Длинные тени

«Нашему дорогому, сердечному другу Александру Печерскому и его семье. Долгой вам жизни и доброго здоровья!

Этими словами и не иначе велит мне Фейгеле начать письмо к тебе. Я пока повинуюсь ее указаниям. «Пока», но дальше моему перу не поспеть за потоком ее слов. Они у нее выстраиваются в таком порядке, будто она читает с листа. Фейгеле хочется, чтобы я подробно рассказал тебе обо всем, что произошло за последнее время.

И на этот раз приходится мне оправдываться за то, что так долго не писал. Отхлестать меня не грех, но не думай, что в круговерти жизни мы о тебе забываем. Это исключено! Я по горло увяз в делах, и так изо дня в день. И не только пациенты тому виной. Предстоящий свой отпуск мне придется провести не там, где мне хотелось бы, а снова в Латинской Америке. Ох, как нам не хватает Леона Гросса!

Подумать, как быстро бежит время. Почти сорок два года прошло со дня восстания, когда мы впервые не во сне, а наяву увидели, как палачи падают под ударами обреченных. Мне кажется, что только тот, кто пережил лагеря смерти, может в полной мере понять, какое мужество требовалось, чтобы оказать сопротивление и победить. Да, ты, Александр, тысячу раз прав. Пусть хоть раз в году — четырнадцатого октября, — но, пока мы живы, перекличка собиборовцев должна продолжаться. Мы обязаны дать о себе знать. Многие снова вынашивают идеи фашизма, а каждый из нас говорит от имени десятков тысяч жертв этой проказы.

Спасибо тебе за газетные вырезки. Я наконец наткнулся на человека, знающего русский язык, и он сделал для меня перевод всего текста. О том, что Хагенский окружной суд, занявшийся опять делом Френцеля, выезжал в Донецк, я знал из сообщений печати. Не выслушать показаний шести собиборовцев, граждан СССР, они на этот раз не могли. Ваших журналистов поразила несуразность вопросов, которые судьи вам задавали, и они отмечают, с каким достоинством вы, свидетели, на них отвечали. Мы здесь уже давно привыкли к тому, что искать логику и тем более объективность у большинства западногерманских судей — пустая затея.

Я не могу забыть, как вела себя на суде Эстер Рааб, давая показания против Бауэра, Гомерского и особенно Френцеля. Рейнч обрушил на нее такой шквал заковыристых вопросов, что ответить на них, даже если речь шла бы о событиях, происшедших только что, человек не в состоянии. Казалось, что вот-вот он потребует от нее письменного документа, заверенного подписью и печатью самого Штангля или хотя бы Вагнера и удостоверяющего злодеяния Френцеля. Рейнч был подчеркнуто спокоен, а Эстер Рааб с трудом удерживала клокотавшее в ней негодование, наконец она не выдержала и заявила ему: «Можете меня больше ни о чем не спрашивать, все равно я ничего вам не скажу. Все знают, что вы собой представляете. И, если один нацист защищает другого, я отвечать не стану».

Френцеля, будь он трижды проклят, мне не хотелось больше упоминать, но трудно удержаться, чтобы не поделиться с тобой еще одним эпизодом. Уже после того, как суд освободил Френцеля, один западногерманский журналист спросил у него: «Как могло случиться, что профессионалы, отобранные самим Гиммлером, допустили, чтобы осужденные восстали?» Палач на это ничего не ответил, и журналист решил прийти ему на «помощь» и поставил вопрос по-другому: «То, что осужденные стремились во что бы то ни стало выжить, само собой разумеется, но при такой власти и при таких средствах уничтожения, какими вы располагали, могла ли у них остаться хоть капля надежды на спасение?» При этих словах Френцель взмахнул палкой и с досадой произнес: «Этот вопрос вам бы лучше задать Печерскому».

Теперь попытаюсь ответить на твои вопросы. Ты хочешь знать мое мнение о книге Ричарда Рашке «Бегство из Собибора», вышедшей в Америке. Недавно она была переиздана и у нас, в Голландии, и я могу ее тебе выслать. Коротко скажу вот что. Как я понимаю, основная задача подобных чисто документальных изданий — сказать правду. Это тем более важно в наши дни, когда возросла опасность войны, грозящей уничтожением человечества. Книга, на мой взгляд, не свободна от недостатков. Заметно стремление автора к сенсации. К чему, скажем, понадобилось намекать, что к смерти Вагнера причастны Шмайзнер и Блатт. Я не стану ручаться, что это не так, но по тем фактам, которые мне известны, в это трудно поверить. И все же это произведение наглядно подтверждает, что вопреки тому, что еще задолго до войны нацистские теоретики и практики сделали все, чтобы исключить всякую возможность к сопротивлению, осужденные не шли на смерть покорно.

Что касается фильма «Восстание в Собиборе», то хотя ставят его голландские кинематографисты, ты в Ростове больше в курсе дела, чем мы в Амстердаме. К тебе постановщики и операторы приезжали дважды, а мы никого из них в глаза не видели. Пока я могу судить только об их замыслах по плану, который ты мне прислал. Мне по душе их намерение показать особую роль Красной Армии в победе над фашизмом и доступно рассказать не только о так называемых процессах над военными преступниками, но и о наследниках Гитлера и об опасности неонацизма.

И наконец, коль скоро у нас зашел разговор о документальной литературе и кино, мы тебе сейчас сообщим одну новость, которая наверняка тебя заинтересует. Собственно говоря, новость эта с бородой, и если мы до сих пор об этом не писали, то только потому, что выжидали, как дальше будут развиваться события, и рассчитывали узнать еще что-то.

В конце 1983 года в голландских газетах появилось сообщение о том, что амстердамский столяр Карл Петерс в одном из домов во время ремонта обнаружил в старом шкафу сверток и в нем — дневник мальчика, погибшего в Собиборе. Вскоре выяснились подробности. Дневник, состоящий из двух тетрадей, вели Генри Рубинский, тогда ему шел тринадцатый год, и Гарри Шваб, двадцати восьми лет. Петерс обнаружил также киносценарий, написанный Генри Рубинским. Главное же состоит в том, что в доме, где скрывались семьи Рубинских и Швабов, кинооператор-профессионал по сценарию мальчика снял фильм.

Мы с Фейгеле побывали в этом доме. Застали там беспорядок, — должно быть, жильцы на время ремонта оттуда выехали. На первом и втором этажах хозяйничали маляры и обойщики. На третьем этаже наткнулись на Петерса. Только после того, как мы ему сказали, что сами были в Собиборе, он согласился рассказать подробности о находке.

— Сверток, — сказал Петерс, — был спрятан довольно искусно. Догадаться, что внутренняя перегородка шкафа двойная и в ней что-то скрыто, было почти невозможно. Сверток был завернут в газету «Дойче цайтунг ин ден Нидерланд» за 22 февраля 1943 года.

Дом, где укрывались эти две еврейские семьи, принадлежал голландцу Диреку Пресвику. Купил он его незадолго до войны, и прельстило в нем просторное подвальное помещение. В подвале он устроил что-то вроде ночного клуба для актеров, музыкантов, художников. Пресвик к этой публике благоволил и старался, чтобы его клиентура чувствовала себя хорошо. Здесь можно было не только вкусно и недорого поесть, но и до поздней ночи послушать и посмотреть игру лучших амстердамских актеров. Часто посетители расходились по домам уже под утро. Даже отъявленные подонки знали, что тех, кто вхож к Пресвику, лучше не трогать. Они понимали, что к полиции он за помощью не обратится и тем не менее с ним самим связываться рискованно. Это был отважный человек. Он доказал это, когда немцы оккупировали Голландию. Об этом теперь много рассказывают те, кого Пресвик спас от верной гибели.

Через два дня после нашей встречи с Петерсом в печати появились два коротких отрывка из сценария Генри Рубинского. Первый начинается со следующих строк:

«В Амстердаме, в районе, изобилующем казино, клубами и другими развлекательными заведениями, в одном из домов на протяжении года скрывались от немцев тринадцать евреев. Их убежище находилось на третьем этаже. В том же доме проживали четыре чистокровных арийца и, естественно, понятия не имели о нежелательном соседстве. В подвальном помещении этого же дома размещался ночной клуб, и его охотно посещали эсэсовцы и высокопоставленные офицеры вермахта».

Теперь послушай, что записал двенадцатилетний Генри в последний час 1943 года: «Я, старый, уходящий год, шагаю дальше своей дорогой. Но перед уходом мне хочется со всеми вами попрощаться. По правде сказать, дольше жить я не вправе, так как причинил вам много горя. Вас мучили, над вами издевались и после всего выгнали из родного дома. Многих угнали в Польшу. К великому сожалению, я ничего изменить не мог. И вот настала пора, когда я должен уходить. Может быть, идущий мне на смену Новый год покончит со всем этим. Одно могу вам пообещать: «Извергам, совершившим все эти преступления, уготован горький конец».

Ничего больше, кроме этих двух выдержек, пока не опубликовано. Авторы не разрешают. Я не оговорился, Александр, именно авторы. Трудно было на это рассчитывать, но им обоим посчастливилось, и они остались в живых. Ученый Генрих Май (так теперь зовут Рубинского) возвратился из поездки по Японии в Амстердам. У себя дома он застал Гарри Шваба. Сорок с лишним лет каждый из них полагал, что он один из тринадцати уцелел. И еще оказалось, что единственный экземпляр этого тайно снятого уникального фильма сохранился у Шваба. Свой кинодокумент Рубинский и Шваб назвали: «Фильм для тех, кто будет жить после войны. 1 февраля 1943 г. Амстердам».

Пять миллионов гульденов предложили им за фильм, но от денег они отказались и заявили, что каждый, кто захочет, сможет его увидеть.

Как Рубинскому и Швабу удалось избежать «небесной дороги» — пока остается загадкой. По данным Голландского национального института документации военного времени, одиннадцать из тринадцати человек, скрывавшихся в доме Дирека Пресвика, погибли в Собиборе.

Вот и рассказали мы тебе еще одну историю, которая для нас звучит так, будто только вчера происходила. Следующее мое письмо к тебе, полагаю, будет уже после моего возвращения из «отпуска».

Обнимаем тебя и желаем доброго здоровья и счастья.

Всегда твои — Фейгеле и Берек.

Амстердам, 24 сентября 1985 г.»

Осенью 1943 года в один из находившихся на территории Польши лагерей смерти гитлеровцы доставили транспорт советских граждан из Минска, которые, за исключением 80 человек, погибли в газовых камерах.

Среди оставшихся в живых был советский офицер А. А. Печерский. В рабочем лагере, куда фашисты перевели советских людей, он вместе с польским коммунистом Ш. Лейтманом создал подпольную группу, которая решила спасти обреченных на смерть товарищей. 14 октября 1943 года участники организации, перебив лагерную администрацию, повели заключенных на штурм проволочных ограждений. Более 400 человек вырвались на свободу и ушли в лес, к партизанам.

«История СССР». Издание Высшей партийной школы и Академии общественных наук при ЦК КПСС. Москва, 1963 г.