Диалог и другие истории

ШУМ ОКЕАНА

Раскалённый песок вынуждал Эдуарда переминаться с ноги на ногу, потому что каждое прикосновение отдавалось жарким пламенем по всему телу. Но по песку он ходил только босиком. Ощущать мелкие песчинки и ракушки между пальцами было его давней мечтой.

Пляж скрывался с обеих сторон, а впереди океан своей песней дарил умиротворение. Большими волнами где-то вдали он показывал свою мощь, но подбираясь к берегу стихал, словно после эмоционального всплеска извинялся за свою импульсивность.

Ветер трепал волосы мужчины, возрастом немного за пятьдесят, сдувая расстёгнутую гавайскую рубашку и шорты. Его глаза были немного прищурены, хоть и скрывались за спортивными солнечными очками.

Он чувствовал, как тепло растекается от сердца по всему телу и улыбка проявила мимические морщины.

Солнце только что скрылось за горизонтом, но красно-голубой оттенок неба освещал всё вокруг. Эдуард залез в карман шорт и достал дорогую пачку сигарет с не менее дорогой зажигалкой. Затянувшись едким дымом, он немного подержал его в лёгких и выпустил через нос.

Он так давно хотел просто покурить на берегу, слушая шум океана, не думая ни о чём. И его мечта наконец сбылась.

Где-то сзади послышался знакомый лай преданного пса. Беспородный, немного взъерошенный серый кабель уже шесть лет безоговорочно защищал и оберегал своего человека. Пёс бежал по остывающему песку с высунутым языком к своему хозяину, словно не видел его несколько месяцев.

Эдуард присел на небольшое брёвнышко, видимо выброшенное прибоем и потрепал за холку своего питомца.

Он посмотрел в чёрные глаза пса, которые рассказали о том, как досталось в своё время бедолаге, когда он жил на улице. И как он благодарен человеку за то, что тот дал ему еду и крышу на головой. Пёс лизнул Эдуарда в нос и подставил голову, чтобы его продолжили гладить.

Эдуард снова затянулся сигаретой всеми лёгкими и направил свой взгляд куда-то за горизонт.

Наверное это — и есть рай.

***

— Сейчас, сейчас пойдём. — Эдуард спустил одну ногу с топчана и прокашлялся. — Ну привет, привет.

Серая дворняга уже несколько дней не появлялась дома. Гулял. Искал своих уличных друзей. Эдуард замечал, что Роджер, его верный пёс, периодически недоедает из миски, но выбрасывать не даёт, а показывает, что там, на улице, есть ещё голодные псы. Потому Эдуард стал собирать часть его еды в пакетик и выставлять на крыльцо. Раз в две-три недели Роджер забирал пакетик и уходил на несколько дней. В его отсутствие Эдуард оставлял немного приоткрытой калитку его участка в три сотки и дверь в терраску, чтобы пёс всегда мог зайти домой.

— Ну что, нагулялся, чертяга? — спросил Эдуард улыбающегося пса. — Холода наступили, снег, вон какой — тебе по грудь. А ты всё бегаешь! Поди не молод уже. Хотя чёрт тебя знает. Ну ладно, ладно. Сейчас поколю дров и будем есть. Да? Ну и отлично.

Хоть участок Эдуарда был маленьким, а дом, точнее часть дома, ещё меньше, он всё устроил так, чтобы ему было комфортно. Правда сугробы скрывали всю красоту, которую так аккуратно наводил Эдуард. Две небольшие грядки с кабачками и картофелем, клумба разных цветов, столик, за которым летом он пьёт кофе утром и вино вечером. Всё на своём месте.

Удобств в доме не было, потому зимой поход в туалет превращался в целую эпопею. Небольшая постройка находилась в углу участка рядом с полуразваленным сараем. Чтобы добраться туда сквозь сугробы приходилось каждый раз надевать телогрейку и валенки размером больше, оставшиеся ещё от отца.

Он решил совместить приятное с полезным и после исполнения потребностей организма, направился в сарай за старым топором. На зиму дров он никогда не готовил, а купить готовые у Эдуарда не было возможности. Все деньги, которые отправлял ему родной брат он тратил на еду и вино.

И если от еды он готов был отказаться, при необходимости, то от вина — никогда.

Для кого-то вино — это эстетическое дополнение к ужину, для кого-то источник вдохновения. Для Эдуарда — это обезболивающее. Качественное, всегда работающее безотказно.

С годами Эдуард научился выживать на смехотворную сумму денег, при этом не особо отказывая себе в скромных потребностях. Две пачки сигарет «Полк» хватало на неделю, пять-шесть пакетов вина по три литра уходило за полторы. Ну, и еда. Что-то дешёвое, лёгкое в приготовлении. Летом было проще — выручал огород, а вот зимой приходилось выбирать. И часто выбор приходился на сторону вина.

Кашель от поганых сигарет совсем обессилел Эдуарда. С каждым взмахом топора, когда он набирал воздух в грудь, что-то мешало. Это что-то хотелось навсегда выкашлять из своего тела, но не получалось.

Слабость предательски нахлынула. Он посмотрел на оставшиеся два палена и решил отложить их до завтра. На сегодня дров растопить печь достаточно. Тем более, что вино поможет согреться.

Пёс вилял хвостом и крутился вокруг хозяина. Он смотрел на него голодными глазами в ожидании кусочка лакомства. Со вчерашнего ужина остался кусок мяса, весьма плохо прожаренный и половина пакета красного вина. На этикетку Эдуард уже давно не смотрел. Главное — это стоимость.

— Ну держи, держи, мой хороший. — прохрипел Эдуард и отдал собаке половину своего куска мяса. — Хороший мальчик. Ешь.

Пёс сразу ринулся на мясо, а его хозяин налил себе полный гранёный стакан.

Не смотря на огромное количество дел, Эдуард никуда не торопился. Жизнь в деревне и праздный образ жизни приучили его к этому. Нужно было расчистить дорожку от дома к туалету и сараю, сварить себе суп, какой-нибудь простенький с луком и картошкой, сходить на станцию за продуктами.

Не хотелось.

Он залпом выпил бокал и сразу налил ещё, до краёв. Эдуард осмотрел небольшую комнату, которая давно уже требовала ремонта и обнаружил пульт от телевизора. Закинув пару поленьев в печь, он надел потёртый коричневый свитер, который когда-то привёз из Парижа и улёгся на диван. Его маленький чёрно-белый телевизор показывал ведущего в дорогом костюме, который невнятно рассказывал что-то о новостях в мире и курсе доллара. Веки становились всё тяжелей, тело полностью расслабилось и стало очень тепло. За окном уже стемнело.

— Твою мать, ты совсем охерел?!

Сквозь сон Эдуард слышал крик и лай пса.

— Просыпайся! Алё-о-о-о! Эд! Эд!!!

Он открыл глаза и сквозь сонную пелену увидел мужчину лет сорока пяти в красной зимней куртке. Шум оказался криком.

— Ты совсем охерел, я тебя спрашиваю?!

— Да что?! — спросил Эдуард. — Тебе-то что тут нужно?

— Смотри, Эд, — мужчина держал в руке старый мобильный телефон. — это — телефон! Он нужен для того, чтобы люди могли общаться на расстоянии. Он издаёт мерзкий звук, что означает, что тебе кто-то звонит. Ты нажимаешь вот эту кнопку и отвечаешь на звонок. Люди звонят по разным причинам. Рассказать о новостях, узнать как дела, а ещё проверить жив ли, блядь, родной брат.

Мужчина перевёл дыхание.

— Мудила! — подытожил он.

— Серёж, да не ори ты. Я уснул просто.

— Вижу. — Сергей показал на лежавший у дивана пустой стакан. — Работал наверное много сегодня, потому вырубился засветло. Я тебе три часа пытаюсь дозвониться, думал всё. Помер. Или ещё что хуже — спалил тут всё к чертям собачьим. И себя и соседей заодно. А соседи кстати где?! Трубку никто не берёт. Деревня, блядь.

— Ты зато — город.

— Город. Я все пробки собрал, пока ехал. И единственная мысль, которая у меня в голове всю дорогу торчала — это жив ты или нет.

— Жив.

— Молодец. Собирайся.

— Куда?!

— К нам поедем. Я с Диной договорился, она тебе в зале постелет. Поживёшь у нас до весны.

Эдуард облокотился на пружинную спинку старого дивана.

— Не, Серёж. Не поеду.

— А это не вопрос был. И не предложение. Это факт. У меня нет времени к тебе мотаться постоянно. И волноваться постоянно за тебя у меня нет времени.

Пёс встал около Эдуарда и тихо зарычал на Сергея.

— Ну хочешь — дворнягу твою с собой возьмём. Но здесь оставаться нельзя. Нельзя, Эд.

— Серёж. Ты прости, что я тебя так напугал. Правда. Ну я выпил немного, под телек и уснул. Ну, сегодня не хорошо себя чувствую. Вот винца глотнул, сосуды расширить.

— А говно это куришь, чтобы сужать их обратно, да?! Весь дом провонял. Я даже не знаю, толи табак, толи… Что это вообще?

— Не ругайся. Я всё таки старший. Немного уважения не помешало бы.

— Ах, простите ваше благородие! Не соблюдаю субординацию. Знаешь что, иди на хер, а? Ты реально не понимаешь, что перепугал нас всех. Слава Богу родители этого не видят, земля им пухом.

— Чай будешь?

— Чай… Блядь. Буду. Заебался пока ехал. И ссать хочу. Сортир то рабочий ещё?

— Это дырка в земле с унитазом над ней. Как она сломается-то?

— Не знаю. Рухнет. С тобой — может.

Сергей вышел на улицу, а Эдуард направился на трёхметровую кухню поставить чайник.

С братом созванивались пару раз в неделю. Эдуард всегда говорил Сергею, что у него всё хорошо. Не хотел волновать. Да и понимал, что живёт на деньги брата, и знать ему о каких-то проблемах не за чем.

Сергей вернулся в дом и скинул куртку на диван.

— Садись. — предложил Эдуард.

— Спасибо. — Сергей сел за небольшой столик и насыпал сахар в чашку. — Брат, ну ты тоже меня пойми. Я сегодня весь день сам не свой. В груди тоска такая, что прям сил нет. Позвонил Динке — всё хорошо. Сыновьям — нормально всё. А тебе дозвониться не могу. Ну меня что-то и бахнуло. Думаю: «Надо ехать!». Отпросился с работы, благо Семёныч в курсе дела. Еду, думаю, всё. Ну точно — всё.

— Ну прости. Мне сколько раз ещё извиняться?

— Да проехали. Просто… Блин…

— Что?! — приподнял бровь Эдуард.

— Поехали, а? Ну правда, Эд. Ну вот скажи мне, что ты тут как отшельник здесь? Этому дому тысяча лет уже. Он развалится скоро. Ну поживёшь у нас какое-то время.

— Вот Дине твоей радость большая. Не, дорогой. Тут моё место. Это дом родителей. Помнишь, как мы летом здесь хорошо время проводили? Гуляли допоздна, девчонок в сарай водили. Там ещё тогда отец диван поставил, чтобы от мамы прятаться. А мы этот диван…

— Помню-помню. — рассмеялся Сергей.

— Да и родители тут лежат. Из города на кладбище много не поездишь.

— Часто ходишь?

— Угу, — кивнул Эдуард, — стараюсь. Они меня всегда слушают. Им я могу рассказать всё.

— Эд. Ну ты и мне можешь всё рассказать.

— А зачем, Серёж? Охота тебе слушать нытьё старика?

— Эдуард, тебе пятьдесят пять, какой ты старик?! Выглядишь херово, конечно, да. Но ты рановато себя в старики записал.

Эдуард зажёг сигарету и сразу закашлял.

— Как чувствую, так и называю.

— Нельзя так, Эд. Нельзя. Ты ж всю жизнь нас всех поддерживал. Да если бы не ты, как бы мы отца тогда схоронили? Мать в лёжку, я не понимаю, что делать. Ты ж после папы главой семьи стал. До сих пор сигарету в рот не беру, после того, как ты мне пиздюлей раскатал. Братиш, родной, ну что ты…

— Да ничего, Серёж. Всё нормально. Я там, где и должен быть. А ты должен быть там, где ты должен быть. У тебя своих двое спиногрызов. Да и Дина наверное беспокоится. Езжай домой.

— Деньги есть у тебя?

Эдуарда явно смутил этот вопрос.

— Есть, есть, спасибо тебе.

— Что ты вообще пьёшь такое?!

Сергей рассмотрел пакет с вином.

— А что, — начал оправдываться Эдуард, — хорошее вино, между прочим.

— Эд, да его даже алкаши местные не пьют.

— Ну не знаю, — рассмеялся Эдуард, — меня вполне устраивает.

Сергей посмотрел на брата и рассмеялся сам.

— Нет, так дело не пойдёт.

Мужчина встал, натянул красную куртку и вышел из дома. Минут через пять вернулся с немного начатой бутылкой водки иностранного бренда по очень дорогой цене.

— Давай так, братиш. Сегодня я с тобой выпью. А завтра мы проснёмся и ты поедешь к нам. А? Как тебе такой расклад?

— Да не поеду я. Серёж, ну…

— Эд! — перебил Сергей. — Я тебя очень прошу. Ради меня. Пожалуйста.

— Ну.. Не на долго. Баню закрыли, а мне помыться хочется. Я ж ванне не лежал… Давно в общем. Но не на долго. Идёт?

— Идёт! — обрадовался Сергей.

— Ну разливай скорей! Только закуска у меня скудная.

— Скудная — это как?

— Это банка кабачков, которую летом закрыл и немного картошки с мясом.

— Ну, по мне — так королевская закуска.

Братья рассмеялись.

Пёс немного успокоился и улёгся под столом в надежде, что от закуски ему что-нибудь перепадёт.

— Да, я такой водки давно не пил. — Эдуард отрезал кусок маринованного кабачка и отправил его в рот.

— Ну ладно уж, — искренне обиделся Сергей, — у меня на юбилее мы её только родимую и пили. Хорошо было.

— Хорошо. Все ж приехали тогда почти. Даже Лёха из Норильска.

— Это вообще сюрприз был. — Сергей пододвинул к себе стопки и разлил в них водки. — Но сорок пять я на всю жизнь запомнил.

— Родителей жалко нет уже. Не видели своего сына успешного.

— Да что ты несёшь такое? Успешный? Кто? Я на яхтах не катаюсь, семью в Испанию не вожу. Баб по Парижам тоже.

— Это камень в мой что ли огород?

— А в чей?

— Серёж, это когда было-то? Лет пятнадцать прошло наверное.

— А всё равно, как сейчас помню, мне Динка тогда всю плешь проела. «Вот, говорит, у братца бы своего поучился. Он-то знает как впечатлить даму!».

— А что теперь говорит? Когда знает, что я у неё на диване спать буду. Попёрдывать.

— Не, попёрдывать — это не вариант. Уж прости.

— А я буду. Человек я уже не молодой, газы…

— Да что всё заладил, а? Не молодой! Вот знаешь, что я тебе скажу? Вот из-за того, что ты воспринимаешь себя так, ты и живёшь так.

— Как так? Я на жизнь не жалуюсь.

— То есть тебя всё устраивает?

— А чему меня не устраивать? Я живу на природе. Дом, хоть и старый, зато свой. Родной. Я здесь каждую дощечку знаю. Роджер у меня, вон, есть.

— Роджер?

— Ну не Тузиком мне его называть.

— Тоже верно.

— Конечно, работы нет. Это меня смущает, и я тебе очень благодарен за помощь, но я всё отдам.

— Эд, ну я ж не к этому…

— Отдам-отдам. Ты обо мне заботишься, братиш. И я тебе благодарен за это. Но работу найду. По весне. — Старший брат сильно закашлял и постучал себя по груди.

— Да не надо мне ничего. Есть возможность — помогаем. Ты ж брат мой. Как иначе?

— А я вот задаюсь вопросом. Если бы тогда, в начале двухтысячных, не прикрыли бы наш ресторан. Было бы всё иначе? Что бы я сейчас делал? — Эдуард закурил вторую. — Был бы женат? С детьми? Или всё ещё катал всяких цац в Париж и Милан.

— Ну, что говорить? Давай выпьем? — Сергей протянул стопку брату. — За тебя, Эд. Всё наладится.

Эдуард залпом опрокинул стопку внутрь и занюхал кабачком.

— А нечего говорить. — расстроено сказал он. — Но и жалеть мне особо не о чем. Мир я повидал. Встречал рассвет На Елисейских полях, целовал девушку на площади Святого Марка, на концерт Scorpions ездил в Берлин. Специально. Женщины у меня были. Разные. Жгучие. Красивые. Такие, знаешь, что сердце твоё моментально растопчут.

— Это да. Я тебе даже завидовал немного.

— Ну и дурак. А я тебе завидую.

— Мне?

— А ты, Серёжа, умничка. У тебя такая семья хорошая. Парни совсем взрослые уже. Динка — красавица. Вообще на сорок с хвостом не выглядит. Ты — начальник большой. Цех у тебя свой. Люди в подчинении. Ты то в Финку, то в Швецию мотаешься, какие-то конференции проводишь. А я что? Старый алкаш. С обалденным прошлым, но без будущего.

— Эд, будущее мы себе сами строим. Знаешь от кого я это услышал? От тебя! Ты мне тогда, когда меня должны были в армию забрать сказал. А потом отмазал. Сколько ты всего для меня сделал? Ты думаешь я это забуду когда-нибудь? А для моих? Да каждый раз, когда я ещё технарём работал, ты то шмотки привезёшь, то пацанам машинки, Динке что-нибудь обязательно. Да я тебе по гроб жизни обязан.

— Ничего ты мне, Серёжа, не обязан. Я твой брат. А ты — мой. Мы семья. И так будет всегда. Но просто… Знаешь…

Сергей снова разлил водку по бокалам.

— Что?

— Есть одно, о чём я жалею. — Эдуард опустил глаза.

— Братиш… Он знал, что ты его любишь.

— Да, но мы ж так поругались тогда. Это ж здесь и было. Мать тогда плакала сильно. А ведь он меня предупреждал. Предупреждал, Серёженька! И всё сбылось. Он сказал тогда, что если я пойду в ресторанный бизнес — сопьюсь к чертям и потеряю всё. Как он это узнал? Как?

— Отец нас слишком хорошо знал. Пугающе хорошо. Ведь это он мне сказал, чтобы я в техникум поступал. Я-то хотел на юриста пойти. А он отговорил. Сказал, что юристов пруд пруди, а руками уже работать никто не умеет. В городе по крайней мере. За папу давай. Царствие небесное.

— За тебя пап, где бы ты ни был.

Они выпили. Сергей немного поморщился, а потом откусил маленький кусочек мяса, разделил его пополам и отдал половинку Роджеру.

— Я ж с ним так и не помирился. — прошептал Эдуард. — Я хотел, правда. А потом поздно стало. Представляешь, я ведь реально думал, что он старый дурак и ничего не знает в жизни. Особенно когда деньги пошли.

— Братиш, он зла на тебя не держал. Скучал, это видно было, но не держал. Да и не виноват ты что получилось так. Тромб — это страшная вещь. Просто страшная.

— Зато не мучился. А может оно и к лучшему. Что ни мама, ни папа, не видят вот этого всего. — Эдуард развёл руками, указывая на захламлённую, прокуренную комнату.

— А мне кажется, что они за нами смотрят. И какими-то знаками советы дают. Представляешь, у меня тут история была. Пошёл в ларёк, обходить дом лень было, ну я напрямик, через детсад пошёл. И в снегу валяется табличка с цифрой «38». Ну я думаю табличка и табличка. Но что-то у меня эта цифра из головы не вылезает. Сходил уже, всё, иду обратно. И вспоминаю, что мне нужно подписать до завтрашнего утра бланки по тридцать восьмому объекту. Я пулей просто домой. Всё сделал, распечатал, подписал, курьером отправил секретарше. Успел. Это вот не просто так.

— Да у нас в жизни всё не просто так. Давай наливай и пошли покурим на улицу. Ты прав, тут дышать совершенно нечем. Да и пса выгуляем.

На улице всё вокруг усыпано белым снегом, хрустящим под ногами. Роджер бегал от дерева к дереву, помечая территорию, а братья медленным шагом прогуливались по замерзшей деревенской улице, мимо высоких заборов и перекрёстков. Только где-то вдали горел светодиодный фонарь, намекая, что рядом есть цивилизация.

— Слушай, а я ведь курю. — признался Сергей. — И видеть не могу, как ты куришь эту гадость.

— Значит не сильно сработало опиздюливание. — усмехнулся Эдуард. — Что там у тебя?

— Эстонские. Хорошие. Будешь?

— Давай. Дина в курсе?

— Нет. Но кто-то у меня из пачки сигареты пиздит. Либо старший, либо она. У неё тоже на работе аврал. И нервная обстановка. Можно понять.

— Да гадость это всё. — Эдуард откусил фильтр и зажёг эстонскую сигарету.

— Эд, пошли ко мне в цех работать? — с надеждой спросил Сергей. — первое время поживёшь у нас, а потом мы с тобой ипотеку тебе на однушку возьмём, а? Продадим эту халупу — на первый взнос хватит.

— Эта халупа — дом мой. Здесь родители. Здесь мы. Тут моё место. Да и потом, братиш, что я у тебя делать-то буду?

— А тут ты что делаешь? Бухаешь целыми днями, да плачешь о прошлом? Работа пыльная, конечно, но это деньги. Встанешь на ноги. Может встретишь кого?

— Не хочу я никого встречать, Серёжа. Спасибо. Мой последний брак на всю жизнь отбил у меня желание жениться.

— А зачем жениться. Потребности же надо как-то удовлетворять.

— Надо, — рассмеялся Эдуард, — но прости, не приму я твоего предложения. Я сам.

— Вот ты эгоист, Эд. Просто, ебаный эгоист! — Сергей повысил голос. — Я понимаю, тебе плохо. Но ты же вообще, сука, с этим ничего не делаешь! Вместо того, чтобы причитать о своей жизни, согласился бы и наладил её. Тебя поуговаривать надо? Как тебя партнёры по ресторану уговаривали? Ну пожалуйста, Эдуард Сергеевич, давайте с вами не будем влезать в долги? Давайте лучше продадим ресторан и останемся хоть в каком-то плюсе. Ты ж меня на хер посылаешь, как тогда своих партнёров послал.

— Да никого я не посылаю. — крикнул Эдуард.

— А что ты делаешь? Тебе нужна работа — я её предоставляю. Ну не хочешь в мой цех — без проблем, в другой устрою. Будет у тебя полная от меня независимость. Сможешь даже с коллегами колдырить.

— Да не в этом дело, Серёж.

— А в чём? Ну объясни мне! В чём?

— Блядь. Не хочу я так, Серёж. Не хочу. Я был одним из важных людей в городе, понимаешь? Важным. Ко мне в ресторан все депутаты своих жён приводили. Жён, а не содержанок! Со мной бандюги, которые 90-е пережили за руку здоровались и благодарили за хорошее отношение. У меня был лучший ресторан в городе! Лучший. И я не виноват, что этот кризис, мать его, ебанул. Не виноват, что так вышло. Я старался на плаву держаться. Конечно, я сейчас жалею, что все бабки спускал. Жалею, что от стодолларовых купюр прикуривал. Жалею. Но я не знал. Не думал, понимаешь. И не могу я твою благотворительность принять. И не хочу. Мне и так стыдно, понимаешь.

— Благотворительность?! Какая на хер благотворительность? Мы же семья, ты сам сказал! Сейчас сказал!!! Ты мой брат, а я — твой. Благотворительность! Знаешь что?! Пошёл ты.

Сергей оттолкнул Эдуарда и пошёл в сторону дома.

— Серёж! — окрикнул младшего брата старший. — Серёж, постой!

Но Сергей не остановился. Он зашёл на участок и громко хлопнул калиткой.

— Твою мать! — громко крикнул Эдуард. — Роджер!!! Где ты? Роджер?!

Пса по близости тоже не было.

— Ну прости, братиш, я не это имел в виду.

Эдуард скинул телогрейку и сел к печке возле брата.

— Давай ещё накатим, а? — предложил он.

— Эд, я переживаю за тебя, понимаешь? Ты мой старшенький. У меня кроме тебя и моих не осталось никого. Сначала батя, потом мама, я не хочу и тебя потерять. Я ж люблю тебя, братиш. И пацаны тебя любят. Дина правда не очень, но это терпимо.

Они рассмеялись.

— Серьёзно, Эд. Я прошу тебя, давай мы с этим что-нибудь сделаем. Мне баба Шура рассказала, что ты не так давно с алкашами местными на станции синячил. Перепутал калитки и нассал ей на крыльцо.

— Ну, с кем не бывает. — засмущался Эдуард.

— Да не, ей нассать давно нужно было. Ведьма старая. Но с алкашами, Эд. Ты же не такой. Неужели только вино теперь тебя на плаву держит?

— Боль… — тихо сказал Эдуард. — Понимаешь, Серёж. Боль. Боль от того, что я всё просрал. Она сильная. Не такая сильная, как от потери родителей, но мощная, сука. Я ж и сам понимаю, что это не выход. Сейчас у меня такой период. Он закончится. Я же тебе сказал, что весной буду искать работу. Может и в городе. Я знаю, что нужно дальше идти. Знаю, что так нельзя. Мне просто нужно это время. Нужно, понимаешь?

— Эд, ты уже несколько лет из запоя не выходишь. Парни мои тебя трезвым вообще не помнят. Ты себе сердце посадил.

Эдуард вопросительно посмотрел на брата.

— А что, — продолжил Сергей, — ты думал я не узнаю? Баба Шура мне сразу позвонила, когда тебя на неотложке увезли. И врачу я на лапу дал, чтобы тебя в отдельную палату положили, а не отнеслись, как к бомжу или пьянице. Тебя ж еле спасли. Тебе врачи сказали, что пить нельзя.

— И правда, ведьма старая. Почему ты не сказал, что в курсе?

— Чтобы ты опять про благотворительность рассуждать начал? Да и потом я правда подумал, что тебе это немного мозги вправит. А потом я на тебя очень разозлился. Даже в какой-то момент подумал, что и пёс с тобой. В конце концов — твой выбор. И да, это эгоистично, но я не хочу тебя терять, понимаешь? Не хочу.

— Да куда я денусь? — Эдуард обнял брата. — Ты чего, братиш?

— Это не шутки, Эд.

— Хорошо. Ты прав. Давай договоримся так… Я с тобой завтра не поеду. Но приеду к вам на новый год, м? И с нового года пить завяжу. Работать к тебе, не знаю, пойду или нет, мне правда надо себе наступить на гордость. Сколько платят, кстати?

— Нормально платят, — обиженно сказал Сергей, — пропивать не будешь успевать.

— Я подумаю, хорошо? После нового года. Серьёзно. Ты мне веришь?

— Посмотрим. Но… Я очень хочу тебе поверить. Правда.

— Вот и славно. Давай, бутылочку добьём и спать ляжем?

— Не, Эд, мне хорош. Да и поеду я наверное. Не обижайся. К жене хочу. Очень.

— Какие обиды братиш, ты чего? За машиной я присмотрю. Электрички каждые двадцать минут ходят, часам к двенадцати будешь дома, обнимать свою Динку.

— Эд, я тебя очень прошу. Не пей сегодня больше. Ради меня.

— Хорошо. А ты завтра приедешь за машиной и всё проверишь.

— Договорились.

Сергей, немного пошатываясь, оделся и вышел на крыльцо. Роджер прибежал откуда-то, вся морда и лапы у него были в снегу, но он выглядел очень довольным. Эдуард проводил брата до калитки, закрыл её на крючок и прошёл обратно в дом.

Роджер уютно расположился у ног хозяина. Эдуард смотрел сквозь телевизор куда-то в даль, в своё прошлое.

Сначала он увидел отца. Как он кричал на него и говорил, что тот — старый дурак. Что он ещё увидит, как его сын станет миллионером.

Потом появилась мама, с капельницей руке. Она была очень бледная, но при этом всё равно, до последнего говорила, что всё в порядке и чтобы никто не волновался.

Потом появилась первая жена. Её Эдуард действительно любил. И он скучает по ней до сих пор. Но не сложилось.

Вторую жену Эдуард очень быстро прогнал из своей головы. Много негатива и обид.

Серёжа. Его младший брат, который так сильно его любит. Которого он воспитывал. Которого очень любит он.

Он почувствовал, как ему становится душно, толи от печки, толи от сегодняшнего вечера. Сердце стало биться чаще, а в душе хорошим эмоциям противостояла грусть. За всё то время, которое он жил после кризиса он не разу не заплакал. Ему очень хотелось, но он не мог. Не мог физически. А сейчас настало время и он почувствовал, как ком подступает к горлу.

Его взгляд упал на стол, где стояла бутылка недопитой дорогой водки и один заветренный малосольный кабачок.

Он встал с дивана, потревожив Роджера, но тот открыл глаза только на мгновение и улёгся на бок, чтобы продолжить смотреть собачьи сны. На кухне Эдуард достал гранёный стакан и ополоснул его. Заполнив тару до краёв, он сделал несколько жадных глотков водки, а затем сильно выдохнул. Вкус дорогого напитка перебил кабачок.

Должно было полегчать, но сердце почему-то стало биться ещё сильней. Эдуард поймал себя на мысли, что нужно прилечь. Успокоиться. Станет легче, нужно просто прилечь.

Он аккуратным шагом, под аккомпанемент чёрно-белого телевизора отправился в сторону дивана.

Бешеный ритм сердцебиения начал отдавать в виски. Лицо горело красным пламенем. В глазах начало темнеть.

Эдуард очень испугался. Он несколько раз повторил про себя «Всё нормально!», «Всё хорошо!», «Нельзя!», но почувствовал боль в груди и слева по всему телу. А потом слабость.

Рождер приподнял голову, не понимая, что происходит. Он видел как его хозяин шатаясь идёт к нему, а потом падает лицом вниз.

Лай пса, как и гул телевизора становились всё тише. Эдуард чувствовал, что погружается в темноту. Бездну, которая манит его.

Вокруг ничего не стало.

Только темнота.

И где-то в дали — шум океана