Дневник ангела-хранителя

19. Автобус

Спустя десять часов родовых мук Марго решила, что никогда не будет больше рожать. Она решила, что материнство — не в ее вкусе и на самом деле ей вовсе не хочется иметь ребенка… И пожалуйста, не могла бы она уйти домой?

Но следующая схватка скрутила ее прежде, чем она успела высказать до конца свою маленькую просьбу медсестре Мей.

— Нет, миссис Послусни, — твердо сказала медсестра Мей. — Потужьтесь еще разок, и мы справимся. Поберегите силы для того, чтобы тужиться, вместо того чтобы кричать, так мы быстрее извлечем ребенка. Благодарю вас.

Марго дико орала, Тоби расхаживал снаружи по коридору, обнаружив, что впервые за много лет читает нараспев «Шему».[40]

Медсестра Мей раздвинула ноги Марго и пощупала, выясняя, в каком положении находится ребенок. Все еще высоко в шейке. Но вместо головы — ножка. Сестра подняла глаза на Марго.

— Сейчас вернусь, — сказала она и отправилась искать доктора.

Еще одна схватка прокатилась по телу Марго, как стальной танк. Ребята, я и вправду помню, каково это было. Говорят, что такое быстро забывается, но нет. И конечно, то, что я наблюдала это снова, без сомнения, всколыхнуло мою память.

Я наблюдала, как жестоко сомкнулись кровавые челюсти схваток, и, закрыв глаза, положила руки на таз Марго. А потом рядом со мной появился еще один ангел. Молодой человек, лет двадцати с небольшим, с волосами цвета кофе со сливками, которые касались его щек, со спокойной силой в глазах. Что-то в нем показалось мне знакомым. Я прищурилась, глядя на него.

— Я тебя знаю?

Он посмотрел на то, что происходит на больничной кровати, и вздрогнул.

— Джеймс, — не отрывая взгляда от Марго, быстро сказал он. — Я — ангел-хранитель Тео.

Марго снова завопила. Она старалась слезть с кровати.

— Держи ее, — велела я Джеймсу. — Я пытаюсь перевернуть Тео.

— Тео? — простонала она.

Я подняла взгляд. Она слышала меня. И что потрясало еще больше: Марго смотрела на меня так, как будто меня видела.

— Сестра, — умоляюще сказала она, потянувшись ко мне, — дайте мне лекарство. Дайте что-нибудь. Я не могу больше терпеть.

Должна сказать, мои глаза стали большими, как блюдца. Прошло больше десяти лет с тех пор, как она в последний раз меня видела. На мгновение я задумалась, какой я ей представляюсь. Потом Марго завопила снова, и я выкинула эти мысли из головы.

— Ребенок идет задом, — спокойно сказала я. — Попробую его перевернуть. Но тебе нужно лежать как можно спокойней. — Я кинула взгляд на дверь. В конце коридора раздавались голоса: возвращались сестра и доктор.

— Как вы можете видеть, что это мальчик? — выдохнула Марго.

Не обратив внимания на вопрос, я положила руку на ее живот. Взглянула на Джеймса, у которого был слегка испуганный вид.

— Иди сюда, — велела я. — Ты же ангел Тео, правильно? (Джеймс кивнул.) Тогда заставь этого малыша перевернуться, чтобы он лежал как полагается.

Джеймс положил руки поверх моих, закрыл глаза, и тотчас же золотой свет потек по телу Марго. Я пыталась поглотить боль, как делала раньше много раз. Зажмурив глаза, я схватила боль, когда ударила следующая схватка, потянула ее, как металлический брус, и дернула к себе. И в точности так же, как Роза вошла в меня, так и металлический брус пропутешествовал до моих крыльев, а потом через них в какую-то другую часть мироздания. Марго вздохнула с облегчением.

Теперь я видела, как младенец, маленький Тео, испуганный и удивленный, начал переворачиваться. Марго снова вопила, схватки обрушивались на нее, как падающие небоскребы. Я придвинулась ближе к ее голове и положила руку ей на сердце.

— Тебе нужно сделать над собой усилие и успокоиться, насколько сможешь, — проговорила я. — Тео нужно, чтобы ты дышала медленно, медленно, медленно!

Она дышала так медленно и глубоко, как только могла, и, именно тогда, когда Джеймс повернул ребенка в правильную позицию, опустив вниз, к холодному входу в мир, появились доктор и медсестра.

— О Небеса! — сказала медсестра, потому что головка ребенка была как раз там, где полагалось.

Сестра подоспела как раз в тот миг, когда Марго сделала последнюю, изумительную потугу, чувствуя, как ребенок целиком выходит из нее головкой вперед.

— Миссис Послусни, — задыхаясь, сказала медсестра, — у вас очень красивый маленький мальчик.

Марго постаралась приподнять голову.

— Тео, — сказала она. — Думаю, его зовут Тео.

Тео Грэм Послусни, все его десять футов, до самой полуночи пролежал у груди Марго, не переставая сосать.

У Марго были проблемы с плацентой, поэтому ее продержали в больнице несколько недель, по ночам отвозя ребенка в детское отделение, чтобы она могла поспать.

Наверное, надо было позволить Джеймсу сделать его работу, пока я наблюдала за Марго, но я не могла удержаться. Я была сражена розовым червячком, хнычущим в пластмассовой кроватке, его жидкими огненно-рыжими волосами, покрытыми шерстяной шапочкой, которую Роза связала несколько месяцев назад. Он был таким голодным, что проводил всю ночь в поисках невидимой груди, но сестры умиротворяли его соской, а я гладила его красивое личико.

В конце концов ко мне подошел Джеймс. Храбрости ему было не занимать.

— Послушай, — сказал он, несколько минут молча постояв рядом со мной у кроватки малыша, — это моя работа — присматривать за Тео. Тебе положено быть с Марго.

Я посмотрела мимо него на Марго, которую видела сквозь задернутые занавески больничной палаты. Та крепко спала.

— Ты думаешь, я за ней не наблюдаю? Я прекрасно ее вижу. Или ты забыл, что я ангел? Мы для того и существуем.

— Может, я должен объяснить свои отношения с Тео… — Он склонил голову к плечу и нахмурился.

— Меня волнует лишь одно: ты должен позаботиться о том, чтобы он не кончил свою жизнь, отбывая срок за убийство.

Краешком глаза я увидела, как Джеймс сделал шаг назад.

«Может, я резковата, — подумала я. — Он, наверное, какой-нибудь дальний родственник Тоби. Дядя или что-нибудь в этом роде. Как бы то ни было, мне не стоило огрызаться».

Но по правде, я хотела, чтобы Тео принадлежал мне одной. У меня имелась возможность, о которой я никогда не думала — и не представляла, что этого захочу, — пережить снова чудо рождения моего первенца. Я чувствовала себя волчицей, рычащей на хищников. Мне хотелось, чтобы Джеймс не вмешивался. Но он, похоже, был слишком предан долгу, чтобы отступить.

Я повернулась к нему лицом.

— Извини, ладно? — Я протянула руки ему навстречу.

Он встретился со мной взглядом и не отвел глаз, но и не ответил. Некоторое время мы пристально смотрели друг на друга; я все больше погружалась в эхо своих неосторожных слов, Джеймс молча отказывался принять мои извинения. В конце концов, когда Тео начал хныкать, Джеймс встал. Я двинулась, чтобы погладить щечку малыша, но Джеймс опередил меня. Он положил руку на головку Тео, и тот тут же стал засыпать.

— Я не должен тебе нравиться, — пробормотал Джеймс, не встречаясь со мной глазами. — Но я прошу доверять мне.

Я кивнула. Я уже собиралась извиниться снова, но Джеймс отвернулся от меня, и я тихо скользнула обратно к Марго.

Несколько дней спустя Марго появилась дома, в сверкающей чистотой квартире, дополненной свежеокрашенной детской. В этой комнате имелась куча предметов, над которыми она охала и ахала в универмаге «Детский мир». Тоби, далеко опередив свое время, настаивал на том, чтобы его наниматель дал ему как новоиспеченному отцу неделю отпуска. Когда просьбу отклонили, Тоби все равно взял отпуск, и его быстро уволили. Но разве вид новорожденного не наполняет мир надеждой? Безработный, без гроша в кармане, в квартире, где отдавались звучащие отовсюду завывания полицейских сирен, Тоби чувствовал, что его маленькая семья непобедима.

Самое лучшее было еще впереди: он заявил Марго, что на их последние сбережения оплатил Грэму перелет до аэропорта Кеннеди, чтобы тот поглядел на внука.

И тогда, впервые за долгое время, я спела Песнь Душ.

— Позвони папе, — сказала я Марго.

Сначала эта идея, как камень, погрузилась в ее возбуждение и канула в нем.

«Позвонить ему? — подумала она. — Но у меня нет времени… Мне нужно столько всего сделать перед тем, как он сюда доберется…»

Я снова ее подтолкнула, и в конце концов она сдалась.

Я слушала, проливая слезы радости и печали, тот самый телефонный разговор, который из-за меня некогда так и не состоялся. Я чувствовала облегчение, что каким-то образом кто-то позволил мне просто немножко по-другому сложить кусочки мозаики, чтобы сказать вещи, которые я тогда не сказала.

— Папа!

Хриплые звуки кашля. Как обычно, она перепутала время в разных часовых поясах. Но неважно.

— Папа, Тоби только что мне сказал! Как долго ты прогостишь? Ты вылетаешь завтра первым утренним рейсом.

Пауза.

— Да-да, Марго, моя любовь. Рейс в семь часов, поэтому такси приедет за мной примерно в четыре…

Тео начал выть.

— Я слышу своего внука?

Тоби передал Тео Марго, и та поднесла к малышу телефонную трубку, позволив ему орать так, чтобы было слышно в Англии. В конце концов она вернула ребенка Тоби. Тео немедленно вцепился в мизинец Тоби и начал сосать.

— Думаю, он хочет есть, — прошептал Тоби.

Марго кивнула.

— Папа, мне надо идти. Но я не могу дождаться той минуты, когда завтра тебя увижу. Хорошего путешествия! — Молчание. — Папа?

— Я люблю тебя, моя милая девочка.

— Я тоже тебя люблю, папа. Скоро увидимся.

— Скоро увидимся.

И всю ночь, пока Марго металась и ворочалась, не в силах от возбуждения уснуть, я ходила по комнате, полная облечения из-за того, что смогла поставить на место кусочек, который всегда отсутствовал, и в то же время опустошенная тем, что надвигалось. Потому что я знала: я могу изменить лишь самую малость. Но, увы, многое было вне моей власти.

Поздно утром позвонила миссис Бибер, соседка Грэма, чтобы сообщить Марго, нежно и нерешительно, что всего час назад ей в дверь постучал таксист, который обнаружил Грэма у порога, с чемоданом в руке, холодного и недвижимого. Грэм скончался мирно, сказала она, и без боли.

Марго это не утешило. Я сидела рядом с ней, запершейся в маленькой ванной комнате, и проливала те же слезы, которые неустанно капали ей на ладони.

Знаете, я сумела убедить себя, что чувства, которые я начала испытывать вскоре после рождения Тео, были порождены мною. Теперь, видя, как гормоны перепутываются в голове Марго, став свидетельницей того, как ее нервные клетки вибрируют все сильней и сильней, я наконец увидела физиологический первоисточник ее потенциальной депрессии.

Каждый раз, когда Тео кричал, а кричал он очень часто, почти без перерыва, красная волна проходила по телу Марго и ее нервные клетки вибрировали так, что все тело начинало дрожать изнутри.

Марго казалось, что она кормит Тео каждый божий день с утра до ночи. У Марго была анемия, хотя доктора заверили ее, что анемии у нее нет. Инфекция шейки матки тоже прошла незамеченной. А еще Марго внезапно обнаружила, что ненавидит Тоби. Она ненавидела его, потому что у него был магический дар крепко спать, пока ребенок надрывался в кроватке прямо у его головы. Она ненавидела его, потому что Тоби не должен был превращаться в вечно дающую молоко, до полусмерти обессиленную машину по обслуживанию ребенка. Марго ненавидела его, потому что была измучена, сбита с толку и до колик боялась одной лишь мысли о том, что придется вынести этот хаос еще один день.

Я наблюдала, как Тоби старался ей угодить.

А потом — приятный сюрприз. Книга Тоби «Черный лед» стала национальным бестселлером. Теперь-то я это знаю. Но тогда я узнала об этом лишь спустя месяцы после того, как все произошло. Тоби позвонил, чтобы поблагодарить своего издателя, наблюдая, как Марго седьмой раз за час пытается накормить Тео, ее лицо было красным от слез. Теперь я видела то, чего не понимала тогда: Тео не получал молока. Звуки глотания были звуками заглатывания воздуха. И пока его маленький животик ныл от голода, груди Марго горели от избытка молока.

— Сделай что-нибудь! — прошипела я Джеймсу. Тот быстро взглянул на меня.

— Я пытаюсь.

— Дайте попытаться мне, — вмешалась Гайя.

Она прошептала что-то Тоби. Тот положил трубку и приблизился к жене.

— Дорогая?

Марго не обратила на него внимания.

— Марго? — Он положил руку ей на плечо.

— Тоби, в чем дело?

— Почему бы тебе не выйти на несколько часов. Я могу присмотреть за ребенком.

Она посмотрела на него.

— У тебя нет грудей, Тоби. Через десять минут его снова надо будет кормить.

— Да, грудей у меня нет, — улыбнулся Тоби, — но я могу покормить его порошковым молоком. Иди сходи в парикмахерскую или еще куда-нибудь. Доставь себе удовольствие.

— Ты серьезно? — подняла на него глаза Марго.

— Абсолютно.

— У нас нет денег.

Тоби отвел взгляд. Он не умел врать, даже когда ложь была во благо.

— Давай скажем так: я приберег немного для таких случаев.

— В самом деле?

— В самом деле.

— Сколько?

— Перестань задавать вопросы! Просто возьми чековую книжку и иди! Сделай массаж лица, педикюр, все, что вы, девушки, делаете там со своими ногтями. Просто иди, выберись отсюда.

Марго выбралась оттуда быстрее, чем вы успели бы сказать: «Шведский массаж».[41]

Я последовала за ней вниз по ступенькам, по улице, к автобусной остановке. Мои крылья пульсировали посланиями: Подтолкни ее к тому, чтобы прошлась пешком. Не позволяй ей сесть на автобус.

Почему? Я посмотрела на приближающийся автобус. Почему? Я повторила вопрос, но ответа не получила. Прекрасно. Раз ты мне не говоришь, я тебя не послушаю. Так я подумала.

Мы заняли места сзади. Марго прижала фланель к голове, боль в груди уменьшилась из-за прохладного ветерка, врывающегося в открытое окно. Автобус остановился на Одиннадцатой авеню. В него вошли еще несколько пассажиров. Одна из пассажирок добралась до нас и села на сиденье напротив Марго. И у меня все перевернулось в животе.

Эта женщина была двойником Хильды Маркс. Копна ярко-оранжевых волос, тронутых сединой, вечно красный нос, бульдожий прикус. Марго резко втянула воздух, глядя, как женщина отряхивает свой плащ — черный плащ свободного покроя с поясом, так похожий на тот, что Хильда надевала на улицу, — и жует челюстями в точности так, как делала Хильда. Спустя мгновение или два мне стало ясно, что эта женщина — не Хильда. Кто-то в автобусе узнал ее и назвал Карен, и, когда та улыбнулась и принялась болтать, ее лицо стало другим. По ее выговору было ясно, что она родилась и выросла в Нью-Джерси.

И конечно, я должна была помнить это. Я беспомощно смотрела, как мысли Марго обратились к Дому Святого Антония. По коже ее поползли мурашки при воспоминании о Могиле. Страх, унижение и безысходность, которые питали ее воспоминания о месте, оставившем глубокий след в ее рассудке, — все это поднялось, как обломок кораблекрушения на поверхность, все его распухшие, мертвые тела показали свои отвратительные лица солнцу. Марго, задыхаясь, уставилась на свои ноги. Утешая, я положила ладони ей на плечи. Ты в порядке, сейчас ты в порядке. Все это позади. Ты в безопасности. Она делала глубокие, медленные вдохи и старалась не обращать внимания на образы, затоплявшие ее мысленный взор. Хильда бьет ее мешком угля. Хильда тащит ее в Могилу, опять тащит туда. Хильда говорит ей, что она — ничто.

Марго слезла с автобуса на следующей остановке и быстро пошла пешком, хотя не была уверена, где она и куда идет. Мысль о массаже давно исчезла. Ее место заняло всепоглощающее желание пуститься напропалую. На мгновение ей захотелось, чтобы она могла позвонить Сяо Чэнь и отправиться в бар у Нью-Йоркского университета. Через секунду она решила, что пойдет туда одна.

Хорошо, сказала я вслух, обращаясь, наверное, к Богу. Теперь я слушаю. Дай мне послание, какой-нибудь намек на то, что мне следует делать. Да, я знаю, что случится. Я знаю, что она потратит пятьдесят долларов на выпивку, и я знаю, что она перепихнется с парнем, имени которого мне не припомнить, и знаю, что она выкатится оттуда в полночь, испытав все, но забыв, что у нее есть муж и дом. Ах да, и ребенок.

И знаете что? Ни-че-го. Ни шепотка. Ни посланий в крыльях, ни предчувствия. Конечно, я поговорила с Марго, я вопила во все горло, я пела Песнь Душ… Но она не слышала меня. Хуже всего было то, что, добравшись с Марго до бара, я увидела Грогора, ожидающего у входа. Когда Марго вошла, он обхватил ее за талию и проводил внутрь. И я ничего не могла поделать.

Тоби не рассказал Марго об успехе «Черного льда», потому что все эти недели они не разговаривали. Старый коллега Марго по Нью-Йоркскому университету позвонил Тоби, заметив Марго, обнимающуюся с коктейлями и милующуюся со студентом. Все это случилось примерно так.

В одиннадцать ночи на кухне зазвонил телефон. У Тоби кончилось порошковое молоко, а все магазины были закрыты. Тео вопил.

— Да? — Тоби немедленно убрал трубку подальше от уха. На другом конце линии играла громкая музыка.

— Эй, дружище. Джед говорит. Скажи, Тоби, у тебя недавно не появился малыш?

Короткая пауза.

— Угу.

— И… Ты не женился на светловолосой цыпочке по имени Марго?

— Угу.

— И где она сейчас?

Тоби огляделся. Некоторое время назад он уснул. Он посмотрел в спальне.

— Не уверен. А что?

— Дружище, не знаю, как тебе это сказать. Но, думаю, она здесь.

— Где?

И вот Тоби поднял ребенка, закутал его, и они оба проехали всю дорогу до того места, где Марго держалась за руки с другим парнем, выблевывая свои легкие под уличным фонарем.

Я наблюдала, беспомощная и раскаивающаяся — я раскаивалась сильнее, чем вы можете себе вообразить, — как Тоби остановил машину рядом с Марго и проверил, в порядке ли Тео, прежде чем выпрыгнуть из машины. Гайя и Джеймс остались в машине.

Я отвела глаза.

Тоби приблизился к Марго, и она его узнала, но отказывалась отвечать, пока наконец он не сказал:

— Ты нужна Тео.

И что-то из этой ответственности, этой любви, дошло до нее.

Шатаясь, она подошла к машине и почти свалилась на Тео, лежащего на переднем сиденье.

Нет слов.

Нет слов, чтобы описать, что произошло со мной той ночью.

Все, что я знала, — это то, что мне хотелось все изменить. Мне хотелось сорвать занавес, отделявший меня от Марго, хотелось впрыгнуть в ее тело и молить у Тоби прощения. Хотелось взять Тео и убежать с ним, забрать его далеко-далеко от этой ужасной, сломленной женщины, и в то же самое время мне хотелось исцелить все ее раны. Хотелось повернуть время вспять, встретиться с Богом и накричать на него за то, что все случившееся сделало ее такой.

С той ночи брак, который был смертельно ранен еще до того, как начался, молча лежал, истекая кровью, между ними обоими. Тоби целыми днями писал, Марго редактировала тетради Розы, а Тео переводил взгляд с одного печального лица на другое, а после смотрел на меня. Я говорила ему, что люблю его, люблю его отца. Что мне жаль.

И я молилась, чтобы хоть кто-нибудь где-нибудь меня услышал.