Добродетельная женщина

Глава 2 В которой Делакорт становится жертвой карточного шулерства

Преподобный мистер Амхерст приехал домой усталый и расстроенный. Целый день он мотался по унылым трущобам, совсем недолго побыл наедине с любимой женой и дочками, а потом его позвали на первый этаж, где он вместе с пасынками изображал радушного хозяина перед своим непутевым шурином.

Но и одной минуты наедине с Дженет хватило, чтобы возродить самые худшие его опасения.

Она опять начала волноваться за Делакорта — и это сейчас, когда ей совсем не стоило выходить из равновесия! Коулу хотелось отругать жену, напомнив ей, что ребенок, которого она носит под сердцем, — вот их самая главная забота на сегодняшний день, но он поборол в себе это желание, поскольку тоже сильно тревожился за Дэвида.

По мнению Амхерста, Делакорт слишком долго вел беспутную жизнь. В свете его считали одним из самых высокомерных, сумасбродных и праздных джентльменов во всем Лондоне, но Коула беспокоило совсем другое: несмотря на внешний респектабельный вид, Делакорт был глубоко несчастным человеком. И хотя преподобный мистер Амхерст имел обширный опыт врачевания страдающих душ, он не знал, как ему помочь.

Если человек наслаждается праздной, греховной жизнью, то священнику обычно нетрудно воззвать к его совести — только самый отпетый негодяй не чувствует вины за свои проступки. Но когда человек, не находя ни в чем смысла, мечется, меняя развлечения, но не получает никакого удовольствия, — тут случай тяжелый. Делакорт относился именно ко второму типу скучающих бездельников.

Несколько лет назад Коул вдруг поверил, что Дэвид наконец-то нашел свое счастье, прилетевшее к нему на крыльях ужасного недоразумения.

Сесилия Маркем-Сэндс показалась мистеру Амхерсту именно той женщиной, которая сможет излечить заносчивого виконта от тоски. В тот день, когда была объявлена ложная помолвка лорда Делакорта с леди Сесилией, Дэвид на глазах Коула беспокойно вышагивал по коридору Элмвуда, точно молодой папаша в ожидании рождения ребенка. Делакорт даже пытался ускорить свадьбу, а потом, когда леди Сесилия отказалась его видеть, он поехал в Букингемшир побеседовать с ее дядей и братом, надеясь, что они уговорят свою строптивую родственницу принять его предложение.

Но леди Сесилию, казалось, его внимание только оскорбляло.

Всем своим знакомым Делакорт объяснял, что выполняет свой долг джентльмена. Леди Сесилия еще слишком молода и не знает, что для нее лучше. Однако даже случайному свидетелю разговора об этом браке было ясно, что причина небывалой настойчивости виконта кроется вовсе не в стремлении соблюсти светские правила, а в том, что он по-настоящему влюблен.

Лорд Делакорт всегда презирал условности и с удовольствием этим бравировал, но судьба подшутила над ним — Сесилия Маркем-Сэндс оказалась его первой и последней любовью, которая, увы, не принесла ему счастья.

Расторгнув фальшивую помолвку, леди Сесилия лишь через два года начала выезжать в свет. Дженет полагала, что ее запоздалый дебют в лондонском обществе связан скорее с внезапной женитьбой Харри Маркем-Сэндса, чем с желанием выйти замуж.

К этому времени симпатичная девушка превратилась в необычайно красивую женщину, само воплощение сдержанности и изящества. Несмотря на историю с Дэвидом, за Сесилией ухаживали немало молодых распутников и степенных женихов. Юный ловелас Джайлз Лоример пал первой ее жертвой, а вскоре примеру Джайлза последовал его овдовевший отец. В промежутке между ними Сесилия также нисколько не скучала.

Ухажеры леди Сесилии создавали Делакорту серьезную конкуренцию, тем более что из них только он один считался убежденным грешником. Тем не менее, Дэвид старался как мог вновь привлечь ее внимание, расценивая ее появление в свете как раскаяние.

Но он ошибался.

В конце сезона она тихо, без лишней шумихи вышла замуж за отца Джайлза Лоримера, лорда Уолрафена, который был вдвое старше ее и вдвое беднее Дела-корта. Поступок удивил всех, ибо в обществе думали, что Сесилия предпочтет богатого жениха.

На этот раз Делакорту удалось скрыть свое разочарование с большим успехом. Он и раньше был беспутным малым, а теперь и вовсе пустился во все тяжкие.

Насколько знали Коул и Дженет, Делакорт не разговаривал с леди Уолрафен на протяжении всей ее супружеской жизни. Однажды на званом вечере они видели, как он обошел по кругу всех приглашенных, что было чудовищным нарушением этикета, только чтобы не здороваться с Сесилией. Присутствующие тоже это заметили, но у каждого хватило ума и такта не посмеяться над несчастным виконтом в открытую.

Лорд Уолрафен умер через три года после свадьбы. Делакорт отказался даже отправить письмо с соболезнованиями. Казалось, он вообще не понимал, что с ним происходит, и оттого не ведал, как ему жить дальше.

А что же все-таки происходило?

Любил ли Делакорт Сесилию Маркем-Сэндс? Даже Коул не мог ответить на этот вопрос. Но похоже, причины его наваждения были более глубокими. Дэвид мучился угрызениями совести, причем так сильно, что Коул только диву давался.

Да, Делакорт чуть не взял Сесилию силой — поступок отвратительный и достойный всяческого порицания. Разумеется, он чувствовал себя виноватым, но Сесилия холодно отвергла все его попытки загладить свою вину. Впрочем, она вела себя так, скорее, из осторожности, чем, руководствуясь желанием отомстить. По мнению Коула, более безжалостного наказания для своего ближнего придумать было трудно.

Послужит ли это Дэвиду хорошим уроком? Коул с сомнением покачал головой и начал одеваться к ужину.

Но, несмотря на усталость и веселую болтовню Дженет, Амхерст даже за столом не переставал ломать голову над неприятностями шурина. Потом Дэвиду и старшему пасынку Коула, лорду Мерсеру, принесли портвейн, и вся семья перебралась в гостиную, но и там Коул продолжал размышлять, как помочь Дэвиду вновь обрести душевное равновесие.

Большие стенные часы в соседнем кабинете пробили одиннадцать. Дженет, подавив зевок, тут же встала, держась одной рукой за поясницу.

— Простите, джентльмены, но я пойду спать, иначе, по меньшей мере, двоим из вас придется нести меня до постели.

Коул нежно взглянул на жену.

— Мы бы с удовольствием тебя отнесли, милая, — ласково сказал он и обратился к младшему пасынку, лорду Роберту Роуленду: — Робин, подай маме руку и проводи ее наверх, пожалуйста.

Лорд Роберт мигом вскочил и кинулся выполнять поручение отчима.

Дэвид проследил глазами за Дженет. Как только она и Роберт исчезли за дверью, он обернулся к зятю.

— Послушай, Амхерст! — начал он с упреком. — Это уже четвертая ее беременность за восемь лет! Как видно, вы, служители церкви, гораздо более… как бы это сказать… пылки, чем можно было бы предположить.

Коул спокойно откинулся в кресле.

— К чему ты клонишь, Дэвид? — мягко спросил он. — И вообще, какое тебе дело до моей семейной жизни? Я хорошо забочусь о Дженет.

Дэвид покосился на Стюарта.

— Ты называешь это «заботой» — брюхатить женщину каждые два года? — сухо спросил он.

Стюарт, явно смущенный, поднялся с кресла, подошел к буфету и налил себе рюмку хереса.

Амхерст некоторое время молча смотрел на шурина. Наконец он произнес:

— Это похвально, что ты так печешься о сестре, но твои тревоги совершенно напрасны.

— Неужели? Коул резко встал.

— Не хочу продолжать этот спор. Давайте-ка лучше сыграем в вист.

В этот момент в комнату вернулся Робин.

— О, карты! — радостно воскликнул он, услышав предложение отчима. — Отлично!

— Какие будут ставки? — осведомился Дэвид, с равнодушным видом поправляя манжеты рубашки.

Коул, нагнувшись к столу, молча налил себе еще бренди.

— Пять партий по двадцать гиней, — наконец предложил он, ставя графин на поднос.

— Годится, папа! — с энтузиазмом согласился Робин.

— Выигрыш отдадим миссии «Дочери Назарета», — продолжил священник. — Должен сказать тебе, Робин, что мне известно — ты, к моему большому сожалению, пополняешь свое денежное содержание в «Бочонке с кровью», игорном притоне «Ковент-Гардена», так что сегодняшнее пожертвование не слишком ударит по твоему карману.

Робин уткнулся подбородком в галстук.

— Все это замечательно, — задумчиво сказал Дэвид, — только чертовски скучно.

— Разумеется, куда нам до твоих обычных партнеров по игре! — невозмутимо согласился Коул. — Но я, как подобает хозяину, не хочу, чтобы мои гости, привыкшие к более веселым развлечениям, томились от скуки. Может быть, придумаем что-нибудь другое?

— Например? — Дэвид подозрительно сощурился.

— Предлагаю сыграть на интерес.

— На какой именно? — осведомился Дэвид, скрывая за сдержанностью манер стремление еще хоть немного побыть в обществе племянников и зятя: ему совсем не хотелось возвращаться домой, чтобы провести вечер в одиночестве.

— Если ты выиграешь три партии из пяти, — задумчиво протянул Коул, — я выполню любое твое желание — разумеется, в рамках законности и морали. Возможно, я сумею как-то облегчить твою тревогу за сестру.

Дэвид мрачно усмехнулся.

— Любое мое желание? — прошептал он, скосив глаза на Робина. — А если я попрошу, чтобы ты надолго — или даже насовсем — избавил мою сестру от новых беременностей? Надеюсь, ты понял, что я имею в виду?

— Это очень серьезная просьба, сэр, — заметил Коул. — К тому же не забывай, что и у Дженет есть голова на плечах. И все-таки я обещаю сделать все от меня зависящее, как только она разрешится от очередного бремени.

— Отлично! — обрадовался Дэвид. — Стюарт, давай-ка, придвинем этот столик поближе к огню. А ты, Робин, принеси нам, пожалуйста, две новые колоды карт.

Но священник по-прежнему оставался в кресле, неторопливо вращая в руках рюмку с бренди.

— А ты, Дэвид, — интригующе проговорил он, — разве не хочешь узнать, о чем попрошу тебя я? Дэвид и Стюарт уже оторвали столик от пола.

— Это не важно, — небрежно бросил Дэвид. — За пятнадцать лет я еще ни разу не проигрывал в вист.

— Вот как? — равнодушно спросил Коул. — И все-таки я считаю своим долгом заранее сказать тебе, о чем намереваюсь просить, иначе игра будет нечестной.

— Ради Бога, — снисходительно разрешил Дэвид, неся столик к камину.

— На время родов я отправляю твою сестру в Элмвуд. Мы с ней уедем в ближайшие десять дней и останемся там на три месяца. Я хочу, чтобы до нашего возвращения ты выполнял мои благотворительные обязанности.

Дэвид уронил столик на ногу племяннику.

— Проклятие! — взвыл Стюарт, схватившись за ступню и подпрыгивая на одной ноге.

Но ни «Коул, ни Дэвид не обратили на него ни малейшего внимания. Робин пододвинул кресло к столику и усадил в него старшего брата.

Наконец Делакорт заговорил:

— Хорошо, но скажи мне, чем ты там занимаешься? Ведешь бухгалтерию? Выклянчиваешь здание для миссии? Или выписываешь банковские чеки?

— У меня гораздо больше работы, и ты сам в этом убедишься.

Дэвид поднял руку, словно возражая зятю.

— Это не имеет никакого значения. Я все равно тебя обыграю. — И обратившись к племяннику, продолжил: — Распечатывай первую колоду, Робин. Мы с Коулом вытянем карты и посмотрим, кто с кем в паре. Мужчины, придвинув кресла к столику, вытянули карты. Дэвиду в партнеры достался Стюарт, Робин сдавал первым. Игра началась весьма азартно. Коул и Робин первую партию проиграли, Дэвид же легко набрал нужные очки и вышел в трех конах.

Вторая партия тянулась бесконечно. Удача явно изменила Делакорту. За восемь конов он взмок как мышь и послал за второй бутылкой бренди. Наконец Коул, забрав последнюю взятку, выиграл со счетом семь — шесть. Было ясно, что все четверо засели здесь надолго.

Третью партию команда Коула выиграла «всухую». Уже два — один! Дэвид тихо выругался. У него появилось нехорошее предчувствие.

Неужели он проиграет в карты человеку, ни разу не бывавшему в игорных домах, и зеленому юнцу, еще не достигшему совершеннолетия? Ну уж нет, такому позору не бывать! Он изо всех сил сосредоточился.

Робин раздал карты для четвертой партии. Козырь — бубны. На руках у Дэвида — одна лишь черная масть. Он хлебнул немного бренди для храбрости, склонился над столом и принялся играть так, будто его противником был сам дьявол. Впрочем, Коул уже и впрямь казался ему дьяволом в обличье священнослужителя.

Что касается Робина, то он часто без надобности сбрасывал козыри, но даже с таким неопытным партнером Коулу удавалось выигрывать. После десяти напряженных конов Дэвид и Стюарт все-таки победили, однако Коулу непостижимым образом везло. Дэвид еще никогда не видел столь удачливых картежников. Будь на месте его зятя кто-то другой, менее порядочный, Дэвид, пожалуй, обвинил бы соперника в шулерстве.

Пятая партия оказалась стремительной, как нож гильотины. Уже через два кона счет угрожающе склонился в пользу Коула. Часы пробили час ночи, когда хозяину дома выпало сдавать в последний раз. Он со свойственной ему точностью раздал карты и небрежно открыл козыря — пиковую даму.

Дэвид, судорожно сглотнув, взглянул на стиснутый в руке веер из кроваво-красных карт. Проклятие! Черная дама, точно злая фея, лежала на столике, суля ему три месяца каторжных работ в миссии «Дочери Назарета».

Дэвид рассеянно потянулся к бутылке, стоявшей у его локтя. Коул сделал то же самое.

Уже потом, вспоминая этот момент, Дэвид никак не мог понять, как все произошло — бутылка, опрокинувшись, с грохотом покатилась по столу, бренди залило красивую инкрустацию. Игра была прервана. Дэвид со Стюартом вытерли столешницу носовыми платками и подняли бутылку.

В последний раз оглядев поверхность, Делакорт убедился, что она сухая и что колода и листок с записью очков не пострадали. В этот момент Робин перегнулся через столик к отчиму, снимая карты одной рукой.

— Папа…

— Ш-ш! — прошипел тот с несвойственной ему строгостью. — Во время игры — никаких разговоров.

— Но, папа! — не унимался юноша.

— Все вопросы потом, Робин! — отрезал Коул. — Пожалуйста, не мешай мне сейчас.

Стюарт открыл кон, и вскоре выяснилось, что почти все пики у Коула. Робин играл с мрачным безразличием, но даже ему везло.

Последняя партия была подобна погребальной песне. Получив, наконец, право хода, Дэвид открыл свою карту, но Коул побил ее тузом пик.

Дэвид отчетливо ощутил на шее холодок смертоносного лезвия.

Спустя какое-то время Робин, собрав карты, отложил их в сторону. Коул, закончив записывать, оторвался от учетного листка.

— Ну что ж, джентльмены, выигрыш при перевесе всего в три очка! — объявил он, с торжествующей улыбкой оглядев присутствующих. — Стюарт, ты должен миссии ровно тридцать гиней. Можешь отдать завтра.

— Слушаюсь, сэр.

Коул обратился к шурину:

— А ты, Дэвид, приступишь к работе в пятницу. Судя по всему, тебе не помешают четыре дня отсрочки.

Дэвид провел по лицу дрожащей рукой.

— В котором часу? — пробормотал он сквозь пальцы, словно пытаясь отгородиться от реальности.

— Где-нибудь около одиннадцати. Заедешь, представишься дежурной экономке и начнешь работу. В ближайшие дни я ознакомлю тебя с бумагами и отвечу на все вопросы. На следующей неделе — совет правления, так что тебе надо подготовиться.

— Подготовиться… — эхом повторил Дэвид. Коул взглянул на него с некоторой тревогой.

— Послушай, Дэвид, если это тебя хоть сколько-нибудь утешит, я действительно собираюсь позаботиться о Дженет в том смысле, в котором ты просил. Нам уже достаточно детей, чтобы ощущать себя счастливыми, и я уговорю ее подумать о своем здоровье. — Произнеся это обещание, Коул внезапно хлопнул ладонями по столешнице. — На этом, господа, мы завершаем наш вечер. Я хочу спать.

Уставясь в темный угол, Дэвид медленно отодвинул свое кресло от стола.

— Пойду-ка я в клуб, — проворчал он. — Кажется, мне нужно еще немного выпить. Стюарт сорвался с места.

— Я с тобой!

Коул с легким недовольством взглянул на пасынка. Юному лорду Мерсеру было всего восемнадцать, и перед ним лишь недавно открылись двери заветного клуба «Брукс», но бледное, несчастное лицо Дэвида заставило Коула проявить снисходительность.

— Ну что ж, ступайте. Доброй вам ночи. А ты, Робин, пожалуйста, останься. Нам надо поговорить.

Медленным, тяжелым шагом Делакорт вышел из комнаты в сопровождении старшего племянника. Робин выжидательно смотрел им вслед.

— Вы слишком сурово поступили с Дэвидом, сэр! — с вызовом сказал юноша, как только дверь гостиной затворилась.

Коул встал из-за карточного стола, подошел к окну и сел на длинную кожаную кушетку, дав знак Робину расположиться в кресле напротив.

— Я догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь, — слабо улыбнулся он ему.

Робин, плюхнувшись в кресло, лениво вытянул ноги.

— Скажи, папа, каким образом Дэвид и Стюарт ухитрились нам проиграть?

— Тебе ли спрашивать о таких вещах! — Коул многозначительно подмигнул. — На то была воля Господня…

— Неужели? Значит, это Господь подсказал тебе поменять под столом колоды? А потом — перед тем как сдавать — припрятать три козыря?

Коул грустно усмехнулся.

— Конечно! Господь и впрямь иногда вершит чудеса, сын мой. А ты, как я вижу, научился подмечать шулерские штучки в «Бочонке с кровью». Я старательно скрываю от мамы твои ночные похождения, хоть и не жду от тебя благодарности.

Робин скрестил руки на груди.

— Людям с твоим положением не пристало обманывать. — Его явно больше волновал грех отчима, чем собственный. — Конечно, у тебя есть на то какие-то свои причины, хотя ты не считаешь нужным меня в них посвящать.

Коул, подавшись вперед, легонько похлопал мальчика по колену.

— Послушай, Робин, это только со стороны, кажется, будто я поступил неправильно. Но мой обман — не совсем обман… Я пытался исправить старую ошибку. Поверь мне на слово, если можешь.

Робин долго смотрел на Коула. Наконец взгляд его слегка смягчился, и он утвердительно кивнул. Они вместе встали, взяли лампы, и пошли наверх спать.

Сэр Уильям Блэкстоун как-то написал, что «человек создан для общества». Сей премудрый юрист наверняка согласился бы, что самая важная часть общественной жизни джентльмена — это двери его частного клуба. Где бы они ни располагались — на Джермин-стрит или в Сент-Джеймс, за ними в трудную минуту можно было укрыться от любых невзгод, какие только встречались на жизненном пути любого мужчины, будь то вздорная любовница, небрежный портной или неудачная неделя в Эпсоме.

И лорд Делакорт не являлся исключением.

К несчастью, в эту ночь слишком многие нуждались в утешении подобного рода. Едва он, устроившись в своем любимом кресле в главной гостиной клуба, отправил услужливого официанта за бутылкой самого лучшего портвейна, как на пороге появился Эдмунд Роуленд.

Сначала Делакорт не обратил на него внимания. Они отнюдь не были друзьями — строго говоря, между ними сложились довольно натянутые отношения, больше похожие на вражду.

Эдмунд имел сомнительную честь быть племянником покойного мужа Дженет. Таким образом, он приходился Стюарту двоюродным братом, а по материнской линии являлся кузеном Коула. Это был такой запутанный клубок кровных связей, что Делакорт даже не пытался разобраться, кем же Роуленд ему приходится.

По его мнению, семейство Эдмунда весьма напоминало змеиное гнездо, от которого юного Стюарта следовало всячески ограждать. Несмотря на то, что Делакорт приходился, его матери всего лишь сводным братом, он искренне желал племяннику добра.

Принесли вино. Мерсер сел рядом с Дэвидом, и за столом воцарилось напряженное молчание. Проходившие мимо джентльмены кивали в знак приветствия, пытаясь завести разговор, но суровое лицо Делакорта отбивало у них желание задержаться. Ни Делакорт, ни Мерсер, ни словом не обмолвились о проигранной партии.

«Да и что тут вообще говорить?» — размышлял Дэвид. Он поступил крайне неосмотрительно, согласившись на пари. И все-таки как… как это могло произойти? Проиграть Коулу? Просто невероятно! Теперь целых три месяца придется на него работать, ведь отказаться — значит нарушить слово джентльмена.

Нет, он будет трудиться, и плевать на насмешки! Но в глубине души ему хотелось послать Коула к чертям на раскаленные сковородки… «Тоже мне, картежник!»

— Сыграем в карты? — предложил лорд Мерсер, прервав его мысли.

Дэвид со стуком поставил рюмку на стол.

— О Господи, Стюарт, ты что, шутишь?

— Н-нет, сэр! — пролепетал юный маркиз. — Но не можем же мы сидеть здесь всю ночь и молчать, испепеляя взглядами каждого, кто осмелится пройти мимо.

Губы Дэвида скривились в мрачной усмешке.

— Ты никак в няньки ко мне записался?

— Да нет же, — возразил Стюарт. — Просто я вижу, каково вам сейчас. Нельзя оставлять человека одного в таком ужасном состоянии. Мне очень жаль, что папа нас обыграл.

Дэвид улыбнулся ему и легко поднялся с кресла.

— Ну что ж, идем! Сегодня я уже не рискну испытывать удачу, но ничего плохого не будет, если мы немножко посмотрим, как играют в кости.

Дэвид нарочно выбрал самую интересную игру. Сам он был азартным, но опытным игроком; знал, когда нужно остановиться, и гордился этим. Уже достаточно долгое время он ни разу не проигрывал. Столик, к которому они подошли, был окружен высшей английской знатью. В этом клубе был реальный мир во всей своей бесстыдной красе, резко контрастировавшей с добродетельными занятиями Амхерста. Мир, в котором предстояло освоиться юному лорду, и Дэвид взял на себя труд ввести в него мальчика, ни на минуту не оставляя его одного без помощи и совета.

Когда в игре наступила пауза — банкир подсчитывал очки, — Дэвид подошел поближе к столу и, откашлявшись, спросил:

— Джентльмены, имели ли вы удовольствие познакомиться с моим другом, Стюартом Роулендом, лордом Мерсером?

Большинство ответили утвердительно, но двое игроков вышли из-за стола, чтобы им представили молодого маркиза. В этот момент кто-то задел Дэвида плечом. Обернувшись, он увидел Эдмунда Роуленда, который решительно подошел к их кружку из четырех человек.

— Ба, кого я вижу! — воскликнул Эдмунд. — Это же мой юный кузен Стюарт! Совсем уже взрослый! Сэр Лестер… мистер Рид. — Он кивнул, двоим джентльменам, которые беседовали с юным маркизом. — И конечно, милорд Делакорт! Всем добрый вечер!

— Добрый вечер, кузен, — холодно бросил Стюарт. Эдмунд стрельнул в сторону Дэвида оценивающим взглядом.

— Мой милый мальчик, — сказал он, оборачиваясь к Стюарту. — Если ты хочешь пробиться в высшее общество, тебе следует быть представленным одним из родственников. Заезжай ко мне на будущей неделе. Поболтаем. — Он ловко открыл изящную эмалированную табакерку и высыпал щепотку табаку себе на тыльную сторону ладони. — Могу я присоединиться к игре?

— Да, конечно, — любезно отозвался мистер Рид. — Я уже закончил, так что можете занять мое место. Эдмунд поднял бровь.

— Ну что, испытаем удачу, Делакорт? — спросил он вкрадчиво, но с вызовом.

Мистер Рид от души расхохотался.

— Клянусь Богом, Роуленд, для вас будет лучше, если он откажется!

Сэр Лестер Блейк, будучи уже в подпитии, поднял рюмку немного дрожащей рукой.

— Нет, Роуленд, сегодня ночью вам не стоит играть с таким сильным противником, как Делакорт, — подхватил он. — Говорят, вы совсем недавно лишились пяти тысяч фунтов стерлингов.

Эдмунд мрачно покосился на Джайлза Лоримера, лорда Уолрафена, который, стоя у соседнего столика, наблюдал за игрой.

— Я вижу, слухи распространяются быстро, — тихо сказал он. — Но для меня было большой честью внести свой скромный вклад в благородное дело кузена.

Сэр Лестер громко расхохотался.

— Вы уверены, Роуленд, что хотите пожертвовать деньги именно миссии, а не хорошенькой патронессе мистера Амхерста?

Эдмунд прищурился.

— Что за чушь! На мой взгляд, леди Уолрафен — невероятно холодная дама… во всяком случае, в отношении мужчин. И бедняге Делакорту это известно лучше всех нас.

Внезапно смутившись, Делакорт растерянно переводил взгляд с одного собеседника на другого.

— Послушайте, Роуленд, — начал он, стараясь говорить спокойно, — я что-то не пойму: какое отношение имеет леди Уолрафен к миссии Коула Амхерста?

В глазах Эдмунда появилась насмешка.

— Самое непосредственное. Похоже, наша милая леди решила посвятить себя служению «Дочерям Назарета». Вы что же, не знали об этом?

Делакорт хотел нагрубить Эдмунду, но вдруг почувствовал безотчетную тревогу. И дело здесь было вовсе не в Эдмунде, а в том имени, что так легко слетело с его уст.

— «Дочери Назарета»? — вмешался в разговор Стюарт. — Это та самая организация, которой ты должен управлять, пока папа будет в Кембриджшире?

Мистер Рид и сэр Лестер быстро переглянулись и прыснули со смеху. Эдмунд непроизвольно приоткрыл рот от изумления. Дэвид бросил на племянника испепеляющий взгляд, но было уже поздно.

— Вы шутите, лорд Мерсер? — выдавил сэр Лестер между приступами смеха.

Рид тем временем утирал выкатившуюся от смеха слезу. Стюарт держался абсолютно непринужденно, не понимая, насколько неуместна была здесь подобная откровенность.

— Лорд Делакорт будет работать там не по собственному желанию, — охотно пояснил маркиз. — Просто он проиграл папе в вист, а ставкой в игре было временное назначение на должность управляющего миссией.

Мужчины окончательно развеселились, и теперь к ним присоединился и Эдмунд.

— Ну и ну! Всем известный картежник лорд Делакорт проиграл моему набожному кузену! Дэвид схватил Стюарта за руку.

— Прошу прощения, джентльмены, — рявкнул он, — но нам нужно срочно поговорить.

Он подтащил своего чересчур честного племянника к их столу и минут пятнадцать пытался втолковать тому, в каком невыгодном свете он оказался по его милости. Стюарт искренне извинялся, но это уже не имело значения. Дэвид чувствовал себя униженным, как никогда раньше. Вечер был безнадежно испорчен. Наконец он выдернул Стюарта из кресла и потянул, было, его к выходу, но заметил, как сэр Лестер и мистер Рид метнулись от книги записей пари, хихикая, точно напроказившие школьницы. Дэвид резко сменил маршрут, увлекая за собой Мерсера.

В глаза ему тут же бросилось свидетельство его позора — свежая запись, сделанная жирными чернилами.

«Сэр Лестер спорит с мистером Ридом на пятьдесят гиней, что до первого мая лорд Д. переспит с некоей овдовевшей графиней».

Дэвид скривился, как от зубной боли. Боже правый! Никому не составит труда догадаться, о ком шла речь в этом пари. Сесилия Маркем-Сэндс, или Сесилия Лоример. Или леди Уолрафен… Как ее ни назови, Эдмунд прав: у этой злопамятной тигрицы, несмотря на бешеный нрав, вместо крови в жилах ледяная водица. Она не способна ни полюбить сама, ни оценить любовь другого человека.

Пеннингтон-стрит в районе Сент-Джордж Мидлсекс навевала чувство мрачной безысходности. Такое влияние этой улицы объяснялось главным образом ее соседством: с одной стороны — кишащий преступниками Лондон-Сити, с другой — Шедвелл, населенный сутенерами, ворами и прочими отбросами общества. Далеко к западу жила лондонская знать, которой нравы Сент-Джорджа казались еще более неприемлемыми, чем обычаи Франции, а тайны — мрачнее самой черной Африки.

Однако южная сторона Пеннингтон-стрит была погружена в настоящий, реальный мрак. Мрак этот повергал Сесилию в дрожь всякий раз, когда она раскрывала шторы на верхнем этаже офиса миссии. Закопченная кирпичная стена высотой в двадцать футов тянулась вдоль лондонских доков, отгораживая Пеннингтон-стрит от белого света и частично — от портового шума, но не задерживая долетавшее с Темзы зловоние.

Сесилия закрепила штору и вернулась к своему весьма исцарапанному письменному столу. Три таких стола, разнокалиберные стулья, два стеллажа и маленький рабочий столик составляли обстановку этой узкой комнаты с высоким потолком. Света стало чуть больше, зато ковровая дорожка под окном казалась еще более потертой, а в воздухе тошнотворно пахло вареной капустой, которая предназначалась на обед обитателям миссии наверняка в качестве основного блюда.

Но это все ничего, напомнила себе Сесилия. Главное, что в здании «Дочерей Назарета» — этом оплоте доброты и покоя для заблудших душ — было тепло и чисто. Снизу доносились топот ног, звон колокольчиков и дребезжание стекол больших арочных окон.

В архитектурном плане миссия представляла собой не что иное, как пять одноквартирных домов раннего георгианского стиля с общими боковыми стенами и множеством дверей, немного напоминая кирпичный муравейник. На нижнем этаже располагалась прачечная, где весь день напролет скрипели отжимные машины. Верхний этаж был отведен под просторную общую спальню, и оттуда слышались шаги чьих-то ног в грубых башмаках — там постоянно что-то мыли, скребли и чистили.

Это была суровая жизнь, но большинство обитательниц привыкли к гораздо худшей. Впрочем, цену, которую они за нее заплатили, многие из них считали непомерно высокой. Женщины, решившие вступить в миссию, обязаны были навсегда покончить с проституцией и воровством, ежедневно изучать Библию и осваивать ремесла — шитье, стирку и даже кожевенное дело.

Большую часть их продукции покупали моряки и портовые грузчики. Таким образом, миссия получала небольшой доход. В отличие от многих представительниц ее класса Сесилия не питала никаких иллюзий относительно общества «Дочери Назарета». Она понимала, что хоть это и не работный дом, но его членам тоже приходится трудиться в поте лица.

Сев за стол, Сесилия открыла первый гроссбух. К вящей радости мистера Амхерста, финансовые дела миссии стали ее специальностью, ибо в этой женщине, помимо очарования, идеально сочетались математический ум и способность беспощадно вытрясать денежки из доверчивой знати.

Поступив работать в миссию, Сесилия не представляла, что ее там ждет. Аристократы из высшего света охотно участвовали в заседаниях правления и время от времени принимали у себя дома сборщиков пожертвований, но, когда Сесилия предложила Коулу Амхерсту свою помощь, она полагала, что тот попросит ее организовать очередной благотворительный ужин, и не более того.

В то время она только-только похоронила мужа, и ее жизнь, которая и раньше была не слишком насыщенной событиями, начисто лишилась смысла. Сесилия, чувствуя себя молодой и неопытной, боялась будущего, поскольку полностью зависела от мужчин. Возможно, именно поэтому она была восхищена работой преподобного Амхерста в трущобах Мидлсекса.

Вычисляя баланс, Сесилия привычно быстро складывала цифры, записывая итог под каждой колонкой. Не успела она закончить и трех страниц, как в дверь громко постучали.

Оторвавшись от работы, Сесилия увидела на пороге кабинета Этту, которая всегда поджидала ее, решительно не соглашаясь отпускать свою госпожу за пределы Мейфэра в одиночестве. Лицо служанки было необычно бледным. За спиной девушки маячил силуэт высокого худощавого мужчины.

— К вам посетитель, мэм, — объявила Этта с несвойственной ей серьезностью.

Мужчина резко шагнул вперед, держа в руках потрепанную шляпу. На нем был недорогой костюм из темной шерсти и черное пальто-пелерина, делавшее его похожим на крупную хищную птицу с растрепанными перьями.

Вид у незнакомца был внушительный, но не злой. Его жесткие внимательные глаза за пару секунд оценили Сесилию, ее наряд и обстановку комнаты.

Сесилия встала из-за стола и вышла вперед, чтобы поприветствовать странного гостя.

— Я — леди Уолрафен, — объявила она. — Вы хотели меня видеть?

Этта закрыла дверь, оставив их наедине. Зловещий знак! Мужчина откашлялся.

— Вообще-то я пришел к его преподобию мистеру Амхерсту, но внизу мне сказали, чго его сейчас в миссии нет. Ваша… — он замолчал, подыскивая нужное слово, — ваша мисс Хили привела меня сюда.

Сесилия указала на кресло перед столом.

— Проходите же, мистер?..

— Де Рохан, — сказал он, нерешительно шагнув к креслу. — Максимилиан де Рохан, главный инспектор береговой полиции Темзы.

— П-полиции? — Сесилия снова машинально опустилась на стул. — Зачем же к нам пожаловала полиция? Наши женщины совершенно безобидны.

Инспектор де Рохан продолжал стоять.

— Насколько я знаю, недели три назад вы взяли в миссию ирландскую девушку, мисс Мэри ОТэвин. С ней была подруга или младшая сестра.

— Вы, наверное, имеете в виду Китти, — сказала Сесилия, пытаясь побороть внезапно охватившую ее тревогу. — Мэри и Кэтлин ОТэвин. Да, они живут здесь около двух недель.

— Возможно, Китти ОТэвин и живет здесь, миледи, но ее сестра — уже нет, — ответил де Рохан, наконец, усаживаясь в предложенное ему кресло. Судя по всему, он тоже чувствовал себя не в своей тарелке.

Несомненно, ему было неловко разговаривать с Сесилией, и не только из-за того, что она женщина, но также из-за ее знатного происхождения. Говорил он низким ворчливым тоном; кроме того, в его речи слышался легкий континентальный акцент: наверняка, он тоже не был англичанином — скорее всего недавно приехал из Европы. Но отнюдь не неловкость мистера де Рохана беспокоила Сесилию.

— Что это значит? Почему вы утверждаете, что Мэри уже не живет здесь? — спросила Сесилия. Мистер де Рохан поерзал на жестком стуле.

— Мне бы хотелось сначала потолковать с мистером Амхерстом, — произнес он растерянно. — Кроме того, я должен увидеть ее сестру. Один из наших людей, информатор речной полиции, вчера ночью следил за подозрительным с точки зрения закона пакгаузом, а утром обнаружил на Перл-стрит, в проходе между домами, тело Мэри ОТэвин.

— Тело? — Сесилия выронила карандаш, который крутила в руке. Он со стуком упал на стол. — Вы хотите сказать — труп?

Де Рохан горько усмехнулся.

— Когда человеку перерезают горло от уха до уха, получается труп.

Сесилия попыталась встать с кресла, но не смогла. Де Рохан тоже начал неуверенно приподниматься, явно колеблясь, предложить ли ей свою помощь, но Сесилия жестом остановила его.

— Нет-нет… я в полном порядке.

— Прошу прощения, — проворчал он, вновь скользнув взглядом по ее дорогой одежде. — Я забылся. Мне вообще не следовало с вами говорить. Рассказы о подобных зверствах — не для дамских ушей.

— Вот как? — немного раздраженно спросила Сесилия. — Спасибо, сэр, за заботу о моих чувствах, но могу вас заверить, что я ежедневно сталкиваюсь здесь с такого рода вещами. Достаточно просто пройтись по Флит-стрит, чтобы увидеть все проявления человеческой жестокости. К вашему сведению, я приезжаю в доки не затем, чтобы подышать свежим утренним воздухом.

Губы мистера де Рохана скривились в ухмылке, и он вдруг показался Сесилии довольно-таки симпатичным.

— Разумеется, мэм.

Сесилия пропустила эту реплику мимо ушей.

— У вас есть подозреваемый, сэр? Де Рохан грубо хохотнул.

— Нет, и я не намерен его искать. Несчастную девушку мог убить кто угодно.

— Но за что? Зачем нападать на бедную ирландку, у которой в кармане нет ни пенса?

Во взгляде полицейского мелькнула снисходительность.

— Таковы издержки ее профессии, мэм. В окрестностях Мидлсекса проститутки погибают очень даже часто. Сесилия хлопнула ладонями по столу.

— Нет! — возмутилась она. — Вы ошибаетесь, мистер де Рохан! ОТэвин — не проститутка. Если бы она хотела и дальше вести грешную жизнь, то не пришла бы сюда.

Де Рохан иронически взглянул на нее.

— Значит, вы полагаете, мэм, будто все женщины, переступившие порог вашей миссии, тут же становятся паиньками, забыв прежние привычки? — сухо спросил он. — Заблудшие овечки немедленно превращаются в непорочных голубок, устремляясь к светлым идеалам добра? Вы так себе это представляете?

— О Боже, конечно, нет! — Сесилия с досадой и удивлением смотрела на полицейского. — Некоторые женщины приходят к нам по второму, а то и по третьему разу. Как можно спасти их, если этого еще не сделал Господь? Мы никого не держим насильно, но наша главная задача — устранить причины греха: бедность, отсутствие профессии… Мэри не смогла бы заработать достаточно денег, загуливая в одну ночь из семи — ведь все дни, кроме воскресенья, наши девушки работают.

— Загуливая? — повторил инспектор немного растерянно.

Сесилия порадовалась тому, что всегда внимательно слушала болтовню Этты.

— Шляясь по панели, — предложила она другой вариант, изо всех сил стараясь держаться храбро.

— Мне знакомо это выражение, леди Уолрафен. — Однако было заметно, что ее познания шокируют его.

Сесилия пожала плечами. Трудно ожидать от человека неведения, если он работает в таком месте.

— Скажите, леди Уолрафен, — осторожно продолжил де Рохан, — эти девушки… как они занимались своим ремеслом?

— Что вы имеете в виду? — не поняла Сесилия и с удивлением увидела, как на его суровом лице проступил слабый румянец.

— Они работали в борделе? — уточнил он. — Или просто выходили на улицы, когда нуждались в деньгах? Сесилия нахмурилась, пытаясь сосредоточиться.

— Не знаю. Разве это имеет какое-то значение? Де Рохан откинулся на спинку стула.

— Возможно, имеет, — задумчиво протянул он, справившись с мимолетным смущением. — Девицы, работающие организованно, обычно имеют покровителей: сутенеров, содержательниц публичных домов… — одним словом, людей, кровно заинтересованных в том, чтобы их подопечные были живы. И рьяно охраняющих их территорию.

Сесилия похолодела. Какой ужас! Бедная Мэри! Чтобы справиться с подступающими слезами, она, снова схватив карандаш, принялась нервно крутить его в пальцах.

— Вы говорите, Мэри нашли возле Перл-стрит? Это рядом с приютом для подкидышей?

— Да. — Де Рохан нахмурился. — И что же? Сесилия медленно покачала головой.

— Не знаю… Но может быть, она оставила там ребенка? Впрочем, в нашей миссии не принято расспрашивать женщин об их прошлом. Дело в том, что каждый понедельник Мэри просила миссис Куинс, нашу экономку, отпустить ее во вторник вечером в сиротский приют. А на следующий день она всегда выглядела… немного подавленной.

— Вы бываете здесь ежедневно? — удивленно спросил инспектор.

— Нет, всего три дня в неделю, и то по нескольку часов. Остальные два дня работает леди Киртон. — Сесилия робко улыбнулась. — Мы показываем пример непогрешимой морали высшего света. А по выходным здесь заправляет миссис Куинс. — Она подняла глаза. — Так что же вы намерены делать, мистер де Рохан? Инспектор немного помолчал.

— Даже не знаю, — наконец произнес он. — Я представитель береговой полиции, а это дело находится в ведении приходской церкви. Однако миссию «Дочери Назарета» очень любят поминать в парламенте. — Он снова пожал плечами. — Местные судьи хотят во всем навести порядок, и в настоящий момент уголовный полицейский суд на Боу-стрит переполнен.

— Очень жаль, что девушки, найденные мертвыми в Сент-Джордже, не вызывают столь же пристального внимания правительства и властей, — холодно заметила Сесилия.

Полицейский резко встал. Ее слова, очевидно, показались ему оскорбительными.

— Спасибо, леди Уолрафен. Будьте так любезны, позовите сестру убитой. Я сообщу ей о случившемся.

— Нет! — вскинулась Сесилия. Инспектор де Рохан не производил впечатления человека чуткого. — Лучше это сделаю я.

Де Рохан отрицательно покачал головой.

— Мне надо самому побеседовать с ней.

— Конечно, если она будет в состоянии говорить. — Сесилия замялась. — Известно ли вам, мистер де Рохан, что есть еще одна девушка— Маргарет Макнамара? Кажется, ее зовут просто Мэг. Она пришла сюда вместе с сестрами ОТэвин. Вам, наверное, следует поговорить и с ней тоже?

В непроницаемых черных глазах де Рохана мелькнуло нечто, похожее на уважение.

— Спасибо, — отозвался он. — Может быть, кто-то из них и скажет нам что-нибудь полезное.

Сесилия, кивнув, дернула шнурок звонка, вызывая Этту. В это время дня младшая мисс ОТэвин должна была шить брюки для моряков: миссия получила большой заказ от экипажа торгового судна, который требовалось непременно выполнить на следующей неделе.

Сесилия твердо решила в любом случае оставаться на стороне Китти ОТэвин. А потом отправить сообщение мистеру Амхерсту. Разумеется, он будет сильно удручен, узнав об этой трагедии. Вопреки всякой логике Сесилия чувствовала себя виноватой: она не смогла защитить девушку, которую доверили ее заботам.

Китти быстро нашли, и Сесилия сообщила ей скорбную весть. На душе у нее было тяжело — это оказалось даже труднее, чем известить Джайлза о смерти отца. Китти не задала ни одного вопроса — ей было не до того. Услышав, что сестра ее убита, она побелела как полотно и чуть не упала в обморок. Миссис Куинс заботливо проводила бедняжку на второй этаж, в спальню. Даже видавший всякое де Рохан понял, что сейчас ее лучше не тревожить.

Как только Кэтти и экономка удалились, Сесилия немедленно послала Этту за Мэг Макнамара. Узнав о смерти подруги, та явно испугалась, однако повела себя совсем не так, как Китти. Судя по всему, Максимилиан де Рохан не внушил ей доверия. Эта девушка показалась Сесилии куда более скрытной, чем сестры ОТэвин.

Сначала она отвечала на все вопросы де Рохана «нет»: ей не известно, куда уходила Мэри ОТэвин; нет, она не знает, с кем могла поссориться Мэри; Мэри никогда не делилась с ней своими тайнами; но, в конце концов, под нажимом де Рохана призналась, что у старшей из сестер действительно был ребенок. Когда Мэг заговорила об этом, голос ее заметно смягчился.

— Она родила его года два назад, но оставить у себя не могла. — Мэг немного помолчала. — Отдала в сиротский приют и радовалась, что ребенка туда приняли. Это была девочка. Несколько месяцев назад, перед самым Рождеством, она умерла.

— Но почему же тогда… — вмешалась в разговор Сесилия, но поднявшаяся в душе горечь не дала ей закончить вопрос.

Мэг растерянно перевела взгляд с де Рохана на нее.

— Вы хотите знать, почему она, как ни в чем не бывало, продолжала каждую неделю ходить туда? У Мэри была добрая душа. Кладбище расположено на заднем дворе приюта, и ее, видать, тянуло на родную могилу. И потом, привязалась она к остальным сиротам. — Голос Мэг зазвучал сдавленно. — А может, Мэри и вовсе не понимала, что ее дочки больше нет. С некоторыми такое случается.

— Вы знаете, кто был отцом ребенка? — осторожно спросил де Рохан девушку.

Мэг презрительно расхохоталась, обнажив желтые неровные зубы.

— Один богатый чудак. — Усмешка сбежала с ее лица. — В общем, у Мэри был мужчина, который ее содержал. Но он испарился раньше, чем она узнала про свою беременность.

Сердце Сесилии обожгло ледяной яростью.

— Почему же она не потребовала от него денег на воспитание ребенка?

Мэг презрительно фыркнула.

— Все не так просто, миледи. Впрочем, она приходила к нему в отель, хотела передать записку. Но портье ее прогнал — сказал, что тот парень там больше не живет. Что ж, очень даже может быть. У нас здесь ведут себя не так, как принято у господ.

— Как его звали? — настаивал де Рохан, подавшись вперед. — Откуда он?

— От меня вы узнать ничего не сможете, — устало откликнулась Мэг. — Я не знаю, кто он, — Мэри никогда не называла мне его имя. В нашем деле много болтать вредно. Но у него был загородный дом, где он иногда останавливался. Однажды он взял ее с собой. Она рассказывала, как там красиво — кругом розы! — Девушка снова фыркнула. — Дуреха! Стоило ли мечтать о таких вещах! Но он ее не убивал. Зачем? Кому, какое дело, что у богатого распутника рождается ребенок на стороне? И с каких это пор, черт возьми, полицейских стала волновать наша жизнь?

— Вы правы: ему незачем было ее убивать, — мягко согласился де Рохан и взялся за спинку стула, собираясь встать. — Я вернусь через пару дней поговорить с сестрой убитой. Надеюсь, к этому времени она придет в себя.

— Бесполезно, — бросила Мэг. — Китти ничего не знает. Мэри скрывала свой позор от младшей сестры. К тому же Китти все время жила с отцом в Сент-Джайлзе, пока прошлой весной он не умер от лихорадки. Ей всего пятнадцать лет.

Де Рохан холодно оглядел девушку.

— Как долго вы работали с Мэри?

Мэг явно пожалела о своей болтливости.

— Я познакомилась с ней незадолго до того, как она родила ребенка.

— Вы работали в борделе? — предположил де Рохан, пытаясь ее разговорить. — Все трое? Мэг впервые отвела глаза.

— Да. В заведении мамаши Дербин неподалеку от Блэк-Хорс-лейн. — Она вдруг взглянула на Сесилию. — Мне можно идти, мэм? Я ведь не обязана отвечать на его вопросы? После такой страшной вести хочется побыть одной.

Сесилия обернулась к де Рохану. В его черных глазах мелькнула досада.

— Я не имею права допрашивать ее против воли, — натянуто сказал он.

Сесилия, которая знала закон не хуже де Рохана, кивнула. В ту же минуту Мэг выбежала из комнаты. Де Рохан встал и официально распрощался.

— Всегда к вашим услугам, леди Уолрафен. Увидимся через несколько дней.

Полицейский ушел, и Сесилия осталась одна в комнате, которая вдруг стала необычно холодной и пустой. Из глаз ее покатились долго сдерживаемые слезы. Однако несмотря на ужасное душевное состояние, она, взяв себя в руки, медленно выдвинула ящик стола и достала оттуда чистый лист бумаги. Настало время сообщить ужасное известие мистеру Амхерсту.

Конечно, Ист-Энд — место неспокойное. Здесь за каждым углом таится призрак смерти. Но это не умаляло горя Сесилии. Ей казалось, что сегодня они потеряли не только одну из подопечных, но еще и ребенка. Сесилия не могла избавиться от леденящего сердце ощущения, что жизнь в миссии уже никогда не вернется в прежнее русло.