Дневники 1920-1922

48

Аполлоническое просветление: мир искусства. — «Россия… Ей нужно… просветление… аполлоническое просветление. Недаром же над гробницею Диониса стоит Аполлон» — эти слова Максимилиана Волошина мы находим в раннем дневнике Пришвина, в подробном описании случайной дорожной встречи Пришвина с Волошиным, которая состоялась 28 марта 1909 г. Противопоставление аполлонического и дионисийского начал в культуре предстает в их разговоре в образе двух пустынь. Именно в этом разговоре, как никогда ни ранее, ни позднее, Пришвин осознает свою близость к дионисийскому типу культуры — к России, как «молодой, жаждущей слова пустыне». Другая пустыня, в понимании Пришвина, волошинская, характеризуется аполлонической законченностью и оформленностью, ее истоком Пришвин считает все пространство от «Эллады до пустыни», то есть культурное пространство, создавшее землю, «каждая частица которой пропитана человеком», землю, в которой само слово, кажется, уже материализовалось и устремилось к свету — звезде. Возникают и две концепции творчества, связанные с двумя типами культуры. С одной стороны, творчество как аполлоническая игра, преображающая все, к чему даже случайно прикасается поэт, как обладание «вечной игрушкой» поэзии, как обращение к культурным символам и принадлежность к мировой культуре. С другой стороны, поэт, имеющий дело не с культурными символами, а со стихийным природным началом, требующим воплощения, словесной формы, — это творчество как стремление и путь в лоно мировой культуры и игрушка поэта соответствующая: не вечная, а хрупкая, как бы ежеминутно создаваемая. В записи возникает очень важный для Пришвина мотив органичности культуры («как-то смешно: наша земля с землеустройством, с мужиками, и это аполлоническое просветление»). И сам образ Волошина не становится для Пришвина идеальным образом поэта-счастливца, играющего своей «вечной игрушкой». К этому образу, как к образу каждого русского поэта, с неизбежностью примешивается что-то еще: сама внешность Волошина вступает в сознании Пришвина в сложное взаимодействие с его словами («И сам он какой-то солидный, полный, с широким лицом, с бородой, похожий на помещика… сам он несет какое-то удивительное противоречие двух пустынь»). (См.: Собр. соч.: В 8 т. Т. 8. С. 42–44.)