Дитя бури

Глава V. Соперники

Можно было бы думать, что после этой удивительной сцены наши отношения будут натянутыми. Нисколько. Когда мы снова с ней встретились, что произошло на следующее утро, она держалась свободно и естественно, как всегда. Она перевязала мои раны, которые почти уже зажили, шутила о том и о другом, расспрашивала о содержании некоторых писем и газет, полученных мною из Наталя.

Вам, может быть, покажется странным, что дикарка могла действовать так тонко. Но дело именно в том, что в основе все люди одинаковы и между дикарем и нами очень мало разницы.

Начать с того, по какому праву называем мы такие народы, как зулу, дикарями. Откинув в сторону их обычай полигамии, что, в конце концов, обычно и среди цивилизованных народов Востока, они имеют социальную систему, очень похожую на нашу. У них есть древние, глубоко обдуманные законы, и нравственность их, во всяком случае, не ниже нашей. Они честные и правдивые и строго соблюдают гостеприимство.

Они отличаются от нас главным образом тем, что не напиваются, пока белый человек не научит их этому, что они носят меньше одежды, так как климат их более жаркий, что их краали ночью не обезображены такими картинами, как наши города, что они любят своих детей и никогда не бывают жестоки в обращении с ними (хотя они и умерщвляют иногда уродливого младенца) и что когда они ведут войну, они ведут ее со страшной жестокостью — но разве мы не видим почти таких же жестокостей во время европейских войн?

Остается еще их вера в колдовство и вытекающие из этого предрассудки. Но с тех пор как я живу в Англии, я много читал по этому вопросу и нахожу, что подобные же предрассудки встречаются и в Европе, то есть в той части света, которая более тысячи лет наслаждается «преимуществами» христианского учения.

И если «высококультурный» белый — в большинстве случаев какой-нибудь капиталист — бросает камень в бедного, некультурного зулуса, то это происходит потому, что он желает завладеть его землей или воспользоваться плодами его трудов.

Но я отклонился от главной своей мысли, что умный мужчина или умная женщина из тех, кого мы называем дикарями, во всех существенных чертах совершенно такие же, как умный мужчина или умная женщина, принадлежащие к цивилизованным народам. И это полностью относилось к Мамине.

Через две недели после памятной сцены в хижине я совершенно оправился и окреп. Ребра мои, которые сломал буйвол своими железными коленями, зажили и срослись. Я спешил уехать, так как у меня были дела в Натале. О Садуко ничего не было слышно, и я решил двинуться домой, оставив ему о себе сведения, чтобы он знал, где меня найти, если я ему понадоблюсь. По правде сказать, я совсем не жаждал быть вовлеченным в его набег на Бангу. Я желал умыть руки во всем этом деле, включая красавицу Мамину и ее насмешливые глаза.

Поэтому однажды утром я велел Скаулю запрячь волов, и он с радостью принялся исполнять это приказание, так как он и другие слуги жаждали вернуться в цивилизованные страны. Но только они взялись за дело, как пришел гонец от Умбези, просившего меня отложить отъезд на несколько часов, так как к нему в гости приехал его друг, могущественный вождь, который хотел познакомиться со мной. Я охотно отправил бы этого вождя ко всем чертям, но так как было бы невежливо не исполнить просьбу хозяина, который был ко мне так добр, то я приказал не впрягать пока волов, но держать их наготове. В раздраженном настроении отправился я в крааль, который находился в полумиле от моего лагеря.

В сущности, не было особой причины для моего раздражения, потому что, собственно говоря, мне должно было бы быть безразлично, уеду ли я утром или днем. Но дело в том, что я не желал принимать участие в экспедиции Садуко против Бангу. Пока же я оставался здесь, Садуко мог вернуться в любой момент, и тогда мне было бы трудно увильнуть от выполнения того полуобещания, которое я ему дал.

Дойдя до крааля, я увидел, что там готовилось какое-то торжество, потому что закололи быка, мясо которого частью варили в горшках, частью жарили; также я заметил нескольких чужих зулусов. В ограде крааля я застал сидевшего в тени Умбези со всеми индунами, и с ними сидели большой, мускулистый туземец, на котором была муча из тигровой кожи, в знак его высокого положения, и несколько его старейшин. Около ворот стояла Мамина, на которой были надеты ее лучшие бусы. Она держала чашу с пивом, которую она, очевидно, только что подносила гостям.

— Ты хотел сбежать, не попрощавшись со мною, Макумазан! — прошептала она, когда я поравнялся с ней. — Это нехорошо с твоей стороны, и я горько плакала бы. Однако этому не суждено сбыться.

— Я хотел приехать сюда и попрощаться, — ответил я. — Но кто этот человек?

— Ты узнаешь сейчас, Макумазан. Смотри, отец кивает тебе.

Я подошел к кругу сидевших, и Умбези при моем приближении встал, взяв меня за руку, подвел к дюжему туземцу и сказал:

— Это Мазапо, предводитель клана Амазоми, он желает познакомиться с тобой, Макумазан.

— Очень любезно с его стороны, — ответил я холодно, окидывая взглядом Мазапо. Он был, как я уже говорил, крупный мужчина, вероятно, лет пятидесяти, потому что его волосы были уже подернуты сединой. Говоря откровенно, он мне сразу очень не понравился, потому что было что-то отталкивающее в его грубом лице и в его наглой осанке. Затем я замолчал, так как у зулусов, если встречаются два незнакомца более или менее равного положения, то тот, кто заговорит первый, тем самым признает свое подчинение. Поэтому я стоял и осматривал нового жениха Мамины в ожидании дальнейших событий.

Мазапо тоже осматривал меня, затем сделал какое-то замечание одному из своих старейшин, которое я не уловил, но которое заставило старейшину засмеяться.

— Он слышал, что ты большой охотник, — вмешался Умбези, который, очевидно, чувствовал, что положение становится натянутым и что нужно что-нибудь сказать.

— Он слышал?! — удивился я. — В таком случае он более счастлив, чем я, потому что я никогда не слышал о нем. — К сожалению, я должен сказать, что это была ложь, так как Мамина упоминала о нем как об одном из своих женихов, но среди туземцев нужно поддерживать свое достоинство. — Друг Умбези, — продолжал я, — я пришел попрощаться с тобой, так как я собираюсь отправиться в Дурбан.

При этих словах Мазапо протянул мне свою огромную руку и, не вставая, сказал:

— Сакубона[22], белый человек.

— Сакубона, черный человек, — ответил я, едва дотронувшись до его пальцев. Мамина, обносившая пивом и очутившаяся как раз против меня, сделала гримасу и незаметно засмеялась.

Я повернулся чтобы уйти, но Мазапо проговорил своим грубым хриплым голосом:

— О Макумазан, прежде чем ты покинешь нас, я желал бы поговорить с тобой об одном деле. Не будет ли тебе угодно отойти со мною в сторону?

— Конечно, о Мазапо. — И я отошел на несколько ярдов[23] в сторону, чтобы нас не могли слышать, и он последовал за мною.

— Макумазан, — сказал он, — мне нужны ружья, а мне сказали, что ты можешь достать их, так как ты торговец.

— Да, Мазапо, думаю, что могу достать их за известную цену, хотя это очень рискованное дело — ввозить ружья в Землю Зулу. Могу ли я спросить, для чего нужны тебе ружья? Охотиться на слонов?

— Да, стрелять слонов, — ответил он, вращая своими глазищами. — Макумазан, мне сказали, что ты осторожен, что ты не кричишь с крыши хижины то, что слышишь в ней. Так слушай. В нашей стране смуты. Не все из нас любят династию Сензангаконы, к которой принадлежит нынешний король Мпанда. Например, ты, быть может, знаешь, что мой клан Амазоми пострадал от копья Чаки. Так вот, мы надеемся, что настанет время, когда мы не будем щипать кусты, как козы, а будем снова питаться верхушками деревьев, как жирафы, потому что Мпанда — слабый правитель, а его сыновья ненавидят друг друга, и одному из них могут понадобиться наши ружья. Ты понимаешь?

— Я понимаю! — сухо ответил я. — A теперь поговорим о цене и о месте сдачи.

Поторговавшись некоторое время, мы договорились относительно того, сколько я должен получить скота за такое-то количество ружей, если я их смогу доставить в крааль Умбези. Затем я вернулся в круг, где сидел Умбези со своими старейшинами и гостями, с намерением попрощаться с ними. Но так как в это время подали мясо и я был голоден, то я остался разделить трапезу. Насытившись и выпив глоток пива, я встал, чтобы уйти, но как раз в эту минуту в ворота зашел… Садуко.

— Пфф! — сказала стоявшая рядом со мной Мамина так тихо, что никто не мог слышать, кроме меня. — Когда два самца оленя встречаются, что тогда происходит, Макумазан?

— Иногда они дерутся, а иногда один из них убегает. Это зависит во многом от лани, — ответил я таким же тихим тоном, глядя на нее.

Она пожала плечами, кивнула головой Садуко, когда он проходил мимо, затем прислонилась к изгороди и спокойно стала выжидать развития событий.

— Привет тебе, Умбези, — сказал Садуко со своим всегдашним гордым видом. — Я вижу, что вы здесь пируете. Желанный ли я здесь гость?

— Конечно, ты всегда желанный гость в моем доме, Садуко, — ответил Умбези смущенно, — хотя сегодня я случайно угощаю знатного гостя. — И он указал рукою на сидевших.

— Я вижу, — сказал Садуко, оглядывая гостей. — Но кто из них твой знатный гость? Я спрашиваю для того, чтобы я мог приветствовать его.

— Ты знаешь это сам, подлый человек! — сердито воскликнул Мазапо.

— Я знаю, что если бы ты был за изгородью, Мазапо, то я копьем забил бы тебе это слово в глотку, — ответил Садуко в бешенстве. — Я догадываюсь, какое у тебя дело здесь, Мазапо, и ты догадываешься, какое у меня. — И он взглянул на Мамину. — Скажи мне, Умбези, этот жалкий предводитель амазомов уже признанный жених твоей дочери?

— Нет, нет, Садуко, — сказал Умбези. — У нее нет еще признанного жениха. Не хочешь ли присесть и поесть с нами? Расскажи нам, где ты был и почему ты вернулся так внезапно?

— Я вернулся сюда, Умбези, чтобы переговорить с Макумазаном. А что касается того, где я был, то я об этом временно умолчу.

— Если бы я был хозяином этого крааля, — воскликнул Мазапо, — то я выгнал бы отсюда эту гиену с паршивой шкурой, которая является сюда пожирать твое мясо и, может быть, — прибавил он многозначительно, — чтобы выкрасть твою дочь.

— Не говорила ли я тебе, Макумазан, что когда два самца оленя встречаются, то они начинают драться? — прошептала мне Мамина на ухо.

— Да, Мамина, но ты мне не сказала, что сделает лань?

— Лань, Макумазан, приляжет и будет смотреть, что произойдет дальше, — сказала она и снова тихо засмеялась.

— Почему же ты сам не выгонишь гиену, Мазапо? — спросил Садуко. — Идем, я обещаю тебе хорошую забаву. За изгородью этого крааля ждут еще другие гиены, которые зовут меня вождем, — сотни гиен. Они собрались для известной цели с разрешения короля Мпанды, которого ты ненавидишь. Оставь мясо и пиво и начни охоту на гиен, Мазапо.

Мазапо сидел молча, так как увидел ‹, что тигра принял за павиана.

— Ты молчишь, вождь амазомов? — продолжал Садуко, который был вне себя от ярости и ревности. — Ты не хочешь оставить мясо и пиво, чтобы охотиться на гиен, у которых вождь «подлый человек»? Хорошо! В таком случае «подлый человек» сам заговорит. — И, шагнув к Мазапо с ассегаем в правой руке, Садуко левой рукой схватил за короткую бороду своего соперника. — Слушай, вождь, — сказал он. — Мы с тобою соперники. Ты хочешь завладеть той же женщиной, какую хочу и я. И так как ты богат, то, может быть, тебе удастся купить ее. Но я говорю тебе: если это случится, то я уничтожу весь твой род, подлая ты собака!

При этих словах он плюнул ему в лицо и с силой отшвырнул его назад. Затем, прежде чем кто-либо мог остановить его (так как Умбези и даже старейшины Мазапо казались парализованными от неожиданности), он вышел из ворот крааля, бросив мне на ходу:

— Инкоси, я должен с тобой поговорить, когда ты будешь свободен.

— Ты заплатишь мне за это! — зарычал ему вслед Умбези, почти позеленев от бешенства, так как Мазапо все еще лежал молча на спине. — Ты ответишь мне за то, что осмелился оскорбить моего гостя в моем доме!

— Кто-нибудь должен ответить, — крикнул Садуко из-за ворот, — но только неродившаяся луна увидит, кто ответит.

— Мамина, — сказал я, следуя за ним, — ты бросила огонь в сухую траву, и люди сгорят в нем.

— Я этого и хотела, — спокойно ответила Мамина. — Разве я тебе не говорила, что у меня внутри пламя, которое иногда вырывается наружу? Но, Макумазан, это ты бросил огонь в траву, а не я. Вспомни это, когда половина Земли Зулу превратится в пепел. Прощай, Макумазан, до нашей следующей встречи, и, — прибавила она мягко, — кто бы ни сгорел, пусть тебя охраняют добрые духи.

У ворот я вспомнил правила приличия и повернул обратно, чтобы вежливо попрощаться со всей компанией. К этому времени Мазапо уже поднялся с земли и ревел, как бык:

— Убейте его, убейте эту гиену! Умбези, что же ты, будешь сидеть и смотреть, как меня, твоего гостя, бьют и оскорбляют под сенью твоей хижины? Ступай и убей его, говорю я тебе!

— Почему ты сам не убьешь его, Мазапо, — спросил взволнованный Умбези, — или не прикажешь своим людям убить его? Кто я такой, чтобы осмелиться соперничать в деле копья с таким великим вождем, как ты? — Затем он повернулся ко мне и крикнул: — О хитроумный Макумазан, если я когда-либо оказывал тебе добро, приди сюда и дай мне совет!

— Иду, иду, Гроза Слонов, — ответил я, подходя к нему.

— Что мне делать? Что мне делать? — продолжал Умбези, стирая пот со лба и потрясая кулаком. — Вот здесь стоит мой друг, — и он указал на разъяренного Мазапо, — который желает, чтобы я убил другого моего друга. — И он ткнул пальцем по направлению к воротам крааля. — Если я откажусь, я оскорблю одного друга, а если я соглашусь, то руки мои будут обагрены кровью, которая возопит об отмщении, так как у другого друга, без сомнения, есть друзья, которые заступятся за него.

— Да, — ответил я, — и, может быть, не только руки твои будут в крови, но и другие части твоего тела, потому что Садуко не из тех, кто будет сидеть спокойно, как баран, пока ему режут глотку. Да и не говорил ли он, что он не один? Умбези, если ты хочешь послушаться моего совета, предоставь Мазапо самому убить его.

— Правильно! Это благоразумно! — воскликнул Умбези. — Мазапо, — крикнул он вождю, — если ты хочешь сражаться, прошу тебя, поступай как знаешь. Я обещаю прилично похоронить всякого, кто падет в бою. Только советую тебе поторопиться, потому что Садуко за это время уже отошел далеко от крааля! У тебя и у твоих людей есть ассегаи, и ворота крааля открыты.

— Что же мне, идти не поев, чтобы разбить голову этой гиене? — спросил Мазапо с напускной храбростью. — Нет, он может подождать, пока я ем. Эй, люди, садитесь! Я говорю вам, садитесь. Скажи ему, Макумазан, что я скоро приду, и берегись быть с ним заодно, не то свалишься и ты в ту же яму, что и он.

— Я ему передам, — ответил я, — хотя не знаю, кто сделал меня твоим гонцом. Но выслушай меня, человек громких слов и малых дел. Если ты посмеешь поднять палец против меня, то я насквозь изрешечу твое огромное туловище.

И, подойдя к нему, я взглянул ему прямо в лицо и в то же время похлопал по рукоятке большого двуствольного пистолета, заткнутого у меня за пояс.

Он отшатнулся, бормоча что-то себе под нос.

— Извинений не требуется, — сказал я, — только в будущем будь осторожней. А теперь желаю тебе приятно отобедать, инкоси Мазапо, и да будет мир над твоим краалем, друг Умбези.

После этих слов я вышел из крааля, сопровождаемый злобными возгласами разъяренной свиты Мазапо и тихим, но едким смехом Мамины.

«Интересно, за кого из них она выйдет замуж?» — размышлял я, направляясь к своим фургонам.

Подойдя к лагерю, я увидел, что волы были впряжены, и подумал, что это сделано по приказанию Скауля, который, вероятно, слышал о ссоре в краале и счел нужным быть готовым к отъезду, но в этом я ошибся.

Из кустарника вышел ко мне навстречу Садуко и сказал:

— Я приказал твоим слугам запрячь волов, инкоси.

— Ты приказал? Недурно! — ответил я. — Ты, может быть, скажешь мне, почему?

— Потому что нам до ночи предстоит большой путь на север, инкоси.

— В самом деле? Мне казалось, что мой путь лежит на юго-восток.

— Бангу живет не на юго-востоке, — ответил он медленно.

— О, я почти совсем забыл о Бангу, — сказал я, делая слабую попытку увильнуть.

— Разве? — ответил он своим надменным голосом. — Я никогда не знал до сих пор, что Макумазан принадлежит к тем, кто нарушает обещание, данное другу.

— Будь добр объяснить мне твои слова, Садуко.

— Разве нужны объяснения? — сказал Садуко, пожав плечами. — Если только мой слух не обманул меня, то ты согласился пойти со мною против Бангу. Я набрал нужных людей с разрешения короля. Они ждут нас там. — И он копьем указал в направлении густого леса, видневшегося внизу в нескольких милях от нас. — Но, — прибавил он, — если ты изменил свое решение, то я пойду один. Только в таком случае нам лучше попрощаться навсегда, так как я не люблю друзей, которые меняют свои решения, когда начинают звенеть копья.

Не знаю, сказал ли это Садуко с умыслом или нет, но он не мог найти лучшего способа заручиться моим согласием, потому что я всегда гордился тем, что никогда не нарушал слова, данного туземцу.

— Я пойду с тобой, — спокойно сказал я, — и надеюсь, что когда дело дойдет до схватки, твое копье будет такое же острое, как твой язык, Садуко. Однако не говори со мной больше в таком тоне, иначе мы поссоримся.

Я увидел, как при моих словах лицо Садуко просветлело.

— Прости меня, Макумазан, — сказал он, схватив мою руку. — Но в сердце моем рана. Мне кажется, что Мамина хочет мне изменить, а тут еще случилась эта история с этой собакой Мазапо, и Умбези теперь меня возненавидит.

— Если ты хочешь послушать моего совета, Садуко, — ответил я серьезно, — то выбрось Мамину из твоего сердца. Забудь ее имя, порви с ней. Не спрашивай меня, почему.

— Может быть, мне и не нужно спрашивать. Может быть, она влюбилась в тебя и ты ее оттолкнул, как ты должен был, конечно, поступить в качестве моего друга… Может быть, Мамина сама послала за этой жирной свиньей Мазапо. Я не спрашиваю тебя, потому что, я знаю, ты мне все равно не скажешь. Да кроме того, это не имеет для меня значения. Пока у меня бьется сердце, я не выброшу Мамину из него. Пока я жив, я не забуду ее имени. Более того, она будет моей женой! Прежде чем отправиться против Бангу, я с несколькими воинами пойду и заколю копьем эту жирную свинью Мазапо. Таким образом, по крайней мере, я уберу его со своего» пути.

— Если ты сделаешь что-нибудь в этом роде, Садуко, то ты пойдешь против Бангу один, а я поверну сразу на юго-восток, потому что я не хочу быть замешанным в убийстве.

— Хорошо, пусть будет так, инкоси. Если свинья сама не нападет на меня, то пусть ждет. Она только станет еще жирней. А теперь отдай приказание двинуться в путь. Я покажу дорогу, так как сегодня вечером нам нужно остановиться на ночлег в том лесу, там ждут меня мои воины и там я расскажу тебе свой план. И там тебя также ожидает гонец.