Мы живем один раз, верно? И сделать это еще раз у меня никогда не будет возможности. Почему я сижу на месте без риска, удовлетворяя свою идиотскую гордость? Лишаю себя подросткового счастья только потому, что боюсь выглядеть дурой?
На улице зима, начало января. Выскочить за Джэем в таком виде, в котором я ходила по дому, я никак не могла.
Нужно было быстро думать.
Я всунула ноги в сапоги Али, натянула ее шубу и, схватив ключи с тумбочки, выбежала из квартиры.
В груди меня жгли эмоции, энергия заставляла трястись мои руки. Размер Али был больше моего, поэтому мои босые ноги гуляли в обуви. Шубу я запахнула, в глубокий карман бросила ключи и побежала вниз по лестнице, так как лифт продолжал не работать.
Мои ноги спотыкались, каждый раз я боялась слететь вниз кубарем. Шуба была тяжелой, и мне, казалось, что я не бегу, а ползу как черепаха. Как я его так догоню?
По середине пути я скинула с себя шубу и бросила ее в угол лестничной клетки. Али простит меня, я знаю.
Бежать стало проще, и я выскочила из подъезда. Холодный ледяной мороз ударил меня по коже резким ветром, я моментально покрылась мурашками, но возвращаться в тепло я не собиралась.
Сердце билось словно сумасшедшее, казалось, оно готово выпрыгнуть у меня изо рта. В груди выжигало, душа трепетала, истекая чем-то горячим, даже кислотным.
Я побежала через двор к центральной дороге, где на остановке Джэй скорее всего ждал автобус до своего дома.
Он действительно был там, готовый ступить на лестницу в автобус.
– Джэй!
Он обернулся, замерев.
Какого ему сейчас видеть меня такую слабую и побежденную? Готовую упасть в снег? Я потирала свои плечи, проглатывая холод и пыталась сдерживать слезы.
Он казался растерянным.
– Триша, – откликнулся он, и сорвался с места.
Я не смогла сдержать улыбку: он снова назвал меня «Тришей».
– Я, – ответила я.
– Дура, – бросил он, снимая с себя куртку и накидывая мне ее на плечи, я моментально просунула руки в рукава и застегнула ее, – бегом домой!
Он схватил меня за предплечье и как можно быстрее направился к моему дому. Я телепалась за ним, ощущая легкость внутри. Я снова просто Триша.
Вдруг в моих мыслях проскочила идея, от нее внутри загорело еще сильнее, чем, когда я бежала за парнем. Я почувствовала, что, не смотря на холод, мои руки вспотели. Дыхание сбилось, а сердце унеслось в диком ритме.
Скажи!
Мои губы и язык онемели, и я пыталась победить свое тело всю дорогу до дома.
Мы вошли в подъезд, и он заглянул мне в глаза. Оба глаза были карими.
Ну же, скажи!
Я шевельнула губами, но те были сильнее меня, и я только опечаленно вздохнула.
– Такая погода на улице, а ты голая пошла, – возмущенно, но при этом как-то восхищенно говорил он.
Ну, давай!
Я попыталась, но губы не шевельнулись. Мысли были способны кричать: «Люблю, люблю, люблю», – но язык не смел это повторить.
– Ну ответь ты хоть что-нибудь, – выдохнул Джэй, отпуская мое предплечье.
Я глубоко вдохнула и, закрыв глаза и вся сморщившись, словно мне положили на язык лимон, выдавила:
– Я люблю тебя!
Я открыла глаза.
Джэй стоял передо мной, уткнувшись взглядом в пол, тихо он промолвил:
– Ты все испортила.
– Что? – я не поверила своим ушам.
Опять что-то не так?
– Что ты хочешь? – тихо спросил Джэй, не поднимая взгляда.
– Встречаться, – так же тихо ответила я, понимая, что скоро Джэй скажет то, что заставит снова меня плакать.
– Прости, Биа, – выдохнул он, – сегодняшнюю ночь я провел с другой девушкой и, мы теперь, вроде как, вместе.
Внутри меня что-то упало.
– Кто? – выдавила я, чувствуя что-то непонятное внутри.
– Ты ее не знаешь, – ответил он.
– И тебя знать не хочу! – выкрикнула я, сняв с себя куртку и бросив на пол. – Как же я была рада, когда ушла тогда! Ты бы знал, какой ты идиот! Придурок! Всегда бесил меня! Ты мне не нужен! Я забираю слова обратно, это вообще шутка! Не люблю я тебя!
Я кричала, чувствуя, как слезы желают сорваться с ресниц.
Джэй молчал, продолжая смотреть в пол.
Бегом я стала подниматься вверх по лестнице, оставив парня внизу.
С другой девушкой? Тогда к чему все это было?
Хотелось кричать, извиваясь по полу. Почему именно он предал меня? Он!
По пути вверх я захватила шубу Али, дрожащими руками открыла дверь, и только когда проникла в квартиру и закрыла за собой дверь, позволила слезам покатиться по моим щекам.
Дура! Во всем виновата ведь я! Если бы тогда я не повела себя так, он бы не провел ночь с той девушкой, и сегодня все было бы по-другому.
Я! Я виновата!
С губ сорвался протяжный вой моей боли, и я на корточках поползла к себе в комнату. Ну за что?
Сбилось дыхание, и я поняла, что задыхаюсь в соплях и слезах, что пеленой закрывали мне вид. Основанием ладони я растирала по лицу слезы.
Почему я такая идиотка?
Я так и не доползла до своей комнаты, упав на пол в коридоре на живот. Крик обиды, облегчая отвратительное выжигающее изнутри чувство, сорвался с моих губ. Сопли, слезы, слюни стекали с моего лица на пол. Все мое тело дергалось в судорогах, я не могла правильно дышать, я не могла вдыхать вообще, чувствуя резкие сокращения диафрагмы, что выталкивала воздух обратно.
Я упала напротив зеркала, поэтому я видела свое распухшее лицо, которое, казалось, пятнистым из-за остатков в некоторых местах тонального крема. Глаза были отекшие, красные, на белке были множество лопнувший капилляров.
Расплата за мое хамство любящим меня людям.
Я подтянула ноги к животу и попыталась встать обратно на корточки, втягивая обратно слюну и сопли. В таком состоянии я все же добралась до своей комнаты.
Когда я оказалась на пушистом ковре своей комнаты, я услышала вибрацию телефона и моментально подскочила к кровати. Телефон высвечивал чужой для телефонной книги номер, но я узнала его. Я как можно скорее ответила.
– Биа, – выдохнул Джэй на том конце, – прости, я не знаю, что нашло меня тогда ночью.
– Зато я знаю, – прогундосила я.
– Ты плачешь? – Джэй был поражен.
– Нет, смеюсь, – на полном серьезе ответила я.
– Не ври, я же слышу, – выдохнул Джэй.
– Я и не врала, – ответила я.
– Мы можем дружить как раньше? – спросил он.
– Боюсь, твоя девушка не поймет этого прикола, – ответила я.
– Я все ей объясню.
– Все ровно не поймет, – ответила я.
– Биа, прости меня, пожалуйста, я не хотел делать тебе больно, но и оставить Сандру я не могу.
– Я все понимаю, – ответила я и сбросила.
Сандра…
Ну, конечно, какое дело ему до Беатрисы, когда есть Сандра!?
Телефон в моих руках снова завибрировал, но я не стала отвечать, убрав его под подушку. Вибрация слабо доносилась до моего слуха.
Слезы высохли, и я сидела на крае кровати, разглядывая узор ковра. Телефон продолжал вибрировать.
Я игнорировала его, понимая, что теперь нужно думать о другом: об учебе, об будущем, о себе.
Я достала телефон из-под подушки, Джэй больше не названивал, и я выключила телефон, положив его обратно.
Я поклялась себе, что больше никогда его не включу.
Я? Я не включить телефон?
Я достала телефон обратно, сняла заднюю крышку, вытащила батарейку и маленькую сим-карту, благодаря которой со мной могли связываться люди. На телефон я надела обратно крышку и положила его обратно под подушку. В руках я сжимала батарейку и сим-карту.
«Перезаряжаемая Li-lon батарея 3,7 B DS 1500 мАч 5,55 Ватт в час. Максимальное напряжение для заряда 4,2 В. Используется только оригинальные батареи. Перед применением ознакомьтесь с инструкцией. Не касаться контактов батареи металлическими предметами. Сделано в КНР.»
Я поднялась с кровати и прошла к окну, выбрасывать все это в мусорное ведро было нельзя, иначе я бы не справилась и достала бы их обратно, а вот искать в снегу батарейку и сим-карту я не стану, и даже если стану – не найду, а к весне оба этих агрегата потеряют свою работоспособность.
Я открыла окно и первым выбросила сим-карту. Батарейку я сжимала в руках, понимая, что, если выброшу ее в окно, вернуть все обратно я не смогу.
Глубоко вдохнув и собрав свою волю в кулак, я швырнула батарейку из окна. Она полетела куда-то далеко, по пути врезавшись в ветку дерева и осыпав на машину снег.
Я выдохнула пар, и закрыла окно.
Теперь начинается новая жизнь.
Я прошла к шкафу. Там, где-то должен был лежать старый металлический будильник, ведь телефона, что выполнял и функцию будильника у меня больше нет.
В поисках я поняла, что уже не думаю о Джэе.
Металлический, рыженький. Я нашла его в пакете с ненужными вещами в нижних полках шкафа вместе с покрывалами и ни разу не использованными полотенцами. Я сразу же завела его на семь часов утра и поставила возле кровати на пол. Тумбочки у меня не было, поэтому ставить его было некуда.
Шкаф оказался кладезью вещей, о существовании которых я даже не догадывалась. В пакете с будильником так же лежали монетки, что вышли из использования, колокольчики с голубыми ленточками, значки, флаг на деревянной палочке, пара старых батареек и странная тетрадь.
Она была полностью исписана чужим мне подчерком. Обложка была потертой, но на ней явно был изображен лимон. Тетрадь была толстой, 96 листов, но из нее были не аккуратно, словно в спешке, вырваны пара страниц.
Я разместилась на полу у кровати, листая тетрадь. На первой же странице сверху было написано: «Является личной собственностью Лайтис».
Лайтис?
Тетрадь была самым обыкновенным личным дневником, в котором девушка описывала успехи на работе, в любви, в семье.
Кто такая Лайтис?
Я долистала в конец, совершенно не погружаясь в записи. В конце красной ручкой было написано «Арселия Лиз Паласиос».
Мама?