Жизнь немногому может научить того, кто не научился переносить страдание.
Мое послание я начну, пожалуй, со слов: «Он уехал и мой мир рухнул». Затем зачеркаю и напишу, как написала бы ему: «Мистер Остин…» Снова черкаю и уже плачу, почти рыча от отчаяния: «Джеймс…» Падаю на стол, конвульсивно сминая записку, разрывая конверт на мелкие кусочки и рыдаю, громко, иступлено. Зачем я позволила ему войти в свою жизнь? Как так вышло, что я влюбилась?
«Джемс. То, что вы увидели у Веберов…»
О, чертова истеричка! Да возьми ж себя, наконец, в руки!
«…ничего не значит. Между мною и Патриком нет ровным счетом ничего…»
Слово «ничего» я выделяю жирным. Затем придирчиво оглядываю бумагу, со следами от моих слез и злюсь, что мои объяснения так банальны, что саму тошнит.
Я люблю его. Люблю. Люблю.
А себя ненавижу. За то, что позволила себе быть такой дурой. За то, что плачу. За то, что второй день пью крепкий коньяк и покуриваю сигары. Мое тело страдает без его рук. Он просто уехал. А я, как самая последняя идиотка, принялась навещать всех и вся в поисках ответа на интересующий вопрос: надолго ли?
У Китти дьявольское терпение. Я поняла это, когда отказалась от очередной порции еды и заперлась в комнате, наказав ей меня не трогать под страхом смерти. Но ведь она все равно явилась вечером, чтобы меня проведать, и я захлебывалась у нее на груди слезами, уверяя в полупьяном бреду, как я его люблю.
Что вообще происходит? Это и есть любовь? То есть, то неземное чувство, которое воспевают в балладах, и из-за которого травятся, вешаются, колют себя ножами?
Шесть дней и семь жарких ночей. Как он мог уехать? Мерзавец!
Обнимая подушки, я представляла его. Прижимаясь губами к теплым покрывалам, я грезила о его губах.
— Леди Блайт, — Китти отвлекла меня и я, дернувшись, укололась о булавку.
Модистка, которую звали Линси, недовольно шикнула:
— Потерпите, леди. Я сейчас закончу, — ворчала она, подгибая подол и пристально оглядывая низ моего белоснежного платья, — хотите немного короче?
— Нет, — зарделась я, — достаточно.
Для него я готова выглядеть, как девственница. Для него я готова быть кем угодно.
— Вы прекрасны, леди Блайт, — даже Китти растрогалась, увидев меня в этом чистейшем белом платье, хотя я еще стояла в сорочке и корсете, а из платья была готова одна юбка.
— Ну вот и все, — заявила Линси.
Как выяснилось, модистка из Веллингтона работала еще и в доме у мадам Кюнтен, и я довольно часто делала попытки выведать, во что одеваются добропорядочные дамы.
— О, все выбирают обычно пастель.
— Китти, растормоши эту соню, — я имела в виду Эванс, которая задремала прямиком в кресле, покуда я занималась примеркой, — теперь ее очередь.
Шерри дрогнула от прикосновения, разлепила глаза и, увидев меня, расплылась в улыбке.
— Неужели я уснула? — добродушно смутилась, поднимаясь, и оглядывая мое еще весьма неготовое платье, — оно будет восхитительным, Анна.
— Прекращай болтать и вперед на помост, — я указала ей на маленький табурет, с которого только что слезла, — тебя ждет сюрприз.
— Это… это… алый? — сперва удивилась Линси, вынимая из коробки кусок ткани, — но ведь мы начинали с розового? — она рассеянно переводила взгляд с одной дамы на другую.
— Я все поменяла, — пояснила, подмигивая недовольной Шерри, — мы не должны сливаться с другими, мы должны блистать.
— Я… в красном? — сокрушилась Шарлотта, хватаясь за голову.
— Леди… — тараторила на заднем фоне модистка, — алый сделает ее кожу красной, как у варенного рака…
— Как? Как я надену это платье? — Шерри ходила по комнате. — Когда уже кончаться ваши эксперименты.
— Милая, никогда, — честно ответила я, по-хулигански приподняв бровь, — ты же хочешь, чтобы тебя запомнили и о тебе говорили.
Миссис Эванс была в отчаянии, но я все-таки заставила ее встать на табурет, а Линси снимать мерки. Они обе надулись, и я поняла, что пришло время полуденного чая с пирожными.
Сидя за столом и пережевывая угощенье, я спросила Линси:
— Мадам Кюнтен тоже предпочла пастель?
— Нет, — усыпленная сладостями бдительность модистки тихо посапывала, — мадам будет в зеленом.
— А ее дочь? — заинтересовано спросила Шерри.
— В розовом.
Вот тут я попала в точку, лишив Шарлотту розового платья. Мы с ней все-таки не юные девицы на выданье, мы солидные женщины и можем позволить себе быть яркими и запоминающимися.
Я уже представляла, что мы явимся на бал, как две нимфы, кружа голову мужчинам и вызывая зависть у женщин, как вдруг в сознание вернулись мысли об Остине. Я терзалась вопросами, почему он не сказал, что уезжает, что он подумал, увидев меня с Патриком, как я буду жить без него?
— Сегодня вернулся мистер Остин, — тихо шепнула мне Шерри, когда Линси принялась собирать свои принадлежности в корзину. Его имя имело на меня какое-то магическое воздействие. Я уже не слышала и не видела, что происходит в комнате. Мое сердце и разум были вне стен Шил-парка.
— Что ты сказала? — удалось выдавить.
— Он вернулся, — сказала она тихо, будто бы зная, как страдает мое сердце, — и будет на балу.
Славная женщина, ты принесла самую добрую весть за последние несколько дней!
— Уверена? — я уже не сдерживала радости в голосе.
— Да.
Я поторопила Линси, получив ее заверение, что платье будет готово уже через неделю, к самому балу. Выпроводив ее за дверь и забыв о собственной конспирации, я вцепилась в миссис Эванс.
— Он приехал?
— Да. Да. Да! — она даже смутилась от такого моего натиска.
Приехал. Мое нутро разрывалось на части. Я затаила дыхание, представляя его чертовски красивые насмешливые глаза и жадные напористые губы. Но вдруг по спине пробежала холодная дрожь, и я плюхнулась на сиденье, жестом подзывая Китти и делая нетерпеливый взмах, чтобы мне принесли воды. Н-да, вот он здесь, но я ни на шаг не стала ближе. Кто я для него? Мимолетная связь, которой он придался вопреки здравому смыслу? Я ведь замужняя женщина, а он — мужчина, к которому обращены пристальные взгляды шропшировских невест. Мы безумно далеки друг от друга…
— Он не захочет меня видеть, — я припала к бокалу, понимая, что истеречка внутри меня пытается хныкать.
Шерри не знала, что сказать. Я хмыкнула. Она была так трогательна в своей заботе.
— Все в порядке, — я смогла улыбнуться, поправив прическу, — я не строила иллюзий.
— И вы не вините его?
— Нисколько, — я поднялась, резко прошагала к застекленному буфету и извлекла письмо моей матери. — Читай! — протянула Шарлотте, внимательно глядя, как старательно она разглаживает измятый мною листок.
Ее реакция последовала незамедлительно — она вздернула голову, пронзая меня взглядом, полным отчаяния.
— И вы уедите? — задала первый вопрос. А я полагала, она спросит, кто ж та дама, которая оказалась в очередной раз на сносях. Пожалуй, я недооценила мою Шерри.
— Да. Уеду. Мое место в Хартфордшире, в Лондоне, в одиноком особняке… но только не здесь.
— Зря вы так говорите. С вашим появлением в Шропшире все переменилось, — она подсела ко мне, заглядывая в глаза и страдальчески хмуря брови.
— Я не смогу здесь остаться.
— Из-за мистера Остина? — о, в самую точку!
Я выдавила улыбку, которая могла обмануть кого-угодно, кроме моей подруги, которая уже успела изучить меня.
— Шерри, я из другого теста, — усмехнулась, — мне здесь не прижиться.
— Вы полюбили Шропшир, — перебила меня и сжала мои руки с такой силой, что я удивленно раскрыла рот, — я знаю, что это так!
Внутри взвилась ярость, подавляя мучительный укол в сердце. Выставить бы эту прорицательницу за дверь! За что меня так мучить?
— Шарлотта Эванс, — категорично заявила, — я знаю, что говорю. Что бы я ни чувствовала, я должна уехать. Это будет правильно. Иногда стоит забыть о чувствах ради собственного блага. Это иногда настало сейчас.
Она склонилась к письму, потупив взор. Ее руки теребили бумагу или попросту дрожали, я не знаю. Мне хотелось обнять, ее, но вместо этого я холодно поднялась, поправляя платье, и подошла к окну, за которым разразилась настоящая непогода. Белые стены Шил-парка боролись с неистовым ветром. Сейчас бы забраться на подоконник с интересной книгой, как в детстве, и погрузиться в сказочный мир фантазий.
— А кто та дама? — наконец, долгожданный вопрос.
Я обернулась, плохо скрыв презрительное раздражение в уголке рта.
— Любовница моего мужа. Наверняка, ждет третью дочь…
— Боже, — она сочувственно поджала губы.
Я была раздражена еще и тем, что Шерри по доброте душевной начала жалеть меня. Мне не нужна ничья жалость.
— Я не могу иметь детей. Это стало точкой в нашем браке.
— И он бросил вас в этом горе?
Я нервно рассмеялась. Выясняется, что Эванс знает меня недостаточно хорошо.
— Мне не нужна его жертва. Хоть кто-то из нас счастлив. Этого вполне достаточно. Что еще можно было ожидать от нашего брака?
Я скривилась, увидев на лице подруги плохо скрываемое сожаление. Превратившись в ледяную статую, чье сердце корчилось от нестерпимой боли и куксилось в груди, грозясь превратится в высохшую головешку, я остановилась у двери:
— Мне нужно проверить счета, Шерри, и закончить кое какие дела с ремонтом.
Она подскочила с дивана, понимающе и неловко кивая. Провожая ее, я корила себя за черствость. Почему я не могу окончательно ей довериться? Иногда мне хочется оттолкнуть ее так, чтобы она уже не вернулась.
Я не стала заниматься делами, а вышла на террасу, спасаясь от ветра в глубоком кресле-качалке. Долгое время глядела, как по тяжелому темному небу раздувает черными разводами надвигающаяся ночь, как вдруг услышала, что перед домом раздались голоса и послышалось ржание лошади. Передо мной возник привратник с фонарем в руке, а рядом с ним какая-то фигура.
— Леди Блайт, что вы здесь делаете? — прокричал он, щуря глаза от ветра. — Сегодня, упаси боже, на нас обрушиться ураган… Эта леди, — он поднял фонарь и я увидела лицо его спутницы, — искала вас.
— Леди Амелия… Амелия Денли… — сказать, что я поражена, это ничего не сказать.
— Леди Вирджиния! Анна! — она захватила меня в объятия, едва не придушив. — Я здесь проездом и не могла не посетить вас… я… приехала… — я улыбалась, ни черта не слыша от приступов зачинающего урагана. — Мистер… я бы так… рада… была… моя крестница и… все говорили… мистер Джеймс Остин…
Вот и приехали. Опять Джеймс Остин. Какими судьбами он всплыл в речах родственницы моего мужа? Правда сказать, родственница — громкое слово. Так, седьмая вода на киселе. Я дернула ее в дом и помогла снять шляпку, освободив этот неуменый подбородок и рот, которые не переставали двигаться:
— Представьте себе, как я была счастлива, узнав, что вы тоже здесь. Ужасное место этот Шропшир. Везде так страшно, так страшно, леди Блайт. Мы с Митчелом отчаялись найти вас, покуда я не узнала, что вы с мистером Остином почти соседи. Сегодня утром мы натолкнулись на этих рабочих… видели бы вы их лица! Я так перепугалась, что кто-нибудь из этих негодяев решит обокрасть нас.
Я зевнула, едва успев отвернуться.
— Все полагали, что вы уехали в Париж, дорогая. Как же я была рада, когда лорд Беркли обмолвился, что вы в Шропшире.
Обмолвился? Чарльз ничего не делает случайно. Сколько еще он намеривается портить мне жизнь?
— Я навестила мистера Остина, и он указал мне, где вы живете.
Откуда она знает Джеймса?
— Мистер Остин славный человек. Вам повезло иметь такого соседа…
Просто невероятно повезло. Если бы она знала.
— … несколько дней назад, он приехал к моей сестре в Йорк и выведывал относительно Элизабет, моей крестницы. А давеча от моей доброй знакомой и родственницы, миссис Бейли, я узнала, что Остин ищет себе супругу.
Замечательная новость. Я просто прыгаю от восторга.
Она заискивающе всматривалась в мое лицо, рассчитывая, наверно, что я предложу ей поужинать или хотя бы предложу передохнуть. А мне хотелось развернуть ее к выходу и отвесить пинка под зад.
— Миссис Блайт, вы не в себе?
Скорее, вне себя, драгоценная моя Денли!
— Чаю? — холодно осведомилась.
Ей-богу, можно открывать здесь кофейню. Все хотят пить чай! Нужно уточнить у экономки сколько я трачу на сливки, сахар и заварку. Пора урезать бюджет.
— Не хочу вас стеснять, — ее пыл поутих, когда она встретила мой ледяной взгляд.
Пусть отправляется под ураганный ветер! Я уже вижу ее кружащейся в воздухе с задравшейся юбкой и кудахчущей, как куропатка.
— Ну что вы, — резче отозвалась, жаля своим оскалом.
— Тогда увидимся у миссис Бейли? Она была бы рада, если бы вы ее навестили.
Чтобы что? Говорить о выпечке и вышивании? Чтобы обсудить старческое недомогание миссис Тейлор?
— Конечно, Амелия. Завтра же буду там, и передайте мои искренние пожелания миссис Бейли.
— Конечно, дорогая, — она еще раз обняла меня и, подозвав привратника, скрылась в объятиях урагана.