Дикая степь

Глава 2

Тимофей Христофорович Шепелев был не согласен с пунктуальными европейцами и прагматичными до мозга костей американцами, которые назойливо пытаются всучить всему миру постулат: каждый сам хозяин своего счастья и может подчинить Судьбу своей железной воле. И все невзгоды и происки врагов этому хозяину не помеха, если он крепко держит в руках штурвал своего корабля, ведя его уверенно среди коварных рифов по Реке Жизни.

Разумеется, эти ребята в чем-то правы, если им верит чуть ли не половина нашего шарика. И вообще, идея насчет крепких рук на штурвале Тимофею Христофоровичу вполне импонировала: как и большинству здравомыслящих людей, ему хотелось думать, что он также относится к числу тех самых сильных личностей, что не твари дрожащие, а право имеют.

Но в отличие от этих западных товарищей господин Шепелев, проживший на свете сорок два года, твердо знал: миром правит его величество Случай. Будь ты хоть семи пядей во лбу и весь из себя зацелованный прогрессивным обществом речной волк – искусный борец с подводными рифами, все твои потуги бессильны, если в жизнь твою решил вмешаться Случай.

По долгу службы Тимофею Христофоровичу приходилось серьезно заниматься историей, и в анналах он находил немало подтверждений своим воззрениям. Примеров было – тьма!

Вот наиболее яркие.

Сидит себе греческий товарищ в ванне, жрет потихоньку финики, вдруг как заорет – эврика, блин! И до сих пор ведь все помнят!

А вот: ходит себе по английскому лесу некий Флеминг (не Ян, а Александер и к тому же – микробиолог), ищет травку всякую. Вдруг – бац! Башкой шарахнулся об дерево, тут же рухнул без сознания и в падении себе рожу ободрал о кору – не хуже уссурийского тигра.

А на дереве том некий плесневый грибок рос…

Очухался Александер, побрел домой в печали великой. Башка – хрен с ней, лобная кость крепкая, а вот рожа гнить будет месяца два: климат в Англии – сами знаете. А через два дня смотрит – затянулись царапины, ничего не гниет, заживает на глазах!

Что за чудеса? Побежал Александер к тому дереву, обследовал его, собрал в пробирку грибок… Дальше можно не продолжать: каждый знает, какую революцию в медицине произвело открытие пенициллина.

Или так: один наш гражданин сверхплотно поужинал и лег почивать. И от переедания ему кошмарики всякие сниться стали. Буквы какие-то, цифры и валентность. Очнулся товарищ – ого! Оказывается – система. Периодическая.

Теперь все пользуются. А ну как не переел бы на ночь?

Но это – случаи благоприятные и весьма полезные для общества. А ведь бывают и совсем наоборот! Да еще и такие, что при всей их первоначальной незначительности вызывают лавинообразные процессы, чреватые всякими гадостями крупномасштабного характера.

Вот из жизни.

А дальше – сплошная проза.

Дед ему – отвали, помощь не нужна.

А студент – активный. Все люди – братья, помогать надо друг другу.

Дед опять: отвали по-доброму, блин!!!

Студент настаивает – помогу, и все тут! Не был он в армии, это там учат, что дурная инициатива – наказуема. Вцепился в деда, поволок.

Дед телодвижения студента истолковал превратно и мгновенно открыл пальбу.

Народу вокруг было – немерено. Результат первых пятнадцати секунд недоразумения: двое «двухсотых», пятеро «трехсотых». Но это только первичный результат…

Мимо проезжал пожилой дядя на панелевозе, испужался зело стрельбы и крови, хватил его сердечный приступ – за рулем. Представляете? Скорость на перекрестке не бог весть, километров двадцать пять – тридцать, но – панелевоз же! Груженый. А тут красный врубили!

Три спереди стоявших легковухи – всмятку, газетный киоск – долой – и на тротуар. На тротуаре – толпа зевак. Еще пятеро «двухсотых», шестнадцать «трехсотых».

Те менты, что шли себе спокойно по перекрестку, на стрельбу таки отреагировали, метнулись туда – а деда и след простыл: соскочил, пользуясь паникой.

Вот такой плачевный результат.

А самое обидное: как потом выяснилось, на той хате, куда жулик направлялся, часа за три до происшествия организовали засаду. Оперы как раз срисовали адресок и решили отработать. Тихое, безлюдное местечко, засадники – свежие еще, жулик в точке уверен, в побеге третью неделю, вымотан донельзя, еле держится… Наверняка слепили бы без особого труда. Если бы случайно не подвернулся настырный студент…

Тимофей Христофорович к феномену случая относился серьезно – отчасти из-за специфики своей нынешней профессии, отчасти в силу хронического фатализма, всерьез подхваченного на прежнем месте службы. Хотя при первом взгляде на Христофорыча заподозрить его в а-ля печоринских меланхолиях было никак нельзя. Высокий, мясистый, сильный мужчина сорока двух лет, снабженный Природой-матерью добродушным лицом, смеющимися глазами и красивой блестящей плешью без бородавок, а также крупным жизнерадостным носом, запрограммированным на хорошие запахи. И вообще – очень жизнелюбивый и коммуникабельный тип.

Наверно, все-таки профессиональная деятельность повлияла…

Всего год с небольшим назад Тимофей Христофорович работал подполковником на Старой площади и о переменах в своей жизни даже не помышлял. Все у него получалось ни шатко ни валко и как-то само собой взаимоуравновешенно. Должность не шибко высокая, но и не из самых низких. Детей и беременных девчат убивать не приходилось, но кое-какие подлости служебного характера совершал – специфика работы такая. Зарплата смешная по столичным меркам, зато бесплатные командировки по СНГ и отчасти за бугор – и без таможенных деклараций. Можно со знанием дела отовариться и кое-что выгадать на разнице в ценах. Плюс обширные знакомства с нужными людьми и, как следствие, три торговых места на вещевом рынке под бесплатной «красной» «крышей».

Жена, сын и невестка – в реализаторах (это так продавцы сейчас обзываются). Самому подполковнику стоять за прилавком, сами понимаете, не с руки, а торговля шмотками давно уже стала одной из основных статей семейного дохода. Не бог весть что, конечно, но жить, в принципе, можно.

Так вот, хоть товарищ Шепелев к Случаю с большой буквы относился вполне корректно, но, как законченный реалист социалистической школы, был твердо уверен, что на его персону влияние такового случая не распространяется вовсе. Тимофей Христофорович, обладая хорошо развитым воображением, диссоциированно видел себя этаким упорным рабочим муравьем, который медленно и неустанно тащит хвоинки и прочую строительную дрянь к своему лесному муравейнику, потихоньку, слой за слоем, увеличивая его в размерах.

Какие могут произойти с муравьем Случаи, если не брать во внимание неурочное падение медведя-шатуна, описывание бродячими бичами, лесной пожар и другие катаклизмы вселенского масштаба, которые равновероятно пагубно действуют на всех муравьев сразу? Да, в общем, никаких. Глупо было бы муравью надеяться, что в один прекрасный день у него вырастут крылья, здоровенный твердый клюв и он начнет порхать над лесом, высматривая себе на ленч огромных по муравьиным меркам стрекоз, бабочек и прочих летучих гигантов.

Подполковник мечтательством пустым не страдал, развитие событий на ближайшие три пятилетки давно спланировал и ничего выдающегося в своей жизни не ждал.

Получить полковника, достроить наконец дачу в Кунцеве, выйти на пенсию и заняться садовым участком. За счет новых доходов с садового участка подкопить деньжат, купить где-нибудь на окраине двухкомнатную хреновенькую квартирку и отделить сына: молодая семья, третий год живущая с родителями, некоторым образом напрягала.

Затем заняться здоровьем: с этой службой все как-то недосуг, все некогда! Почистить организм по Малахову, сбросить вес, разобраться с остеохондрозом, слегка отрегулировать метаболизм – в последнее время самую малость ноги пованивать стали. А уже потом, в поздоровевшем и обновленном виде, вовсю жить припеваючи, пропадая на даче целыми днями и пописывая мемуары.

Из приключений подполковник запасным пунктом спрогнозировал себе легкий амур. Если вдруг так случится, что подвернется по соседству в Кунцеве умненькая дачница от тридцати до сорока пяти, с хорошей фигурой, без целлюлита, желающая системно общаться в орогенитальной проекции с интеллектуально матерым, надежным мужчиной, – почему бы и нет? Это тебе не командировочный перепих-сеанс, как правило, сопряженный со многими факторами риска. Только чтобы обязательно – замужем и в разумных пределах счастлива в браке. Если без этого – чревато. Будет потом маньячить в кустах да под окнами, попугаев в микроволновке коптить и кошек дохлых супруге подкидывать!

Вот такая программа-минимум. Как видите, взлетов и падений в этой программе не было, приключениями глобального характера даже и не пахло…

Некоторое количество лет назад Тимофей Христофорович был по командировочным делам в Европе и совместно с неким «местным» коллегой попал в небольшую передрягу. По нашим, российским меркам и передряги-то было всего ничего: пили мужики пивко в пабе, сделали замечание за хамское поведение буйной компании соотечественников-туристов кавказского профиля, намекнули: у них, дескать, в таких заведениях не принято подавальщице в декольте марки пихать и под юбку лазить. И вообще – не позорьте страну, ведите себя прилично.

Знаете, наверно, как реагируют крепко поддатые товарищи этого самого профиля на подобные замечания. В общем, полиция ехала долго, а события разворачивались не в пример быстрее.

Но наши парни справились. Товарища Шепелева – вы в курсе – Природа-мать статью не обидела, а коллега, организовавший пивную экскурсию гостю, хоть и был на вид вполне невзрачным, в деле показал себя отменным бойцом.

Разбирались на ступеньках летней террасы. Одного толстого хачика, вздумавшего, несмотря на численное превосходство компании, воспользоваться топором с пожарного щита, сноровистый коллега Тимофея Христофоровича исхитрился так швырнуть на эти ступеньки, что тот нездорово шлепнулся на бок, неестественно вывернув левую ногу в бедре, зловеще хрустнув сразу тремя ребрами и издав такой ужасный вопль, будто его прямо сейчас собирались расчленять заживо.

Ну что вам сказать – удрали наши молодцы с места происшествия. Не стали дожидаться официальной оценки своего участия в происшествии. Благо в пабе том коллегу Шепелева никто не знал: бывал он там нечасто и объявлять о себе необходимости не было.

Но это – сугубо административный аспект случившегося. Существует ведь еще и профессиональная этика данного учреждения, в соответствии с которой о любом, даже самом незначительном происшествии, случившемся с ним в зарубежах в неслужебное время, сотрудник обязан докладывать рапортом по команде. А уж о таком инциденте – немедля, во всех подробностях! Свои, разумеется, никогда не выдадут сотрудника местным властям, но уж сами отреагируют так, что мало не покажется!

А теперь нюанс: шустрый коллега, оказывается, метанием отечественного хачика на ступеньки занимался в служебное время! То есть в момент посещения паба он как раз числился на дежурстве и выезжал с гостевым товарищем якобы по оперативной разработке! Нормально?

– Ты в рапорте – объективно. Постарайся ничего не упустить, – попросил при расставании заметно погрустневший коллега Тимофея Христофоровича. Уже только за одно посещение паба в служебное время ему грозила серьезная выволочка – остальное же тянуло как минимум на высылку, а по большому счету пахло увольнением из органов с «волчьим билетом». – И еще… Если ты укажешь, что это не я тебя таскал на экскурсию, а ты сам предложил зайти в этот паб… буду очень обязан, независимо от результата.

– Я на тех, кто со мной плечом к плечу, в рукопашной схватке… Рапорта не пишу, – сообщил Тимофей Христофорович. – Нас там никто не знает, так что – можешь сэкономить бумагу.

Коллега посмотрел на Шепелева с большим недоверием и слабенькой надеждой.

Это был поступок. Самое большее, что грозило гостю, как второстепенному участнику заварухи, – прерывание командировки и выговор по прибытии. Кроме того, «стук» на коллег в Учреждении всегда поощрялся и на этом можно было заработать не только прощение за участие, но и хорошие карьерные баллы. А вот за укрывательство и недоносительство можно было моментально вылететь из органов – с таким же «волчьим билетом», что и коллега-заводила.

– Шутишь?

– Нисколечко. Я слову хозяин. А с тебя – коньяк…

Вот такой случай. Пивка попили, хачиками побросались – и разъехались. По службе больше не пересекались…

А два годика назад вызывает Тимофея Христофоровича начальник и, грозно округлив глаза, интересуется – чего ты такого наворотил, сокол мой ясный, что тебя в Кремль просят?

Да ничего особенного… приятель у меня там – пивко вместе пили. Шутка, конечно…

Приехал – точно, приятель! Не забыл неуместно рыцарский для Учреждения поступок коллеги, спустя столько лет вспомнил. И без обиняков предложил войти в команду. Давай, мол, ко мне – и без всяких!

В общем-то предложение было не из тех, от которых, как говорится, не принято отказываться, и перспективы в тот момент выглядели весьма расплывчато. Но шустрый коллега еще тогда, в командировке, чем-то неуловимо понравился Шепелеву, расположил к себе, не производя для этого никаких усилий. Почесал затылок Тимофей Христофорович, глянул пристально в глаза бывшего коллеги да и согласился…

В настоящий момент господин Шепелев возглавлял Комиссию по археологии и историографии при Администрации Президента. С характером прежней деятельности данная специализация не была связана никоим образом – работая подполковником на Старой площади, Тимофей Христофорович занимался в основном идеологическими диверсиями и противоборством с оными.

Тут базовое образование роль сыграло.

Что заканчивал?

Фак ист МГУ. Но это уже давно…

Очень приятно! Ничего, что давно. Вот и займись…

Комиссия, возглавляемая товарищем Шепелевым, состояла из его бывших сослуживцев, имеющих хороший стаж оперативной работы и умеющих держать язык за зубами. Они постоянно шарились по музеям, архивам и заказникам, вечно таскали в свой офис груды пожелтевших бумажек, какие-то черепки, деревянные ступы, всевозможные обломки и вообще занимались такой рутиной, что вызывали дружное сочувствие членов других, более солидных комиссий, коллегий и палат.

Но историография и археология являлись прикрытием и одновременно хорошей базой для основного рода деятельности, ради которого, собственно, и была сформирована данная комиссия.

Тимофей Христофорович со товарищи занимались… поисками сокровищ. Со знанием дела, с неограниченным доступом к архивной информации любого рода, имея в наличии соответствующую экипировку и материально-техническое обеспечение, методично и профессионально искали захоронения, клады, схроны, разнообразные старозаветные «нычки» и так далее.

Хозяин и его ближайшее окружение на полном серьезе считали, что не все богатства России лежат на поверхности и глубоко в недрах в виде природно-сырьевых ресурсов. Имелось мнение, что многие поколения старорежимных богачей, сановников и вельмож большую часть своих материальных ценностей хорошенько припрятали, дабы не достались оные ценности неблагодарным потомкам. И ежели основательно поискать, то непременно обнаружатся такие колоссальные ценностные резервы, что долг Парижскому клубу можно будет отдать как обеденные чаевые в «Три-пятнадцать»! И вся страна моментально заживет счастливо и весело, поголовно дефилируя по улицам городов с откормленными красными рожами не хуже евдокимовской. Вот так вот…

Сказать, что комиссия за год активного функционирования нашла какие-то значительные ценности – значит несколько исказить истинное положение дел.

Несмотря на чрезвычайно интенсивную деятельность и хорошую организацию труда, реально удалось добыть всего четыре клада в пределах Садового кольца, общей стоимостью аж в полтора миллиона рублей (наших сегодняшних рублей, а не того времени, когда клады прятали!).

Для рядового гражданина, конечно, деньжата неплохие, но по масштабам государственным – такая смехотворная сумма, что даже и говорить об этом не стоит. Коллеги из соседних офисов, например, в разговорах оперировали исключительно суммами на порядок выше – за время работы в Администрации Шепелев ни разу не слышал, чтобы в столовой в обеденный перерыв кто-нибудь упомянул о каком-то вшивом миллионе в рублях. Расхожей разговорной единицей были миллиарды и триллионы. Ежели проскальзывал миллион – то непременно в баксах.

Тимофей Христофорович, однако, не унывал, памятуя о том, что: лиха беда – начало, первый блин комом и не сразу Москва строилась. Основным же результатом годового труда комиссии была наработка колоссального информационного массива по специфике производства и обкатка специалистов. Получив доступ во всевозможные архивы и закрытые библиотеки, Шепелев, засучив рукава, сам трудился по двенадцать часов в день и подчиненным не давал продыху.

Теперь сотрудники его комиссии могли с ходу защитить докторскую по некоторым специфическим направлениям историографии или работать консультантами в любом из архивов. В процессе работы с информацией удалось отследить зачатки некой системы в психологии прятальщиков кладов, независимо от эпох и сословной принадлежности, – система эта обещала в скором времени проявиться окончательно и в значительной степени облегчить труд Тимофея Христофоровича и его коллег. Кроме того, в стадии разработки пребывали очень перспективные в плане склонности к сокрытию ценностей исторические фамилии, грозившие в конечном пункте возни с ними дать хороший результат.

В общем, все было очень даже неплохо. Шепелев, привыкший отождествлять себя с рабочим муравьем и скрупулезно планировать свою деятельность, до недавнего времени считал, что дела идут как надо. Результат деятельности комиссии рассчитан на перспективу, сиюминутным и впечатляюще эффектным быть не должен, а проявится лишь со временем. В перспективах новоизбранного поприща Шепелев не сомневался: крепко покопавшись в закрытых анналах, он пришел к выводу, что исторические хапуги разных эпох так много украли и спрятали, что это вообще ни в какие ворота не лезет! Оставалось лишь спокойно и системно со всем этим разобраться и потихоньку отыскать…

Увы, Хозяин мнение Тимофея Христофоровича не разделял. Вернее, разделял, но не по всем пунктам. Насчет «отыскать» – да, безусловно. А вот по поводу «потихоньку» получались существенные расхождения в воззрениях.

– Время не ждет. Летит время, мчится! В затылок дышит, за плечи хватает, – шутил Хозяин. – Сегодня не успел – завтра уже поздно будет…

А чуть погодя, в прямом соответствии с фабулой капиталистического способа производства, чуждого духу воспитанного в советскую эпоху товарища Шепелева, шутки закономерно трансформировались в намеки.

Эти проклятые капиталисты, там, на Западе, они же как – они же просто так в дело денежки вкладывать не желают, а хотят непременно видеть результат. И желательно – побыстрее. Потогонщики вредоносные – лишь бы выжать максимум пользы из человека, из механизма, из метода!

А наша советская система, прогрессивная и человечная, выпестовала с десяток поколений товарищей, подобных Тимофею Христофоровичу, базируясь на твердом принципе милитаризованного общества, который в контексте трактовки ротного старшины звучит примерно так:

«…чем бы дитя ни маялось – лишь бы куньк не дрючило!»

То есть результат – это дело второе, это уж – как получится. А главное – чтобы коллектив все время был занят, запряжен, загнан в стойло, максимально загружен и работал слаженно и без сбоев.

Так вот, коллектив работал слаженно и без сбоев и наверняка через определенное время начал бы потихоньку выдавать результат – Тимофей Христофорович в этом не сомневался. Но вот намеки, намеки…

Нет, Хозяин видел, что соратник вкалывает не покладая рук, и за рвение хвалил.

Информационный массив, говоришь? Перспективы, наработки? Это да, это прекрасно… А вот всего ли в достатке из материального обеспечения? Все есть? Точно? Может, чего-то не хватает? А методика… может, попробовать как-то интенсифицировать? Не стоит? Точно не стоит? Вы попробуйте – может, все-таки стоит… И люди все – на месте? Может, кого-нибудь поменять, пересмотреть как-то кадровый вопрос – в некоторых случаях это бывает отнюдь не лишним…

Иными словами, на общем фоне положительной оценки деятельности комиссии, между строк так сказать, давали Тимофею Христофоровичу понять: все, конечно, хорошо, дорогой друг, но результатов пока не видно.

И это печально, дорогой друг… Будь ты хоть с ног до головы талантливый организатор и до последней капли крови преданный и верный, толку пока от тебя, товарищ, – ноль. В то время как команда из кожи вон лезет, выдавая на-гора ощутимые результаты и регулярно отчитываясь в реальных цифрах, ты пока у нас баловством маешься…

Тимофей Христофорович между строк читать умел и намеки понимал с полуслова – на прежней работе приучили. И потому в последнее время пребывал в состоянии понятной нервозности и тревожной задумчивости по поводу и без. Он прекрасно знал, как система поступает с товарищами, по каким-либо причинам не оправдавшими надежд.

Те планы, что два года назад казались вполне радужными и оптимистичными, в настоящий момент отставного подполковника уже не устраивали. Повращавшись в сфере сильных мира сего и некоторым образом вкусив от этого вращения мирских благ, Тимофей Христофорович теперь не желал довольствоваться ролью заурядного пенсионера, вкалывающего на садовом участке и лишенного всех привилегий, каковые, несомненно, остались бы при нем, прояви он в свое время необходимую сообразительность и покажи тот самый пресловутый результат…

…Великий инквизитор всея Руси, граф, сенатор Андрей Иванович Ушаков, по табели о рангах имевший чин генерала и состоявший в должности начальника Имперской канцелярии тайных разыскных дел, читал донос. Сначала мимоходом, мельком, в числе прочей почты, поданной по обычаю на утренний обзор. Затем, ухватив суть, – внимательно, по слогам, останавливаясь после каждого предложения.

Вглядываясь в писанные наспех корявые буковки, Ушаков пытался представить себе лицо Демьяна Пузо, которого видел лишь единожды, когда самолично ставил деликатную задачу, ни до кого другого касательства не имеющую.

Лицо представлялось смутно и расплывчато – какая-то бесформенная маска, без каких-либо отличительных особенностей – и вдобавок поперек себя шире.

Сколько их, таких, прошло через жизнь Великого инквизитора! А запомнилась почему-то борода. Рыжая такая бороденка, препротивная, жиденькая, неровно резанная да вдобавок с изъяном от природы: чтой-то справа, у самого уха, совсем не росло и получилась смешная проплешина, придающая всему обличью Пуза какую-то потешность. Глянешь на такого казака, и ни за что в голову не придет мысль, что это – хитрющий лазутчик, озадаченный тайною миссией.

Именно потому и выбрал Андрей Иванович Демьяна из двух десятков претендентов, рекомендованных верными людьми. По обличью выбирал, на приятственность взору. Время показало – не ошибся. Третий годок верой и правдой служит Пузо, пользу принес немалую и напакостил совсем мизер: разве что на пару раз по двадцать плетей заработал, никак не более…

Демьян слал донос из Казачьей заставы (представительства) при ханской ставке. Хороший донос, складный – все в тему и толково. Жаль, писано коряво да по большей части совсем без правил: ну не дьяк Пузо, что тут поделать! Андрей Иванович, вообще говоря, ожидал доклада об обстоятельствах поездки хана к ногаям, подозревая в сих тайных сношениях некий коварный умысел.

А вместо этого получилось вот что:

«…а посередь первейших хановых нукерей подметил десятника Бадму, яко многа пьющева. Това десятника многажды залучал на заставу, и полюбовно питие с ним делал. Ихние арзу и арху, с молока деланыя, жреть многа и безо всякова ущербу для живота сваво. Когда же наливал нашей хлебной, не боле полштофа, Бадма делался зело дурен и в речах себя блюсти был не мочен. Што ни спросиш, все сказывает охотно, а про што скажеш – не верю, мол, дак он сразу дратса желает. Опричь того, поутру Бадма совсем ништо не помнил, што вечор был сказамши. А до угощения халявного зело горазд оказался сотник…»

– Хорош фигурант! – одобрительно отметил Андрей Иванович, перечитывая донос во второй раз. – Аки действительный агент людишек высматривает да припасает…

«…и това Бадму десятника впослед за походом во ногаи снова зазвал, да питие с ним снова творил. И Бадма десятник, крепко нашей хлебной пожрамши, вдругоряд себя не помнил, да всю правду сказывал, зачем ездили во ногаи. А кабы не соврал спьяну, многажды потом переспрашивал яво, ну-ка, пусть скажет снова, как там дело было? Това Бадму тяжко поить стало, потому как многа боле стал жрать – ужо привыкши к нашей хлебной. Когда ни спросиш – скажи опять, как было дело, снова желает дратса – зачем не вериш такому другу? Но все сказал, как было, многажды повторив, стало ясно – не брешет. И вот тебе, Господин, това Бадмы сказка про поход во ногаи…»

«Сказка» была совсем не той, что ожидал Андрей Иванович…

Оказывается, поездку к ногаям Дондук-Омбо объявил для отводу глаз. До ногаев не доехали, а направились совсем в другую сторону. Где-то в степи встретили девять крытых повозок, которые вел с кавказской стороны дарга Мамут. Встретили, встали ненадолго, поклажу завьючили, перегрузили на верблюдов и по-военному спешно пошли к слиянию Еруслана с Волгой.

Вот так новости!

Караван получился изрядный – для того чтобы снести всю поклажу с девяти повозок, потребовалось три десятка верблюдов.

Основную часть поклажи составляли хорошо просмоленные трехведерные бочонки с закатанными крышками и десятка полтора кованых сундучков объемом чуть больше ведра.[15]

Один такой сундучок довелось кантовать Бадме. Бывалый воин, десятки раз участвовавший в грабежах покоренных городов, десятник сразу понял, что там лежит, тряхнув из любопытства свою ношу. Изнутри сундучок отозвался знакомой сыпью крупных горошин: такой звук издают спешно уложенные драгоценные камни, которые не потрудились поместить аккуратными слоями между мягким войлоком и стружкой!

Бочонки были странно тяжелыми. Багатуры, что на праздничных торжествах с легкостью бросали через грудь да за спину откормленного четырехпудового барана, с превеликими потугами ворочали парой по одному такому бочонку, увязывая вьюки. Не обошлось без оказии: при погрузке на верблюда прочная парусина тюка не выдержала непомерной тяжести груза и разошлась. Бочонок скакнул на камень, крышка отскочила, и… на песок брызнул дождь золотых червонцев![16]

«…и Бадма десятник сказал, что никто смерти лютой предан не был, како и порот никто не был. Мамут дарга огласил, дескать, везем тайной великой Русским Царям ихню казну, ибо есмь сия казна крадена ногаями у татарвей крымчаков. За то Цари Русские будут зело любить калмыков и всяко жаловать, но тайну блюсти хотят. А кто где проболтает, отцу, брату, жене – без разбору, тот лютой смерти предан буде со всем семейством…»

На том, увы, откровения десятника и закончились.

До слияния Еруслана с Волгой он не добрался: хан в сопровождении неизменного Назара и до странного малого конвоя (троих личных телохранителей), а также Мамут с десятком преданных челядинцев погнали караван дальше.

Остальные, кто участвовал в погрузке, встали малым лагерем по-над Волгой и ждали сигнала Назарова рога. Мамут объявил, что дальше их должны встретить верные слуги русских царей, которым и будет передана казна. Ну а ежели вдруг случится что, Назар и подаст сигнал: в этом случае оставшийся отряд должен стремглав мчать на помощь.

Однако все обошлось, на следующее утро хан с даргой благополучно прибыли обратно. Мамут еще раз упредил всех присутствующих о суровой каре за разглашение тайны и выдал каждому по три ефимка за верную службу.

«…И понеже печалую не в доклад, а новости для, поелику доклад будет по казачьему реестру в срок. Который казак Андрюшка Кривой питие с нами третьим делил, поутру после того разговору Божьей волей помре. Сказаться никому не поспел, потому как почивал совместно с нами, а пойдя на двор, пал чрез юртину веревку, да и зашиб совсем башку. Хоронили без шуму большова, потому как сам повинен…»

Вот такая сказка получилась. Вопреки ожиданиям – без воровства подлого супротив могущественного сюзерена, зато с какими-то действительно сказочными сокровищами и приключениями.

А в конце доноса, между делом, Пузо сообщил, что двумя днями ранее того часу, что он пишет сии строки, хан опасно занемог…

Говорят, что, ежели через месяц не поправится, – помрет…