Дикий Имбирь[Отверженная]

18

Я не могла уснуть, лежала и думала, что должна объясниться с Диким Имбирем. Я наконец разобралась в своих чувствах к Вечнозеленому Кустарнику. После нашего разговора я получила от него письмо: «Клен, любовь для меня важнее маоизма».

Немного поразмыслив, я написала ему ответ. Я приняла предложение любимого объявить о помолвке, но с одним условием: наши отношения не будут развиваться, пока я не помирюсь с Диким Имбирем. В моей жизни эта девушка играла очень важную роль, и я была намерена сохранить нашу дружбу.

Было два часа ночи. Мысли путались у меня в голове. В конце концов я встала и тайком ускользнула из дома. Долго и бесцельно бродя по улицам, я вдруг обнаружила, что пришла к дому подруги. В окне горел свет. Я долго стояла у порога, не зная, постучать или нет. Внезапно дверь отворилась, и передо мной предстала Дикий Имбирь в своей военной форме.

— Мне не хотелось бы плевать тебе в лицо, но я за себя не отвечаю, — сказала она. — Уходи, Клен.

— Дикий Имбирь, — слабым голосом проговорила я, — дай мне шанс.

— Убирайся, пока я не взяла ружье и не прострелила тебе голову.

— Прошу тебя, Дикий Имбирь, я сделаю для тебя все, что ты захочешь, все, что угодно.

Она рассмеялась.

— Все, что угодно? Кого ты хочешь одурачить? Не надо обещать того, что не можешь сделать!

— Но я действительно готова для тебя на все.

— Даже порвать с Вечнозеленым Кустарником? Ну, давай, скажи, что ты и на это готова пойти!

Я опустила голову.

— Как слепо я тебе доверяла… Как я ненавижу себя за это!

— Прошу тебя, Дикий Имбирь, я… — Язык словно не слушался меня, я пыталась что-то сказать, но мысли путались в голове. Я видела, что Дикий Имбирь что-то говорит, но не слышала ее. Я видела, как она произносит «ненавижу себя». Вдруг в моей памяти всплыла картина многолетней давности: Дикий Имбирь острым карандашом протыкающая себе руку.

У меня вдруг появилось опасение, что я никогда не смогу любить Вечнозеленого Кустарника по-настоящему, что между нами невозможна гармония, потому что прошлое всегда будет преследовать нас. С самого начала наши отношения были обречены: я так сильно любила свою подругу, что ее страдания по Вечнозеленому Кустарнику стали моим проклятием.

Она захлопнула передо мной дверь.

Я все стояла, не в силах собраться с мыслями.

Не знаю, сколько я так простояла. Занялся рассвет. Застрекотали цикады. Все громче и громче. Их стрекот заполнил мою голову.

В последующие несколько месяцев Дикий Имбирь и я не обмолвились ни словом. Моя боль не только не прошла, но стала еще сильнее. Нам было почти восемнадцать. Устав от маоизма, я погрузилась в собственный мир, в котором все мое внимание поглотили западные книги без обложек и переписанные вручную древние манускрипты. Вечнозеленый Кустарник оставил свой пост окружного главы красных охранников и проходил военную подготовку перед отправкой во Вьетнам. Расстаться мы так и не смогли.

Дикий Имбирь изменилась до неузнаваемости. Она установила жесткие правила для молодежи: преступниками считались все, кого застали в момент физической близости. Она лично приняла участие в нескольких рейдах, когда красные охранники врывались в чужие дома.

Я чувствовала, что Дикий Имбирь пытается поймать нас.

В то утро я была словно не в своем теле. Я не завтракала. Вернувшись с рынка, пошла в школу. Подойдя к классу, увидела, как Острый Перец о чем-то секретничает с Диким Имбирем. Острый Перец была в рубашке, на которой красовались сосны, покрытые снегом. Дикий Имбирь — в темно-синей маоистской куртке с ярко-красным воротником. Она внимательно изучала какое-то заявление, которое, видно, составила Острый Перец. Подойдя ближе и заметив красный край письма, я поняла, что это было заявление Острого Перца о вступлении в члены Коммунистической партии.

Увидев меня, Дикий Имбирь обняла ее за плечи, и они вдвоем удалились. Через две недели Острый Перец была объявлена членом партии. Она, как собачонка, ходила за Диким Имбирем, целыми днями носила тяжелое ведро с клеем, помогая народной героине расклеивать ее новые агитки. Я видела, как предводительница красных охранников подает моей бывшей подруге воду, когда та выступает с речами. На заседаниях активистов девушки расхваливали друг друга. Сталкиваясь со мной, Острый Перец явно чувствовала себя на голову выше. Она не преминула сделать мне выговор за опоздание на цитирование высказываний Мао во вторник.

Ярая приверженка учения Мао, Дикий Имбирь не только сама стремилась стать образцовым маоистом, но и хотела сделать таковыми всех вокруг. Она буквально порабощала всех от имени Мао. Мы работали над цитированием высказываний, как монахи, неустанно распевающие буддийские молитвы. У меня не оставалось времени даже сходить на рынок. Каждое утро начиналось с пронзительного свиста Дикого Имбиря, который вырывался из репродукторов, развешенных на столбах по всей округе. Он возвещал о том, что через несколько минут все учащиеся должны собраться во дворе школы. Часто я бежала в школу, не успев ни умыться, ни почистить зубы.

Дикий Имбирь стояла на бетонном постаменте, микрофон у нее в руке был похож на гранату, ее кожа покрылась загаром, она нервно моргала и сжимала руки в кулаки. Часто, начав говорить ровным голосом, она переходила на крик, от которого фонил микрофон. После недолгого цитирования высказываний Мао она заставляла нас маршировать и бегать, иногда так долго, что нам начинало казаться, будто это никогда не кончится. Бывшая подруга публично унижала и подвергала наказанию каждого, кто выбивался из строя.

Когда мы с ней сталкивались, она делала вид, что не замечает меня. А однажды истерически рассмеялась, соприкоснувшись со мной плечом. Все большим ее расположением пользовалась Острый Перец. И если бы у этой злодейки был хвост, она бы, наверно, изо всех сил виляла им перед той, кого некогда считала своим врагом. Я понимала, что таким образом Острый Перец стремится получить место в штабе красных охранников.