Дневник грабителя

7 На коротком поводке

Люди считают, что если ты грабитель, то постоянно норовишь что-нибудь у кого-нибудь стянуть, что ни на минуту не позволяешь себе расслабиться. Как это ни иронично, точно такое же мнение бытует и о полицейских. Все убеждены, что эти ребята непрестанно пребывают при исполнении служебных обязанностей, потому и на вечеринки-то приглашают их крайне редко — боятся, что они всем испортят отдых, потому как обязательно посчитают своим долгом выйти во двор и проверить протекторы покрышек на всех автомобильных колесах. Людям кажется, что мы даже не знаем, как вести себя в приличном обществе, и по большому счету они правы, ведь для нас, грабителей, нет лучшего друга, чем оппортунизм.

Но исключения существуют из каждого правила.

— Ты хоть знаешь, который сейчас час? — нападает на меня Мэл, не дав возможности и из машины выйти.

— Движение просто сумасшедшее, я еле до вас добрался. На всех главных дорогах пробки, светофоры…

— Ладно, потом объяснишь, пойдем. Все уже собрались.

Я закрываю фургон, наклоняюсь, смотрю на свое отражение в боковое зеркало фургона и пытаюсь поправить галстук. Мэл легонько дергает меня за руку.

— Дай лучше я.

Я покорно выпрямляю спину, приподнимаю подбородок, опускаю руки, в общем, становлюсь в позу человека, которому хотят поправить галстук.

Мэл надушена до невозможности.

— Стой смирно, — говорит она.

— Эй, только не застегивай мне верхнюю пуговицу, я этого терпеть не могу!

Я с шумом вздыхаю, когда Мэл шлепает меня по руке, которой я хотел остановить ее. Рубашка, равно как и костюм, теперь размера на два мне мала, но я и не подозревал об этом до тех пор, пока сегодня утром их не примерил. На торжественных мероприятиях я не бывал уже целую вечность.

— Ты ведешь себя как ребенок, — говорит Мэл.

А ты пахнешь как шлюха, думаю я, но молчу.

— Вот. Теперь порядок.

Она хватает меня за руку и тащит в направлении церкви. Свободной рукой я пытаюсь опять ослабить галстук.

Пробираясь к своим местам, мы проходим мимо мамаши и папаши Мэл. Я отмечаю, что купаться в запахе дешевых духов обожают все женщины семейства Джонсонов. Мэл наклоняется вперед и что-то шепчет на ухо брату. Тот поворачивается и что-то отвечает ей. Возможно, «какого хрена ты приволокла сюда этого типа?». Хотя я могу и ошибиться.

Мэл садится рядом со мной, одаривает меня улыбочкой и переключает все свое внимание на торжественную часть мероприятия.

— Я тебе не верю, слышишь? Не верю!

— Но почему? В чем дело? — спрашиваю я, когда мы вместе едем на свадебное торжество. Мэл смотрит на меня так, будто я только что жестоко избил подружку невесты. — В чем дело?

— Тебе все это кажется смешным, правильно?

— Нет, я ведь сказал тебе.

— Кажется, я знаю. Ты смотришь на все, что происходит, как на веселую шутку, я права? Тебе так и хочется испортить праздник, поставить меня в дурацкое положение.

— О чем ты говоришь?

Я смотрю на подарок Филипу и Лесли на сиденье между нами. Подарок Филипу и Лесли смотрит на меня и негромко гавкает. Правильнее сказать, тявкает.

— Иногда я просто не в состоянии тебе верить, честное слово.

— Я думал, ты согласишься, что подарок, который я для них выбрал, просто чудесный: новый дом, новая жизнь и новая собака. Отличный подарок. Вот увидишь, они придут от него в восторг.

Я изо всех сил пытаюсь поднять ей настроение. Порой женщины превращаются в невозможных нытиков.

— Им не нужна собака. Если бы они хотели завести какого-нибудь породистого пса, то сами купили бы его.

— А что, если подобная идея просто еще не приходила им на ум? — спрашиваю я.

И ведь не исключено, что я прав. Если честно, эта мысль и в моей голове родилась только когда вчера вечером Парки пришел в кабак с коробкой, полной щенков.

— Если ничего подобного до сих пор не приходило им на ум, значит, они не хотят заводить собаку, — говорит Мэл.

Бред, думаю я. Ты ведь, когда, к примеру, попадаешь на вечеринку, о которой до последнего не знала, только радуешься неожиданно подвернувшейся возможности поразвлечься.

— В любом случае теперь слишком поздно что-либо менять. Им придется принять подарок, понравится он им или нет.

— О нет, ничего им не придется! Мы не будем дарить им эту собаку!

— Будем!

— Нет, черт возьми! — кричит Мэл, вспыхивая.

Мне кажется, мы просто должны спросить у Филипа и Лесли, нужен ли им этот щенок. Но когда Мэл в таком расположении духа, спорить с ней бесполезно.

— Что же тогда мы им подарим?

— Об этом не беспокойся: на следующей неделе я сама выберу для них подарок. Только о собаке они ничего не должны знать.

— А куда мы ее денем? — спрашиваю я. Тявканье щенка начинает действовать мне на нервы. — ЗАТКНИСЬ! — ору я на него, но щенок не обращает на меня никакого внимания.

Кстати, черт его знает, он это или она, вполне может оказаться, что сучка.

— А это твои проблемы. Ты привез собаку, ты и думай, куда ее девать.

— Ты шутишь? На кой черт мне эта псина? У меня для нее и места-то нет. Оставить ее у себя я не могу.

— А почему ты раньше об этом не подумал?

— Раз так, я выброшу чертову тварь в реку, — угрожаю я, хотя знаю, что на подобное просто не способен.

— Только попробуй! Если хоть пальцем тронешь этого песика, я заявлю на тебя в полицию!

— Этого песика? По-моему, минуту назад ты мечтала избавиться от собаки любым путем.

Я въезжаю в парк и ищу свободное место. Большая часть приглашенных на свадьбу гостей уже здесь, так что машин в парке тьма, и мне приходится останавливать фургон на приличном от входа в дом расстоянии.

— Я тебя предупредила…

— Хорошо, хорошо. Я не стану дарить им эту собаку. Я просто пошутил.

Мы вылезаем из фургона и идем через парк к дому.

— Не забудь после ужина принести ей водички и чего-нибудь из еды.

Некоторое время мы все стоим в холле в длинной очереди, готовясь войти в гостиную и пожать молодым руки. Вот двери раскрываются, мы продвигаемся вперед, здороваемся с новобрачными и их родственниками.

— Поздравляю, — говорю я.

— Спасибо, что пришел, — отвечает она.

— Отлично сработано. Как ты? — спрашиваю я.

— Спасибо, что пришел, — отзывается он.

— Привет, Джоан, — говорю я.

— Спасибо, что пришел, — произносит она.

— Эй, Тони! — восклицаю я.

— Спасибо, что пришел, — отвечает он.

— Желаю удачно толкнуть речь, — говорю я.

— Спасибо, что пришел, — произносит он.

— Красивое платье, — замечаю я.

— Спасибо, что пришел, — отзывается она.

— Поздравляю, Лесли! — говорю я.

— Спасибо, что пришел, — отвечает она.

— Ты хотел бы завести собаку, Филип? — спрашиваю я.

— Нет, — говорит он. — Спасибо, что пришел.

Вот гад!

Гады! Толпа чертовых скупердяев! На свадьбу своих сына и дочери эти две семейки не раскошелились даже на мясо. На каждого гостя приготовили по три картошины, по чуточке консервированных овощей, а на десерт по персику. Хорошо еще, что я догадался по пути в церковь купить и съесть пачку чипсов, а то помер бы с голоду.

Мы с Мэл сидим за круглым столом вместе с многочисленными тетушками и дядюшками. Наверное, это предки Мэл додумались поместить нас именно сюда. А почему? Женится ее единственный брат, мы должны были занять более почетные места. Может, боятся подпускать меня близко к подаркам?

Тетушки, дядюшки и Мэл целый вечер распространяются о том, как прекрасна невеста и какое чудесное у нее платье. В мою сторону поворачиваются лишь тогда, когда я на десять минут раньше всех остальных расправляюсь с едой и закуриваю.

— Она восхитительна, не правда ли? Выглядит просто великолепно, — продолжают разглагольствовать мои сотрапезники.

А на мой взгляд невеста жирная, и у нее ужасная прическа, но мое мнение никого не интересует. Я осматриваюсь по сторонам, а тетушки, дядюшки и Мэл принимаются расхваливать жениха. Я понимаю, что мероприятие затянется и надоест мне до чертиков. Пару раз я делаю попытки встрять в разговор с весьма оригинальными замечаниями типа «У мамаши невесты отличная шляпка, правда? Как вы думаете, сколько такая может стоить?», но никто не трудится высказать даже предположение о ценности этой хреновины. В конце концов я плюю на все и в тот момент, когда начинают произносить речи, ухожу погулять с собакой.

Я должен был догадаться, каким станет для меня этот денек, еще когда мы вышли из церкви и фотограф принялся делать снимки. Я хрен знает как долго стоял в стороне вместе с остальными курильщиками, ожидая, что и меня наконец вовлекут в это чертово мероприятие, пока невеста, жених, священник, шафер, семья невесты, семья жениха, друзья невесты, друзья жениха, родственники с обеих сторон и все остальные придурки позировали перед объективом. В последнюю очередь сфотографировали «грязных прихлебателей, которых пригласили из вынужденной необходимости», и их половин, а после фотограф начал упаковывать свои причиндалы.

Я думал, мой образ должен был запечатлеться на одном из снимков с родственниками и гостями жениха, но Джоан, явно придерживавшаяся иного мнения, постоянно вежливо меня отпихивала, говоря, что я сфотографируюсь в следующий раз.

В какой это следующий раз? На следующей свадьбе?

Я знаю, в чем все дело: в предубеждении. Предки Мэл с первых дней нашей с ней связи относились ко мне предвзято. В ту пору я нередко выпивал в одном кабаке, в который постоянно наведывался и Тони, папаша Мэл, и немного общался с некоторыми из его корешей, тоже мусорщиков (да-да, Тони — обычный мусорщик, а еще смотрит на меня свысока).

Только не подумайте, что о своем занятии я трезвоню на каждом углу, конечно, нет. Но человека постоянно преследуют какие-нибудь сплетни, и я уверен, что те парни в кабаке с огромным удовольствием выдали Тони все, что когда-либо обо мне слышали. Естественно, в основном всякие небылицы, но они сделали свое дело. Я чувствую, что́ Тони про меня сейчас думает: что своей грязной репутацией я позорю его дочь, а сегодня еще и очерняю свадьбу его сына. Если бы не Мэл, я ни за что не приехал бы на этот дешевый спектакль, но она, чтобы заполучить возможность притащить меня сюда, даже поругалась со своими стариками.

— Если не позовете Бекса, я на эту свадьбу тоже не приду, — вот что она заявила.

Признаюсь, я был бы более счастлив, если бы в споре выиграли все же ее предки.

Я смотрю на собаку, обнюхивающую фонарный столб.

— Ты собираешься поссать или нет?

Пес не отвечает — даже не глянув в мою сторону, направляется к следующему столбу. Я тяну его за поводок, возвращая на место.

— Я готов простоять здесь с тобой хоть до самой ночи, нравится тебе это или нет, лишь бы ты не обделал мне фургон. — Я закуриваю и смотрю в сторону дома. — А времени у меня хоть отбавляй.

Я прикидываю, что двух часов вполне достаточно. Речи произнесены, столы сдвинуты, и первые перебравшие уже пустились в пляс. Я допиваю пиво, покупаю еще пачку сигарет, выхожу из бара и направляюсь обратно, на свадебное пиршество.

Пес доволен как слон — выпил полпинты горького хмельного пивка из чашки и слопал пачку чипсов со вкусом говядины. Потом с удовольствием обмочил стену автобусной остановки после того, как я показал ему, как это делается. Все прекрасно. Человек и собака в полной гармонии. Я сажаю его обратно в машину в парке, думая, что на следующую прогулку пойдем с ним примерно через часик.

Вхожу в зал. Мужчины стоят у барной стойки, руки в карманах, женщины едят торт, какие-то уродливые дети бегают туда-сюда — в уборную и обратно. Я прошу налить мне пивка и беру для Мэл шоколадку.

— Где, черт возьми, ты пропадал? — спрашивает она.

— Представляешь, собака сорвалась с поводка. Я бегал за ней по всем улицам. Еле на ногах стою.

— Где она сейчас?

— В фургоне. Все в порядке.

Шестилетний двоюродный брат Мэл, проносящийся мимо нас, вдруг резко тормозит.

— У тебя в фургоне собака?

— Иди, иди отсюда, — отвечаю я.

— Не будь таким гадким, выведи ребенка на улицу и покажи ему песика, — говорит Мэл.

Я смотрю на мальчишку и размышляю, пустят ли меня вместе с ним в тот бар, из которого я только что вернулся.

Сгущаются сумерки, а я стою в парке и слушаю, как полдюжины ребятни спорят, кто следующий будет гладить собаку. Проходит минута-другая, и один из этой мелюзги вдруг спрашивает, как пса зовут. Я отвечаю, что имени у него нет, и полдюжины пар глаз смотрят на меня с таким выражением, будто я только что сообщил, что эту собаку мы должны сейчас же съесть.

— А почему у него нет имени?

— Потому что я не придумал, как его назвать.

— Почему?

— Потому что не придумал, — говорю я. По-моему, они хотят, чтобы я представил им более подробное объяснение, но я молчу.

— А почему? — продолжает доставать меня тот же самый пацаненок.

Наверное, доводится каким-то родственником Олли, думаю я.

— А можно я подберу для него имя?

— Нет, лучше я!

— Я!

— Тише, тише! Послушайте, называйте собаку как хотите, мне все равно, — говорю я.

Дети тут же начинают орать бедной собаке «Ровер», «Рекс», «Буфер», «Лэсси» и гладить ее с нездоровым неистовством.

— Вообще-то, — произношу я, закуривая, — я собираюсь этого пса продать.

Глаза некоторых из детей озаряются, они думают, что я продам собаку именно им.

— Цена просто смешная — тридцать фунтов, — говорю я, увлекаясь своей идеей. — Купить его у меня хочет один плохой человек, который обычно убивает и ест собак.

— Не-е-ет! — орут в голос все дети, срываясь с мест и устремляясь к своим мамашам и папашам.

Отлично, думаю я.

Похоже, я зря ломал себе голову над тем, куда пристроить эту тварь.