Печи кафельные, полы из широких деревянных досок, стены расписаны узорами, иконами, изображениями святых.
Очень неуютно!
Потом по другой лестнице я попал в другое помещение с полами из тисненых плит, где ходы, переходы, коридорчики, галерея, примыкающая к улице (вероятно, там гуляли царицы и царевны).
При палатах домовая церковь довольно обширная…
Так вот где жили и творили историю Иван Грозный, Борис Годунов, первые Романовы. А, может быть, я не прав, и они жили в других дворцах. Но все равно — старина.
Заседание окончилось в 9 вечера, домой я попал около десяти.
19, вторник.
Звонил Новиков, обещал вызвать меня для разговора по книге 21-го, в четверг.
20, среда.
Звонил Владимирский, сообщил новость. Т. к. он должен срочно иллюстрировать «Урфина», то отказался делать диафильм по «Волшебнику», и эта работа будет передана другому художнику.
21, четверг.
Делал покупки для Анатолия — крючки, блесны, и т. п.
Заходил в «Сов[етскую] Р[оссию]», Новикова не застал, он был на писательском съезде.
Был в Детгизе, говорил с Кармановой о «Путешественниках». Договорился о том, что ребята выпустят классную стенгазету «2001 год», где расскажут, как они представляют себе начало первого тысячелетия.
24, понедельник.
Вчера провели день на даче. Очень зяб, потому что дни стоят очень холодные — 8–10 тепла, дожди. Весь день просидел в доме. Каля привезла целую ученическую экскурсию своих одноклассников.
Сегодня звонил из Изд[ательства] литературы на иностр[анных] языках редактор Фирсов. Он сказал мне, что «З[емля] и н[ебо]» собираются издать на языке хинди. Перевод как-будто будут делать прямо с русского студенты, изучающие хинди, а раньше сначала с русского переводили на английский, а с английского на хинди.
Сборы в Пермь.
Июль.
13, понедельник.
Сегодня утром вернулся из Перми, оставив вещи в Москве, приехал на дачу.
14, вторник.
Был в Москве. Завез Новикову переработанную рукопись «Урфина Джюса». Если у Новикова не будет существенных замечаний, он выпишет одобрение (по кр[айней] мере обещает это). «Волшебник» скоро будет в верстке, после этого печатание пойдет быстро. Тираж, по словам Н., намечается очень большой, чуть ли не 24 тыс. экземпляров.
Владимирского в Москве, повидимому, нет.
Звонил Кармановой, обещал завести рукопись «Пут[ешественни]ков» в субботу. Поеду в М[оскву] в пятницу, побываю у глазного врача, переночую в городе, напечатаю и вклею вставки.
Ермоленко сообщила мне по телефону неприятную весть: Книготоргом заказана «З[емля] и н[ебо]» для нерусских школ только в количестве 20 тыс., и Детгиз сомневается, рентабельно ли печатать книгу. Ерм[оленко] объясняет малое количество заказов дорогой ценой книги, по ее словам, выходит, что в провинции есть еще мало нераспроданных экземпляров первого издания. А у Книготорга, конечно, нет никакой поворотливости, он не может перебросить книгу туда, где на нее есть спрос.
Ермоленко предлагает мне написать на «З[емлю] и н[ебо]» положительную рецензию для газеты, чтобы она потом была помещена в К.-н. газете, но я на это, конечно, не пойду. Звонил Шманкевичу, он тоже, как будто, не склонен писать рецензию. Что ж, пусть Детгиз находит другие пути к продвижению книги. Могли бы, например, написать в ЦК и обкомы комсомола национ[альных] республик, книга ведь полезна для развития атеистического мировоззрения.
Шманкевич купил поддержанного «Москвича»
17, пятница.
В 11 часов поехал в Москву. Был в поликлинике у глазного врача Г.А. Яровенко. Она опять прописала мне дионин и пилокарпин. Изменений в остроте зрения нет, с мушками и пятнами попрежнему. Г.А. послала меня к терапевту Якову Израилевичу Канторовичу измерить кровяное давление. Канторович, старый опытный врач моих лет изумил меня тем, что, не обследуя, заявил: «У вас эмфизема, я вижу это по цвету губ!»
Вот это врач! Я тут же решил лечиться у него с осени и сказал ему об этом. «У вас недостаток кислорода в крови, применим к вам оксигенотерапию»,
Давление у меня он нашел «идеальным» — 80 и 130. Я рассказал ему, как мы с Анатолием догоняли поезд, он на такие вещи смотрит отрицательно.
Вечером работал над «Путешественниками», перепечатал половину вставок.
Разговаривал с Петровским. Он недоволен, что гонорар за словари всего от 800 до 1500 р. за лист.
— Я четыре раза ездил в Москву, потратил по две тысячи. да еще шкаф купил для картотеки, потому что какая же картотека без шкафа… И на бумагу сколько истратил (!!)
Мне стало смешно, и я сказал:
— Надеюсь, ты редактору об этом не говорил.
С полной серьезностью:
— Почему же не говорить? Конечно, говорил.
Ну и умница!
18, суббота.
Встал в шесть утра и принялся за работу. Закончил перепечатку вставок и вклейку их часам к 12, а тут как раз мне принесли пенсию, и я мог отправиться в Детгиз.
Отдал З.С. Кармановой рукопись «Пут[ешественни]ков и сказал, что не написал газету за 2001 год, как мы с ней уславливались. Но она отнеслась к этому спокойно. «М. б., обойдемся и без фантастики». Обещала написать мне через 2–3 недели.
В коридоре встретил М.М. Калакуцкую. Она от книги «в диком восторге», как выражается мой друг Ефим. Считает, что там ничего не нужно переделывать. И оказывается, книга уже одобрена и отдана на иллюстрацию почему-то ленинградскому художнику.
Майя, конечно, не считает книгу идеальной и говорит о переделках. Она намерена теперь же начать редактировать книгу. Говорим о том, что хорошо бы дать книге заглавие «След за кармой» вместо «Голубых дорог». Неизвестно только, согласится ли на это Книготорг, это «чудище обло, озорно, стозевно и лаяй». Надо тогда хоть в заголовке вставить для связи выражение «Голубые дороги». Напр. «повесть о покорителях голубых дорог» или что-нибудь в этом роде. Майя просила также написать аннотацию на книгу размером в страничку на машинке. Я обещал это сделать, но на даче нет рукописи, придется опять ехать в город.
Заходил к Ермоленко, узнал, что издание «Земли и неба» перенесено на будущий год, хотя книга готова к печати.
С.М. Пономарева очень зазывала меня зайти в историческую редакцию, сетовала, что я для них не пишу.
Начал перечитывать книгу Марка Твена «Налегке». В издании Пантелеева она называл «Выдержал, или попривык и вынес», а у Сойкина «Пережитое». Снова смеюсь над шутками и выдумками, которые смешили меня больше сорока лет назад. Жаль только, что в книге нет иллюстраций, это очень ее обедняет.
20, понедельник.
«В поисках сокровища»
Литературный сон.
Утром, около 5 часов, мне снилось, что какой-то парень повел меня посмотреть останки разбившегося французского корабля (кажется, из Марселя), в трюме которого было много серебряной мелкой монеты.
Мы довольно быстро пришли на берег моря. Там был берег вроде того, что у Никитиной ямы, и под обрывом неприветливо шумели и плескались небольшие волны. Потом мы свернули влево и прошли через какой-то дом, до того неказистый и пустой, что я принял его за сарай. Дальше мы прошли через хлев и оказались около русской печи, где какие-то люди пекли хлеб. Хлебопеки жаловались, что хлеб у них никак не выходит, а я с железной логикой сна объяснил им это тем, что, очевидно, из обломков корабля, скрытых как раз под печью, выходит какая-нибудь кислота или газ.
Мне хотелось посмотреть хоть одно су из клада, но сделать этого не удалось. Выяснилось, что надо убирать всю печь для раскопок клада, потому что если подрывать с одного бока, то печь завалится.
Мы пошли обратно другим путем, по мелководному заливу, составлявшему улицу меж двух рядов домов. Вода была такая синяя и теплая, что я уже увидел себя плывущим на спине (видимо, перед этим я разделся), и это был так приятно, что я пожалел покидать эти места.
«Надо послать домой телеграмму, что я задержусь», — подумал я.
Но в это время откуда-то вывернулся легковой автомобиль (повидимому, открытый), где сидели Вива, Муся и еще кто-то, а правил не то Адик, не то какой-то [нрзб: потроссок?].
На мои сигналы машина вместо того, чтобы остановиться, начала делать круги и во время второго круга из-за угла выскочил грузовик и две машины сцепились боками, правда, без особого ущерба.
И тут я сказал своим, что останусь здесь дня на три, а м. б. и больше, чем если будет хорошая погода. Буду купаться, делать раскопки и работать над книгой «В поисках сокровища».
В первой части расскажу о судьбе корабля, а второй — о раскопках и связанных с этим приключениях. Муся заворчала, что этим нарушаются какие-то ее планы, и тут я проснулся.
23, четверг.
Вчера и сегодня читал «След за кормой». Написал аннотацию.
24, пятница.
Был в Москве. Отдал Брусиловской аннотацию, она ей не понравилась, я предложил переработать. В понедельник был в редакции ленинградский художник, очевидно, напишет мне о встрече.
28, вторник.
Получил из «Совет[ской] России» верстку «Волшебника».
30, четверг.
Вчера и сегодня правил верстку «Волшебника», сделал несколько существенных поправок.
31, пятница.
Ездил в Москву, был в редакции «Советской России». Отдал Новикову верстку «Волшебника». Он сказал мне, что читает вставки к «Урфину Джюсу», и они ему очень нравятся. Пока он дочитал до главы «В плену у черного камня».
Из редакции звонил Владимирскому, который сейчас в Москве и никуда уже не собирается уезжать. Приглашал его на дачу с женой и дочерью.
Относительно «Урфина» мы с Новиковым решили, что когда я внесу последние поправки по замечаниям редактора, то рукопись придется отдать в перепечатку.
2, воскресенье.
Вчера и сегодня Вива с Адиком много возились с машиной, сняли передние крылья, сдирали с них краску и ржавчину. Я тоже много помогал в этом деле.
6, четверг.
Начиная с понедельника, и все последующие дни возился с машиной, готовя ее к окраске. Мыл переднюю часть машины, чистил шкуркой капот, крышу, бока машины, начисто содрал краску с задних крыльев. По вечерам в работу включался Вива. Работа очень трудоемкая.
Сегодня был Гера Худяков и предложил мне свое соавторство в работе над книгой о самолетах. Я дал согласие при условии, что вся подготовка материалов ложится на его долю, а мне — литературное оформление.
Он обещал подготовить проспект.
Опыт работы над книгой об авиации у меня есть, и очень удачный.
7, пятница.
Сегодня Вива взял на заводе свободный день, и мы целый день провозились над «Победой». Провели грунтовку низа обоих дверей и задних крыльев.
8, субббота.
Продолжается работа по подготовке к окраске машины, это ужасно канительная вещь.
9, воскресенье.
На рассвете видел забавный сон, часть которого сохранилась в моей памяти.
Я попал в компанию провинциальных ответственных работников и вместе с ними приехал в областной город (как приехал, не помню).
Эти работники были совершенно карикатурные и точно выскочили из щедринского города Глупова. Даже фамилии двух из них были такие: Самолеткин и Вертолеткин.
Самолеткин был круглолицый, с остреньким задорным носиком, и очень хитрый, ехидный. Он подзуживал на глупые выходки Вертолеткина, очень тупого и недалекого субъекта.
Вертолеткин нечаянно собрал из разных неподходящих деталей (вроде микрометра) что-то вроде детского пистолета (но сходство было только внешнее), а Самолеткин (да и я отчасти) уверили его, что это очень нужная и дельная вещь.
Он ужасно возгордился и на собрании работников в квартире одного из них говорил длинную и бестолковую речь (к сожалению, я из нее ничего не запомнил), а его коллеги слушали, страдали, издыхали, но из товарищеской вежливости не перебивали оратора.
Затем у них началась картежная игра на трех-четырех столах (по этому поводу я им заметил, что они соединяют приятное с полезным — заседание с карточной игрой!)
Карты были странные, или очень большие или очень маленький, со странными фигурами.
Играли во что-то вроде подкидного дурака, другие в какую-то азартную игру, т. к. на столе лежали фишки.
Мне вздумалось подшутить над этой
компанией, я потихоньку вышел в переднюю и сказал рассыльному, молодому веселому парню:
— Ты зайди в комнату и скажи c испуганным видом: «Приехал чиновник из Москвы!»
Я надел пальто, взял зачем-то у рассыльного его шапку (подобие киргизского малахая) и стал громко топать по полу.
Рассыльный выполнил мой приказ и прошептал в дверь испуганно:
— Приехал чиновник из Москвы!
Сначала местные власти не придали этому значения, а потом страшно перепугались и получилась заключительная немая сцена их «Ревизора».
Когда я вышел, они сидели онемевшие, а один, видимо, так сильно вспотел от испуга, что схватил со стола скатерть и завернулся в нее, чтобы стирать пот.
Я с невинным видом спрашивал у них, что случилось, а они понемногу приходили в себя, злились на меня и радовались, что тревога оказалось ложной.
Потом всю эту братию свалил сон, и они посапывали кто где — на диванах, на стульях…
Я вышел на улицу, там была мертвая тишина, безлюдье…
Получил и просмотрел гранки статьи «Как люди учились летать», которая пойдет в календаре «Круглый год» за 1960 год.
Завтра думаю ехать в Москву.
Вива красит машину — верх в серый, а низ в синий цвет.
15, суббота.
Всю неделю работал подручным по окраске машины: «шкурил» капот и бока после первого слоя краски, оклеивал верх машины бумагой, чтобы синяя краска с нижней части не попадала на серую, иначе вся работа по окраске верхней части пошли бы насмарку. Без моей помощи (а я работал каждый день несколько часов) дело сильно затянулось бы, а
теперь завтра должен быть конец.
Сегодня утром пришел к важному решению: переработать «Путешественников», отказавшись от овой формы и сохранив ее лишь в тех частях, где записи Гриши действительно выглядят по-детски. Мне кажется, что это не должно потребовать большой работы, т. к., что греха таить, большинство глав принадлежит Александру Волкову, а не Грише Челнокову, и надо только перейти от первого лица к третьему. Но книга зазвучит по-иному, и главное — отпадет упрек, что мой герой рассуждает как взрослый. Вообще, форма а приемлема для небольших вещей, как «Витя Малеев», а для книги в 15 листов она становится бременем и очень стесняет автора.
18-го поеду в Москву и договорюсь об этом с Кармановой, она, конечно, будет только приветствовать мое решение. Рукопись у нее придется взять.
За последние дни у меня сложилось восьмистишие, первые строчки которого пришли мне в голову давно, годы тому назад. Мне думается, это восьмистишие хорошо характеризует библейского Иегову — и того, поклонение которому проповедует секта иеговитов.
Иегова
Иегова — наш бог. Он страшен,
Ему стихии подчинены.
Он отвращает свой взор от пашен,
Ему милей поля войны.
Он — ненавистник земных дерзаний
И повседневных мирных дел.
Жить в вечном страхе, среди страданий —
Такой подвластных ему удел.
19, среда.
Вчера провел весь день в Москве. Накануне (в понедельник) «доводил» машину, промывал стекла, чистил тряпкой с керосином никелированные части. С молдингами (решетка впереди) возился часа три, но довел их до блеска, поражающего глаз. Вива вечером отрегулировал проводку, и вчера я и Муся поехали с ним ранним утром. Он завез нас домой и отправился на работу.
А днем он ухитрился побывать в ГАИ; нашу работу приняли и выдали номер, так что мытарства с машиной кончились.
Я побывал в книжных магазинах, кое-что купил, получил на почте журналы и с порядочным грузом отправился в Детгиз. В худ[ожественной] редакции, у редактора [нрзб] Израилевны состоялась условленная встреча с ленинградским художником Виктором Семеновичем Вильнером, который иллюстрирует «След за кормой» и привез макет книги. Мы обсудили его работу, я высказал ряд технических замечаний, а потом мы обменялись общими соображениями.
Был у Кармановой, взял рукопись «Путешественников», она мое намерение переработать книгу вполне одобрила и сказала, что давно хотела мне предложить такую переделку, но боялась. Я обещал сделать работу к 10–12 сентября.
Мне звонили из «Календаря школьника», чтобы обсудить темы листков на 1961 год, которые я должен для них написать. Обещал зайти в первых числах сентября. Тел. Д 0–67–51.
Домой вернулись поздно вечером.
Сегодня приступаю к работе над «Путешественниками».
Вечером. Посмотрел 45 страниц. Дело пока идет гладко, вписал небольшую сценку, где дал наружность Гриши Челканова.
20, четверг.
Кончил 112-ой страницей.
21, пятница.
Дошел до 150-ой страницы. Работа, как всегда, увлекла меня, и от чисто-формальной переделки я перешел к углублению характеров, описанию наружности и т. д. Появились большие вставки по полстраницы и более. Работой доволен.
22, суботта.
Перепечатывал вставки и исправления. Довел до 105 страницы.
23, воскресенье.
Тяжелый день… Ездили на кладбище, приводили в порядок Галюсенькину могилу.
Скоро тринадцать лет…
24, понедельник.
Кончил перепечатывать вставки и замены — вышло порядочно. Правку довел до 185-ой страницы.
25, всторник.
Ездили с Калей в Москву, очень неудачно. Хотели встретиться с Вивой, который уехал на машине, но у него вышел из строя мотор, и он на буксире вернулся на дачу. Теперь думает покупать новый мотор. Решительно, эта машина — какой-то Молох, требующий непрестанных жертв.
Вечером перепечатал вставки до 185 стр.
26, среда. Проделал большую работу — вклеил все замены и дополнения в редакторский экземпляр рукописи до 201-ой страницы.
У Вивы не вышло с покупкой мотора, и он долго возился с ремонтом старого, который еще вчера вынул из машины. С моторами, да и вообще со всякими механизмами он разбирается прекрасно.
27, четверг. Две трети книги готово. Довел правку до конца второй части (226 страниц). Порядочно переработал главу «Поездка на [нрзб]» и дал ее от автора.
28, пятница.
Были в Москве, уехав ранним утром. Накануне до половины второго ночи я помогал Виве ставить на место мотор. Помощь моя была, конечно, довольно пассивная: я светил переносной лампой, подавал инструменты, помог завернуть пару гаек, с которыми трудно справится одному. Но Вива разбирается здорово: всю эту сложную путаницу трубок, проводов и все прочие поставил на свои места, и мотор заработал, правда, ненадолго.
Но утром Вива поднял меня в половине шестого. Пока я протирал верх и бока машины, он разжег паяльную лампу, прогрел нужные части мотора, и он заработал с первого нажима.
В Москву всю дорогу ехали под дождем.
Дома я выправил стр. 267–296, а потом у меня страшно разболелась голова. Ходил за таблетками в аптеку, принял сразу две штуки цитрамона, и голова постепенно прошла.
Без четверти пять поехали на американскую выставку в Сокольники, ходили там часа полтора. Размещена выставка сумбурно, у интересных экспонатов [нрзб: толпятся?], давка.
Видом сумбурные статуи и картины (абстрактное искусство!) и автомашины, очень шикарные, но непригодные в наших условиях.
А из Сокольников поехали в Манеж, и там с Мусей, Калей и Сашей смотрели чехословацкую выставку стекла. Вот эта выставка устроена с большим вкусом, очень культурно. Мы шли не торопясь, без верхней одежды, то через таинственные пещеры, где тускло мерцали кристаллы, то мимо кривых зеркал, которые привели в восхищение ребят, то смотрели мозаичные картины и прекрасные изделия из стекла. Чудесная выставка, мы на ней еще побываем…
На дачу вернулись в половине двенадцатого ночи.
29, суббота.
Довел правку, перепечатку и вклейки вставок и замен до 332 стр. включ[ительно].
Погода резко ухудшилась, частые дожди, очень холодно. На даче осталось жить два дня.
30, воскресенье. Просмотрел всю рукопись до конца — с 333 до 415 стр. Много глав пойдет от автора.
31, понедельник. В 640 уехали на машине Вива с Адиком, увезли много вещей, в том числе и пишущую машинку. Буду заниматься сборами.
Вечером Вива увез нас на машине больной, с ангиной. Я очень нервничал, но все обошлось благополучно.
Сентябрь
1, вторник.
С утра и часов до 3-х дня уборка после переезда с дачи. Навел внушительный порядок в своей комнате.
Ко мне заходил Владимирский, сообщил, будто в одном киоске, торгующем минскими зданиями, ему сказали, что у них был «Волшебник», но распродан. Не верится, но проверю, напишу [нрзб: запросто?].
Московский «Волшебник» все еще маринуется в типографии, страшно долго.
Владимирский также сказал мне, что в студии «Диафильм» видел эскизы художницы, которой поручили рисовать фильм. Сам он примется иллюстрировать «Урфина», примерно, с 1 октября, т. к. едет в туристическую поездку (12 дн[ей]) в Швецию — очевидно, потому, что ему поручили иллюстрировать «Путешествие Нильса с дикими гусями». Вот молодец — добросовестно работает!
Я дал Влад[имирскому] сказку Анатолия «Приключение двух пионеров в сказочной стране». Цель — получить согласие на иллюстрирование книги, если ее примет Детгиз. Толя сам просил передать ему рукопись, и теперь я это поручение исполнил.
Вечером перепечатал последние вставки и замены для «Путешественников».
Была Надя Вардугина — проездом с Кавказа в Ново-Сибирск.
2, среда.
Отправил письмо в Минск. Звонил Самарину, получен сигнал 11—го номера «Рыболов-Спортсмена», где помещен мой рассказ «У костра» и передовица «Реки найдут защиту» (обзор читательских писем).
Получил из редакции конкурса поистине соломоновский ответ по поводу «Путешественников» — «Принять к сведению, что книга издается Детгизом»! Необидное для автора сообщение, что книга не заслужила премии.
В 12 часов ночи закончил делать вклейки в редакторский экземпляр.
Завтра начну оформлять свой экземпляр.
3, четверг.
Сделал огромную работу: вклеил вставки в 1-ую и 2-ую части и перенес все поправки в 1-ую часть. Работал, наверно, не меньше часов восьми (вот они, благие намерения установить другой режим!)
Звонил в издательства.
В изд[ательст]ве литературы на иностр[анных] языках узнал, что книга моя на французский и английский языки переводится, и делаются попытки перевести ее на хинди непосредственно с русского (а раньше обычно переводы делались с англ[ийского], т. к. знающие хинди не знали русского). Гонорар за вставки выписан мне, оказывается, еще в марте.
Новиков за «Урфина» еще не взялся, обещает сделать это в половине сентября — вечно волокита, а ведь я сдал рукопись еще 14 июля.
Н[овиков] сказал также, что они ждут сигнального экз[емпляра] «Волшебника».
В Гоеграфгизе мне сообщили, что «Цинтию» они издавать не будут, т. к. отказались от Ж. Верна. Книгу по почте посылать рискованно, придется заехать.
Звонил Шпет. Она предлагала мои пьесы разным кукольным театрам (в частности «Терентия и Тентия», к[отор]ая ей очень нравится), но они нигде нейдут. В общем, моя карьера кукольного драматурга закончена.
4 сентября.
Был в поликлинике у Канторовича, который очаровал меня своей постановкой диагноза еще в июле. Давление у меня прекрасное 125/75, сердце он нашел очень хорошим, не нуждающимся в каких-либо лекарствах. Сняли электрокардиограмму, буду ходить на вдыхание кислорода от эмфиземы (кашель мучает).
5, суббота.
Вчера и сегодня продолжал клеить и править. После обеда были на выставке достижений народного хозяйства. Вечером работал.
6, воскресенье. Ездили днем на дачу. Но утром и вечером переносил правку, дошел до 260-ой страницы.
7, понедельник.
Утром закончил переносить правку во второй экземпляр рукописи.
Был в Детгизе, сдал Кармановой рукопись «Путешественников» и взял второй экземпляр для перенесения правки. Встретил Камира, говорил с ним о переработки рукописи в том плане, который он предлагал уже давно.
Майя Брусиловская сказала, что договор на «След за кормой» будет перезаключен, т. к. срок его истек. Я предложил поставить в новом договоре объем книги в 8 листов. Майя считает, что из рукописи нужно выбросить половину печатного места.
Л.О. Доукша просила сделать краткие подписи к иллюстрациям, сделанными для статьи «Как люди учились летать». Выяснил, что давал ей рассказ «Три рыбалки в один день», но он был снят, когда сокращали объем книги. Говорил о помещении его в календаре 61-го года.
Вечером занимался вклейкой вставок в экземпляр «Пут[ешественни]ков» для художника. Закончил первую часть.
8, вторник.
Вклейка. Закончена вторая часть.
Сделал подписи к 10 рисункам для статьи «Как люди учились летать».
9, среда.
Был у невропатолога. Оказалось, что у меня болезнь Фота (данные об этом русском ученом я нашел в БСЭ), это невралгия бедра. Надо поменьше ходить и с отдыхом. Прописано лекарство, но узнать у Канторовича, не противопоказано ли его употребление моей эмфиземе. Предписан. пить витамины.
Принимал кислород.
Купил «Календарь школьника» на 1960 г., где помещены мои астрономические статьи.
Вклеиваю их в свой .
10, четверг.
Закончил вклейку вставок в 3-ий экз[емпляр] «Путешественников». Провел кропотливую работу по подсчету объема книги, и оказалось, что в ней осталось всего 13 1/2 листов!
[В текст вклеены статьи А. Волкова из «Календаря школьника» на 1960 год: «Солнечная система», «Меркурий», «Венера», «Марс». — Прожито.]
[В текст вклеены статьи А. Волкова из «Календаря школьника» на 1960 год: «Пояс астероидов», «Юпитер», «Сатурн», «Уран». — Прожито.]
[В текст вклеены статьи А. Волкова из «Календаря школьника» на 1960 год: «Нептун и Плутон», «Джордано Бруно». — Прожито.]
11, пятница.
Весь день занимался наведением порядка в библиотеке. На креслах и подоконниках лежали целые залежи, но мне путем перемещения удалось все эти залежи разместить по полкам.
12, суббота. Ошеломляющая новость: в новых условиях и при новой технике осуществлена идея Ж. Верна — с Земли на Луну запущен космический снаряд!!
Сообщение об этом передавалось по радио в первый раз, повидимому, около 13 часов, но у меня трансляция была выключена, и я услышал новость в 16 часов в «Последних известиях».
После этого она передавалась еще несколько раз, а затем пошли сообщения о дальнейшем пути ракеты.
13, воскресенье.
Вечером уехали на дачу Вива с Адиком — ставить новый мотор в машину. На покупку мотора дал Виве 4300 руб. С ребятами уехали Муся и Каля. Я остался с Сашей и Женей.
Утром, часов в 11 1/2, поехали на дачу. Там установка нового мотора шла полным ходом. Закончили ее часам к 5 вечера, но дело чуть не разладилось из-за отсутствия в купленном моторе одной небольшой, но важной детали — ротора. Обнаружили это при помощи шофера, которого наняли «раскатывать» машину. Установили ротор и двигатель заработал. Выехали с дачи в 8 часов, в городе были в 9.
[В текст вклеена статья «Вторая советская космическая!». — Прожито.]
Здесь узнал о том, что ракета должна упасть на Луну примерно в 05 14 сентября.
Множество передач по астрономии, высказывания ученых, отзывы иностранной печати и видных деятелей и т. д. и т. п.
14, понедельник.
Ракета упала на Луну в 0 часов 2 минуты 24 секунды. Точность предсказания изумительная.
Но пишут, что последняя ступень ракеты была управляемая, только не сообщается, как она управлялась — очевидно, военный секрет.
Итак — впервые осуществлен полет космической ракеты с Земли на Луну — потрясающее достижение!
Звонила Л.О. Доукша, просила срочно написать небольшую статью об этом перелете для Календаря «Круглый год». Обещал сделать к среде.
Резко ухудшилась погода. Вчера, когда ребята ставили мотор, был чудесный день — 20 тепла, ясно. Сегодня холодно, ветер, перепадает дождь.
[В текст вклеена статья «Вторая советская космическая ракета в полете». — Прожито.]
[В текст вклеена вырезка из газеты с сообщением ТАСС о советской космической ракете. — Прожито.]
15, вторник.
Эти вклейки рассказывают о недолгом полете второй космической ракеты на Луну и ее благополучном «прилунении» (это слово широко вошло в употребление). Больше вклеек делать не буду. Масса комментариев, отзывов, астрономических статей собрана в газетах, которые я сложил в особую папку.
Написал небольшую статью. «От Земли до Луны» для календаря «Круглый год».
16, среда.
Утром получил неожиданное приятное известие: печатается«Земля и небо»! Об этом мне сообщила Г.С. Вебер, без всяких предисловий затребовавшая от меня две подписи к иллюстрациям.
Я сначала подумал, что причиной такого поворота в судьбе книги является ее антирелигиозная направленность, отмечаемая во всех рецензиях, но Г.Ф. Ермоленко объяснила мне дело гораздо более прозаически. Оказывается, в типографии простой, от издательства потребовали книгу, а т. к. «Земля и небо» совсем готова к печати, то ее и пустили. Что ж, и на том спасибо! Печатать будут 20.000 экз[емпляров] — по заявкам, поступившим в Книготорг.
Ермоленко просила дать хотя бы несколько строк о полете ракеты на Луну. Я написал абзац в статью «От Земли до Луны», выбросив другой.
Был в поликлинике, в кабинете «Ухо, горло, нос». М. б. есть какие-нибудь средства для облегчения моего ужасного насморка. Пока что, мне прописали чешское средство «Санорин» (капли в нос) и предложили сделать рентгеновский снимок с носовой полости. Сколько у меня надоедливых болезней!
Кислородная палатка не работает, т. к. в полуподвальном этаже ведется ремонт. А кислород начал было приносить мне облегчение…
В 15 часов началось закрытое партийное собрание в Институте Цветметзолото. Кстати, вопрос о его переводе в Красноярск, по-видимому, отпал: снято слово «Красноярский» с вывески и проведет набор студентов на предстоящий учебный год. Мне это приятно.
На собрании зачитывалась запись бесед Хрущева с Никсоном, которая, по просьбе Никсона, не должна была подвергнуться широкой огласке.
Вначале я ничего не записывал, а потом решил делать заметки в записной книжке, причем у меня не оказалось карандаша, а перо у авторучки было сломано и царапало бумагу. Все же большую часть бесед мне удалось записать довольно подробно, и я это переношу сюда, делая упор на наиболее интересные вещи.
Первая беседа состоялась 24 июля, с американской стороны в ней участвовали Никсон и брат президента д-р Мильтон Эйзенхауэр. Вторая произошла на даче Хрущева, на обеде, где присутствовали Хрущев, Микоян, Козлов, Никсон, М. Эйзенхауэр, посол США Томпсон.
У меня в записи содержание этих двух бесед слито, т. к. я не отметил границу между ними.
Значительную часть первой беседы составил обмен мнениями по поводу резолюции американского конгресса об «освобождении порабощенных народов» и связанной с этим декларации президента.
Американцы очень неубедительно, на мой взгляд, доказывали, что президент не властен над конгрессом и не мог помешать ему в принятии этой резолюции, и что это резолюция, не претендуя на ее практическое осуществление, выражает только взгляд американского народа (?)
Хрущев резонно доказывал, что это вмешательство во внутренние дела стран социалистического лагеря. «Уж если вы не могли уничтожить советскую власть во время интервенции, когда мы выбросили вас вон, то чего же вы думаете добиться резолюциями? А если вы начнете войну…»
И далее Хрущев говорил о том, что принесет миру война при современных средствах разрушения.
В самом начале встречи Хрущев, угощая гостей папиросами, сказал, что он сам не курит, и что это дурная привычка.
Мильтон Эйзенхауэр:
«Лучше иметь маленькие недостатки, чем большие»
Что он подразумевал под большими недостатками, американец не разъяснил.
Беседа о резолюции и «вмешательстве в чужие дела» продолжалась долго, и каждая сторона отстаивала свою точку зрения. Американцы напомнили о Венгрии, Польше, ГДР.
— Это — совсем другое дело, — ответил Хрущев.
Никсон, очевидно, недовольный, спросил почему советская сторона все время говорит о резолюции.
— Я вам приведу крепкое крестьянское словцо, — сказал Хрущев. — У нас есть пословица: «Где ешь, там не устраивай уборную». И еще: «свежий навоз сильнее воняет» (Вероятно, он употребил более крепкое слово). Конечно, когда он подсохнет и покроется коркой, вонь будет меньше, ее разнесет ветром… Так постепенно и вопрос о резолюции забудется.
Никсон при смехе присутствующих говорит:
— Я все понял без переводчика, вы так выразительно говорили.
Дальше я конспектировал довольно подробно.
Хрущев сказал о том, что наша ракетная техника может забросить ракету весом в 100 тонн. и она станет искусственным спутником. Наши ученые просят денег на то, чтобы запустить такую летающую лабораторию.
Никсон: «А на Венеру вы можете забросить ракету?»
Этот вопрос остается без ответа.
Далее Хрущев говорит о бомбардировщиках и ракетах. В современной войне ценность бомбардировщиков почти равна нулю. Даже в предыдущей войне трудно было проверить действия летчиков. Даже наши летчики не раз заявляли, что они уничтожили те или иные объекты, а на проверку они оказывались целехоньки. Другое дело — ракета. Когда ее сделают, она «лежит на складе и кушать не просит», а выпущенная метко поражает цель.
«Месяца два назад мы выпустили межконтинентальную ракету, — говорит Хрущев. — Она пролетела 7000 км. и могла бы сделать больше, но дальше уже была чужая земля. Пожалуй, еще попала бы к вам на Аляску… И точность ее была очень велика — она упала всего на 1,7 км. от цели. Эта ракета могла нести водородный заряд, эквивалентный 5 миллионам тонн тротила (!!) А вот с другой ракетой вышла неприятность: испортилось регулирующее устройство, и она пролетела лишних 2000 км. Хорошо еще, что она упала в море.
Никсон:
— Вы сказали Гарриману, что дали китайцам такие ракеты,
Хрущев:
— Я сказал не так. Я сказал, что мы ракеты дадим, если на Китай нападут.
Никсон:
— Одна межконтинентальная ракета стоит столько же, сколько 153000 телевизоров или несколько университетов.
Хрущев:
— Наши ракеты дешевле. У нас специалисты высчитали, что для того, чтобы подавить мощь США, нам нужно ракет всего на 30 миллиардов рублей. И заметьте, что нам межконтинентальные ракеты нужны только для подавления США, а ваши базы мы подавим чепуховыми ракетами, дальностью всего в 500 километров.
Никсон спрашивает, дорого ли стоит платформы для запуска ракет.
«Недорого», — отвечает Хрущев. Даже он говорит, что мы почти совсем перестали выпускать бомбардировочные самолеты и строим их очень немного — только для того, чтобы строители не потеряли квалификации. Он говорит о военно-морском флоте: он тоже утратил свое боевое значение. Экипажи линкоров и крейсеров в случае войны станут добычей рыб. Мы такие корабли перестали строить, а строим мелкие суда — тральщики и т. п.
— А подводные лодки?
— Подводные лодки строим. Они ведь у нас снабжены ракетными установками, которые могут прицельно стрелять на 600 км., а конструкторы обещают довести это расстояние до 1000 км. Эти заряды будут применяться для уничтожения кораблей.
Никсон интересуется, каких успехов мы добились в отношении горючего, какое горючее мы применяем.
Хрущев:
— Я не специалист в этой области, плохо в них разбираюсь.
Никсон:
— Когда вы были в Албании, вы говорили о том, что собираетесь построить там ракетные базы. Рационально ли это? А вдруг ветер подует в вашу сторону и понесет к вам осадки?
— Если вы установите базы в Италии и Греции, мы их установим в Албании и Болгарии. Тогда нам не понадобятся ракеты дальнего действия.
Далее Хрущев говорит, что бомбардировке не будут подвергаться те страны, которые не допустят размещения американских баз на своей территории.
Никсон:
— Вы хотите нас запугать? Мы ведь обладаем значительной мощью, но не хотим пускать ее в ход.
Хрущев:
— Я открою вам еще один секрет — насчет интервью авиации Вершинина, которое было напечатано в наших газетах. Тогда ваши генералы чересчур расшумелись. По поводу их воинственных заявлений нельзя было молчать, надо было дать отповедь.
Решено было, что для этого слишком много было выступления министра обороны или начальника генштаба, и тест, составленный в ЦК, пошел от имени Вершинина.
Мы ведь знаем, где ваши базы, их не спрячешь. Да и помимо того, теперь такие мощные бомбы, что если она упадет за 100 км от цели, она все равно эту цель уничтожит.
Я расскажу шутку, которая ходит в Англии. Говорят, что англичане делятся на пессимистов и оптимистов. Пессимисты думают, что для полного уничтожения Англии нужно только 6 водородных бомб, а оптимисты считают что их нужно целых 9!
Далее Хрущев спрашивает:
— Зачем вам корабли на Черном море? Для того, чтобы отвлечь наши бомбы? Открою вам еще один секрет. Когда у нас шла речь о мирном договоре с Австрией, Молотов занимал жесткую позицию и противодействовал заключению договора. «Мы сможем нажимать на западные державы», — говорил он. «Разве ты собираешься воевать?» — спрашивал я. Такие же бурные дебаты пришлось провести по вопросу о ликвидации нашей военной базы. Хотите на нас наступать? Вот вы собираетесь устраивать военные базы в Иране…
Никон уверяет, что об этом не было речи.
Хрущев:
— Я же читал ваш секретный договор с Ираном. Хотите, я дам вам копию? Там есть пункт об организации ваших баз…
Никсон,
— А какие вы даете инструкции иностранным компартиям насчет проведения подрывной деятельности?
Зря платите деньги своим агентам. Мы против заговоров, это программа народников.
Мы — противники террора…
Дальше идет длительный спор о том, что такое вмешательство в чужие дела, что такое революция. Хрущев излагает марксистскую точку зрения на эти вопросы, говорит о том, как произошла революция в Чехословакии, напоминает об американской революции, к котрой русские относились с симпатией.
Речь заходит о том, насколько безопасно пребывание Никсона в Сов[етском] Союзе. Никсон вспоминает, как его встречали в Венецуэле (свистами, гнилыми апельсинами и т. п. — Никсону пришлось спасаться в машину).
Хрущев:
— В Венецуэле вас встретили, как представителя америк[анского] правительства, посягающего на свободу других стран (малых). За это вас всегда будут ненавидеть. Против вас восстали даже на Тайване…
Никсон опять говорит о Венгрии, Польше, ГДР.
Обмен мнениями о свободных выборах в Германии и Вьетнаме. Хрущев вскрывает фальшь западных держав в этих вопросах.
Разговор переходит к проблеме З[ападного] Берлина.
Хрущев иронизирует:
«Что ваши 11 тысяч солдат в З[ападном] Берлине? Введите туда, по крайней мере, 100 тысяч — все таки больше будет изолировано ваших войск в случае конфликта. В Сталинграде мы взяли 300 000 немцев. Но в вопросе о З[ападном] Берлине мы не хотим умалять ваш престиж, давайте спустим вопрос на тормозах. Ваше упорство наводит на мысль что вы хотите продолжать холодную войну, а потом, м. б., превратить ее в горячую…»
Никсон:
— Мы не убедим друг друга. У нас свои взгляды на то, кто является причиной раскола Германии. У вас в Восточной Германии 18 дивизий. Обострение положения с З[ападным] Берлинов вызвали вы…
Обвиняет Сов[етский] Союз в неустойчивости, в то время как Запад все время идет на уступки (!!)
Посол Томпсон поддерживает Никсона:
— Теперешнее положение создано не нами.
Найти взаимоприемлемое решение вопроса невозможно. А мы делали всяческие уступки, даже предложили отложить женевское совещание министров иностранных дел на неопределенное время… (Вот так уступка!)
Хрущев:
— Это предложение Аденауэра, а не ваше.
Идет разговор о встрече в верхах. Никсон заявляет, что Эйз[енхауэр] не поедет, если ему предложат подписать чужие предложения.
Хрущев:
— И я не поеду на эту встречу, если она будет иметь целью увековечение существующего положения. Лучше поеду стрелять уток, по крайней мере, отдохну. Встречи лишь тогда имеют смысл, когда стороны хотят договориться.
Никсон:
— Мы не хотим подписывать мирных договор, т. к. это означало бы признание ГДР и увековечение раскола Германии.
Хрущев:
— Вы предлагаете нам свергнуть правительство ГДР. А что, если мы предложим вам уничтожить ФРГ?
Снова идет разговор о договоре, о сроках и т. д.
Томпсон (очень недипломатично) грозит войной, если Сов[етский] Союз подпишет договор с ГДР. Хрущев резко отчитывает его за это, указывает, что З[ападный] Берлин — постоянная причина конфликтов, там может вспыхнуть искра, которая приведет к пожару.
Разговор об атомных испытаниях, о взрывах на высоте более 50 км, о подземных, о взрывах для мирных целей. Хрущев говорит, что мы не создаем тактических атомных бомб, т. к. это неэкономично. Мы делаем стратегические бомбы, эквивалентные миллионам тонн тротила, а затраты на них почти такие же, как на те, которые равноценны сотням тысяч тонн (Академические разговоры об ужасных вещах! А.В.). Хрущев сожалеет, что СССР согласился на продолжение экспериментальных взрывов для мирных целей.
О современном положении Германии — с расколом приходится мириться. Франция и Англия хотели бы, чтобы Германия была разделена на 3–4 части.
Никсон:
— Неужели Сов[етский] Союз боится немцев?
Хрущев говорит о силе гитлеровской Германии перед второй мировой войной, когда Сов[етский] Союз был один. И тем не менее у нас социалистический лагерь всех стран народной демократии, кроме Югославии, но Хрущев уверен, что в случае войны и она будет на нашей стороне. Далее Хрущев анализирует силу союзников США и иронически замечает, что из всех их нам страшен Люксембург, но уж мы с ним как-нибудь справимся. Но Зап[адная] Германия может развязать войну, которая будет иметь страшные последствия.
— Зачем давать этому старику Аденауэру такую власть? — восклицает Хрущев.
Беседа подходит к концу.
Никсон благодарит за гостеприимство и прекрасный обед, просит извинить за долгую беседу.
Мильтон Эйзенхауэр говорит о своей роли в стране, о том, что он не политик, а занят педагогической деятельностью, причисляет себя к простым американцам. Он говорит о том, что американцы сами никогда не начнут войну. Благодарит ща откровенный обмен мнениями и надеется, что за те полтора года, когда его брат еще будет у власти, произойдут изменения, которых так желает человечество.
Хрущев предлагает своим заместителям Микояну и Козлову высказаться, чтобы гости не подумали, что в нашем правительстве есть разногласия. Микоян и Козлов выражают свое полное согласие со всеми высказываниями Хрущева.
После обеда Никсон поговорил с Хрущевым наедине (в присутствии только переводчика) и выразил надежду на встречу Хрущева с президентом Эйзенхауэром. Хрущев приветствовал эту идею.
Никсон выражает удовлетворение поездкой и говорит, что сделалась более благоприятная политическая атмосфера.
Вечером звонила Л.О. Доукша: статья о второй космической ракете не подходит, слишком сухо написано.
17, четверг.
Утром заново написал статью «От Земли до Луны», отправил в Детгиз по почте.
18, пятница.
Статья «От Земли до Луны» опять не подошла. Был в Детгизе и доработал ее на месте: дело осложняется тем, что по словам Л.О. она пойдет на первой странице, это увеличивает требования к ней.
«След за кормой» в том же положении, Брусниловская еще не начала работать над рукописью. Карманова не начала читать «Путешественников». Говорил с Ермоленко, она согласна прочитать «След за кормой» на предмет включения в план редакции для нерусских школ. Видел Прусакова. с «Чудесным шаром» ничего нового, и Пр[усаков] много говорил о том, что их редакция перегружена.
19, суббота.
Перебирал книги на полках, заполнял .
20, воскресенье.
Вива, Муся и Саша съездили ненадолго на дачу. Я сидел дома, читал.
Вечером приехали из Алма-Аты Олег Решетников и его мать.
[В текст вклеена заметка от 21 сентября 1959 г. «7.000 оборотов». — Прожито.]
7.000 оборотов
Сегодня к 15 часам третий искусственный спутник совершил 6.997 оборотов вокруг Земли. В 18 часов 55 минут совершит свой семитысячный оборот. За все время своего существования спутник прошел 316,8. миллиона километров. Это более чем в два раза превышает расстояние от Земли до Солнца. По расчет ученых, «путешествие» спутника, повидимому, будет продолжаться до конца года.
Условия для визуального наблюдения спутника в Москве в настоящее время остаются неблагоприятными.
За несколько дней до этого я дал в «Земле и небе» такую фразу: «В ночь на 22 сентября…». Вкралась маленькая неточность, но она не имеет значения.
[В текст вклеена вырезка сообщения ТАСС «О первых итогах пуска космической ракеты на Луну». — Прожито.]
22, вторник.
Звонил Ермоленко. Сигнальный экземпляр Земли и небо» ожидается недели через две.
Был в Литфонде, подписался на газеты и журналы.
Вечером написал для «Календаря школьника» листок «Джемс Уатт» (вчера звонили из редакции и напомнили…)
23, среда.
Написал для календаря статью «В.В. Петров» и переработал математические статьи: «Странная задача» и «Математический турнир».
Отправил все 4 статьи в редакцию.
26, суббота.
Вчера и сегодня сборы на рыбалку. Ремонтировал рыболовный инвентарь — кружки, удочки, садки и т. д.
Работы было достаточно.
Октябрь
1, четверг.
Возвратились с рыбалки. Вива заболел дорогой, когда возвращались в Москву, но сумел завести машину.
В мое отсутствие звонили из «Календаря школьника» и «Круглого года», просили зайти. Обещал побывать в субботу.
3, суббота.
Был в редакции «Календаря школьника». Подсократил математические статьи, «Уатт» и «Петров» пойдут.
Доукша просила переработать статью «От Земли до Луны», опять получилось суховато.
4, воскресенье.
Опять чрезвычайно астрономическая новость: запущена третья космическая ракета, на этот раз в облет Луны с возвращением в окрестности Земли.
Космическая эра шагает гигантскими шагами!
[В текст вклеена газетная вырезка «Третья советская космическая ракета в полете». — Прожито.]
[В текст вклеена газетная вырезка «О полете третьей советской космической ракеты». — Прожито.]
5, понедельник.
Написал для календаря «Круглый год» статью «От Земли до Луны», где упомянул и о третьей космической ракете. Статья, повидимому, подошла.
Заходил к З.С. Кармановой. Она собирается читать «Путешественников» с завтрашнего дня. Брусниловская к работе над рукописью «След за кормой» еще не приступила.
6, вторник.
Звонил Владимирскому. С печатанием «Волшебника» в «Сов[етской] России» дела обстоят плохо. В «Красном Пролетарии», повидимому, пропущены все сроки, и типография отказывается выполнять заказ. Не берется и «1-ая Образцовая». Теперь издательство думает печатать треть тиража (100 000) в Ленинграде, где будто-бы берутся сделать новые формы для рисунков за месяц (когда в «Кр[асном] Пр[олетарии] их делали год!) Это же совершенно нереально.
А 200.00 они думают допечатывать здесь в будущем году. Видимо, в изд[ательст]ве страшная неразбериха и безответственность.
Хотел поговорить с Новиковым об «Урфине Джюсе» и целый день не могу туда дозвониться — тоже порядок. А без согласования с ним не могу готовить экземпляр рукописи для художника.
7 октября, среда.
Тяжело на душе — вот уже тринадцать лет, как нет со мной моей милой, ненаглядной Галюсеньки.
Сегодня ночью видел ее во сне.
Вечером звонил Андрей Шманкевич, вернувшийся из длительной поездки на юг.
8, четверг.
Звонил Новикову. Он все еще не приступил к работе над «Урфином Джюсом». Обещал дать ответ, можно ли в таком виде дать рукопись художнику, в ближайшие дни.
По его словам «Волшебник» будет печататься в Ленинграде, и есть возможность, что в этом году будет сигнальный экземпляр, а м. б. и тираж. Посмотрим.
9, пятница.
Уточнены данные орбиты 4-го искусственного спутника (см. стр. 172). Этот спутник будет летать вечно (в ограниченном значении этого слова)
[В текст вклеена газетная вырезка «Схема движения третьей советской космической ракеты» и статья «Вести с межпланетной трассы». — Прожито.]
[В текст вклеены газетные вырезки «Ракета в полете» и «Вести с межпланетной трассы». — Прожито.]
[В текст вклеена газетная статья «О движении третьей советской космической ракеты». — Прожито.]
13, вторник.
Каждый день хожу в поликлинику, принимаю разные процедуры. Завтра буду сразу в трех кабинетах: у невропатолога, у Юваловой и в кислородном…
[В текст вклеена газетная статья «Пройдя апогей. Третья советская космическая ракета приближается к Земле». — Прожито.]
16, пятница.
Был в глазном кабинете на консультации у профессора. Проф[ессор] Березинская нашла, что глаз у меня находится «в очень приличном состоянии» и, как ей кажется, затемнение стало ка будто слабее. Но, по-моему, там все, как было, и хорошо, что хоть нет ухудшения. Меня на месяц освободили от пускания капель, что мне порядком надоело.
Регулярно делают мне проколы и промывание гайморовых полостей. Насморк стал полегче, но не очень.
Аппарат «Д’Арсонваля» не работает, ногу лечить не могу, хотя она сейчас не очень меня донимает.
17, суббота.
Мне сегодня определят содержание кислорода в крови (после пяти процедур) очень остроумным прибором. Ухо защемляется штепселем, в который вделан фотоэлемент. Очевидно, он по цвету красных кровяных шариков определяет процент кислорода в крови, и это показывает стрелка на шкале в особом ящичке. Процент у меня оказался хороший — 93 при норме 96, но кашель за последние дни стал хуже.
Звонил Фирсову в «Изд[ательст]во литературы на ин[остранных] языках». Надо написать статьи о 2-ой и 3-ьей космических ракетах. Я обещал сделать это в ближайшее время.
Вива ужасно расстроил меня сообщением о том, что у него рентген желудка дал неважные результаты, возможна язва желудка… Надеюсь, что ее скоро можно вылечить, т. к. она, повидимому, образовалась недавно. Возможно, его положат в больницу.
Вдобавок, Вива заболел гриппом. Болеют также Муся и Саша. Все они, наверно, заразились от Кали, которая уже переболела.
22, четверг.
Вчера и сегодня написал статьи «Советские вымпелы на Луне» и «Вокруг Луны» для издания «З[емли] и н[еба]» на французском и английском языках.
Вива лег в больницу.
[В текст вклеена газетная вырезка «Первый оборот вокруг Земли». — Прожито.]
23, пятница.
Свез очерки в изд[ательст]во литература на иностранных языках.
27, вторник.
Опубликовали в газетах фотографии невидимой
стороны Луны. Это — научное достижение величайшего значения, которое можно сравнить только с завоеванием огня и расщеплением атома…
Я принялся перерабатывать статью о третьей ракете для фр[анцузского] и англ[ийского] изданий «Земли и неба», т. к. данные, на которых я основывался, уже устарели.
28, среда.
Отправил новый вариант статьи в изд[ательст]во литературы на иностр[анных] языках.
Был в поликлинике. Мне прописали УВЧ — прогревать нос (10 процедур). Чтобы не ездить только по этому поводу, взял у Нечаева направление на кислородные процедуры. Сегодня же и начал, чтобы не откладывать дело в дальний ящик. Вечером был у Вивы.
31, суббота.
Принял по 4 процедуры — кислород не помогает, кашляю. Насморк тоже донимает меня.
Все эти дни занимаюсь переплетничеством. Редакции дружно молчат, а потом, вероятно, так же дружно навалятся на меня все разом.
[В текст вклеена газетная вырезка с фотографией обратной стороны Луны. — Прожито.]
Самая сенсационная фотография из всех, когда либо сделанных со времени изобретения фотоаппарата — и снятая в самой удивительной обстановке.
Суждено ли мне увидеть фотографию Марса, снятую ракетой?
Ноябрь
2, понедельник.
Позвонил Кармановой и узнал, что «Путешественники» будут одобрены, если я выброшу главы о посмертном награждение отца Гриши Челнокова. Мотив: эти главы утяжеляют книгу, выпадают из общего содержания. Карманова сказала, что эта мысль и раньше приходила ей в голову, а теперь ее в категорической форме высказал еще один редактор Детгиза, читавший рукопись.
Я сделал вычерки в экземпляре для художника и в тот же день побывал в редакции, где перенес правку в первый экземпляр. З.С. обещала после праздников выписать одобрение и сдать рукопись на иллюстрацию.
Итак, вещь прошла шесть рецензий: ее читали Ц. Дмитриева, Камир, дважды Мусатов, два редактора Детгиза. «Тяжела ты, шапка Мономаха!»
3, вторник.
Приехал Вива из больницы. В четверг он будет проходить комиссию на предмет помещения в Институт лечебного питания. Говорят, там лечат очень хорошо.
4, среда.
Принял семь процедур кислородных и УВЧ для носа. Пользы никакой. Был сегодня у терапевта, он мне прописал отхаркивающее от кашля и кардиомин для сердца. Посмотрим.
9, понедельник.
Прошли праздники. Из редакций — ни звука. Переплетничаю.
21, суббота.
Вчера был страшный день, который мог окончиться для меня и Вивы гибелью или увечьями.
Я вклеиваю себе копию письма к Анатолию, где подробно описана наша автомобильная авария.
Трудно два раза писать об этом тяжелом случае, хотя и пришлось для письма составить черновик, сразу на машинке такое не напечатаешь.
22, воскресенье.
Заметки к «Пионерам в Норландии».
Норландия расположена в США на берегу Атлантического океана. С суши отгорожена высокой стеной, наверху проволока под током высокого напряжения и т. д. С моря ее защищают рифы (м. б. искусственные?), среди которых есть проход для судов.
Мальчики катались на лодке, их унесло бурей, они случайно пронесены сквозь проход и оказываются в Норландии. Их берет в плане рыцарь и привозит в королевский дворец. Королева берет их в пажи…
В Н[орландии] не разрешено пользоваться никакими предметами обихода, появившимся позже 14 го века. Запрещено куренье, табак провозится контрабандой.
Открытие грамоты (подложной) о том, что рыцари курили. Отмена запрета и общая радость.
У премьера секретные апартаменты, там все достижения совр[еменного] быта: центр[альное] отопл[ение] вместо каминов, ванны, телевизор, радио, телефонная связь (в его отсутствие сообщ[ения] записываются магнитофоном).
Пышные титулы герцогов, маркизов, графов, баронов. Горбатый писец премьера — секретарь партячейки. О современности говорить запрещено. Летописец. Турниры.
[В тетрадь вклеена копия письма брату автора Анатолию о случившейся с ним автомобильной катастрофе. — Прожито.]
[В тетрадь вклеена газетная статья «восемь тысяч оборотов вокруг земли». — Прожито.]
[В тетрадь вклеено письмо Н.А. Петровского от 26 ноября 1959 года. Анатолию о случившейся с ним автомобильной катастрофе. — Прожито.]
27, пятница.
Был художник Вильнер В.С. с рисунками к книге «След за кормой». Рисунки еще не совсем закончены, но производят хорошее впечатление. Я сделал ряд замечаний, указал на неточности.
Из Института питания звонили о том, что Вива завтра должен лечь на лечение.
28, суббота.
Вива утром уехал в Институт лечебного питания им. Певзнера (этот ин[ститу]т находится около ул. Обуха), там он будет лечиться 30–40 дней. Основное лечение — диета.
29, воскресенье.
Был у Вивы, посмотрел в каких условиях он там живет. Условно хорошие.
23-го числа, во вторник, начал перерабатывать пьесу «Чудесные пилюли» в сказку. Писал три дня, а потом как-то дело не пошло, думаю все же возобновить.
Декабрь.
3, четверг.
23 ноября я написал первые две главы сказки «Чудесные пилюли» — «Начало необычайных событий» и «Профессор Пятеркин» — 11,5 страниц в рукописи. 25 го написаны главы: «В лесу», «Чудеса начинаются снова», «В очарованном доме Ленивихи» — 13,5 страниц. 26 го написал главы: «Через неделю», «В подвале» и «Бегство» — 14 страниц. После этого наступил шестидневный перерыв. Не писалось, и как-то не могу найти ничего подходящего для замены сцен у Чародея-Ботаника, где разговаривали Огурец и Тыква.
Решение пришло, когда я ездил к Виве в больницу: ребята попадают в чудесный сад Чародея-Географа, там встречаются с одушевленными странами света — Севером и другими. Написал сегодня 9-ую главу «В чудесном саду» (3 стр.). Сделал бы и больше, но ездил к Виве в больницу и там, пробившись сквозь охрану, сумел увидеться с ним во время его прогулок.
4, пятница.
Сильный мороз — 20. На улицу не выходил. Сделал главы: «Чародей-Географ» и «Лес Опасных Приключений» (12 стр.)
Всего написано 60 рукописных страниц, на машинке это составит 36–40 стр., меньше двух печатных листов. А весь объем сказки будет, как я думаю, листа 3 ½.
8, вторник.
Сегодня закончил переработку кукольной пьесы «Чудесные пилюли» в сказку. 5-го и 6-го (День Конституции и воскресенье) не работал, т. к. вся гоп-компания (как говорит Владимирский) — Каля, Саша и Женя — были дома, а они не очень дают заниматься. Да и Адик по целым дням стучал и пилил за своим рабочим столиком, который примостился рядом с моим письменным столом. Он мастерит новый радиоприемник вместо того, который подарил Олегу Решетникову.
Вчера я написал главы «Трудная дорога», «Дворец Волшебных чисел» и половину главы
«Черное болото» (16 страниц рукописи). Сегодня закончил главу «Черное болото», написал главы «Бой с Ленивихой» и «Развязка» (всего 8 страниц).
Объем сказки получился меньше, чем я предполагал, в ней будет меньше 3-х печатных листов. Но дело, конечно, не в объеме.
В четверг, 3-го декабря, мне неожиданно позвонила Н.В. Чертова (она теперь зам[еститель] председ[ателя] Правления Московского Отделения ССП). Она сообщила, что теперь у Правления есть возможность дать мне литературного секретаря, о чем я просил весной, когда у меня было плохо с глазом. Я уже отложил, как говорится, по этому вопросу всякие попечения и теперь был очень удивлен, и прямо растерялся.
Чертова предложила мне написать новое заявление на имя Правления МО ССП м сказала, что дело наверняка пройдет. Я обещал такое заявление прислать, но положив телефонную трубку и поговорив с Мусей, нашел, что это не такое простое дело — взять литсекретаря.
После обеда я даже не могу заснуть и мучительно думал, чем я буду этого секретаря (конечно, секретаршу) загружать. Диктовать я не умею, пишу всегда сам. Что ж ей — перепечатывать мои вещи (если она умеет работать на машинке!). Не такая уж это сложная проблема. Поручить делать выписки? Надо точно указать, где, как, что, сколько выписывать…
Решил до подачи заявления посоветоваться с Евгением, который должен был явиться ко мне вечером, т. к. к нам проездом из Цхалтубо в Усть-Качи. заехала моя (и его) двоюродная сестра Матрека Степановна с дочкой.
Евгений подтвердил мои опасения и сказал, что личная секретарша, как он знает от многих, — страшная обуза. Не говоря о том, что ей надо приплачивать (ставки у них мизерные), делать подарки (как у [нрзб: Расткина?] — к Пар. Коммуне, к Рождеству и Пасхе), кормить, и кормить хорошо, не так как мы иногда едим по-домашнему, — это всегда чужой человек в доме, из-за которого всегда все (а я в особенности) будут чувствовать себя стесненными…
И я принял единственное возможное решение — секретаршу не брать. Кстати, Женя мне разъяснил причину этой неожиданной чуткости. Оказывается, сливают аппарат союзного Литфонда, Литфонда РСФСР и московского отделения, и должно произойти значительное сокращение штатов.
— Тебе навяжут чью-нибудь двоюродную сестру или племянницу, — сказал Женя.
Утром в пятницу я позвонил Чертовой, поблагодарил за внимание и сказал, что в данное время мне секретарь не нужен, т. к. я, возможно, уеду на несколько месяцев на Урал.
Чертова сказала, что я потом могу поднять этот вопрос снова, и я обещал сделать это в случае надобности.
Сейчас я чувствую себя гораздо свободнее, чем до того дня, когда надо мной нависла угроза появления секретарши. Смешно? Смешно, но это так.
17, четверг.
Звонил Владимирский, сказал, что в Ленинграде обещают выпустить 1-ый завод [нрзб] (100 т[ысяч] экз[емпляров]) по формам «Красного Пролетария» к Новому Году, а потом эти формы выбросят, и уже по своим новым будут выпускать еще 200 тыс. в 1-м квартале 1960 года. С «Урфином» попрежнему, Новиков еще не читал его.
18, пятница.
Звонил Тихвинский Влад[имир] Наум[ович], режиссер теневого театра. Оказывается, переработка «Волшебника», которую он делал при помощи моей, и на к[отор]ую я махнул рукой, идет в ход. М[инистерст]во Культуры РСФСР одобрило ее для распространения в театрах, пьеса будет идти в ТЮЗ’ах, собираются ее ставить в Сумах, Харькове, Омске, В Моск[овском] Обл[астном] Тюзе. Я предложил ему оформлять договора так: 50% мне, 50% ему. Он хотел ко мне заехать для окончательной доработки пьесы.
Получил письмо из Риги, от латвийской писательницы Анны Саксе. Она перевела на латышский язык «Волшебника», и он будет печататься в Риге. Просила выслать новое издание.
Написал ответ.
26, суббота.
Настроение вялое, болел несколько дней бронхитом, не выходил, много читал. Сегодня звонил Владимирский, в «Сов[етской] России» получен сигнальный экземпляр «Волшебника». Я не успел съездить посмотреть, договорился на понедельник.
27, воскресенье.
Звонил Захаров из театра им. Гоголя (б. Транспортный), они хотят поставить для детского спектакля «Волшебника Изумрудного города» и, повидимому: будут просить меня сделать инсценировку. На-днях он будет звонить снова.
Возникает вопрос о том, как быть с Тихвинским и его инсценировкой.
28, понедельник.
Сегодня день интересных событий.
Я с утра созвонился с Министерством
Культуры РСФСР и разыскал там ведающую вопросами детских театров Светлану Романовну Терентьеву. Я расспросил ее о деле с инсценировкой «Волшебника», сделанной Тихвинским и узнал интересные вещи. Оказывается, Тихвинский в разговоре со мной 18 декабря нагло налгал. Инсценировка его лежит в Министерстве еще с прошлого года, пригодной для ТЮЗ’ов она не признала и не рекомендована. Ее признали годной лишь для кукольных театров, да и то при условии основательной переработки, но ведь для кук[ольных] театров есть моя пьеса. На инсценировке Т[ихвинский] поставил еще и фамилию [нрзб: Фреймана?], кроме моей и своей.
Я просил Терентьеву, не давать этой инсценировке никакого хода без моего согласия, и она обещала так и сделать. Сказал ей о том, что, возможно, будут делать инсценировку для Театра им. Гоголя — она и пойдет для ТЮЗ’ов. А с этим Тихвинский покончу всякие разговоры — у меня теперь для этого достаточно вески основания. Предчувствую, что с выходом в свет 400-тысячного тиража «Волшебника» от таких жучков отбоя не будет.
Около 12 час. мне позвонил из «Сов[етской] Р[оссии]» Владимирский и предложил приехать — смотреть сигнальный экземпляр. Я быстро собрался и приехал туда. Худ[ожественный] редакт[ор] Таирова раздобыла мне его. Конечно, я не испытал того восторга, который когда-то пережил при взгляде на первое издание. И годы не те, и чувства не те, и много раз уже держал я в руке новые книги.
Книга получилась нарядная, но на мой взгляд слишком маркая, белая, Краски на рисунках вышли неважно — ненатуральные, блеклые. Тотошка то серый, то зеленоватый, то коричневый, а должен быть черным. В следующем заводе (101 000–300 000) обещают улучшить качество красок и переплета.
Впервые за долгие годы моей писательской практики появление сигнального экземпляра книги было отмечено небольшим торжеством. Меня пригласили в комнату медкома, и там была распита бутылка шампанского и провозглашены тосты за мое дальнейшее сотрудничество с издательством. Это было трогательно, о чем я и сказал в немногих словах.
Еще до этого в отдельном разговоре с Новиковым я сказал ему о работе над книгой сказок, вкратце изложил сюжеты и спросил им или Детгизу предложить эту книгу.
— Нам и только нам! — с жаром заявил Н[овиков].
После этого я побывал в «М[осковского] Р[абочего]» и сдал в машбюро на перепечатку «Чудесные пилюли».
29, вторник.
Из машбюро позвонили, что сказка уже перепечатана. Я поехал взять ее, зашел к В.П. Фирсову и имел с ним весьма важный разговор. Выяснилось, что изд[ательству] «М[осковский] Р[абочий]» дано задание выпустить?? романов о
Москве и Подмосковьи. Я сразу поднял вопрос о переиздании «Зодчих». Фирсов согласился включить книгу в программу и просил составить броскую «завлекательную» аннотацию. Говорили об издании нового однотомника Ж. Верна. Я предложил «Проклятую тайну» и «Джонатана». Надо также составить аннотацию. Сделаю к 10 января.
30 декабря
среда.
Звонил юрисконсульту УОАП. Я имею право запретить инсценировку моего произведения.
В УОАП переведено из Минска за «Волшебника» 27 тыс. рублей. Я ожидал получить меньше.
31, четверг. Последний день 1959 года.
Утром неприятный разговор по телефону с Тихвинским. Я высказал ему все, что думаю о его поведении. Он, конечно, изворачивался и старался объяснить все в благоприятном для себя свете. Заявил, что явится ко мне на-днях и принесет инсценировку.
Сейчас приготовления к встрече Нового Года.
Взято с: https://prozhito.org/person/1852