Дневник Алины

Среда, вечер

У нас появилась еще одна маленькая двоюродная сестренка — дочка тети Лотты — она родилась 1 марта и звать ее Анетта — славное имя, но мне больше по душе «Женевьева». Говорят, она похожа на папу.

Мне не нравится одна ученица в нашем классе — Мари Коллине. Во-первых, она слишком старается, а меня это раздражает. Она все время боится подсказывать — а то накажут, — еще боится бегать, еще боится помять тетрадки, еще боится давать другим свои вещи. В общем, боится всего, и меня раздражает, когда я вижу, как она плачет.

У нас был урок рисования: я рисовала цветочек, когда Мари ни с того ни с сего попросила у меня цветных карандашей.

— Карандашей? Ну, уж нет, дорогуша — ты мне никогда ничего не даешь! А где твоя коробка с карандашами?

— У меня нет…

— Ну… тем хуже для тебя!

— Ой, Алина!..

— Алины нету — не мешай работать!

Но я крикнула слишком громко, и нам поставили плохие оценки — и Мари, и мне. Я пришла в ярость, а Мари тихонько проплакала до самого конца урока. А потом, когда все сдавали рисунки учительнице, он у нее был черный — совсем черный.

— Но я ничего не вижу! — сказала учительница.

Мари опустила нос:

— Это потому что ночь — всюду темно…

— А ты забыла свои цветные карандаши, врунишка? Ладно же, поставлю тебе еще одну плохую отметку.

Мари разразилась слезами и на переменке убежала и спряталась в конец двора, за колонку.

— Это все из-за тебя, — сказала Виолетта. — Надо было дать ей коробку с карандашами!

— С чего это? Она сама такая «разлюбезная»!

— Алина права! Алина права! — закричали остальные. — Эта Мари такая жадина! Никогда не дает своих карандашей!

Но тут подошла Ирена Юрпен (она учится с Эстеллой) и рассказала нам, что это правда, что цветные карандаши у Мари украли. Когда мадам Коллине узнала, то задала Мари взбучку. И в наказанье ей не купили новых карандашей.

— Ой, — сказала я, — какая строгая у нее мать!

Ирена пояснила: это не мать, — настоящая мать у нее умерла два года назад в Ницце.[5] А потом отец потерял место и они пешком пошли в Париж искать работу. Два месяца Мари ни единого разу не спала в кровати, а под открытым небом — однажды вечером даже на яблоне! И когда добралась до Парижа, то была такой худой, что ее прозвали «спичкой». А потом отец нашел работу и женился во второй раз — на вдове. У той трое мальчиков и она их очень любит, но не любит Мари и вечно ругает.

— Так значит, — закричали мы, — у Мари злая мачеха? Это же совсем как в сказках! Бедняжка Мари! Бедняжка Мари!

И мы все побежали к колонке, стали обнимать Мари, а я бросилась ей на шею:

— Мари, прости меня!.. Скажи, скажи — ты правда несчастна дома?

— Кто это вам рассказал? — спросила Мари.

— Ирена Юрпен! И это правда, что ты спала на яблоне? И правда, что тебя побила за карандаши мачеха? Ты не должна давать ей так делать!

— Браво, — кричали остальные, — отлично! Ты слушаешь, Мари?

— Оставьте меня, — пробормотала Мари, совсем побледнев, — оставьте же меня, в конце концов. Зачем вы всё это говорите?

— Погоди!

Я побежала, чтобы достать у себя из сумки коробку цветных карандашей. Я была довольна, чувствовала себя такой хорошей:

— Она твоя, я тебе ее дарю!

— Да, да, — крикнула Люлю Топен, — а вот еще моя новая резинка!

В одну секунду у Мари стали полны руки вещей. Каждая из нас ей что-нибудь да подарила.

— Ну вот, — говорим мы ей, — мы с тобой сейчас по-хорошему? Рассказывай нам давай теперь всё!

Она посмотрела на нас в отчаянии:

— Я не хочу ничего говорить, не хочу ничего говорить… Это вас не касается, и вот вам ваши подарки!

Она бросила всё на землю, растолкала нас и исчезла во дворе. А мы принялись собирать свои вещи: карандаши у меня поломались.

В понедельник у меня устная контрольная: нужно знать наизусть все реки Европы! Как мне хочется хоть чуточку заболеть! Один раз появилась надежда: мне показалось, что больно глотать. Но Эстелла посмотрела мне в горло и сказала, что ничего не видит.