Дитя бури

Глава XIV. Торжество победителя

Не знаю, сколько времени прошло после падения тела Умбулази в реку до того момента, как к нам подошли несколько воинов узуту. Я был в полузабытьи. Как сквозь сон я услышал голос Садуко:

— Не трогайте Макумазана и его слугу! Они мои пленники! Кто тронет их, умрет со всем своим домом!

В полуобморочном состоянии они посадили меня на коня, а Скауля унесли на щите.

Когда я пришел в себя, я увидел, что нахожусь в небольшой пещере или, вернее, под какими-то нависшими скалами. Со мной был Скауль, оправившийся от своего припадка, но все еще пребывавший в каком-то ненормальном состоянии. Он ничего не помнил об обстоятельствах смерти Умбулази, и я никогда не напоминал ему о них. Подобно другим, он думал, что Умбулази утонул, пытаясь переплыть Тугелу.

— Собираются они убить нас? — спросил я его. По торжествующим крикам, доносившимся извне, я понял, что мы находимся в лагере победоносных узуту.

— Не знаю, баас, — ответил он. — Надеюсь, что нет. Было бы жалко умереть после того, что мы пережили. Лучше бы было умереть в начале битвы.

Я кивнул головой в знак согласия. В эту минуту вошел зулус, неся блюдо с поджаренными кусками мяса и кувшин с водой.

— Кетчвайо посылает тебе это, Макумазан, — сказал он, — и жалеет, что нет молока или пива. Когда ты поешь, стража ожидает тебя, чтобы провести к нему. — И он удалился.

— Если бы они собирались нас убить, — сказал я Скаулю, — то вряд ли бы они взяли на себя труд сперва накормить нас. Поэтому нечего нам падать духом, и поедим!

— Кто знает! — отвечал Скауль, запихивая огромный кусок мяса в рот. — Но, во всяком случае, лучше умереть с полным желудком, чем с пустым.

Так как мы больше страдали от усталости, чем от ран, которые не были серьезны, то силы снова вернулись к нам после того, как мы сытно поели. Когда мы доканчивали последний кусок мяса, зулус просунул к нам голову и спросил, готовы ли мы. Я кивнул головой, и, поддерживая друг друга и прихрамывая, мы со Скаулем вышли из пещеры. Снаружи нас ожидали пятьдесят солдат, громко рассмеявшихся при виде наших плачевных фигур, но ничего враждебного по отношению к нам я в них не заметил. Там же стояла моя лошадь, печально понурив голову. Мне помогли взобраться на седло, Скауль уцепился за стремя, и нас повели за четверть мили к Кетчвайо.

Мы нашли его сидевшим на склоне одного из холмов, с которого открывался вид на расстилавшуюся перед ним равнину. Моим глазам представилась странная, дикая сцена. Кетчвайо сидел, окруженный своими военачальниками и членами его совета, а мимо него бегом проносились победоносные полки, громко выкрикивавшие самые необыкновенные его титулы. Разодетые и разукрашенные глашатаи бегали перед ним взад и вперед, возвещая о его подвигах, называя его «Грозой Земли» и выкрикивая имена знаменитых предводителей, павших в этой битве.

Между тем беспрестанно подходили воины, приносившие на щитах мертвых вождей и военачальников, и клали их рядами. Так в Англии после удачной охоты укладывают рядами дичь. Кетчвайо, как оказывается, пришла фантазия полюбоваться на убитых, но так как он слишком устал, чтобы пойти на поле битвы, то он приказал принести их к себе. Среди мертвых я увидел тело моего старого друга Мапуты. Все его тело было буквально изрешечено ударами копий, но на лице его застыла улыбка.

С помощью Скауля я слез с лошади и, прихрамывая, пробрался между трупами к тому месту, где сидел Кетчвайо.

— Добрый вечер, Макумазан, — сказал Кетчвайо, протягивая мне руку. — Я слышал, что ты командовал ама-вомбами, которых король, мой отец, послал на помощь Умбулази, и я очень рад, что ты остался в живых. Я горжусь тем, что они так доблестно сражались, потому что ты знаешь, Макумазан, что я был раньше командиром этого полка. Я отдал приказ щадить каждого из них, кто остался в живых, и сделаю их командирами нового полка ама-вомбов, который я хочу возродить. Знаешь ли ты, Макумазан, что ты уничтожил почти целиком три полка узуту, убив столько воинов, сколько убило все войско моего брата? Ты великий человек, Макумазан! Если бы не предательство, — он проговорил это слово с легким оттенком сарказма, — Садуко, то ты выиграл бы сегодня победу для Умбулази. Если ты хочешь остаться при мне, я сделаю тебя полководцем целой дивизии королевской армии, потому что с этих пор я буду иметь голос в государственных делах.

— Ты ошибаешься, о сын Мпанды, — ответил я. — Вся слава доблестной атаки ама-вомбов принадлежит Мапуте, советнику короля. Вот он лежит здесь. — И я указал на тело Мапуты. — Я же сражался в его рядах, как простой солдат.

— Я знаю это, Макумазан, мы все знаем это. Мапута был умная обезьяна, но мы знаем также, что ты научил его, как прыгать. Ну, он умер, и почти все ама-вомбы умерли, а от моих трех полков осталась одна горсть, стервятники пожирают остальных. Все это кончено и забыто, Макумазан. Вот здесь лежит много мертвых вождей и военачальников, но одного не хватает здесь — того, против которого я сражался. Мне говорили, что ты один знаешь, что с ним сталось, и вот, Макумазан, я хотел бы знать, жив ли он или мертв, а если он мертв, то от чьей руки он погиб, чтобы я мог наградить эту руку.

Я обвел глазами вокруг себя, размышляя, сказать ли правду или придержать язык, и глаза мои встретились со взглядом Садуко. Холодный и безразличный, сидел он среди военачальников, но на некотором расстоянии от них, как бы держась особняком. И я вспомнил, что только он и я, мы одни знали правду о смерти Умбулази.

Не знаю, почему мне пришло в голову сохранить про себя эту тайну. К чему было мне рассказывать Кетчвайо, что Умбулази был доведен отчаянием до самоубийства? К чему раскрывать позорный поступок Садуко?

— О Кетчвайо, — сказал я, — случайно я видел конец Умбулази, Он не был убит врагом. Он умер от разрыва сердца на скале над рекой, а если хочешь знать, что случилось потом, пойди спроси Тугелу, в которую он упал.

Кетчвайо на мгновение прикрыл глаза рукой.

— Уф! — сказал он потом. — Я снова повторяю, не будь Садуко, сына Мативаана, который воспользовался случаем отомстить Умбулази за женщину, то, может быть, и я умер бы от разрыва сердца на скале, над рекой. О Садуко, я в большом долгу у тебя и заплачу тебе хорошо. Но я не сделаю тебя моим другом, а то мы тоже можем случайно поссориться из-за женщины и мне придется умереть от разбитого сердца на скале над рекой. О брат мой Умбулази, я оплакиваю тебя. Ведь мы играли с тобой, когда были маленькими, и любили друг друга. И в конце поссорились из-за игрушки, которую зовут троном. Ты умер, брат мой, а я остался в живых. Однако кто знает, может быть, в конце концов, твоя участь счастливее моей. Ты умер от разбитого сердца, Умбулази, а кто знает, от чего умру я?

Я подробно описал эту сцену, так как она послужила тому, что и за пределами Земли Зулу распространился слух, что Умбулази умер от разрыва сердца.

Видя, что Кетчвайо был мягко настроен и относился ко мне дружелюбно, я решил воспользоваться этим случаем и попросить разрешения уехать. Но пока я размышлял, как бы получше подъехать к нему, случилось нечто, помешавшее мне выполнить мое намерение.

Услышав шум позади себя, я оглянулся и увидел толстого, жирного человека в пышном боевом наряде. В одной руке у него было окровавленное копье, а в другой — головное украшение из страусовых перьев. Он шел и кричал:

— Пропустите меня к сыну короля! Мне нужно сообщить кое-что победителю Кетчвайо.

Я вытаращил глаза. Сомнений не могло быть, это был Умбези, Гроза Слонов, отец Мамины. В несколько секунд, не дожидаясь разрешения приблизиться, он перешагнул через трупы воинов и остановился только для того, чтобы одного ударить ногой по голове, а другого выругать самым бесстыдным образом. Очутившись перед Кетчвайо, он стал скакать перед ним, громко восхваляя его подвиги.

— Кто этот дуралей? — сердито спросил Кетчвайо. — Прикажите ему не шуметь, иначе его глотка замолкнет навсегда.

— О Лев с Черной Гривой, я Умбези, Гроза Слонов, главный помощник Садуко Хитроумного, который выиграл для тебя битву. Я отец Мамины Прекрасной, на которой женился Садуко и которую украл этот мертвый пес Умбулази.

— А, — сказал Кетчвайо, зловеще щуря глаза. — Что же ты мне скажешь, Гроза Слонов и отец Мамины, которую мертвый пес Умбулази отнял у твоего господина, Садуко Хитроумного?

— Вот что, могучий владыка, вот что, Гроза Земли: это я избавил тебя от твоего главного врага, от самого Умбулази.

Садуко, казалось, очнулся от своей задумчивости и вскочил с места, но Кетчвайо резко приказал ему молчать. Не замечая ничего, безумец Умбези продолжал свой рассказ:

— О могучий победитель, я встретился с Умбулази в пылу битвы, и, увидя меня, он бежал. Да, сердце его сделалось мягким как воск при виде меня, чью дочь он украл.

— Значит, Умбулази испугался тебя, который до сегодняшнего утра был одним из его шакалов? — спросил Кетчвайо. — Что же случилось дальше?

— Он бежал от меня, как ветер, о Лев с Черной Гривой, а я бежал за ним еще скорее. Он забежал далеко в лес, пока не дошел до скалы над рекой, и там он вынужден был остановиться. Там мы вступили с ним в бой. Он бросился на меня, но я перепрыгнул через его ассегай, вот так. — И он подпрыгнул в воздухе. — Он снова на меня набросился, но я нагнулся, вот так. — И он неуклюже присел. — Он устал и кружился по скале, а я ударил его ассегаем раз, и другой, и еще раз в спину, пока он не упал, прося пощады. Потом он скатился со скалы в воду, и я при этом вырвал его перо. Смотри, разве это не перо мертвого пса Умбулази?

Кетчвайо взял головное украшение и осмотрел его, затем показал его нескольким военачальникам, сидевшим возле него, и все они серьезно закивали головами.

— Да, — сказал он, — это боевое украшение Умбулази, любимца короля, опоры королевского дома. При виде этого пера у многих дрожали от страха колени. И это ты убил его, Гроза Слонов? Какую же награду должен я тебе дать за этот подвиг, о Умбези?

— Великую награду, о грозный владыка, — начал Умбези, но громовым голосом Кетчвайо приказал ему замолчать.

— Да, — сказал он, — великую награду. Слушай, шакал и предатель! Твои собственные слова свидетельствуют против тебя. Ты осмелился поднять руку на того, в чьих жилах текла моя кровь. Ты гнусным своим языком покрыл ложью и оскорблениями имя великого умершего.

Только теперь понял Умбези и стал лепетать что-то в свое оправдание, уверяя, что весь его рассказ с начала до конца был ложью. Жирные щеки его ввалились, ноги дрожали, и он упал на колени.

Но Кетчвайо только плюнул на него, как он всегда делал в моменты бешенства, и обвел глазами вокруг себя, пока взгляд его не упал на Садуко.

— Садуко, — сказал он, — убери этого убийцу, который хвастается тем, что обагрен кровью моего брата, и, когда он будет мертв, брось его в реку с той скалы, на которой он заколол сына Мпанды.

Садуко дико оглянулся и колебался.

— Убери его, — загремел Кетчвайо, — и до наступления темноты вернись ко мне с отчетом.

Затем, по знаку Кетчвайо, воины набросились на несчастного Умбези и поволокли его прочь, и Садуко последовал за ними. Проходя мимо меня, Умбези крикнул мне, чтобы я спас его ради Мамины. Я мог только покачать головой и вспомнил предупреждение, сделанное мною ему однажды о судьбе предателей.

Этот трагический инцидент имел еще продолжение. Оказалось, что Садуко отказался стать палачом своего тестя Умбези, так что воины сами выполнили приказ Кетчвайо, а Садуко они привели обратно пленником.

Когда Кетчвайо узнал, что Садуко ослушался его приказа, выраженного в обычной и страшной формуле «Убери его», он пришел в настоящую — или, может быть, притворную — ярость. Я, в общем, убежден, что он искал только предлога для ссоры с Садуко. Он считал его очень могущественным и боялся, что при удобном случае он поступит с ним так, как поступил с Умбулази. Кроме того, он опасался, что теперь, когда Умбулази умер и большинство сыновей Мпанды были убиты в битве, Садуко сможет в будущем претендовать на трон в качестве мужа дочери короля. Но он боялся или считал неполитичным сразу убрать со своей дороги командира многих полков, которые сыграли такую важную роль в битве. Поэтому он приказал содержать его под стражей и отвести в Нодвенгу, где все дело должно было быть разобрано Мпандой, который все еще считался королем, хотя с этих пор только номинально. Кетчвайо отказался также разрешить мне уехать в Наталь, сказав, что я должен отправиться в Нодвенгу, так как мои свидетельские показания могли понадобиться.

Таким образом, не имея выбора, я отправился в Нодвенгу. Очевидно, мне было суждено увидеть финал драмы.