Длинный нож из форта Кинли

Глава 8

Потянулись дни выздоровления Дэйлмора. Состояние его помаленьку улучшалось. Вставать он еще не решался, но подолгу сидел на лежанке. Время он проводил в беседах с Хинакагой Нто, который часто рассказывал ему о жизни и обычаях тетонов. Так он узнал, что тетоны в прошлом веке жили за Миссисипи. Они были пешими охотниками на бизонов, пока не пришли в прерии и не заполучили себе первых лошадей. Став конным народом, они неудержимым потоком хлынули к Черным Холмам, разогнав при этом всех, кто повстречался им на пути: кроу, команчей, кайова, шошонов, апачей, шайенов и арапахо. С двумя последними племенами тетоны вскоре заключили мир, но для остальных они всегда оставались опасными противниками. В процессе миграции на запад тетоны разбились на семь отдельных племен: Оглала, Хункпапа, Брюле, Сансарки, Два Котла, Черноногие Сиу и Минниконжу. Эти племена впоследствии также разделились на несколько кланов. К примеру, сначала у оглала было четыре родственных клана: Истинные Оглала, Кийюкса, Шийо и община Сердца Духа…

Из разговоров с Голубой Совой Дэйлмор уяснил для себя, что тетоны испокон веку были самыми храбрыми и многочисленными племенами в северных прериях. Смелостью и необыкновенной отвагой они завоевали себе право жить и охотиться на бесконечных просторах своей новой родины. И Дэйлмор понимал, что этот свободолюбивый народ будет биться за свою землю и впредь. Он и раньше в душе уважал тетонов, теперь же он мог воочию убедиться, какой достойный противник достался кавалерии Соединенных Штатов.

Пока Дэйлмор набирался сил, отец с сыном почти каждый день ходили на охоту. Они приносили в типи зайцев, кроликов, индеек, иногда – горных баранов и антилоп. В Черных Холмах еще водилось множество дичи, и обеденное покрывало в жилище никогда не пустовало В любое время чугунный котелок был полон вкусного мясного супа, а если Дэйлмору хотелось жареного мяса, то ему ничего не стоило положить вырезку на тлеющие в очаге угли. Как-то сидя на лежанке и разбирая для чистки свой армейский шестизарядный кольт, Дэйлмор бросил взгляд на патронташ, в котором кроме патронов для револьвера находились боеприпасы к винчестеру. Последние навели на мысль о карабине, который был в его руках во время скачки за индейским вождем. После ранения в голову он упал на землю. Дэйлмор посмотрел на Голубую Сову.

– Хинакага, мне кажется, мой винчестер и сейчас лежит там, где я обронил его.

– Да? – В голосе индейца прозвучали нотки сомнения.

– Если его не нашел какой-нибудь бродячий краснокожий, то, клянусь, винчестер на месте.

– Ну что ж, это легко проверить.

Голубая Сова поговорил с сыном, и тот, кивнув головой, вышел из типи. К вечеру он вернулся с карабином сержанта за плечом.

– Ну, что я говорил! – обрадовался Дэйлмор, принимая из рук Ванбли Сапы оружие и поглаживая его вороненый ствол.

У Хинакаги Нто никогда не было огнестрельного оружия, не говоря уже о его сыне. Дэйлмор показал индейцам как нужно им пользоваться. Отец довольно равнодушно рассматривал опасное оружие бледнолицых, но Ванбли Сапа проявил к нему неподдельный интерес.

– Хорошо! – произнес он по-английски, похлопав по прикладу.

– Парень может стрельнуть из карабина, – сказал Дэйлмор, обращаясь к Голубой Сове.

Тот передал слова сержанта сыну.

Обрадованный юноша, зажав в руках оружие, выскочил из палатки. Спустя минуту извечную тишину горных кряжей нарушил громкий ружейный выстрел. Ванбли Сапа вернулся в типи с улыбкой на губах и что-то быстро и взволнованно сказал отцу.

– Мой мальчик выстрелил, и пуля попала почти туда, куда он прицелился, – перевел Хинакага Нто.

– Прекрасно для первого раза, – похвалил юношу сержант.

В один из дней середины мая Ванбли Сапа в одиночку отправился на лошади в прерию, Хинакага Нто соскучился по настоящему мясу – так индейцы называли мясо бизонов – и попросил сына съездить на охоту. Пока Ванбли Сапа отсутствовал, Голубая Сова столько порассказал Дэйлмору о бизоне, этом главном источнике пищи для индейца, что у того раскрылся рот от удивления. Он не мог даже предположить, какую великую роль играли бизоны в жизни кочевников прерий. Оказалось, вся туша убитого зверя от кончика хвоста и до кончиков рогов, от копыт и до большого рога шла на пользу индейскому охотнику. Из сыромятной кожи изготовлялись щиты, обивка для барабанов и седел, подошвы для мокасинов, уздечки, лассо, снегоступы, разнообразные мешки и мешочки. Дубленая кожа шла на покрышки для типи, куртки, легины, набедренные повязки, плащи, постели, пояса, на изготовление кукол для детей, на шапки и рукавицы. Из волосяного покрова бизона делались головные уборы, веревки, недоуздки. Из копыт животного извлекался клей, делались трещотки. Хвост служил священным хлыстом шаману, мухобойкой у женщин и кнутом у наездников. Рога употреблялись на изготовление кружек и ложек, для переноски тлеющих углей и погремушек. Кости превращались в ножи, наконечники для стрел, боевые дубины, скребки, шила, рукоятки. Мочевой пузырь, рубец и желудок становились сумками, ведрами и банками. Из сухожилий индеец делал себе нитки, тетивы. Мозги животного употреблялись женщинами для дубления кожи. Даже навоз, и тот годился кочевнику на топливо. Ну а вкусное бизонье мясо всегда было самой желанной пищей краснокожих детей природы. Под вечер с удачной охоты возвратился Ванбли Сапа, и в одиноком горном типи ее жители устроили настоящий пир Сначала опытный в таких делах Хинакага Нто приготовил вкуснейшее блюдо – запеченный в углях бизоний язык. Вместе с извлеченным из костей костным мозгом он первым попал в желудки индейцев и Дэйлмора. Затем был приготовлен ароматный густой суп из крови (Ванбли Сапа специально взял с собой на охоту кожаные мешки, в которые спустил бизонью кровь) и головного мозга. Следом за супом в дело пошли ребра и горб, поджаренные на углях. Заключительным кушаньем стали вывернутые наружу и также поджаренные кишки Никогда еще Дэйлмор так не наедался. Он едва добрался до лежанки с переполненным желудком. Однако краснокожие друзья легко переплюнули его в обжорстве Это была любимейшая их еда, и они насладились ею вволю, задержавшись у обеденного покрывала еще на добрых полчаса. Откинувшись на шкуры после плотного ужина, индейцы выкурили несколько трубок, а Дэйлмор – последние две сигары. Особой беды для заядлого курильщика в этом не было. Голубая Сова уже заготовил ему из орешника небольшую трубку. Конечно, индейский кинник-кинник не шел ни в какое сравнение с ароматным табаком дорогих сигар, но при сложившихся обстоятельствах на безрыбье, как говорится, и рак рыба. Предаваясь курению и ведя неторопливую беседу с Дэйлмором, Хинакага Нто заметил, что сын слишком серьезен, что его занимают какие-то важные мысли.

– Что беспокоит Ванбли Сапу? – спросил он после того, как сержант уснул.

Юноша долго смотрел на горящий в очаге костер, прежде чем ответить.

– Отец, – признался он, – я действительно думаю кое о чем важном для себя. Но позволь сказать тебе об этом утром. Я должен подумать.

Хинакага с удивлением посмотрел на сына.

– Так надо?

– Да, отец.

Хинакага Нто пожал плечами и сказал:

– Ну что ж, если ты так считаешь.

Отец не сказал сыну больше ни слова и лег спать. Долгое время он не мог заснуть, а когда засыпал, то наверняка знал, что Ванбли Сапа еще бодрствует, беспокойно ворочаясь с боку на бок.

Когда на следующее утро Голубая Сова проснулся, Ванбли Сапа уже сидел у очага, поджаривая на углях куски бизоньего мяса.

Тронув его за плечо, Хинакага Нто сказал:

– Утро наступило, сын.

– Да, отец, и я готов поговорить с тобой, – решительно произнес юноша. – Вечером я молчал, но сейчас ты поймешь, почему… Отец, вчера, отыскивая свежие следы бизонов, я повстречался с охотничьим отрядом нашего клана… Нет, нет, не волнуйся, – успокоил он отца, заметив, как у того расширились глаза:

– Охотники не знают, что мы находимся здесь. Я сказал, что выехал на поиски бизоньего стада из лагеря Дурных Лиц.

– Тогда я не пойму, из чего сделан твой секрет, – недоуменно вскинул брови Хинакага Нто.

– Отец, ты всегда учил меня терпению.

– Хм-м, – улыбнулся Голубая Сова. – Продолжай.

– Люди нашего клана назвали меня Апой Ямини, но я сказал им, что стал воином, что мое настоящее имя Ванбли Сапа. Все они поздравили меня. Это было очень здорово. Затем мой друг, Маленький Шест, поделился со мной своей радостью. Он также прошел испытание, и теперь носит имя Горный Баран. Он отвел меня в сторону и сказал, что через три дня отправится в военный поход против кроу…

Хинакага Нто в сердцах взмахнул рукой и нахмурился.

– Можешь не продолжать, – вздохнул он. – Горный Баран позвал тебя с собой.

Ванбли Сапа опустил голову, но затем вскинул ее и прямо взглянул Хинакаге Нто в глаза.

– Ты не ошибся, отец, Горный Баран позвал меня с собой, и я решил ступить на тропу войны. Я много думал. Я верю, что моя первая тропа войны будет удачной. Не отговаривай меня.

Хинакага Нто с нежностью посмотрел на сына и, погладив его по голове, сказал:

– Отчего ты думаешь, что я буду препятствовать тебе? Когда-нибудь ты все – равно бы отправился в поход. По мне, чтобы обрести душевное равновесие и почувствовать себя настоящим мужчиной, тебе лучше побыстрей ступить на тропу войны. И не придавай особого значения нахмуренным бровям отца. Морщины на его лбу появляются непроизвольно, он не может не беспокоиться за судьбу сына.

Ванбли Сапа со счастливой улыбкой положил голову на плечо отца и заверил его:

– Я буду внимательным и осторожным.

– Кто возглавит Поход?

– Желтая Лошадь.

– Известный вождь, – удовлетворенно кивнул Хинакага Нто. – Еще ни один его поход не был неудачным. Это хорошо. Духи-покровители всегда на его стороне… А почему он замыслил идти войной на кроу?

– Горный Баран сказал, что несколько солнц назад апсароки угнали из лагеря оглала большой табун лошадей и убили наших пятерых воинов.

– К какому клану воронов принадлежали налетчики? Желтая лошадь – справедливый вождь. Он не станет бросаться на любого встречного кроу.

– Эти индейцы ставят свои палатки в долине реки Желтых Камней. Наши разведчики наполовину проследили их путь.

Хинакага Нто отстранил от себя сына и тревожно взглянул ему в глаза.

– Ванбли Сапа, ты отправишься в военный поход против наших злейших врагов речных кроу или манисиперов. Это жестокие люди. Будь осторожен.

Юноша не смог сдержать улыбки.

– Отец, а разве арикары, ассинибойны или пауни менее жестоки к оглала?

Хинакаге Нто пришлось согласиться с сыном.

– Да, у оглала всегда было полно врагов, и редко кто из них проявлял к нам милосердие. – Он вздохнул и тихо произнес: – Но, сынок, береги себя. Ведь ты у меня остался один.

– Хорошо, отец. Я уже пообещал тебе быть внимательным и осторожным… А теперь мне пора. Нужно вовремя прибыть в лагерь. Мне следует хорошо подготовиться. В поход мы пойдем пешком, чтобы вернуться в кочевья оглала на спинах лучших верховых лошадей индейцев кроу… Надо разбудить белого друга и попрощаться с ним.

Дэйлмор уже некоторое время лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к разговору индейцев. Хотя его познания в языке сиу были весьма скудными, он смог понять, что задумал Ванбли Сапа. Уж слишком часто звучали слова: война, поход, лошади и кроу

– Так – так, – протянул он, когда индейцы встали с намерением разбудить его. – Наш юный герой, похоже, готов ринуться в бой с враждебным племенем.

– Ты стал понимать наш язык?! – удивился Хинакага Нто. – Это прекрасно! Ты увидишь, что тебе вскоре будет приятно произносить слова на лакота. Это мягкий язык. – Он поставил сына впереди себя. – Да, Ванбли Сапа отправляется в военный поход, и Хинакага Нто, его отец, одобрил это намерение.

Потом индеец рассказал сержанту о том, как Ванбли Сапа повстречался с охотничьим отрядом оглала и что из этого получилось. Дэйлмор отметил, что чистый случай толкнул юношу принять участие в военном походе Желтой Лошади, но на то он и стал воином, чтобы участвовать в подобных делах взрослых мужчин. И, кроме добрых напутствий и пожеланий, он отдал Черному Орлу в поход свой винчестер с боеприпасами. Юноша был бесконечно ему за это благодарен. Не говоря уж о молодежи, редко какой опытный участник военного похода мог похвастать обладанием огнестрельного оружия белых.

Пожелав Дэйлмору скорого и полного выздоровления, Ванбли Сапа, однако, пообещал вернуться прежде, чем сержант будет готов покинуть отроги Черных Холмов. Выйдя с Хинакагой Нто из типи, юноша легко вспрыгнул на спину своего крапчатого жеребца с зажатым в левой руке винчестером.

Старый индеец поглядел на сына и сказал с воодушевлением:

– Х-ган, Ванбли Сапа, я горжусь тобой.

Ответ юноши прозвучал вместе с первым прыжком крапчатого:

– Хан-хан-хи, отец. Я люблю тебя.

С минуту раздавался стук копыт – он стих. Пять минут клубилась пыль – она осела, а Хинакага Нто еще долго продолжал стоять с комком в горле на заброшенной в горах месе и отрешенным взглядом смотрел на то место, где только что сидел на лошади его любимый и единственный сын. Тревожно ли ему было за судьбу сына? Несомненно. Сожалел ли он о случившемся? Никогда! Так было угодно Вакантанке, великому и недоступному Правителю жизни. Все в его власти.