Испания. Мадрид.
За десять месяцев до событий из пролога.
Рита.
– Рита, давай живее! Марио уже на сироп исходит!
– Помоги, Ками! – подбегаю к подруге и, забрав волосы наверх, поворачиваюсь к ней спиной, чтобы та застегнула молнию на платье. Я и сама безумно волнуюсь, а потому всё валится из рук.
– Готово! – радостно щебечет она. – Конфетка, а не девочка! Пабло язык проглотит, когда увидит.
– Думаешь? – поворачиваюсь к Ками и невольно закусываю губу. – Мы не виделись целое лето! Я так боюсь, что он…
– Не забыл, Рита! Не забыл! Но если не поторопимся, Марио психанёт и уедет без нас. Пойдём, прошу!
– Мой брат – великий зануда! – говорю чистую правду и подбегаю к зеркалу, поправляя наряд.
– О! Я смотрю, лето на побережье прошло не зря! – Ками забавно округляет глаза. У неё врождённый талант строить смешные рожицы. – Помню, ещё весной стоило мне назвать Марио твоим братом, как ты начинала психовать.
– Будем считать, что он прошёл испытательный срок, – отмахиваюсь от нелепого допроса.
– И правда, они с Лусией бьют все рекорды, – хохочет Ками, а я не могу не улыбнуться в ответ.
Марио – сын четвёртой супруги отца, и это не считая моей матери, что сейчас живёт в Барселоне. Что поделать, раз папа настолько любвеобилен и неразборчив. Хотя Лусия, моя нынешняя мачеха, кажется, нашла нужный ключик к сердцу старого ловеласа, и вот уже второй год умудряется быть для него единственной и неповторимой, а я, в свою очередь, наконец смирилась с появлением в своей жизни очередного сводного брата. Да и вообще, парень он неплохой, но какой-то скучный и слегка тормознутый. Ну да ладно, родственников не выбирают…
– Ками, мне не по себе, —признаюсь подруге, разглядывая своё отражение, и замечаю, как она начинает закипать.
Вспыльчивая, эмоциональная, артистичная Ками! Моя самая верная, надёжная и любимая подруга, с которой мы не разлей вода уже пятый год. Ей я могу рассказать обо всём, доверить самое важное и сокровенное. Как жаль, что моей сводной сестрой она пробыла всего пару месяцев. Брак моего отца с её матерью был самым скоротечным. Этакий официальный курортный роман, который обошёлся старику в очень круглую сумму, но зато подарил мне настоящую сестру.
– Рита, ты прекрасна, – мягко шепчет на ухо подруга и ласково проводит по моим волосам, что мягкими светлыми прядями струятся до самой талии. За лето, проведённое на побережье с мамой, они стали ещё длиннее и немного выгорели на солнце. Затем проворными пальчиками Ками поддевает меня за подбородок, обращая внимание на тонкие черты лица, аккуратно подчёркнутые макияжем. Подруга права: я выгляжу замечательно! Только это никак не помогает успокоиться.
– Пойдём! – щебечет она и, схватив за руку, тащит к выходу. – Мне не терпится взглянуть, как отпадёт челюсть Пабло, когда он увидит тебя!
Дорога до резиденции сенатора Ренато Дельгадо, где сегодня своё совершеннолетие отмечает его сын Пабло, занимает не больше получаса, но мне она кажется нестерпимо долгой. Мы не виделись почти два месяца: Пабло уезжал на стажировку в Штаты, а я всё лето провела у мамы. А ещё я не верю в любовь на расстоянии, точнее, сомневаюсь, что самый красивый и желанный парень Мадрида, коим поистине считается Дельгадо, за эти шестьдесят дней вынужденного одиночества не нашёл мне замену…
– Рита, Марио, как я рад видеть вас в своём доме, – расплывается в дежурной улыбке сенатор Дельгадо, совершенно игнорируя держащую меня за руку Ками. Уверена, стоит Лусии развестись с отцом, и из списка приветствия имя Марио также вылетит со свистом.
– Добрый вечер, Дон Ренато! – дарю старику одну из самых обворожительных улыбок. Мой отец спит и видит, что когда-нибудь наши семьи породнятся. Что ж, пока это и в моих интересах тоже.
– Рита, ты стала ещё прекраснее, – продолжает не замечать моих спутников сенатор. – Пабло с друзьями на заднем дворе. Приятного отдыха!
Официальная часть торжества намечена на выходные и обещает получить награду за самое скучное мероприятие в этом году. Слава богу, Ренато прекрасно это понимает, а потому сегодня закрывает глаза на всё, что творится на вечеринке сына.
Минуем огромный холл и по узкому коридору спешим к эпицентру веселья! В отличие от своего отца Пабло знает толк в развлечениях: громкая музыка от лучших диджеев Европы, тающие во рту закуски, море смеха и отличного настроения. Обычно здесь не бывает никого постороннего. Все свои. Только сливки золотой молодёжи Мадрида.
Правда судя по числу гостей, сегодня вечеринку смело можно переименовывать в сливочную. Это мне ещё год корпеть над учебниками в старшей школе , Пабло же с этого года начинает учёбу в Университете, а потому и контингент гостей, собравшихся поздравить парня с восемнадцатилетием, слегка расширился.
– Рита, как соберёшься домой, позвони, – бубнит Марио, заметив вдалеке знакомых ребят.
– Даже спорить не буду, – тащит меня в сторону бассейна Ками. – Он самый настоящий зануда. Ну какой "домой"? Вечеринка только начинается!
Лавируя между гостями, медленно, но верно, мы приближаемся к эпицентру веселья. Ками смеётся невпопад и постоянно что-то комментирует; знакомые и не очень, встречные лица то и дело расплываются в приветственных улыбках и дежурных фразах, но мне нет до них никакого дела. Всё, что хочу я, это найти Пабло.
– Рита, ты видела? Да? – дёргает меня Ками, отрывая от безуспешных поисков моего парня.
– О чём ты?
– Не о чем, а о ком, Рита! Помнишь Марию? А сейчас медленно обернись и посмотри, в чём она пришла.
– Господи, Ками, да какая разница?
Я не помню никакой Марии. А оценивать чужой гардероб – то ещё бесполезное занятие.
– Ну, Рита! – канючит подруга. – Ну, посмотри!
Оглядываюсь, только из-за огромной любви к этой капризуле, но не замечаю ничего стоящего.
– Высокая брюнетка в тёмно-синем, – цокает язычком Ками, понимая, что я смотрю мимо.
– И что с ней не так?
– Рита, у тебя что в Барселоне мозги расплавились? В твоем шкафу висит такое же платье!
– И что с того?
– Что с того? – удивляется Ками, прикладывая ладонь к моему лбу, а затем пшикает, словно обожглась. —Это же прошлогодняя коллекция. Какого чёрта она пришла в этом платье сейчас? Еще бы на Рождество его достала! Вот же идиотка!
– Ты неисправима! – перекрикивая музыку, чмокаю подругу в щеку, а потом замираю…
– Пабло…
Я говорила, что Пабло самый классный парень Мадрида? Что же, забираю свои слова обратно! Пожалуй, только городом здесь не обойдётся. Пабло – идеал!
Не знаю ни одной девчонки, которая бы с лёгкостью не увлеклась этим жгучим брюнетом с глазами цвета лазурного океана и улыбкой Чеширского Кота. Но это все мелочи! Главное же внутри, верно? И вот здесь начинается самое интересное! Под яркой обёрткой, с виду немного нахальной и дерзкой, скрывается до безумия нежный и чуткий, весёлый и отзывчивый парень с добрым сердцем и огромной широты душой.
Мы познакомились несколько лет назад, когда его семья перебралась в Мадрид. Ещё тогда, будучи совсем детьми, мы сразу подружились, а полгода назад решили перевести наши отношения в более романтическую плоскость, объявив себя парой. Долгие прогулки, незабываемые свидания и жаркие поцелуи выбили из моей головы все остальные мысли. По уши влюблённая, окрылённая счастьем, я жила от встречи до встречи, забив на учёбу, обещания, данные отцу, и даже друзей. Пока два месяца назад наши с Пабло родители не решили слегка охладить наш пыл, на лето разведя по разным уголкам планеты. Шестьдесят дней вдали друг от друга. Без возможности прикоснуться, ощутить любимый запах, вживую услышать волнующий голос. Два скучных, серых, бесполезных месяца, которые я ненавидела всем сердцем.
И вот сейчас он стоит передо мной всё такой же безупречно красивый, ставший за лето ещё выше и крепче. Застыв в одной позе, Пабло откровенно пожирает меня искрящимся взглядом. Вижу: он ничего не забыл! Он всё так же любит только меня!
Зато я забываю про Ками и беснующуюся толпу и бегу к нему навстречу, утопая в крепких, но таких нежных объятиях. Мы снова вместе. Теперь навсегда!
Под улюлюканье его друзей и недовольные завистливые взгляды половины собравшихся здесь девчонок, мы растворяемся в долгожданном поцелуе. Лёгком, но страстном, позабытом, но незабываемом.
– Рита, – взволнованно шепчет на ухо Пабло, носом утыкаясь в мои волосы. – Это лучший подарок! Почему не сказала, что вернулась?
– Хотела сделать тебе сюрприз, – мурлычу, тая в его руках. – Я скучала!
– Я тоже, моя девочка!
Весь вечер Пабло не выпускает моей руки, ясно давая понять окружающим, что мы вместе, что наша любовь – навсегда!
Он осыпает меня комплиментами, то и дело касаясь разгоряченными мягкими губами моих. Под громкие ритмы зажигает со мной на танцполе, откровенно скользя ладонями по шелковистому платью. Он так близко, что это сводит с ума, заставляет пылать и желать большего, но мы оба понимаем, что здесь не одни. То и дело Пабло приходится отвлекаться на гостей, а мне вспоминать, что обещала отцу быть примерной и скромной. Старый чудак, неужели он думает, что с его генами великого ловеласа, я смогу вырасти монашкой?
– Во сколько тебе нужно вернуться?
Пабло не выпускает из кольца своих рук, пока прижавшись к нему спиной, я делаю вид, что увлечённо слежу за файер-шоу на импровизированной сцене.
– В одиннадцать, – отвечаю, упираясь затылком в его крепкое плечо. – Уже скоро.
– Чёрт, – бормочет он, нежным дыханием пуская по моему телу миллион непослушных мурашек. – Завтра увидимся?
Киваю, в наслаждении прикрывая глаза.
– Я люблю тебя, – беззвучно шевелю губами, не решаясь произнести вслух. Завтра! Я скажу ему это завтра! Наедине…
– Рита! – сухой голос Марио безжалостно выдёргивает из неги. – Лусия звонила. Нам надо домой.
– Отвали, Марио, – отмахивается от него Пабло, сильнее прижимая меня к себе. – Ещё даже десяти нет. Успеете!
– Я не с тобой говорю, – шипит брат, а потом с уставшим видом смотрит на меня: – Рита, поехали!
– Марио, ты глухой? Не мешай! – огрызаюсь в ответ. – Я никуда не поеду.
– Слушай, – нудит тот, – мне тоже не в кайф твоим извозчиком подрабатывать, но мать сказала, что это срочно. Так что хватит спорить, поехали!
– Эй, ты чего заладил? – от нежности Пабло не остаётся и следа. Чувствую, как он напрягается всем телом, готовый загрызть любого, кто посмеет нам помешать – Мать чья? Твоя! Вот и поезжай. Не мельтеши перед глазами.
– Рита! – не отступает Марио, чем начинает изрядно подбешивать. – У твоего отца проблемы. Большие. Прошу, поехали!
За окном спорткара Марио мелькают огни ночного города. Брат сосредоточенно смотрит на дорогу, продолжая игнорировать мои вопросы.
– Мне начинает казаться, что ты всё выдумал!
Я зла! До безумия зла на этого зануду, что молчит в ответ, а ещё на отца, который умудрился испортить мой вечер.
– Я же сказал, что не знаю подробностей. Лусия позвонила, просила приехать.
– Хватит, Марио, я это уже миллион раз слышала! Ты, как заезженная пластинка, крутишь одно и то же. Ради чего ты утащил меня с вечеринки? Давай, напряги мозги и выдави из себя что-то новое!
– Избалованная эгоистка, – выплёвывает зануда. – Достаточно ново для тебя?
– Идиот! – бросаю в ответ и отворачиваюсь к окну. Со званием брата я точно погорячилась!
– Почему ворота открыты? – вскрикиваю, стоит автомобилю заехать на территорию резиденции семьи Морено. – И что там за сияние?
Тыкаю пальчиком в сторону парковки, что укрыта от чужих глаз пышной изгородью из цветущего олеандра. Яркие всполохи света, мигая, безжалостно разрезают ночное небо, намекая, что больше ничего в нашей жизни не будет, как прежде.
Безрассудно хватаю Марио за руку, стоит нам ступить на парковку возле дома. Мне страшно. Нет, не так. Меня пожирает дикий безотчётный ужас, подкреплённый полнейшей неизвестностью и тремя полицейскими машинами, с равнодушно переливающимися огнями на крышах.
– Что случилось? – дёргаю Марио, добиваясь ответа, но тот, ничего не говоря, тянет меня к дому.
– Марио, что с отцом? – истерично кричу. Его тупое молчание только усиливает мой страх.
– Сейчас узнаем, – бормочет он, слегка ускоряя шаг.
Дверь в дом распахнута настежь. На пороге замечаю двух полицейских, ведущих непринуждённую беседу. Их лица ничего не выражают, кроме полнейшего безразличия к происходящему. Всё верно: переживать должны мы, для них же сегодняшний вечер ничем не отличается от остальных.
– Что здесь происходит? – бегу к ним, бросив Марио позади. – Что с папой?
– Сеньорита Морено? – уточняет один из них, поправляя ремень под свисающим пузом.
– Да, это я! Объяснит мне кто-нибудь, что случилось? – скольжу взглядом по равнодушным лицам полицейских, всё сильнее погружаясь в отчаяние: они явно не горят желанием прояснять ситуацию. – С папой всё хорошо? Он жив? Господи, да почему же вы молчите?
– Ваш отец жив, не волнуйтесь, – говорит второй, более поджарый, но не менее безразличный к происходящему страж порядка.
Вижу, что он готов сказать мне что-то ещё, но не успевает. В глубине дома раздаются чьи-то голоса и беспорядочные шаги, будто там, внутри, целая толпа народа, в панике пытается покинуть здание. Перевожу взгляд за спины полицейских и невольно зажимаю рукой рот.
– Папа! – мой истошный визг оглушает, но кроме отца, согнутого в три погибели, с руками неестественно отведёнными за спину и заключёнными в наручники, никто не обращает на меня внимания.
Срываюсь с места, чтобы подбежать к нему, узнать, что произошло, расцарапать физиономии полицейских, что словно опасного преступника, толпой окружают моего отца. Но те, двое на входе, моментально реагируют, заключая меня в кольцо своих бездушных лап.
– Отпустите! Как вы смеете! Не трогайте меня! – неистово бьюсь в их руках, не оставляя попыток прорваться к отцу. – Это какое-то недоразумение! Папа ни в чём не виноват! Отпустите его!
– Ну-ну, – хмыкает тот, что с пузом. – Разберёмся!
– Вы бы сначала разобрались, а потом врывались в дом к порядочным людям! – скалюсь зарёванным лицом в его сторону, пока отца под конвоем подводят все ближе и ближе.
Встречаюсь взглядом с родными, любимыми, самыми добрыми и отзывчивыми глазами отца. На мгновение. Но этого хватает, чтобы понять: мы обречены. Он ничего не говорит. Не спорит. Не вырывается. Покорно, с виноватым видом, понурив голову, он позволяет полицейским вывести себя из дома, а затем увезти.
– Это какая-то ошибка! – бубню под нос, провожая взглядом караван полицейских машин.
Всё резко смолкает. Меня больше никто не держит. Рядом со мной вообще никого. Только дикое ощущение опустошённости и вязкая неизвестность.
В полной прострации захожу в дом, глупо негодуя, что белоснежный глянец пола весь истоптан чумазыми чужими ботинками. Останавливаюсь по центру огромной гостиной и тихо плачу: я не знаю, что делать в подобной ситуации.
– Марио! – доносится со второго этажа голос Лусии. – Марио! Давай живее!
Вытираю слёзы, размазывая по лицу тушь, и спешу на голос мачехи.
– Что случилось? – хватаю ту за лацканы дизайнерского пиджака из нежно-голубой шелковистой ткани. – Лусия, почему они увели отца?
– Потому что твой отец – вор! – выплёвывает та, небрежно смахивая мои руки со своего дорогущего костюма.
– Неправда! – мотаю головой, но Лусия делает вид, что не слышит.
– Марио, да где же ты? – истерично кричит жена отца, а я замечаю стоящий чуть поодаль от неё чемодан.
– Ты уезжаешь? Сейчас? Когда отца…увезли… когда ему… нужна помощь?
– Рита! – нервно хохочет та. – А что мне здесь делать? Твой идиот-отец потерял всё! У него больше ничего нет! Этот дом арестован, все его счета заморожены, сам он теперь будет гнить за решёткой не один десяток лет! Марио, такси уже приехало! Шевелись, мальчик мой!
– Так нельзя! Ты не можешь вот так взять и уехать! – дыхание перехватывает от услышанного. – Отцу нужна помощь! Уверена, вышло недоразумение.
– Недоразумение – это мой брак с твоим отцом! Если бы я знала, что Винсенто за человек, то никогда и близко не подошла к нему. Но ничего, уже завтра я подаю на развод. Этот брак кроме бесцельно потраченного времени и нервов ничего мне не принёс!
Наигранно поправив копну каштановых волос, Лусия хватает за ручку чемодан и спешит к лестнице.
– Не уезжай! Не сейчас, – вновь цепляюсь за шелковистую ткань её костюма, купленного тем самым идиотом, что якобы разрушил её жизнь. Можно подумать, до брака с моим отцом она купалась в роскоши. Как бы не так! До того, как эта расчётливая стерва попала в нашу семью, она не могла отличить обыкновенный пиллинг от шоколадного обёртывания. Зато сейчас, одетая с иголочки, изнеженная спа-процедурами, вся в золоте и бриллиантах, она безжалостно бросает моего отца в беде. Дрянь! Какая же она дрянь!
Скорчив недовольную гримасу, Лусия вновь встряхивает с себя мои руки, а затем с высоко задранным носом идёт прочь. Стук её каблуков бьёт в самое сердце, окутывая его пеленой разочарования и невыносимого ужаса. Остаться одной перед непосильными проблемами в шестнадцать – то ещё удовольствие!
Смотрю вслед изящной фигуре Лусии, не веря своим глазам: это просто сон! Кошмарный, нелепый, нереальный! Вот только, как бы сильно я ни щипала себя за тонкую кожу, проснуться не получается!
Следом за бездушной стервой спешит её зануда-сынок. Гад держит под мышкой последнюю модель ноутбука, что мой отец подарил тому на день рождения.
– Крысы! – ору им в спины. – Поганые крысы!
Но они меня не слышат. Не оборачиваясь, выходят на улицу, пока мои слова растворяются в тишине огромного пустого дома. Больше не нашего дома.
– Мам, – всхлипываю, прижимая к уху мобильный. – Мне страшно! Очень!
Притянув колени к груди, сижу на широком подоконнике в ещё пока своей комнате и наблюдаю, как водитель такси старательно впихивает чемодан Лусии в багажник.
– Погоди, Рита, успокойся! – взволнованный голос матери то и дело прерывается детским плачем: я позвонила не вовремя. – Что значит арестовали Винсенто? За что?
– Я не знаю, не знаю, – лбом упираюсь в стекло, провожая взглядом растворяющиеся в темноте огоньки фар. – Ты приедешь?
– Рита,– начинает возмущаться мама. А я вижу наперёд, что она мне откажет. Мягко. Сославшись на новую дочь от нового мужа.
– Ты же понимаешь, что я не могу, – в очередной раз она ищет оправдания своей нелюбви. – Милая моя, у Мари лезут зубки, как же я её оставлю? А тащить годовалого малыша через всю страну… ну, сама подумай!
У Мари куча нянек, красавец-отец и вполне себе молодая бабушка, но мать словно не помнит о них, точнее, забывает, что я тоже её дочь. Мои проблемы всегда были для неё чужды.
Мне было лет шесть, когда мама, вот также, как сегодня Лусия, собрав чемодан, решила переехать в Барселону. Одна. Без меня. Ей не хватало свободы. Приключений. Внимания. А мне не хватало её. В шесть сложно понять, что такое развод. Но ещё сложнее его принять.
Отец был готов на всё, чтобы меня отвлечь: лучшие игрушки и всевозможные развлечения, самые изысканные наряды и бесконечная череда психологов. Мои истерики сводили отца с ума. Мои слёзы кислотой разъедали его сердце. Но, увы, запредельная тоска в моих глазах множилась ежедневно, наплевав на все его старания. Парадокс: мне нужна была только мама, но ей не была нужна я. Впрочем, по прошествии многих лет мало что изменилось.
– Да, я… я всё понимаю, мам, – к горлу подступает горький комок слёз: ни черта я не понимаю! Не хочу понимать! Как и решать взрослые проблемы тоже. – Я просто не знаю, что мне теперь делать: кому звонить, о чём просить, как помочь отцу.
– Подожди немного, Рита. У Винсенто целая армия адвокатов. Вот увидишь, уже завтра он будет дома и со всем разберётся. Ну же, успокойся!
– А если нет, мам? Не думаю, что Лусия так быстро сбежала бы из-за ерунды.
– Рита, от твоего отца и не за такое женщины сбегали, так что не принимай близко к сердцу. Грош цена твоему отцу, если завтра же он не вернётся домой. Хотя ему и так цена не больше.
Закрываю глаза и мотаю головой: она ошибается! Мой отец самый лучший! Намного лучше её!
Вновь вспоминаю своё детство. Без мамы. В тот сложный период со мной был только он. Но после её побега даже всемогущий, властный, влиятельный Винсенто Морено оказался бессильным перед лицом детских слёз. Отец ломал голову, пытаясь найти выход, проклинал мою мать, обречённо наблюдая, как я исчезала на его глазах, но рук не опускал. Я перестала толком есть. Играть. Разговаривать. А потом и плакать. Но мама так и не вернулась.
Именно тогда отец научился любить меня за двоих. Именно тогда он в принципе научился любить. А я узнала, что из любой, даже самой патовой ситуации, всегда есть выход.
Отец забыл про работу и неотложные дела, перенёс важные встречи и сменил строгий костюм-тройку на удобные джинсы. Мы бесконечно много гуляли, вместе готовили и дрессировали взятого из приюта лохматого щенка колли. Отец помогал строить куклам дома, рисовать смешные рожицы и даже в лёгкую обыгрывал меня в твистер. Каждое утро он прижимал меня к сердцу, раскачивая из стороны в сторону и шептал, как сильно любит. А перед сном читал добрые сказки и обещал, что всегда будет рядом. Всегда!
Я так привыкла к его любви и заботе, что со временем перестала их замечать. Простила маму, что спустя полгода вольной жизни вспомнила про меня. Отдалилась от отца, устав от его чрезмерной опеки и постоянных наставлений.
Вот только сейчас, скрючившись возле окна с зажатым в руках мобильным, из которого всё ещё доносится недовольный голос матери, обливающий грязью отца, в унылом одиночестве, посреди совершенно пустого дома, я тихо глотаю слёзы и мечтаю о сущей мелочи – обнять своего старика и сказать, что тоже его люблю.
В одном мама права: утром отец вернулся. Помятый. Осунувшийся. С потухшим, безжизненным взглядом.
Кручу в руках чашку с давно остывшим кофе, не в силах поверить в слова отца:
– Пап, скажи, что всё будет хорошо, – прошу в сотый раз. – Неужели твои адвокаты не могут ничего сделать?
– Прости, родная, – бормочет он, не смея поднять на меня глаз. – Я всё испортил.
Так просто: «Я всё испортил». Только под этими словами скрывается вся наша жизнь!
– И что теперь, пап?
– Они не оставили мне выбора, дочка: либо я помогаю следствию, либо меня посадят. В первом случае я смогу сохранить дом, часть активов и со временем вернуть всё обратно, но…
– Ты выбрал первое, правда? – с надеждой смотрю на его угрюмое, но такое родное лицо.
– Да, Рита. Прости.
– За что ты извиняешься, пап? Всё правильно! Поможешь им, и всё вернётся на круги своя.
– Ты не понимаешь, Рита…
– Так объясни!
Отец вздыхает, но продолжает молчать. Слова камнем застревают в его горле. Он словно не уверен, что мне стоит знать. И всё же, пересилив себя, говорит.
– Те люди, которые их интересуют, они… они очень опасные, Рита.
– И что? Ты боишься, верно?
– Боюсь, – соглашается папа. – За тебя боюсь, дочка. Я смогу помочь следствию, но только если буду уверен, что ты в безопасности. Тебе придётся на время уехать, Рита.
– На время? – перспектива не из лучших, но ради отца я готова ещё пару недель потусить у матери.
– Примерно на год…– обрывает мои надежды старик.
– Что? – чашка выскальзывает из рук и с брызгами приземляется на стол. Но ни я, ни папа этого не замечаем. – Ты выпроваживаешь меня к маме на целый год? Ну нет, пап, пожалуйста! Мне хватило лета! Я больше не смогу с ней! Здесь вся моя жизнь: школа, Ками, Пабло! Прошу папа!
– Если я не смогу тебя спрятать, то на сделку со следствием не пойду! – отец впервые за утро решается посмотреть мне в глаза. В них столько боли и отчаяния, что перехватывает дыхание.
– Но тогда – шепчу, не обращая внимания на разъедающие горло слезы, – тогда тебя посадят?
– Да, Рита, меня посадят, а тебя отправят к матери.
Смотрю, как кофейные разводы безжалостно поедают своей чернотой некогда белоснежную скатерть, откровенно намекая, что всё хорошее в моей жизни осталось позади. А потом перевожу взгляд на отца и, не веря в происходящее, киваю.
– Хорошо, пап, как скажешь. Я перееду к маме, – понимаю, что теперь мне в любом случае грозит там оказаться, но так у отца хотя бы будет шанс.
– Нет, Рита, – окончательно добивает меня Винсенто Морено. – Найти тебя у Лауры не составит труда, а я должен быть уверен в твоей безопасности. Поэтому ближайший год ты проведёшь у моего отца.
– Он же умер, пап?
– Это я для него умер много лет назад, когда следом за твоей матерью переехал в Испанию. Поверь, Анхель живее всех живых. Собирайся, дочка, вылет в Буэнос-Айрес через несколько часов.