Наутро сержант проснулся с блаженной улыбкой на губах. Он видел прекрасные цветные сны, в которых главным действующим лицом была Леонора. Он бесконечно признавался ей в любви, а она не только не отвергала ее, но и с каждым признанием запечатлевала на его устах нежный поцелуй. Все увиденное во сне так отчетливо встало перед его глазами, что у Дэйлмора заныло сердце от невыразимой тоски: милые цветные сны мало вязались с той жестокой действительностью, в которой он вынужден находиться по милости Фрейзера…
Несомненно, этот подлец уже рассказал Леоноре историю гибели первого сержанта, думал Дэйлмор. Как она отнесется к его рассказу? Поверит ли? Скорее всего, да. Ведь вероломный южанин не пожалеет «достоверных» красок в описании его гибели, если сам не прочь сблизиться с Леонорой… Дэйлмор заскрипел зубами при мысли о том, что подлец сейчас увивается вокруг девушки.
– Что беспокоит моего друга? – спросил Хинакага Нто. Он сидел у очага, готовя завтрак.
Дэйлмор долго смотрел в дымовое отверстие, заложив руки за голову. Потом сказал с печалью в голосе:
– Ты помнишь светловолосую девушку в салуне Кинли?
– Да, очень красивая белая девушка.
– Я люблю ее.
– Так в чем же дело?.. Ты вернешься в город и сделаешь ее своей скво.
Улыбка Дэйлмора после слов простодушного индейца больше походила на гримасу.
– Как может мертвец завести себе скво, Хинакага?.. Тот белый негодяй, который оставил меня в Черных Холмах, наверное, уже всем раструбил о моей смерти… И ему тоже нравится эта девушка.
– Убей его, Тэ-ви-то! Он должен умереть. А светловолосая, может быть, и поверит ему, но ты вернешься прежде, чем она перестанет печалиться по тебе. – Индеец на мгновение умолк и добавил тихо:
– Если, конечно, она хотела быть твоей скво.
Тяжело вздохнув, Дэйлмор через секунду присел на лежанку со сжатыми кулаками.
– В любом случае он мне заплатит за все! Я жажду встречи с ним никак не меньше, чем с Леонорой. – Сердитое выражение его лица смягчилось, едва он произнес вслух имя любимой девушки. – О, Леонора!.. Кажется, она хотела стать моей скво… Ну, да хватит об этом! – Он энергично взмахнул рукой. – Переживаниями сыт не будешь.
Покончив с завтраком, Дэйлмор самолично ощипал одну из подбитых индейцем куропаток, разрезал ее на части и уложил в кожаный мешочек, кроме одного небольшого кусочка. Этого кусочка должно было хватить для того, чтобы у сокола разыгрался здоровый аппетит. С постоянным чувством голода, говорил индеец, хищник смелее будет возвращаться на руку за очередной подкормкой. Когда сокол расправился с предложенным мясом, Хинакага Нто натянул на правую руку рукавицу, к которой были привязаны ремни, и, усадив его на нее, вышел наружу. Дэйлмор выбрался следом.
Утреннее майское солнце уже жарило так, что им пришлось поменять место тренировки. Благодатную тень они нашли за палаткой на маленькой опушке, окаймленной елями и соснами.
Сначала с соколом занимался индеец. И весьма успешно. Затем, когда в кожаной сумке осталось полтушки, за дело взялся сержант. Сидя на земле с рукавицей на правой руке, он раз за разом отпускал сокола, и тот также признал в нем хозяина, смело возвращаясь на место за подкормкой, пока не склевал ее до последнего кусочка.
– Уоште! – радовался индеец. – Хорошо! Сейчас скормим Глешке последнюю куропатку, и я пойду на охоту. А завтра из крыльев и хвоста куропатки смастерим летающую на ремне приманку. Пора уже Глешке показать, на что он способен в воздухе.
С этими словами индеец отправился в палатку за куропаткой. Дэйлмор остался на опушке, завороженно рассматривая красавца-сокола, тщательно чистившего на рукавице свои когти и клюв. И было на что любоваться! Гордая посадка головы, благородный взгляд красивых темных глаз, загнутый клюв, белоснежная в черных крапинках грудь, изумительный крапчатый рисунок на спине, хвосте и крыльях, резкий изгиб грозных когтей – все это не могло оставить равнодушным разбирающегося в красоте человека.
Дэйлмор все еще был поглощен созерцанием хищной птицы, как вдруг со стороны открытой площадки, где стояла палатка, раздались многочисленные людские голоса и звон какого-то железа. От неожиданности и страха у него моментально пересохло в горле. Предчувствие беды нарастало, как несущийся вниз по склону снежный ком. Осознав, что громкие голоса срывались с уст индейцев, сержант приник к земле с грохочущим в груди сердцем. Появление в этих местах каких бы то ни было краснокожих не сулило ему ничего хорошего. Любой тетон, будь он оглала или брюле, с большой охотой раскроит ему череп, если Голубая Сова не сумеет спасти его.
Дэйлмор сглотнул слюну и, таща за собой на коротком ремне сокола, быстро пополз к большой голубой ели, росшей вблизи палатки. Оставаясь под ее мохнатыми нижними ветвями совершенно незаметным, он мог видеть все, что происходило на открытой месе.
А происходило там нечто более страшное, чем предполагал сержант, и когда до него дошло это, он не смог сдержать приглушенного стона: внезапно нагрянувшие индейцы несли беду не только ему, Дэйлмору, но и Хинакаге Нто, ибо это был военный отряд враждебного тетонам племени.
Сержант с ужасом наблюдал, как с Голубой Совы сорвали кожаную куртку и потащили его к огромному стволу раскидистого векового дуба. Вся толпа индейцев – их было человек двадцать – обступила дерево полукругом, издавая злобные угрозы и проклятия. Некоторые размахивали скальпирующими ножами в считанных дюймах от лица пленника. Высоко подняв голову и устремив взгляд вдаль, Хинакага Нто, казалось, не обращал никакого внимания на то, что творилось вокруг. На его спокойном лице нельзя было уловить и тени страха или растерянности. Это была яркая демонстрация индейской выдержки, о которой ходило столько легенд на Диком Западе. Тут же по знаку вождя военного отряда пленнику связали руки спереди одним концом лассо, а другой конец был брошен взобравшемуся на дуб воину. Тот сильно натянул лассо и укрепил узлом на нижнем толстом суку так, что Хинакага Нто едва мог касаться земли носками мокасинов. Вождь враждебных индейцев, высокий гибкий человек с надменным выражением лица прирожденного лидера, медленно подошел к пленному тетону и, глядя ему прямо в глаза и не произнося ни слова, вытащил из ножен тонкий нож для скальпирования. Дэйлмор затаил дыхание. Толпа краснокожих притихла. Слышалось лишь постукивание копыт их разбредшихся по зеленому лугу верховых лошадей.
По-прежнему храня молчание, вождь приставил к шее Хинакаги Нто острие ножа. Помедлил, нагнетая жуткую атмосферу, а затем резким движением сверху вниз прочертил ножом на теле тетона длинную кровавую полосу.
– Это только начало, – произнес вождь на хорошем лакота, глядя, как тонкий и неглубокий порез сочится алой кровью.
Охваченный страхом за судьбу своего друга, Дэйлмор слишком хорошо сознавал, что никакое чудо не поможет сорвать готовящийся кровавый спектакль. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы убедиться в том, что Хинакага Нто попал в руки злейших врагов тетонов. А кто на границе не знал, какие испытания проходят пленники враждующих сторон! Кстати, к какому племени принадлежат эти головорезы? Взгляд Дэйлмора заскользил по одежде и прическам индейцев. За два года службы в форте ему приходилось встречать множество разноплеменных краснокожих, и в последнее время он уже не прибегал к услугам опытных следопытов, таких как Тобакко Брэйди, чтобы узнать, из какого племени тот или другой абориген. Любых тетонов, шайенов, арапахо, шошонов, пауни он распознавал сразу и безошибочно, стоило ему только взглянуть на куртку, легины и мокасины. Но сейчас, завершив беглый осмотр, сержант остался ни с чем. Он никогда раньше не видел этих индейцев. Хотя одно обстоятельство не могло не поразить его: строго геометрические бисерные украшения и рисунки на их одежде и мокасинах странным образом напоминали те, что были в ходу у всех тетонов.
Между тем это обстоятельство лишь добавило вопросов обескураженному сержанту. В конце концов ему осталось только смотреть и слушать, благо что вождь враждебных индейцев говорил на лакота
– Это только начало, – с издевкой повторил вождь, поигрывая острым лезвием. – Однако Ястребиный Клюв бывает иногда милосердным даже с ненавистными оглала. Если, конечно, они проглатывают свою гордость и слушают его.
Хинакага Нто, уже затянувший скорбную Песню Смерти, умолк и перевел взгляд с вершин Черных Холмов на лицо врага.
– Ястребиный Клюв, – спокойно сказал он, – ты никакими пытками не заставишь Голубую Сову проглотить его гордость. Ни ты, ни твои грязные соплеменники. Когда-то накота были нашими братьями, но теперь они хуже ядовитых гремучек, а эти пресмыкающиеся никогда не оказывают милосердия и себе подобным.
Слово «накота» ничего не говорило сержанту. Он не помнил, чтобы такие индейцы жили в прериях.
Лицо Ястребиного Клюва стало заметно темнеть. Он тяжело переводил дыхание, исподлобья буравя взглядом пленника. Затем вооруженная ножом рука взметнулась вверх. Дэйлмор резко закрыл глаза, ожидая самого худшего. Послышался глухой удар, и он открыл их. Использовав рукоятку ножа, Ястребиный Клюв пробил голову Хинакаги Нто, и тот тут же потерял сознание. Сначала нелицеприятное сравнение с пресмыкающимся, а потом вид и запах крови, наверное, взбесили, привели в ярость Ястребиного Клюва. Он терял выдержку прямо на глазах, и если бы ему ничего не надо было от пленника, то последний уже сейчас остался бы висеть с перерезанным горлом. Взяв себя в руки, Ястребиный Клюв повернулся к своим людям и отдал им какое-то приказание. Индейцы засуетились. Одни носили хворост, другие разжигали костер, остальные просто стояли и наблюдали, как двое из их числа, ловко орудуя длинными ножами, быстро принялись за разделку туши антилопы, которую они привезли с собой.