Добрыня

Глава 6

— Сволочь! — орёт Санко и снова кидается на меня.

Я останавливаю его ударом в челюсть. Даже замахиваться не приходиться, просто выставляю кулак, а он на него натыкается мордой.

Слышится хруст, Санко хватается за нос, из которого начинает литься кровь.

— Так всё-таки… что тут произошло? — повторяю вопрос, взирая на Санко с чувством злости и брезгливости.

— Ты обесчестил мою жену, — хрипит он в ответ.

За спиной слышу поступь жеребца и его фырканье. Оборачиваюсь, так и есть, это Драго, любимый жеребец Софы. Она обожает скакать на нём. Только благодаря Софе я научился ездить верхом на лошади. Значит, мы в конюшне барона.

Только непонятно, зачем меня сюда притащили.

— Интересно, как ты догадался? — бормочу себе под нос, но довольно громко, чтобы он слышал.

— Это у тебя надо спросить, — В темноте стойла замечаю женскую фигуру. Софа.

Она всё время стояла тут?

Гладит своего жеребца по морде, прижимаясь лицом к нему.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю её.

— Когда ты потерял совесть и начал пускать слухи за моей спиной? — спрашивает Софа, игнорируя мой вопрос.

— Какие слухи?

— Тебе виднее, что ты наговорил моему отцу.

— Я не говорил с твоим отцом, — всё так же ничего не понимаю.

— Софа, ты можешь мне нормально объяснить, — делаю шаг к ней.

— Не приближайся, — выставляет перед собой рукой, будто это сможет меня остановить. — Я уже итак сказала. Вместо того чтобы достойно расстаться и уйти из моей жизни, ты решил сломать мою. Ну что ж, можешь радоваться. Мне незачем больше жить. Отец изгнал меня из семьи.

Сердце сжимается от неподдельного отчаяния в голосе Софы. Для неё всегда семья была важна.

Неужели я напился и решил поговорить с отцом Софы?

Не помню.

Чёрт, ничего не помню.

— Софа, послушай. Я уверен, я не мог про тебя ничего сказать. Ни про нас. Я отпустил тебя. И не в моих правилах жаловаться и ябедничать ходить.

— Неважно кто это сделал. Может, ты, а может, твои друзья. Просто теперь всё кончено.

— Она теперь никому не нужна. А мне придётся уйти с ней вместе или остаться, — вмешивается Санко.

— Будь ты со мной Софа, я бы за тобой следом хоть на край света…

— Может, поэтому ты и подставил меня? Чтобы всё получилось по-твоему? Но запомни, Данил, ни сегодня, ни завтра, мы больше никогда не будем вместе. Даже если ты останешься единственным мужчиной на свете. Никогда. Предателей не прощают.

Стою молча. Что я могу сказать?

Уверить, что всё ошибка, хотя сам ничего не помню. Только интуиция подсказывает, что это не я был. Не знаю, кто вскрыл нашу тайну. Но доказать я сейчас ничего не смогу.

— Софа, я понимаю, что ты обижена. И я сейчас вряд ли смогу доказать, что это не я всё рассказал отцу, но если тебе нужна помощь. Квартира, деньги, я всегда готов помочь.

— Мне от тебя ничего не нужно, — Софа напоминает дикую кошку, вставшую на дыбы. Она уже не в белом платье, переоделась в более скромное.

Тянет Драго за поводья. Выводит наружу.

— Куда ты собралась? — иду за ней.

— Тебя это не касается.

— Соф, на улице ночь, снег по колено, куда ты собралась?

— Отстань. Не твоё дело.

Она огрызается, не поворачивая головы. А у меня в душе напряжение растёт, будто сейчас что-то плохое случиться должно.

Иду следом, ловлю за руку, но Софа взлетает на своего жеребца, её пальцы выскальзывают из моих.

Последнее, что вижу, мелькнувший лошадиный хвост в проёме двери.

Санко, всё так же сидит на корточках, пытается остановить кровь. Даже не обращает внимания, что Софа умчалась в темноту.

— Ты не собираешься её остановить? — спрашиваю у Санко, тот в ответ плечам пожимает.

— Пусть что хочет-то и делает, дура бешеная.

Мало я ему врезал. Но сейчас нет времени на разборки с ним.

Иду к ближайшему загону, там кобыла стоит Нана, я на ней пару раз уже скакал. Тороплюсь вывести её, пока ещё след Софы не затерялся.

Сажусь на лошадь, и в этот момент холодный воздух щиплет мою кожу, в голове набатом пульсирует кровь. Вдыхаю свежий прохладный воздух, вглядываюсь в даль. На свежевыпавшем снегу цепочка следов уводит в лес. Снег размеренно хрустит под ногами. Я поправляю поводья, мягко касаюсь боков лошади, направляю её галопом в сторону леса.

Вокруг царит тишина — только редкие звуки. Только луна освещает путь, создавая причудливые тени от стволов деревьев. Я останавливаюсь на мгновение, чтобы ещё раз свериться, что еду в правильном направлении. С каждым шагом лошади я чувствую, как свежий морозный воздух наполняет мои лёгкие. Охлаждает голову и растущую внутри панику.

Внезапно в тишине ночи раздаётся тихий женский вскрик. И мгновенно затихает.

А у меня внутри будто всё обрывается. Это точно был крик Софы. Гоню лошадь что есть сил. И всё равно кажется, что медленно. Ветки хлещут по лицу, царапают кожу, цепляются за одежду.

Деревья обрываются резко, и лошадь вылетает на заснеженную поляну, посреди которой виднеется озеро.

Замечаю Драго. Подъезжаю ближе. Жеребец Софы стоит неподалеку, опустив морду к земле. Его густая грива колышется на холодном ветру, меня охватывает тревога.

В груди нарастает страшное предчувствие. Наверно, когда неслась, решила срезать через озеро, и Драго провалился под лёд. Только он выбраться смог, а Софа, получается, там осталась.

В воде.

Я спешиваюсь. Стараюсь сохранять спокойствие, от моей паники будет только хуже. Ложусь на живот и ползком протискиваюсь к полынье. Лунный свет отражается на ледяной поверхности воды, будто предостерегая меня оттого, что я собираюсь сделать. Я осторожно подбираюсь к полынье, и сердце замирает — пустота подо мной зовёт. Я не вижу Софы, но душа чувствует: она здесь. Холод проникает в меня, обжигая каждый нерв, но страх потерять её оказывается сильнее.

Забыв про всё, ныряю в ледяные воды. Темнота окружающего пространства сжимает меня в своих ледяных объятиях, и я едва различаю, что происходит вокруг. Глубина затягивает меня вниз, и, разводя руками, я ощущаю что-то мягкое — ткань. Я хватаюсь за неё, так же как цепляюсь за надежду.

Это она. Это Софа.

С усилием поднимаю её к поверхности. Мы выныриваем, словно два брошенных в бездну существа, и на мгновение меня охватывает облегчение. Но лёд, словно злая шутка, не отпускает нас. Я пытаюсь вытащить её, но ледяная преграда ломается под моими усилиями. Холод пронизывает меня до костей, тело сковывает немота, но я продолжаю пытаться. Я не сдамся. Я должен вылезти, должен спасти мою Софию.

Наконец, мне удаётся закинуть её на одну сторону. Сам забираюсь с другой стороны, чтобы распределить наш вес, подползаю к ней, тяну за ногу вслед за собой.

Я ползу к берегу, мокрая одежда обжигает холодом кожу, прилипает ко льду. Каждое движение даётся с огромным трудом, будто не только в лёд превращается, но и все суставы.

Сейчас я думаю об одном, надо как можно быстрее выбраться. Гоню дурные мысли, словно пытаюсь вернуть утерянный смысл жизни. Софа же безжизненна, и в сердце уже зреет страх, превратившийся в необъятную пропасть.

Я начинаю делать ей искусственное дыхание и массаж сердца, но воздуха не хватает. Озноб сжимает меня, но мысли о себе не имеют значения. Каждый удар сердца требует, чтобы она вернулась, чтобы её дыхание вновь наполнило этот мир.

— Пожалуйста, не забирай её у меня! — молю я в темноту, обращаясь к Богу, которому никогда не поклонялся. Бабушка верила, молилась иконам, а я никогда не молился. И даже не знаю, как это правильно делать. Поэтому без конца повторяю:

— Пожалуйста, не забирай её!

Слёзы катятся по щекам, замерзая на щеках, когда я осознаю: у меня больше нет Софы.

Боль разрывает грудь, холод сжимает сердце в ледяных тисках. Я остаюсь на коленях, потерянный в горькой реальности, и единственные звуки — это сжатый во рту всхлип и воющее эхо безнадёжности, внутри меня.

Все похороны я организую сам. Как отлучённая от семьи, Софа перестала существовать для них. Её отец даже не ответил на письмо, которое я прислал ему. Будто она действительно перестала для него существовать.

Может, надо было похоронить её по традициям цыган, но раз никто не отозвался из них, и раз они посчитали, что она даже после смерти недостойна прощения, я организовал православные похороны.

Из семьи был только Цыган. Он всегда был более свободен в отношениях, и отец уже смирился. Мужчинам многое прощается, в отличие от женщин.

Моя боль не сравнится ни с чем.

Я просто смотрю на гроб. Как замёрзшая земля со стуком падает вниз.

Терять любимых больно. Ещё больнее, когда понимаешь, что не сможешь извиниться.

— Данил, ты бы шёл домой, — говорит Цыган. — У тебя жар, ты горишь.

— Я дождусь до конца. Надо проследить, чтобы всё хорошо сделали. И крест поставили ровно, — отвечаю ровным голосом.

— Я прослежу. Это ведь и моя сестра. А тебе в больницу надо.

— Нет, — качаю головой. — Я с ней буду.

— Вслед за ней уйти хочешь?

Друг крепко сжимает моё плечо, заставляя посмотреть ему в лицо.

— Не думаю, что она хотела бы, чтобы ты от пневмонии умер. Не вини себя. Никто в этом не виноват. Быть с тобой, спать с тобой было её решением, так же как и выйти замуж. Вот только так не бывает, чтобы тебе всегда было хорошо. Приходится платить. Софа расплатилась сполна и за себя, и за тебя. Так не трави ещё и ты душу.

Я перевожу взгляд с лица Ратмира, снова на полузасыпанный гроб.

Внутри слабость, и горло першит. После того как я вытащил её из озера, у меня поднялась температура. Но мне было так всё равно. Я сидел у её гроба и просто смотрел на её бледную кожу, на собранные в красивой причёске волосы, будто она просто уснула.

С каждым днём чувствовал себя хуже, принимая это как данность, как наказание.

— Прости, Рат. Я не хотел, чтобы так получилось, — выдыхаю с болью и горечью те слова, которые я без конца твержу мысленно.

— Я знаю Дань. И думаю, она это тоже знает и уже простила. Теперь прости себя сам.

Конец