевающая и снимающая как объективизм, так и субъективизм; объективизм он преодолевает потому, что исходит из активной, действенной позиции революционного класса — пролетариата, изменяющего мир; субъективизм он преодолевает потому, что твёрдо держится объективной действительности необъективных фактов.

Партийность философии представляет собой важнейшее звено, центральный момент, который характерен именно для ленинского подхода к проблемам философской теории. Это связано с тем, что не кто иной, как Ленин, дал наиболее глубокое, проверенное на фактах новой эпохи после Маркса и Энгельса, теоретическое и практическое разрешение вопроса о соотношении теории и практики. Именно Ленин неустанно в своих работах подчёркивал, в противоположность теории и практике II Интернационала, в противовес Плеханову, положение основоположников материализма, что «наша теория не догма, а руководство для революционного действия». Ленинское учение о партийности философии и теории вообще связано глубокими внутренними корнями со всей концепцией ленинизма в целом. Оно связано с тем, что именно ленинизм дал и даёт образцы единства революционной теории и революционной практики. Учение о партийности, как бы в фокусе, собирает, отражает ряд важнейших сторон марксизма-ленинизма. Это учение выражает наиболее полно, наиболее последовательно, наиболее конкретно для нашей эпохи тезис Маркса о том, что философы должны не только объяснять мир, а изменять его. Ленинское учение о партийности философии, разрешение вопроса о субъективизме и объективизме, о теории и практике представляет собой прекрасное развитие и конкретизацию первого тезиса Маркса о Фейербахе.

Суть ленинского развития принципа партийности философии и науки можно свести к следующим пяти пунктам:

Во-первых. Ленинское учение о партийности науки и философии представляет собой наилучшее выражение задач пролетариата в области науки и философии, когда вся буржуазная наука переживает жесточайший внутренний кризис и разложение, когда «беспартийность в философии есть только презренно-прикрытое лакейство пред идеализмом и фидеизмом»[581]. Ленинское учение о партийности философии представляет собой наилучшее разоблачение в эпоху острой классовой борьбы в науке классового и партийного характера буржуазной философии и теории, а также всяких подобных социал-фашистских теорий.

Во-вторых. Принцип партийности теории означает наиболее полную и развёрнутую трактовку марксистского тезиса о действенности нашей теории. Наиболее передовой, наиболее активной, наиболее действенной частью рабочего класса является, согласно учению ленинизма, его партия. Поэтому, кто действительно и последовательно хочет проводить точку зрения классовости науки, тот должен продлить это понимание до понимания партийности науки.

В-третьих. В ленинском учении о партийности философии даётся наиболее полное и развёрнутое разрешение вопроса о теории и практике, о примате практики. Ленинское разрешение этого вопроса даёт образец борьбы как с идеалистической трактовкой этой проблемы, когда приматом считается теоретическая деятельность, так и с ползуче-эмпирической точкой зрения, которая ликвидирует роль и значение теории вообще и теоретической работы в особенности. Не кто иной, как Ленин, во всех своих работах подчёркивал громадное значение революционной теории. Признавая, что без революционной теории нет и не может быть революционного рабочего движения, Ленин вместе с тем писал: «Этим подчёркиванием необходимости, важности и громадности теоретической работы социал-демократов я вовсе не хочу сказать, чтобы эта работа ставилась на первое место перед практической, тем менее, чтобы вторая откладывалась до окончания первой. Так могли бы заключить только поклонники „субъективного метода в социологии“ или последователи утопического социализма»[582]. Учение о партийности материализма и выражает как раз всю глубину ленинского разрешения вопроса о теории и практике.

В-четвёртых. Принцип партийности философии и науки даёт классическое разрешение важнейшего вопроса о соотношении философии, науки и политики. Выше мы видели, какие нелепости нагромождены буржуазной наукой по этому вопросу и как социал-демократические теоретики изо всех сил стараются разорвать всякие связи между политикой и наукой. Меж тем в этом вопросе Лениным дано чрезвычайно много нового. Стоит вспомнить дискуссию о профсоюзах и обвинение Ленина, выдвинутое тогда т. Бухариным, за его якобы слишком «политический» подход. Речь тогда шла о соотношении экономики и политики. Как отвечал Ленин? Он писал: «Политика есть концентрированное выражение экономики — повторил я в своей речи, ибо раньше уже слышал этот ни с чем несообразный в устах марксиста совсем недопустимый упрёк за мой „политический“ подход. Политика не может не иметь первенства над экономикой. Рассуждать иначе — значит забывать азбуку марксизма»[583].

Здесь с наибольшей глубиной сказывается ленинское понимание марксизма и его диалектика, его конкретный подход. Он далее разъясняет: «Ибо вопрос стоит (и по-марксистски может стоять) лишь так: без правильного политического подхода к делу данный класс не удержит своего господства, а следовательно не сможет решить и своей производственной задачи»[584].

Ленин здесь разъясняет, в каком смысле им выдвигается на первый план политический подход. Хотя экономика в последнем счёте и решает, однако без правильного политического подхода, без правильной политической линии не может быть обеспечена пролетариату его победа, а после его победы решение им экономических проблем. Может показаться, что Лениным дана здесь постановка вопроса, касающаяся только экономики и политики. Это не так. Эти высказывания Ленина имеют гораздо более широкое значение, в частности они крайне важны и для понимания нашего подхода к проблемам теории. И здесь, в вопросах теории и теоретической борьбы, политический подход не может не иметь первенства. Во время борьбы с меньшевиствующим идеализмом некоторые его представители рьяно защищали первенство, примат философии над политикой, на том основании, что философия есть всеобщая методология, совершенно не понимая точки зрения нашей партии в этом вопросе.

В-пятых. Учение о партийности философии отмечает в качестве своего важнейшего момента активную борьбу за генеральную линию партии.

Ещё в своей борьбе со Струве, как мы видели, Ленин писал о том, что «материализм включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определённой общественной группы»[585]. В условиях диктатуры пролетариата, когда единой и единственной партией пролетариата является его коммунистическая партия, когда враждебные, классовые идеологические процессы получают своё отражение внутри партии в виде различных уклонов от генеральной линии партии, — прямо и открыто становиться на определённую точку зрения — может означать только одно: активную защиту и борьбу за генеральную линию партии. Можно в связи со всем этим, конкретизируя ленинское положение для настоящей эпохи, сказать так: диалектический материализм в борьбе со всякого рода открытым или замаскированным оппортунизмом включает в себя партийность, т. е. обязывает прямо и открыто, активно и последовательно вести борьбу за генеральную линию партии. Представители меньшевиствующего идеализма, пытаясь давать определения партийности философии, давали крайне абстрактное, крайне академическое, беспартийное определение партийности философии, сводившееся якобы к тому, что философский участок теоретического фронта должен отыскивать «методологические» ключи каждой эпохи. Антипартийность такого определения состоит в том, что деборинская группа «забыла», что единственным руководящим теоретическим и практическим центром в эпоху диктатуры пролетариата является партия и её Центральный комитет. Важнейшая особенность большевизма и большевистской партии состоит в том, что руководящий штаб является не только политически организационным центром революционного движения, но и его идейно-теоретическим центром. Своеобразие большевизма в противовес партиям II Интернационала состоит как раз в том, что он выковывает такое руководство коммунистической партии, которое является подлинным теоретическим синтезом теории и практики, теории и политики, теории и организации, теории и тактики. Именно потому, что руководящий штаб ленинизма даёт такой синтез, он является центром действительно творческого марксизма.

6.5. Тов. Сталин и материалистическая диалектика

Дальнейшее развитие марксистско-ленинской теории во всех её составных частях, в том числе и философии марксизма, связано с именем т. Сталина. Во всей практической работе, во всех теоретических трудах т. Сталина воплощён весь опыт мировой борьбы пролетариата, всё богатство содержания марксистско-ленинской теории. Тов. Сталин развивает и конкретизирует учение ленинизма решительно во всех областях. Особое внимание во всех своих работах т. Сталин посвящает проблеме единства теории и практики, вопросу о боевом творческом характере марксистского учения.

Боевой характер марксистко-ленинской теории, развитие марксистского учения как революционно-критического оружия изменения мира, единства теории и практики — всё это получает своё дальнейшее развитие в работах т. Сталина. Именно он провёл огромную борьбу со всякого рода догматическими, схоластическими извращениями марксовой диалектики. В борьбе с волюнтаризмом, с эклектикой Троцкого, с «цитатным марксизмом» Зиновьева, со схоластикой Бухарина, с теорией равновесия, с меньшевиствующим идеализмом — в борьбе с этими теорийками т. Сталин подымает на новую ступень развитие нашей боевой теории.

С особой силой разоблачает т. Сталин догматизм международного меньшевизма, социал-фашизма, выхолащивание ими из марксизма всякого революционного содержания.

Ещё на VI съезде партии т. Сталин, возражая против высказываний Преображенского о невозможности победы социализма в вашей стране, указывал:

«Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму… Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего»[586].

Вся последующая борьба: с троцкизмом, с зиновьевско-каменевской разновидностью его показывает, с какой гениальной прозорливостью была применена т. Сталиным материалистическая диалектика к важнейшему вопросу, к вопросу о возможности победы социализма в нашей стране. Проведение принципиальной грани между догматическим «марксизмом» и марксизмом подлинным является лейтмотивом целого ряда дальнейших выступлений т. Сталина, в которых он касается этих проблем. Особенно надо обратить внимание на статью т. Сталина, посвящённую 50-летию со дня рождения Ленина, напечатанную в «Правде» в апреле 1920 г. Там т. Сталин писал:

«Существуют две группы марксистов. Обе они работают под флагом марксизма, считают себя „подлинно“ марксистскими. И всё-таки они далеко не тождественны. Более того, между ними целая пропасть, ибо методы их работы диаметрально противоположны.

Первая группа обычно ограничивается внешним признанием марксизма, его торжественным провозглашением. Не умея или не желая вникнуть в существо марксизма, не умея или не желая претворить его в жизнь, она живые и революционные положения марксизма превращает в мёртвые, ничего не говорящие формулы. Свою деятельность она основывает не на опыте, не на учёте практической работы, а на цитатах из Маркса. Указания и директивы черпает она не из анализа живой действительности, а из аналогий и исторических параллелей. Расхождение слова с делом — такова основная болезнь этой группы…

Вторая группа, наоборот, переносит центр тяжести вопроса от внешнего признания марксизма на его проведение, на его претворение в жизнь. Намечение путей и средств осуществления марксизма, соответствующих обстановке, изменение этих путей и средств, когда обстановка меняется, — вот на что главным образом обращает своё внимание эта группа… К этой группе вполне подходят слова Маркса, в силу которых марксисты не могут останавливаться на том, чтобы объяснить мир, а должны итти дальше с тем, чтобы изменить его. Имя этой группы — большевизм, коммунизм»[587]. Нужна ли более чёткая, более ясная характеристика работ самого т. Сталина? Выступление на конференции аграрников-марксистов, где была поставлена задача ликвидации кулачества как класса, речь на совещании хозяйственников — шесть исторических условий, последние выступления по колхозным вопросам и т. д. — всё это образцы «претворения в жизнь» учения марксизма-ленинизма, всё это образцы «намечения путей и средств осуществления марксизма, соответствующих обстановке, изменения этих путей и средств, когда обстановка меняется».

Много раз возвращается т. Сталин к вопросу о действенном характере марксистско-ленинского учения о борьбе со всеми и всяческими оппортунистическими извращениями. Приведём здесь ещё одно место:

«Что такое марксизм? Марксизм есть наука. Может ли сохраниться и развиваться марксизм как наука, если он не будет обогащаться новым опытом классовой борьбы пролетариата, если он не будет переваривать этот опыт с точки зрения марксизма, под углом зрения марксистского метода? Ясно, что не может.

Не ясно ли после этого, что марксизм требует улучшения и обогащения старых формул на основе учёта нового опыта при сохранении точки зрения марксизма, при сохранении его метода, а Зиновьев поступает наоборот, сохраняя букву и подменяя буквой отдельных положений марксизма точку зрения марксизма, его метод.

Что может быть общего между действительным марксизмом и между подменой основной линии марксизма буквой отдельных формул и цитатами из отдельных положений марксизма?»[588].

Эта характеристика марксистского метода, материалистической диалектики как науки, которая должна обогащаться постоянно новым опытом классовой борьбы пролетариата, которая должна теоретически обобщать и переваривать этот опыт, имеет очень важное значение для понимания существа марксистской теории. Мы видим таким образом, что красной нитью по всем работам Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина проходит коренное положение о творческом характере могучего марксистского учения, о единстве революционной теории и практики, о материалистической диалектике, являющейся величайшим орудием познания и изменения мира.

И именно потому, что т. Сталин даёт нам образец такого действенного понимания и применения марксизма, именно поэтому он даёт нам и образцы дальнейшей теоретической разработки вопросов материалистической диалектики. В самом деле, стоит только напомнить выступления т. Сталина по вопросу о звене, о субъективном и объективном факторах исторического развития, о категориях возможности и действительности, его критику теории равновесия и теории самотёка для того, чтобы стало ясно, какое глубокое теоретическое развитие вопросов материалистической диалектики он нам даёт. Именно т. Сталин подлинно в духе ленинского завещания «О значении воинствующего материализма» разрабатывает эту диалектику со всех сторон, пользуясь «теми образцами диалектики в области отношений экономических, политических, каковых образцов новейшая история, особенно современная империалистическая война и революция, дают необыкновенно много»[589].

Диалектика есть душа марксизма, говорит вслед за Лениным т. Сталин. На XVI съезде партии т. Сталин следующим образом характеризовал ленинскую постановку вопроса о праве наций на самоопределение, вплоть до отделения: «эта „противоречивая“ формула отражает ту жизненную правду марксовой диалектики, которая даёт большевикам возможность брать самые неприступные крепости в области национального вопроса»[590]. Критикуя далее оппортунизм, он говорил: «Кто не понял этой диалектики исторических процессов, тот погиб для марксизма. Беда наших уклонистов состоит в том, что они не понимают и не хотят понять марксовой диалектики»[591].

Приведём здесь два-три образца диалектики т. Сталина, которая дала и даёт возможность большевикам брать самые неприступные крепости. Возьмём анализ природы колхозов, данный т. Сталиным в своём выступлении на конференции аграрников-марксистов. Определяя тип колхозного хозяйства как одну из форм социалистического хозяйства‚ т. Сталин к этому определению подходит с точки зрения анализа отношений людей в процессе производства, т. е. с точки зрения единственно последовательного марксистского критерия для определения социальной природы хозяйства. И вот с этой единственно правильной точки зрения — «разве колхоз не представляет обобществления основных орудий производства на земле, принадлежащей к тому же государству? Какое имеется основание утверждать, что колхозы как тип хозяйства не представляют одну из форм социалистического хозяйства?»[592]. Устанавливая социалистическую природу колхозов как типа хозяйства, т. Сталин переходит к анализу внутренних противоречий колхоза, отличающих его от последовательно социалистического типа хозяйства, предприятий. Особенно интересен анализ элементов классовой борьбы в колхозах. Он пишет: «В том-то и состоит ошибка наших „левых“ фразёров, что они не видят этой разницы. Что значит классовая борьба вне колхозов, до образования колхозов? Это значит — борьба с кулаком, владеющим орудиями и средствами производства и закабаляющим себе бедноту при помощи этих орудий и средств производства. Эта борьба представляет борьбу не на жизнь, а на смерть. А что значит классовая борьба на базе колхозов? Это значит прежде всего, что кулак разбит и лишён орудий и средств производства… Это значит наконец, что дело идёт о борьбе между членами колхозов, из коих одни не освободились ещё от индивидуалистических и кулацких пережитков и пытаются использовать некоторое неравенство в колхозах в свою выгоду, а другие желают изгнать из колхозов эти пережитки и это неравенство»[593].

Мы видим таким образом, как т. Сталин вскрывает качественную разницу, которая имеется между классовой борьбой в деревне вне колхоза и элементами классовой борьбы в колхозе. Только владея в совершенстве методом материалистической диалектики, методом подлинно конкретного анализа сложной конкретной действительности, только умея по-ленински применять важнейшие законы диалектики, законы качества, количества, меры, закон единства противоположностей можно дать такой чёткий анализ социальной природы колхозов. Одно дело — противоречия в деревне вне колхозов на качественно иной основе, другое дело — имеющиеся противоречия в колхозах уже на другой качественной основе, в другом типе хозяйства. Одно дело — борьба с кулаком, с владельцем орудий и средств производства, борьба не на жизнь, а на смерть, другое дело — борьба с кулацкими, индивидуалистическими пережитками на базе колхозов. Одно дело — первый тип противоречий, другое дело — противоречия второго порядка.

Все работы т. Сталина представляют собой неисчерпаемое количество таких образцов материалистической диалектики. Мы здесь отметим ещё только следующий вопрос — это вопрос о национальной и социалистической культуре. Всем известен сталинский анализ характера и лозунгов национальной культуры в условиях господства буржуазии и в условиях диктатуры пролетариата. Вот два типа разрешения единства формы и содержания, которые даёт нам живая действительность и которые с таким мастерством вскрыты т. Сталиным. Вот что говорил т. Сталин на XVI съезде партии: «Что такое национальная культура при господстве национальной буржуазии? Буржуазная по своему содержанию и национальная по своей форме культура, имеющая своей целью отравить массы ядом национализма и укрепить господство буржуазии. Что такое национальная культура при диктатуре пролетариата? Социалистическая по своему содержанию и национальная по форме культура, имеющая своей целью воспитать массы в духе интернационализма и укрепить диктатуру пролетариата. Как можно смешивать эти два принципиально различных явления, не разрывая с марксизмом»[594].

Основное при подходе т. Сталина к анализу этих явлений — это различие классовой структуры и классовой природы двоякого типа господства — господства национальной буржуазии и господства социалистического пролетариата, его диктатуры. Чрезвычайно характерным в этом анализе является материалистический примат содержания в диалектическом единстве формы и содержания. Тов. Сталин не признаёт раз навсегда данного единства формы и содержания, — он анализирует историческую, классовую подоплёку этого единства. Чрезвычайно характерно применение теории развития к вопросу о культуре. Приведём это классическое место из работы т. Сталина. Он писал: «Может показаться странным, что мы, сторонники слияния в будущем национальных культур в одну общую (и по форме и по содержанию) культуру с одним общим языком, являемся вместе с тем сторонниками расцвета национальных культур в данный момент, в период диктатуры пролетариата. Но в этом нет ничего странного. Надо дать национальным культурам развиться и развернуться, выявив все свои потенции, чтобы создать условия для слияния их в одну общую культуру с одним общим языком. Расцвет национальных по форме и социалистических по содержанию культур в условиях диктатуры пролетариата в одной стране для слияния их в одну общую социалистическую (и по форме и по содержанию) культуру с одним общим языком, когда пролетариат победит во всём мире и социализм войдёт в быт, — в этом именно и состоит диалектичность ленинской постановки вопроса о национальной культуре»[595].

Вот яркие образцы материалистической диалектики. Глубоко ошибся бы тот, кто посчитал бы, что мы здесь имеем только применение диалектики, а не её развитие, не разработку теории материалистической диалектики. Надо понять, что действительное творческое применение метода материалистической диалектики есть одновременно и действительное его теоретическое развитие. В данном случае на примере единства формы и содержания видно, какое теоретическое богатство мы здесь получаем. Помимо двух типов единства формы и содержания теория развития, применённая к национальному вопросу, даёт новый тип единства противоположностей: единую и по форме и по содержанию культуру коммунистического общества.

Мы привели здесь два образца применения и развития материалистической диалектики для того, чтобы показать, как партия и т. Сталин, выполняя директивы и указания Ленина, разрабатывают со всех сторон материалистическую диалектику, без которой марксизм является, по выражению Ленина, не сражающимся, а сражаемым. В свете творческого понимания марксизма, действенного понимания диалектического материализма совершенно ясным становится схоластический характер разработки диалектики, которая «велась» меньшевиствующим идеализмом в отрыве от практики социалистического строительства.

Наша партия придаёт исключительное значение революционной теории, без которой немыслима революционная практика. Материалистическая диалектика является революционной душой марксизма-ленинизма.