Добрейшие люди

В Сиди аль-Хабиби

Перевод С. Сухина

Народ все прибывал. Покупатели столпились перед дверью лавки «аль-Каин», что находится на улица аль-Садд аль-Баррани, в районе Сиди аль-Хабиби. Они толкали друг друга локтями, плечами, поднимая вверх руки с зажатыми в них пиастрами, требуя товар:

— На три пиастра мелочи, дядя Абду…

— На десять пиастров окуня и пряностей!

— Клянусь аллахом, дядя Абду, я уже два часа жду… Салака есть?

— Два куска угря, дядя Абду… Шевелись живее, дядя Абду… Ты что толкаешься, сестра?

Перед всей этой толпой за стеклом стоит дядя Абду. Его тело в постоянном движении, как автомат. Его пальцы ловко выхватывают куски жареной рыбы с желтых медных подносов, покрытых зелеными стеблями гиргира и бакдуниса[14], быстро бросают их в заранее приготовленные картонные коробочки, добавляя маленькие кулечки пряностей. Затем он высоко протягивает руку с коробкой:

— Пять окуня!

В ответ тянется рука, и чей-то голос объявляет:

— Сюда окунь!

Покупатель уплачивает пять пиастров и получает коробку с рыбой. Дядя Абду бросает монеты в стоящий сбоку ящичек и вновь повторяет операцию упаковки. Черты лица его проникнуты серьезностью. Тяжелые брови, ниспадающие на веки, сблизились, собрав строгие морщины; кончики усов поднялись вверх так, что сомкнулись с бровями, образуя волосяной прямоугольник, в глубине которого виднеются глаза. На голове у него белый колпак с шелковой ленточкой. Эта огромная голова с тяжелыми бровями и закрученными усами совсем не соответствует тщедушному туловищу дяди Абду.

Время от времени он поворачивается к двери, ведущей внутрь лавки, чтобы угрожающе крикнуть:

— Кончай скорей, Заки! Подносы почти пусты. Шевелись, парень, пока я тебе не задал трепки!

Оставим дядю Абду и покупателей с их шумом и криками и заглянем во внутреннее помещение лавки. Здесь слышен шум другого рода — гудение газовой плиты и шипение жарящейся в масле рыбы. И то и другое, однако, заглушается пением подмастерья Заки. Изнутри лавка не радует взора. Потолок и стены покрыты таким слоем сажи, что нельзя определить их естественный цвет. Раковина с краном; в одном из углов отверстие для стока воды; скользкий, сырой пол, покрытый плавниками, рыбьими внутренностями, жабрами. Воздух здесь пропитан смешанным запахом жира, чеснока, тмина и жареного.

В центре этой изумительной картины перед плитой со сковородками стоит Заки. Рядом с ним таз, наполненный кусками свежей рыбы. В руке у Заки железный прут, с помощью которого он переворачивает рыбу на сковородке, весело напевая вполголоса:

— Ты поднялся над крышами, и у тебя украли одежду, о Абду… Нет, клянусь пророком, о Абду!..[15]

Тут снова слышится звенящий окрик дяди Абду, который топорщит усы и восклицает:

— Поворачивайся живей, парень, не то клянусь тем, кто создал пророка[16], разрежу тебя на куски и зажарю на сковороде, что стоит перед тобой…

Заки бормочет о том, что он имеет в виду другого Абду, затем покорно замолкает.

Удивительно, что угрозы дяди Абду так сильно действуют на Заки. Ибо сама по себе угроза разрезать на куски и зажарить на сковородке просто смешна. Из этого Заки, которого дядя Абду называет не иначе как «парнем», можно было бы сделать четырех Абду. Широкоплечий, с упругими мускулами, большеголовый, с дремучей растительностью на груди и руках, с крупными чертами лица, Заки являл собою как бы увеличенную копию человека, похожего на сказочные создания из книжки о Гулливере.

Будучи щедрой в сотворении тела Заки, природа поскупилась при создании его мозга, если она вообще не забыла о нем. Это — самое глупое создание аллаха, и с самого рождения Заки не называли иначе, как осленком. Это прозвище стало его вторым именем, а имя его отца постепенно забылось. Он вырос в лавке дяди Абду, который приютил его и стал поручать ему всякую мелкую работу, предоставляя ему взамен пищу и ночлег. Кроме лавки и Сиди аль-Хабиби, Заки не знал ничего. Он почти не расставался с этими двумя местами и был более общительным с рыбой, нежели с людьми.

Между ними — Заки и рыбой — установились особого рода дружба, симпатия и доверие. Людей же Заки чуждался. Он смотрел на них, столпившихся за стеклом, восклицавших и хватавших пакеты с рыбой, как смотрит человек на диких зверей. Когда у него бывала свободная минутка и он садился, чтобы поразмыслить — если, конечно, допустить, что в его голове имелось что-то, чем можно было мыслить, — его более всего огорчало, что аллах создал его человеком, а не рыбой. На что нужно ему это огромное тело, большая голова, покрытая густыми волосами, и длинные конечности? Разве можно сравнить его большой рот с маленьким ртом рыбы? Разве можно сравнить его ноги с красивым, прямым рыбьим хвостом, а его руки — с тонкими, острыми плавниками рыбы?

Он с отвращением и испугом смотрел из-за стекла на толпы людей. Его огорчало то, что бедная рыба ничего не могла сделать и покорно и униженно сдавалась ножу и сковородке, чтобы эти двуногие звери с аппетитом пожирали ее.

Так и оставался Заки осленком в своей замкнутости и нелюбви к людям внутри лавки среди рыб… И вдруг однажды среди сборища человекообразных зверей-покупателей, столпившихся за стеклом, он увидел ее. Голова его закружилась, и он зашатался, как пьяный. Кто это? Суния Авия, и никто иная! Кто, кроме нее, может сотворить с ним такое?

Впервые он увидел ее, когда из толпы раздался ее голос, требуя на пять пиастров окуня. Для него ее голос, наполненный какой-то странной сладостью, прозвучал совсем по-иному, чем голоса других… Он оглянулся, чтобы увидеть ее лицо, и уставился на нее в замешательстве.

Окунь? На что ей окунь? Она сама, с ее полными руками и округлыми плечами, как белая рыбка.

Девушка вновь позвала дядю Абду, но, не получив ответа, начала расчищать себе путь через плотное скопище тел, добралась до двери лавки и протиснулась внутрь.

Боже милостивый! Что это? Аллах с таким мастерством не создавал еще человеческого существа. Это круглое лицо, розовые щеки, похожие на спелые помидоры!.. Косынка, закрывшая одну бровь… Маленькие розочки, сыплющиеся с нее на волосы… А плечи!.. Да защитит вас аллах! Черная миляя[17] соскользнула с них, открыв прозрачную блузу… Нежные, белые плечи, полные руки и грудь, восставшая против своего прикрытия, стремящаяся во что бы то ни стало освободиться от него и вырваться на волю…

Он услышал ее сердитый, возмущенный окрик:

— Что же это, дядя Абду? Полчаса зову, рву голос, и никто мне не отвечает! Дай мне окуня на пять пиастров!

Однако дядя Абду ей не ответил, а закричал Заки:

— Кончай скорее, парень! Живей, Заки, поднос уже пустой!

И вновь раздались восклицания девушки:

— О аллах! Клянусь пророком, о Заки, брат мой, кончай скорее, прошу тебя!

От этих слов теплая волна разлилась по телу Заки. «О Заки, брат мой!»

Впервые к нему обратились подобным образом, и кто? Эта прекрасная, чарующая волшебница! Отвернувшись в смущении, Заки занялся делом.

Вечер прошел благополучно. Окончив работу, Заки присел, мечтая о девушке.

Прошло два дня, в течение которых Заки внимательно вглядывался в посетителей, ища и не находя ее среди них… Она пришла на третий вечер и после этого продолжала приходить каждый день, чтобы купить рыбы и обменяться с Заки обычными, но такими пленительными приветствиями.

Так любовь вонзила свои клыки в сердце Заки-осленка. В неопытное сердце, не знавшее до тех пор, что такое любовь, и даже не замечавшее ранее женщин…

Заки был вполне удовлетворен этими случайными приветствиями и тем, что он имел возможность видеть ее каждый вечер, когда она приходила за рыбой.

Но однажды, зайдя в соседнюю лавку Сайида аль-Хадари за пучком бакдуниса, он вдруг услышал стук кабкабов[18] по тротуару, приближавшийся, словно ритмичная музыка, и затем волшебный голос, обращенный к нему:

— Добрый день, си Заки![19].

Он обернулся и увидел ее во плоти и крови! Она жевала резинку и аппетитно причмокивала языком.

От неожиданности Заки охватило сильное смущение. Его, как говорится, пронзила стрела аллаха, и он не мог произнести ни слова.

Между тем волшебница продолжала:

— Ну и ну! Что же ты молчишь, парень? Добрый день, си Заки!

Наконец аллах ниспослал ему дар речи, и он ответил хриплым голосом:

— День добрый!

Тут хозяин лавки аль-Хадари начал прихлопывать в ладоши, молодецки играя бровями и припевая:

— О девушка Сона, до чего прекрасны твои ножки!

Пораженный такой непристойностью, Заки осуждающе посмотрел на аль-Хадари, затем с удивлением спросил его:

— Сона? Ее зовут Сона?

— Вот те на! А ты не знал? Это ж Сона, девушка, что твой миндаль! Работает в доме аики[20] Закии.

— Как работает?

— Как работает? Не инспектором, конечно, и не проповедником. Работает девкой, дурень.

— А что это такое?

— Э, да ты совсем балда! Неужели ни разу не был в доме Закии? Посмотрите на этого невежду! Хочешь пойти со мной сегодня вечером?

— Пойти к Соне?

— Да, к Соне, — подтвердил Сайид. — А что, боишься? Гони бурейзу![21].

Заки с сожалением покачал головой. Сайид вновь принялся уговаривать его:

— Что, нет бурейзы? Ну и не надо. Приглашаю за мой счет. Жди меня здесь после работы…

Остаток дня Заки провел в полной растерянности, ничего не замечая вокруг себя. Наступил назначенный час. Дядя Абду ушел домой, и Заки закрыл лавку. Однако вместо того, чтобы отправиться домой спать он надел гильбаб[22] и вышел на улицу. Сердце его начало учащенно биться. Наконец подошел Сайид, и они молча дошли до улицы Селима, затем пересекли улицу Зейн аль-Абдин и свернули направо в мрачную улочку, где Сайид начал то и дело сворачивать направо и налево, а Заки покорно следовал за ним, совершенно утонув в мыслях о Соне. Она стояла перед его глазами. Черное покрывало спало с нее, оставив ее тело в прозрачной рубахе, которая подчеркивает ее прелести… Затем его воображение еще больше разыгралось, снимая с нее тонкие одежды, и она предстала перед ним обнаженная, или, как говорят люди, в том образе, в каком ее создал аллах.

Дальше пойти он не успел, ибо очнулся, столкнувшись со своим спутником, который неожиданно остановился перед небольшой деревянной дверью. Заки охватило сильное смущение, и он со страхом спросил:

— Уже пришли? Это и есть дом аики Закии?

— Да нет еще, глупый.

Сайид несколько раз постучал в дверь. Не успокоившись, Заки с удивлением спросил снова:

— Что мы здесь будем делать?

— Расслабимся малость, осленок. Следуй за мной.

В этот момент дверь медленно отворилась, и из-за нее показалось чье-то лицо.

— Добро пожаловать, Сайид… Кто это с тобой?

— Заки-осленок, подмастерье дяди Абду.

Сайид вошел в дверь, и Заки ничего не оставалось делать, как последовать за ним, силясь понять, что же означает слово «расслабиться». Они шли по темному подвалу, в конце которого виднелся бледный свет, исходивший, видимо, от стеклянной лампы… Заки почувствовал странный запах. Он услышал, как Сайид громко произнес «салям алейкум». Несколько голосов ответили вразнобой: «Алейкум салям ва рахматулла!»[23].

Заки обвел глазами помещение, которое оказалось небольшой комнатой, где несколько мужчин сидели полукругом на полу так, что спины их касались сырых стен.

Сайид занял свое место в кругу и, дернув Заки за рукав, усадил его рядом с собою. Человек, сидевший в центре полукруга, хрипло крикнул, обращаясь к кому-то в глубине комнаты:

— Эй, парень, пора начинать!

Из соседней комнаты появился парень, неся в руках небольшой кальян, ничем почти не отличавшийся от того, который Заки видел однажды в соседней кофейне, только этот был меньших размеров. Кальян пошел по кругу. Каждый из сидевших делал глубокую затяжку и передавал его соседу, пока он не дошел до Сайида, который, в свою очередь, передал его Заки. Какое-то мгновение Заки держал кальян в руках, пока Сайид не толкнул его локтем, сердито прошептав:

— Сделай затяжку, дурень! Э, да ты совсем новичок!

Заки взял в рот мундштук и затянулся так глубоко, что сидевший рядом с ним не выдержал и воскликнул:

— Полегче, парень, полегче! Хватит!

Заки передал мундштук соседу и стал смотреть, как кальян обходит круг, пока вновь не подошла его очередь. После второй затяжки он почувствовал, что дышать стало труднее, словно какая-то тяжесть придавила его грудь. Однако постепенно это ощущение прошло, и ему стало казаться, что его тело быстро теряет свой вес и становится легче, как будто он вот-вот полетит по воздуху. Он почувствовал, как его руки превратились в крылья. Заки посмотрел на присутствовавших и увидел, как их очертания постепенно растворяются в воздухе, пока наконец не исчезли совсем.

Вдруг он повернулся и неожиданно увидел, что комната наполнена голубым дымом. Издалека до его слуха доносились нежные мелодии, сквозь которые он различил голос Соны, зовущей его:

— Добрый день, си Заки!

Он почувствовал приятную прохладу, голубой дым все сильнее сгущался вокруг него. Наконец, ему показалось, что он окутан густым туманом, превращающимся в капельки воды, которая постепенно окружила его со всех сторон. Его ноги не нашли опоры в этой воде, но, что еще более удивительно, он увидел, что у него и ног-то совсем нет, а вместо них хвост, как у самой настоящей рыбы!

Чудо! Как это могло случиться? Заки стал рыбой, и аллах тому свидетель! Вот хвост, а вот плавники. Он совсем свободно может дышать в воде, он может плавать, как он хочет! Хвала аллаху! Осуществилась его заветная мечта. Наконец-то он навсегда покинул тех человеко-зверей и вошел в мир рыб. Радуйтесь, рыбы! Заки, ваш король, отомстит за вас людям!

И начал Заки-сом (ибо он нашел себя похожим именно на сома) перемещаться в своем новом мире до тех пор, пока после долгого плавания не почувствовал голод. Удивительное дело! Неужели у них в этом мире нет ничего съедобного, хотя бы кусочка сыра?!

В этот момент он увидел в воде кусочек какой-то пищи, устремился к нему, изо всех сил работая плавниками и хвостом, и, раскрыв рот, проглотил его.

Вот тут-то и произошла катастрофа! Ну и глупый же он осел! Что-то острое прокололо его рот и дошло до уха… Как с такой легкостью он смог попасться на наживку! Несколько минут всего проплавал в воде, и вот на тебе, его поймал человек! Так просто и глупо попасться…

Он попытался освободиться от крючка, однако почувствовал, как какая-то сила быстро тащит его кверху, и в мгновение ока он уже оказался над водой. С силой он стал бить хвостом, пытаясь спастись бегством… Затем он повернул голову в отчаянии, и его взгляд упал на жестокого, преступного злодея-рыболова. Но кто это?! Она! Сона… Кто бы мог поверить, что именно она вытащит его из любимой среды! Он почувствовал, как вода давит на него, заставляя его терять сознание…

А тем временем женщина переворачивает его в руках, берет нож, отрезает его плавники, хвост, затем хватает его за жабры, а он молит ее о пощаде, призывая на помощь милосердие аллаха. Он услышал звук зажигаемой керосинки и шипение масла, и что-то похожее на вертел прокололо его бок. Заки попытался высвободиться, однако это «что-то» продолжало прокалывать его, и тут он услышал голос, кричащий ему:

— Вставай, пора идти!

Он с трудом поднял отяжелевшие веки и увидел Сайида, толкающего его локтем в бок и говорящего настойчиво:

— Очнись же, парень. Курильня закрывается, пошли!

Заки глухо спросил:

— Куда?

— К Заки-аике, посмотришь Сону.

Но Заки в ужасе вскрикнул:

— Сону? Ни за что! Хватит того, что ты со мной сделал. Заклинаю тебя аллахом, проводи меня в лавку!

И Сайид довел его назад до лавки. После этого Заки, едва завидев Сону, чувствовал, как дрожь пробегала по его телу…

Так окончилось его первое и последнее приключение.