Добро пожаловать в Накки-ярви

Глава 1. Работа, есть работа

Передвигающиеся по склону долины люди казались маленькими муравьями. Зелено-коричневые камуфлированные костюмы почти сливались с окружающей местностью и иногда просто исчезали в светотенях горного пейзажа. До выхода на назначенный рубеж оставалось достаточно времени, но график графиком, а запас из десятка минут пригодится всегда. Всякое может произойти в горах, к тому же на чужой территории, где официально нас нет, а тут еще на душе гадостное ощущение какой-то предстоящей неприятности. Под словом «неприятность» подразумевается провал операции. Кто-то красиво сказал, что для спецназа нет не решаемых задач, но это всего на всего лишь красивая фраза для амбиционных негодяев и сладкоголосых дураков. А приближающиеся к границе горного плато люди таковыми не считались — дураки, дилетанты и слабаки отсеивались сразу же, кто — без выслуги лет на «гражданку» или обратно к старому месту службы, а кто и в могилу. Специальное подразделение отдела «П» при Генштабе Министерства Обороны выполняло свою «работу» всегда негласно и очень аккуратно, ведь специфика его деятельности шла вразрез со всеми уставами, законами и международными соглашениями, и это — при острейшей конкуренции со смежными «конторами». Нас нет даже в штатном расписании отдела, все мы числимся на различных должностях в разных воинских частях и организациях министерства и в данный момент официально находимся на тренировочных сборах при Центральном Спортивном Клубе Российской Армии. Где-то в маленьком гарнизоне под Архангельском уже несколько лет пустует мое кресло начальника физической подготовки полка, а зарплата и командировочные исправно перечисляются на пластиковую карту, как офицера, находящегося в длительной командировке.

Короткий писк рации дал знать, что наблюдатели заняли позиции по краю склона и приступили к визуальному контролю к подступам в долину. Открытого выхода в эфир не предусматривалось до окончания операции, по этому по накатанной схеме пользовались набором простых сигналов: нажал «вызов» один раз — выполнено такое-то действие, два раза — следующее, три — последующее, и так далее в различных комбинациях. Примитивно, но надежно.

За спиной громко засопел Ходуля, пытаясь обратить на себя какое-то внимание. Для его группы задача стояла специфическая. Несколько «клиентов» обездвиженных специальным препаратом ожидали своей очереди в сложном плане операции, а Генка Ходков должен обеспечить этот этап. Не поворачиваясь, показываю кулак, и сопение тотчас прекратилось. Глупых пустопорожних разговоров мне не нужно, а по делу доклад последовал бы мгновенно. Осторожно спускаюсь к самому склону, где в ожидании моей команды неподвижными валунами застыли бойцы передовой группы, той самой, которую сегодня возглавляю я. Обычно этими головорезами командует Хек, но на этот раз его пришлось поставить на другое место.

Время отсчитывает последние минуты, а я пытаюсь просчитать все возможные и невозможные варианты действий. Мрачные мысли царапают нервы, и успокоить их пока не получается. Что-то не складывается, чую всеми фибрами души, а где при подготовке операции допущена ошибка не понять. Фотографии, переданные со спутника, казались чуть размытыми, хотя умники из управления Военно-Космических Сил клялись, чуть ли стуча не пятками себя в грудь, что смазанным получился только участок долины и местности вокруг нее, а остальное можно рассмотреть без труда. Тогда прождали несколько суток для повторных съемок, но каждый раз получалось то же самое. Смогли кое-что уточнить с помощью визуального наблюдения, но не все. Хорошо, что все сторожевые посты смогли выявить, а что нас ожидает в самой долине, круглой как кастрюля, удалось узнать не много. Но бог с ней, с этой аэрофотосъёмкой, за несколько дней, пока ждали Ходулю с грузом, смогли поднакопить достаточно информации и провести некоторую подготовительную работу. Только вот не в правилах нашей команды слишком долго «тусоваться» вблизи объекта интереса — специфика не позволяет. А тут еще одно отступление от привычного стиля работы: в отряде аж три чужака! Мутные какие-то, другим словом и не назовешь. «Пиджак» с лицом классического «ботаника», ему б в НИИ сидеть и на крысах лабораторные опыты ставить, а не по азиатским горам лазать. С ним, как привязанные, два деятеля из ГРУ, а это — совершенно другая епархия, с нашими делами не связанная. Все это навевало отнюдь не веселые мысли, скорее — печальные. При таком раскладе мы исполняем роль «мяса», а точнее, нашими руками и жизнями берется добыча, а мы с этого имеем шиш с маслом, ну, еще кучу всяких неприятностей.

Прозвучал третий сигнал — все на исходных рубежах, но до начала осталось несколько минут. По привычке оглядываю ребят, но именно — по привычке, предстоящие действия в долине расписаны и натренированы до автоматизма. Одним глазом кошу на циферблат, не выпуская из поля зрения небольшую деревню — нашу главную цель. Часы, как и все остальное на нас, обезличены, чтобы, не дай бог случись что-либо непредвиденное, нашу принадлежность определить не представлялось возможным.

— Товарищ майор. — Из-за спины донесся голос «пиджака», дай бог памяти — Семена Исааковича Гершвица. — Вон тот дом на возвышении. По моим предположениям именно там находится интересующий нас объект.

Глазастый, однако. С разных сторон подобрались поближе оба гэрэушника, которые демонстративно контролировали каждый шаг яйцеголового балласта. Эта сладкая парочка настораживала больше всего. В них явно ощущалось умение, по повадкам и манере держаться опытный взгляд сразу определит профессионалов высшего класса, из тех, что в одиночку пехотный батальон на портянки распластают, «волкодавы» — одним словом. Но эти в бой не лезут, с «пиджаком» носятся, как курица с яйцом, но мы-то тоже не пальцем деланные, нутром ощущая их равнодушные взгляды, словно нас уже нет, словно мы упакованы в цинковые ящики груза «двести». От такого предчувствия и лезут в голову дурные мысли, а на сердце тяжесть предстоящих непоправимых потерь.

Время! Первыми под убойный огонь снайперов попали собаки, прикормленные около сторожевых постов. Следующими выстрелами уложили часовых и секреты. Группа захвата слетела вниз за считанные секунды, пока снайпера выбивали все, что имело неосторожность шевельнуться или находиться на пути к объекту. Металлическое клацанье затворов оказалось самым громким звуком, слышным этим утром в кишлаке. Глушители, рассчитанные на двадцать-тридцать выстрелов, еще держали какой-то ресурс, но все прекрасно понимали, что через несколько секунд утро взорвется грохотом стрельбы и если сейчас не положим как можно больше возможных противников, то нет гарантии на скоротечный исход операции.

Абориген в расстегнутом халате и непокрытой лысой башкой сунулся из дверного проема и мгновенно исчез. Все. Сейчас пойдет самое веселье — рафаи будут биться до последнего. С секундной задержкой вслед за аборигеном полетела граната. Конечно, американские ручные гранаты — дрянь, по сравнению с отечественными, но по осколкам можно определить страну-производителя смертоносных зарядов, а нас здесь быть не должно. Грохот взрыва совпал с одиноким выстрелом из окна. Бежавшего рядом бойца снесло на пыль короткой улочки. Если гладкоствольный боеприпас бронежилет держит, то винтовочный, да с такого расстояния — верная сквозная дыра. Еще из одного дома огрызнулся автомат, но теперь скрываться нечего — два гранатомета одним залпом разнесли глиняную перегородку и размазали обитателей по перекосившимся стеночкам. Прогоревшие глушители уже тишину не держали: то справа, то слева, выстрелы все громче и громче. Несколько раз во весь голос огрызнулись АКМы и ружья рафаев, но исход боя предрешен.

А вот и искомый объект. На порог выскочила старуха, и смело шагнула навстречу подбежавшим спецназовцам.

— Осторожнее! — Крик Гершвица из-за спины вряд ли кто услышал, но и старая карга на первый взгляд опасности не представляла.

Какие-то предметы похожие на барабанные палочки в ее скрюченных пальцах брызнули россыпью ярких разноцветных искр. Взмах костлявыми руками, и трое передних бойцов с криками покатились по пыли. Еще один взмах и еще два забились в конвульсиях под ногами старухи. Автомат показался чудовищно тяжелым, но неимоверным усилием навожу ствол в поднявший руки силуэт. Отстраненно понимаю, что нажать спусковой крючок не успеваю, но во лбу старухи возникает красная дыра и, словно надломленный манекен, она падает на землю. Мышцы, прорвав незримую преграду, подбрасывают автомат вверх, короткая очередь уносится в небо, но, совладав с обретшими подвижность руками, перепрыгиваю через старуху и вбегаю в дом.

В единственной комнате тишина и запустение, зато груда тряпья в углу чуть заметно шевельнулась. Очередь в четыре патрона взбила эту кучу наискосок. Легкий скрип за спиной, и с разворота, не оборачиваясь, бью прикладом назад. Достал! Молодая женщина европейской внешности молча летит в угол. Секундой позднее раздается сдавленный стон. Матерчатый полог заменяющий дверь в комнату колыхнулся от движения за ним. Не обращая внимания на валяющееся тело, быстро, но осторожно, смещаюсь к стене, а автомат нацелен в сторону входа.

— Майор, это — я. — Гершвиц, осторожно выглянул из-за полога.

Повезло «пиджаку», еще пол секунды и он наверняка схлопотал бы пулю в свой высокий умный лоб. Видимо поняв это, Гершвиц схватился ладонями за щеки и издал нечленораздельное мычание.

— Ладно, все — нормально. Главное, что живой. — Утешать или говорить добрые слова времени нет, хотя за несколько минут «мясорубки», что мы устроили в кишлаке, у многих «крыша съехала» бы напрочь. — Давай, ищи свои причиндалы. Пора уматывать отсюда и как можно быстрее.

Пока ученый муж с дотошностью следователя осматривал комнату, начала подавать признаки жизни женщина. Хиджаб салатного цвета местами пропитался темно-красными пятнами, сквозь загорелое веснушчатое лицо наливался яркий кровоподтек — да, приложился я со всей силы, в расчете на нормального здорового мужика.

— Хелп ми. — Сдавленно прошептала она, ярко-зеленые глаза блестели слезами, и повторила по-русски. — Спасите меня. Умоляю, заберите меня отсюда.

Вот, блин, незадача! По замыслу командования, после нас живых людей в долине остаться не должно — слишком велики ставки хитроумной многоходовой операции и чересчур громким может получиться ее политический эффект. Вот только деваху жалко. Наверняка из тех дурочек, что выскочили замуж за иностранца-студента в надежде на благополучное существование за рубежами родной страны, а потом всю оставшуюся жизнь мучаются на положении то ли пятой жены, то ли рабыни-наложницы. Конечно, проще полоснуть по горлу ножом и забыть, но где-то в глубине сознания задребезжал колокольчик сомнения. По всем раскладам не может находиться в отдаленной от всего цивилизованного мира деревне европейка — слишком специфичные обстановка и контингент в этом зороастрийском гнезде — чужаки здесь не живут.

— Майор! — Голос Гершвица отвлек от размышлений. — Глянь-ка сюда!

«Пиджак» с горящими глазами прижал к груди расписную деревянную шкатулку. Он уже забыл, что только что его жизнь висела на волоске, его худое лицо расплылось в довольной улыбке, напоминающей волчий оскал. Что ж, пора приступать к завершающему этапу операции.

— Давай, дуй к своим коллегам, сейчас вертолеты подойдут.

Гершвица, и в самом деле, как ветром сдуло. Через узкое окно я видел, как он подбежал к «волкодавам» и, что-то оживленно говоря, представил им находку.

Свято место пусто не бывает. Едва этот, долбанутый наукой в темечко, ученый муж покинул дом, как в комнате появились Ходуля и Хек. Азарт скоротечного боя спал, и их лица выглядели грустными. Когда оба заместителя во время операции уединяются с командиром, жди неприятностей.

— Сергей, — говоря, Хек внимательно окинул взглядом комнату, — по-моему, у нас проблемы.

— Короче. — К манере Харриса Рамазанова подходить к сути дела через словесное вступление я привык, но иногда на выслушивание такого словоблудия времени не хватает.

— Вертолеты прибудут через три минуты, а у нас пять «двухсотых».

— И чего ты ждешь? Быстро готовь на погрузку.

— Их не собрать. Ну, убитых.

— Как это? — До меня начинает доходить несуразность сказанного.

— Нет людей! — Почти выкрикивает Хек. — Одежда есть, оружие, снаряжение, даже волосы и зубы, а тел нет! Все в песок превратилось? Сыпучий сухой песок!

— Ну и что! — Злость ударила в голову, но рационально мыслить не помешала. — Ни чего не оставлять! Быстро подбери сопли и грузи мешки с песком, форму, оружие, и все остальное. У тебя — три минуты и ни секундой больше.

— А ты что скажешь хорошего? — Вопрос, обращенный к Ходуле, застыл в глотке.

Шорох за спиной заставил бросить тело в сторону и вниз. Из груды тряпья выползла еще одна старуха, почти копия той, что подстрелил снайпер. Серый балахон на ней темнел четырьмя неровными пятнами крови. Видно, что ни одна из пуль, выпущенных в кучу, не прошла мимо цели. Темные слезящиеся глаза уставились на нас, и предательская слабость размягчила мышцы. Бросив непонятную фразу из нескольких слов, старуха разжала пальцы и сотни маленьких синих искорок, вылетевших из ее ладоней, закружили в воздухе.

Ходулю и Хека скрючило и бросило на утоптанную глину пола, словно эти искорки огненными жалами поражали бойцов в нервные центры. Старуха заголосила вновь. Искорки закружились в бешеном хороводе, заполняя все пространство в комнате. Дикая боль обожгла кожу в местах соприкосновения с блестящими синими точками, но она заставила мышцы повиноваться выработанным за годы тренировок рефлексам. Автоматная очередь отбросила старуху к стене и та медленно сползла вниз, оставляя на гладкой разрисованной узорами глине брызги крови и мозгов. Почти сразу же искорки вспухли яркими слепящими огнями и исчезли.

— Вот, сука. — Хек, пьяно покачиваясь, подошел к телу старухи и разрядил автомат в мертвое тело.

— Зря, только патроны потратил. — Оценил действия товарища Ходуля. — Пошли к посадке готовиться — времени почти не осталось.

Подхватив под руку Хека, он выскочил на улицу.

От стены, где лежала сбитая прикладом молодуха, донесся стон. Теперь эта незадача! С девкой нужно срочно определяться — гул «вертушек» слышался все громче и громче. Что ж, самое правильное решение то, что принято мгновенно и во время.

Появление с женщиной на плече фурора не произвело, лишь гэрэушники как-то искоса взглянули, но тотчас запрыгнули на борт вертолета, куда сложили песчаные останки моих бойцов.

Старенький, но вполне рабочий, «Чинук» Ходуля «увел» с американской базы еще несколько дней назад, когда шел первый этап операции. Точнее, сперли два вертолета. На один сели Хек, «пиджак» с добычей и телохранителями, погрузили останки погибших спецназовцев, раненых с доктором и аппаратуру, а на другой — оставшиеся бойцы отряда, туда же засунули и трофейную девку.

Вертолет резко взмыл над долиной. Сверху деревня выглядела, как и планировалось: разрушенные дома, тела местных жителей и несколько трупов натовских солдат из миротворческого подразделения, что базировалось в семидесяти километрах отсюда. Именно их мы называли «клиентами». Бойцы из группы Ходкова за сутки отловили несколько человек в форме восемьдесят второй десантной дивизии, которая рассылала свои подразделения почти по всем «горячим точкам» планеты, продвигая в жизнь штатовские «общечеловеческие» ценности. Порою у меня возникало сомнение в адекватности америкосов, которые считали, что только они знают, как правильно жить, а тех, кто с ними не согласен, «учили» с помощью боевой авиации или военным присутствием. Отловленных американцев накачали специальными медикаментами, чтобы они оказались обездвижены и, самое главное, живыми, затем их разбросали на месте боя, расстреляв из подобранного в кишлаке оружия. Пускай теперь умники из различных международных комитетов, объединенных штабов и Лэнгли ломают головы, зачем и почему их военнослужащие оказались в закрытой от миротворческих действий зоне.

Неровный светло-коричневый рельеф уплывал назад, пилоты знали маршрут наизусть, но мы летели не домой, а в обратную сторону. По расчетам, через два часа под нами заплещут волны Индийского океана, в нужной точке мы снизимся к воде, где уже ждет подводная лодка, и на этом существование вертолетов прекратится — глубины в точке рандеву большие.

Места в грузовом отсеке оказалось достаточно, чтобы все разместились более-менее комфортно, да расслабляться еще рановато. Сколько удачно проведенных операций кончались плачевно лишь по одной причине: слишком рано посчитали задачу выполненной и расслабились. Для нас отсчет времени закончится лишь тогда, когда над нашими головами задраят люки подлодки.

Зеленые оазисы изредка оживляют горную пустыню в иллюминаторах, но посматриваю в них по привычке. Теперь до точки встречи все зависит только от умения пилотов, а сейчас мы — пассажиры.

На войлочной подстилке зашевелилась женщина и со стоном попыталась сесть. Глаза ее стали принимать осмысленное выражение, и тотчас на лице выступила маска испуга. Болезненно промычав, она схватилась за разбитую щеку и затравленно посмотрела на бойцов. Вид у нас еще тот: американские вояки из рекламных роликов, суровые носители и распространители демократии и общечеловеческих ценностей по всему миру. Разрисованные, как у индейцев, лица безразлично взирают из-под надвинутых на брови сферических касок, расстегнутые на одну пуговицу воротники, по локоть засученные рукава, приклады автоматических винтовок зажаты каблуками высоких ботинок, и презрительно-ленивый взгляд на особей нецивилизованных территорий. Ситуацию женщина осознала. Прикрыв хиджабом лицо, она прижалась к дрожащей от вибрации переборке и неуверенно произнесла несколько слов на английском языке. С одной стороны челюсть у нее наверняка оказалась сломанной, да и произношение тянуло максимум на тройку в аттестате за среднюю школу какого-нибудь провинциального городка, но смысл сказанного, тем не менее, я уловил. Протянутую флягу она выхватила из рук и надолго присосалась к узкому горлышку соска. Разговаривать с пленной ни кто не собирался, хотя она, утолив жажду, немного освоилась и, стреляя глазками по нашим лицам, пыталась задавать вопросы. Конечно, наверняка ее очень интересует, куда же мы летим, и что будет с ней самой, но сейчас в какую-либо беседу вступать нельзя. Меньше знаешь — крепче спишь. И так нарушил приказ, взяв пленницу, а если какой участливый доброжелатель «стукнет» кому надо о разговоре? Тут уж простым выговором в приказе не отделаешься, затаскают по инстанциям, где начнут задавать много вопросов, на которые нет ответов, и затеряешься в бесчисленных переходах здания министерства или, еще хуже, в подвалах какой-нибудь федеральной службы.

Блеснуло солнце, отраженное от неподвижной глади океана — еще минут десять и мы на месте. Бойцы зашевелились, начиная готовиться к высадке. Из-за переборки выглянул второй пилот и многозначительно поманил пальцем. Кивнув Ходуле, мол, давай — рули личным составом, протиснулся к летчикам.

Более мрачных лиц за последнее время я не видел. Оба пилота выглядели растерянно и обреченно. С этими ребятами я «работал» не первую операцию и даже пару раз участвовал в коллективных попойках по поводу присвоения очередных званий, и мне всегда нравилась их уверенность и выдержка при любых ситуациях, но не сейчас.

— Серега, звиздец. — Витя Кваснин развернулся на сидении первого пилота и пнул ногой по переборке. — До точки встречи двенадцать минут, а взрыватели сработают через четыре. Мы рухнем в море за десятки километров от корабля.

— Ты уверен?

Сердце на миг сжалось, но мозг заработал, как счетная машина. По плану операции на каждом вертолете установили по небольшому фугасу, чтобы после того, как покинем борта, была стопроцентная гарантия их исчезновения. Имелся даже запас времени на непредвиденные ситуации. Где-то — пять-шесть минут. Схему ликвидации летательных аппаратов уже использовали несколько раз на практике, и она ни когда не давала сбоев. Да, все когда-нибудь случается впервые, как это произошло сейчас, а в голове ни одной здравой мысли.

— Смотри, вон — таймер подрыва двигателей. — Цифра четыре мигнула в круглом окошке на потолке кабины и сменилась тройкой. — Минуту назад там светилась двадцатка. Затем сбой — и уже это.

— Давай, остановим или отключим.

— Таймеры на оба борта ставили спецы из военной разведки. Я даже не знаю, как к ним подступиться. Запросить бы другой борт, да он не отвечает. Вон, впереди чешет. — Кваснин мотнул головой по курсу полета. — Да и хрен с ним, а нам-то, что делать?

— Провода выдрать, и черт с ним с самоликвидатором.

— Пробовали. Без толку. — Угрюмо ответил второй пилот. — Обшивку в этом месте не вскрыть, а проводка идет под нею.

— А если молотком по таймеру?

— Тогда — бу-бум, и здравствуй море.

Цветочный аромат коснулся ноздрей. Мелькнула нелепая мысль: «Запах лилий — запах смерти». Где-то в глубине сознания запульсировал маячок — счет идет на секунды, нужно срочно что-то делать, но словно во сне вижу, как распахивается дверь и в кабину входит пленница. Все — кранты, уж если глюки в такой момент, значит, точно — приплыли, а еще точнее — прилетели…

Край хиджаба скользнул по лицу, но, как и все остальные, стою, замерев, словно статуя. Женщина протягивает руку к светящемуся дисплею таймера, касается пальцами маленького экрана, и светящиеся смертельным отсчетом цифры погасли. Через мгновение метал обшивки, сжимавший корпус взрывателя, вспух и разошелся неровными рваными трещинами. Тонкие женские пальцы смяли жесткие ребра корпуса таймера и, обрывая тянущиеся к нему провода, выдернули устройство из установочного гнезда. Тонкая, салатного цвета, почти невесомая материя вновь скользнула по лицу, аромат цветущих лилий окутал благоухающим облаком, и пленница покинула кабину.

Стук упавшего на пол таймера послужил неким сигналом, после которого все смогли что-либо делать. Каждый это сделал по-своему. Второй пилот разразился длинной тирадой состоящей в основном из ненормативной лексики и междометий. Кваснин задумчиво подергал торчащие из потолка провода и недоуменно повернулся ко мне.

— Как у тебя такое получилось? — Лицо летчика выражало широкую гамму чувств, но почему-то он смотрел на меня. — Мы ж могли взорваться к чертям собачьим.

— Я-то здесь при чем? — Наступила моя очередь удивляться.

— А кто таймер детонатора выдернул? Дух святой?

Оправдываться или объяснять не имело смысла. Все равно, если ни кто ни чего не увидел, а по всей видимости так оно и есть, значит, хрен чего докажешь. Даже то, что я не мог дотянуться со своего места до злополучного экрана, не могло стать веским аргументом.

— Твой таймер сам выпал. Спецы ваши гэрэушные перемудрили. — Не хочешь слушать упреки, к тому же незаслуженные, наезжай сам. — Сам же видел, что я и руки не поднял. И вообще! Кто-нибудь этой колымагой управлять будет?

Кваснин дисциплинированно рухнул в кресло и, не отрывая глаз от приборов, пробормотал:

— Дуришь, братец, ох, как дуришь. Наше счастье, что взрыватель не сработал, а то б — амбец.

— Да ну вас. Нашли, как говорится, крайнего.

Пожимаю плечами, и только собрался выйти в грузовой отсек, как перед глазами поплыли круги, а ноги стали ватными. Зеленая рукоятка двери оказалась перед носом, и попытка ухватиться за нее ставшими скользкими от пота пальцами не увенчалась успехом. Гулкий голос пилота ударил по голове, словно по барабану, и перед тем как погрузиться во тьму забытья перед глазами вспыхнули десятки жгучих синих искр.

Просторный кабинет шефа мог вместить до десятка посетителей одновременно, но здесь редко собиралось более трех человек. Руководитель отдела «П» генерал-майор Свиягов предпочитал массовым совещаниям и разборам индивидуальный подход. Во всяком случае, я ни когда не видел здесь скопления народа, да и специфика деятельности подразделения существенно ограничивала круг общения. Вот и сейчас кроме нас присутствовал всего лишь один человек — начальник «шарашки», как мы называли НИИ Спецмедоборудования министерства обороны, полковник Мастурадзе, по прозвищу — Дядя Арчил. В отделе он считался вторым лицом после нашего генерала и зачастую сам отдавал приказы от имени шефа.

— Ну что, Сергей Иванович, картинка получается не то, чтобы очень. Вроде бы поставленную задачу выполнили, но… По докладам смежников вы допустили ряд ошибок, которые привели к потерям личного состава, кроме того, не смотря на распоряжение не брать пленных, вами была вывезена из объекта атаки женщина. Далее, перед пересадкой на подводную лодку командный состав группы полностью вышел из строя. Мне бы хотелось услышать ваши оправдания по этим моментам.

Холеное лицо Свиягова оставалось бесстрастным, даже в глазах не ощущалось ни каких эмоций, да и говорил генерал медленно, тщательно выговаривая слова. Сидящий сбоку Дядя Арчил также сидел спокойно, лишь иногда почесывая кончик своего орлиного носа.

Зная педантичность шефа, я постарался продумать что и о чем говорить, но оправдываться не собирался. Хотя, проколы были. Взять, к примеру, эту женщину. Да, поддался минутной слабости и забрал из обреченной деревни, но ведь именно от нее можно получить интересную информацию. А на счет выхода из строя перед посадкой на подлодку, здесь аргументировать нечего. Очнулся только в инфекционном боксе лазарета при «шарашке». Две недели изводили анализами и всякими манипуляциями, по соседству маялись Хек и Ходуля, но наши многоопытные эскулапы не нашли ничего: ни какой-либо заразы, ни какого-нибудь психического отклонения. Есть сомнения и подозрения о причине одновременной отключки, точнее она ясна, но рассказывать об искорках, вылетевших из рук старухи, о запахе лилий и странном видении в кабине вертолета торопиться не стоило. Конечно, бойцы расскажут дознавателям все, что видели и слышали. А как не говорить? Пятеро ребят не вернутся к семьям и похоронят их в закрытых гробах после тщательного изучения останков. Собираясь мыслями, искоса взглянул на Дядю Арчила. Этот жук наверняка сам руководил всем исследовательским процессом, а отдел «шарашки», который занимается изучением аномальных проблем, любимое детище полковника. И как только нас не разобрали по органам? Мастурадзе лично приходил каждый день с различными вопросами и назначал все новые и новые тесты и процедуры. Интересно, а куда пленную женщину дели? Подумал и сам удивился — чего это вдруг о ней вспомнил, перед начальством выкручиваться надо, а не о девках думать.

— Я жду разъяснений. — В голосе генерала прозвучал металл. — Ваших личных разъяснений по поводу случившегося. Слишком много несуразностей мы услышали от личного состава и ваших помощников, пора объясниться и командиру.

Стараясь взвешивать каждое слово, подробно рассказываю о прошедшей операции и понимаю, что мои слова не удовлетворяют начальство. Если лицо Свиягова, как обычно непроницаемо и лишь по глазам можно понять, что он недоволен, то Мастурадзе откровенно морщится и многозначительно хмыкает. И чего хмыкать-то? Ни чего нового он сейчас не услышал. Закончив рассказ, прислушиваюсь к наступившей тишине — не появится ли за спиной какой-нибудь медик со шприцом для выявления правды. Несколько секунд молчим и тут, словно бес дернул за язык:

— Извините, товарищ генерал-майор. А что та женщина? Может, она что-нибудь интересное сказала?

Обычно выдержанный шеф словно укол получил в одно место. Безупречно выбритые щеки дернулись, а глаза плеснули злостью. Боковым взглядом замечаю, что Мастурадзе замер, так и не донеся палец до кончика носа. И на хрена я это сказал?

— Вопрос конечно интересный. — Протянул генерал и, успокоившись, произнес. — Нет вашей женщины. Пропала.

— Как пропала? — У меня на миг отвисла нижняя челюсть — в нашем ведомстве такого еще не случалось.

— Во время пересадки на корабль она исчезла. Все говорят, что в вертолете она была, а в подлодку не попала. Растворилась в воздухе, пока ее перегружали с борта на борт.

— Похоже на призрак Е-21, по нашей классификации. — Пояснил Дядя Арчил, вглядываясь в мое лицо. — Но эти призраки не материальны и абсолютно не осязаемы, а ты говоришь, что ударил прикладом, нанес травму, а затем тащил на себе. Напряги свои мозги, майор, постарайся вспомнить какие-нибудь детали, связанные с ним.

— Да я уже вам все рассказал. — Стараюсь изобразить на лице полное раскаяние и добавляю: — Мне показалось, что в доме, где нужное взяли, витал запах цветов, но возможно почудилось. — И сразу вопрос в лоб. — Меня больше беспокоит, зачем нашу группу ликвидировать собрались? Это — чудо, что вертолет не взорвался над океаном.

Лица начальников вытянулись. Про инцидент с взрывателем, по договоренности с пилотами, мы ни кому не озвучили. Пара гранат, оставленная Квасниным на штурвале вертолета при высадке, «удачно» завершили полет «Чинука» над океаном. Виктор умудрился навестить меня в лазарете и за те десять-пятнадцать секунд, когда рядом ни кого не было, успел рассказать о своих сомнениях.

— Кроме меня и пилотов ни кто не знает, что таймер на взрыв установили на более раннее время. Кто-то не хотел, чтобы мы добрались до подводной лодки. Нам просто повезло, что мы успели его снять.

— Ты уверен в сказанном? — Я молча кивнул, генерал что-то чиркнул в блокноте. — Я разберусь с этим вопросом, но, надеюсь, что информация о взрывателе и таймере за двери моего кабинета не выйдет.

Наш осторожный шеф из случившегося наверняка сделает свою игру в интригах верхнего эшелона министерства. Это искусство он отточил за десяток лет руководства отделом. Лишь бы мне не стать разменной пешкой в такой игре. Более информированный в делах шефа Дядя Арчил понимающе кивнул и негромко хмыкнул, привлекая внимание к себе.

— Я думаю, что ребят нужно попридержать внутри страны. — Говоря, Мастурадзе положил руки на стол и на его пальце сверкнул золотой перстень с похожей на масонскую пентаграммой. — Что-то разведуправление стало активно вмешиваться в наши дела. От помощи по некоторым оперативным вопросам они переходят к собственным мероприятиям. Последняя операция из совместной разработки принесла дивиденды только им. Если майор все сказал верно, значит, совместные действия перешли от сотрудничества к прямой конкуренции, и нам необходимо сделать паузу в проведении зарубежных акций или, хотя бы, не задействовать группу Рябова в азиатском регионе. У нас есть несколько перспективных разработок на территории федерации, там и задействуем ребят… после отпуска. Правда, есть еще проект «Джетта», но его можно перепоручить дипломатической службе. Там ни каких силовых операций не предусмотрено.

— У нас ни когда ни каких силовых операций не предусмотрено. — Поправил Дядю Арчила генерал. — Ладно, отправляем всех в отпуск, а вам, Арчил Филиппович, за эти полтора месяца придется подготовить материалы по объекту «Город-037ИС». Пора заняться им по полной программе.

Мастурадзе удовлетворительно кивнул, а Свиягов повернулся ко мне. Красивые шитые золотом медицинские эмблемы на его кителе могли ввести в заблуждение любого не знакомого со спецификой нашей службы человека, но только не меня. Генерал имел имидж крутого и независимого начальника, который мог поставить на уши практически любого представителя генштаба и держал в жестких руках подчиненных. Спецоперации, тренажи, учеба и еще множество всяких дел, связанных с деятельностью отдела не позволяли нам уходить в отпуск по желанию. График отпусков бойцов группы лично утверждал шеф и зачастую переиначивал очередность и сроки отдыха от «родной красной армии», но всегда выдерживал принцип готовности к немедленным действиям хотя бы одной группы. И вот так, всех сразу отправить по домам, да к тому же в полный отпуск? Это что-то новенькое.

— Майор Рябов. — В голосе Свиягова послышалось явное недовольство. — Сутки на подробный письменный отчет по прошедшей операции. Сдать его в секретную часть под тремя нулями. После этого представить рапорта личного состава на отпуск. — Шеф бросил взгляд на большой настенный календарь. — С двенадцатого декабря на территории института я не вижу ни одного вашего человека. И не забудьте провести инструктаж по соблюдению режима секретности при проведении отпуска под роспись. Идите.

Уже в дверях я услышал заданный Дяде Арчилу вопрос:

— Когда вы предоставите мне полную информацию по этому Гершвицу?