Дневник ангела-хранителя

18. Послания в воде

Думаю, все именно так, как говорится: материнство представляешь лучше, когда испытываешь его второй раз.

А может, я просто в тот раз была к нему готова. Не знаю. Но когда я наблюдала за маленьким зерном света внутри Марго, я желала, чтобы его сердце начало отстукивать свою азбуку Морзе, этот тревожный ритм бытия. Я наблюдала — и сердце мое при этом замирало, — как десятки раз тело Марго угрожало утопить тихую мелодию новой жизни в вирусах, токсинах, гормональных приливах. Но свет оставался внутри, как маленькая фигурка, прильнувшая к тонущей мачте, покачивающейся на красных шквалистых валах.

Марго рассказала Тоби. Гайя издала радостный крик и подпрыгнула — я не стала делиться с ней новостью просто ради того, чтобы посмотреть на ее теперешнюю реакцию, — а Тоби сделал шаг назад, видя разочарование на лице Марго, стараясь сдержать свое возбуждение.

— Ребенок? Ох, это тяжело. То есть… Я имею в виду, это замечательно. Так ведь?

Марго пожала плечами и скрестила на груди руки.

— Дорогая, все в порядке. — Тоби взял ее за плечи и притянул к себе. — Мы не должны оставлять его, если ты не хочешь…

— Я знала, что ты никогда не хотел иметь от меня ребенка… — оттолкнула она его.

Проекция ее собственных чувств. Я отошла от свирепого света солнца, завернувшись в тень.

— Я уже пыталась от него избавиться. — Она вздохнула, ее глаза наполнились слезами.

Ложь. Она испытывала Тоби.

Лицо Тоби вытянулось. Долгая пауза. Мрачный взгляд.

«Вот откуда все пошло под откос», — подумала я.

— Пыталась?

— Угу! Я… пробовала свалиться с лестницы. Это не сработало.

Еще одна ложь. Она обхватила себя руками.

Облегчение и гнев были написаны на лице Тоби. Он закрыл глаза. Гайя обняла его и заговорила:

— Ей нужно знать, что ты ее не бросишь.

Уронив руки, он позволил Марго отойти к окну.

— Я не оставлю тебя, Марго. Это наш ребенок. — А потом, менее убежденно: — Это наш брак.

Очень нерешительно Тоби приблизился к ней. Когда Марго не вздрогнула, он обнял ее сзади, прижав ладони к ее животу.

— Это наш ребенок, — тихо проговорил он, и она улыбнулась и очень медленно повернулась, приняв его объятия.

Большую часть беременности Марго я провела, с жалящей честностью воскрешая в памяти все, что я делала, чтобы попытаться уйти от реальности, лавируя при этом между стыдом и возбуждением. Стыдом за марихуану, которую она курила у Сони, пока Тоби был на работе, стыдом за всю ложь, которую говорила: «Это не вредно для малыша, Марджи?» — «Вовсе нет. Если я расслаблена, ребенок получает больше витаминов» — и так далее. Стыдом за эффект наркотиков, которые на моих глазах опускались в нее, к колеблющемуся свету. Стыдом за мысли, которые ее посещали: «Может, я должна попытаться свалиться с лестницы, может, мне повезет и я его потеряю» — и так далее.

А потом, постепенно, она стала все больше возбуждаться, как и я. Мы делили возбуждение из-за намеков на лицо Тео, лепящего свет в матке Марго, возбуждение из-за удивления Марго, когда крошечная ножка прислонялась к стенке матки, внезапное осознание того, что внутри у нее настоящий ребенок, что все это взаправду.

Лучиана и Пуи обосновались на подоконнике квартиры Тоби и Марго.

— Кошки среди голубков, а? — кричала я им, а они хмурились и звали Марго, соблазняя ее заскочить к Соне, чтобы дать ребенку витамины.

А потом я заставила Тео ударить ножкой, и Марго решила, что не хочет наносить визит Соне. Она решила, что хочет пройтись пешком в Инвуд-Хилл-парк, чтобы подышать свежим воздухом и сменить обстановку. Так она и делала каждый день.

Я узнала старую темно-бордовую дверь дома напротив, длинные полоски старой краски внизу загибались вверх. Марго заметила газеты и молочные бутылки, скапливающиеся снаружи. Она была уверена, что в доме кто-то живет. Время от времени в предутренние часы в гостиной горел свет, но к утру его гасили. Занавески были всегда опущены.

В таком районе соседи предпочитали держаться особняком. Марго заколебалась. Должна ли она пойти и проверить? Да, сказала я ей. Она посмотрела вниз, на свой беременный живот. Все в порядке, малышка, шепнула я, никто тебя не обидит. Иди, иди.

Входная дверь была слегка приоткрыта. И все-таки Марго приняла меры предосторожности, постучав в нее.

Никакого ответа.

— Эй? — окликнула Марго.

Открыла дверь пошире, чувствуя пальцами пыль.

— Кто-нибудь дома?

Запах ударил, как брошенная вонючая тряпка. Мусор, влага и экскременты. Она задохнулась и подняла руку, чтобы прикрыть нос и рот. Я поколебалась. Да, я знала, кто здесь живет, но больше не была уверена, что должна поощрять это знакомство. А потом послание в воде, струящейся у меня по спине: Она нужна здесь. Пошли ее внутрь.

Не успела Марго убедить себя уйти, как скрежещущий голос спросил:

— Кто там?

Женский голос. Голос очень старой, очень больной женщины. Роза Уокман. Опередив Марго, я ринулась в темную, заброшенную комнату к женщине на диване. Мне не терпелось увидеть лицо Розы, сморщенное, как скомканный лист бумаги. Тяжелые кольца на ее длинных черных пальцах походили на монеты, балансирующие на костяшках; каждое кольцо имело свою историю. Кольца, которые она мне не завещала.

Человек, лежавший на диване, не был Розой Уокман. Толстый белый мужчина, голый по пояс, откинул одеяло и зарычал на меня. Это был демон. Я отпрянула, испуганная и недоумевающая.

— Эй? Кто там?

Голос Розы из кухни, постукивание трости, направляющей шаркающие ноги сквозь темноту. Марго очень медленно приблизилась.

— Здравствуйте, — сказала она с облегчением и легким отторжением. — Я живу в доме напротив. Просто хотела поздороваться.

Роза приподняла очки и вгляделась в Марго. Улыбнулась широкой улыбкой, более теплой, чем возвращение домой. Глаза ее превратились в темные щелки в глубоких складках лица.

— Что ж, входи, дитя. У меня не много посетителей, да, мэм.

Марго последовала за ней на кухню, заметив голые, влажные стены, слой пыли на прогнившем обеденном столе, эхо стука своих каблуков по голым доскам пола. Проходя мимо старика на кушетке, она содрогнулась. Ей хотелось уйти. И мне тоже.

Демон вскочил и направился ко мне. Три сотни фунтов белокожей плоти. Лысый, с булавочными глазками, хмурым взглядом, голый по пояс. Он навис надо мной и пихнул меня назад.

— У тебя нет тут никаких дел! — рявкнул он.

Я широко расставила ноги, приглядывая за Марго и Розой на кухне, осматриваясь в поисках ангела Розы.

Демон снова ринулся на меня, но я подняла руку, и с нее сорвалось пушечное ядро пламени.

— Дотронься до меня еще раз — и я превращу тебя в фарш для гамбургера, — твердо заявила я.

Демон приподнял бровь и фыркнул. Ясно: он был не силен по части остроумных ответов. Он сморщился и показал на меня пальцем.

— Не лезь в мои дела, — пророкотал он.

Потом снова плюхнулся на кушетку и укрылся одеялом.

Я, спотыкаясь, обошла комнату, ошеломленная встречей, пытаясь понять, почему здесь есть демон, но нет ангела.

Некоторое время спустя Марго вернулась с кухни, неся тарелку печенья, завернутую в фольгу. Роза держала руку на плече Марго, рассказывая ей историю кольца на своем левом пальце. В истории фигурировал ее старший сын, убитый на войне.

Они двинулись к входной двери.

— Простите, мне надо бежать, — сказала Марго. — Я обещала мужу, что встречусь с ним в парке. Но я зайду снова.

— Да уж спорим, — отозвалась Роза и помахала, отсылая ее.

И я последовала за Марго, сбитая с толку. Никакого ангела? Разве Нан не говорила, что Бог не оставляет в одиночестве ни одного своего ребенка?

Марго посетила Розу на следующий день, и еще через день, и еще через один, пока не начала сновать между двумя домами по три раза на дню. Когда-то я любила эти визиты, нежилась в веселом ободрении, которое несла эта женщина, рожавшая тринадцать раз и, к моему восхищению, выставлявшая роды и материнство подарком, а не чистилищем, каким, как я верила, они должны быть, а теперь ужасалась при виде обшарпанной двери, угроз и насмешек, доносящихся с дивана, непрерывных нападений.

В конце концов я позвала Нан. Она не навещала меня со времен битвы в Неваде, и я решила, что наши пути разошлись. Но я скучала по ней. И самое главное, она была мне нужна.

Несколько минут спустя она появилась передо мной. Я начала с объявления об епитимье.

— Нан, прости, — выдохнула я. — Мне действительно очень жаль.

Нан отмахнулась от моих извинений — она всегда была слишком разборчива насчет того, что желает и чего не желает слышать.

— Все в порядке, — сказала она, обнимая меня. — Ты ангел-хранитель впервые, и тебе еще надо многому научиться.

Я объяснила ситуацию с демоном Розы.

— Почему Розе не назначили ангела? — спросила я. — И что за морж живет на ее кушетке?

Нан выглядела удивленной. Искренне удивленной.

— Но… Ты не… Марго — ангел Розы.

— Повтори еще разок.

Нан засмеялась, потом, заметив мой взгляд, стала серьезной.

— Ты знаешь, что у человека может быть не один ангел-хранитель?

— Угу!

— И ты знаешь, что ангелу-хранителю Розы недавно дали другое назначение?

— He-а! Но продолжай.

— Дорогая, — вздохнула Нан, — тебе действительно надо начать пользоваться этим. — Она показала на мои крылья. — Сейчас Марго действует как ангел по отношению к Розе.

Я уставилась на нее. Казалось, она упустила какие-то детали. Например, тот факт, что Марго была смертной.

— Ну и что? — пожала плечами Нан. — Не только мертвые люди могут действовать как ангелы, моя дорогая. Тогда какой смысл был бы в родителях? Или в друзьях, братьях и сестрах, медсестрах, докторах…

— Я поняла, — сказала я, хотя и не поняла.

— Сейчас твоя работа — защищать ее от Рама.

— Демона?

— Да. Ты, наверное, догадалась, что он крепко вцепился в Розу.

Я подумала об этом и решила, что по какой-то причине демон смог прописаться в жизни Розы как муж, которого та не смогла забыть. Но насколько я видела, демон не так уж сильно ее искушал. Роза ходила в церковь. Она не имела вредных привычек. Она никого не убила. Даже не могла наступить на тараканов, которые радостно сновали по полу ее кухни.

— Присмотрись внимательней, — посоветовала Нан. — Ты увидишь его цель и силу хватки, которой он держит Розу.

Это случилось в тот день, когда Роза рассказала Марго историю о великолепном золотом кольце на своем безымянном пальце.

— Это кольцо, — начала она, задумчиво постукивая по нему, — пришло в мою жизнь однажды днем, когда я была двенадцатилетней девочкой. Я собирала яблоки на ферме моего папочки, в саду рядом с амбаром. Было так жарко, что окорок зажарился бы прямо в полях. Даже коровы теряли сознание, бочки с водой для них высыхали, прежде чем те успевали проковылять через поле. Я знала, что не должна, но не могла удержаться. Я отправилась к заболоченному ручью, разделась догола, прочитала молитву и скользнула прямо в прохладную черную жидкость. Даже окунулась с головой. И я все еще чувствую эти ленты воды, бегущие сквозь мои волосы, меж голых ног… Я осталась бы там на весь день, если б могла все это время задерживать дыхание. Но мне пришлось не дышать дольше, чем я предполагала. Сперва я решила, то, что меня тянет, — течение, оно утаскивает меня вниз по ручью. А потом почувствовала тепло вокруг лодыжки, тепло превратилось в резкое жжение, которое заставило меня завизжать, как свинья, которую режут на Рождество. Когда я открыла глаза, кровь вокруг меня смахивала на огонь. Сквозь пузыри и кровь я увидела длинный хвост. Аллигатор, огромный, как пикап. Я вспомнила, папочка говорил, что самое беззащитное место у них — глаза, поэтому я наклонилась к его морде и воткнула большие пальцы прямо в глазницы. На секунду он выпустил меня, и я тут же ударила ногами и вырвалась на поверхность, чтобы глотнуть воздуху. Но потом аллигатор снова схватил меня за ногу и на этот раз перевернул и утащил глубоко под воду. Сдается, я оставалась там так долго, что решила: еще одна секунда — и я встречусь с Иисусом. Но потом какой-то человек вытащил меня на свет божий, свет новой жизни. Он и был тем, кто дал мне это кольцо.

Кто знает, что в этих историях было правдой? Но каждый раз, когда Роза их рассказывала, все вокруг нее сияло так ярко, что Рам с ворчанием убирался с кушетки, направляясь к задней двери, как медведь с головной болью.

— Мой первый муж, он дал мне это. — Роза улыбнулась висящей на стене затянутой паутиной фотографии мужчины. — Он сказал мне: никогда не переставай рассказывать свои истории, рассказывай их всему миру. Он пошел и купил мне пять ручек и кожаные тетради и заставил меня все записывать. И я никогда не переставала это делать.

— Те тетради, — сказала Марго. — Где они?

— О нет, я не буду их выкапывать, — помахала рукой Роза. — Слишком много!

— Это ваша последняя? — Марго подняла с пола новую тетрадь в твердой обложке.

Роза взяла ее искривленными пальцами.

— Да, но теперь у меня слишком болит рука. Не могу больше писать.

Марго начала читать вслух. И по мере того, как она читала, маленькие параллельные миры, которые то появлялись, то блекли в ауре Розы, разворачивались, пока не наполнили всю комнату. Я наблюдала, как калейдоскоп образов всплывает передо мной: Роза-ребенок, родители зовут ее рассказать истории остальным членам семьи в Луизиане; потом мать, записывающая истории рядом с колыбелью; потом Роза в своем нынешнем возрасте, но тоньше, лучше сложенная, сидит за столом под окнами административного центра Колумбийского университета, окруженная мужчинами и женщинами в костюмах и парадных платьях, улыбающихся, как перед фотографом, и кто-то протягивает ей документ. Когда я напряглась, чтобы прочитать текст, он заставил меня вздрогнуть: «Пулитцеровская премия за достижения в области художественной литературы».

А потом видение остановилось на крупном плане того же документа, висящего в рамке на стене гостиной Розы, но не той гостиной, в которой она сейчас сидела. Та, что в видении, была втрое больше, с облицованным мрамором камином, коврами от стены до стены и атласными шторами цвета слоновой кости на окнах эркеров. Служанка сметала пыль с бесконечных фотографий в позолоченных рамках с изображениями любимых детей и внуков Розы, и — это заставило меня заплакать — на фотографиях были запечатлены выпускные вечера ее сыновей, их послужные списки, а один из сыновей пожимал руку президенту Рейгану. Насколько я знала, никто из ее детей не закончил средней школы.

Видение сложилось, а я стояла ошеломленная и задыхающаяся, пока не заметила, что Роза вернулась.

Марго листала тетрадь Розы.

— Потрясающе! — воскликнула она. — Почему вы это не опубликовали?

И тогда Рам, сидевший рядом с Розой, нежно взял ее за руку: Рози, ты не настолько хорошо пишешь.

— Я не настолько хорошо пишу, дитя, — покачивая головой, повторила Роза.

Книги для богатых людей, не таких, как ты! Роза, как автомат:

— Книги для богатых людей, не таких, как я…

— Чепуха! — перебила Марго.

Рам метнул на нее злой взгляд.

— Это прекрасно, — заявила Марго. — Вы сказочно пишете.

Рам заговорил громче. Тебе плевать на деньги. Деньги превращают хороших людей в плохих!

Тень упала на лицо Розы. Она повторила слова Рама. У Марго был озадаченный вид.

— Мне жаль, что вы так думаете, — мягко произнесла она.

Потом у нее появилась идея. Я тут была ни при чем.

— Могу я взять ваши тетради, чтобы показать мужу? Он тоже писатель.

Рам встал. Открыл свой грязный рот и заревел на Марго. Роза зажала уши, как будто у нее случился удар.

— Роза, что случилось? — потянулась к ней Марго.

— Просто уходи, — проскулила Роза. — Пожалуйста.

Но потом подалась вперед, протянула дрожащие руки и обхватила пальцы Марго своими узловатыми пальцами, сжав их на корешке тетради, лежавшей на коленях у Марго. Рам, стоя рядом с Розой и наблюдая за этим, топнул ногой в знак протеста. Роза открыла рот, чтобы заговорить, но почувствовала, что ей не хватает воздуха из-за негодования Рама.

— Иди, — снова прошептала она.

Марго недоуменно перевела взгляд с Розы на тетрадь, потом сделала шаг к двери.

Рам вытянул шею и посмотрел на старый деревянный вентилятор, висящий над головой Марго.

— Даже не думай, — сказала я, шагнув вперед.

Он глумливо ухмыльнулся мне, метнулся вверх и потянул за вентилятор.

— Быстрей! — завопила я Марго, прежде чем броситься на Рама и сбить его с ног.

Я наблюдала, как Марго закрыла за собой дверь комнаты; от вентилятора по штукатурке бежали трещины. Роза завыла. Рам поднялся и сердито взглянул на меня, ноздри его раздувались. Он согнул колени и приготовился напасть, но тут, без предупреждения, вода на моей спине превратилась в пламя. У Рама отвисла челюсть, он съежился, а потом спрятался, как таракан, в рамке фотографии первого мужа Розы.

И тут произошло кое-что, чего я не поняла. Роза встала передо мной, безмятежная, улыбающаяся. Она смотрела прямо на меня.

— Я готова, — произнесла она. — Сделай так, чтобы этот человек больше меня не беспокоил. Забери меня домой.

Она протянула руку, и я ее взяла. Я почувствовала, как Роза вошла в мое тело, прошла сквозь мои крылья, а потом исчезла.

Я провела ночь в квартире Розы, расхаживая туда-сюда, глядя на фотографии, которые она сберегала, плача из-за пустых кухонных шкафов, из-за прирученных крыс, живших у нее под кроватью, из-за грязной воды, еле сочившейся из древнего крана.

Я старалась выяснить, почему она выбрала это место, почему позволила себе съежиться в кулаке демона, вместо того чтобы жить той жизнью, какой ей полагалось жить. Но не нашла ответа.

Однако я сделала то, что требовалось. Когда Марго пришла на следующий день и нашла тело Розы на диване, когда Марго, скорчившись на полу, задыхалась от слез, я обняла ее, нашептывая ей в ухо, что она должна быть храброй, утешая ее, напоминая ей о тетрадях.

Вызвав медиков. Марго рискнула подняться наверх и сунуться в гардероб рядом с кроватью Розы. В нем не было одежды, но были десятки тетрадей, исписанных почерком Розы. Марго забила тетрадями несколько чемоданов и заручилась поддержкой Тоби, чтобы перетащить все это в их квартиру еще до прибытия медиков.

Через какое-то время позвонил издатель Тоби. Он заинтересовался тетрадями Розы, но записи требуют тщательной редактуры, а у него самого просто нет времени. Будет ли Марго завтра свободна?

Марго посмотрела вниз, на маленькую планету, выпирающую из ее живота, и взмолилась, чтобы ребенок еще немного пробыл там.

— Да, — ответила она. — Я буду свободна.

Следует упомянуть: то был сон, ставший явью. Это росло во мне, как секрет, которым я поклялась не делиться, росло, как ребенок, уже давно. У меня никогда не было чувства, кем я хочу быть, когда вырасту. Думаю, я всегда сомневалась, что официально вырасту, но теперь, после размышлений над книгами Грэма и Ирины, проведя столько часов, обсуждая романы Тоби, чтобы найти правду в вымысле, цветок в бутоне, я точно знала, чем хочу заниматься. И разве не забавно — я наткнулась на идеальную для меня работу. И я даже не понимала этого.

По крайней мере, не понимала в то время. Тем утром я шагала рядом с Марго уверенно и целеустремленно. Детка, сказала ей я, если бы я смогла проделать все снова, это было бы единственной вещью, которую я не изменила бы. «Наконец-то, — подумала я, — все пойдет так, как и должно идти».

Офис издателя находился над знаменитым гастрономическим магазином на Пятой авеню — тем, что Марго так незабываемо осквернила несколько лет тому назад.

Она спрятала лицо, проходя мимо хозяина магазина, и мы совершили длинное путешествие до самого третьего этажа.

Хьюго Бенет, директор-распорядитель «Бенет букс» и человек с самыми белыми, самыми прямыми и самыми большими зубами, какие когда-либо мне встречались, был ветераном издательского мира. Несмотря на все свои усилия, он не смог найти приличную помощницу за все то время, что провел за пределами родного Торонто. Он сказал Марго, что тетради — ценная находка. Они собираются издать первую часть, после того как закончат с обычным процессом редактуры. Заинтересована ли она в том, чтобы заняться этой работой?

Марго не была уверена.

Конечно, ты заинтересована, сказала я ей.

Конечно, я заинтересована, произнесла она, сопротивляясь внезапному желанию завопить, чувствуя, как струйка медленно течет по ее бедру, а живот пронзает молния боли.