Австрийский император не поверил, что вместо храброго воеводы рюриковича московиты изберут беспородного юнца, и счел это польской дезинформацией. Поэтому он отправил в Россию двух дипломатов — Юзефа Григоровича и Адама Дорна. Мы знаем, что Григорович в 1612 г. уже вел переговоры с Пожарским в Ярославле. Чтобы благополучно миновать Польшу, они именовали себя императорскими послами, едущими в Персию.
Смиренная инокиня Марфа, которая от имени Михаила пыталась управлять государством, пришла в неописуемую ярость, узнав, что императорские грамоты адресованы не любимому Мишеньке, а князю Пожарсково-Стародубскому. Послов бросили в темницу, где продержали несколько лет. Не нужен был России союз с императором, не чтящим этикета!80
За участие в войне с Владиславом в 1618 г. Дмитрий Михайлович Пожарский получил довольно скромную награду. 27 сентября 1618 г. воевода был зван к столу царя Михаила, где ему зачитали царский указ.
Дмитрий Михайлович получил позолоченный серебряный кубок весом три гривенки и тридцать шесть золотников (около 1,4 килограмма) и атласную шубу на соболях с серебряными позолоченными пуговицами.
В сентябре 1619г., сразу после посвящения Филарета в патриархи, за стойкость и мужество во время последней войны Пожарскому были пожалованы село, проселок, сельцо и четыре деревни. В 1621 г. данная Пожарскому царем Василием вотчина была пополнена и закреплена за ним жалованной грамотой.
Как видим, награды были более чем скромные, я бы сказал — это было издевательство.
Уже в апреле 1613 г. в челобитных царю Михаилу Пожарский подписывается «холоп твой Митька». Можно ли, находясь в здравом уме, предположить, что князь Д.М. Пожарсково-Стародубский добровольно захочет ни за что ни про что сделаться «холопом Митькой Пожарским»?
В конце 1613 г. царь Михаил, а точнее, его мать пожаловала боярство Борису Михайловичу Салтыкову. Салтыковы запятнали себя изменой в 1610—1612 гг., но зато они приходились родственниками инокине Марфе. Вдобавок то ли бойкая монашка, то ли бояре надоумили Мишу заставить именно Пожарского публично объявить Салтыкову о производстве его в чин («у списка велел стоять»). Дмитрий Михайлович стал доказывать, что он Салтыкову «боярство сказывать и меньше его быть не может». Дьяки принесли разрядные книги, и в присутствии царя началось разбирательство.
Михаил потребовал, чтобы он «сказал боярство» Салтыкову, меньше которого ему быть можно. Но Пожарский не послушался, уехал домой и сказался больным. В итоге Салтыкову о производстве его в бояре объявил думный дьяк, а в разряде записали, что Пожарский. Салтыкова же это не устроило, он бил челом государю о бесчестии, и Михаил удовлетворил его просьбу. Пожарский был вынужден поехать в дом к Салтыковым и просить прощения у Бориса.
В дальнейшем Д.М. Пожарский занимал третьестепенные должности в Московском государстве. Так, с 1628 по 1631 г. он служил воеводой в Новгороде Великом, с 1635 г. управлял московским Судным приказом.
В последний раз Д.М. Пожарский упоминается в документах 24 сентября 1641 г., когда он присутствовал на царском обеде. Принято считать, что Дмитрий Михайлович умер в 1642 г., но ни даты его смерти, ни обстоятельства ее неизвестны. Валерий Шамшурин в своей исторической монографии «Минин и Пожарский — спасители Отечества» утверждает, что Пожарский умер 20 апреля 1642 г., причем перед смертью он постригся в монахи под именем Косьма. К большому сожалению, Шамшурин не указывает источник этих интересных данных и не объясняет, почему они неизвестны остальным историкам. Другой вопрос, на 20 апреля 1642 г. Д.М. Пожарский не числился в разрядных списках, и можно предположить, что к этому времени его не было в живых.
Детей Дмитрий Михайлович Пожарский имел только в первом браке. У него родилось три сына — Петр, Федор и Иван, а также три дочери — Ксения, Анастасия и Елена. Старший сын Петр в 1624 г. стал рындой, а в 1628 г. — стольником. От жены Анастасии Григорьевны Петр Дмитриевич имел сына Петра и дочь Евдокию. Петр Петрович умер молодым и бездетным.
Второй сын Пожарского, Федор, стал рындой в 1624 г. одновременно со старшим братом. Через четыре года царь производит его в стольники. В 1632 г. он умирает молодым и бездетным.
Младший сын Иван Дмитриевич в 1658 г. получает от царя Алексея Михайловича чин окольничего. Через год он становится во главе Челобитного приказа. Умер Иван Дмитриевич в 1668 г., оставив одного сына Юрия (дочь Марфа умерла в младенчестве). Юрий Иванович в 1676 г. стал стольником. Данных о его дальнейшей судьбе найти не удалось. Во всяком случае, историки русских дворянских родов в XIX веке считали Пожарских родом угасшим.
Заканчивая речь о личной жизни Дмитрия Михайловича Пожарского, стоит сказать, что в ряде романов XIX и XX веков упоминалось о связи Пожарского с Ксенией Годуновой. Косвенные подтверждения этого очевидны — мать героя была боярыней при царевне Ксении, старшую дочь Д.М. Пожарский назвал Ксенией и т.д. Но никаких прямых документов, подтверждающих этот роман, нет.
Д.М. Пожарский был похоронен в родовой усыпальнице в Спасо-Евфимиевском монастыре близ Суздаля. Во второй половине XVIII века архимандрит Ефрем разрушил склеп князей Пожарских, а камень пошел «на выстилку у церкви рундуков и в другие монастырские здания».
В первой половине XIX века начались поиски могилы Д.М. Пожарского. В фундаменте склепа было обнаружено 23 гробницы, принадлежащие роду Пожарских. Определить, какая из могил принадлежит нашему герою, было физически невозможно.
В 1852 г. раскопки в склепе начал чиновник для особых поручений А.С. Уваров. Он якобы и нашел могилу Дмитрия Михайловича.
Кузьма Минин умер в начале 1616 г. по дороге из Казани в Нижний Новгород. Погребли Кузьму Минина в Нижнем Новгороде. По указу царя вотчину Минина село Богородское передали его вдове Татьяне Семеновне и сыну Нефедию, которому заодно и дали чин стряпчего.
Неблагодарные соотечественники поступили с прахом Кузьмы Минина еще хуже, чем с прахом князя Пожарского. Первоначально Минин был похоронен с наружной стороны Спасо-Преображенского собора у алтаря. Со временем старый храм совсем обветшал, и в 1672 г. останки Минина были перенесены в новое здание. В 1834 г. могилу Кузьмы вновь разрыли и перенесли в склеп под собором, где его гробница была поставлена рядом с гробницами нижегородских князей.
В 1839 г. в Нижнем Новгороде побывал французский путешественник маркиз Астольф де Кюстин. Вот что он писал о могиле Кузьмы Минина: «Войдя сегодня утром в собор, я почувствовал волнение от веющей в нем древности. Так как в нем покоится прах Минина, то его, думалось мне, не трогали, по крайней мере, лет двести. И эта уверенность еще увеличивала мое почтение к старинному зданию. В благоговейном молчании стояли мы перед усыпальницей героя.
— Это, безусловно, одна из самых прекрасных и самых интересных церквей, посещенных мною в вашей стране, — сказал я губернатору.
— Я ее выстроил, — ответил мне Бутурлин.
— Как? Что вы хотите этим сказать? Вы ее, очевидно, реставрировали?
— Ничего подобного. Древняя церковь совсем обветшала, и император признал за благо, вместо того чтобы ремонтировать, отстроить ее заново. Еще года два тому назад она стояла шагов на пятьдесят дальше и, выдаваясь вперед, нарушала правильность распланировки нашего кремля.
— Но прах Минина?! — воскликнул я.
— Его вырыли, также как и останки князей. Теперь они покоятся в новом месте погребения, которое вы в настоящую минуту обозреваете.
Я воздержался от реплики, дабы не произвести революции в уме верноподданного слуги императора, и молча последовал за ним, продолжая осмотр Нижегородского кремля».
Сто лет прах Кузьмы Минина не беспокоили, но летом 1929 г. уже большевистское начальство решило снести Спасо-Преображенский собор, а на его месте построить местный Дом Советов. В ходе разборки собора 6 октября 1929 г. состоялось вскрытие гробницы Кузьмы Минина. Акт вскрытия был подписан заведующим партийным архивом С.И. Уодиным, прорабом В.В. Медведевым, краеведом И.И. Вишневским и неким А.А. Евстафьевым, род занятий которого не установлен. Кости из гробницы Минина были перенесены в помещение крайисполкома, а сотрудник музея М.П. Званцев по останкам костей определил, что они принадлежат троим людям: ребенку и двум взрослым. Это же подтвердила и проведенная впоследствии судебно-медицинская экспертиза. 9 октября 1929 г. в газете «Нижегородская коммуна» была опубликована статья «Вскрытие гробницы Минина», где сообщалось, что прах Минина несколько раз переносился с места на место, и «...по-видимому, часть останков при перенесении потеряли и были вынуждены заменить их первыми попавшимися под руку частями скелета. Точно такое же содержание гробов было и при вскрытии гробниц (нижегородских князей. — А.Ш.) весной текущего года в том же соборе». К сожалению, фамилии автора под заметкой не оказалось.
Останки долгое время хранились в краеведческом музее, а в 1962 г. решили перенести их в Архангельский собор, расположенный на территории Нижегородского кремля. Специальная комиссия с помощью эксперта с кафедры судебной медицины мединститута предположила, что кости принадлежали Кузьме Минину, его жене и подростку-родственнику. В конце концов, кости трех скелетов были захоронены в Архангельском соборе Нижегородского кремля. На надгробной плите высечено: «Кузьма Минин. Скончался в 1616 г.».
Завершая рассказ о Минине и Пожарском, несколько слов стоит сказать и об их культе. Разумеется, речь идет о светском культе.
Михаил и Филарет сделали все, чтобы подвиг Минина и Пожарского был мифологизирован и затерялся в ряду романовских сказок о святом царевиче Димитрии, крестьянине Иване Сусанине, чудесном избрании царя Михаила и т.д.
Первым, кто по достоинству оценил историческую роль Минина и Пожарского, был Петр Великий. По пути в Персию он заехал в Нижний Новгород. Там 30 мая 1722 г. Петр отметил свое пятидесятилетие. Он был на литургии в Спасо-Преображенском соборе, пел вместе с певчими и читал Апостол, а по окончании службы пожелал увидеть могилу Кузьмы Минина. Поклонившись до земли, Петр Великий произнес: «Вот истинный избавитель Отечества!»
Позже официальные власти стали вспоминать о Минине и Пожарском в годы военных неудач. Так, поражения в войнах с Наполеоном в 1805— 1807 гг. вызвали вспышку патриотизма среди московских дворян, хорошо описанную Львом Николаевичем Толстым в романе «Война и мир». На этом фоне стал создаваться и культ Минина и Пожарского. Одни о них писали стихи, а скульптор И.П. Мартос в 1811 г. начал работать над памятником воеводам второго ополчения. Завершить постройку грандиозного монумента удалось лишь после победы над «врагом рода человеческого». 20 февраля 1818 г. в центре Красной площади был торжественно открыт памятник с краткой надписью на постаменте: «Гражданину Минину и князю Пожарскому благодарная Россия».
Как остроумно написал историк Валерий Шамшурин: «С тех пор Минин и Пожарский стали одними из самых популярных исторических личностей, без упоминания о которых не обходился ни один серьезный разговор о судьбе России. Увековеченные Мартосом, они воспринимались неразрывно, как одно целое, символизируя жертвенный подвиг во имя Отечества. Однако и в те времена высказывались суждения об их неравнозначности, и предпочтение отдавалось то Минину, то Пожарскому. Любопытно в этой связи свидетельство Александры Осиповны Смирновой-Россетоб отношении к вождям земского ополчения царя Николая I: «Он очень восторгается Мининым, гораздо более чем Пожарским, который был прежде всего вояка81»».
В 30-е годы XX века большевики дважды переносили памятник Минину и Пожарскому по территории Красной площади с одного места на другое. По этому поводу эмигрантская пресса злословила, что Минин показывает рукой Пожарскому: «Мы раньше вон там стояли». И действительно, рука Минина точно указывала на то место.
Любопытно, что с петровских времен до 1860 г. ни один корабль русского флота не был назван в честь Минина и Пожарского. А вот в 60 — 70-х годах XIX века, когда коварный Альбион чуть ли не ежегодно грозил войной России, первые русские броненосные крейсера, специально построенные для борьбы на британских коммуникациях, получили названия «Князь Пожарский» и «Минин».
Очередной пик культа Минина и Пожарского наблюдался в 1918— 1920 гг., когда белогвардейская пропаганда оказалась в крайне затруднительном положении. Белые громогласно обличали бесчинства красных, но взамен идей большевизма ничего не могли предложить. Даже по простейшим, но животрепещущим вопросам — о будущем государственном устройстве России, о владении землей и др. — вожди белых отвечали: «Вот победим коммунистов, тогда посмотрим». (Так называемая позиция непредопределенности, сформулированная деникинским правительством.)
Единственный позитивный лозунг белых был: «Даешь единую и неделимую Россию!» И тут как нельзя кстати пригодился культ Минина и Пожарского. Их имена к месту и не к месту повторяла белая пресса. Бронепоезда с названиями «Князь Пожарский» и «Кузьма Минин» можно было встретить на всех фронтах гражданской войны. На Каспии деникинцы два танкера вооружили тяжелыми орудиями и назвали крейсерами «Минин» и «Пожарский».
В первые годы после революции в СССР господствовала историческая школа М.Н. Покровского, которая всех государственных деятелей России до 1917 года объявила реакционными. Созыв второго ополчения Минина Покровский именовал «наемом дворянского ополчения буржуазией».
В Малой советской энциклопедии издания 1930— 1932 гг. о Минине и Пожарском говорится: «Минин-Сухорук... нижегородский купец, один из вождей городской торговой буржуазии... Буржуазная историография идеализировала М.-С. как бесклассового борца за единую «матушку Россию» и пыталась сделать из него национального героя». «Пожарский... князь... ставший во главе ополчения, организованного мясником Мининым-Сухоруком на деньги богатого купечества. Это ополчение покончило с крестьянской революцией».
С укреплением личной власти Сталина и ростом международной напряженности в конце 1930-х гг. кардинально изменилась официальная точка зрения на русскую историю. Это хорошо проиллюстрировано пропагандистскими фильмами «Александр Невский» и «Минин и Пожарский». Последний был снят в 1939 г. на «Мосфильме» по сценарию В.Б. Шкловского. Роль Д.М. Пожарского сыграл Б.Н. Ливанов. Князь был представлен великим патриотом, рыцарем без страха и упрека. Однако если отбросить излишнюю идеализацию Минина и Пожарского, сценарий был предельно близок к исторической правде, насколько это можно сделать в односерийном фильме.
В последних кадрах фильма Кузьма Минин говорит на Красной площади: «Побили мы ляхов, а коли сунутся, и далее будем бить. Здесь мы им хвост отрубили, а там, — и Кузьма энергично простирает руку то ли на запад, то ли в будущее, — и шкуру спустим!»
Это была не только речь исторического лица начала XVII века, но и суровое предупреждение тем, кто еще в 1939 г. мечтал о Речи Посполитой «от моря до моря», то есть от Балтики до Черного моря с включением в состав Польши русских, украинских, белорусских и немецких земель.
7 ноября 1941 г. Сталин, принимая парад на Красной площади, напутствовал уходящие на фронт полки: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!»
В 1943 г. советское правительство нашло средства поставить в городе Горьком на центральной площади памятник Кузьме Минину. В годы Великой Отечественной войны имена Минина и Пожарского можно было увидеть на броне танков и бронекатеров, на фюзеляжах самолетов.
В 1952—1953 гг. были заложены крейсера проекта 68бис «Дмитрий Пожарский» и «Кузьма Минин».
Можно ли считать, что устроение общенационального праздника 4 ноября будет достойным памятником Минину и Пожарскому? Думаю, что нет. Начнем с того, что замена 7 ноября на 4 ноября и так вызвала возмущение левой оппозиции, и не исключено, что ее раздражение перейдет и на Пожарского с Мининым, то есть вместо консолидации мы получим повод к новым противостояниям.
А еще... Вспомним знаменитую комедию «Фанфан-Тюльпан». Там Людовик XV с возмущением спрашивает своих маршалов: «Кто украл нашего противника?» Так вот наши либералы сделают все, чтобы украсть у Пожарского его противников, а конкретно — поляков, о Мише Романове я даже не говорю, ведь, по версии монархистов, Дмитрий Михайлович обожал этого юнца.
Попросту говоря, о роли ляхов в смуте начнут умалчивать!
Итак, остается ждать воров, которые украдут противника у славного князя Пожарсково-Стародубского!