Дикий убийца

28

ЕЛЕНА

Я просыпаюсь утром с основательной болью, и очень довольная. Просыпаясь от солнечного света, я моргаю и для пробы потягиваюсь, ощущая болезненность в мышцах, и очень приятную, затяжную боль между бедрами.

Левин сидит у костра и разогревает куски змеиного мяса. Я морщу нос от запаха, и он замечает выражение моего лица, когда слышит, как я ерзаю на одеялах, и смотрит на меня.

— Там еще есть паек, — говорит он, кивая на пакет. — Я подумал, что пока поем мяса, а тебе оставлю что-нибудь по вкусу. Все равно оно не будет храниться вечно, у нас нет никакого способа сохранить его холодным. С таким же успехом я мог бы начать с этого.

— Спасибо. — Я плотно сжимаю губы, внезапно смутившись, когда смотрю на него. На меня тут же накатывает волна воспоминаний, ощущение его рук, обнимающих меня, его губ на моих, сильное давление его тела надо мной, когда он прикасался ко мне всеми способами, о которых я мечтала в самый первый раз.

Я больше не девственница. Я не совсем знаю, как к этому относиться. Меня это нисколько не печалит, это просто факт. Я рада, что если я когда-нибудь вернусь домой к своему отцу, все это не будет пустыми домыслами о том, по-прежнему ли я чиста. Я не чиста, и все будет полностью на моих собственных условиях.

Это было все, на что я могла надеяться. Мне не нужна была кровать, или шикарная комната, или все те вещи, которые, по мнению Левина, у меня должны были быть. Все, что мне было нужно, это то, что я получила, нежность и удовольствие, и кто-то, кому было бы небезразлично, каково мне.

Я начинаю собирать свою одежду, придерживая при этом верхнее одеяло, подоткнутое выше груди. На самом деле нет причин стесняться, Левин уже видел каждый дюйм моего тела, его руки и рот были на мне повсюду, он буквально был внутри меня, но я не могу избавиться от чувства некоторой неловкости при таком дневном свете.

— Ты в порядке? — Левин смотрит на меня, пока я пытаюсь снова надеть одежду, не уронив одеяло, стараясь не слишком растягивать ушибленную лодыжку. Он начинает вставать, его брови хмурятся. — Не делай слишком много…

— Думаю, у меня получится. Я просто собираюсь спуститься к воде и, эм… помыться. От… — Я чувствую, как краснеют мои щеки, и когда он быстро отводит взгляд, я чувствую, как у меня опускается живот.

Я не хочу думать, что он сожалеет об этом. Я не хочу, чтобы у этого был даже шанс, потому что я определенно этого не делаю.

— Конечно. — Левин прочищает горло. — Я могу тебе помочь…

Мои щеки пылают еще сильнее при этой мысли.

— Нет, все в порядке. Я справлюсь. Я просто буду осторожна.

Спуститься к кромке воды оказалось намного труднее, чем я думала. Мне приходится почти прыгать по песку, волоча ушибленную лодыжку, и я оглядываюсь и вижу, что Левин смотрит на меня с огорченным выражением лица. Я знаю, что он хочет помочь, но, когда я вижу, что он снова пытается встать, я отмахиваюсь от него.

— Я в порядке! — Кричу я в ответ и вижу, как он вздыхает, опускаясь обратно к огню. Я знаю, что он хочет помочь, но для этого мне нужно уединение.

Еще более неловко пытаться привести себя в порядок. В итоге я снимаю шорты и топ и забираюсь в холодную воду, чтобы создать некое подобие ванны. Соленая вода обжигает мне бедра, и я издаю слабое шипение от боли, стискивая зубы, когда вода попадает и на больное место, и на все еще заживающий порез на боку. Для человека, который провел всю свою жизнь без каких-либо травм, кроме ушиба пальца на ноге или ушибленного локтя, это слишком много, чтобы воспринять все сразу.

Я несколько раз оглядываюсь через плечо, пока моюсь, чтобы посмотреть, смотрит ли Левин, но его нет. На самом деле, он, кажется, старательно избегает просмотра, и почему-то от этого становится еще хуже. Я надеялась, что он проснется и снова захочет меня. Что это будет означать, что мы проведем оставшееся у нас время, наслаждаясь друг другом, а не просто ожидая конца. Но не похоже, что это будет так. Во всяком случае, он кажется более отстраненным, чем раньше. И без того, чтобы это отвлекало меня, я чувствую, как страх снова начинает подкрадываться, пробирая меня до костей, когда я заканчиваю ополаскиваться и вытираюсь одеялом, до глубины души мечтая о горячем душе и настоящем полотенце.

Один из пакетов с пайками и бутылка воды ждут меня на другом одеяле, когда я, наконец, поднимаюсь на ноги. Как только я оказываюсь в пределах видимости очага, Левин вскакивает на ноги и направляется ко мне, несмотря на мои заверения, что я справлюсь сама.

— То, что ты делаешь это сама, не означает, что ты должна это делать, — твердо говорит он. — Я только что предоставил тебе конфиденциальность, так что ты можешь принять помощь с этим.

Когда его рука обнимает меня за талию, я удивляюсь, почему я так много спорила. Я мгновенно чувствую себя спокойнее, безопаснее в тот момент, когда он прикасается ко мне, и я не могу удержаться, чтобы не прижаться к нему, наслаждаясь его теплом и ароматом, исходящими так близко от меня, его надежностью. Я скучаю по этому в тот момент, когда оно исчезает, когда он помогает мне лечь на одеяло и быстро отходит.

— Прошлой ночью…

В ту минуту, когда слова слетают с моих губ, я вижу, как его лицо вытягивается.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — Спрашивает он, и я с трудом сглатываю, чувствуя, как меня снова захлестывает разочарование от того, как бесстрастно он это говорит.

— Я в порядке, — выдавливаю я. Я тянусь за едой, сдерживая слезы, которые, я знаю, бессмысленны. У меня нет причин расстраиваться. Он ничего мне не обещал, на самом деле даже не сделал ничего, кроме того, что уступил моему желанию на одну ночь. — Нам не обязательно говорить об этом.

Левин молча кивает, вгрызаясь в свою еду. Я отвожу взгляд, не в силах переварить это зрелище, и моя лодыжка пульсирует при воспоминании. Сколько у нас еще дней? Я боюсь спрашивать, сколько пакетов с пайками осталось, сколько времени осталось до того, как мне придется переварить медленно портящееся мясо или умереть с голоду.

— Можем ли мы сделать что-нибудь еще? — Спрашиваю я, слыша, как в моем голосе начинают звучать нотки отчаяния. — Можем ли мы разжечь костер побольше? Пустить дым, который кто-нибудь может увидеть? Есть ли шанс, что это может помочь? Может в сумке есть сигнальные ракеты…

Слова начинают накладываться друг на друга, в меня закрадывается паника, и Левин быстро придвигается ближе ко мне, нежно касаясь моей руки. Одного этого прикосновения достаточно, чтобы немного успокоить меня, теплое покалывание пробегает по моей коже от его прикосновения, но он быстро отстраняется.

— Огонь может сработать, — медленно говорит он. — Но на самом деле должен быть кто-то в пределах досягаемости, чтобы увидеть его. Это большой риск, и у нас может быть не так уж много шансов на это. Там нет никаких бликов, я посмотрел.

— Неужели никто до сих пор не видел обломков? Кто-то пролетает же над ними?

— Кто-то должен был бы на самом деле видеть, но никому нет причин смотреть. Нет никаких записей о том, что мы сюда летели.

— О. — Я прикусываю губу, в очередной раз сдерживая слезы. — Тогда, я думаю, дым. Если мы впадем в отчаяние.

— В значительной степени…

Левин внезапно замолкает, поднимаясь на ноги.

— Блядь! — Ругается он себе под нос, проходя мимо нашего крошечного лагеря и немного дальше по пляжу. — Черт! Елена, иди сюда!

Я мгновенно вскакиваю на ноги, не обращая внимания на свою ушибленную лодыжку, и вскрикиваю от боли, поскольку переношу на нее слишком большой вес. Я смотрю на него, туда, куда он показывает, и внезапно чувствую слабость, когда вижу то, что видит он.

Это какой-то трюк? Мираж? Наше отчаянное воображение?

Но у нас обоих не может быть одной и той же галлюцинации, и мы пока не настолько плохи, чтобы это было тем, что происходит. Это означает, что то, на что я вижу, что Левин указывает, очертания чего-то похожего на огромный грузовой корабль…реально.

Это означает, что мы могли бы быть спасены.

— Подожди здесь, — быстро говорит Левин, его голос напряжен. — Дальше по пляжу есть несколько высоких камней. Я попытаюсь указать им на них.

— Я пойду с тобой…

— Нет. — Он качает головой. — Пожалуйста, Елена. Подожди здесь. У тебя повреждена лодыжка, и мне потребуется больше времени, чтобы помочь тебе, а я не могу позволить тебе самой пробираться по пляжу, — добавляет он, видя, что я открываю рот, чтобы возразить. — Пожалуйста, просто подожди.

Я сдаюсь, отступая обратно к своему одеялу. Мне ненавистна мысль о том, что меня оставляют сидеть и гадать, что происходит, особенно когда это гребаная ситуация жизни и смерти, но я знаю, что он прав. Я бы просто замедлила его и рискнула тем, что нас вообще спасут.

Это не значит, что я не хочу дуться из-за этого, просто немного.

Вместо этого я сажусь на одеяло, сцепляю руки на коленях и пытаюсь сохранять спокойствие. Если корабль увидит Левина, мы, возможно, сможем выбраться отсюда. Но в зависимости от того, кто это, останавливать их тоже может быть опасно. Или… Не думай об этом, говорю я себе, пока идут минуты. Я боюсь думать, что нас могут спасти, надеяться на это, но также нет смысла думать обо всех способах, которыми это может пойти не так.

Я сижу там, чувствуя себя так, словно вот-вот вылезу из собственной кожи, пока не вижу Левина, идущего по пляжу. Я мгновенно вскакиваю на ноги, не обращая внимания на пульсирующую боль в лодыжке, и смотрю, как он возвращается. Он выглядит потрясающе красивым, даже немного загорелым и грязным. Я с приливом тепла вспоминаю, как он выглядел прошлой ночью, когда я, наконец, сняла с него рубашку и увидела его мускулистый торс, покрытый татуировками.

— Они приближаются, — задыхаясь, говорит Левин, когда оказывается в пределах слышимости. — Они увидели меня, корабль направляется в эту сторону. Я помогу тебе спуститься по пляжу. Нам нужно поторопиться.

Я слышу надежду в его голосе, и моя грудь сжимается, шквал эмоций наполняет меня, когда я киваю. Я ковыляю к нему, хватаюсь за его руку так быстро, как только могу, и он обнимает меня за талию, медленно помогая мне направиться туда, куда приближается корабль.

Это похоже на бесконечное ожидание, пока корабль не начнет причаливать к берегу. Когда становится достаточно близко, несколько человек садятся на лодку поменьше, чтобы причалить к пляжу, и Левин встает передо мной, жестом показывая, чтобы я держалась позади него.

— Позволь мне поговорить с ними, — тихо говорит он, и я киваю, комок в горле все равно не дает мне говорить. Паника, которую я испытываю при виде приближающихся мужчин, ощущается гораздо сильнее, чем все еще эфемерный страх перед тем, что с нами случится без спасения, потому что это ощущается как гораздо более непосредственная потенциальная опасность.

— Что здесь происходит? — Спрашивает один из мужчин, подходя ближе, выкрикивая слова. Я делаю еще один осторожный шаг за спиной Левина, меня вполне устраивает то, что я не стою у него на пути. Я бы предпочла, чтобы они меня не заметили.

— Несколько дней назад мы оказались в затруднительном положении. Авиакатастрофа. — Тон Левина резок, по существу. — Куда вы направляетесь?

— Рио. — Мужчина прищуривает глаза. — Я полагаю, ты ищешь попутку?

— Я смогу достать для вас деньги, как только мы будем на месте, — спокойно говорит Левин. — Люди, на которых я работаю, щедро заплатят за это. Мы не займем много места. Всего лишь угол, пока вы не пришвартуетесь в Рио.

— Мы? — Мужчина вытягивает шею, в его глазах появляется блеск, который мне не нравится, когда он видит меня за спиной Левина. — О, понятно. Ну что ж. Возможно, есть какой-то другой способ оплатить ваш проезд…

— Я так не думаю, — резко говорит Левин, его рука дергается к бедру. Пистолет у него за спиной, но мужчина, похоже, распознает этот жест, потому что немного отступает.

— О каком виде оплаты идет речь?

— Назови свою цену, — спокойно говорит Левин. — Все, что мне нужно сделать, это связаться с моим боссом, как только я буду в Рио. Тогда вам заплатят.

— Обычно я занимаюсь тем, что готовлю хотя бы часть текста заранее.

Левин пожимает плечами.

— Вы можете рискнуть, а можете оставить нас здесь и быть уверенными, что ничего не получите.

Его тон настолько спокоен, что они, возможно, обсуждали раздел чека после ужина, а не то, оставят ли нас с Левином умирать на пляже. Но Левин даже не вздрагивает, пристально глядя на мужчину, пока тот, наконец, не кивает.

— Угол, — ровным голосом говорит мужчина. — Надеюсь, у вас есть, что поесть и выпить в дороге, и я не стану отвлекать своих людей от девушки. Ты справишься с этим сам, большой человек.

Левин кивает.

— Понял, — хладнокровно говорит он. — Елена, возьми сумку.

Я с трудом сглатываю, удивленная, что он попросил меня вернуться на пляж, но подозреваю, что это делается для того, чтобы я либо не услышала, что он скажет дальше, либо чтобы я исчезла из поля зрения мужчины достаточно надолго, чтобы он успел закончить разговор. В любом случае, я ковыляю по пляжу за сумкой с оставшимися пайками и одеялами, собираю их и затем медленно возвращаюсь обратно. К тому времени, как я это делаю, Левин уже ждет меня вместе с другими мужчинами, нетерпеливо ожидающими у лодки.

— Быстрее, — рявкает тот, кто вел переговоры с Левиным, и я нервно смотрю на Левина.

Он кивает.

— Это наш лучший шанс, — говорит он тихо, так, чтобы слышала только я. — Если мы этого не сделаем, у нас может не быть другого.

— Это опасно? — Шепчу я, зная ответ еще до того, как он слегка кивает мне.

— Да, — честно отвечает Левин. — Но это та опасность, от которой я могу защитить тебя, Елена.

Это все, что мне нужно было услышать. Я слегка киваю ему в ответ. Он нежно помогает мне добраться до лодки, холодная вода плещет мне на ноги и икры, когда он помогает мне забраться внутрь и садится рядом со мной, его челюсти сжаты, когда он предостерегающе смотрит на мужчин вокруг нас. По крайней мере, никто не пытается дотронуться до меня или помешать мне. Лодка приближается к большему грузовому судну, и Левин снова встает между мной и остальными, помогая мне подниматься по лестнице, ступенька за ступенькой. Для моей травмированной лодыжки это мучительно, но я заставляю себя не обращать на это внимания, снова и снова напоминая себе о том, что только что сказал мне Левин.

Это наш лучший шанс.

Человек не лгал, когда говорил, что мы займем угол. Он ведет нас в нижнюю часть корабля, указывая на зону с чуть меньшим количеством коробок, ящичков и другого груза.

— Найди место, — холодно говорит он и поворачивается, чтобы уйти.

Я смотрю на Левина, с трудом веря, что мы действительно далеко от пляжа. Я не уверена насколько мы в безопасности, но мы где-то впереди, и это должно что-то значить.

— Здесь. — Левин обнимает меня за талию, забирает у меня сумку и ведет в угол, к штабелю ящиков. — Мы можем здесь устроиться поудобнее.

Он складывает одеяла, освобождая мне место, чтобы я могла сесть, прежде чем помочь мне спуститься. В тот момент, когда я сажусь, он отпускает меня, отступая назад и увеличивая значительное расстояние между нами, по крайней мере, на фут, что означает, что он врезается в другой штабель груза. Совершенно ясно, что он не хочет прикасаться ко мне без крайней необходимости, он будет стараться изо всех сил, пока мне не понадобится помощь. И теперь, когда непосредственный страх оказаться выброшенным на берег без выхода отступает, это причиняет боль еще большую, чем раньше.

Это единственное оправдание тому, что я говорю, которое у меня есть.

— Ты занимался со мной сексом только потому, что думал, что мы умрем, не так ли?

Слова выходят резче, чем я намеревалась, и я вижу, как лицо Левина застывает в тот момент, когда я произношу это, его челюсть сжимается. Он ничего не говорит, отводя взгляд, и почему-то это расстраивает меня еще больше, чем раньше.

— Молчишь? — Я борюсь с внезапным подступающими к глазам слезами. — С таким же успехом ты мог бы сказать мне правду.

Я вижу, как по нему пробегает рябь напряжения, как сжимаются его руки, когда он с трудом сглатывает, как подрагивает кадык в горле. Я вижу, как он пытается решить, что именно он собирается сказать.

— Или мы просто будем сидеть здесь, и никогда не говорить об этом…

— Да! — Левин поворачивается ко мне, его голубые глаза суровы. — Это то, что ты хочешь услышать, Елена? Правду? Да, иначе я бы этого не сделал. Я должен был заботиться о тебе, а не трахать. — Его челюсть сжимается сильнее, мускул во впадинке подергивается. — И я потерпел неудачу в обоих случаях, — с горечью добавляет он.

Я смотрю на него, чувствуя вспышку сожаления о том, как я с ним разговаривала.

— Ты не подвел, — шепчу я, смягчая свой голос настолько, насколько могу. — Теперь мы в безопасности. Мы на этом корабле. Плывем в Рио. У нас все в порядке…

— Мы еще не выбрались из леса, — натянуто говорит Левин. — Мне все еще нужно отвезти тебя домой.

Затем он встает, поднимаясь на ноги, и смотрит на меня сверху вниз.

— Я позабочусь о твоей безопасности, Елена. Я сделаю все, что смогу. Я буду сражаться и убью кого придется, чтобы вернуть тебя в Бостон к сестре. Но…

Левин тяжело сглатывает, делая глубокий, решительный вдох.

— Я больше не прикоснусь к тебе, Елена. Не так. Я не могу.

— Почему? — Вопрос возникает прежде, чем я успеваю его остановить, более умоляющий, чем мне хотелось бы, и я хотела бы взять его обратно. Я вижу намек на сожаление в его глазах, и это расстраивает меня больше всего на свете, потому что я не жалею ни об одной секунде этого.

То, что он делает, хуже, чем ответ. Он смотрит на меня долгую секунду, как будто обдумывая, что он мог бы сказать, а затем качает головой, отворачиваясь от меня. Он уходит к лестнице, оставляя меня на мгновение одну. Я не сомневаюсь, что он останется достаточно близко, чтобы убедиться, что я в безопасности, что никто не сможет ко мне прикоснуться. Я не боюсь за свою собственную безопасность, по крайней мере, когда он здесь. То, что я чувствую, намного хуже, пустота, тоска и чувство потери, которые я не могу описать, потому что у меня никогда не было возможности почувствовать это раньше.

Я смотрю, как он уходит, и часть меня почти желает, чтобы мы вернулись на пляж. Хотелось бы, чтобы я могла перемотать назад и вернуться к тому моменту, когда он держал меня в своих объятиях, и я чувствовала себя ближе к нему, чем когда-либо к кому-либо в своей жизни. Когда я узнала, каково это, быть желанной таким образом.

Мне больше никто не нужен. Я хочу большего от него. Но он не хочет того же самого. Мы едем в Рио. Он отвезет меня домой. И тогда я снова буду с семьей. Все будет хорошо. Но пока я смотрю, как он уходит, все, о чем я могу думать, это о том, что я никогда не чувствовала себя такой одинокой.

Это будет долгая поездка домой.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

Переводчик TG канал themeofbooks — t.me/themeofbooks