Дневники 1918-1919

КОММЕНТАРИИ

-476-

-477-

Настоящий том представляет собой второе издание книги М. М. Пришвина «Дневники 1918—1919», изданной в 1994 г. В ходе подготовки тома к переизданию были сверены и частично прочитаны места текста, ранее отмеченные как неразобранные (<нрзб.>) или пропущенные по той же причине. Комментарии и именной указатель в данном издании переработаны.

Слова, которые не удалось прочесть по рукописи, обозначены в тексте угловыми скобками (о) и буквами нрзб. В квадратных скобках дается предполагаемое слово и расшифровка сокращений ([]).

В именной указатель не включены имена едва знакомых Пришвину людей.

Приносим благодарность за помощь в сверке текста А. В. Киселевой.

-478-

Дневник 1918—1919 гг. представляет собой достаточно большой по объему документ, который можно считать летописью, но летописью своеобразной. Хотя дневник ежедневный и записи за редким исключением имеют точные хронологические и географические рамки, события не выстраиваются в нем в хронологический ряд.

Во-первых, историческое пространство дневника организовано художественной интуицией писателя, которая выявляет смысл в происходящем, отмечая одни и оставляя за рамками другие (часто знаменательные) события. Текст свидетельствует о невозможности отделить Пришвина-художника от Пришвина-публициста, философа, краеведа, охотника и просто человека с его личными переживаниями — художник всегда берет верх, и дневник от первой и до последней записи составляет единое художественно-публицистическое целое; это художественный текст, несмотря на то, что предметом внимания писателя неизменно оказываются события каждого дня. Пришвину удается превратить свой индивидуальный жизненный опыт и свои мысли о прошлом (о детстве, о первой любви, об участии в марксистском кружке и пр.) в общественно значимые явления — его частная жизнь и личные суждения оказываются выражением общественных, культурных и политических идей целой эпохи.

Во-вторых, дневник Пришвина вовлекает в полемику, в совместный поиск — монологичная интонация, кажется, традиционно в принципе присущая дневнику, разрушается постоянным включением в текст «чужого голоса» (Бахтин) — целого ряда голосов; иногда трудно отличить по смыслу голос Пришвина от «чужого» голоса (записи разговоров, чьих-то реплик или цитат, часто скрытых), но ему это не очень, пожалуй, и важно. Ему гораздо важнее донести до читателя эти разные голоса — разноголосицу мнений, одни из которых писатель оспаривает, полемизируя с ними, с другими соглашается, что-то добавляя и развивая, третьи вызывают у него ассоциации с собственной жизнью или мыслями, заставляют обращаться к историческим или литературным аллюзиям и т. д. — так постепенно создается модель пришвинского дневника, которая будет присуща ему до самого конца — последних записей в дневнике 1954 года.

-479-

Уже в эти первые послереволюционные годы Пришвин думает о судьбе своего дневника, а точнее — о судьбе русского писателя, которому важнее собственной жизни сохранить свои, может быть, и последние слова для читателя. («Были наборщики и ставили буквы свинцовые, буква к букве... Ругались буквы наборщика за писателя: "Пиши, что хочешь! мы поддержим тебя и поставим тебя со всеми твоими небылицами в связь со всем миром странников-писателей, и ты будешь нам как те". Теперь нет наборщиков, буквы наборов рассыпаны... Как счастлив был тот телеграфист, который, стоя по колено в воде утопающего корабля, до последней минуты, пока вода не добралась до его рта, по беспроволочному телеграфу давал знать о гибели, призывая на помощь. У меня нет телеграфа! я пишу в свой дневник, но завтра я погибну от эпидемии тифа, и никто не поймет моих записей, не разберется в них. Я не знаю даже, [как] сохранить эти записи от гибели, почти неизбежной: разве я не видел тысячи тетрадей, написанных кем-то и теперь брошенных в печь, в погреба, наполненные водой, на дороги: письмами матери моей оклеены стены какой-то избушки...») Причем в это время адресат пришвинского текста — будущий гипотетически существующий читатель, на которого и возлагается вся надежда: услышит, поймет, подхватит («Тропа моя обрывается, я поминутно оглядываюсь, стараясь связать конец ее с подобным началом тропы впереди, вот совсем ее нет, и на снегу виден единственный след мой, и поземок на глазах заметает и мой единственный след. Друг мой! существуешь ли ты где-нибудь, ожидаешь ли, что я приду к тебе? Я не жду твоей помощи, нет! я сам приду к тебе, только жди, жди меня! Только бы знать, что ты ждешь меня!»).

Вопросы, которые поднимает Пришвин в первые послереволюционные годы, связаны с главной темой новейшей русской истории, темой, которая определила духовную ситуацию в России в течение столетия, — народ и интеллигенция.

На протяжении всей своей жизни Пришвин считал себя принадлежащим к той части русской интеллигенции, судьба которой была связана с революцией, но которая задолго до реальных революционных событий осознала трагическую сущность этого пути.

Вспоминая свою юность, Пришвин с некоторой долей иронии называет себя «комсомольцем 19 века». Действительно, студентом он прошел «школу пролетарских вождей» — марксистский кружок в Рижском политехникуме, а затем тюремное заключение.

Духовный кризис, пережитый Пришвиным, во многом совпадал с идейным кризисом русской интеллигенции, выраженным авторами сборника «Вехи» (1909). Однако в судьбе писателя этот кризис осложнялся поиском себя и своего пути. Это был путь от «глубочайшего невежества» со «смутными умственными запросами» в момент уверования в марксизм через разочарование в социал-демократии

-480-

в годы учения в Германии, через любовь, которая стала толчком, повернувшим его к собственной личности, до обращения к писательству как делу своей жизни. На это ушло десять лет — 1895-1905 годы.

За это время произошло не просто «полное освобождение от большевизма» — изменился весь душевный строй его личности, произошла смена психологической установки: центр внутренней жизни переместился с эсхатологической обреченности на чувство жизни («Первый намек на рассвете при полных звездах открытого неба — какая радость! Неужели я забуду когда-нибудь, умирая, эти счастливые минуты и ничего не скажу в защиту жизни...»). Важнейшая для русского общества идея конца мира была переосмыслена Пришвиным — суть переворота состояла в обращении к душе, природе, народной жизни.

В целом разделяя критику интеллигенции в духе «Вех», Пришвин не удовлетворяется схемой, основанной на противостоянии интеллигенции и народа. Во-первых, он отдает должное тому «особенному, идеальному миру» русской интеллигенции, которая воспитала в обществе и в нем лично высокий идеализм и силу духа («интеллигентному человеку позорно обижаться»). Во-вторых, не отрывает интеллигенцию от национальной почвы и в причинах революции обнаруживает чувство, присущее коллективной русской душе в целом («Это чувство конца (эсхатология) в одинаковой степени развито у простого народа и у нашей интеллигенции, и оно именно дает теперь силу большевикам, а не просто как марксистское рассуждение»). В-третьих, в годы революции Пришвин отмечает неоднородность интеллигенции и разделяет ее на борющуюся за власть и творческую. Он понимает, что в момент гибели всех форм жизни сохранить культуру способны только носители духа, и пророчески предвосхищает новую историческую миссию интеллигенции («Мысли о том, что народ переходит в интеллигенцию на сохранение... в интеллигенции и будет невидимый град»).

Пришвин видит, что революция принципиально изменила духовную ситуацию в России («Интеллигенция как наша русская, только русская секта погибла навсегда»), выявила особенности взаимоотношений интеллигенции и власти, обозначила роль интеллигенции в событиях русской революции. «Интеллигенция и революция» — так назвал свою статью, оказавшуюся в центре литературной полемики этого времени, Александр Блок. В полемике принял участие и Михаил Пришвин.

Статья Блока «Интеллигенция и революция» была опубликована 19 января 1918 г., а 16 февраля в газете «Воля страны» вышла статья Пришвина «Большевик из "Балаганчика" (Ответ Александру Блоку)». Несмотря на резкий тон статьи, диалог Пришвина с Блоком носит скорее философский характер — речь идет о таких понятиях, как природа, культура, цивилизация, народ.

-481-

Пришвин отвергает блоковский революционный романтизм, а за органической концепцией культуры, связывающей дух со стихией, узнает знакомое устремление русского интеллигента к слиянию с народом. Он не принимает пафоса поэта, услышавшего в разрушительном движении стихии музыку. Он видит дистанцию между пророческим пафосом статьи — голосом самого Блока, принявшего революцию за подлинное начало преображения мира, и реальностью, почвой, от имени которой говорит поэт. В статье Блока Пришвин услышал голос «кающегося барина», в действительности от почвы оторванного, голос не настоящего большевика, а «большевика из Балаганчика». Пришвин понял артистическую, игровую природу души Блока, стремящегося эстетически оправдать революцию. Это стремление вызывает у Пришвина протест. Он считает, что эстетическая форма, в которую Блок облек революцию («дух музыки»), не соответствует внелитературному, внехудожественному контексту бытия. Эстетически в этой полемике друг другу противостоят музыка и слово.

Диалог двух художников на этом не закончился. 28 января в газете «Раннее утро» был опубликован рассказ Пришвина «Голубое знамя», а 3 марта вышла поэма Блока «Двенадцать»; взаимосвязь между текстами (как и полемика Блока с Пришвиным) стала одним из интереснейших сюжетов в культуре начала XX века.

Оба художника воспроизводят одну и ту же картину: Петербург, ночь, метель, грабежи, стрельба, даже пес Блока в «Голубом знамени» тоже есть. Главный герой рассказа Пришвина, арестованный новой властью и потерявший разум в круговороте происходящего, присоединяется к другому такому же безумцу с его мечтой о голубом Христовом знамени, под которое соберет для спасения родины хулиганов всех притонов и вертепов. Однако Пришвин превращает мечту героя в мираж: его войско призрачное («безумный впереди, пьяный позади») и Христос его сектантский (лейтмотивом рассказа оказываются слова известного петербургского сектанта: «Хулиганчики, хулиганчики, сколько в вас божественного»).

За границей рассказа «Голубое знамя» осталось соотношение сектантского и революционного сознания. Между тем, в послереволюционные годы Пришвин обнаруживает, что интуиции начала века, связанные с изучением сектантского движения и выявлением сходства сектантской и марксистской парадигм, находят реальное подтверждение в новой, складывающейся в результате революции жизни; типологическое сходство марксизма (революции) и хлыстовства (сектантства) для писателя очевидно; в разные годы он вновь и вновь рассматривает революцию в русле развития религиозного сознания[6].

-482-

В 1918—1919 гг. в дневнике вырисовываются контуры будущей повести «Мирская чаша» (1922), персонажи (Персюк, Павлиниха), некоторые реалии, символика. В частности, возникает образ Скифии, скифа, в чем нельзя не усмотреть литературной полемики с группой «Скифы» (в 1917 г. Пришвин участвовал в первом сборнике «Скифы», одним из редакторов которого был Р. В. Иванов-Разумник).

«Скифство» противопоставляет европейской буржуазной цивилизации «вечную революционность», «мировой пожар», духовный максимализм, отрицающий какую бы то ни было трезвость жизни. У Пришвина тяга к «скифству» определялась не социально-политическими симпатиями — идея «скифства» питала его эстетически. Образ Скифии связан с пониманием революции как нисхождения, возвращения к примитивным, архаическим формам жизни. Если суть полемики Пришвина с Блоком состояла в том, что в статье «Интеллигенция и революция» он увидел концентрированное выражение русского интеллигентского сознания в его движении в стихию, в народ, то и с Ивановым-Разумником, по сути, продолжалась та же полемика, хотя и не в столь резкой форме. У Иванова-Разумника — «мы скифы», у Пришвина — «народ скиф».

В связи с размышлениями о русской жизни Пришвин не раз обращался к теме, которую он называет «разрыв с отцами». Транскрипцией этого явления в социальной истории ему представляется противостояние интеллигенции и народа («интеллигенция убивает отчее»), на психологическом уровне — это «борьба отцов и детей» (мотив отцеубийства). Этот момент в развитии России Пришвин считает настолько существенным, что определяет его как «подземный источник коммунизма» («все как бунт сына против отца», «источник нашей классовой борьбы — борьба отцов и детей», «наложил на отца своего контрибуцию...»). Другим — «надземным» — источником коммунизма он считает западные социалистические идеи («Мечта Бебеля о катастрофе всего мира соединилась с бунтом русского народа, и так возник большевизм — явление германо-славянское, чуждое идее демократической эволюции Антанты»).

Революцию — русский бунт — Пришвин понимает не только как зло, но и как свободу воли («проделать опыт жизни за свой страх и риск»), как ответственность и испытание («Молоды мы, сильны — мы создадим новый мир... стары - мы умрем бунтарями, и потомки наши странниками рассыплются по всей земле»).

Его мысль вновь обращается к образу блудного сына («всем перемутиться, все узнать и встретиться с Богом»), к самой духовной сущности человека («Блудный сын — образ всего человечества»).

Революция в дневнике писателя предстает как ад, в котором происходит «жестокая расправа над человеком». Он резко осуждает идею равенства («Вы хотели всех уравнять и думали, что от этого

-483-

равенства загорится свет братства людей, долго вы смотрели на беднейшего и брали в образец тощего, но тощие пожрали все и не стали от этого тучнее и добрее»), понимает губительность уничтожения собственности («Рубит баба березу, рубит пониже ее мужик иву, доканчивают рощу. Через полстолетия только вырастет новая, и то, если будет хозяин»). Он видит противоприродность революции, ее разрушительную силу, направленную против личности, против любви к бытию, и отмежевывается от участия в ней («Нужно как-то вовсе оторваться от земли, от любви к цветам и деревьям, к труду земледельца, чтобы благословлять это сегодняшнее разрушение»). Пришвин видит, что революция отбрасывает Россию на периферию мировой истории («Мы теперь провинциалы от интернационала»), что в основе большевизма лежат «разрыв с космосом», «претензия на универсальность». Уже в это время он понимает, что никакая святыня не остановит большевистского наступления на русскую жизнь («Вспоминали вечером про Оптину Пустынь, старца Анатолия — неужели и там теперь конюшни и казармы?»). В революции Пришвин усматривает противостояние большевизма и демократии и, хотя почвы для демократического развития он в России в это время не находит, идея демократического пути кажется ему перспективной («Бюрократия и социализм пришли к нам из Германии, очень хорошо, если русские испытают на себе влияние идей эволюционной демократии»).

Народ же, по Пришвину, «не ведает, что творит», он обманут и соблазнен — именно обман и соблазн народа Пришвин вменяет в вину Ленину, хотя не Ленин последнее звено в персонификации силы зла. По масштабу трагедии определяет писатель главного обманщика и называет его имя: Аввадон, князь тьмы.

В то же время революция выявляет для Пришвина неполноту, недостаточность идеи антиномичности добра и зла — дуализма мира. Процесс жизни оказывается более иррациональным и сложным («Нужно знать время: есть время, когда зло является единственной творческой силой, все разрушая, все поглощая, она творит невидимый град, из которого рано или поздно грянет: — Да воскреснет Бог!»). Эта мысль для Пришвина не случайна: парадоксальное сочетание добра и зла усматривает он в самой психологии бунта.

Историческая действительность получает у писателя художественное осмысление, которое придает катастрофе космический масштаб («зарево пожара великого помрачило сияние ночных светил», «звезда небесная почернела», «лавина великого обвала засыпала»). Победа хаоса означала разрушение формы, падение покровов, утрату лица и имени. В этом хаотическом пространстве реальное и ирреальное (сон) смешиваются, взаимопроникают одно в другое. Поэтика сновидений в эти годы связана с образами ужаса, тяжести, разрушения. В сновидении (1919) душа писателя, лишенная всего

-484-

субъективного, личного становится сосудом, вмещающим народную судьбу («Мне снилось, будто душа моя сложилась чашей — мирская чаша, и все, что было в ней, выплеснули вон и налили в нее щи, и человек двадцать... едят из нее»). Образ оказывается настолько значимым для художника, что дает название его первой послереволюционной повести «Мирская чаша».

Революция в космической картине разрушения предстает в образе летящей кометы: скорость и пыль противопоставлены земле и времени. Причем время приобретает качественно иной характер, противоположный жизни, текущей по циклическим законам природы: время революции (история) — время телячье (род, вечность). Нарушение законов природы, по Пришвину, чревато бесконечным падением («полет в бездну») — до первых дней творения («тьма-тьмущая окутывает небо и землю»). Соответствие событиям писатель находит в образах Апокалипсиса («Так вот что это значит: "звезды почернеют и будут падать с небес"»). Рушится космос русской жизни, главные качества которого: «непомерная ширь земли и человеческая глубина бесконечная» — ныне утрачиваются («Теперь же чувство мира — свободы лежит все в развалинах... на развалинах страны шагаешь через родных и святых»).

Гибель России была катастрофой для Пришвина-художника.

Связь с органическим целым русской жизни — Россией — традиционно составляла смысл и силу русской литературы. Для Пришвина этот мир — единственная и абсолютная ценность, предмет его художественного внимания, среда его обитания. Гибель России означала для него гибель главного предмета искусства. В первоначальном хаосе, который обнажила революция, Пришвин видит «страшную правду», но не видит лица. Художник гармонического склада, он не может быть певцом хаоса и в поисках источника творчества обращается к сфере простейшего. Целое он находит теперь в конкретном, элементарном, архаическом, в простейших натурфилософских деталях («Хожу возле погибели — показалось простейшее без слов, как тогда, и я узнаю в нем свое, и с ним соединяюсь с болью и радостью»). То, что было для него прежде целым, теперь стало деталью, элементом мира распавшегося («Литература - зеркало жизни. Разбитое зеркало»). Отныне в поэтике Пришвина детали не только свидетельствуют о целом, несут память о нем — они становятся целым. Возможно, в этом надо искать истоки будущего внимания писателя к микрогеографии и приверженность к миниатюре в поздние годы.

Революция до основания изменила жизнь писателя. В 1918 г. Пришвин живет в Хрущеве, где на небольшом участке земли с частью сада, полученном в наследство от матери, он в 1916 году строит дом — неподалеку от большого дома его детства. К этому дому на протяжении всей жизни он постоянно возвращался в мыслях и снах.

-485-

Дом был связан с матерью, самым близким для Пришвина человеком, с кузинами, оказавшими очень большое влияние на формирование его личности, с образом рано умершего отца, с хрущевским крестьянином Гуськом, дружившим с мальчиком, а деревья хрущевского сада вспоминались ему, как «святые». Связь с Хрущевым была для Пришвина связью с родиной, это был воистину целый мир, хранивший истоки его личности. В 1918 г. переживания Пришвина связаны с судьбой Хрущева («Старый дом, на который мы смотрим теперь только издали, похож на разрытую могилу моей матери», «Мы смотрим из-за кустов на наш дом, не смея и думать, чтобы к нему подойти»).

То же самое нужно сказать о хрущевском саде. Сад — универсальный пришвинский символ. В книге «У стен града невидимого. (Светлое озеро)» (1909) образ черного сада с поющим соловьем соотносится с неблагополучием русской жизни в целом, с ее вечным взысканием невидимого града и обреченностью жить во зле. В 1918 г. переживания писателя связаны с реальным, хрущевским, садом, который становится в дневнике, быть может, невольной метафорой гибнущей жизни («Завтра погибнет мой сад под ударами мужицких топоров... Прощаюсь с садом и ухожу, я найду где-нибудь сад еще более прекрасный: мой сад не умрет. Но вы, кто рубит его, увидит только смерть впереди (пьяные вороны)»).

В труднейшей жизненной ситуации Пришвин ищет те глубинные пласты жизни, где возможно ее продолжение, хотя это сопряжено с трагедией («Радоваться жизни, вынося все мучения»).

Утрата внешней свободы — собственности (из Хрущева Пришвин был выдворен новой властью), возможности печататься («Я писатель побежденного бессловесного народа без права даже писать»), гибель родины («Вся жизнь до самых недр своих пропитана ложью») — мало кто в это время находил в себе силы искать положительный выход из тупика. Пришвина это не сломило. Его радость жизни, любовь к бытию превышают возможности обыденного сознания, но именно на этих качествах основана пришвинская философия личности («Радость эта внесоциальная»). Внутренняя свобода — вот единственное, чего не может отдать писатель, что представляет для него абсолютную, безусловную ценность («Я не нуждаюсь в богатстве, славе, власти, я готов принять крайнюю форму нищенства, лишь бы оставаться свободным, а свободу я понимаю как возможность быть в себе...»).

Таким образом, в дневнике воспроизводится вечный русский сюжет, связанный с темой роста внутренней свободы за счет утраты внешней. Складывается и образ поведения, который более всего понятен в контексте христианской традиции аскетизма («Жить в себе и радоваться жизни, вынося все лишения, мало кто хочет, для этого нужно скинуть с себя все лишнее, мало кто хочет для этого перестрадать и наконец освободиться»).

-486-

Не раз в дневнике обсуждается вопрос о взаимодействии природы и истории. Образ соловья, который «не постесняется» петь в разоренной усадьбе, говорит не только о неиссякаемой творческой силе природы, но в конечном счете и о независимости от человеческой истории. И тогда возникает вопрос о свободе человека («Неужели же я солнце и звезды и весенние траву-цветы любил только потому, что солнце и звезды светили мне на моей собственной земле и травы-цветы росли в моем собственном саду?»). Пришвин переводит этот вопрос из той сферы, где ему нет разрешения, в сферу творчества, где разрешение возможно: он идет копать «чужой сад». Это выход художника, осваивающего новое культурное пространство для всех, это выход, связанный с пришвинской концепцией искусства как продолжения жизни, сверхусилия, которое создает новое, небывалое бытие. Основанием для такого «творческого поведения» оказывается удивительная, неиссякающая и присущая его душе при любых жизненных обстоятельствах любовь к жизни («Первый намек на рассвете при полных звездах открытого неба — какая радость! Неужели я забуду когда-нибудь, умирая, эти счастливые минуты и ничего не скажу в защиту жизни...»)

Если в дневнике 1918 г. жизнь воспринималась Пришвиным в первую очередь как обвал, гибель, катастрофа, то в дневнике 1919 г. встает картина жизни нового общества — коммуны. Происходит смена основных мотивов: был хаос, теперь смерть — остановившаяся жизнь («Засыпаны города, поезда остановлены в поле и от вагонов торчат только трубы, как черные колышки, села погребены в сугробах»). В 1919 г. Россия у Пришвина — это засыпанное снегом пространство Скифии, зима истории («Скифия страшная, бескрайняя, все исчезло милое, дорогое, нежное», «Теперь зима, гибнет все, что тянулось ввысь, и укрепляется подземное, коренное»). Но смерть в этой картине мира — не окончательное состояние. Над Скифией сияет «солнечный крест», а «подземное, коренное» связано с ритмом жизни, установленным «гением рода» человеческого — именно здесь готовится «гибель буранам зимы и воскресение жизни для всех».

В 1919 г. целый ряд пришвинских идей свидетельствует о близости его мировоззрения к философии жизни. Сам жизненный процесс рассматривается как основная созидательная сила, несущая в себе положительный заряд жизни. Стихия жизни противостоит как идеологии, так и истории («Я теперь понял, почему коммунистам никто не возражает по существу... это потому, что сама жизнь этих бесчисленных обывателей есть существо: жизнь против идеи»). В то же время сторическое сознание писателя в эти годы связывается с чувством вины и судьбы, которую невозможно пересилить, но можно изжить («Мы виноваты в попущении, мы должны молчать, пока наше страдание не окотится, пока рок не насытится и уйдет»).

-487-

Другая важнейшая интуиция Пришвина-художника связана с понятием творческой личности, создающей качество мира. Через личность утверждаются в мире свобода и ответственность и путь личности (микрокосм) не исчерпывается историей, но идет иными путями («Начало нашей духовной природы ― чувство приобщенности к космосу, середина нашего жизненного пути — борьба разума, конец — включение разума в космос и тайное примирение»).

Созвучие некоторым своим идеям в 1919 г. Пришвин находит в трактате М. Метерлинка «Сокровище смиренных» (1896). В тексте дневника возникают как явные, так и скрытые цитаты, слова и выражения из трактата. Особенно была пережита Пришвиным идея молчания как формы глубинной, внутренней жизни человека — и не только пережита, но и адаптирована для русской действительности («Понять, о чем русские люди молчали во время коммуны, не умалчивали, под давлением внешней силы, а молчали»). Молчание противопоставляется «пустейшим словам коммуны». Начиная с 1917 г. Пришвин постоянно отмечает трансформацию языка, падение смысла самого слова («Тайное в слове потеряло свою силу»).

В то время, когда побеждает утопическая идея жизни ради будущего, Пришвин отстаивает абсолютную ценность настоящего и утверждает «важность дней текущих» — это было стремление жить в реальности, видеть реальность, любить ее. Не случайно, по-видимому, такими близкими оказываются для него слова Метерлинка: «Гораздо важнее увидеть жизнь, чем изменить ее...» — мысль прямо противоположная марксистской идее переустройства мира.

Обращение к реальности возвращает Пришвина к утраченному единству с миром — преодолевается хаос, восстанавливаются космический порядок, гармония, норма: писатель снова «в союзе с звездой, и с месяцем, и с птицами». Психологическим критерием истинности переживания становится для Пришвина чувство радости бытия («Ужасная сейчас жизнь, но я и так ее люблю»), а непременным условием ― любовь к жизни («Я люблю, и все мертвое оживает, природа, весь космос движется живой личностью»). Даже в предельных образах страдания (Распятие, прикованный к скале Прометей) Пришвин видит прежде всего преодолевающую страдание любовь (улыбка Христа).

Эта радость не вытекает из реальности его жизни, которая не изменилась («Это ад, а современное имя ему — коммуна»), — она связана с позицией художника («Если ты художник, то жизнь тебе хороша»). Воспользовавшись термином Ф. Ницше, можно охарактеризовать эту позицию как «трагический оптимизм».

По Пришвину, искусство — это способность видеть жизнь с лица и различать подлинное в ней. Но единство с миром — не абсолютное единство. Пришвину присуще острое понимание антиномичности искусства и жизни: искусство устремлено к реальности,

-488-

но сама природа связи жизни с искусством трагична. В попытке понять ее Пришвин обращается к антиномии нравственных категорий (зло, творящее добро).

В аду коммуны Пришвин не находит места поэту. Место поэта — «на святой горе в вечном сиянии, под голубым знаменем неба, на котором горит золотой крест»; единый ряд этих символов говорит о назначении поэта быть выше сиюминутных политических страстей («Я за человека стою, у меня ни белое, ни красное, у меня голубое знамя»). В то же время это активная позиция писателя, осознающего свою силу — силу слова. («Мы слова найдем такие, чтобы винтовки падали из рук, это очень опасные слова, нас могут за них замучить, но слова эти победят»).

Мысль о неземной природе искусства («не от мира сего») и в то же время о служении и жертве («Путь в лощине») — этому противоречию Пришвин находит разрешение в уподоблении пути художника крестной жертве Христа.

Дневник первых лет революции — не только летопись, но и история страдающей личности.

Надо отметить, что весь спектр идей, представленный русской революцией, — идеи коммунизма, анархии и государства, власти и личности, особого пути развития России, Пришвин рассматривает в широком контексте отечественной и европейской культурной традиции. Он включает в диалог Пушкина, Гоголя, Белинского, Герцена, Л. Толстого, Достоевского, Успенского, Вл. Соловьева, Блока, Мережковского, Розанова, а также Шекспира, Гёте, Метерлинка, М. Штирнера. Особое место занимают многочисленные цитаты из Евангелия. В это время христианство для Пришвина — прежде всего норма, нравственный образец, ясный символ, к которому он постоянно обращается.

Значительное место в дневнике занимает роман с С.П. Коноплянцевой. В записях о романе можно увидеть восхождение от конкретного переживания к общим размышлениям о женщине, к образу женщины и женской стихии в целом. Любовь к женщине для Пришвина — это и воплощение глубинных основ жизни, и путь к постижению духовного смысла бытия. Эти размышления для него настолько существенны, что можно говорить об особой, пришвинской философии любви.

В это время перед многими русскими писателями с предельной остротой вставал вопрос: оставаться в России или покидать ее? Судя по дневнику, этого вопроса Пришвин перед собой всерьез не ставил, да и обстоятельства его жизни не позволяли думать об эмиграции. Однако с определенностью можно утверждать, что опорой для него оставалась вера в Россию («Будет она жить хорошо непременно, оправится, воскреснет, никакая сила с нею не справится»).

В один из труднейших моментов жизни («Не написал ни одной строчки первый раз в литературной своей жизни. Не прочел ни одной книги.

-489-

Что же делал? Сладостный сон, полный, летаргический») в дневнике появляется молитва о свете («Боже, дай мне дождаться первого проблеска света — это поможет мне увидеть, где я ночую, куда мне идти... свет нужен, дай, Господи, увидеть свет!»). Это было в конце 1918 г. Весь же текст дневника 1919 г. представляет собой не только картину борьбы писателя за смысл, за право жить и работать, за внутреннюю свободу, но и свидетельствует о духовном росте, о победе над повседневностью. Однако это не отвлеченная борьба художника — судьба Пришвина близка судьбе каждого русского человека в его трагической беззащитности перед жизнью. Последняя запись дневника говорит как раз о том, как невыносимо трудно было жить, осознавая, что происходит с твоей душой, как трудно было бороться. В этот день — 31 декабря 1919 г. — Пришвин записал: «И света весь день для меня не было...»

Я. 3. Гришина, В. Ю. Гришин

-490-

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

Ранний дневник ― Пришвин М. М. Ранний дневник. СПб.:

ООО «Издательство» "Росток"», 2007.

Дневники. 1914-1917 ― Пришвин М.М. Дневники. 1914—1917. СПб.:

ООО «Издательство» "Росток"», 2007.

Дневники. 1920-1922 ― Пришвин М. М. Дневники 1920-1922. М.:

Московский рабочий, 1995.

Дневники. 1928-1929 ― Пришвин М. М. Дневники 1928-1929. М.:

Русская книга, 2004.

Собр. соч. 1982-1986 ― Пришвин М. М. Собр. соч.: В 8 т. М.:

Художественная литература, 1982-1986.

Собр. соч. 2006 ― Пришвин М. М. Собр. соч.: В 3 т. М.:

Терра-Книжный клуб, 2006.

Личное дело ― Личное дело Михаила Михайловича Пришвина.

Воспоминания современников. СПб.:

ООО «Издательство "Росток"», 2005.

Цвет и крест ― Пришвин М. М. Цвет и крест. СПб.:

ООО «Издательство» "Росток"», 2004.

Путь к Слову ― Пришвина В. Д. Путь к Слову. М.:

Молодая гвардия, 1984.

Круг жизни ― Пришвина В. Д. Круг жизни. М.:

Художественная литература, 1981.

Хлыст ― ЭткиндА. Хлыст (Секты, литература и революция). М.:

Новое литературное обозрение, 1998.

РГАЛИ ― Российский Государственный архив литературы и искусства.

-491-

С. 5. Встретили Новый Год с Ремизовыми. — С А. М. Ремизовым Пришвин познакомился в 1907 году в Петербурге, подружился и стал членом «Обезьяньей великой вольной палаты» ― кружка литераторов, группировавшихся вокруг Ремизова (Вяч. Шишков, А. Толстой, Е. Замятин, Б. Пильняк, Л. Леонов и др.), В шутливой форме игры в «Обезьянью палату» проявлялся серьезный интерес к духовному наследию древней Руси, к национальной мифологии и памятникам народной культуры. В воспоминаниях, написанных уже в эмиграции, Ремизов отмечает: «Пришвин во все невзгоды и беды не покидавший Россию, первый писатель в России. И как это странно сейчас звучит этот голос из России, напоминая человеку с его горем и остервенением, что есть Божий мир, с цветами и звездами <...> что есть еще в мире и простота, детскость и доверчивость — жив "человек"». См.: Личное дело. С. 67—70.

Мучительно думать о родных, особенно о Леве ― ничего не знаю... — Семья Пришвина находилась в это время на родине в с. Хрущево Елецкого уезда Орловской губернии, где с 9 апреля 1917 г. писатель жил и работал на своем хуторе, одновременно являясь делегатом Временного комитета Государственной думы и посылая в петербургские газеты свои рассказы и очерки. Лева — старший сын писателя.

Тюремной невестой мне досталась барышня из обсерватории... — В автографе примечание Пришвина: Марья Михайловна Раздольская.

С. 6. Двенадцать Соломонов нашей редакции... — Речь идет о редакции газеты «Воля народа» (1917, с января 1918 г. — «Воля страны», газета правого крыла партии эсеров), в которой Пришвин был редактором литературного отдела. 5 января 1918 г. в газете «Воля страны» появилось редакционное сообщение:

«2-го января было произведено новое, выходящее из ряда вон насилие над "Волей Народа". В помещении редакции газеты появился отряд красногвардейцев под предводительством комиссара "комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем" Другова. Предъявив ордер на производство обыска и арест "подозрительных лиц", эти господа арестовали всех находящихся в помещении граждан! Были арестованы не только ответственные редакторы газеты, в том числе члены Учредительного Собрания А. А. Аргунов

-492-

и П. А. Сорокин, но и служащие конторы и типографии: экспедитор, управляющий хроникой С. В. Фрид, редактор литературного отдела известный писатель М. М. Пришвин и лица, зашедшие в помещение редакции и конторы по тем или иным мотивам... Всех служащих и посторонних, не оказавшихся "подозрительными", отводят в особое помещение. "Подозрительных" обыскивают, принимают бумаги и затем по 4—5 человек увозят на автомобиле на Гороховую, 2. В числе "подозрительных" оказался писатель М. М. Пришвин.

— Ваша фамилия?

— Писатель Пришвин.

— Как?

— Пришвин, если бы вы были грамотным человеком, вы бы знали мое имя.

— Вы, товарищ, пишете в "Воле Народа"?

— Я вам, сударь, не товарищ. Люди, производящие такие безобразия, чинящие насилие, не могут быть моими товарищами.

Взволнованный М. М. Пришвин долго и горячо спорит с комиссаром и солдатами. Ни за что не хочет расстаться с портфелем рукописей, среди которых имеются рассказы Ремизова и др., требует опечатания портфеля.

Наконец, успокоившись, говорит:

— Если бы в России был хоть ценз 4-классного городского училища, этих безобразий бы не было. Вы сами не понимаете, что делаете. Когда вы будете грамотными, вы это поймете.

М. М. Пришвина уводят».

С. 7. ...горячий спор о бабушке... — «бабушкой русской революции» называли в прессе Е. К. Брешко-Брешковскую, одного из организаторов и руководителей партии эсеров.

С. 9. ...как собаку закопают на Марсовом поле. — Речь идет о похоронах жертв революции, которые состоялись 23 марта 1917 г. в Петербурге, — событие, имевшее большой резонанс в обществе. Ср.: Ремизов А. М. Взвихренная Русь//Ремизов А. М. В розовом блеске. М.: Современник, 1990. С. 75-76.

С. 12. С Иорданью по камерам... — В праздник Крещения Господня 19(6) января священник посещал тюрьмы и кропил крещенскою водой («иорданью») заключенных.

С. 13. ...Конвент и пр. ― Имеется в виду избранный в 1792 г. Национальный Конвент, провозгласивший Францию республикой.

С. 14. ...борцами за свободу настоящую, не четыреххвостную... — под «четыреххвосткой» подразумевали всеобщее, равное, прямое и тайное избирательное право.

-493-

С. 15. ...манифестация 5-го января. — Имеется в виду расстрел мирной манифестации петроградских рабочих.

...узнали, что убиты Кокошкин и Шингарев... — Речь идет о зверском убийстве членов Учредительного собрания А. И. Шингарева и Ф. Ф. Кокошкина ворвавшимися в тюремную больницу матросами и солдатами.

С. 16. Капитан Аки. ― Ср.: Капитан Аки // Цвет и крест. С. 157— 158.

...помните «Вехи». — Имеется в виду книга: «Вехи (Сборник статей о русской интеллигенции)». 1909.

С. 17. ... любитель гигиены и гимнастик по системе Мюллера... — имеется в виду популярный в начале XX в. комплекс упражнений «5 минут в день» датского спортсмена И. Мюллера («Моя система», 1904).

С. 18. ...сосуд Ап. Павла, наполненный всякой нечистью. — Ошибка: речь идет об ап. Петре (Деян 10: 11—16).

С. 19. И сторож сторожа спрашивает, скоро ли рассвет. — Вероятно, вольное переложение евангельского сюжета о явлении Ангела Господня «страже ночной» (Лк 2: 8—9).

Гробы повапленные — покрашенные; вапить — красить, расписывать (уст.) (Мф 23: 27). Ср.: Гробы повапленные (из дневника) // Цвет и крест. С. 187-189.

С. 23. Читали из «Биржевки»... — имеется в виду ежедневная умеренно-либеральная, коммерческая, политическая и литературная газета «Биржевые ведомости» (1880-1917).

С. 25. Так любовался Нерон на Рим горящий... — Известно, что император Нерон во время пожарища (64 г.), уничтожившего большую часть Рима, любовался пламенем с дворцовой стены и пел «Крушение Трои» (см.: Светоний. Нерон. 20, 27—29, 37—39).

С. 27. 2-го Января меня арестовали и 17-го выпустили... — 18 января в газете «Новая жизнь» появилась заметка об освобождении Пришвина: «В Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем произошел на днях большой конфуз. 2 января в редакции "Воля Народа" был арестован писатель Пришвин. В судьбе его принял участие С. Мстиславский, взявший его на поруки. Комиссаром юстиции Штейнбергом был подписан ордер на освобождение М. М. Пришвина

-494-

под поручительство С. Мстиславского, но когда вздумали освободить заключенного, то оказалось, что ни одна из бесчисленных комиссий, ни сам комиссариат не могли указать, где находится арестованный. Ровно десять дней прошло, пока следы М. М. Пришвина отыскались в пересыльной тюрьме. 15 января комиссар юстиции Штейнберг посетил пересыльную тюрьму и там узнал, что Пришвин находится именно в этой тюрьме. 17 января Пришвин наконец был освобожден».

Два дня спустя, 20 января, в очерке «Капитан Аки» Пришвин пишет о своем освобождении так:

«Мало-помалу я разобрался в законе освобождения: рабочего освобождали требования рабочих, чиновника — чиновников, учителя — учителей, родного человека — родных. Но у меня родных в городе не было, а писатели — какая у наших писателей организация: в делах общественных они немы, как рыба.

Ловцы были неутомимы, ловили и выпускали, ловили и выпускали. А я все сидел и сидел. В отчаянии принялся я писать, слил свою судьбу с несчастным капитаном Аки и уже стал догадываться, что капитан Аки и есть гидра контрреволюции, как вдруг меня выпустили.

Из "Новой Жизни" ("Освобождение Пришвина") я узнал, что кум моего друга С. Д. Мстиславский в первые же дни моего заключения взял меня на поруки, и остальное время, что-то около десяти дней, министр юстиции Штейнберг искал меня для освобождения, пока, наконец, не нашел меня в каторжной пересыльной тюрьме и освободил. Теперь, конечно, всему поверишь, но все-таки странно, как это занятой человек, министр юстиции, мог тратить драгоценное время на разъезды в поисках какого-то капитана Аки, если тюрем у нас всего три и на телефонные переговоры с начальниками тюрем можно было истратить всего три минуты? Что-то странное, по-видимому, в этом месте, повесть о капитане Аки и Гидре переходит уже в легендарное гоголевское сказание о капитане Копейкине».

Ср.: Суд есть сила греха. (Из тюремного дневника) // Цвет и крест. С. 160-161.

С. 32. В моей памяти это первое начало революции. — Убийство царя Александра II народовольцами (1881) было одним из прафеноменов личности будущего писателя. Событие, которое Пришвин считал началом своей сознательной жизни, связано с няней Евдокией Андриановной. В дневнике Пришвина традиционный в русской литературе образ няни, рассказывающей ребенку сказки и поющей народные песни, вытесняется и переосмысляется. Евдокия Андриановна непостижимым чутьем понимающая трагичность и неизбежность наступающего времени и не скрывающая своего

-495-

понимания от ребенка, воспитывала в мальчике готовность к будущему.

...один ведет мирные Брестские переговоры... — видимо, имеется ввиду Л. Троцкий. Единого мнения по вопросу о мире в руководстве партии не было: Ленин настаивал на немедленном заключении сепаратного мира на условиях, предложенных Германией; Бухарин выступал за продолжение войны в надежде, что это станет стимулом европейской революции, Троцкий предлагал компромиссное решение о выходе России из конфликта в одностороннем порядке без подписания мирного договора.

С. 33. Чан. — Чан — предмет культа у сектантов-хлыстов, а также «хлыстовский образ коллективного тела» (Эткинд). Пришвин в начале XX в. был одним из многих представителей русской культуры, кого чрезвычайно интересовало хлыстовство. В дальнейшем в дневнике писатель рассматривал русскую революцию и культуру послереволюционных лет, в частности, как развитие и осуществление сектантской традиции. Ср.: Ранний дневник. С. 175—316, 581— 643; см. также: Хлыст. С. 454—486.

У Пришвина чан - метафора истории и народной жизни, где «варится некое сложнейшее по составу варево», судить о котором невозможно самим находящимся внутри: «Все крутится и орет от злости и боли, жара и холода, вдруг на одну только минуту отдышка, и все это вместе... обтираются, обсушиваются, закусывают, закуривают и благодарят Создателя за дивную его премудрость на земле, на небе и на водах. Безделицу тут им покажи, какую-нибудь зажигалку чикни, и сколько тут будет удивления, неожиданных мыслей, слов, тут же рожденных, веселья самого искреннего, задушевного, пока старший не крикнет: "Ребята, в чан!" — и все опять завертится, только голос соседа услышишь в утешение: "Это, брат, безобидно, всем одинаково"». Ср.: Русский чан // Цвет и крест. С. 202-204; Круглый корабль // Собр. соч. 1982-1986. С. 792-793.

С. 34. Я думаю сейчас о Блоке, который теперь, как я понимаю его статьи, собирается броситься или уже бросился в чан. — Речь идет о статье А. Блока «Интеллигенция и революция» (Знамя труда. 1918. 19 янв.), с которой Пришвин полемизирует в статье «Большевик из "Балаганчика" (Ответ Александру Блоку)» (Воля страны. 1918.16 февр.). Ср.: Цвет и крест. С. 170-173.

«Теперь стало ясно, что выходить с теплой душой во имя человеческой личности против насильников невозможно: чан кипит и будет кипеть до конца.

Идите же, кто близок этой стихии, танцевать на ее бал-маскарад, а кому это противно, сидите в тюрьме: бал и тюрьма — это подлинность.

-496-

Только не подходите к чану кипящему с барским чувством: подумать и, если что... броситься в чан.

С чувством кающегося барина подходит на самый край этого чана Александр Блок и приглашает нас, интеллигентов, слушать музыку революции, потому что нам терять нечего: мы самые настоящие пролетарии.

Как можно сказать так легкомысленно, разве не видит Блок, что для слияния с тем, что он называет "пролетарием", нужно последнее отдать, наше слово, чего мы не можем отдать и не в нашей это власти.

Свой зов поэт печатает в газете, которая силой нынешнего правительства уничтожила другую газету, воспользовалась ее средствами и пустила по миру работников пера и приставила к себе караул из красногвардейцев.

Хорошо слушать музыку революции в этой редакции, но если бы Александр Блок 2-го января, например, принес свою статью не в "Знамя Труда", а в "Волю Народа" — ему бы пришлось эту музыку слушать в тюрьме. Вот если бы он из тюрьмы приглашал — это было бы совершенно другое и сила у него была бы не та.

Когда зарезали Шингарева и Кокошкина и весть об этом заползла в нашу камеру, ко мне подошел один заключенный и тихо сказал:

— Я пятнадцать лет писал книгу и бросил работу, забыл ее, потому что нельзя было так оставить людей. Бросить книгу было мне, как смерть, а теперь я ко второму готовлюсь, к последнему, и нужно всем к этому приготовиться, чтобы предстать с достойным ответом.

На одно мгновение тогда мне почудилась лестница жертв, и с какой-то ступеньки ее музыкально доходил смысл революции, — только не буду говорить больше, потому что боюсь сказать не от сердца и засмыслиться.

О деревенских вековухах так говорят: не выходит замуж, потому что засмыслилась и все не может ни на ком остановиться, ко всем льнет и все ей немилы — засмыслилась.

Это грубо, но нужно сказать: наш любимый поэт Александр Блок, как вековуха, засмыслился. Ну разве можно так легко теперь говорить о войне, о родине, как будто вся наша русская жизнь от колыбели и до революции была одной скукой.

И кто говорит? О войне — земгусар, о революции — большевик из Балаганчика.

Так может говорить дурной иностранец, но не русский и не тот Светлый иностранец, который, верно, скоро придет.

Мы в одно время с Блоком когда-то подходили к хлыстам, я — как любопытный, он — как скучающий.

Хлысты говорили:

-497-

— Наш чан кипит, бросьтесь в наш чан, умрите и воскреснете вождем.

Ответа не было из чана. И так же не будет ему ответа из нынешнего революционного чана, потому что там варится Бессловесное.

Эта видимость Бессловесного теперь танцует, а под этим вся беда наша русская, какой Блок не знает, не испытал. В конце концов, на большом Суде простится Бессловесное, оно очистится и предстанет в чистых ризах своей родины, но у тех, кто владеет словом, — спросят ответ огненный, и слово скучающего барина там не примется».

В архиве Пришвина сохранилось письмо А. Блока и рукопись ответного письма Пришвина, по-видимому, не отправленного адресату.

«16 февраля 1918 г. Михаил Михайлович, сегодня я прочел Вашу статью в "Воле Страны". Долго мы с Вами были в одном литературном лагере, но ни один журнальный враг, злейший, даже Буренин, не сумел подобрать такого количества личной брани. Оставалось Вам еще намекнуть, как когда-то делал Розанов, на семейные обстоятельства.

Я на это не обижаюсь, но уж очень все это — мимо цели: статья личная и злая против статьи неличной и доброй.

По существу спорить не буду, я на правду Вашу (Пришвина, а не "Воли Страны") не нападал: но у нас — слишком разные языки.

Неправда у Вас — "любимый поэт". Как это может быть, когда тут же рядом "балаганчик" употребляется в ругательном значении, как искони употребляет это слово всякий журналист? Вы же не знаете того, что за "балаганчиком", откуда он; не знаете, значит, и того, что за остальными стихами, и того, какую я люблю Россию, и т. д. Я не менялся, верен себе и своей любви, также — и в фельетоне, который Вам так ненавистен. Значит, надо сказать — не "любимый поэт", а "самый ненавистный поэт".

Александр Блок.

Р. S. Будьте любезны, передайте в газету прилагаемую записку».

«Александр Александрович — мой ответ (на Вашу статью в "Знамя Труда") был не злой (как Вы пишете), а кроткий. (Именно только любимому человеку можно так написать, как я.) Если бы автор не был Блок, я написал бы, что он получает ворованные деньги, что земгусар ничего не делал на войне, а пьянствовал в тылу, что ходит почему-то до сих пор в военной форме и еще (много) много всего. (И это надо бы все написать, потому что Вы это заслужили.) О (Ваших) семейных отношениях земгусара я не мог бы ничего написать, потому что я этим не интересуюсь, все наши общие знакомые и друзья подтвердят Вам, что я для этого не имею глаза и уха, и если что вижу и слышу, забываю немедленно.

-498-

Лев Толстой говорит, что писать нужно о том, что знаешь. Вы не знали, о чем Вы пишете, и в этом Ваш грех. Вот Андрей Белый пишет строго по доктору (Штейнеру. — Сост.) и пролетает, не видя России. А Вы полетели так низко над землей, что протянули (руку, чтобы) ощупать предметы - эти предметы (в крови и) огне Вам не достать, и не надо об них писать (Вы губите свои руки).

Сотую часть не передал я в своей статье того негодования, которое вызвала Ваша статья у Мережковского, у Гиппиус, у Ремизова, у Пяста. Прежде чем сдать свой ответ (Вам) в типографию, я прочел ее Ремизову, и он сказал: "Ответ кроткий".

Да, я русский кроткий, незлобивый человек, но я, кажется, теперь подхожу к последней черте и молюсь по-новому: Боже, дай мне все понять, ничего не забыть и ничего не простить.

Еще напоследок вот что: Вам больно от меня и мне больно от Вас, так больно, что я и не знаю, где Вы лично, и где я лично — я к Вам, как к себе, а не то, что Буренин к Вашему Балаганчику. Я не торжествующий, как Разумник и Горький, и Вас понять могу». (В скобках даются слова, в рукописи зачеркнутые.)

Газетная полемика с Блоком получает литературное продолжение (рассказ Пришвина «Голубое знамя» (январь 1918) и поэма Блока «Двенадцать» (март 1918) — взаимосвязь между текстами (как и полемика Блока с Пришвиным) и оказывается одним из интереснейших сюжетов в культуре начала XX в.. Ср.: Хлыст. С. 180— 182.

С. 34. ...заинтересовались мы одной сектой «Начало века», отколовшейся от хлыстовства. — Имеется в виду петербургская секта «Начало века», основанная П. И. Легкобытовым, после того как он в марте 1909 г. низверг руководителя хлыстовской обшины А. Г. Щетинина. Ср.: Ранний дневник. С. 175-316.

Христом-царем этой секты в это время был... — имеется в виду А. Г. Щетинин. Хлысты, или христоверы, считали возможным прямое общение со Святым Духом и воплощение Бога в праведных сектантах — «христах» и «богородицах».

С. 35. ...секты «Начало века»... — секта А. Г. Щетинина, о которой идет речь, называлась «Чемреки» (название происходит от реки Чемрек в Ставропольской губернии, где Щетинин начинал проповедовать).

С. Клюев — Андрей Белый. — Считается, что встреча Андрея Белого с Н. Клюевым в период сотрудничества с альманахом «Скифы» (редактор Р. В. Иванов-Разумник) явилась для Белого стимулом к появлению его некоторых теоретических идей: в трактате «Жезл Аарона (О слове в поэзии)» (1917) он постоянно обращается к поэзии

-499-

Клюева, в частности рассуждая о необходимости слияния слова и мысли в единый образ в поэтическом слове. Трактат был опубликован в первом сборнике «Скифы» (Пг., 1917. С. 155—212).

С. 36. Хорошо теперь быть теософом, соприкосновенным с оккультными тайнами: для них синтез (Андрей Белый). — Теософия, религиозно-мистическое учение Е. П. Блаватской («Тайная доктрина») и ее последователей, объединяет различные вероисповедания (в том числе и оккультизм) через раскрытие тождественности сокровенного смысла всех религиозных символов и стремится на этой основе создать «универсальную религию». После организации в 1912 г. исследователем творчества Гёте писателем Р. Штейнером Антропософского общества штейнерианство получило некоторое распространение в среде русской интеллигенции. В деятельности общества принимал участие А. Белый. Ср.: Белый А. Рудольф Штейнер и Гёте в мировоззрении современности. М., 1917.

18 Февраля. — С 14 февраля 1918 г. в России был введен Григорианский календарь; зд. и далее все даты даются по новому стилю.

С. ...страшная черная икона в церкви... в шестом классе я убедился, что эта икона просто доска... я отверг немедленно все: и Христа, и священника. — К началу XX в. в русских храмах бытовали либо современные, написанные маслом иконы, либо древние потемневшие, на которых лики с трудом угадывались («черные доски») ― язык иконы был практически утрачен для нового молодого поколения как в народе так и в интеллигенции, особенно в русской провинции. Эта ситуация в значительной степени определила мировоззрение молодого Пришвина. «Черные доски» становятся в дневнике и в художественном произведении («У стен града невидимого») знаком кризиса религиозной традиции, нарушения связи между человеком и Богом.

...вместе с уважением к букве «ѣ» отпало у него всякое уважение ко всем буквам и знакам препинания. — Реформа русской орфографии, которая готовилась с начала века и дважды (в 1912 и в 1917 гг.) откладывалась, была проведена 10 октября 1918 г. декретом Совнаркома о введении нового правописания. Декрет был утвержден Совнаркомом 10 ноября 1918 г.

С. 37. Сегодня о немцах говорят, что в Петроград немцы придут скоро, недели через две. — После того как 10 февраля Троцкий завершает переговоры с западноевропейскими державами в Брест-Литовске и объявляет о выходе России из войны в одностороннем порядке, началась германо-австрийская интервенция в России: были оккупированы Прибалтика, большая часть Белоруссии, часть западных

-500-

и южных районов РСФСР, Украина, Крым и часть Северного Кавказа; в это время немцы на самом деле подошли к Пскову и Нарве.

С. 38. ...народ не желает управляться пророками, а хочет царя. ― 1 Царств 8:1-22.

...снаряд сделал дыру в Успенском Соборе... — Среди разрушений в Кремле в октябре 1917 г. — южная стена барабана центрального купола Успенского собора. Сообщения об этом появились в прессе того времени.

С. 39. Журнал «Сибирский страж»... — по-видимому, журнал так и не был создан.

С. 41. ...гибель социалистического отечества. — Видимо, речь идет об опубликованном 21 февраля обращении Совнаркома «Социалистическое отечество в опасности».

На лекцию приехал умный человек Строев от «Новой Жизни»... — газета «Новая жизнь» (1917—1918) — петербургская ежедневная общественно-литературная газета. Официальный издатель А. Н. Тихонов (А. Серебров), редактор М. Горький.

С. 42. ...пир во время чумы... — осмысляя ситуацию через трагедию А. С. Пушкина «Пир во время чумы» (1830), Пришвин выявляет антиномичность культуры: «изящные искусства» заброшены во время русской революции, но танец (ср. ниже запись от 23 Февраля: «мы танцуем во время немецкого нашествия на красных балах»), возникший из вихря этой же революции, таит в себе эрос жизни («контрреволюцию»), а значит, надежду на возрождение.

С. 44. ...начало поклонения тому Апису... — священный бык, символ плодородия, почитавшийся в Египте на протяжении всей истории, начиная с 3600 г. до н. э.; у Пришвина вектор, с неизбежностью указывающий направление — от утопии к жизни (от революции к контрреволюции).

...мы в мистическом обществе говорили о частичке «ре» в слове «религия». — Имеется в виду петербургское Религиозно-философское общество, членом которого Пришвин стал в 1908 г.; схоластический характер дебатов на заседаниях общества Пришвин не раз отмечает в дневнике. Ср.: Ранний дневник. С. 175—316.

С. 45. ...Армия Спасения — протестантская религиозная филантропическая организация, основанная в 1865 г. в Лондоне.

-501-

...вот какой памятник выстроим. — Речь идет о грандиозном проекте (Г. И. Гедони) памятника жертвам революции на Марсовом поле в виде огромного стеклянного глобуса.

...не люблю его маленьких поучительных для рабочих писаний в «Новой Жизни»... — в 1917—1918 гг. в газете «Новая жизнь» один за другим появляются отклики М. Горького на события политической и общественной жизни в России. См.: Горький М. Несвоевременные мысли. М.; СПб.: Интерконтакт, 1990.

С. 49. Голодная повестушка. — Вариант рассказа под названием «Насыщение пятью хлебами» (1918) входит в цикл «Голодные рассказы» (Цвети крест. С. 177-179).

С. 52. ...подождите, скоро их есть будем. — Рассказ «Мышонок» (1918) входит в цикл «Голодные рассказы» (Цвет и крест. С. 177).

...вижу сейчас к чему-то черную гору в степи, Карадаг. — Ошибка: горы, где Пришвин охотился на архаров, назывались Кызылтау. Запись представляет собой воспоминание о поездке Пришвина в Казахстан (1909); послужила материалом для очерка «Орел» (1918), который вошел в последнюю редакцию повести (1948) «Черный араб» (1910) (см.: Собр. соч. 2006. Т. 2. С. 511-548).

С. 55. Смотрели мы во Львове на побежденных австрийцев... — в годы Первой мировой войны в России оказалось много пленных солдат и офицеров Австро-Венгрии, многие из которых привлекались к труду, в частности в сельском хозяйстве, пользовались относительной свободой и расположением со стороны местных жителей. Ср.: Ранний дневник. С. 261—362.

С. 57. Со службы приходит такая голодная. — Имеется в виду Козочка.

С. 58. ...нет ничего в нашей жизни теперь от лунного света. — Аллюзия на книгу В. В. Розанова «Люди лунного света. Метафизика христианства» (1911).

...тощие пожрали все и не стали от этого тучнее и добрее. — Быт 41: 2-4,17-21.

С. 59. ...нет на свете тайного, что не стало бы явным. — Мк 4: 22.

К подзаборной молитве. — Имеется в виду возникшая в дневнике 1917 г. и связанная с идеей возмездия молитва «Господи, помоги

-502-

мне все понять, все вынести, и не забыть, и не простить», которая в 1918 г. становится лейтмотивом книги очерков «Цвет и крест» (одно из первоначальных названий «Подзаборная молитва»); позднее «подзаборная молитва» возникает в повести «Золотой рог» (1934) и в «Повести нашего времени» (1944). В послевоенном дневнике точка зрения Пришвина на взаимоотношения личности и общества меняется. Ср.: «Смысл нашего времени состоит в поисках нравственного оправдания жизни, а не возмездия... Эта сила уже исчерпала себя» (1945). Ср.: Подзаборная молитва //Цвет и крест. С. 116-117; Круг жизни. С. 135-139.

С. 59. «Звезды почернеют и будут падать с небес». — Откр 6:13.

С. 61. Унимать буяна двинулась старая мать... — запись носит автобиографический характер: мотив неравного брака воспроизводит психологическую подоплеку его собственной семейной жизни, против которой была мать Мария Ивановна Пришвина; конкретные детали разрабатываемого сюжета вымышлены.

С. 62. ...я не знал отца своего, он умер, когда мне было немного лет, и так без него никто не мог научить меня ходить свободным во власти... — Сиротство не раз выступает у Пришвина метафорой психологической и социальной инфантильности; в судьбе поколения оно предстает как конфликт народа с интеллигенцией («интеллигенция убивает отчее, быт») и выражается в нигилизме интеллигенции по отношению к власти, отечеству и утрате веры в Бога — Отца небесного.

«Ах ты, воля, моя воля, золотая ты моя!» — Песня неизвестного автора, прославляющая царя Александра II, освободителя крестьян; в автобиографическом романе «Кащеева цепь» выступает символом традиционных ценностей, связанных с образом матери, которым идейно и нравственно противостоит народничество в лице двоюродной сестры Дунечки (см.: Собр. соч. 2006. Т. 1. С. 384—442).

С. 65. Сюжет для голодного рассказа... — цикл «Голодные рассказы» входит в книгу о революции «Цвет и крест», над которой в 1918 г. Пришвин начал работать; по замыслу писателя, книга должна была состоять из газетных очерков революционных лет, опубликованных в различных петербургских газетах. В революционные годы в дневнике и газетных очерках появляется целый ряд записей, в которых «цвет» и «крест» не только указывают на трагическое содержание новой жизни и состояние народной души («Русский народ погубил цвет свой, бросил крест свой и присягнул князю тьмы», «цвет измят, крест истоптан, всюду рубят деревья, как будто хотят рубить себе из них новый крест»), но и выявляют

-503-

органичность будущей стратегии Пришвина-писателя («Я, может быть, больше многих знаю и чувствую конец на кресте, но крест - моя тайна, моя ночь, для других я виден как день, как цвет»). Ср.: Цвет и крест // Цвет и крест. С. 136—137.

С. 66. Урсика нечем стало кормить... ― см.: Цвет и крест. С. 41—42.

С. 67. ― «И кто-то камень положил в его протянутую руку...» — Аллюзия на стихотворение М. Ю. Лермонтова «Нищий» (1830). Ср.: Цвети крест. С. 41.

С. 68. Действие: в усадьбе Орловской губернии. — Одна из немногих записей к автобиографическому роману, в которой осмысляется не судьба героя, а семья как микрокосм русской жизни, где диалогически соединяются разные идейные позиции и социально-психологические типы. Перенос акцента с личной судьбы на коллективную в это время обусловлен скорее внелитературным контекстом. Идейно-художественное целое романа «Кащеева цепь» (1927) определяется феноменологией личности главного героя Алпатова.

С. 69. ...из Чернова-Разумника... — по-видимому, имеется в виду эсер как тип, сложившийся из активного деятеля партии эсеров В. М. Чернова, тяготеющего к правому крылу партии, и Р. В. Иванова-Разумника, взгляды которого тяготели к левому крылу партии социалистов-революционеров.

С. 70. Дни тюремного сиденья, как ощущение тьмы распятия. — Ср.: «Говорил с С.Д. Мстиславским о Пришвине. Пришвина так же грешно в тюрьме держать, как птицу в клетке» (Ремизов А. М. Взвихренная Русь // Ремизов А. М. В розовом блеске. М.: Современник, 1990. С. 208).

Когда овцы и козлищи перегоняются куда-то одним стадом... — Мф 25: 32-33.

...мы были свидетелями, когда не церковная завеса, а само время треснуло... — Мф 27: 51.

С. 71. ...трубы Архангела, созывающие живых и мертвых на Страшный суд! — Откр 8:11.

С. 72. «Когда Боги жаждут»... — Имеется в виду роман А. Франса «Боги жаждут» (1912, русский перевод 1917).

-504-

С. 72. ...Свидригайлов — страшное существо... А я читал и думал: какой удивительно хороший человек... — Свидригайлов — персонаж романа Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание» (1866). Смещение нравственной парадигмы в годы русской революции в сторону падения нравственной культуры в обществе меняет знак традиционно отрицательного образа русской литературы на положительный.

С. 77. ...плач о погибели земли русской... — Имеется в виду произведение А. М. Ремизова «Слово о погибели Русской Земли» (1918).

С. 79. В Коноплянцеве нет никакой скорлупы, чистое ядрышко, а что такое Софья Павловна? — Александр Михайлович Коноплянцев — друг Пришвина с гимназических лет. В 1904 г. содействовал переезду Пришвина в Петербург. А. М. Коноплянцев — автор ряда работ о К. Н. Леонтьеве, один из составителей сборника «Памяти К. Н. Леонтьева» (СПб., 1911). Ср.: «3 декабря 1949. Коноплянцев был моим другом, и от него веяло на меня славянофилами. От него остались знакомые мне книги от Аксакова до К. Леонтьева и Розанова» (РГАЛИ). Дружба позволила им с честью выдержать серьезное испытание: роман Пришвина с Софьей Павловной, женой Коноплянцева.

С. 82. Сонины мысли. — Имеется в виду С. П. Коноплянцева.

С. 85. За три часа до отхода поезда... — Ср.: рассказ «Сыр» (Собр. соч. 2006. Т. 3. С. 530-535).

С. 86. И вот родная земля, вид ее ужасный... — Речь идет об имении Хрущеве где Пришвин родился.

С. 87. Мой хутор маленький, в девятнадцать десятин... — после революции Пришвин с семьей решает обосноваться в Хрущеве, где после смерти матери (1914) на полученном в наследство участке земли он выстроил дом.

...отличается от всей массы трехполья. — Пришвин имеет в виду более прогрессивную четырехпольную систему севооборота, при которой часть земли засевается клевером для обогащения почв азотом; в крестьянских хозяйствах использовали устаревшую трехпольную систему севооборота. Ср.: Личное дело. С. 32—34.

...Клинушкин не выдержал и бросил имение. — Судя по этой записи, Пришвин предвидел дальнейшее развитие событий — вскоре ему на самом деле пришлось покинуть Хрущево навсегда.

-505-

С. 89. Я с малолетства знаю всех мужиков и баб в нашей деревне, они мне кажутся людьми совершенно такими же, как все люди русского государства: дурные, хорошие, лентяи, бездарные и очень интеллигентные. — Для Пришвина интеллигенция не социальная прослойка, а причастность к «идеальному миру», которая может быть присуща любому человеку, независимо от происхождения или образования — ср.: описанный А. Платоновым феномен «естественного интеллигента».

С. 90. Покойная тетушка моя хозяйствовала... — Имеется в виду мать Мария Ивановна Пришвина, которую писатель так иногда называет в дневнике, возможно уже обдумывая будущий автобиографический роман.

С. 92. ...убитую хищником Синюю птицу... — Аллюзия на пьесу М. Метерлинка «Синяя птица» (1908); уничтоженная голубая ель приравнивается к синей птице — символу веры в реальность любви, побеждающей смерть.

С. 95. ...при наблюдении переселения в Сибири... — Переселенцев в Сибирь Пришвин наблюдал во время своего путешествия в Казахстан (1909). См.: Новые места // Собр. соч. 1982-1986. Т. 1. С. 698-724.

С. 96. ...«Господи, милостив буди мне, грешнику!» — Ошибка. Слова разбойника: «Помяни мя, Господи, когда приидеши во царствие Твое» (Лк 23: 42).

«...ныне со Мною ты будешь в раю». — Лк 23: 43.

С. 100. ...имея наиболее сильное напряжение в тюрьме... — в 1895—1896 гг. Пришвин, студент Рижского политехникума, принимал участие в работе марксистского кружка; в 1897 г. он был арестован и на год заключен в одиночную камеру Митавской тюрьмы. Ср.: Кащеева цепь // Собр. соч. 2006. Т. 1. С. 265-311.

...в бытность мою в Германии... — после тюремного заключения Пришвин был выслан на родину в Елец без права продолжать образование в России. В 1900 г. он уезжает в Германию, где в течение 1900—1902 гг. учился на агрономическом отделении философского факультета Лейпцигского университета, а также прослушал летние курсы в Берлинском университете (биологическое отделение) и в Йенском университете.

...был пожаром своим переброшен на другой полюс... — имеется в виду встреча с Варварой Петровной Измалковой, студенткой

-506-

Сорбонны. Роман был кратковременным, но вскрыл всю глубину и сложность отношения Пришвина к женщине, обнаружил в нем натуру художника, стал источником его писательства; романтизм («женщина будущего») вытеснялся реальностью и глубиной жизни, которая открылась ему через любовь.

С. 103. ...близость к этой жизни, <Зачеркнуто: вкус> укус... — ср.: «б/д 1937. "Соки земли" Гамсуна — настолько действительно соки, что я вдруг понял только теперь смысл и значение слова "земля" — почему это мать, сила и т. п. В этом жадность труда, и вкус как "укус". Тут и мать моя, и моя поэзия, и счастье»; «20 Ноября 1924. Три романа Гамсуна прочитаны: "Соки земли", "Санаторий Торахус", "Женщины у колодца". Хороши одни "Соки", в остальных чересчур много кори (Гамсун описывает буржуазию, как болезнь корь на стихийном человеке)». В этом же 1924 г. Пришвин пишет о своем «натурном каком-то, чуть ли не антропологическом сродстве с Кнутом Гамсуном» (Собр. соч. 1982-1986. Т. 8.С. 695,156).

Смердяков и Платон Каратаев — персонажи романов Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» и Л. Н. Толстого «Война и мир». Ср. с идеей Н. А. Бердяева о национальных истоках русской революции, угаданных в «вечных образах» русской литературы. Бердяев Н. А. Духи русской революции // Из глубины: Сборник статей о русской революции. М.: Правда, 1991. С. 250—287.

С. 107. Барыш-день. — Барышдень, или борисдень, — 2 (15) мая. Согласно поверью, продавшему в этот день что-либо с барышом весь год будет сопутствовать удача.

С. 110. ...мой сад не умрет. — Не раз впоследствии воспоминания о хрущевском саде связываются у Пришвина с образом утраченного детства и утраченной родины. Начиная с первых произведений, образ сада занимает важное место в поэтике Пришвина, в частности, сад — устойчивая метафора художественного творчества. Череду образов сада в художественном мире Пришвина, архетипом которого выступает рай, открывает «черный сад» («У стен града невидимого», 1909), затем продолжает сонный сад («Иван Осляничек», 1912), крымский сад («Славны бубны», 1913), вырубленный яблоневый сад («В саду», 1918), сад детства в Хрущеве и Люксембургский «любовный» сад («Кащеева цепь», 1927), сад художника («Наш сад», 1952) и, наконец, сад в деревне Дунино под Москвой (дневник последних лет).

С. 117. Вчера отправил тебе письмо... — Речь идет о С. В. Ефимовой (Козочке).

С. 118. ...не знают, что творят... — Лк 23: 34.

-507-

С. 119. ...не привидится моя Грезица (единственная невеста — зачеркн.). — Образ, возникающий в снах, грезах, видениях и сопровождающийся воспоминаниями о первой любви и утраченной невесте; в снотворчестве выражает целый комплекс противоречивых эротических переживаний в духе символистской идеи Вечной Женственности.

С. 122. Читаю битву Гоголя с Белинским. — Речь идет о полемике Н. В. Гоголя с В. Г. Белинским по поводу книги Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями» (1847). На отрицательную рецензию Белинского Гоголь ответил личным письмом, в ответ на которое Белинский написал известное «Письмо к Гоголю» (1847), впервые полностью опубликованное в России в 1905 г.

...и все это к распятию, страданию путь. — Ср.: «По Белинскому можно изучать внутренние мотивы, породившие миросозерцание русской революционной интеллигенции, которое будет долгое время господствовать и в конце концов породит русский коммунизм» (Бердяев Н. А. Истоки русского коммунизма. М.: Наука, 1990. С. 35).

С. 124. ...Каин. ― Быт 4:2-12.

С. 125. Пришла ко мне моя Грезица и спрашивает, как было в Смольном. — Имеется в виду Варя Измалкова, первая любовь Пришвина, дочь крупного петербургского чиновника, которая, по-видимому, закончила Смольный институт благородных девиц, одно из самых престижных учебных заведений дореволюционной России; с осени 1917 г. в Смольном располагался Военно-революционный комитет, штаб Октябрьской революции.

Совет народных комиссаров... выделил из своей среды двух диктаторов... — Имеются в виду реальные события. Совет народных комиссаров города Ельца и Елецкого уезда, Коллегия народных диктаторов — образцы российского провинциального законодательства до принятия в июле 1918 г. первой Конституции РСФСР. 25 мая 1918 г. Елецкий CHK постановил «передать всю полноту революционной власти двум народным диктаторам, Ивану Горшкову и Михаилу Бутову, которым отныне вверяется распоряжение жизнью, смертью и достоянием граждан» (Советская газета. Елец, 1918. 28 мая. № 10. С. 1; указано Е. В. Михайловым).

С. 127. ...шелюган... — шалыган (искаж.) — шалопай, бездельник.

Бывший стражник... — один из низших полицейских чинов в провинции до 1917 г.

-508-

С. 129. Сегодня, 20-го [ст. ст.] мая, хоронили Дедка... — Дедок — хрущевский крестьянин, знакомый Пришвину с детства. Прототип героя первого опубликованного рассказа Пришвина под названием «Сашок» (1913), а также прототип Гуська, персонажа романа «Кащеева цепь» (1927). Ср.: «Хрущевские типы: Дедок. Вот человек, которого я люблю. Может быть, оттого и люблю его, что вижу в нем себя, как в зеркале, вижу свое лучшее, то, чем я хотел бы быть, что навсегда потеряно» (РГАЛИ).

С. 130. Статья диктатора Бутова. — В дневник вклеена газетная вырезка из статьи М. Н. Бутова «Умрем» (Советская газета. Елец, 1918. 29 мая. № 11. С. 2):

«...меньшинство бездельников, при их понятии, управляло ими. Они, эти неграмотные и малограмотные, поняли, что обман всюду и везде, и наконец терпение их лопнуло. Народ русский, трудовой народ взял в свои руки все принадлежащее ему, и это взятие далеко не по нутру пришлось кровопийцам-бездельникам, они с этим не согласились, считая капиталы и роскошь своею собственностью, хорошо при этом зная, что капитал и роскошь принадлежат только труду. Но благодаря нашей темноте это меньшинство идет грабительски забирать в свои руки труд народа. Идет кучка, кучка русско-немецкого офицерства, кучка детей помещиков и священников, идет убивать нашу святую правду, ту правду, за которую вам пришлось положить миллионы жертв. Идут, идут народные кровопийцы. Товарищи трудовики, идут против вас, идут для того, чтобы отнять у вас все завоеванное, землю и волю. Нужно спасать, еще есть возможность. Товарищи крестьяне, у вас хотят отнять ваш кровавый пот сегодняшней весны. Вы много потрудились на этой земле, с которой и предполагаете убрать хлеб, а кровопийцы идут отнять у вас пота и крови вашей урожай. Товарищи рабочие, у вас хотят отнять все вами завоеванное! Достаточно слов, за дело, за святое дело, спасать завоеванное! Товарищи крестьяне, у вас много силы, силы сознательной отразить врага и показать России, что мы, Елецкие рабочие и крестьяне, спасли революцию. Нет распри в настоящее время, все как один должны стать в защиту святой революции! Бедный класс, за оружие! Буржуазию — рыть окопы и ставить их против их же детей-кровопийц мишенью.

Советская уездная власть поклялась: ни шагу назад. Умирать на месте!»

(Белинский о Петре.) — обе цитаты из второй статьи В.Г. Белинского «Россия до Петра Великого» (1841) (http://az.lib.ru/b/belinskij_w_g/text_0390.shtml.

С. 131. Я разочаровался в ученом человеке... на веру ученье принимал — теперь разочаровался. — В разные годы в дневнике, начиная

-509-

с раннего (1905—1913), Пришвин отмечает характерное обращение народной души к идее самобытной автономной жизни: сознание, претендующее на самодостаточность, не только в определенной степени агрессивное всякому культурному построению (науке, книге), но и принципиально независимое от традиции, культуры, веры («Начать все вновь — главная моя и вообще русских черта»). Тема возвращения к «давно забытому старому древнему», «к вопросам первобытных времен» появляется и в дневнике 1914—1917 гг. Революция обнажила это начало, лежащее под культурной оболочкой и сдерживаемое культурой. Пришвин видит в борьбе с культурой соблазн русского сознания идти своим путем, обойти культуру, пренебречь ею, видит неизбывную мечту о самобытном пути России.

С. 132. ...во времена Флетчера... — имеется в виду английский посол Джайлс Флетчер и его книга «О Государстве Русском, или Образ правления Русского Царя (обыкновенно называемого Царем Московским) с описанием нравов и обычаев жителей этой страны». (Лондон, 1591; в России издана в 1905 г.), где Флетчер отмечает: «Правление у них чисто тираническое: все его действия клонятся к пользе и выгодам одного царя и, сверх того, самым явным и варварским образом. Это видно из... угнетения дворянства и простого народа, без всякого притом соображения их различных отношений и степеней, равно как и из податей и налогов, в коих они не соблюдают ни малейшей справедливости... Впрочем, дворянству дана несправедливая и неограниченная свобода повелевать простым или низшим классом народа и угнетать его во всем государстве... но в особенности там, где они имеют свои поместья или где определены царем для управления... Видя грубые и жестокие поступки с ними всех главных должностных лиц и других начальников, они так же бесчеловечно поступают друг с другом, особенно со своими подчиненными и низшими, так что самый низкий и убогий крестьянин (как они называют простолюдина), унижающийся и ползающий перед дворянином, как собака, и облизывающий пыль у ног его, делается несносным тираном, как скоро получает над кем-нибудь верх» (http://www.strana-oz.ru/?numid=398article=1537).

С. 140. Пилат. Общество... останется чисто, оно умоет руки и скажет... — Мф 27: 24.

С. 141. ...в «Советской газете» петитом на последней странице в мелкой хронике напечатано... — В дневник вклеена газетная заметка «Местная жизнь. Борьба с контрреволюцией»: «Местная жизнь. 9-го июня по постановлению чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией расстреляны трое сознавшихся убийц товарищей красноармейцев: Григорий Федоров Сапрыкин, Иван

-510-

Кондратьев Башутин и Михаил Соковых; и два контрреволюционера, уличенные в связях с московскими заговорщиками, германскими шпионами в Курске и в организации елецкой контрреволюционной буржуазии: Алексей Николаевич Романов, сын фабриканта, и Константин Николаевич Лопатин (бывший председатель земской управы). Кроме того, расстрелян грабитель Леонов, пытавшийся производить провокационные обыски под видом агента комиссариата продовольствия и отбиравший мануфактуру.

Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией продолжает расследование» (Советская газета. Елец, 1918. 12 июня. № 22. С. 4).

С. 142. ...вспоминая того богоискателя, теперь начинаю тоже что-то понимать из его веры, как он явился на свет, и, сочувствуя страданиям людей, я понял, почему он так презирал того Христа, которого все называли и который никого не спасает... — Речь идет о В. В. Розанове и его книге «Апокалипсис нашего времени» (1917— 1918). См.: Розанов В. В. Апокалипсис нашего времени. Вып. № 2. Последние времена // Розанов В. В. Уединенное. М.: Изд-во политической литературы, 1990. С. 398—402.

С. 144. ...о безумии Евгения... — в дневнике Пришвина Евгений, лирический герой поэмы А. С. Пушкина «Медный всадник» (1833) — это обыватель, маленький человек, «каждый», личность, народ перед лицом власти. С течением времени проблема становится для писателя все более мучительной и наконец выливается в роман на лагерную тему «Осударева дорога», над которым Пришвина работает с 1932 по 1948 год, а потом до конца жизни перерабатывает его. Роман не был опубликован при жизни писателя. См.: Собр. соч. 2006. Т. 3. С. 227-460.

С. 146. ...Бог обещался больше не топить людей и дал в знаменье на небе радугу. — Быт IX: 13—17.

С. 147. ...при чтении «Вечного мужа» Достоевского... — в основе сюжета рассказа Ф.М. Достоевского «Вечный муж» (1869—1870) лежит антагонизм «вечного мужа» — провинциального чиновника Павла Павловича Трусоцкого («Квазимодо») — и «вечного любовника», великосветского «Дон Жуана» Вельчанинова. Рабское обожание Трусоцким жены, его слепота и дружба с ее любовником Вельчаниновым вызывает у последнего отвращение к нему: он был «только муж и ничего более». Узнав, что Вельчанинов был любовником его жены, Трусоцкий пытался его зарезать бритвой, поранив ему руку (Достоевский Ф. М. Вечный муж // Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч.: В 30 т. Л.: Наука, 1974. Т. 9. С. 5-112). Сквозь оппозицию «вечный муж—любовник» Пришвин осмысляет современную

-511-

жизнь, в которой эта оппозиция предстает как «народ—интеллигенция» и рассматривается им под разными углами зрения. Ср.: «17 Июля 1918. Спрашивается: кто же он, этот интеллигент, в чем его сущность: его цена и вина (у нас есть и такая видимая личность: Керенский, судить Керенского — значит судить интеллигента). Это, во-первых, любовник, чарующий словами (Февральская любовь), и против него, его прекрасных слов — "правда" вечного мужа: теперь оказывается, что это действительно правда». По Пришвину, революция создает новые оппозиции: «большевизм—интеллиге-ция», «святость—интеллигенция» («17 Июля 1918. Любопытно, что Семашко ненавидит интеллигенцию, непременно и должен ненавидеть, потому что как большевик он уже не интеллигент, он уже орудие в стихии: стихия против интеллигента. Но ведь и то святое начало (подобно Франциску Ассизскому) против интеллигента»), а также оппозицию «народ-интеллигенция» («30 Марта 1918. Русскую землю нынче, как бабу, засек пьяный мужик и <приписка: интеллигенции> — лучину, которая горела над этой землей, задул, теперь у нас нет ничего: тьма») и «писатель—интеллигент» («3 Апреля 1918. С тех пор, как я стал писать и нашел в этом занятии свое призвание, я смутно ненавидел интеллигенцию, нет! еще раньше: когда я влюбился без памяти. И стало так, что я, прошедший всю школу интеллигенции, от Бокля и Маркса до тюрьмы, ссылки и заграницы, я стал видеть в ней людей особенной породы, иного, чем я, рождения... Но я помню еще живо тот идеальный мир, который скрывается за казарменным житьем нашей интеллигенции»). Пришвин делит интеллигенцию на тех, кто соединяется с властью и видит связь этой части интеллигенции с народом («Интеллигенты, делящие власть, и мужики, делящие землю, до того подобны, что хочется уподобить и происхождение того и другого явления. Мужики делятся, потому что земельное дело у них не устроено, интеллигенты — потому что не устроено государственное дело... Крестьян замучила чересполосица, интеллигенцию — платформы и позиции») и творческую интеллигенцию, которая тоже связана с народом, но совершенно иным образом. В момент гибели всех форм жизни сохранить культуру способны только носители духа, и Пришвин пророчески предвосхищает новую историческую миссию интеллигенции («5 Марта 1918. Мысли о том, что "народ" переходит теперь в "интеллигенцию" на сохранение: "народ", уничтожая интеллигенцию, уничтожает себя и создает интеллигенцию: в интеллигенции и будет невидимый град»).

С. 148. ...так разойтись и быть равнодушными друг к другу невозможно. — Имеется в виду С. П. Коноплянцева.

Н. А. Семашко. «А. А.!.. — Дружеские отношения с Н. А. Семашко связывали Пришвина со времен совместной учебы в Елецкой

-512-

гимназии. Под влиянием Семашко Пришвин в гимназические годы заинтересовался марксизмом. Семашко — прототип одного из персонажей автобиографического романа Пришвина «Кащеева цепь». Адресат установить не удалось.

С. 150. Записываю и этот исторический факт <зачеркнуто: — убийство Мирбаха>... — речь идет об убийстве посла Германии в советской России графа Вильгельма фон Мирбаха-Харфа левым эсером Я. Г. Блюмкиным.

С. 156. ...не одним хлебом сыт человек... — Мф 4: 4.

С. 157. ...и тут это таинственное путешествие. — Имеется в виду роман с С.П. Коноплянцевой.

С. 158. ...теперь всюду разбегаются. — Гражданская война поставила перед большевиками задачу создания армии, максимальной мобилизации всех ресурсов, а отсюда — максимальной централизации власти и подчинения ее контролю всех сфер жизнедеятельности государства. При этом задачи военного времени совпали с представлениями большевиков о социализме как централизованном обществе (нерыночном). Декретом от 28 июля 1918 г. к лету 1920 г. было национализировано до 80% крупных и средних предприятий. Декретом СНК от 22 июля 1918 г. «О спекуляции» запрещалась всякая негосударственная торговля. К началу 1919 г. полностью были национализированы или закрыты частные торговые предприятия. После окончания гражданской войны был завершен переход к полной натурализации экономических отношений. Для достижения победы в ноябре 1918 г. была провозглашена политика «военного коммунизма» (1918—1920) с всеобщей трудовой повинностью.

Политика «военного коммунизма» строилась, с одной стороны, на опыте государственного регулирования хозяйственных отношений периода Первой мировой войны, с другой — на утопических представлениях о возможности непосредственного перехода к нерыночному социализму в условиях ожидания мировой революции. Декрет о земле фактически отменялся. В ноябре 1918 г. была введена продразвестка — система заготовок сельскохозяйственной продукции, заключавшаяся в обязательной сдаче крестьянами государству по твердым (значительно ниже рыночных) ценам всех излишков (сверх установленных норм на личные и хозяйственные нужды) хлеба и других продуктов.

С. 159. ...то, чем побеждал Франциск Ассизский: пусть мучат — вот радость совершенная. — Одна из излюбленных мыслей св. Франциска

-513-

Ассизского (1181—1226). См.: Цветочки святого Франциска Ассизского. М.: Вся Москва, 1990.

С. 160. «...да ведь они (большевики) тоже во имя высокой личности заводят свой коммунизм». — В дневник вклеена газетная вырезка из направленной против Ф. И. Шаляпина газетной статьи «Из народа, но не для народа», написанной предположительно С. А. Богуславским (подписана: С. А. Б-а): «Бывают такие нравственные уродства в человеческом мире, когда природа отпускает гений и дарование людям, морально не выносящим тяжести этого бремени. Гений превышает личность. И тогда невольно хочется нормировать эту несправедливость карающей рукой закона. Невольно поднимается вопрос о праве государства, общества на искусство, не только на произведения искусства, но шире — на самого художника.

Найдутся люди, которые "возопиют" при этом, скажут, что это посягание на "священную свободу" личности художника. Гений обязывает, и кому много дается, с того много и взыщется. Если художник настолько нечуток, что не находит властного голоса "внутреннего", ведущего его к сознанию, что его искусство должно быть "для народа", то его надо принудить к этому.

Артист должен быть "социализирован", если сам в себе не находит внутреннего требования такой социализации, по своему убеждению.

Каким путем осуществить эту социализацию искусства великих артистов — это иной вопрос. Быть может, государству придется тут быть невольным посредником между художником и народом, нормировать их взаимоотношения. Но такое положение дел, когда артист окончательно продается кучке спекулянтов, есть унижение для искусства, для культуры, и для самого художника — унижение, в которое государство должно вступиться в интересах просвещения и культуры» (Известия ВЦИК. М., 1918.17 июля. С. 5).

С. 168. ...смотрю на Кремль, в который я, русский человек, теперь больше войти не могу. — После переезда Советского правительства в июле 1918 г. в Москву был установлен пропускной режим посещения Кремля.

С. 169. Эта маленькая церковь... — Имеется в виду церковь Похвалы Богоматери (1705) возле храма Христа Спасителя (снесена в 1931 г.).

С. 172. ...«пуп отрезать от Бога». — Слова принадлежат руководителю одной из петербургских хлыстовских сект П. М. Легкобытову. Ср.: Ранний дневник. С. 175—316.

...как в «Руслане», голова огромная... — голова — персонаж поэмы А. С. Пушкина «Руслан и Людмила» (1820).

-514-

С. 173. От царя остались только кресло и сапог. — В дневниковую тетрадь вклеена газетная вырезка (определяется название газеты «Вечерняя Красная Газета» № 14) со стихотворением и тремя рисунками: 1) фрагмент разрушенного памятника Александру III в деревянных лесах с упавшей головой; 2) рабочие среди обломков памятника; 3) верх храма Христа Спасителя с куполами в деревянных лесах.

С. 176. ...Ульяна — какое чудесное имя, как это подходит к ней! — Запись относится к роману с С.П. Коноплянцевой.

С. 178. ...страна непуганых птиц. — «В краю непуганых птиц» (1907) — название первой книги Пришвина; в 1885 г. так же он

-515-

с друзьями-гимназистами называл ту страну, в которую они бежали, начитавшись Майн Рида.

...больше, чем для меня мои «арабы». ― Имеется в виду творчество. Черный араб — лирический герой одноименной повести (1910).

С. 179. Мы — актеры. — Тема «мы — актеры» вновь возникает и переосмысляется у Пришвина много лет спустя в связи с его последней и настоящей любовью — в 1940 г. он женится на Валерии Дмитриевне Лебедевой (Лиорко), и в дневнике появляются следующие записи:

Ср: «Без даты. Ведь жизнь наружная — не моя внутренняя — есть пьеса, в которой меня же разыгрывают. И есть такие тонкие артисты, что только через них я и узнаю себя. Что мне история? Ведь это меня же дурно разыгрывают в лицах»; «Без даты. 1941. Назови кого-нибудь, кто с людьми остается таким, каким он бывает с собой? — Но ведь хорошего в том мало, чтобы показываться именно таким, какой есть. Что, правда, в этом хорошего? Мы же, вероятно, собой недовольны и хотим сделать из себя нечто более интересное, чем мы есть, стать выше себя. Как ты думаешь? — я думаю, что... это происходит от... сознания невозможности перед всеми раскрыть свою личность. — Но ведь это и есть глубочайшая причина, почему мы играем и даем легенду вместо самих нас»; «Без даты. 1943. Больше всего меня смущает в Ляле (домашнее имя Валерии Дмитриевны. — Сост.) ее вечная игра: в жизни она талантливый актер, вполне верит в то, что играет. Подчас я, несмотря на ее героизм в любви, сомневаюсь, не разыгрывает ли она и эту любовь? Именно героизм-то ее и наталкивает меня на эту мысль: так в природе не бывает. Так может любить только Божий актер... Ну а сам-то я разве не Божий актер? Разве я выбрал ее не для того, чтобы лучше было вместе играть?» «21 Июля. 1944. Каждая встреча одного человека с другим есть представление: каждый разыгрывает себя самого перед другим, но непременно бывает двое: один актером, другой зрителем. Точно так же бывает оба пола, м[ужской] и ж[енский], друг перед другом представляются...»; «12 Сентября. 1944. Но вот для меня... Но, впрочем, нет: какой может быть вопрос, что и любовь наша - тоже игра, и мы не вправду любовники, а два мастера сцены сошлись, заинтересованные друг другом» (Черновые материалы к книге «Мы с тобой». Архив Л. А. Рязановой). Ср.: Ранний дневник. С. 709-710.

С. 182. Парижское воспоминание: была ли тут любовь? — Запись относится к В. П. Измалковой.

С. 184. (Написать поэму в форме письма: «Ты — весь мой мир».) — Реальность «ты» в мире — одна из главных религиозно-

-516-

философских интуиций Пришвина. Слово Пришвина-писателя предполагает другого, некое «ты»; связь «я—ты» в художественном мире Пришвина носит характер универсальной связи человека, личности («я») со всем миром.

С. 184. ...благородные девицы Тургенева: Наташа, Лиза, Ася... — Героини романов И. С. Тургенева «Рудин» (1855). «Дворянское гнездо» (1858-1859) и повести «Ася» (1860).

С. 186. ...идеал (Прекрасная Дама). — Прекрасная Дама, Версальская Дева, Невеста - так называет в дневнике Пришвин Варю Измалкову. Ср.: Ранний дневник. Любовь. С. 5-174.

С. 188. А как же Саша? — Имеется в виду любовная драма брата Пришвина Александра Михайловича — встреча с медсестрой (он был врачом), которую в семье Александра прозвали Марухой; имя ее неизвестно. Александр оставил семью и уехал — с обещанием вернуться к жене умирать. Смертельная болезнь настигла его очень скоро, он вернулся к Марии Николаевне, а «Маруха» покончила с собой, как только узнала о его кончине. Ср.: «Судьбы братьев, сестры и отца Михаила Михайловича свидетельствуют о характерах ярких и необычных. Натуры сложные, мятущиеся, ищущие, они не могли смириться с обыденностью, жили с устремлением к высокому идеалу, но не смогли воплотить его в своей жизни. Михаил Михайлович понял внутренний смысл жизни, тайну личности каждого из них, может быть, потому, что их поиск был для него самого существенным и важным. <...> В брате Александре ("какой-то артист по природе") мы видим очень близкие Михаилу Михайловичу черты — художественное призвание и мечту о большой любви» (Путь к Слову. С. 16-18).

С. 191. ...брачным поют двери, как у Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны. — Аллюзия на повесть Н. В. Гоголя «Старосветские помещики» (1835).

С. 192. ...тогда мне кажется, будто все было обман и нет ничего. — Имеется в виду роман с С.П. Коноплянцевой.

С. 193. ...Лиза с Лаврецким... — персонажи романа И. С. Тургенева «Дворянское гнездо» (1859).

С. 194. Начало романа. — В тетради лежат страницы параллельного дневника (до 24 сентября), поэтому даты повторяются.

С. 202. ...я время от времени прихожу к ней... — Имеется в виду Ефросинья Павловна.

-517-

У больной все эти слова, как у Офелии, получают какое-то особенное значение... — Ср. в трагедии В. Шекспира «Гамлет»: «Этот вздор значительнее смысла!» (цит. по: Библиотека великих писателей / Под ред. С. А. Венгерова. В. Шекспир. СПб.: Издание Брокгауза-Ефрона, 1902. Т. III. С. 128).

С. 203. ...за кофеем с растрепками. — Растрепки — остатки снеди (местн.).

С. 208. ...перерыв отношений «до радостного утра» — т. е. до смерти. «Покойся, милый прах, до радостного утра» — стих из «Эпитафий» Н. М. Карамзина (1792).

С. 212. ...далекое казалось ближе к далекой, недостижимой. — Тяга к путешествию, или странничеству, присущая Пришвину-писателю, связана с его философией любви и идеей дома. Ср.: «Отправляясь в неизвестное — приближаешься к порогу чудесной встречи, и весь мир становится тебе Домом» (1940).

С. 213. Друг мой отбил у меня невесту... — Запись не соответствует жизненным реалиям.

...такое яблоко он мог написать только во время революции. — Видимо, речь идет о картине К. С. Петрова-Водкина «Яблоко и вишня» (1917). В записи обозначена тема «искусство и революция», которая становится очень существенной для Пришвина.

С. 214. Феврония имела такую же (приблизительно) катастрофу, как Лидия... — Феврония — соседка Пришвиных по имению, ставшая монахиней.

С. 215. ...евангельские девы: одна темная, другая со светильником. — Мф 25:1—12.

С. 216. «...мое лучшее от меня никто не возьмет, оно всегда со мною». — Речь идет о письме от Вари Измалковой, которое Пришвин получил в 1912 г. в ответ на посланные ей книги с надписью: «Помните свои слова: "Мое лучшее, да, лучшее, навсегда останется с Вами!" Забыли? А я храню Ваш завет: лучшее со мной. Привет от Вашего лучшего».

Измалкова писала: «Я получила Ваше письмо и книги, но не ответила Вам сразу, потому что надпись на одной из книг возмутила меня. По какому праву Вы берете на себя монополию на то, что есть во мне "лучшего"? Поверьте, Михаил Михайлович, мое лучшее осталось при мне и было и будет со мной всю жизнь, потому что не может один человек отнять от другого то неотделимое и невесомое,

-518-

которое называется "лучшим". А разве может женщина с седеющими волосами быть ответственной за слова и поступки двадцатилетней полудевочки? Годы — пропасть, Михаил Михайлович, и если бы мы с Вами встретились теперь, то мы друг друга не узнали бы...» (Путь к Слову. С. 211-213).

С. 216. ...рассказывала про N... Она же все время... тараторит ему... — имеются в виду Коноплянцевы.

С. 218. Вспоминаю сон... — речь идет о Варе Измалковой.

С. 220. ...человек живалый... — живалый (обл.) — опытный в жизни, поживший и побывавший в разных местах.

С. 222. Горький затевает какое-то массовое издательство иностранных писателей... — речь идет об издательстве «Всемирная литература», основанном Горьким в Петрограде в 1918 г.

Усадьба, как труп, кишащий червями... — имеется в виду дом, принадлежавший матери Марии Ивановне Пришвиной, в котором прошло детство писателя.

С. 223. ...то, что называется «религия человечества», робеспьеровское Верховное начало — Разум. — Имеется в виду провозглашенная в 1847 г. французским философом Огюстом Контом, по взглядам близким к идеям Великой Французской революции, Религия Человечества, учение и культ которой он разрабатывал с позиций позитивизма.

С. 227—228. О коммуне: Аракчеевщина и коммуна (все на чужого дядю)... — Вероятно, коммуна уподобляется военным поселениям солдат и крестьян, организованным Аракчеевым по проекту Александра I с целью создания резерва обученных войск без увеличения расходов на содержание армии.

С. 228. Из пансиона Тургеневских женщин Соня ближе всех к Одинцовой... — Одинцова — персонаж романа И. С. Тургенева «Отцы и дети» (1858).

С. 230. ...обещая будущее безболезненно, непостыдно, свято, мирно и безгрешно. — Неточные слова из просительной ектинии чина Божественной литургии св. Иоанна Златоуста.

С. 236. Песня турлушки... — турлушка (местн.) — лягушка, издающая звуки, похожие на воркование горлинки.

С. 238. ...не единым хлебом... жив человек. — Мф 4: 4.

-519-

С. 239. 24 Сентября. — В начале тетради имеется летопись жизни, которая представляет большой интерес не только с точки зрения биографии Пришвина, но и как первая попытка писателя обдумать свою жизнь в преддверии работы над автобиографическим романом «Кащеева цепь»:

«1873 год.

Я родился.

1883.

Поступил в Елецкую гимназию.

1884.

Я второгодник 1-го класса. Убежал в "Америку".

1885.

Второй класс. Влияние Закса, директора. Счет годов с весны.

1886.

Перешел в 3-й, 1887 - остался в 3-м и встретился с братом Сережей.

1888.

Перешел в 4-й и был исключен за дерзость В. В. Розанову.

Немцы считают мою фамилию за немецкую, евреи за еврейскую, русские не признают за свою, и часто я слышал: "Пришвин — жид?" Только в Ельце, откуда я родом, знают, что предки мои торговали пришвами (часть ткацкого станка), за что и получили сначала прозвище, а потом и фамилию. В Ельце род Пришвиных считается основным купеческим родом, так что, если хорошенько подсчитаться, каждый коренной ельчанин мне приходится родственником.

1873.

Я родился 23-го Января в селе Хрущеве Соловьевской волости Елецкого уезда. Отец мой занимался лошадьми, цветами и охотой. Умирает на восьмом году моей жизни от паралича (на почве алкоголя). После него мать приводит в порядок проигранное им имение. Она очень здоровая, все время в поле. В гимназию готовят меня "репетиторы" и учитель народной школы Павел Васильевич. От отца наследую нервность, от матери — нравственное здоровье. Двоюродная сестра Дуничка учит любить человека (Некрасов), двоюродная сестра Маша прельщает неземным (Лермонтов).

1883.

Я поступаю в Елецкую гимназию и живу на пансионе вместе со старшим братом Николаем у Непорожних. Я совершенно не в состоянии понимать, что от меня требуют учителя. Мучусь, что огорчаю мать — единицами и за успехи, и за поведение.

1884.

Я второгодник. Вместе с учениками Чертовым, Тирманом, Голофеевым совершаю побег в Америку на лодке по р. Сосне. Розанов, учитель географии (после писатель Вас. Вас. Розанов), против всех

-520-

в округе высказал запавшее крепко в душу: "Это хорошо, это необыкновенно". В душе отчаяние, что "Америки" нет.

1885.

Влияние строгого беспощадно и справедливого директора Закса. Он обращает на меня внимание исключительное, я учусь хорошо и перехожу в третий класс.

1886.

Опять лень. Закс бросает меня. Я остаюсь в третьем классе, и брат Сережа догоняет меня.

1888.

В четвертом классе я говорю Розанову дерзость: "Если вы мне выведете двойку по географии, я не знаю, что сделаю". Розанов, тогда больной (душевно), ставит в Совете: "Или он, или я". Совет исключает меня. Это как смертная казнь. Побег в Америку, исключение из гимназии — два крупнейших события моего детства, определяющие многое в будущем.

1889-1892.

Мой Сибирский дядя Иван Иванович Игнатов, пароходный делец, берет меня к себе в Тюмень. Я — племянник богатейшего человека. Учусь в реальном не увлекаясь, ни хорошо, ни плохо. Стараюсь сходиться с учениками старших классов и у них выхватить умнейшую книгу (Бокля, Спенсера). Директор И. Я. Словцов — естественник, нигилист, материалист. Слывет за умнейшего человека. Окончив 6 классов реального, я еду в Красноуфимск поступать в сельскохозяйственное отделение Промышленного Училища.

1893.

В январе переезжаю в Елабугу, сдаю экзамен за 7-й класс Реального и поступаю осенью в Рижский политехникум.

1893-1895.

В Риге меняю разные факультеты в поисках "философского камня".

1896.

Летом еду на Кавказ для работ на виноградниках, схожусь здесь с марксистами, перевожу Бебеля.

1897.

Попадаю в тюрьму за марксизм. Это один из определяющих моментов жизни. 1. Америка. 2. Исключение. 3. Марксизм.

1898-1900.

Высланный на родину в Елец, продолжаю быть марксистом.

1900.

В Берлине, Иена, Лейпциг.

1902.

Марксизм мой постепенно тает... я учусь на агронома и хочу быть — просто полезным для родины человеком.

Сумасшедший год. Весной после окончания в Лейпциге еду посмотреть Париж. Встреча (4 момента) и последующий переворот

-521-

от теории к жизни, определивший все мое поведение до сего дня (1918 г.). Хрущево, Петербург, Москва. Служба у Бобринского в Богородицких хуторах Тульской губ., Петербург. Возвращение в Хрущево, Москва и поступление в Клинское земство.

1903.

Клин. Встреча с Ефрос. Павл.

1904.

Петровско-Разумовск. Беременна первым ребенком. Петербург на 14 линии Вас. Остр. Филипьев, Лидочка. Неудавшееся свидание (Каль). Приезд Ефрос. Павл. с Сережей и переселение в Лесной.

1905.

Весной в Луге на опытной станции Заполье.

1906.

Охта, Ончуков. Поездка в Олонецкую губ. Рождение Левы. Книга "В краю непуганых птиц".

1907.

Охта. Поездка за Колобком в Норвегию. Зимой писание книги "Колобок".

1908.

Весна в Хрущеве. Поездка в Невидимый град. Лето в дер. Шершнево Смол. губ. Зимой в Петербурге писание книги "Невидимый град". Мережковский, Ремизов, Иванов-Разумник.

1909.

Весна в Хрущеве. Лето в Петербурге и в степи за Иртышом. Писание "Черного Араба".

1910.

Весна в Хрущеве. Брынь. Пожар. Белев. Петербург: "Крутоярский зверь", "Птичье кладбище".

1911.

Смерть Саши. Жабынь. Смоленск, губ. Кострома. Новгород. Ефр. Павл. в Новгороде. "Иван Осляничек".

1912.

Лаптево и Никон Староколенный". Домик в Новгороде о. Фортификантова. Мейерша. Переселение в Петербург на Ропшинскую.

1913.

Песочки с Мейершей.

1914.

Песочки с Лебедевым.

1915.

Песочки с Разумником. Елец.

1916.

Построил дом в Хрущеве.

1917.

Хрущевское эсерство.

-522-

1918.

Ключ и замок (т. е. Коноплянцева. — приписка рукой В. Д. Пришвиной).

Лица, действующие в моей жизни

Детство.

Мать моя Мария Ивановна Пришвина (1841—1914). Две сестры: Маша и Дуничка. Сестра Лидия. Братья: Николай, Александр, Сергей. Няня Евдокия Андриановна. Дяди: Иван Иванович Игнатов ("самый высший"), Григорий Ив., Илья Иванович».

С. 240. ...как Робинзон на диком острове... — аллюзия на книгу Д. Дефо «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо» (1719). Ср.: «2 Апреля. 1930. Снегу навалило больше, чем зимой. Читаю "Робинзона" и чувствую себя в СССР, как Робинзон. Это свойство всех крупных произведений — передавать мысль на себя. Так что бывает недоумение: что, это автор открыл твои глаза на твою вечную, присущую всем черту, или же так пришлось, что избранные автором черты жизни как раз были твоей особенностью? Думаю, что очень много людей в СССР живут Робинзонами, что только тому приходилось спасаться на необитаемом острове, а нам среди людоедов».

С.247. ...отблеск подвига Синайского... — Пс 67: 9, 18; Деян 7: 38; Гал 4: 24, 25.

...огромное христианское государство «третий Рим»... — в свете превращения «огромного христианского государства» в пустыню и человека в зверя известная мессианская идея о роли России («третий Рим») теряет всякий смысл, а задача вытеснения «зверя» («творчество человека»), по Пришвину, потребует «огненного крещения личности в подвиге любви» (Мф 3:11—12; Лк 3:16—17).

...Иоанново Слово называется «разумением». — Имеется в виду «Краткое изложение Евангелия» (1881) Л. Н. Толстого, введение к которому называется «Разумение жизни».

«Несть бо власти, аще от Бога»... — Рим 13:1.

С. 249. ...пришла «выдворительная». — Так Пришвин называет документ о выселении, предъявленный властью.

С. 251. Акварельный рассказик «Дикое поле»... — Рассказ под таким названием неизвестен.

С. 255. ...«взыграл младенец во чреве ее». — Лк 1: 41.

-523-

...так Евгений в «Медном всаднике»...) — Аллюзия на поэму А. С. Пушкина «Медный всадник».

С. 260. Появление Семена Кондратьевича Лукина... — С. К. Лукин — прототип комиссара Персюка в «Мирской чаше». Месяц с небольшим спустя этой дневниковой записи имя Лукина было упомянуто в отчете уполномоченного ЦК РКП (б) Д. А. Павлова о своей работе в Елецкой большевистской организации. Ставя вопрос о необходимости «окончательно изъять из наших рядов тех товарищей, которые свои личные интересы часто ставят выше партийных и часто дезорганизуют работу елецкой организации», Павлов просит К. Т. Свердлову «прислать телеграмму от ЦК партии с требованием выслать в распоряжение ЦК» пятнадцать ответственных елецких партийцев. Первым из них назван Лукин, однако ходатайство в отношении его успехом не увенчалось. Убеждая Центральный Комитет в целесообразности своего требования («то я просил у вас работников, а то целых 15 товарищей посылаю к вам»), Павлов дает Лукину такую аттестацию: «Годен и для губернского масштаба как знаток аграрной политики РКП». И хотя Павлов явно имел в виду любую другую, кроме Орловской, губернию, Пришвин в записи от 22 января 1919 г. констатирует: «Теперь матрос Лукин состоит комиссаром по земледелию» (Переписка Секретариата ЦК РКП (б) с местными партийными организациями. М., 1970. Сб. 5. С. 302— 303; указано Е. В. Михайловым).

(Персюк Бабурный): матрос в кольце каната Маркса читает... — начиная с 1919 г. в дневнике появляются реалии и целый ряд персонажей (Скифия, холодный амбар, товарищ покойник, Павлиха (Павлиниха), Фомкин брат и пр.) будущей повести «Мирская чаша» (1922). Ср.: Мирская чаша // Собр. соч. 2006. Т. 1. С. 583-667.

С. 264. ...«Всякое дыхание да славит Господа»... — Неточные слова из Пс 150.

С. 266. Не забыть встречу с ветеринаром в Гродно... — речь идет о Первой мировой войне, когда Пришвин дважды ездил на фронт военным корреспондентом. Ср.: Дневники. 1914-1917.

...на полатки́ посолишь. — Полато́к — половина распластанной птицы (рыбы, зайца) без костей, соленой, вяленой, копченой, засушенной в печи.

С. 268. Австрияк, как отставший гусь, весь в лохмотьях... — об австрийских пленных в годы Первой мировой войны см.: Дневники. 1914-1917. С. 263-361.

-524-

С. 268. ...существо между Марфой и Марией, которое называется мироносица. — Лк 10: 38—42.

С. 269. Нужно собрать черты большевизма как религиозного сектантства... — В послереволюционные годы Пришвин обнаруживает, что интуиции начала века, связанные с изучением сектантского движения и выявлением сходства сектантской и марксистской парадигмы, находят реальное подтверждение в новой, складывающейся в результате революции жизни; типологическое сходство марксизма (революции) и хлыстовства (сектантства) для писателя очевидно; в разные годы он вновь и вновь рассматривает революцию в русле развития религиозного сознания. Ср: «Рев. движение (интеллигенции) в России несомненно отразило в себе характерные черты народного расколо-сектантского движения... В интеллигенции сложились такие же секты, из которых каждая имела претензию на универсальную истину. Победившая всех их секта большевиков до сих пор борется за универсальность (интернационал) и на наших глазах постепенно омирщается...» (Дневники. 1928—1929. С. 507).

С. 271. ...талант как у Марфы Посадницы... — вдова новгородского посадника И. А. Борецкого возглавляла антимосковскую партию новгородского боярства; после присоединения Новгорода к Московскому княжеству в 1477 г. взята под стражу и отправлена в Москву, где была заключена в монастырь.

С. 275. ...нужно отрезать русскому человеку пуп от Бога... — слова П. М. Легкобытова. Ср.: Круглый корабль // Собр. соч. 1982— 1986. Т. 1. С. 701-703.

С. 277. С понедельника до пятницы пробыл на горе Венеры. — Рыцарь Тангейзер из оперы Р. Вагнера «Тангейзер» (1845) находится в гроте Венеры, богини любви и красоты; здесь речь идет о С. П. Коноплянцевой.

«Под нею хаос шевелится...» — строка из стихотворения Ф. И. Тютчева «О чем ты воешь, ветр ночной?» (1836).

С. 278. Жизнь пчел... — По-видимому, имеется в виду трактат М. Метерлинка «Жизнь пчел» (1901).

С. 284. Что же такое эта земля, которой домогались столько времени? Успенский. — Имеются в виду циклы очерков Г. И. Успенского «Из деревенского дневника» (1877—1880), «Крестьянин и крестьянский труд» (1880; упоминается также на с. 256), «Власть земли» (1882).

-525-

После многодневной куры́... — Кура́ — метель, пурга (местн.).

С. 289. ...«Крест и цвет» есть идея народная... — крест и цвет обозначили в дневнике послереволюционных лет целый ряд оппозиций: необходимость и свобода, молчание и слово, зима и весна, земля и небо, хаос (стихия) и космос (личность, художник), народ и интеллигенция. Крест и цвет — символы страдания и воскресения — указывают на амбивалентность жизни: крест символизирует пространство «заснеженной Скифии» с ушедшей под спуд корневой жизнью народа, цвет — пространство странника-интеллигента, художника; в то же время крест и цвет находятся в неразрывном взаимодействии: крест существует до тех пор, пока корневая сила земли не выгонит цвет.

С. 291. ...двери не поют, а визжат, и хрипят... ― Поющие двери из повести Н. В. Гоголя «Старосветские помещики» (1834) Пришвин часто использует как знак патриархальной гармоничной жизни. Антитеза гоголевскому образу в данном случае ставит под сомнение сам идеал патриархальной жизни, указывая на скрытые в ней «грехи» и «болезни».

С.294. ...он стал раздражать тебя... — имеется в виду А. М. Коноплянцев.

С. 295. Социализм революционный есть момент жизни религиозной народной души: он есть прежде всего бунт масс против обмана церкви... — в дневнике, начиная с раннего (1905—1913), обнаруживается целый ряд записей, в которых революционные идеи, деятели, структуры уподобляются сектантским: Пришвин рассматривает революцию, социализм в русле развития религиозного (сектантского) сознания в России. Ср.: «История секты Легкобытова есть не что иное, как выражение скрытой мистической сущности марксизма... получается не земля просто, но земля обетованная <...> государство будущего вместо обыкновенного государства» (Ранний дневник. С. 253). В последующие годы Пришвин обнаруживает, что интуиции, связанные с выявлением сходства сектантской и марксистской парадигм, находят реальное подтверждение в складывающейся в результате революции жизни.

С. 298. ...звезда Вифлеемская. — Мф 2:1—10.

С. 299. Частица жизни оченъ неясная, брошенная в Скифию, покрытую снегами ужасных буранов последней зимы. — Образ древней заснеженной Скифии вскоре возникнет в послереволюционной повести Пришвина «Мирская чаша. 19-й год XX века» (1922) так же, как и крест: «бушевал хозяин древней Скифии буран... но наверху

-526-

было ясно и солнечно, правильным крестом расположились морозные столбы вокруг солнца, как будто само Солнце было распято» (Собр. соч. 2006. Т. 1. С. 663-667).

С. 304. ...«И затем ты бежишь торопливо за промчавшейся тройкой...» — Строки из стихотворения Н. А. Некрасова «Тройка» (1846).

С. 305. Как верно у Метерлинка... — Здесь и далее цитаты из разных глав трактата М. Метерлинка «Сокровище смиренных» (1896; русск. пер. 1903).

С. 311. ...при конце века брат на брата восстанет. — Мк 13:12.

Мясоед (Мясоястие) — период, когда по православному церковному уставу разрешена мясная пища.

С. 313—314. ...скотину порежут прасолы». — Торговец, скупавший оптом в деревнях рыбу или мясо для розничной продажи и производивший их засол; позднее так называли скупщиков скота, различного сырья, леса и пр.

И они ели тело мое и пили кровь мою. — Мк 14: 22—24.

С. 317. ...все равно, как в детстве... американские тигры, дикари и прерии. — В 1885 г., будучи гимназистом Елецкой мужской гимназии, Миша Пришвин, начитавшись Майн Рида (его любимым романом был «Всадник без головы»), с тремя друзьями-гимназистами совершил побег «в страну непуганых птиц» — событие это стало поворотным в его судьбе: «тигры, дикари, прерии», то есть «Америка» Майн Рида — метафора девственной природы, которую Пришвин находил в собственной стране, любил и ценил всю свою жизнь. В летописи своей жизни (1918) он отмечает: «Побег в "Америку"», хотя иногда называет его «побегом в Азию». Ср: О двух крайностях // Собр. соч. 1982-1986. С. 781; Кащеева цепь // Собр. соч. 2006. Т. 1.С. 95-111.

Амбар холодный... — имеются в виду методы изымания продуктов: с 1 января 1919 г. действует централизованная и плановая система изымания излишков у крестьян — продразверстка. Ср.: Мирская чаша // Собр. соч. 2006. Т. 1. С. 658-663.

С. 320. Старый Бог умирал, нового не было... — вариация на тему известного тезиса пророка Заратустры (Ф. Ницше «Так говорил Заратустра») «Бог умер: теперь хотим мы, чтобы жил сверхчеловек».

-527-

Комплекс ницшеанских идей, связанных, в частности, с этим тезисом, разрабатывается Пришвиным в дневнике в разные годы.

С. 321. ...«смертию смерть поправ»... — Слова из тропаря пасхального богослужения.

...душевой земли нет у меня... — тип землевладения, определяющий количество земли на одну ревизскую, а после 1861 г. на одну наличную душу.

С. 323. ...я, как богомолы в степи... — Богомол — насекомое, встречающееся в Крыму и на Кавказе, обычно сидящее в траве с направленными вверх лапками, напоминающими воздетые к небу руки.

...прошу, чтобы прошла мимо меня чаша необходимого страдания. — Вольное переложение моления о чаше (Мф 26: 39).

С. 324. ...насадил глаз на дерни́к... — Дерни́к — терн, терновник (местн.).

...почему Каин убил Авеля. — Быт 4: 2—12. С. 331. ...заповеди Моисея. — Исх 20.

С. 331 …заповеди Моисея. ― Исх 20

С. 334. Мы разговариваем о гибели мощей Тихона Задонского... — Речь идет о св. Тихоне, епископе Воронежском и Елецком, Задонском чудотворце.

С. 335. Андрей изменил своему отечеству... — имеется в виду Андрий ― персонаж повести Н. В. Гоголя «Тарас Бульба» (1835).

С. 336. ...заваленном газетами «Вестник Бедноты». — Газета под таким названием выходила в Ельце в 1918—1919гг., издание укома РКП (б).

С. 337. Любовь — это свой дом... — смысл жизненного пути для Пришвина так или иначе всегда был связан с идеей дома, а образ дома, домашнего очага — с ролью женщины в его жизни; в 1919 г. запись о романтизированном нереальном «хрустальном» доме выдает характер отношений с С. П. Коноплянцевой, которые в течение 1919 г. постепенно изживаются.

С. 343. «Взявший меч от меча и погибнет»... — Мф 26: 52.

С. 354. ...(с «Русскими Ведомостями», «Русским Богатством»)... — «Русские ведомости» — общественно-политическая газета, которая

-528-

издавалась в Москве в 1863-1918 г. «Русское богатство» — литературный, научный и политический журнал, издававшийся в 1876— 1918 гг.

С. 345. — Да воскреснет Бог! — Слова из молитвы к Честному Кресту.

С. 346. Блудный сын — образ всего человечества. — Лк 15: 20—32.

С. 357. ...мы видим в осколках этих искаженное отражение мира. — Аллюзия на сказку Г.-Х. Андерсена «Снежная королева».

Мужики не поверили, что Бутов назначен опять. — В газете читали: Бутов Сергей. — Тот Михаил. — Ну, что ж, брат его — все равно. — Недоверие, отмеченное Пришвиным, объясняется тем, что политическая карьера М. Н. Бутова была подорвана фактом принадлежности его до июля 1918 г. к партии левых социалистов-революционеров. В сентябре-октябре 1918 г. секретарем Елецкого уездного комитета РКП (б) числился еще и Д. Бутов. См.: Переписка Секретариата ЦК РКП (б)... М., 1969. Сб. 4. С. 454 (указано Е. В. Михайловым).

С. 359. «Покаяния отверзи мне двери, Жизнодавче!» — Начальные слова из великопостной молитвы св. Ефрема Сирина.

...«Аз воздам!» — Рим 12:19.

С. 360. ...поет «Интернационал»: «Кто был ничем, тот станет всем». — Написанный во Франции (слова Эжена Потье, 1871 г., музыка Пьера Дегейтера, 1888 г.) и переведенный на многие языки (русск. пер. А. Я. Коца, 1902 г.) гимн коммунистических партий по всему миру; с 1918 по 1943 г. служил государственным гимном Советского Союза.

С. 363. Старуха все смогалась... — смогаться (местн.) — справляться, управляться.

С. 365. — Славься, славься, наш русский царь! — Слова из финального хора из оперы М. И. Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин») (1836).

С. 368. Белая ложь. Он (Горшков)... — В качестве делегата с решающим голосом на VIII съезде РКП (б) И. Н. Горшков проявил себя не меньшим, чем С. К. Лукин, знатоком аграрной политики большевистской партии: «Советское хозяйство, если оно является единственной формой социалистического земледелия, должно

-529-

быть изменено в корне. А я скажу, что вы его не измените в корне, потому что вы должны послать управляющего, но кого вы пошлете? Специалистов? На них нужно махнуть рукой» (Восьмой съезд РКП (б): Протоколы. М., 1959. С. 243; указано Е. В. Михайловым).

С. 378. ...пришли известия с речью Ленина... — По-видимому, имеется в виду газета «Известия» с речью В. И.Ленина на VIII съезде РКП (б), проходившем 18—23 марта, не только направленной против предложения Бухарина об исключении из программы партии пунктов о мелком товарном производстве и середняке, но и провозгласившей необходимость прочного союза с середняком.

Читаю Соловьева о славянофилах... — зд. и ниже (запись от 15 Апреля) ср.: «Реформа Петра Великого вводила Россию в европейский арсенал, где она могла научиться обращению со всеми орудиями цивилизации, но относилась безучастно к началам и идеям высшего порядка, определявшим приложение этих орудий. Так, эта реформа, давая нам средства для самоутверждения, не открывала нам конечной цели нашего национального существования. Если вправе были спрашивать: Что делать варварской России? И Петр хорошо ответил, сказав: Она должна быть преобразована и цивилизована, — то с не меньшим правом можно спросить: Что же должна делать преобразованная Петром Великим и его преемниками Россия, какую цель ставит себе современная Россия?» (Соловьев В. С. Россия и Вселенская Церковь. Книга первая. Глава вторая. Написано на французском языке, оп. в Париже, 1889. В пер. с французского Г. А. Рачинского, оп. в М., тип. А. И. Мамонтова, 1911. Переиздано в Собрании сочинений, Брюссель, т. XI. 1969).

«...русский народ опустился до грубого варварства, подчеркнутого глупой и невежественной национальной гордостью, когда, забыв истинное христианство Святого Владимира, московское благочестие стало упорствовать в нелепых спорах об обрядовых мелочах и когда тысячи людей посылались на костры за излишнюю привязанность к типографским ошибкам в старых церковных книгах, — внезапно в этом хаосе варварства и бедствий подымается колоссальный и единственный в своем роде образ Петра Великого. Отбросив слепой национализм Москвы, проникнутый просвещенным патриотизмом, видящим истинные потребности своего народа, он не останавливается ни перед чем, чтобы внести, хотя бы насильственно, в Россию ту цивилизацию, которую она презирала, но которая была ей необходима; он не только призывает эту чуждую цивилизацию как могучий покровитель, но сам идет к ней как смиренный служитель и прилежный ученик; и несмотря на крупные недочеты в его характере как частного лица он до конца являет достойный удивления пример преданности долгу и гражданской доблести. И вот, вспоминая все это, говоришь себе: сколь велико и прекрасно

-530-

должно быть в своем конечном осуществлении национальное дело, имевшее таких предшественников, и как высоко должна, если она не хочет упасть, ставить свою цель страна, имевшая во времена своего варварства своими представителями Святого Владимира и Петра Великого. Но истинное величие России — мертвая буква для наших лжепатриотов, желающих навязать русскому народу историческую миссию на свой образец и в пределах своего понимания. Нашим национальным делом, если их послушать, является нечто, чего проще на свете не бывает, и зависит оно от одной-единственной силы — силы оружия. Добить издыхающую Оттоманскую империю, а затем разрушить монархию Габсбургов, поместив на месте этих двух держав кучу маленьких независимых национальных королевств, которые только и ждут этого торжественного часа своего окончательного освобождения, чтобы броситься друг на друга. Действительно, стоило России страдать и бороться тысячу лет, становиться христианской со Святым Владимиром и европейской с Петром Великим, постоянно занимая при этом своеобразное место между Востоком и Западом, и все это для того, чтобы в последнем счете стать орудием "великой идеи" сербской и "великой идеи" болгарской!» (Соловьев В. С. Русская идея (1888) // Соловьев В. С. Спор о справедливости. М.; Харьков, 1999. С. 629; указано А. Медведевым).

С.379. ...бычок с белой звездочкой, похожий на Аписа... — оппозиция линейного, быстрого, сжатого времени коммуны и циклического времени вечности воплощается в образе Аписа (в древнеегипетской мифологии бог плодородия в облике быка) и знаменует жизнь, которую революционное ускорение может, конечно, уничтожить, но никак не может изменить.

С. 380. Утренняя прогулка в Печуры. — Каменный обрыв на берегу р. Сосны в Ельце, высотой более 10 м.

С. Хлеб нашей души есть красота. — Ср. у Метерлинка: «Можно сказать, что единственная пища нашей души есть красота...» (Сокровище смиренных. XIII).

Герой моей повести — народ... — произведение с подобным сюжетом неизвестно.

С. 381. Думал про покойника Дедка... — Дедок (или Гусёк) — два прозвища хрущевского крестьянина-птицелова по имени Александр, с которым у Пришвина связаны воспоминания о раннем детстве (Гусек брал мальчика на ловлю перепелов); сама личность птицелова и его отношение к природе — прафеномен пришвинского чувства природы и его творческого поведения. Ср.: Сашок //Собр.

-531-

соч. 1982-1986. Т. 1. С. 568-572; Кашеева цепь //Собр. соч. 2006. Т. 1.С. 42-48.

С. 383. ...заволжский старовер... — в 1908 г. Пришвин совершил свое третье путешествие — в Керженские леса Нижегородской губернии к Невидимому граду Китежу, в результате чего была написана книга «У стен града невидимого» (1908). До Пришвина в этих местах побывали Д. С. Мережковский и 3. Н. Гиппиус, о которых рассказывали Пришвину сектанты. Ср.: «Вошел... старик, который вчера проповедовал светлого и свободного Бога староверам... обыкновенный лесной мужик с нечесаной, клочковатой рыжей бородой, в лаптях... поклонись от нас Мережскому... Скажи... Дмитрий Иванович кланяется. Как сон, мелькнуло во мне воспоминание о слышанном и читанном про поездку одного из руководителей Религиозно-философского общества на Светлое озеро... Книжки к нам высылают, журнал... Они к нам пишут, мы к ним... Приносят книги, истрепанный, зачитанный журнал... с помарками, с отметками, спрашивают о всех членах Религиозно-философского общества. Слушаю их и думаю: "Какие-то тайные подземные пути соединяют этих лесных немоляк с теми, культурными. Будто там и тут два обнажения одной первоначальной горной породы"» (У стен града невидимого // Собр. соч. 2006. Т. 2. С. 483-484, 509-510). После возвращения в Петербург Пришвин знакомится с Мережковским, становится членом петербургского Религиозно-философского общества. Ср.: Ранний дневник. С. 175-316.

С. 386. Слышал от коммуниста, что Мамонтов пойман... — дневниковая тетрадь лета 1919 г. (апрель—сентябрь), включающая нашествие Мамонтова на Елец, утрачена.

С. 387. Из белой недели... — вероятно, имеется в виду время, когда Елец был занят Мамонтовым (белыми).

С. 390. ...кричит на улице молочник: «Соха и молот!»... — «Соха и молот» — газета левых социалистов-революционеров, выходила в Ельце в 1919-1922 гг.

...(еврейская «Чертова Ступа»)... — в это время Пришвин работает над пьесой под названием «Черная ступа», которая впоследствии получила название «Базар» (1916—1920).

В авторской ремарке Пришвин отмечает: «В Кремле города, бывшего когда-то сторожевым окраины Московского государства, ныне в каменных и как бы приплюснутых, без всякой архитектуры, домах, похожих на сундуки царства Ивана Калиты, живут богатые купцы, окруженные цепью полуголодных, озлобленных мещанских слобод. В этих слободах рождается дух зависти и злобы, столь сильный,

-532-

что носитель ее, мещанка, прозванная Чертова Ступа, может существовать не как рядовая мещанка, ворчащая на недостатки сего дня, а как одержимая, как дух, пророчествующий хотя бы только на завтрашний день. У нее маленькое, в кулачок, лицо с одним далеко выдающимся зубом, голос сиплый, простуженный; отхаркивается; в правой руке — всегда «цигарка»; во время речи, с приподнятой рукой, двумя пальцами и цигаркой, заключенной, как в двуперстии, она смутно (как обезьяна) напоминает боярыню Морозову в картине Сурикова» (Цвет и крест. С. 339).

Ср.: «Люди, которых я описал в "Чертовой Ступе", существуют в действительности, и русские люди, близкие к русскому быту, узнают их, а далекие от них считают за мои изобретения, "химеры" (Вяч. Иванов за талантливые, Гершензон за бездарные). Вопрос: есть ли ценность в том, что эти люди существуют». «Задумал я, было, составить книгу под общим названием "Чертова Ступа" — первой поместил бы сцену (пьесу), потому показал бы все пережитое (многое написано в отрывках), поработаю, поработаю и оборвусь — нецензурно выходит (напр. как опускают в прорубь мужика при взыскании чрезв. налога)» (Дневники. 1920-1922. С. 101, 235-236).

С. 391. ...(шибаи) сидят... — Шибаевка и Кибаевка — соседние с Хрущевым деревни; местное прозвище жителей этих деревень: шибай — барышник, кибай — буян, драчун; упоминаются в пьесе «Базар».

С. 394. ...«тайно образующее... ― слова из «Херувимской», которая поется на Божественной литургии.

С. 395. ...описать это чувство, как «хочу творить зло, а творю добро» — «частица силы я, желавшей вечно зла, творившей лишь благое»... — знаменитые слова Мефистофеля из трагедии Гёте «Фауст»: «Я — часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла».

Сегодня утром вычитал в «Центральных Известиях» от вторника (23 Сент.)... о раскрытии заговора в Москве... — По-видимому, имеется в виду заговор белогвардейской организации, носившей название «Национальный центр». Партийный состав Национального центра был в большинстве своем кадетский, но в него входили также эсеры и правые меньшевики. По захваченным при аресте документам было установлено, что организация занималась военным шпионажем в пользу Деникина. В связи с приближением Деникина к центру Советской России «Национальный центр» подготовлял восстание в Москве. В случае благоприятного для заговорщиков исхода было решено первым делом «вырезать всех большевиков». По постановлению ВЧК главари организации были расстреляны.

-533-

Настроение совершенно такое же, как в зените якобинства... — радикальное политическое течение времен Великой французской революции.

С. 399. ...«царство Божие на земле»... — по-видимому, имеются в виду слова из молитвы «Отче наш»: «да будет воля Твоя яко на небеси и на земли».

С. 400. ...ничего тайного, что не стало бы явным. — Мк 4: 22.

С. 406. ...иностранцам не нужна великая Россия. — Перифраз известных слов Н. А. Столыпина «Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия» из его речи в III Государственной думе 16 ноября 1907 г.

С. 408. К полудню ободнялось... — ободняться — рассеяться (диал.).

С. 409. ...Ланская, после своего «падения»... — имеется в виду Коноплянцева.

С. 411. ...разные обо́рухи... — обо́рухи — остатки (местн.).

С. 413. ...и «Америка»... — один из прафеноменов творческой личности Пришвина — побег «в Америку» (в других записях «в Азию»), который он совершил с елецкими друзьями-гимназистами в 1885 г.

С. ...(Нансен соединяет в своей личности...)... — Норвежского путешественника Фритьофа Нансена Пришвин видел однажды во время приезда того в Петербург в начале века. Ср.: Личное дело. С. 40-49.

...чтение из «Черного Араба»... — повесть Пришвина «Черный Араб» (1910).

С. 416. ...(Толстой даже отказывается от своих писаний). — В трактате «Что такое искусство?» (1897) Л. Н. Толстой, определив главными критериями произведения искусства религиозность и доступность, относит к «дурным» большинство произведений мировой культуры, в том числе и свои. Толстой Л. Н. Поли. собр. соч.: В 20 т. Т. 16. М.: Издание Т-ва И. Д. Сытина, 1913. С. 5-166.

С. 417. ...(Пугачев: через меня, окаянного, Господь Русь наказал). — Неточная цитата из произведения А. С. Пушкина «История Пугачева» (1834-1835) (Пушкин А. С. Поли. собр. соч.: ВIX т. Т. VIII. Л.: Academia, 1936. С. 491).

-534-

С. 417. Запись на кизяк. — Прессованный навоз с примесью соломы, в южных районах используется как топливо.

С. 424. ...(у Сосны и Лучка)... — река в Ельце и ее маленький приток.

С. 437. Христос ведь не разговаривал с голодными, а насытил их. ― Мк8: 2-9.

С. 438. «Люблю морозы и отдаленные седой зимы угрозы». — Неточная цитата из стихотворения А. С. Пушкина «Осень» (1833).

С. 439. ...С.Р.Ф.Р. ― Имеется в виду РСФСР.

С. 444. «Война дворцам, мир хижинам!» — Выражение «Мир хижинам, война дворцам» во время Великой французской революции XVIII в. было лозунгом революционной армии; в России во время Октябрьской революции широко использовалось в публицистике и революционной пропаганде.

С. 449. ...как у сектантов «Нового Израиля», когда они предлагали броситься в «Чан»... — «Новый Израиль» — одна из самых известных петербургских хлыстовских сект. См. коммент. к с 33. Ср.: Ранний дневник. С.175—316.

(Искушение Христа в пустыне). — Лк 4:13.

(Светлый иностранец). — Так называл Мережковского вслед за Розановым Пришвин в Раннем дневнике (1905—1913). Ср.: Розанов В. В. Среди иноязычных // Розанов В. В. О писателях и писательстве. М„ 1995. С. 146 (указано В. Фатеевым).

С. 451. Читаю Мережковского о Толстом... — имеется в виду литературно-критическое исследование Д. С. Мережковского «Л. Толстой и Достоевский. Жизнь и творчество» (1901—1902).

С. 453. ...женихи Пенелопы сожрали почти все богатства Одиссея... — аллюзия на поэму Гомера «Одиссея».

С. 455. ...«Константинополь будет наш»). — Аллюзия на часто цитируемое высказывание Ф. М. Достоевского: «Константинополь должен быть наш» (Дневник писателя. Март. 1877. Гл. 1).

Вещь бывает в себе у Канта... — имеется в виду учение Канта о вещи в себе («вещь в себе»), утверждающее, что человек не может знать о самой вещи ничего — вещь непознаваема, а те ее признаки,

-535-

которые он воспринимает, суть его собственные представления о ней.

С. 458. 104 Бд ― Божьих дня.

...этот советский бык Бонч пытается перекинуть мост через бездонную пропасть двух этих коммун. — Об этой стороне деятельности Бонч-Бруевича см.: Хлыст. С. 631—674.

С. 460. Введенье... — имеется в виду праздник Введения в храм Пресвятой Богородицы.

С. 461. ...зерно моей трагедии (похоже на «Идиота», и называли меня тогда некоторые — князь Мышкин). — имеется в виду парижская любовь Варя Измалкова и Анна Ивановна Каль (урожд. Глотова) — жена теоретика музыки Алексея Федоровича Каля, с которыми Пришвин познакомился в Париже. Скорее всего, А. И. привлекла Пришвина красотой («похожа на "Даму в голубом" худ. Сомова»), сложностью натуры (инфернальностью), откровенными разговорами («Не хочу добра, — говорит красивая женщина. — Добро скучно. Красота рождается из страдания. Она есть просветление страдающего человека (гордого?). Гордость красива, претензия — безобразна»). Во всяком случае, В. Д. Пришвина отмечает: «Кто знает, что повлекла бы за собой... встреча Михаила с Анной Ивановной, если бы именно у Глотовой в Париже Пришвин не познакомился с ее подругой Варварой Петровной Измалковой... Глотова вернулась к мужу, но говорила, что... ничего... в обычных формах отношений мужчины и женщины не видит... Через несколько лет, уже в России, она покончила жизнь самоубийством после какого-то романа» (Путь к Слову. С. 83). Пришвин в позднейшей (1935) краткой летописи жизни отмечает: «Роман "Идиота"... Глотова» (РГАЛИ).

С. ...Розанов мне однажды сказал... — видимо, ошибка в рукописи: ниже эти слова приписываются Горькому.

С. 462. ...(«Помолчим, братие»)... ― имеются в виду слова поэта А. М. Добролюбова, который в 1898 г. отрекся от декадентских идей и в крестьянской одежде, с посохом в руках бродил по северным деревням, записывая народные песни, заклинания, плачи и сказания. В 1903 г. в Поволжье он основал секту «добролюбовцев», известную введенным им обетом молчания.

...мысль изреченная есть ложь... — Строка из стихотворения Ф. И. Тютчева «Silentium!» (1830).

С. 464. ...любовь к ближнему, как к самому себе. — Мф 7: 6.

-536-

С. 469. ...храненные в мороженых сундуках... — обитые мороженой жестью сундуки считались в конце XIX — начале XX в. фирменными невьянскими, по имени города Невьянска на Урале; секрет «морозки» жести был привезен из Англии и доведен русскими умельцами до совершенства; узор возникает в процессе кристаллизации расплавленной смеси олова и свинца на жести при опрыскивании водяными каплями, причем любое минимальное нарушение размера капель воды, угла их падения или температуры нагрева смеси уничтожает эффект «мороза»; считается, что в настоящее время секрет этого производства утрачен.

С. 470. ― Вы бросили святыню свою свиньям... — Мф 22: 39. Мк 12: 31.

— По плодам их узнаете их... — Мф 7:16.

— Милости хочу, а не жертвы. — Мф 9:13; 12: 7 (Осе 6: 6).

— Могут ли печалиться сыны Чертога брачного, пока с ними жених? ― Мк 2:19. Лк 5: 34.

— Царство небесное силою берется. — Мф 11:12.

— Всякое царство, разделившееся в себе, опустеет. — Мк 3: 24.

— И если сатана сатану изгоняет... — Мк 7: 26.

— Не бывает пророк без чести. — Мк 6: 4.

С. 471. ...«Со святыми упокой». — Кондак последования по исходе души от тела.

...чуть не погиб в отвершке... — отвершек, отверх оврага, балки, одна из вершин (местн.).

...в тайне радуясь сердцем, что сам остался в живых. ― Перифраз из «Одиссеи» Гомера (перевод В. А. Жуковского). В «Одиссее»: «Далее поплыли мы в сокрушенье великом о милых / Мертвых, но радуясь в сердце, что сами спаслися от смерти».

Или глаз твой завистлив от того, что я добр? — Мф 20:15.

С. 472. ...(Нагорная проповедь)... — Мф 5.

...(горе вам, книжники!)... — Мф 23:13—15.

...(...но и это еще не конец!). — Мф 24: 6.

-537-

...вспоминаю Сашу: «А умирать я приеду к тебе»... — Драма Александра Михайловича Пришвина — следствие его неудовлетворенности семьей и, возможно, профессией («Саша — какой-то артист по природе своей, которого нравственная Дуничка сделала доктором») — проявилась после встречи с женщиной-медсестрой, которую в семье Александра прозвали Марухой (см. примеч. к с. 188).

С. 474. ...и разбойники распятые... — Лк 23: 39—43.

Студенты в Риге, ожидающие неминучей тюрьмы как радости... — имеется в виду юношеское увлечение марксизмом в годы учебы на химико-агрономическом отделении Рижского политехникума (1893-1897), когда Пришвин стал членом социал-демократического кружка «Школа пролетарских вождей» под руководством В. Д. Ульриха. Члены кружка занимались распространением революционной литературы среди рабочих, а Пришвину, кроме того, был поручен перевод книги А. Бебеля «Женщина и социализм». В 1897 г. члены кружка были арестованы, и Пришвин провел год в камере одиночного заключения Митавской тюрьмы, а затем был выслан на родину в Хрущево без права продолжать образование в России.

В конце тетради вложены отдельные листки без даты.

— Во-на! — ответил старик.

И, весело улыбнувшись, так, будто на все сущее махнув рукой, сказал:

— Хлеба, хлеба... не единым хлебом жив человек.

Стало и мне весело, легко от слов старика, я вспомнил, узнал свою родину и спросил старика: цел ли домик Ефимовны над обрывом против Заречной горы.

— Стоит, что ему подеется!

— И хозяева живы?

— Старуха бегает, молодая сидит с двумя детками, живы, ничего.

— И тоже овес едят?

— Овес, а то что же? Я говорю вам, милый вы мой человек, не единым хлебом жив человек, все живем, значит, на что-то надеемся.

Подхожу я к дому Ефимовны против Заречной горы, старушка сразу узнала меня.

— Лидочка, Лидочка, — кричит, — посмотри, кто к нам пришел, узнаешь?

Она вышла ко мне, прежняя моя Лидия, вся вышла сама, как я сам тут единственно с ней, сам, и где она и где я — нельзя было понять, и не нужно, и не хотелось: все вдруг открылось, как осенью небо раскрывается. И опять, просияв на мгновенье, исчезло.

-538-

Лидия отвечала мне на поклон как старому и милому знакомому и с матерью в один голос сказала, что поселюсь я, конечно, у них, комната в мезонине, моя прежняя комната, в том же виде, как и восемь лет тому назад.

Мы пили чай на террасе против Заречной горы, как мне тут все знакомо: вот в развалюшке живет уважаемый вор Бурыка, весь округ в страхе держит, а у нас во всей слободе не украл ни синь-росинки. Вон там — стекольщик, эсер, который все уговаривал меня для спасения России устроить кружок «одной шерсти», там вдова дьяконица — путешественница по святым местам Евпраксия Михайловна и рядом с ней странный человек, портной Иван Сидорович, помешавшийся на том, что влюбился по воздуху в дочь Соборного протоиерея Музу Махову.

Мы говорим с Лидией, будто ходим по большому кругу, с обещанием не заглядывать в круг: у нее муж — чиновник и двое детей, Миша и Алик, жила в Петербурге до голода, теперь он там и присылает ей деньги сюда.

— У меня, — я рассказал ей кратко про свою жизнь, — своя создалась бродяжная свобода, которою я дорожил, но чувствую теперь, что есть что-то больше ее.

— Что это? — спросила она и спохватилась: — Нет, не говорите, я понимаю.

И перешла на продовольствие, что вот как трудно все доставать, за всем бесконечная очередь, и главное, надоел этот хлеб из овса.

— Мы здесь, как лошади, голый овес едим!

— Ну, ничего, — сказал я, — не единым хлебом жив человек. — И ушел наверх в свою комнату. Я хожу из угла в угол по комнате и обдумываю, как мне быть, понимаю это ясно, как никогда понимаю, что мне надо служить не в канцелярии, а вот так, по воле, служить.

«Служить... — думал я, глядя из своего окна на домик странного портного, — вот, может быть, и он думает, что служит: пишет ежедневно Маше письма и на конверте подписывает: "Привет пренепорочной деве Марии".

Представленный

В числе представленных к чину действительного статского советника к Пасхе революционного года был и начальник отдела Военного времени Петр Никандрович Никандров. Он знал по опыту двадцатипятилетней службы своей, какой подлый народ чиновники, и хотя о представлении своем был вполне осведомлен, но все-таки послал своего секретаря разузнать, каким нумером он был записан в порядке представления: представленных много, и если запишут к концу, то не только в эту Пасху, но и в пятую не попадешь. Секретарь навел справки, и оказалось хорошо: к этой Пасхе

-539-

представленный Петр Никандрович непременно должен сделаться Его Превосходительством. Хлеб. Тогда он (со злости) стал писать бумагу длинную министру, доклад. «Считаю своим долгом доложить Вашему Высокопревосходительству: Спасение России. Катастрофа». На этом он остановился, нужно было узнать, сколько нужно оагеркнуто: хлеба рабочим> рабочих для обороны: два делопроизводителя спорят между собой: и все-таки хлеб у них есть.

23-го рабочие вышли на улицу. Петр Никандрович пошел на службу, не обращая на это внимания. 24-го он подумал за весь день раз: «Когда же закончится это безобразие?» 25-го к его трамваю номер двадцать два подошла кучка рабочих и, быстро что-то проделав, разошлась. Возле вагона собралась толпа народу, и Петр Никандрович узнал, что та кучка рабочих унесла ручки от трамвая и вагон совсем не пойдет. «А есть запасные ручки?» — спросил Петр Никандрович. «Запасных нет!» — ответили ему. Тогда в первый раз он тревожно подумал, что это не шутка и смута эта затянется. 25-го он шел в Министерство пешком, уже не думая о трамвае, и с большим удивлением заметил, что конка, настоящая старая конка, ползет, как темная каракатица, по улице. Она и раньше, конечно, ходила здесь, но тогда он среди трамваев ее никогда не замечал и думал, что конки уж и вовсе на свете нет, а вот конка теперь оказалась какая-то темная, старая, влекомая клячами. Она единственная двигалась, а все трамваи стояли. Без трамваев, как в комнате без газеты, совсем иначе на улице, и тут уже Петр Никандрович по пути в министерство много всего передумал тревожного. Но, конечно, там на службе все это прошло, и день он провел обыкновенно. 27-го объявили, что мука есть! Скоро всех известили, что мука есть. В министерство бурей ворвались с улицы слухи о грозных событиях, барышни-машинистки разбежались по домам, и Петр Никандрович вышел последним один, тревожно озираясь на дым огромного пожара. И все-таки заметил, что конка уже больше не ходит, и должно быть, уже сутки или двое не ходит, потому что на ней уже много было насыпано снегу. После этого начались грозные дни. Все-таки Петр Никандрович и в эти дни порывался несколько раз проникнуть на службу, но это было невозможно, и он жил эти дни, как все жили ему подобные люди. И он, как все, слышал звуки выстрелов, и вечером в тревожном сне эти пулеметные выстрелы не слышались, а виделись мертвыми точками черного света, и во сне он видел, как в сиянии весеннего света скованный морозом, засыпанный снегом Белый город жил какою-то странной жизнью одного существа и: «Ужо тебе!» — грозился безумец Медному Всаднику на белом, засыпанном снегом коне.

Как многие думали во время войны о разных своих делах, что вот теперь так, а после войны будет иначе, после войны, думал он, жизнь начнется такая же в основе, как раньше, и, откладывая то или другое решение, говорил себе: это на после войны. Так теперь,

-540-

раздумывая о своих служебных делах, Петр Никандрович откладывал их на после и полагал, что как бы там и чем бы там все ни кончилось, после всего он придет в департамент и дело его в основах своих пойдет так же, как и до этого. Но когда вышел срок — 4-го Марта, он был уже в департаменте, то стало ясно ему, что жизнь совершенно стала иная и точек опоры в ней нет. Высшие новые чины Министерства заняты были общими вопросами, по текущим делам к ним невозможно было добиться, низшие служащие обсуждали какие-то организационные дела свои в общем зале, а главное, что бумаги, волной заливавшие его отдел, теперь по чьему-то распоряжению, минуя его, пошли совсем в другое ведомство. Те же бумаги, которые ему все-таки приходилось подписывать, писались как-то ново, как называли, индивидуальным стилем: делопроизводители быстро приспособились, оставили все прежние обороты: «имею честь» и «Ваше Превосходительство». Вместе с этим само собою отпали и перешли в мертвое состояние все чины, и он остался на все времена теперь к Пасхе представленным к чину действительного статского советника, и с ним на все времена остались по порядку с номера первого и до последнего около тысячи представленных.

Тогда все люди разделились надвое: на побежденных людей и побеждающих. Одни должны были восторжествовать, другие погибнуть, Петр Никандрович не подходил ни к тем, ни к другим... И ему казалось, что он... но работа прекратилась, и куда идти, куда девать себя. Не выдержал, и все-таки пошел в Министерство. Встреча с министром.

Самое плохое в положении Петра Никандровича, что не как самые высшие чины был арестован и отстранен от должности и не мог вместе с ними жить теперь, наматывая на ус все опасное для нового строя: появление черных автомобилей, каких-то крестиков на дверях, угрожающих Варфоломеевской ночью, и всякого подобного вздора; он не мог утешиться и злорадствовать в ожидании конца революции. Он искренне признавал новый строй и желал только необходимого ему дела, без которого жить он не мог: ему нужно было дело организации порядка души, того необходимого ему угла спокойствия, в котором он жил до сих пор.

Сделал попытку объясниться с министром, с трудом добился свидания с ним и рассказал ему подробно о состоянии своего отдела и своих дум: что без дела он жить не может и просит себе настоящего дела.

Министр странно смотрел как-то поверх его головы, а когда [он] кончил, то очень мило, дружелюбно сказал, что ничего не слыхал: голова забита, два раза в день на Совете Министров... И потом сказал:

— Я ведь вас не знаю, и вы меня не знаете...

-541-

— Что же мне делать? - спросил Петр Никандрович. — Выходить в отставку?

— Нет, зачем же, подите в отпуск, а там увидим...

И положение осталось по-прежнему, и он по-прежнему был каким-то представленным.

Тогда совсем не так, как у сенатора и важных лиц, явно пострадавших от нового строя, где каждая мелочь записывалась на душе... как земля будущего, а так само собой тревога стала закрадываться, например, о двоевластии: с удивлением для себя Петр Никандрович ловил себя на удовлетворении от чтения статьи о двоевластии, о том, что солдаты... фабричные рабочие... Кто-нибудь из тех [вождей,] встречаясь с ним на улице, кланялись:

— Здравствуйте, Петр Никандрович, как поживаете... — И с улыбкой тихонько: — Как поживаете, Ваше Превосходительство?

— Я не у дел!

— Вы не у дел, вы! — с оттенком недоверия. Тогда Петр Никандрович ловил себя:

— Пока...

Стали поговаривать в этом кругу о политическом провале в день гражданских похорон. И начинали ядовито:

— Граждане, а если покойники не согласятся?

На дворах стоят пулеметчики. Похороны откладывались. В «Правде»: «Провокаторы... Изменники!» Наконец 23-го, похоже, было назначено...

С самого утра было ясно, что это великое торжество революции и быть ничего не может.