До первого снега

12

Это был разговор, к которому я возвращаюсь без конца.

Мы с Аней шли картофельным полем к электричке. Мы были вовсе не одни — и впереди и позади нас шли рабочие разных бригад, все после смены спешили на поезд.

На перроне собралось полно народу.

Когда донесся шум приближающегося поезда, Аня вдруг взяла меня за руку.

— Идем…

И мы пошл и с ней узкой тропинкой.

Вскоре нас догнал и пронесся мимо поезд. Мы оглянулись — перрон опустел, нигде ни души…

— Слушай, — сказала Аня, — как это мы до сих пор не додумались пройти эти шесть километров после работы пешком? Ты не знаешь?

— Нет.

— Слушай, — снова сказала она. — А может быть, мы и еще до чего-нибудь не додумались? — И, засмеявшись, зашагала впереди.

Мне нравилось в ней все: как она держала голову, ее подвижная легкая фигура, ее походка, ее всегдашние неожиданности: одна из них — эта наша прогулка пешком.

Осень, в общем-то сырая и дождливая, прояснилась, и ясность и тепло будто захватили в прощальные объятия: дымчатая глубина полей, лес, вдруг обагрившийся после долгого зеленого сна, кое-где лиловый, кое-где фиолетовый, бесчисленные гроздья рябин, запах приносимого ветром дыма, приглушенные звуки — все было трогательно, прощально, все могло вызвать счастливые слезы.

Аня обернулась, улыбнулась мне, замедлила шаг и пошла рядом. Я почувствовал ее плечо, ее руку, ее быструю крепкую ладонь.

— Если бы мы сегодня поехали электричкой, то не увидели бы этих рябин.

— А знаешь, — сказал я, — это нам только кажется.

— Как?

— Ну, так…

Она с улыбкой заглянула мне в глаза:

— Правда… Одной мне все это тоже, наверно, казалось бы обыкновенным…

Мы то шли по шпалам, беспрерывно меняя ногу и подскакивая, то бегали вверх и вниз по насыпи, гоняясь друг за другом, как будто и не было довольно трудного рабочего дня.

Мимо нас проносились поезда, стремительные пассажирские и нескончаемые, пахнущие лесом и нефтью, грузовые.

Пережидая их грохот, мы умолкали, а потом опять говорили.

Чего-то я не расслышал из-за шума уходящего поезда, разобрал лишь остаток того, что сказала Аня:

— Олег Иванович просил завтра две смены… А мне в школу. Значит, опять пропущу. И так уже много пропусков… Ты хитрый — не повышаешь свой…

Я схватил ее за руку и уткнулся лицом в ее куртку, уткнулся, словно бросился в омут, чтобы меня не было видно и слышно, чтобы спрятаться от себя, от Ани, от красных рябин, от осеннего света, от всего. Анина куртка пахла машинным маслом и еще, кажется, полынью.

Я поднял голову, спросил:

— Почему ты пахнешь полынью?

— Потому что… — Бледность медленно скатывалась с ее щек. — Потому что…

Это было, как я понял потом, признание в любви. А я вдруг задал дурацкий вопрос:

— А Хонин?

— Что-о?! — Анины глаза округлились.

Затем мы долго шли молча. Аня впереди, я — следом.

Внезапно налетел резкий порыв холодного ветра.

Аня замедлила шаг.

— Теперь опять будет мучение с этой погодой… Хоть бы дул равномерно, а то рванет как бешеный, и опять тихо.

— Ты заклинила линейный контактор?

— Нет.

— Почему?

— Да пойми, это же категорически запрещается. Этим выводится из действия защита от перегрузки и короткого замыкания и вообще блокировка всего крана.

— Ну и что?

Аня лишь пожала плечами и отвернулась.

— И так неприятностей хватает. А тут — линейный контактор! Да если хочешь знать, запрещено даже выдергивать краном защемленный грузом чалочный канат, поднимать примерзший или присыпанный землей груз. Даже тебя я не должна была пускать в кабину, потому что это запрещено правилами.

— Но ты же сама говорила…

— Мало ли, что я говорила… Олег Иванович сам все пломбы проверяет. И дураков навалом. Под груз лезут, устраивают завалы из блоков и панелей… Думаешь, сверху все видно? За всем не усмотришь. На днях самого Водяного крюком по голове ударила…

— И что крюк, выдержал?

— Хорошенький смех… Слава богу, каска на нем была. Сам мастер лезет, не глядит.

— Ругался?

— Нет, сам ведь виноват… Знаешь, я больше всего боюсь кого-нибудь покалечить. Представляешь… — Она остановилась, возле ее губ вздрагивали едва заметные горькие морщинки.

— С чего это у нас разговор пошел заупокойный? — весело спросил я.

— И правда… Ах, с ветра. Налетел ветер, вот и…

— Осень. Ладно, мы хоть бетонирование котлована закончили. Уложились в срок…

Этот путь среди осенней травы показался таким коротким, что я с недоумением смотрел на первый перекресток, эстакаду, людей, спешивших к подземному переходу. Город уже охватывали сумерки, кое-где в окнах горел свет.

— Вот и все, — улыбнулась Аня, медленно отведя со лба спутанные ветром волосы. — Завтра можно снова пройти…

Но на другой день с утра пошел дождь. Ветер во все стороны бросал холодные потоки воды. Все надели плащи с капюшонами.

Наша бригада разрослась. Пришли выпускники из ГПТУ, влился кое-кто из разнорабочих.

Василий Акимович как будто притягивал к себе людей. Был молчалив, глядел пристально. Больше давал понять, чем говорил.

Как-то один из новеньких пренебрежительно сказал при нем:

— У всех механизация, а у нас топор да топор, как сто лет назад. Пора его сдать в архив.

— А работать чем будешь? с улыбкой спросил Петров. — В Москве, в музее я недавно видел каменный топор. Выточен — прямо засмотришься. Другие проходили мимо, а я заинтересовался, расспросил. Оказалось, каменные топоры полировали поколениями — начинал дед, продолжали сын, внук… Во как!

— Интересно, однако, Василий Акимович, когда первый топор появился?

Но старого плотника вопрос ничуть не смутил:

— Четыреста тысяч лет назад.

И меж плотниками мигом разгорелся спор о топоре.

— В древности топоры украшали.

— Это потому, что тогда топор был оружием. А оружие всегда украшали.

— За Русь драться мужик выходил с нераскрашенным топором.

— Теперь топорами не воюют.

И снова в спор ввязался Петров:

— Не скажи, я всю войну прошел с топором. Сапером был. Наводил мосты. Не раз купался в ледяной воде. Пять топоров у меня пошло ко дну. Шестой домой привез. Другие с добром, а я с топором. По нам самолеты хлещут, от пуль только шум по воде идет, а мы с топориками — тюк да тюк, и весь фронт на нас глядит, пока переправу наведем. Тогда никто не думал, что топор устарел, Или, может, сейчас возьмем да выкинем наши топоры?..