Для тебя, Ленинград!

Третья военная навигация

Зимой 1942/43 года главной задачей флотилии снова был своевременный и высококачественный ремонт кораблей и судов. Трудностей было меньше, чем в прошлом году: и опыт кое-какой накопился, и техническая база стала лучше, а главное — удалось более организованно подготовиться к зиме. Все мелкие суда и корабли, включая катера, мы еще до ледостава подняли на стенку или вытащили на берег. Да и крупные корабли, хотя они и плавали до последней возможности, ни один не оставили зимовать во льдах. Прибавилось у нас мастерских. Одну открыли в поселке Морье. Пусть в неприспособленном, но большом каменном здании, теплом и достаточно светлом. Установили здесь необходимые станки. Новоладожские судоремонтные мастерские развернули свой филиал в деревне Подол вверх по реке Волхов. По сравнению с Новой Ладогой место было сравнительно тихое, вражеская авиация заглядывала сюда редко.

Бездействующий зимой шлюз Староладожского канала превратили в своеобразный сухой док: в него вводили суда, а затем воду выкачивали, и они оказывались на суше. Идея эта исходила от путейцев Приладожского технического участка В. Н. Шурпицкого и Н. Г. Горина. Ее горячо поддержали флагманский инженер-механик нашего отряда транспортов З. Г. Русаков и заместитель начальника технического отделения Н. Н. Шерман. Необходимые работы произвела инженерная служба флотилии под руководством военного инженера 3 ранга В. С. Мельницкого. И теперь небольшие корабли и суда проходили здесь ремонт корпусов, дейдвудных труб, смену винтов.

Как и в прошлом году, главными энтузиастами на ремонте были наши инженер-механики, особенно флагманский механик флотилии инженер-капитан 2 ранга П. С. Касьянчук, флагманский механик охраны водного района инженер-капитан 3 ранга И. И. Карнаух, инженер-механик отряда тендеров инженер-капитан-лейтенант С. И. Стеблянко.

Хорошо помогал нам технический отдел флота, возглавлявшийся в это время инженер-капитаном 1 ранга Николаем Николаевичем Кудиновым.

На кораблях широко развернулось социалистическое соревнование за темпы и качество ремонта. В те дни флотильская газета много писала о матросах В. Н. Григорьеве, А. Н. Соколове, В. Г. Прокофьеве, В. П. Котове, которые внесли ценные рационализаторские предложения и в полтора-два раза перевыполняли норму, о матросе А. В. Шустове, через чьи руки прошли десятки моторов катеров и тендеров, о главном старшине И. В. Панасюке, много труда вложившем в восстановление трофейной десантной баржи, которая вошла в строй наших кораблей под наименованием «ДБ-51».

Наряду с ремонтом шло и перевооружение кораблей. На канонерских лодках устанавливались орудия более крупных калибров, более дальнобойные и скорострельные, на многих других кораблях ставились новые зенитные автоматы. На канонерских лодках «Нора» и «Бурея» взамен снятых 76,2-миллиметровых установок, а на «Селемдже» взамен 100-миллиметровых орудий установили по две 130-миллиметровые пушки, зенитные средства пополнили двумя 37-миллиметровыми автоматами. На канлодке «Бира» ее две «сотки» переставили на новые, более надежные фундаменты, добавили третью. На всех канонерских лодках появились новые приборы управления стрельбой, были переоборудованы артиллерийские погреба и системы подачи боеприпасов к орудиям. Перевооружение кораблей усиливало их огневую мощь, что очень важно при выполнении основной задачи канонерских лодок — стрельбы по берегу. Работами по перевооружению кораблей непосредственно руководили флагманский артиллерист флотилии капитан 2 ранга Г. Н. Слизкой, дивизионный артиллерист канонерских лодок Н. И. Яркий и начальник артиллерийских мастерских Н. И. Новиков. Неоценимую помощь оказали нам наши верные друзья — рабочие Балтийского завода имени Серго Орджоникидзе во главе с инженером А. М. Косачом.

Корабли были усилены и средствами связи, на многих из них установили более совершенные радиостанции. Хватало хлопот и со старыми рациями. Начальник радиомастерских лейтенант Валериан Осипов и его подчиненные работали без отдыха, пока не привели в порядок всю радиоаппаратуру, что было непросто, если учесть постоянную нехватку запасных частей.

Значительно облегчила зимний судоремонт щедрость энергетиков. ВолховГЭС выделила нам дополнительно электроэнергию. Это позволило отказаться от многих прожорливых и ненадежных движков, которыми мы раньше пользовались.

Одним словом, в эту зиму ремонт не выматывал моряков, как в прошлом году. У нас оставалось время для учебы, для налаживания всей боевой службы.

Мы смогли значительно больше внимания уделить тактической и оперативной подготовке офицеров, изучению боевого опыта, анализу наших успехов и промахов. Детально рассмотрели вопросы взаимодействия — в масштабе соединений, разнородных тактических групп, флотилии в целом, а также взаимодействия ее сил с войсками приозерных армий и военно-воздушными силами флота. С учетом накопленного опыта заново проверили, как укреплены наши военно-морские базы Новая Ладога и Осиновец, делая упор на противодесантную оборону побережья.

Между прочим, этой зимой мы применили новшество — при охране водного района главной базы сформировали аэросанную роту. В нее входило шесть боевых и трое транспортных аэросаней. Они успешно несли подвижный дозор на льду, перебрасывали бойцов для усиления отдельных пунктов обороны. Кроме того, аэросани часто использовались для высадки разведчиков на берегу, занятом противником. Применение аэросаней полностью себя оправдало.

В 1943 году весна началась рано. В конце марта рейд Осиновца уже очистился ото льда. На кораблях подняли пары.

30 марта прекратила действовать ледовая трасса. А еще раньше — 26 марта — канонерская лодка «Шексна» под командованием старшего лейтенанта И. Т. Евдокимова взяла курс на Кобону. И хотя трудный был рейс — у Кобоны путь пришлось прокладывать взрывчаткой, — но «Шексна» прошла. 28 марта сквозь льды на чистую воду пробилась канонерская лодка «Бира». Перед ней стояла задача опробовать после ремонта механизмы, отстрелять новые пушки и проверить артиллерийские прибюры. Вслед за ней 31 марта выбралась на чистую воду «Бурея».

А 4 апреля в Осиновец была доставлена первая баржа с грузом. Ранняя весна не застала нас врасплох.

Командование флотилии обратилось с призывом ко всему личному составу флотилии и пароходства. «Блокада Ленинграда прорвана, — говорилось в этом обращении, — но не снята. Родина снова возлагает на нас почетную, ответственную и благородную задачу — снабжение Ленинграда, фронта и флота всем необходимым для борьбы. Образцово проведем кампанию 1943 года! Поможем Красной Армии и Краснознаменному Балтийскому флоту разгромить врага под Ленинградом!»

Первые дни кораблям и судам приходилось плавать в довольно тяжелых условиях — на озере происходило сжатие и торошение льдов. В это время усилила активность вражеская авиация. Усложняло положение и отсутствие навигационного ограждения — пока лед не сошел, его не поставишь. Выручал опыт, приобретенный за трудные военные навигации. Командиры кораблей и капитаны судов прекрасно изучили район плавания и привыкли к самым сложным условиям.

А испытания начались сразу же. 3 апреля два вражеских бомбардировщика атаковали транспорт «Чапаев», совершавший переход по малой трассе. Лед затруднял маневрирование. Командир транспорта старший лейтенант И. В. Дудников в рупор крикнул артиллеристам:

— Все зависит от вас!

И те старались изо всех сил. Своими сорокапятками они помешали прицельному бомбометанию. Сброшенные «юнкерсами» бомбы взорвались на льду. Осколками ранило пять человек из верхней команды, корабль получил десятки пробоин, но благополучно дошел в Кобону. После этого случая мы перестали выпускать в озеро одиночные транспорты без прикрытия с воздуха.

В апреле и мае над малой трассой неоднократно разыгрывались воздушные бои. В ночь на 28 мая летчик-истребитель Александр Андреевич Трошин, прикрывая суда, сбил два вражеских самолета. Я поспешил к нашим крылатым друзьям и прямо на аэродроме вручил отважному летчику орден Красного Знамени.

В апреле решением Наркома ВМФ дивизионы канлодок были расформированы, и корабли объединялись в отдельный отряд канонерских лодок в составе «Шексны», «Виры», «Бурей», «Норы», «Селемджи» и «Лахты». Командиром отряда назначили Николая Юрьевича Озаровского. К сожалению, в июле мы расстались с ним в связи с переводом его на работу в Москву. Его должность занял капитан 1 ранга Владимир Нестерович Лежава. Это был старый моряк — на флот он пришел еще в 1921 году. По национальности грузин, вырос в Кутаиси. Вот тогда, еще юношами, мы с ним и познакомились. Владимир был немного старше меня, исключительно подвижный, задорный. Своей кипучей энергией он заражал окружающих.

Заместителем командира отряда по политической части был назначен капитан-лейтенант Василий Георгиевич Яковлев. Еще в конце 1942 года политработники получили командные звания, а в марте 1943 года на плечах у всех нас появились погоны. И к тому и к другому моряки привыкли быстро.

Яковлев успел уже показать себя отличным политработником. С первых дней войны он служил на канонерской лодке «Селемджа». Человек это разносторонний: дипломированный судомеханик, инженер-машиностроитель, а перед самой войной окончил Военно-политическую академию. Образованный, думающий, он легко находил дорогу к сердцам людей.

Когда Яковлев представился мне в связи с назначением на новую должность, я ему сказал:

— Василий Георгиевич, командиром отряда к вам назначается Владимир Нестерович Лежава. Это боевой офицер. Он горяч и вспыльчив, но головы не теряет, в бою рассудителен и находчив. Помогите ему.

— Я вас понял, — последовал ответ. — Все, что от меня зависит, постараюсь сделать.

И действительно, новый командир и его заместитель сработались прекрасно.

Военный совет Ленинградского фронта своим постановлением от 26 марта уточнил план перевозок по озеру. Он действительно был выше прошлогоднего. Для обеспечения необходимого маневра нам предлагалось использовать три линии коммуникаций: большую трассу Новая Ладога — Морье, малую Кобона — Осиновец и по Новоладожскому каналу Новая Ладога — Шлиссельбург.

Ранняя весна оказалась коварной. Погода на озере менялась внезапно. Тихо, спокойно, и вдруг поднимается треск и грохот, льдины громоздятся одна на другую.

Нам приказали срочно переправить на восточный берег войска. Сажаем сотни людей на канонерскую лодку «Шексна» и транспорт «Вилсанди» — корабли, испытанные в ледовых плаваниях. Последний вел новый командир капитан-лейтенант Георгий Апостолович Мавула. В качестве обеспечивающего с ним шел офицер штаба отряда транспортов старший лейтенант Б. А. Вайнер, имевший хорошую штурманскую подготовку и опыт плавания во льдах в прошлых навигациях. Вначале все получалось хорошо. «Шексиа» своим прочным корпусом разбивала лед, «Вилсанди» уверенно следовал за ней. И вдруг уже на подходе к Кобоне «Вилсанди» сжало льдом, как тисками. Команда пыталась скалывать лед, взрывать его толом — не помогло. Транспорт сжимало все сильнее, с левого борта на палубу громоздились льдины. Корпус корабля трещал. Появились трещины и разрывы, в них хлынула вода. Вырвало руль. Корабль на глазах сплющивался и медленно кренился на правый борт. Позже Вайнер рассказывал мне:

— Слышно было, как трещал корпус, стонали шпангоуты и созданное добавочное крепление. Корабль весь содрогался, а льды наступали.

«Шексна» пыталась развернуться и оказать помощь транспорту, но и ее затерло льдинами. Стало ясно, что «Вилсанди» — не спасти. Старшему из находившихся на борту транспорта 350 пехотинцев была объяснена обстановка и предложено вывести людей на лед. В сопровождении офицера и матросов с корабля они отправились в Кобону. Сняв ценные грузы и оборудование, сошел на лед и перешел на «Шексну» экипаж «Вилсанди». Последним покинул гибнущий корабль командир транспорта капитан-лейтенант И. И. Магула. И почти тотчас раздался оглушительный треск: громадная льдина продавила борт и втиснулась внутрь корабля. Транспорт стал быстро заполняться водой. Выравнивая крен, он погружался, пока не сел на грунт. Над водой виднелась лишь верхняя палуба.

Канонерская лодка «Шексна», дождавшись перемены ветра и отжима льдов, продолжала путь и благополучно подошла к причалам Кобоны. Резко изменившаяся гидрометеорологическая обстановка на озере явилась причиной гибели транспорта «Вилсанди».

Как правило, метеослужба не подводила нас. Ее прогнозы были довольно точными. Операторы, диспетчеры, командиры кораблей радовались голосу синоптика Голенищевой по радио: «Штормовое предупреждение отменяется!» и огорчались, когда тот же приятный голос оповещал об ухудшении погоды. На этот раз синоптики тоже предупреждали, что погода ненадежная. Но срочность задания вынудила идти на риск.

Потеря «Вилсанди» была для нас очень чувствительной. Это был наш самый крупный транспорт водоизмещением около 600 тонн. Правда, он был старый — постройки 1905 года, с очень слабым корпусом, и уж никак не приспособлен для плавания во льдах. Но на войне не приходится считаться с этим. К счастью, на «Вилсанди» никто из команды и пассажиров не пострадал. Да и сам корабль недолго пробыл на дне. 23 августа 1943 года аварийно-спасательный отряд флотилии под руководством его нового начальника капитана 3 ранга А. М. Субботина поднял транспорт. Моряки корабля, рабочие ремонтных мастерских под руководством технического отделения флотилии быстро его восстановили, и весной 1944 года «Вилсанди» снова поднял Военно-морской флаг. Много инициативы в ремонт корабля вложил флагманский механик отряда транспортов З. Г. Русаков.

Хуже получилось с тральщиком «ТЩ-126». Он погиб в Волховской губе. Погиб со всем личным составом и находившимся на борту командиром охраны водного района главной базы флотилии капитаном 3 ранга П. А. Куриатом (к этому времени он был кавалером уже двух орденов Красного Знамени). На нем же погиб и флагманский минер флотилии капитан 2 ранга Е. Д. Пехарев.

Тральщик под командой старшего лейтенанта Михаила Евстигнеевича Колобова-Подшивалова вышел на Волховский рейд, чтобы уничтожить немецкие противотанковые мины, вмерзшие в лед. Видимо, противник применял их в системе противодесантной обороны. Весной льдины с этими опасными деревянными ящиками вынесло к нашему берегу.

«ТЩ-126» должен был найти и обезвредить вражеские «подарки». И вдруг взрыв — тральщик исчезает вместе со всем личным составом. Что же произошло с «ТЩ-126»? Этот вопрос немного прояснился, когда мы подняли затонувший корабль. У него была пробоина в корпусе, — по-видимому, взрыв произошел, когда командир, заметив мину на льдине, пытался подойти к ней и высадить минеров. Но тральщик какое-то время еще держался на воде. Моряки пытались спасти свой корабль — об этом свидетельствует обнаруженный на верхней палубе тральщика развернутый аварийный пластырь. Вода поступала все быстрее, и корабль затонул. Люди оказались в ледяной воде. Они погибли от переохлаждения.

Когда 15 мая «ТЩ-126» подняли со дна, на его палубе кроме брезентового пластыря увидели толовые шашки весом по 200 граммов с надписями на немецком языке. Значит, наши моряки по крайней мере одну мину успели разоружить.

После соответствующего ремонта «ТЩ-126», как и «Вилсанди», поднял флаг и вновь встал в строй боевых кораблей. Поэтому у меня язык не поворачивается говорить о таких кораблях «погибли». Да, они были затоплены, да, на время они выключились из нашей боевой работы. Так бывает с тяжело раненным бойцом. Но потом, залатав раны, корабли снова встали на боевую вахту, сохранив свое славное имя и свои славные традиции. Корабли наши бессмертны, как наше дело, как труд и подвиги наших людей!

Едва озеро очистилось ото льда, перевозки по нему приняли такой интенсивный характер, какого и в прошлом году не было. Хотя на южном берегу действовала железная дорога, но она находилась под постоянным вражеским огнем, поезда по ней пускали только ночью. К тому же почти после каждого обстрела дорогу приходилось ремонтировать. Ясно, в таких условиях железнодорожникам трудно было обеспечить город и фронт всем необходимым, поэтому перевозки через озеро сохраняли свое значение. Только в апреле, когда озеро еще не совсем очистилось ото льда, ладожцы переправили в Ленинград 54 643 тонны грузов, 18 017 пассажиров, 223 груженых железнодорожных вагона и 98 цистерн.

По большой трассе первый конвой был отправлен из Новой Ладоги в Осиновец только 28 мая. С первого же рейса взял хорошие темпы личный состав транспорта «Стензо». Это было небольшое судно специальной постройки, с одним трюмом, занимающим его носовую и центральную часть. Весной 1943 года в командование транспортом вступил лейтенант Алексей Николаевич Суханов, воспитанник флотилии. В 1941 году, когда он был еще старшиной, мы послали его на курсы младших лейтенантов. Окончив их, он плавал помощником командира «Ханси». А теперь вот стал командиром корабля. На «Стензо» он сразу оказался на месте. Волевой, решительный, строгий и внимательный к подчиненным, он быстро завоевал авторитет. (Воспользуюсь случаем и, забегая вперед, скажу, что в 1948 году А. Н. Суханов по состоянию здоровья демобилизовался. Сначала работал капитаном флота рыбно-промысловой станции, а с 1960 года — бессменный председатель крупного рыболовецкого колхоза имени М. И. Калинина в Новой Ладоге. Алексей Николаевич пользуется большим уважением в городе. Под его руководством колхоз создал собственную верфь, с нее сходят рыболовецкие суда, которые можно встретить не только на Ладоге.)

Враг, чтобы сорвать перевозки, выделил для ударов по Ладоге новые авиационные части. Они доставляли нам подчас немало бед. Десятки немецких самолетов обрушили удар на Осиновец. Бомбы попали в продовольственный склад и в яму с мазутом. К небу поднялся густой столб темного дыма. К месту пожара на «эмке» устремились капитан 1 ранга М. А. Нефедов и начальник штаба базы капитан 2 ранга П. И. Барабан. Нефедов, наш прославленный ледовик, был и моряком превосходным. Он снова получил повышение: его назначили заместителем начальника тыла флота, и он только что сдал дела новому командиру военно-морской базы капитану 1 ранга Александру Ивановичу Эйсту. Казалось бы, ликвидировать последствия вражеского налета теперь не входило в его обязанности. П. И. Барабан тоже человек опытный и способный, прекрасный штабной офицер. Мы с ним вместе служили и на торпедных катерах, и в Отряде кораблей реки Невы. Не обращая внимания на продолжавшуюся бомбежку, они подъехали к горящему продовольственному складу. Барабан выскочил из машины. И тут поблизости в грунт упала тяжелая авиационная бомба. Она не взорвалась (у гитлеровцев это часто случалось), но ударной волной Петра Ильича Барабана отбросило на штабель дров. Водитель матрос Анатолий Фокин, раненный осколками камней, добежал до штаба базы и доложил о случившемся. Когда к месту происшествия подоспели люди, они нашли Барабана в тяжелой контузии, а Михаила Александровича Нефедова мертвым: ему попал в висок тяжелый камень. Так мы потеряли замечательного офицера, участника гражданской войны, члена партии с 1918 года.

28 мая в своем дневнике Всеволод Вишневский записал: «Противник усиленно бомбит Ладогу… убит командир Осиновецкой военно-морской базы… Миша Нефедов, которого я знал с 1923 года, — умница».

В ночь на 25 мая враг повторил налет. В нем участвовало 58 самолетов, действовавших небольшими группами с различных направлений. Основной удар опять был нацелен на наши топливные склады в Морье. Одновременно одиночные самолеты бомбили гавани Новая, Гольсмана, Осиновец. Результаты налетов были весьма незначительны. Характерно, что 15–20 процентов бомб опять не взорвалось.

Это и радовало нас и настораживало. Особенно насторожили и встревожили доклады с береговых постов и кораблей, находившихся на рейде: вражеские самолеты вместе с бомбами сбрасывают на парашютах мины. При этом приводились координаты их падения.

Немедленно высылаем тральщики. Они долго утюжили подозрительные районы. Мин обнаружено не было. Вместо них выловили несработавшие светящиеся авиационные бомбы (САБы), сбрасываемые на парашютах. Обидно: тральщики на несколько дней были оторваны от перевозок — главного нашего дела.

То, что налет в ночь на 25 мая не принес успеха гитлеровцам, во многом объясняется мужеством личного состава 95-го и 11-го отдельных зенитных артиллерийских дивизионов, которые прикрывали Осиновец и Морье. Они не давали фашистским летчикам прицельно бомбить склады, причалы и корабли. В ту ночь наши зенитчики сбили три вражеских самолета.

Офицер штаба 95-го дивизиона капитан Г. Г. Портнов доложил мне, что в среднем каждое орудие той ночью произвело 200 выстрелов. Гитлеровцы пытались подавить наши батареи, вокруг орудийных двориков рвались бомбы. Наши зенитчики и зенитчицы, даже раненные, не покидали постов и продолжали вести огонь.

Вражеские самолеты часто атаковали наши суда и караваны в открытом озере. Правда, тактика их изменилась. Теперь они редко пикировали, а бомбили с горизонтального полета с высоты 4000–5000 метров, оставаясь вне досягаемости наших корабельных зениток. Проку от таких бомбежек было немного. Видимо, гитлеровцы поступали так не от хорошей жизни. Наверное, сказывались потери в летчиках и преобладание в авиационных частях молодых, неопытных пилотов. Но и такие атаки врага были неприятны. Мы попросили наших летчиков усилить борьбу с вражеской авиацией. Они прибегли к самому верному способу — к ударам по аэродромам. В ночь на 29 мая наша авиация «обработала» несколько аэродромов, уничтожив на земле сразу 30 самолетов противника.

Воздушное прикрытие кораблей на трассах чаще всего осуществляла авиационная группа, созданная еще в апреле приказом командующего КБФ. В группу, приданную Ладожской военной флотилии, входили 11-й истребительный авиационный полк и смешанная авиационная эскадрилья. Истребители группы взаимодействовали с истребителями Ладожского района противовоздушной обороны и истребительной авиацией Ленинградского фронта. Работать летчикам приходилось много и напряженно. Мы их неоднократно предупреждали: не увлекайтесь боем, преследованием противника. Для вас главное не сбить вражеский самолет, а не допустить его к кораблям, к портам, причалам, перевалочным базам.

Усилиями летчиков и зенитчиков наши важнейшие объекты были надежно прикрыты с воздуха. А в июне активность вражеской авиации на Ладоге заметно снизилась. После мы поняли, в чем дело: большая часть немецких авиасоединений была переброшена на орловское направление. В июле по объектам флотилии было совершено всего шесть налетов, да и то небольшими группами.

События, назревавшие на Курской дуге, сказывались и на всей нашей жизни. Гитлеровцы ослабили удары по железной дороге, а тут вступили в строй новые железнодорожные и автодорожные мосты через Неву. Железнодорожники резко увеличили объем перевозок.

Артиллерия и авиация настолько надежно сковали противника в этом районе, что поезда и вереницы машин пошли без помех и в светлое время суток. Кое-какие перемены последовали и на озере. Нас освободили от трудоемкого дела перевозки лесоматериалов. Лес в плотах и баржах, дрова и деловую древесину теперь было поручено доставлять Северо-Западному пароходству.

Происходило невероятное, о чем месяц-два назад мы и подумать не могли. Вместо призыва «Перевозите как можно больше, перевозите любой ценой» нам резко сократили план грузооборота. Флотилия получала возможность больше внимания и сил уделять боевым действиям, нанесению ударов по врагу.

Грандиозная битва на Курской дуге, внесшая большой вклад в достижение коренного перелома в войне, влекла за собой перемены на любом участке огромного фронта. И мы на Ладоге воочию убеждались, как выросли силы нашего народа-богатыря и его армии. Теперь стало ясно всем: победа не за горами! И это сознание окрыляло, вливало в людей новую энергию.

Мы расстаемся со многими нашими боевыми товарищами. Основная «рабочая сила» нашей малой трассы — неутомимые тендеры вместе с их экипажами получают новые назначения. 43 единицы перебрасываются в Ленинградскую военно-морскую базу. 29 тендеров грузим на железнодорожные платформы и отправляем на Черное море. Чуть позже туда вместе со своими командами отправятся шесть катеров «МО». А два торпедных катера уходят на Северный флот. Тяжело прощаться с друзьями, с которыми столько пережито, а вместе с тем радуемся за них: им предстоят славные дела — участие в десантах, в освобождении от врага наших берегов.

Штаб и политотдел флотилии теперь получили возможность много внимания уделять оперативным вопросам, боевой подготовке, боевым действиям на озере. Все больше кораблей вместо перевозок занимаются несением дозорной службы, отрабатывают приемы траления как якорных, так и донных, неконтактных мин, совершенствуются в стрельбе по береговым и морским целям. Проводим целые серии учений с корректировочными постами, с самолетами-корректировщиками. Систематически практикуем штабные учения с привлечением разнородных сил флотилии и взаимодействующих войск.

Живем мы теперь значительно лучше. Корабли и части получают в достатке все виды довольствия. И дело, конечно, не в том, что вообще армия и флот стали богаче. Сами снабженцы стали опытнее, разворотливее. В военно-морскую базу Осиновец назначили начальником тыла капитана 1 ранга Михаила Сергеевича Родионова. До этого он был заместителем начальника тыла КБФ по политической части. Это отличный политработник и столь же превосходный хозяйственник. Всюду он свой человек, все, что нужно, достанет, всех он знает и всех умеет, по словам нашего связиста Бузина, «настроить на нужную волну». В общем, корабли и части теперь не ведают нужды ни в топливе, ни в боеприпасах, ни даже в шкиперском имуществе (а моряки знают, что это самое больное место с тех пор, как существует флот).

У нас произошли кое-какие изменения в командных кадрах. Командиром ОВРа главной базы стал капитан 1 ранга Николай Иосифович Мещерский. Я знал его еще по совместной службе на Балтике. Интеллигентный, высокообразованный офицер, чуткий и внимательный к людям и в то же время отважный и решительный. Мещерский не молод: на флоте с 1916 года, учился в морском корпусе. Великую Отечественную встретил командиром минного заградителя, который минировал устье Финского залива. За боевые дела минзаг «Марти» одним из первых на флоте заслужил гвардейское звание. Можно было только радоваться, что к нам прислали офицера с таким большим боевым и практическим опытом.

Нам пришлось расстаться с нашим боевым товарищем — полюбившимся всем ладожцам капитаном 1 ранга Федором Леонтьевичем Юрковским. Он вновь вернулся на Балтику — на должность командира бригады траления. Там тральщикам предстояло очень много работы. А вместо него на должность командира отряда тендеров был назначен капитан 3 ранга В. С. Сиротинский, до этого командовавший 2-м дивизионом канонерских лодок.

Не сокращался объем оперативных перевозок. На нас возложили снабжение необходимыми грузами войск 2-й ударной армии. Не успели справиться с этой задачей, как 17 июля получили приказ перебросить с восточного на западный берег 86-ю стрелковую дивизию и 76-ю отдельную морскую стрелковую бригаду. Эти перевозки я всецело возложил на нового командира военно-морской базы Осиновец капитана 1 ранга Эйста. Раньше он был помощником командующего флотилией по перевозкам. Приобретенный опыт, знание кораблей и людей помогли ему успешно решить задачу. Чтобы ввести в заблуждение противника, плавание на малой трассе в эти дни проходило как обычно, а ночью выходили корабли с войсками и техникой. За пять дней мы перевезли 8000 бойцов и командиров, 928 лошадей, более 100 орудий разного калибра, 156 автомашин и до 200 походных кухонь.

Воинские перевозки по озеру в разных масштабах продолжались до ноября. Командование считало переброску войск по воде безопаснее, чем по железной дороге.

Несмотря на то что часть малых кораблей мы передавали на другие флоты, силы наши не убавлялись. В июне по железной дороге к нам прибыла первая подводная лодка — «М-77» (командир капитан-лейтенант И. М. Татаринов), а через несколько дней вторая — «М-79» (командир капитан-лейтенант А. А. Клюшин). Перевезти их с Балтики было непросто. Каждую из них везли из Ленинграда (всего километров 40) целых 36 часов. Учитывая габариты необычного груза, пришлось на всем пути следования временно снять все высоковольтные линии. В бухте Морье наши инженеры усилили слип с наклонными рельсами, по которым раньше спускали на воду железнодорожные цистерны. Теперь по ним спустим платформы с подводными лодками. Вести состав с первой подводной лодкой было поручено самому опытному машинисту Октябрьской железной дороги Василию Алексеевичу Еледину. Таким же образом прибыли к нам два новых тральщика типа «Ижорец» — «ТЩ-37» и «ТЩ-46».

Подводники быстро привели свои корабли в боевую готовность, овладели действиями в озерных условиях и вскоре ушли на боевое задание — вести разведку в водах противника у острова Валаам и в районах Сортанлахти и Кексгольма. Подводные лодки широко использовались для высадки разведывательных групп. Так, 3 августа «М-77» высадила разведчиков возле Вуохиниеми. Несколькими днями позже «М-79» высадила небольшую группу в районе Видлицы. Перед высадкой разведчики в светлое время суток с помощью перископа предварительно знакомились с районом, для чего подводные лодки подходили возможно ближе к берегу, а ночью разведчики на резиновых лодках пробирались в облюбованное место. В назначенный срок подводная лодка принимала их обратно на борт. На берегу разведчики действовали решительно, смело и все увиденное передавали по радио. К сожалению, не все смельчаки возвращались…

Сведения, сообщавшиеся подводниками и разведчиками, дополнялись данными авиаразведки и наблюдениями с надводных кораблей. Эти материалы, тщательно проанализированные штабом, давали нам довольно обстоятельные знания о силах и намерениях противника и очень помогли, когда дело дошло до решающих боевых действий.

Штабом флотилии в это время руководил капитан 1 ранга Александр Петрович Александров. Признаться, когда к нам прислали его, я не очень обрадовался. Еще в 1936 году между нами, как говорится, пробежала кошка. Я приехал тогда поступать в Военно-морскую академию. Перед самым началом экзаменов меня пригласил на беседу Александров, исполнявший должность начальника академии. Разговор был недолог: я узнал, что мне отказывают в приеме из-за дисциплинарных взысканий. Действительно, я когда-то получил выговор от командира бригады торпедных катеров Гергарда Павловича Нестведа, а позже и от командующего флотом Льва Михайловича Галлера. Такова уж доля командира дивизиона: натворят что-нибудь на одном катере, а отвечает в первую очередь командир дивизиона. Выйдя из кабинета начальника академии, я тут же из его приемной позвонил в Кронштадт командиру бригады Нестведу. В тот же вечер в адрес начальника академии пришла телеграмма командующего флотом о снятии с меня всех взысканий. После этого меня допустили к приемным экзаменам…

Но с первых же дней нашей совместной работы на флотилии от моей давней обиды не осталось и следа. Александр Петрович Александров — человек большой культуры, вдумчивый и неутомимый, оказался образцовым начальником штаба. Мы с ним по-настоящему подружились. Работники штаба относились к нему с искренним уважением, восхищались его работоспособностью, человечностью, хотя загружал он их, как и себя, сверх меры.

Александров больше всего внимания уделял активным действиям кораблей, систематическому поддержанию оперативного режима на озере и разведке. Верными помощниками его были столь же пытливый и ищущий молодой, но уже опытный оператор штаба капитан-лейтенант Н. М. Игнатьев и начальник разведывательного отдела, толковый и грамотный офицер.

Заботился Александров и об обороне нашего побережья. Непосредственно это дело, в том числе связь с взаимодействующими прибрежными частями, было возложено на начальника береговой артиллерии флотилии майора Гавриила Григорьевича Кудрявцева (ныне генерал-лейтенант в отставке). Прекрасный артиллерист-оператор, в начале войны возглавлявший штаб гарнизона острова Осмуссар, он еще зимой вместе с начальником инженерной службы подполковником Николаем Семеновичем Котовым откорректировал всю документацию по противодесантной обороне побережья, уделив особое внимание подготовке береговых корректировочных постов и их взаимодействию с самолетами-корректировщиками.

Разведка донесла, что противник активизировал перевозки по озеру, особенно в районе Андрусовой губы. Использует он малые суда и выпускает их в озеро в светлое время суток, когда их может прикрыть истребительная авиация.

Направляем в тот район наши катера «МО-213» и «МО-205» (командиры старший лейтенант И. И. Воронин и лейтенант П. Г. Швец). Во время одного из выходов обнаружили буксир, тянувший плот. После первых же выстрелов наших пушек буксир перерубил канат и, бросив плот, удрал к берегу под прикрытие своей батареи.

В другой раз эти же корабли увидели буксир со шхуной. Открыли огонь. Буксир тотчас же отдал конец, укрылся за шхуной, снял с нее людей и на полном ходу направился к берегу. Наши катера не выпускали его из прицелов. Буксир загорелся, окутался паром и выбросился на камни возле Вихкама.

С вражеского берега открыла огонь — и довольно точный — береговая батарея. Лейтенант Швец взял шхуну на буксир и вывел ее из зоны обстрела. Осмотрели судно, взяли документы и кое-что из приборов. Шхуна, получившая до этого прямые попадания от обстрела наших катеров, медленно погружалась. Так как она не представляла для нас никакой ценности, решено было ее взорвать, что и было сделано. Катера продолжали поиск.

Хорошей школой для нас явилась подготовка к десанту западнее 8-й ГРЭС на Неве с задачей содействовать наступательной операции войск 67-й армии. Все было сделано: сосредоточены корабли и суда, десант много тренировался. Но в самый последний момент высадка была отменена. Мы не очень сетовали на это: подготовка к десанту помогла нам выявить кое-какие наши недоработки, которые мы постарались побыстрее устранить.

Почти всю навигацию корабли флотилии систематически поддерживали артиллерийским огнем приозерные фланги 7, 8, 23 и 67-й армий. 23 июля канонерские лодки, 302-й отдельный артиллерийский дивизион береговой обороны флотилии во взаимодействии с отрядом кораблей реки Невы и военно-воздушными силами КБФ нанесли массированный удар по району Синявино. Почти весь июль и август огнем корабельной артиллерии мы содействовали войскам 8-й армии.

В сентябре такая огневая поддержка понадобилась правофланговым войскам 23-й армии.

Наши бронекатера поддерживали огнем подразделения 3-й отдельной бригады морской пехоты в районе Новой Свирцы, а канонерские лодки тем временем подавляли береговые батареи и рассеивали живую силу противника возле Губаново и Гумбарицы.

В октябре бронекатера взаимодействовали с частями войск 44-й стрелковой дивизии и 4-й армии в районе населенного пункта Пчева в устье реки Тигода. Нужно было не допустить выхода противника к реке Тигода ниже железнодорожного моста, а также на левый берег Волхова. Бронекатера весьма успешно производили огневые налеты. При этом пристрелка велась одним орудием, и сразу же переходили на поражение.

Нашим морякам приходилось учитывать, что у противника была хорошо налажена артиллерийско-звуковая разведка. Стоило бронекатерам открыть огонь, как вскоре вокруг них начинали рваться вражеские снаряды. Бронекатерам часто приходилось менять огневые позиции, причем делать это надо было очень осмотрительно: русла рек и речек противник часто минировал. Помощь бронекатерам в проходе по рекам, в выборе огневых позиций и привязке их к местности оказывал офицер гидрографической службы старший лейтенант Е. П. Чуров.

Командующий 4-й армией и командир бригады морской пехоты высоко оценили действия наших бронекатеров. Командарм объявил благодарность командиру дивизиона капитану 3 ранга Владимиру Алексеевичу Степаненко и всем экипажам бронекатеров.

Как правило, бронекатера привлекались для стрельбы по берегу, лишь когда у наших соседей складывалась тяжелая обстановка. Так было весь октябрь и начало ноября. Пехотинцы с трудом сдерживали натиск врага на берегу Волхова.

В это время в постоянной боевой готовности находились канонерские лодки. Случалось, корабль идет с грузом для Ленинграда и вдруг получает по радио срочное приказание. С палубой, загроможденной штабелями мешков и ящиков, канлодка меняет курс и спешит на огневую позицию.

Осенью, когда распутица сделала непроезжими все дороги, Военный совет Волховского фронта обратился к нам с просьбой организовать снабжение частей 4-й армии на восточном берегу озера. Наши гидрографы начали срочно изучать реки, речушки и протоки этого района. Многие из них никогда не были судоходными, а теперь и вовсе их русла были занесены илом, забиты топляками. И вот по этим речушкам и протокам под огнем противника двинулись тендеры с продовольствием и боеприпасами. Чтобы защитить их от вражеских батарей, за ними ползли, а то и протаскивались волоком бронекатера № 324 и № 325. Таким образом на передний край соединений 4-й армии моряки доставили 455 тонн продовольствия и боеприпасов.

Опыт действий бронекатеров на Ладоге, на мой взгляд, заслуживает внимания. Малые бронированные корабли с мощным оружием всегда приносили пользу войскам, сражающимся на берегах водоемов и рек.

Я не пишу обо всех боевых столкновениях с противником. Они случались почти ежедневно. Перечислять их не имеет смысла, да и рассказывать о них трудно — уж очень похожи они были. Но одно хочу подчеркнуть: хотя стало чуть полегче, чем в предыдущие навигации, тихой жизни в 1943 году мы не знали. Теряли корабли, теряли людей. Достаточно сказать, что на одних только тральщиках половина личного состава погибла или была ранена.

Снова хочу добрым словом помянуть наших медиков, и прежде всего начальника медицинской службы флотилии Ивана Николаевича Томилина, обязательного участника почти всех походов и боев, человека беспокойного и неутомимого. Он и его подчиненные не жалели сил, лишь бы облегчить страдания раненого и быстрее вернуть ему здоровье. И не случайно большинство раненых моряков быстро возвращались в строй.

Наш Новоладожский 34-й госпиталь возглавлял майор медицинской службы Михаил Ефимович Пономарев, а Ириновский 5-й госпиталь — майор медицинской службы Борис Моисеевич Шварцгорн. Оба прекрасные врачи и умелые организаторы, сумевшие сколотить дружные, работоспособные коллективы. Большой известностью пользовался начальник хирургического отделения Новоладожского госпиталя Фарух Гаджиевич Ахмедов, врач, готовый в любых условиях — на берегу, на корабле — сделать сложнейшую операцию, чтобы спасти человека.

Ахмедов много часов простаивал за операционным столом и в то же время находил часы для научно-исследовательской работы, итогом которой явились солидные медицинские исследования, открывшие ему двери в большую науку.

В. М. Потапкпна, О. П. Володина, С. Н. Эйгес, рентгенолог медицинской службы КБФ А. О. Перова — их много было у нас, людей самой благородной и самой гуманной профессии, работавших под грохот бомб и в зареве пожаров.

По инициативе Томилина были созданы маневренно-хирургические группы, которые в любой момент оказывались в районе боя. Томилин настоял, чтобы флотилия выделила катер, специально оборудованный для медицинских целей, а вдобавок к нему у причала находился дежурный тендер. Они всегда готовы были принять группы врачей и медсестер, чтобы доставить туда, где требуется срочная медицинская помощь.

Третью военную навигацию мы закончили 3 января 1944 года. Итоги деятельности флотилии выглядели довольно внушительно. За навигацию отмечено более 20 активных боевых столкновений с противником на воде, более 100 выходов кораблей для содействия войскам приозерных армий, доставлено на западный берег более 160 тысяч человек пополнения для фронта и флота. По озеру было перевезено 556 816 тонн разных грузов, из них на западный берег 240 416 тонн, в том числе продовольствия 120 тысяч тонн, боеприпасов 53 315 тонн, топлива и смазочных материалов 63045 тонн, а также 855 700 кубометров лесоматериалов. Это составило примерно 20 процентов от общего числа грузов, доставленных в Ленинград водой, автомобильным и железнодорожным транспортом. Основной поток грузов теперь шел по железной дороге. А водный путь пролег по Новоладожскому каналу, недосягаемому для штормов. Характерно, что если раньше основной поток пассажиров направлялся через озеро из Ленинграда, то теперь наблюдалась обратная картина: тысячи, десятки тысяч людей рвались в Ленинград, в родные места. Их не страшило, что блокада еще не снята, что враг бомбит и обстреливает город. Для въезда в Ленинград требовался специальный допуск, и все же в 1943 году только мы перевезли на западный берег 162 076 человек.