Длинный нож из форта Кинли

Глава 4

Дэйлмор проснулся от настойчивого стука в дверь. Он открыл глаза и, обведя взглядом номер гостиницы, присел на кровати. Затем неохотно встал на ноги.

– Одну минуту! – бросил он, одеваясь в армейскую форму. Окно его номера выходило на Мэйн-стрит, и из открытой форточки до него доносились гул большой толпы и крики. Пристегнув ремень с кобурой, где находился шестизарядный кольт, сержант подошел к окну. Перед ним открылась следующая картина: в окружении недовольной массы жителей Кинли стоял индеец, которого держали за руки два человека.

Прямо против него с угрожающим выражением лица жестикулировал Пол Гаррисон, то и дело оборачивающийся к стоявшему позади помощнику шерифа.

«Ха! Похоже, краснокожего обвинили в конокрадстве», – подумал Дэйлмор и тут же вспомнил слова Дастона о том, что кому-то не поздоровится сегодня утром.

– Оказывается, вот что он имел в виду, – произнес он вслух, подходя к двери и отпирая ее.

В номер вошел Брэйди, его челюсти занимались обычным делом.

– Что там за суета перед салуном, Тобакко?..

– Собираются вздернуть тетона, – ответил следопыт.

– За что?

– Украли лошадей у Гаррисона. Думают, что это – он.

– Почему?.. Что говорят?

– Говорят, что краснокожие – воры, ублюдки, которых надо вешать. Какое к черту перемирие, когда у уважаемого мистера Гаррисона украли прекрасных скакунов!.. Такие слышатся слова.

– Но почему обвинили краснокожего?

– Главная улика в том, что его захудалая лошадка стоит в конюшне вся в пыли и пене. Считают, что он ночью оглушил двух часовых, вывел из конюшни лошадей и, прихватив с собой этих двух ребят, погнал табун на север, где его ждали другие индейцы. В десяти милях от Кинли есть лошадиные следы без отметин подков.

– Да, может, они трехмесячной давности! – не выдержал Дэйлмор.

– Так и есть, Дэйв, – улыбнулся следопыт. – Вместе с Донахью и кучей других жителей Кинли я был за городком. Этим следам давно срок давности вышел, но кому это надо знать, когда обвиняют краснокожего.

– А часовые? – спросил Дэйлмор. – Что с ними?

– Мы их встретили по пути. Говорят, что они ничего не поняли. Перед рассветом их отпустили со связанными руками и завязанными глазами.

– И что, они стали глухими? Разве они не услышали никаких разговоров?

– Ребята говорят, что слышался только стук копыт. Их сбросили с лошадей и отпустили с миром без всяких напутствий.

Дэйлмор прошелся по комнате и вплотную подошел к Брэйди.

– И ты всему этому веришь, Тобакко?

Старик посмотрел в глаза сержанту и медленно покачал головой.

– Сынок, моя профессия – читать следы. По ним я понял, что конокрадов было пятеро. Кто эти молодцы, я не знаю, во всяком случае, не индейцы. Их верховые лошади оставили следы от подков.

Дэйлмор снова поглядел в окно. Он заметил, что недовольство толпы росло.

– А что сказал Голубая Сова?

– Его выволокли из номера на улицу и обвинили в краже лошадей. Индеец говорит, что ничего не крал. Но кто ему поверит? Он обречен… Кстати, я пришел к тебе по его просьбе.

– Что ему от меня надо? – нахмурился Дэйлмор.

– Индеец сказал мне только вот что: «Сходи к сержанту». Зачем, спрашиваю. А он опять: «Сходи к сержанту».

Дэйлмор присел на кровать и задумался. Попавший в беду индеец просит, чтобы он сказал людям правду. Только они вдвоем знали, что произошло. Но он не выйдет на улицу и не поможет свершиться правосудию. К чему? Ведь судили какого-то грязного краснокожего! Нет, он не пошевелит и пальцем, чтобы спасти тетона, который, может быть, и выпустил ту смертоносную пулю в его лучшего друга у Френчмен Крика.

Брэйди прочистил горло и произнес:

– Ты знаешь, Дэйви, я сказал индейцу, что ты ему ничем не поможешь, скорее, затянешь на его шее петлю. Он спросил, почему высокий солдат с нашивками на рукавах хотел его вчера ударить. Я откровенно признался, что в смерти Фрэнка повинен клан Убийцы Пауни, к которому он и принадлежит.

– И что же индеец? – спросил Дэйлмор с интересом.

– Он просто сказал, что была война, что в этой войне погибли его старший сын и брат… Мне кажется, врет краснокожий, чтобы разжалобить твое сердце.

Старик умолк и внимательно посмотрел на сержанта, затем сказал:

– Что-то я никак не могу взять в толк, зачем ты ему потребовался. Краснокожий хочет видеть перед смертью Длинного Ножа!

Дэйлмор ничего не ответил. Он встал и направился к двери.

– Пойдем, старина. Посмотрим, что там происходит.

Они спустились в салун и вышли на веранду. Собравшиеся у салуна горожане выкрикивали проклятия в адрес индейца, их лица были перекошены от злобы. Дэйлмор почти не видел здесь добродушно настроенных людей. Особо неистовствовал сам горе-лошадник. Тыча в грудь невозмутимому индейцу пухлым кулаком, он кричал своим тоненьким голоском:

– Я не уеду из города, пока не увижу этого ублюдка на виселице. Какие были лошадки!.. А, граждане Кинли? Вы видели моих скакунов?.. И этот проклятый грязный язычник угнал их своим таким же грязным соплеменникам, чтобы те ездили на них и убивали ни в чем не повинных белых людей на границе.

– Успокойтесь, мистер Гаррисон, – увещевал его Донахью. – Вот сейчас придет Брэйди, и я в последний раз спрошу у дикаря, как он ухитрился своровать лошадей, и кто ему помогал в этом.

– Вон он, Брэйди, вместе с сержантом, – крикнули из толпы.

Помощник шерифа пальцем поманил к себе старика.

– Иди сюда, Тобакко. Спроси еще раз у дикаря, как он провернул это дело.

Голубая Сова не слушал следопыта. С бесстрастным выражением лица он смотрел на Дэйлмора. Их взгляды встретились. В глазах краснокожего не было ни страха, ни беспокойства, лишь затаенная печаль. Сержант повертел головой и увидел в дальнем конце веранды индианку. Она стояла, прислонившись к стене, и тихо пела заунывную индейскую Песню Скорби.

– Та-а-к, значит, краснокожий нам ничего не скажет, – произнес Донахью, почесывая подбородок. – И что он хотел от Дэйлмора, Брэйди?

Следопыт перевел. Индеец по-прежнему молчал, уставив неподвижный взгляд на сержанта.

– Хватит! – не выдержал Донахью. – Тащите сюда веревку, черт побери!

Толпа заволновалась. Кто-то принес лассо. Из-за угла салуна выкатили деревянную бочку и поставили ее вверх днищем прямо под железным крюком, на котором красовалась вывеска: салун «Подкова». Через секунду с него свисала крепкая широкая петля.

Сержант услышал за спиной негромкий вскрик. Он повернулся и увидел Леонору, которая выглядела и сонной, и напуганной необычным столпотворением.

– Беднягу повесят, Дэвид? – спросила она.

– Вам здесь не место, Леонора. Идите к себе.

– Я не могу и не хочу смотреть на такое зрелище, – нервно сказала она, скрывшись в сумраке салуна.

Индейцу связали руки и затащили его на бочку. К ней подъехал какой-то всадник и, встав на круп лошади, затянул петлю на шее краснокожего. Сержант, увидев профиль всадника, удивился. Это был один из четверых компаньонов Неда Дастона. «Так вот кто прокатился на лошадке индейца! – дошло до него. – Как ему не терпится вздернуть индейского бедолагу!»

Толпа, затаив дыхание, смотрела на помощника шерифа. Медленно подняв правую руку выше головы, он резко опустил ее вниз.

– Давайте!

Несколько человек бросились к деревянной бочке.

– Стойте!

Резкий окрик сержанта Дэйлмора охладил их пыл и они застыли как вкопанные. Все-таки человеческие качества сержанта взяли верх над его желанием мстить краснокожим. Хоть и в последнюю секунду, но он предотвратил гибель человека. Он сделал свой выбор.

– Что такое?..

– В чем задержка?..

– Кончайте с индейцем!..

Люди в недоумении переглядывались между собой, хмурили брови, поджимали губы.

– В чем дело, сержант? – спросил Донахью, жестом призывая собравшихся к спокойствию.

– Я сейчас все объясню, – сказал Дэйлмор. – Только для начала снимите петлю с индейца и поставьте его на землю.

Донахью неохотно отдал приказ снять индейца с бочки.

Дэйлмор не заметил, как дружок Неда Дастона отъехал на лошади к углу салуна и внимательно стал наблюдать за происходящим.

– Вчера вечером, – начал Дэйлмор, – когда салун опустел, я вышел на веранду, чтобы покурить и побыть на свежем воздухе. Услышав со стороны конюшни какие-то непонятные звуки, я решил спуститься с веранды и узнать, в чем дело

Пятеро известных всему городку джентльменов, оказывается, оглушили часовых, взломали конюшню и вывели лошадей мистера Гаррисона на свободу. Один из них подошел ко мне и приставил револьвер к моей груди. Он сказал, чтобы я помалкивал. Добавил, что уважаемый помощник шерифа пьян и ничего не сможет предпринять.

– Кто это был? – прорычал Донахью, стукнув кулаком по бедру.

– Вспомните вчерашний вечер, Стив…

Прозвучавший как гром среди ясного неба револьверный выстрел прервал речь Дэйлмора на полуслове. Толпа шарахнулась в испуге по сторонам. Взметнувшаяся на дыбы лошадь сбросила со своей спины дружка Неда Дастона в уличную пыль. С окровавленной головой, без шляпы, он остался лежать на земле. Стив Донахью бросился к нему и наклонился.

– Он мертв, – спустя секунду объявил он, выпрямляясь. – Кто это сделал?

– Это я, шериф, – голос раздался откуда-то сверху.

Донахью поднял голову и увидел в открытом окне второго этажа салуна красивое лицо Дикого Билла Хикока.

– Убитый мной парень вытащил револьвер и метил им в сторону веранды, – сказал Хикок. – Видно, ему не понравилась речь сержанта Дэйлмора. Я, конечно, был спросонья, но сумел просверлить дырку в голове этого типа.

Дэйлмор выскочил на улицу и, сняв шляпу, помахал ганфайтеру.

– Спасибо, Билл! – крикнул он. – Благодаря тебе я пока на ногах.

– Благодари бога, что я проснулся от твоего громкого: «Стойте!»

– Шериф! – обратился Хикок к Донахью. – Вы бы посмотрели на правую руку убитого. Она еще сжимает пятизарядный кольт. Я к тому, что уложил его по справедливости.

– Ладно, ладно Билл, – кивнул Донахью и забрал из руки мертвеца револьвер. – Ты поступил правильно. Нельзя метить в безоружного исподтишка. – Он поднял глаза на сержанта. – Значит, это был Дастон со своими ребятами?

– Именно так, Донахью, – подтвердил Дэйлмор.

– Этот подлец еще пожалеет, что оставил меня в дураках, – раздраженно буркнул Донахью.

– Вряд ли когда-нибудь он здесь покажется.

Засунув револьвер убитого себе за пояс, помощник шерифа недоуменно пожал плечами.

– Зачем Кертон остался в Кинли?.. Не понимаю.

Он смотрел на убитого парня, покачивая головой.

– Это он запалил индейскую лошадку, – сказал Дэйлмор. – Ему бы утром исчезнуть из Кинли, но он, видимо, оказался слишком любопытным. Даже собственноручно пытался затянуть петлю на шее индейца, чтобы потом похвастать перед Дастоном. Я еще вчера днем понял, что Дастон положил глаз на лошадей Гаррисона. А когда появились индейцы и вы, Стив, у него уже был выработан план похищения.

К помощнику шерифа подошел высокий худой человек в белом фартуке и сказал:

– Том Кертон приехал вчера вечером ко мне в салун. Сразу оплатил за ночлег и за место для своей лошади в конюшне. Я заметил, как он около полуночи вышел из салуна. Вернулся же только рано утром.

– Хорошо, Дуглас. – Донахью похлопал по плечу хозяина дешевого салуна. – Картина ясна… Ну, господа, – обратился он к жителям Кинли, – Представления не будет. Очистите улицу и отправляйтесь по своим делам.

Собравшиеся нехотя разбредались по сторонам, некоторые поглядывали на висевшую петлю и на индейца, которому помощник шерифа развязывал руки.

Когда улица опустела, Дэйлмор крикнул стоявшему на веранде Смайли:

– Готовь выпивку и закуску, Тони. Все – за мой счет. Грех не выпить за счастливое избавление от смерти! – Он обнял коротышку Гаррисона за плечи.

– Идем, Пол. Тебе грех не выпить с горя.

– Да уж, – расстроенно пропищал лошадник. – Только и остается, что напиться.

Помощник шерифа тронул руку Дэйлмора.

– Мне нужно сдать покойника в похоронное бюро Крэгга, – сказал он, переминаясь с ноги на ногу. – Я… э-э… Ты мне оставь стаканчик-другой, Дэвид. Понимаешь, голова трещит после вчерашнего, а тут еще эти чертовы лошади. – Он вытер рукавом пот со лба.

– О чем вы говорите, Стив, – понимающе улыбнулся Дэйлмор. – Возвращайтесь в «Подкову».

На веранде Дэйлмора поджидала Леонора Смайли. Девушка выглядела взволнованной, румянец на ее щеках горел пуще прежнего. Она порывисто шагнула навстречу Дэйлмору.

– Дэвид, ведь тебя могли убить! – проговорила она чуть дрожащим голосом. Дэйлмор отметил, что она впервые сказала ему «ты». Внезапно его охватил прилив нежности к девушке. Они стояли почти рядом, и он привлек ее к себе. Она не сопротивлялась, когда он наклонил голову и коснулся губами ее губ.

– Все обошлось, Леонора, – сказал он, гладя ее шелковистые волосы.

– О, это так ужасно, – промолвила девушка.

Из помещения ее окликнул Тони Смайли: – Леонора, ступай на кухню и приготовь закуску.

Она отстранилась от Дэйлмора и, бросив на него теплый взгляд, быстро скрылась в салуне.

Дэйлмор продолжал стоять на веранде с гулко стучащим сердцем. На его губах играла счастливая улыбка.

– Посторонитесь, молодой человек, – старческий надтреснутый голос раздался за спиной сержанта, заставив его повернуться. На пороге стоял маленький седовласый человек в пенсне с большим саквояжем в руке. Дэйлмор узнал доктора Харнскотта.

– Проходите, док, – произнес он, давая ему дорогу. – Вас ждут необычные пациенты.

– Кто такие? – поинтересовался доктор.

– Индейцы из племени оглала.

– О господи! – изумился старик. – Что им здесь нужно?

– Индеец по имени Голубая Сова привез сюда свою скво. Она больна.

Доктор пожал плечами и философски заметил:

– Ну что ж, индейцы так индейцы.

Вдвоем они зашли в салун. Дэйлмор попросил Брэйди сопроводить индейцев в номер Харнскотта и при осмотре индианки побыть переводчиком. Голубая Сова, прежде чем подняться на второй этаж, подошел к сержанту. Его черные острые глаза излучали признательность.

– Хинакага Нто не забудет, – с заметным акцентом произнес он.

– О'кей, краснокожий. Я помог тебе, и дело с концом. Веди свою скво к белому шаману.

Индеец протянул ему правую руку. Дэйлмор колебался секунду, затем все же пожал ее.

– Ну, ступай, ступай, – Дейлмор проводил его взглядом и присел к столу, за которым сидели Хикок и Гаррисон. Поблагодарив еще раз стрелка и поделившись с ним последними событиями, он утешил Гаррисона:

– Не переживай, Пол. Ты не стал богаче, зато приобрел опыт

Маленькие глазки лошадника печально уставились в одну точку.

– Нет, Дэйлмор. Мне ни к чему этот опыт. Ноги моей больше не будет на Западе.

И Хикок, и сержант рассмеялись

– Вот так крушатся надежды, – сказал, улыбаясь, Хикок.

Подручный Смайли принес на стол стаканы с виски и закуску. Через полчаса по лестнице спустились индейцы со следопытом. Индейцы вышли на улицу, а следопыт пополнил компанию за столом.

– Что там с индианкой, Тобакко? – спросил Дэйлмор.

Старик покачал головой.

– Плохо дело. Туберкулез. Харнскотт сказал, что не протянет и двух-трех месяцев.

– Понятно, – вздохнул сержант. – Это было видно по ее изможденному лицу.

В салун вошел запыхавшийся помощник шерифа.

– Дэйлмор, по-моему, краснокожий просит тебя на выход.

– Пойдем, Тобакко, – позвал следопыта сержант. – Наверное, Голубая Сова хочет сказать мне что-то напоследок.

Они вышли на веранду. Индейцы сидели на своих маленьких лошадках прямо перед входом в салун.

– Милла ханска кола Хинакага Нто, – быстро Проговорил индеец на своем певучем языке. – Войенихан!.. Х-ган! Оглала купело Паха Сапа… Аке уанчинйанкин ктело.

Не успел Дэйлмор попросить Брэйди перевести это, как Голубая Сова снял со своей шеи амулет и бросил его сержанту со словами:

– Хинакага уакан… Охан!

Индейцы пришпорили лошадок, и они понесли их по главной улице Кинли на запад, поднимая облака густой пыли.

– Что он сказал, Брэйди? – спросил Дэйлмор, наблюдая за удалявшимися всадниками.

– Он сказал, что Длинный Нож – друг Голубой Совы, что уважает и гордится тобой… сказал, что оглала направляются в Черные холмы. Индеец прощается и надеется увидеться с тобой снова.

– Хм-м, добрые слова.

– Еще он сказал, чтобы ты носил этот амулет священной совы, которая приносит счастье.

Дэйлмор разжал кулак. На его ладони лежала индейская поделка, искусно вырезанная из дерева голова совы на тонком замшевом шнурке. Талантливый мастер приложил немало усилий, чтобы вышло это произведение индейского искусства. Перышко к перышку, и ослепительное сияние невидящих глаз: вместо глаз светились две крупинки чистейшего золота.

– Стоящая вещица, даже если отбросить то, что она священна, – заметил Брэйди, пожевывая табачную жвачку.

– Согласен, – сказал Дэйлмор. – Мне она нравится… Ну что, старина, у нас было беспокойное утро. – Он повесил амулет на шею и добавил с улыбкой:

– И пусть золотые глаза священной совы оградят нас от подобных переделок в будущем.