Дочери Рима

Глава 19

— Корнелия! — позвала сестру Марцелла, как только вошла в атрий и сбросила с плеч белоснежный плащ. — Гай, Туллия, вы не поверите, что я слышала на форуме. Корнелия!

Из триклиния донесся истошный крик.

— О, Фортуна, — вздохнула Марцелла. Принеся такое известие, она ожидала, что перед ней тотчас вырастет множество желающих выслушать ее. Но нет. В атрии она увидела лишь рабов. Те, округлив от удивления глаза, подслушивали под дверью триклиния. Марцелла сочла своим долгом их разогнать.

— Гай! Корнелия! У меня такая новость! — воскликнула Марцелла, входя в триклиний, но ее никто не услышал. Корнелия словно каменная статуя сидела на табурете. Гай, устроившись на пиршественном ложе, грыз ногти. Туллия с перекошенным от злости лицом расхаживала по залу и истошно кричала.

— …видела, видела, как ты по ночам уходила из дома. И другие тебя видели, ты, мерзкая потаскуха!

— Тише, тише, — успокаивал ее Гай.

— Туллия! — поздоровалась Марцелла с золовкой. — У меня есть новость, но она, наверно, может подождать. Кстати, что тут у вас происходит?

Туллия резко обернулась. В эти минуты она являла собой страшное зрелище — лицо раскраснелось, прическа растрепалась.

— Ты об этом знала?

— О чем?

— Про свою сестру, — истерично выкрикнула Туллия. — То, что она ложилась под простого солдата!

Марцелла посмотрела на сестру. Та, сидела, уставившись в пространство перед собой. Скорее всего, взгляд ее был прикован к фризу на противоположной стене. Лицо ее было таким же белым, как и фриз. Когда она наконец заговорила, то каждое слово, похоже, давалось ей с огромным трудом.

— Марцелла ничего не знала, Туллия. Никто ничего не знал.

— Да как ты смеешь так со мной разговаривать! — набросилась на нее Туллия.

— Дорогая, успокойся, — робко подал голос Гай.

Марцелла удивленно подняла брови и опустилась на ближайшее ложе.

— В чем дело?

— Я вчера расспросила служанку Корнелии. — Туллия, словно тигрица в клетке, металась взад-вперед по мраморной мозаике пола, шурша алым шелковым платьем. — Хотела узнать, с какой это стати Корнелия в последнее время притихла, как мышь. Я даже подумала, уж не заболела ли она. И что я получаю в ответ на мою заботу? Служанка темнит, отказывается прямо отвечать на вопросы, однако после хорошей головомойки признается, что Корнелия вот уже несколько месяцев не ночует дома! Потому что проводит ночи с каким-то легионером!

Марцелла посмотрела на сестру. Щеки Корнелии пылали гневом. Казалось, она вот-вот взорвется. Однако Корнелия молчала. Марцелле тотчас вспомнилась странная сонливость сестры в последние месяцы, ее долгие отлучки из дома, ее бесконечные походы в бани.

— Корнелия, — сказала она, не скрывая восхищения в голосе. — Вот уж не думала, что ты найдешь в себе подобное мужество!

При этих словах Корнелия слабо улыбнулась сестре, однако Туллия вновь подняла крик, и улыбка тотчас погасла.

— Вдова твоего положения! Та, что еще недавно была замужем за наследником императора! Где это видано, чтобы уважающая себя женщина заводила себе любовника из трущоб. Немедленно отвечай, кто он такой?

— Какая разница, — устало проговорила Корнелия. — Все кончено.

— Полагаю, он был не единственным, или я все-таки ошибаюсь? Для тебя ведь главное, чтобы тебя, как кошку, драл грубый мужлан, а кто он такой, дело десятое. Оно тебя мало заботит. Верно я говорю? Я всегда подозревала, что это твое напускное благочестие не более чем лицемерная маска. На самом деле ты — обыкновенная потаскуха…

— Ну-ну, тише! — попытался успокоить супругу Гай.

— И как давно ты позоришь нашу семью? Как давно ты водишь меня за нос как последнюю дурочку?

Корнелия бросила на золовку полный презрения взгляд.

— Туллия, — подала она наконец голос, — тебя обмануть — пара пустяков. В следующий раз, когда какая-нибудь женщина скажет тебе, что она провела в банях пять часов, будь уверена, она отнюдь не провела их, нежась в горячей воде.

Туллия открыла было рот, чтобы вновь обрушить на голову Корнели поток брани, однако Гай поспешил положить ей на плечо руку.

— Дорогая, позволь я все объясню. Корнелия…

— Я знаю, что ты сейчас скажешь, — в голосе Корнелии слышалась усталость. — Да, я пыталась делать это тихо и незаметно. Никто ничего не знает, кроме нас…

— И двух десятков рабов, — язвительно добавила Марцелла, — которые подслушивают под каждой дверью.

— Этот солдат, — Гай был вынужден превозмочь себя, чтобы произнести это страшное слово. — Нам ждать от него неприятностей?

Корнелия отвернулась.

— Нет.

— Грязная шлюха! — злобно прошипела Туллия.

— Корнелия, послушай, — Гай попытался изобразить укоризну. — Признаюсь честно, я никогда не ожидал от тебя ничего подобного. Скажи, неужели тебе не дорога честь семьи, наше славное имя, наша репутация, наше положение в обществе? Не говоря уже о твоем собственном?

— Думаю, это может подождать, — Марцелла поднялась с ложа. — Сколь бы интересной ни была история Корнелии и ее любовника, а она действительно мне интересна, сегодня я узнала нечто гораздо более достойное нашего внимания. Фабий Валент был взят в плен и казнен в Урвинуме. Вверенные ему войска сдались.

В комнате тотчас воцарилось молчание. Гай растерянно обернулся по сторонам, как будто искал поддержки, Туллия умолкла, так и не высказав до конца все, что думала по поводу шлюхи-невестки. Корнелия продолжала сидеть, тупо глядя в пол.

— Император и его советники уже знают об этом, и, похоже, известие это дошло и до сената, — продолжала Марцелла.

Первой нарушила молчание Корнелия.

— Откуда тебе это известно? — спросила она, поднимая взгляд на сестру.

— От Домициана, — пожала плечами та.

— Император… — голос Гая обернулся писком, и он поспешил прочистить горло. — Император пошлет навстречу мятежникам новую армию.

— У Вителлия нет новой армии. А мезийские легионы тем временем приближаются к Риму. Они уже стали лагерем в пятидесяти милях к северу от города.

И вновь ледяное молчание. На протяжении всего ноября Марцелла была уверена, что кто-нибудь придет и спасет Рим — Фабий Валент или верные легионы на юге страны. Или вмешаются сами боги. Кто угодно или что угодно.

— О нет! — Туллия вновь заметалась по мозаичному полу. — О нет, о нет! Нам нельзя оставаться здесь, Гай! Нам нельзя здесь оставаться! Варвары уже стучат в наши ворота, легионеры из Дакии и Германии…

— Может, нам стоит уехать в Таррацину, — подала голос Корнелия. Румянец постепенно возвращался на ее лицо. — Я провела там две недели со своим солдатом из трущоб. Признаюсь честно, я так и не починила гипокауст, но погода была такая чудесная, что в нем не было необходимости…

Но Туллия ее уже не слышала. Выбежав в атрий, она принялась звать управляющего, звать маленького Павлина, звать слуг, которые поспешили сделать вид, будто заняты делом, а отнюдь не подслушивали за дверью, а когда поняли, что у их хозяйки истерика, моментально засуетились. Гай бросился наверх, к себе в таблинум, Корнелия и Марцелла остались в атрии одни. Взгляд Корнелии был устремлен в пол, как будто в пестрой мозаике ей уже виделись мезийские легионы, которые уже были на подходе к Риму.

— Итак, — Марцелла вопросительно посмотрела на сестру. — И кто же он, этот твой любовник?

— Это так важно? — пожала плечами Корнелия. Ее темные волосы отливали блеском. — Все кончено. Я не хочу, чтобы из-за меня у него были неприятности с Туллией и Гаем.

— Лоллия и ее раб, — задумчиво произнесла Марцелла. — Ты и солдат. Диана и колесничий. Все Корнелии в этом году оскандалились.

— Все, кроме тебя, — Корнелия кисло улыбнулась.

— Марцелла, Корнелия! — окликнул их Гай. В следующий миг он уже сбежал вниз со свитками под мышкой. — Вы должны срочно собирать вещи. Мы едем в Брундизий. Думается, сейчас это самое безопасное место.

— Я никуда не еду, — заявила Корнелия.

— Почему? — Гай был готов испепелить ее взглядом. — Не хочешь бросать своего плебея-любовника?

— Нет, — Корнелия холодно посмотрела на брата. — Просто у меня как у патрицианки еще осталось чувство долга.

Гай покраснел.

— Марцелла, поговори с ней.

— Я тоже никуда не поеду, — ответила та. — Мне интересно знать, что будет.

Услышав такой ответ, Гай покраснел еще больше и принялся растерянно топтаться на месте. Он открыл было рот, чтобы что-то возразить, однако в это время в прихожей что-то разбилось, раздался плач служанки и возмущенный крик Туллии.

— Гай! — крикнула она, и он поспешил на ее зов.

Корнелия взяла плащ. Движения ее были медленными, словно под водой.

— Я лучше пойду к Лоллии. Думаю, ей следует знать, что в скором времени она вновь станет вдовой.

— Не думаю, что она станет переживать по этому поводу, — Марцелла пожала плечами и тоже взяла плащ.

Корнелия обернулась через плечо.

— Ты куда?

— Иду сообщить свою весть всему миру.

— Уехать из дома?

Дед Лоллии обвел взглядом атрий. Это был предмет его особой гордости. Хотя на дворе был конец ноября, здесь по-прежнему цвели крокусы. Вдоль стен выстроились стройные коринфские колонны, увенчанные причудливыми капителями. В нишах притаились статуи из черного дерева — каждая в человеческий рост, с глазами из слоновой кости. За атрием начинались жилые комнаты, просторные и со вкусом обставленные. На полу мозаика, которая одна стоит целого состояния, каждая ваза, каждая статуя тщательно выбраны из того обилия им подобных, какое только может предложить мир. Этот дом он обустраивал всю свою жизнь, медленно, постепенно. Лоллия точно знала — именно о таком доме он мечтал еще тогда, когда мальчишкой-рабом убирал в домах своих хозяев.

— Легионы не войдут в Рим, — пообещала она деду. — Солдаты Веспасиана встанут лагерем у городских ворот. Сенат дрогнет, затем мы капитулируем, и одна Фортуна знает, что будет с Вителлием. Но нашему дому ничего не грозит.

— Тогда зачем уезжать отсюда? — дед потрогал небольшую статуэтку нимфы из розового мрамора.

— Потому что я не хочу, чтобы моя дочь оставалась здесь, — хмуро призналась Лоллия.

— А дом в Остии? — вздохнул дед, который уже слегка устал от этого разговора. — Это ведь тоже довольно далеко отсюда, разве нет, моя красавица? Мы через пару деньков можем уехать туда.

— Нет, ты уедешь уже завтра. И возьмешь с собой Флавию. Я же поеду с Корнелией и Марцеллой в Брундизий.

— Разве они не едут вместе с Туллией и Гаем? — дед Лоллии поморщился. — У этой женщины голос, как скрип телеги по мостовой.

— Думаю, несколько дней я его вынесу.

Это была чистой воды ложь. В намерения Лоллии не входило ехать с Гаем и Туллией в Брундизий. Насколько ей было известно, Корнелия и Марцелла тоже не собирались туда. Они остаются в Риме. Лоллии не давал покоя вопрос, почему. Корнелию могло подвигнуть на это чувство долга, Марцелла способна ради того, чтобы удовлетворить свое любопытство. А я? Почему у нее тоже нет никакого желания паковать свои драгоценности, чтобы вместе с дочерью и дедом отправиться в Остию? Несколько недель на залитой солнцем террасе с видом на море, отдыхая, играя с Флавией, а тем временем, смотришь, в Риме жизнь снова войдет в обычное русло. Уже половина патрицианских семейств под шумок собрали вещи и уехали из города. А я? Чего жду я?

Ответа на этот вопрос у нее не было. Обычно она гордилась своей практичностью, как и дед, своим здравым смыслом. Но отец ее был патрицием, и иногда это патрицианское чувство долга брало верх.

Лоллия что-то проворковала и отправила деда собирать вещи, прежде чем тот передумает ехать. После чего удалилась в небольшую кладовую, чтобы спрятать там как можно больше его «прекрасных» вещей. Африканскую коллекцию изделий из слоновой кости, лакированные чаши из Индии, фигурки из зеленой яшмы, редкие книги в инкрустированных футлярах. Она уже почти битком набила один из потайных шкафов, когда услышала позади себя на лестнице шаги.

— Госпожа!

— О, приветствую тебя, Тракс.

Лоллия взяла в руки малахитовую доску для шашек, привезенную с Крита, и аккуратно поставила ее в небольшую потайную нишу. Ей было слышно, как Тракс шагнул с последней ступеньки с прохладный полумрак кладовой.

— Госпожа, управляющий сказал, что ты не едешь в Остию. Это так?

— Нет, не еду, — Лоллия посмотрела на мраморную нимфу, та оказалась чересчур высока и не помещалась в нишу. — Тракс, разве ты сейчас не должен помогать Флавии собирать ее вещи? Проследи, чтобы она не забыла взять свой яшмовый зверинец и жемчужные бусы. Это ее любимые вещи.

Но Тракс пропустил ее слова мимо ушей и подошел ближе. Лоллия еще ни разу не видела его таким взволнованным — руки его были сжаты в кулаки, но даже это не могло скрыть их дрожь.

— Госпожа, в городе оставаться небезопасно…

— А я не остаюсь. Я вместе с Корнелией и Марцеллой еду в Брундизий.

Тракс покачал головой.

— Ложь. Я ведь знаю тебя, госпожа.

— Похоже, что да, — кисло согласилась Лоллия. — Но не надо переживать из-за меня. Никто не посмеет предать разграблению Рим.

— Тогда почему ты отправляешь из города дочь?

— На всякий случай. Так мне спокойнее.

Второй шкаф был уже набит до отказа, и Лоллия захлопнула его. Если солдатня и вломится к ним в дом по крайней мере хотя бы часть дедовых вещей удастся спасти.

— Тебе понадобится охрана, — стоял на своем Тракс.

— Не переживай, если понадобится, я ее найму.

Было видно, что Тракс не решается что-то сказать.

— Госпожа, позволь мне остаться с тобой.

— Нет, ты поедешь с Флавией, — сказала она и увидела, что лицо Тракса темнее тучи. — Тракс, я прошу тебя.

Раб отвернулся. Лоллия невольно залюбовалась его золотистыми волосами, широкими плечами, четко очерченным галльским профилем и голубыми глазами. Ей хотелось запомнить его именно таким. С тех пор, как она перевезла его в дом своего деда, — измученного, с исполосованной кнутом спиной, — они не только не прикоснулись друг к другу, но даже не обменялись ни единым словом.

— Позволь, Тракс, задать тебе один вопрос, — Лоллия опустила глаза на чашу из слоновой кости, которую вертела в руках. — До того, как Фабий должен был отбыть на север, он заболел…

— Да, госпожа, — в голосе Тракса слышалась настороженность.

— Все говорили, якобы он отравился рыбой. На пиру у моего деда, который тот устроил в своем доме в честь Вителлия. Вроде бы ничего удивительно. Любой из гостей мог запросто получить отравление, если вынужден поглотить обед из пятидесяти блюд, а очистив желудок от первых пятидесяти, набить в него пятьдесят новых. Но только не Фабий — у него желудок крепкий, как у быка. До этого он не раз ел красную кефаль, и с ним ничего не случалось.

Тракс не осмеливался посмотреть ей в глаза.

— Ты пытался его отравить, я правильно понимаю?

Молчание.

— Я никому не скажу, — Лоллия вздохнула. — Я просто хочу знать.

— Вороний глаз, черные ягоды, — негромко произнес Тракс. — Но он их выблевал, когда очищал желудок между блюдами. Поэтому яда оказалось недостаточно, — Тракс вздохнул. — Может, так оно даже к лучшему. Мой Господь не одобряет убийств.

— Я думаю, твой господь простил тебя, Тракс. — Тем не менее Лоллия невольно вздрогнула, вспомнив, какие наказания полагаются рабу, посягнувшему на жизнь своего хозяина. Публичная казнь на форуме, вспарывание живота на арене — позорная, мучительная смерть. Тракс поставил под удар не только себя одного, а всех рабов в их доме, которых бы казнили вместе с ним за преступление, которого они не совершали. Да что там! В опасности оказалась даже жизнь ее деда. Парис жил в страхе несколько недель, опасаясь, что его обвинят в том, будто он пытался лишить жизни правую руку самого императора.

— Но почему, Тракс? Зачем тебе понадобился этот риск? Неужели только за то, что он тебя высек?

Тракс растерянно заморгал.

— Потому что он ударил тебя.

Его пальцы, легкие как мотыльки, прикоснулись к ее горлу — там, еще недавно красовался уродливый синяк, оставленный рукой Фабия, когда она пыталась встать на его защиту.

— Но ведь я того не стою! — воскликнула Лоллия. — Я всего лишь глупая бабенка, которая вечно меняет мужей, пьет слишком много вина и сорит деньгами.

— Ты была добра ко мне, — произнес Тракс.

— Я? Но ведь тебя высекли из-за меня. Это моя вина. Мне следовало знать, что Фабий не оставит это без последствий. Что он будет мстить.

— Ты была добра ко мне, — упрямо повторил Тракс… Сейчас, когда он подбирал слова, его галльский акцент стал еще заметнее. — Всегда. Ты спросила мое имя. Расспрашивала о моей семье. О моей сестре. Благодарила, когда я тебе что-то приносил.

— Неужели это так важно?

— Хозяева… у меня их было трое, с тех пор как мне исполнилось десять лет. Все трое купили меня из-за моей внешности, но… — Тракс пожал плечами. — Они пользовались мной, как вещью. Ты же была добра. Ты вообще добрая.

Лоллия не осмеливалась посмотреть ему в глазах — так много света было в них.

— При Фабии я бы не осмелилась остановить свой выбор на тебе, — нехотя призналась Лоллия. — А сейчас могу. Тракс, сейчас ты возьмешь Флавию и уедешь с ней отсюда в безопасное место.

— Госпожа…

— Мне больше некому доверить мою дочь, Тракс. Только тебе, — Лоллия подняла глаза. — Прошу тебя, позаботься о ней.

— Как будто она моя собственная, — просто сказал он. — Иногда я притворяюсь, будто она моя.

Лоллия протянула руку и прикоснулась ладонью к его лицу.

— Когда все закончится, я найду твою сестру и куплю ее. Обещаю тебе, Тракс. Я куплю ее и привезу сюда, и освобожу вас обоих.

Тракс повернул лицо и поцеловал ее ладонь. Лоллия на несколько мгновений задумалась — представила себе Фабия, кнут в его руке, забрызганные кровью цветы в атрии. Однако Фабий был мертв, а она снова вдова — второй раз в течение всего одного года. Так что теперь никто не назовет это супружеской изменой. Она положила руки Траксу на плечи и встала на цыпочки, чтобы его поцеловать. Затем легонько толкнула его, чтобы он сел на бочку с селедкой, а сама забралась к нему на колени. Ему были известны сотни способов, как сделать ей приятно. Но на этот раз она сама хотела доставить ему удовольствие, и оттолкнула его руки. Движения ее были медленными, ей было некуда торопиться. Он же крепко обхватил ее и, уткнувшись ей в волосы, что-то произнес на родном языке. Она поняла лишь последнее слово. Лоллия судорожно прошептали его губы где-то рядом с ее горлом. И она обняла erо и еще несколько мгновений не отпускала от себя. Он впервые назвал меня по имени.

— Нам пора, — негромко сказала она.

Тракс разжал объятья, и в какой-то момент ей показалось, будто он сейчас перебросит ее через плечо и — даже если она станет отбиваться и кричать — унесет прочь из Рима, лишь бы только не оставлять ее здесь одну. Но нет, он привык подчиняться. И вместо того, чтобы схватить ее, помог ей поставить в очередной потайной шкаф золотой винный сервиз ее деда. Лоллия стряхнула с его золотых волос паутину. Он, в свою очередь, снял с шеи небольшой деревянный крестик и надел на нее. Затем взял ее руку, несколько мгновений молча сжимал в своей, после чего отпустил и зашагал вверх по ступенькам.

Лоллия провожала деда в Остию следующим утром. Вместе с Парисом туда же отбывали Тракс с Флавией, ящик с деньгами и всего его рабы. В последний момент Флавия закапризничала, требуя, чтобы мать ехала вместе с ней. Тогда Тракс сурово посмотрел на нее, и девочка утихла. Когда Тракс нес ее к повозке, она обернулась и через его плечо помахала Лоллии рукой. Лоллия со счастливой улыбкой помахала ей в ответ. Она стояла и махала им вслед до тех пор, пока повозка не превратилась в черную точку. Лишь тогда она вернулась в дом, в опустевший атрий, и, прижимая к груди подаренный Траксом деревянный крестик, дала волю слезам. Она рыдала, а статуи черного дерева молча взирали на нее глазами из слоновой кости.

О боги, я плачу, подумала она. Скандальная Лоллия. Нет, пожалуй, умудренная жизнью. Она превзошла самое себя. Что скажут другие Корнелии, если узнают, что она сделала самое худшее из того, что могла сделать, — хуже, чем изменять мужу с любовниками, хуже чем к двадцати годам пять раз побывать замужем, причем трижды в течение одного года.

Нет, она пала гораздо ниже. Она влюбилась в раба.

— Думаю, я видела достаточно, — сказала Диана.

— Достаточно? — переспросила Марцелла. Сердце ее колотилось в груди подобно молоту Вулкана. С ним покончено. С Вителлием покончено. Больше не на что надеяться, неоткуда ждать пощады. И она видела это своими глазами. — Ты хочешь уйти?

— А разве ты не хочешь? — Диана бросила взгляд вдоль длинного коридора императорского дворца. Сегодня он был пуст, хотя улицы полнились ревом человеческих голосов.

— Я думала, тебе будет интересно взглянуть, — сказала Марцелла. — Ты ведь была зла на Вителлия с того самого дня, когда выиграла гонки.

— Я не люблю смотреть, как конь ковыляет с переломанной ногой, — резко ответила Диана. — На первый взгляд он вроде еще жив, хотя на самом деле — уже мертв, только не подозревает об этом.

— О, я думаю, Вителлий все прекрасно понимает. И ему недолго осталось ждать, когда отыщется смельчак, который ударит его по голове, чтобы его прикончить и тем самым положить конец его мучениям.

— Не думаю, что мне хотелось бы это видеть, — Диана как всегда была хороша — в синем плаще, заколотом на плече серебряной кельтской пряжкой. И все же под глазами у нее залегли темные круги. — Давай уйдем, пока по улицам еще можно пройти.

Марцелла нехотя последовала за кузиной. Видеть, как вокруг тебя творится история, это, конечно, увлекательное зрелище, однако перспектива быть растерзанной или затоптанной толпой ее не прельщала. Это было бы слишком.

К тому времени, когда они проложили себе пусть сквозь людское море, в морозном, фиолетовом небе уже поднималась луна. На каждом форуме, на каждом углу шумели ликующие толпы. Марцелла про себя поблагодарила Вителлия за то, что тот приставил к ним охрану, чтобы они могли безопасно добраться до дома. Что угодно для своей любимицы, даже сейчас.

— Погоди! — Диана, вытянув шею, на мгновение застыла на месте, а затем шагнула вперед из-за спин пары преторианцев. — Что ты здесь делаешь? — спросила она у какого-то мужчины.

Человек остановился и посмотрел на нее. Седые волосы, бронзовая шейная гривна-торк, штаны. Перед ней был сын мятежника — Ллин ап Карадок. Марцелла тотчас вспомнила, как разозлилась как-то раз на весенних играх, когда он пропустил мимо ушей ее вопрос о мятеже, который его отец поднял в Британии. Почему меня тогда это так заинтересовало, задумалась Марцелла. Провалившийся мятеж, тем более двадцать лет назад, наверняка не столь увлекательное событие, чем мятеж, что назревает прямо перед моим носом.

— Я бы не советовал тебе расхаживать по улицам, — Ллин счел своим долгом предупредить Диану. — До меня дошли слухи, что на Капитолии уже пролилась кровь.

— Верно, — подтвердила Диана и устало потерла затылок. — Вителлий пытался отречься, но не знал, как это делается. Ведь еще ни один император не отрекался от трона. Поэтому он предложил толпе свой кинжал и произнес речь. К сожалению, он был пьян, и все прошло не так, как ему хотелось.

Марцелла вспомнила, как император Вителлий собрался публично объявить об отречении. Вспомнила его улыбку и застывший в глазах ужас, когда толпа ревела, выкрикивая его имя.

— Итак, — заявил Вителлий, вернувшись во дворец, и развел в стороны мозолистые руки наездника. — Полагаю, что я по-прежнему император, потому что по-прежнему нужен народу.

На его одутловатом, красном лице читалась странная смесь ужаса и высокомерия.

Ллин сверлил Диану взглядом холодных, как сталь, глаз.

— Он мертв?

— Нет, — ответила Диана. — Однако его солдаты словно с цепи сорвались. Они отправились на поиски сына Веспасиана, однако нигде не смогли найти. Зато они нашли его ни в чем не повинного брата, и разорвали его на части.

Интересно, задалась мысленным вопросом Марцелла, переживет ли Домициан эти дни или нет? Согласно слухам, мезийские легионы, которые поддерживали его отца, стояли в десяти милях от города. И все же Домициану никогда не дождаться их прибытия, если он не отыщет безопасное место, где можно было бы спрятаться. Разумеется, я не намерена прятать его у себя под кроватью, если он вдруг приползет под мою дверь.

Диана пристальным взглядом окинула Ллина с ног до головы. От ее внимания не ускользнул длинный меч, что болтался возле одетой в штанину ноги.

— Я уверена, что тебе не полагается носить при себе такие вещи, — сказала она.

— Неужели? — Ллин пожал плечами.

— Это не римский меч. У него слишком длинное лезвие. Вполне возможно, что этот меч служил тебе еще в Британии. Хотя, по идее, как только вас с отцом схватили, вас тут же должны были разоружить.

— Мой тебе совет, госпожа, ступай лучше домой, — посоветовал ей Ллин, вновь пожимая плечами.

— И ты тоже.

— У меня здесь дело.

— Дело? Это что же за дело такое?

— Вителлий.

Диана улыбнулась холодной как лед улыбкой.

— Только не притворяйся, что он и есть тот император, который бросил тебя за решетку.

Ллин поставил ногу на придорожный камень. Вечерний ветер трепал его седеющие волосы.

— Я никогда не притворяюсь.

Они с Дианой буквально буравили друг друга глазами. Марцелла с интересом наблюдала за ними.

— Вителлий уже мертвец, даже если пока он все еще жив, — наконец произнесла Диана. — Какое тебе до него дело?

Ллин улыбнулся ей. Последние лучи солнца играли на бронзовом обруче у него на шее и браслетах, которые он получил давным-давно в качестве наград за сражения, выигранные у другого римского императора.

— Я тоже уже мертвец, госпожа.

— Зато до сих пор жива твоя способность затмевать собой других мужчин, — заметила Диана. — Жаль, что я познакомилась с тобой здесь, а не в Британии.

Ллин расхохотался над ее словами.

— Не думаю, чтобы из тебя получился воин.

— Зато ты сделал из меня колесничего. И на этом спасибо.

— Диана, надеюсь, ты уже наговорилась? — спросила Марцелла, удивленно выгнув брови. — Смотри, уже совсем темно. А ведь, кажется, именно ты не советовала мне ходить одной по темным улицам.

Диана повернулась, сделала знак преторианцам и зашагала прочь от Ллина. При этом ее синий плащ взметнулся вверх, и Ллин поймал ее обнаженную руку.

— Если со мной что-то случится, — сказал он ей. — Можешь взять себе моих лошадей.

— Тебе это непременно нужно? — Диана одарила его полным негодования взглядом. — Теперь мне решать, чего мне хочется больше всего — твоей безопасности или твоих лошадей. А лошади у тебя, должна сказать, отменные.

Ллин вновь улыбнулся и отпустил ее руку. В следующий миг он бесшумно растворился в толпе.

— Что это было? — поинтересовалась Марцелла, когда они поспешили дальше. — Только не говори мне, что он твой любовник. Потому что это настоящий дикарь.

— О боги, только не это, — с отвращением вздохнула Диана. — Давай лучше поспешим домой, пока в город не вошел враг.

Глава 20

Корнелия обожала Сатурналии. Это были ее любимые праздники.

Прежде всего, в доме шла уборка — чтобы к новому году он сиял чистотой. За ней следовал традиционный пир, во время которого рабы раз в году возлежали на пиршественных ложах, а их хозяева подавали им угощения. Пизон не слишком любил эту часть. По его мнению, в ней было нечто унизительное. А вот Корнелия не имела ничего против того, чтобы обойти ложи с графином вина, наливая его в кубки рабам, которые отвечали ей робкой улыбкой. Что дурного в том, что раз в год мы меняемся с ними местами, размышляла она. Это учит нас скромности. За пиром следовало всеобщее веселье. Диана прожужжала всем уши по поводу гонок. Гай, как всегда неуклюже, возглавлял праздничные забавы, Лоллия, слегка перепив, то и дело выкрикивала: «Да здравствуют Сатурналии!». Марцелла как обычно со сдержанной улыбкой наблюдала за всеми остальными и их выходками. Сатурналии, праздник окончания года.

Впрочем, в этом году Корнелию терзали сомнения в том, что веселье состоится. Никаких подарков. Никаких забав и дурачеств. В этом году повсюду будет царить смерть.

— Госпожа! — схватила ее за руку служанка. В глазах девушки читался испуг. — Я слышала, что на Мильвиевом мосту вспыхнула потасовка.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, Зоя, — Корнелия сделала пометку на восковой табличке и постаралась подавить тошноту, которая преследовала ее все утро. — Ты уже закончила пересчитывать постельное белье?

— Нет, но…

— Непременно пересчитай.

Никаких пиров, никаких игрищ, однако дом по случаю праздников все равно следует привести в порядок. К своей великой радости Корнелия обнаружила, что Туллия была не такой уж и хорошей хозяйкой, хотя и ходила по дому со связкой ключей и лично составляла список блюд.

Ее больше волновало, чтобы рабы не крали еду и не занимались любовью в пустых спальнях, нежели скопившаяся в углах пыль.

Корнелия подтолкнула дрожащую рабыню к шкафам, в которых хранились скатерти и постельное белье.

— Займись делом, Зоя. Сейчас не то время, чтобы маяться бездельем.

А сама направилась в кухню.

— Вы уже испекли недельный запас хлеба? — поинтересовалась она у рабов.

— Нет, но, госпожа, привратник говорит, будто он видел, как армия входила в город.

— Это не повод, чтобы ничего не делать. Хлеб должен быть испечен. — Ее взгляд упал на группку мальчишек-рабов, которые пытались что-то рассмотреть на улице сквозь отверстия в ставнях. — Этих тоже следует занять делом. Пусть начистят до блеска всю посуду.

— Слушаюсь, хозяйка.

Было видно, что рабы напуганы и не горят желанием работать, однако Корнелия всем до единого раздала поручения. Пусть занимаются делом, тогда у них будет меньше поводов для паники. И сама она тоже займется делом, тогда поводов для паники не будет и у нее самой. Куда приятнее придирчивым взглядом изучить мозаичный пол в атрии и решить, стоит ли заменить плитку или не стоит, чем постоянно думать о том, что император Вителлий утром послал во вражеский лагерь своих доверенных лиц с условиями мира. Куда приятнее пересчитывать скатерти и салфетки, делая заметки, что необходимо соткать в следующем году, чем постоянно думать о слухах, которыми полнился город — мол, враг стоит уже у городских ворот. Мезийские легионы отвергли условия мира и вот-вот войдут в город. Если уже не вошли.

— Они идут тремя колоннами, — запыхавшись, сообщила Марцелла несколько часов назад. — Главные силы наступают по Фламиниевой дороге через Мильвиев мост. Вторая колонна движется к Аврелианским воротам, а третья — по Саларийской дороге.

— Ты куда собралась? — поинтересовалась Корнелия у сестры. Щеки Марцеллы пылали румянцем, глаза блестели азартом. — Неужели ты осмелишься выйти из дома, когда вокруг царит безумие?

— Я хочу увидеть, что происходит.

— Марцелла! — но та уже вырвала руку и бросилась вон из дома. Со стороны могло показаться, будто она торопится на свидание с возлюбленным. Точь-в-точь, как я сама, когда торопилась на свидание с Денсом, подумала Корнелия, глядя вслед сестре. Она молча вознесла молитву Юноне — или Минерве? — наверно, любому божество, которое согласилось бы ее выслушать, после чего принялась за уборку, успокаивая себя тем, что только войска Вителлия будут разбиты, кровопролитие прекратится. Не станут же легионы Веспасиана грабить столицу империи?

— Госпожа, — подал голос помощник управляющего. — Легионеры ломятся в город через Сады Азиатикуса. Нам нужно бежать…

— Мы даже не сдвинемся с места, — Корнелия даже не заметила, когда переняла у Друза его солдатские замашки. — Делай, что тебе велено. Здесь нам ничего не грозит.

Друз. Там, в трущобах он в безопасности. Самые ожесточенные схватки будут кипеть вокруг форума, полусожженного Капитолия, вокруг Марсова поля и городских ворот. В тот день, когда Гай с Туллией уехали из Рима, она отослала ему записку. Им все известно, писала она, после чего добавила: прошу тебя, береги себя. На записку не отвечай и не пытайся меня найти.

— Где Зоя? — Корнелия посмотрела по сторонам в поисках горничной.

Помощник управляющего поспешил отвести взгляд.

— Не знаю, госпожа.

— Тогда найди кого-нибудь, кто бы убрал со стен паутину.

Ближе к полудню до Корнелии уже доносился отдаленный грохот и гул голосов. Она позвала носильщиков, чтобы отнести записку Лоллии. Та наверняка предпочтет пересидеть эту неразбериху здесь, нежели оставаться одной в огромном дедовском доме. Увы, носильщики все разом куда-то подевались, и записка так и осталась неотправленной. После полудня из дома исчезли все рабы мужского пола. А во второй половине дня у Корнелии не осталось нужного числа рабынь, чтобы перевернуть, как то обычно делалось раз в году, массивную перину.

— Ну что ж, — отрешенно произнесла она, тяжело опускаясь на кровать. — Нет, значит, нет.

— Хозяйка, — прошептала молоденькая рабыня. — Сражение уже кипит на форуме Юлия, рядом с Большим цирком. У храма Минервы.

— Вот как? — Корнелия с трудом подавила очередной приступ тошноты. — В таком случае, если хотите, можете бежать отсюда.

Повторять не потребовалось — рабов как ветром сдуло. Корнелия откинулась на перину и свернулась клубочком. Диана уехала из города вместе с отцом, но, может, Лоллия придет к ней сама, без приглашения. Ей наверняка страшно оставаться одной в огромной доме. А, может, вернется Марцелла. О, боги, ну почему она ушла, бросив ее здесь одну? Почему? В этот момент Корнелии больше всего на свете хотелось почувствовать руку сестры, услышать ее спокойный голос, чтобы она объяснила, почему ей не стоит переживать и почему вскоре все образуется.

Может, действительно, вскоре все образуется.

Внезапно внизу раздался стук — кто-то барабанил в дверь. Корнелия тотчас испуганно села в постели. Затем до нее донеслись тяжелые шаги. Кто-то поднимался по лестнице. Не может быть, чтобы уличные бои уже докатились до Палатина, нет, не может быть! Она испуганно огляделась по сторонам, в тщетной надежде отыскать глазами вещь потяжелее, однако кто-то позвал ее: «Корнелия!». Услышав знакомый голос, она тотчас вскочила с постели и уже в следующее мгновение, еще до того, как он сам переступил порог ее спальни, бросилась в объятья к Друзу.

— О боги! — прошептал он, прижимая ее к себе. — Я думал, ты уехала из города. Кстати, а почему ты не уехала?

— А ты почему? — ответила вопросом на вопрос Корнелия, почти касаясь губами его грубой туники. — Я ведь велела тебе не приходить сюда.

— И ты надеялась, что я тебя послушаю.

— А если бы тебя кто-нибудь узнал? Приказа на твой арест никто не отменял.

— Сейчас у всех куда более важные заботы, нежели ловить мелких изменников, — Друз отстранился от нее и заглянул ей в глаза. — У тебя есть охрана? Или хотя бы вооруженные дубинками рабы?

— Бежали. Все до одного.

— Зря ты не последовала их примеру. На Марсовом поле рекой льется кровь. А у городских ворот идет настоящая резня. Все сейчас словно в норы стараются забиться назад в трущобы. Сражение вряд ли дойдет туда.

— Не могу, — покачала головой Корнелия. — Мой брат бежал из Рима, но моя сестра и кузины все остались в городе. И если им понадобится где-то искать убежища, они могут прийти ко мне.

— В таком случае придвиньте к двери какую-нибудь мебель помассивнее, завесьте окна, подоприте ворота чем-то тяжелым, бочками или ящиками.

Корнелия посмотрела ему в глаза.

— Друз…

— Что? — он убрал с глаз потные пряди. Одет он был в грубую тунику без рукавов, на поясе, как и в старые времена, висел короткий меч.

Корнелия улыбнулась.

— Ничего.

Что ж, пусть займется делом. Например, укрепит чем-нибудь входную дверь.

Он опустился рядом с ней на кровать и, взяв ее руки в свои, сплелся с ней пальцами.

— Твоя записка. Ты писала мне, что твоему брату все известно. Он по этой причине отказался взять тебя с собой? Честное слово, ему еще влетит за то, что он бросил сестру одну в пустом доме.

— Нет, он здесь не при чем, я сама отказалась уехать вместе с ним. Но ему действительно известно. Но не про тебя, а про то, что я… — Корнелия пожала плечами, — запятнала себя позором. Так он выразился.

— Прости меня, — начал было Друз, однако Корнелия прижала палец к его губам.

— Тсс. Я рада, что ты вернулся.

— Я не оставлю тебя до тех пор, пока не буду уверен, что тебе ничего не грозит, — он заключил ее в объятья, крепко прижимая к своей широкой, теплой груди. Друз, неслышно шептали ее дрожащие губы, когда я два месяца назад вернулась из Таррацины, у меня должны были начаться месячные, но они так и не начались. Друз, я никогда не пользовалась египетскими снадобьями Лоллии, потому что была уверена, что бесплодна. Друз, я была замужем восемь лет и так ни разу не забеременела. И вот теперь… я кажется, ношу под сердцем ребенка.

Она почувствовала рядом с собой холодок его меча, и так и не решилась произнести эти слова вслух. Поздно что-то говорить, поздно куда-то бежать. Вообще поздно что-либо делать в этот безумный день Сатурналий. Ей оставалось лишь ждать.

Накинув на голову покрывало, Диана перешла на бег. Она видела, как Ллин, подобно волку на охоте, устремился вперед. Ей явно было за ним не угнаться, однако она бежала довольно быстро. Несколько месяцев упражнений в управлении колесницей пошли ей явно на пользу. Она сейчас быстренько пробежится по улицам, после чего вернется к Лоллии. Та наверняка сидит в одиночестве в просторном атрии и, чтобы сохранить спокойствие, пытается занять себя вышивкой. Все утро они провели в молчаливом ожидании, моля богов, чтобы городские ворота выдержали натиск врага. Увы, к полудню Мильвиевы ворота были сломаны, а вслед за ними и все остальные. Легионеры Веспасиана ворвались в город.

Услышав шум, Лоллия испуганно оторвала глаза от вышивания. Лицо ее было бледным, как полотно. Казалось, еще миг, и она, как испуганная лошадь, сорвется с места.

— Давай наймем охрану, — предложила Диана. — И перейдем к Корнелии и Марцелле. Все-таки их дом чуть дальше, чем наш.

Увы, все стражники, которых Лоллия наняла для охраны дома, давно бежали.

То и дело озираясь по сторонам, Диана пыталась держаться переулков. В дверных проемах с каменными лицами стояли женщины, настороженно глядя на нее, а из-за их спин испуганно выглядывали дети. Как ни странно, таверна была открыта, и из нее окон доносилась пьяная брань. Затем ей попались лавки торговцев, некоторые из них тоже были открыты. На глазах у Дианы какая-то домохозяйка спокойно перебирала в корзине яблоки. Выбрав несколько без темных пятен, она протянула торговцу пару медных монет. Когда Диана резко остановилась рядом с женщиной, цеплявшийся за ее юбку маленький ребенок посмотрел на нее без всякого страха.

Они смогут пройти вдвоем, без всякой охраны, она и Лоллия. Главное, держаться подальше от форума. Да, нужно проследить, чтобы Лоллия не надела на себя драгоценностей.

Диана бросила взгляд на уходившую вниз по склону улицу в направлении сломанных ворот. Издали до нее доносился рев голосов. Его легко можно было бы принять за раскат грома, не знай она, что это звуки кровопролития.

Отсюда было недалеко до конюшни «красных». Диана колебалась лишь одно мгновение.

Я только посмотрю, как там лошади, и вернусь назад. Сейчас для нее это было самое главное. Глава их фракции бежал из города неделю назад, взяв с собой всех колесничих. Насчет «синих» Диана не была уверена. Неужели они настолько глупы, что решили, будто Вителлий в состоянии их защитить?

Стараясь идти переулками, она двинулась в обход форума. В иное время она ни за что не решилась нырнуть в этот лабиринт закоулков одна, но сегодня узенькие улочки были пусты, и лишь в щели ставней и дверей на нее смотрели чьи-то глаза. Мимо нее с набитыми мешками на плечах воровато прошмыгнули двое мужчин. Да еще безумный нищий притулился, что-то невнятно мыча, в дверном проеме. А кроме этого — мертвая тишина.

Диана вновь перешла на бег. Мои Четыре Ветра! Она только убедится, что с ними все в порядке, и сразу домой. Лоллия наверняка уже заждалась ее. К утру исход сражения будет ясен — так или иначе. Одни лишь боги ведают, где сейчас Вителлий. До нее дошли слухи, будто бы он укрылся в семейном особняке на Авентине и заперся изнутри. Но кто поручится, что это действительно так?

Упершись руками в колени и жадно хватая ртом воздух, она остановилась перед входом в конюшни «синих».

— Басс! — позвала она главу фракции «синих», однако ответом ей было лишь эхо. На соломе валялся обрывок «синих» поводьев, а рядом с поилкой лежало на боку одинокое ведро. Затем она увидела двух стражников — судя по форме, преторианцев, и затем, в самом конце прохода, еще несколько человеческих силуэтов. Увы, никто не обратил на нее внимания, никто не остановил. Это были случайно забредшие сюда люди, искавшие под крышей конюшни спасения от обезумевшей солдатни. Судя по всему, глава фракции «синих» тоже бежал, к тому же прихватив с собой лошадей. У Дианы отлегло от сердца. Значит, ее резвые Четыре Ветра в безопасности. Она подошла к первому стойлу, куда совсем недавно торжественно привели ее гнедых, и заглянула за перегородку. И тотчас окаменела от ужаса.

Там стоял ее быстроногий Зефир и глядел на нее спокойными, влажными глазами. Через другую перегородку высунул морду Нот. Еще пара шагов — и она увидела Эвра и Борея. Это двое тоже были здесь, а за ними целая череда гнедых чистокровок. Колесничие «синих» в панике бежали из города, бросив лошадей на произвол судьбы.

— Мерзавцы! — процедила сквозь стиснутые зубы Диана и резко развернувшись, бросилась к сараю, где хранилась упряжь. Еще несколько часов, и здесь не останется ни одной лошади. Их всех разберут себе опьяненные победой легионеры. Им не нужно объяснять, каких денег стоит хорошая беговая лошадь. Четверки разлучат и разведут по новым хозяевам, уже к утру продадут и перепродадут не один десяток раз, и им больше никогда не принять участие в забегах. Нет, она не допустит, чтобы эта печальная участь постигла ее любимцев!

— Эй, помоги мне! — крикнула она одному рабу, заметив, как он крадется к другому концу коридора. Но он лишь тупо посмотрел в ее сторону.

Диана нырнула в сарай за упряжью и вышла оттуда с парой уздечек на каждом плече. Первым делом она направилась к Борею.

— Пойдем со мной, только прошу тебя, не нужно кусаться, — принялась она успокаивать его, но уже в следующее мгновение замерла на месте и выронила из рук уздечку.

— Привет, красавица, — негромко произнес Вителлий. Он сидел в дальнем углу стойла, сложив руки на массивном животе. Его пурпурная тога была вся в навозе, и Вителлий, без всякой брезгливости, снимал с себя налипшие куски. У его ног валялся пустой мех из-под вина. В другом углу, переминаясь с ноги на ногу, застыл преторианец. Подозрительно посмотрев на Диану, он нервно потрогал свой меч. Однако Вителлий мотнул двойным подбородком, мол, все в порядке. Преторианец посторонился, и Диана вывела Борея из стойла.

— О боги, цезарь, — обратилась она к Вителлию, — что ты здесь делаешь?

— Я направлялся в свой семейный особняк на Авентинском холме, но… — Вителлий пожал плечами. — На улицах кипит сражение. Кстати, тебе об этом известно?

Диана подошла к нему на шаг ближе.

— Но почему ты не во дворце?

— Ах, ты вот о чем, — Вителлий поерзал в углу, и его тучные телеса заколыхались. — Мне там никогда не нравилось. Тем более что все, кто там был, уже приготовились бежать. Ты думала, мне ничего неизвестно? Алиен меня предал, а теперь то же самое собралась сделать моя личная гвардия. А ведь Алиен мне нравился…

Вителлий что-то добавил себе под нос, затем протянул руку и погладил Борея по крепкой ноге. Борей тотчас затоптался на месте, но лягаться не стал.

— Вот лошади нас не предают, — задумчиво произнес император.

— Зато люди их бросили, — Диана подняла уздечку, которую выронила от удивления при виде Вителлия. — Глава фракции, он их бросил, а сам сбежал.

— Да, я положил им в ясли сена, когда пришел сюда. Они были голодными.

Диана повертела в руках уздечку. Вителлий подобрал мех с вином и, выдавив себе в рот последние капли, снова отбросил его в сторону. Глаза его были налиты кровью и бегали по сторонам, однако пышные телеса оставались неподвижны.

— Мне нужно бежать, цезарь, — сказала Диана. — Ты можешь спрятаться, может даже, тебе удастся выскользнуть из города. Или же отречься от трона в пользу Веспасиана.

— Я пытался, но из этого ничего не вышло, — Вителлий подобрал соломинку и принялся нервно вертеть ее в руках. — В любом случае, бегство — дело недостойное императора.

— А прятаться в конюшне — достойное? — Диана невольно почувствовала отвращение. Гальба был стар, однако умер, отдавая приказы своей гвардии. Отон, как только понял, что проиграл, собственноручно, и главное, с достоинством, лишил себя жизни. — Император встречает врага лицом к лицу!

Вителлий устало посмотрел ей в глаза.

— Какой из меня император!

Ответа на его слова у нее не нашлось.

— Я когда-нибудь рассказывал тебе, что когда-то чистил лошадей в этой конюшне? — Вителлий тяжело оторвал свою тушу от соломы и протянул руки. Борей тотчас подошел к нему и принялся тереться носом о его грубые ладони в надежде на угощение. — О боги! — воскликнул Вителлий и покачал головой. — Как я люблю лошадей! Особенно, моих «синих»!

Диана отвернулась.

— Забирай их, — сказал Вителлий и на прощанье похлопал Борея по загривку. — Зря я тогда отнял их у тебя. На тех гонках, когда ты управляла колесницей, на последнем отрезке казалось, будто они оторвались от земли и летят. Какое чудное было зрелище! Такое стоит видеть. Для меня они этого не сделают. А может, и вообще ни для кого.

— Цезарь…

— Забирай их, — Вителлий грубо оттолкнул ее и, собрав складки пурпурной тоги, направился вон из конюшен. — Там меня уже ждет толпа, и когда она начнет терзать меня на части, я хочу быть пьяным.

— Но, цезарь! — Диана бросилась за ним вдогонку, тщетно пытаясь найти слова, способные его приободрить, однако в следующее мгновение в конюшню ворвался какой-то высокий человек.

— Эй, убирайся отсюда! — крикнул ему один из немногих, оставшихся верными до конца преторианцев и для пущей убедительности вытащил меч. Увы, из ножен бритта моментально был извлечен длинный меч, а в следующую секунду, он вонзил его преторианцу в шею. Преторианец на мгновение широко раскрыв глаза, будто пытаясь понять, что случилось, а потом, словно тряпичная кукла, осел на пол конюшни. Вителлий, испуганно раскрыв рот, застыл на месте. Ллин Карадок, не говоря ни слова, стряхнул с кончика меча мертвое тело.

— Отойди от императора! — крикнул второй стражник и с угрожающим видом двинулся на Ллина, однако британец был изворотлив, как змея. На мгновение отступив назад, он уже в следующий миг рассек преторианцу лицо. Брызнула кровь, заливая стражнику глаза. Увидев это зрелище, третий, он же последний преторианец, который до этого испуганно жался в темном углу, и еще несколько придворных, с ужасом выскочили из своих углов и со всех ног бросились прочь.

— Ллин! — крикнула Диана. — Неужели ты?..

Ллин тем временем прикончил второго стражника и двинулся дальше. Взгляд его был прикован к Вителлию. Глаза его горели яростью, несоизмеримой с жалким, толстым, трясущимся от страха Вителлием и его былыми грешками. Этой ярости хватило бы на весь Рим. При виде британца Вителлий понял, что любые слова о пощаде бессильны.

— Давай, делай свое дело, — произнес он, — только поживее.

— Цезарь! — взмолилась Диана.

— Оставь меня! — взревел Вителлий, и в этот миг к нему вернулось императорское величие.

Не выпуская из рук уздечки, Диана бросилась на колени. Грубой рукой Вителлий погладил ей волосы. Когда же она подняла глаза, то Ллин за шею уже тащил его по проходу.

— Поскорей уходи отсюда, — крикнул он ей, не оглядываясь. Вскоре обе мужских фигуры — высокая и толстая — скрылись из вида, исчезнув в последнем пустом стойле. Диана еще пару секунд смотрела им вслед. Крики беснующейся толпы раздавались уже совсем рядом, и это привело ее в чувство.

Она встала на ноги и, подойдя к Борею, надела на него уздечку, после чего то же самое проделала с остальными тремя скакунами. Когда все было готово, повела их, чтобы запрячь в колесницу. Сверкающая позолотой и синей краской беговая колесница ей явно не подходила. На ее счастье, в дальнем конце сарая стояла скромная тренировочная колесница. В нее она и впрягла своих быстроногих скакунов. Еще ни разу Диана не делала этого с такой быстротой. На прощанье она еще пару раз бросила взгляд в сторону последнего стойла, но оттуда так никто и не вышел. Натруженной рукой Диана убрала от глаз прядь волос.

Ее Четыре Ветра были готовы — рыли копытами землю, раздували ноздри. Такое с ними случалось всегда, когда они предчувствовали, что вот-вот вырвутся на свободу. Увы, сегодня это будет совсем другой забег, мои дорогие, мысленно обратилась к ним Диана, беря в руки хлыст и поднимаясь на колесницу. Сегодня не будет дождя из лепестков роз, не будет никаких пальмовых ветвей, Лишь реки крови. Щелкнув кнутом, она, вместо того, чтобы вывести их на арену, направила через широкие ворота на улицу. Увы, похоже, она опоздала. Там ее встретили огни факелов. Плотной, сверкающей доспехами массой, солдаты двигались в сторону императорского дворца. От этой реки человеческих тел ответвлялась другая, которая текла в сторону богатых домов на Палатинском холме. Все, что Диана могла, это пустить свою четверку в галоп. Ничего другого ей не оставалось — только бегство.

— Что ты делаешь! — в ужасе крикнула Лоллия.

— Залезай! — Диана свернула с подъездной дорожки и, прямо по клумбам зимних лилий, погнала четверку в дверям дома. Колесные оси скрипнули, задев о косяк, однако колесница въехала внутрь. — Оставаться здесь дальше опасно! Сражение идет уже совсем рядом. Я едва успела обогнать толпы.

Второй раз уговаривать Лоллию ей не пришлось. Схватив под мышку узелок, та торопливо запрыгнула на колесницу.

— Ты с ума сошла. Ты ходила за своими гнедыми!

— И правильно сделала! Потому что они нам еще пригодятся. Только благодаря им мы сможем вовремя добраться до Корнелии и Марцеллы. — Диана ослабила поводья и цокнула языком. Круша колесами и копытами бесценную мозаику пола, лошади тотчас взяли с места.

— Как ты намерена разворачиваться? Здесь слишком мало места…

— Ничего, что-нибудь придумаем, — Диана наклонилась вперед, сжимая поводья. От напряжения на руках выступили жилы. Тем не менее ей удалось развернуть колесницу и вывести лошадей на улицу через входные двери. — Держись крепче.

Увидев свет факелов у подножья холма, Лоллия расплакалась. Неожиданно вокруг них возникло море человеческих тел. В воздухе стоял рев голосов, повсюду полыхали факелы.

— Эй, мои хорошие, притормозите!

Однако стоило колеснице выехать за ворота, как толпа бросилась в разные стороны, и Диана по опустевшей улице погнала четверку вперед.

— О боги, они явились сюда, чтобы грабить! — В ужасе воскликнула Лоллия, оглядываясь назад. В воротах дома ее деда уже полыхали факелы. — Почему их командир не остановит их? Ведь это Рим, а не какая-то варварская крепость! Неужели они посмеют учинить здесь разгром?

— Возможно, их командир не в состоянии их остановить. А может, им все равно, Рим это или нет.

Диана пустила четверку рысью. Стук шестнадцати лошадиных копыт о мостовую гулким эхом разлетался по пустынной улице. Правда, сестрам она не казалась пустынной. День клонился к вечеру, тени удлинялись, и Диана знала, кто притаился в них. Лоллия испуганно уцепилась за борт колесницы, клацая зубами на каждом ухабе. Впрочем, она не жаловалась.

— Ты великолепна! — похвалила она сестру, дрожа всем телом. — Ты безумна и великолепна одновременно! И главное, ты моя спасительница!

Впрочем, Диана ее почти не слушала. Все ее внимание в эти мгновения было сосредоточено на поводьях. Лошади были напуганы — да что там! Близки к панике, и когда они проехали мимо Римского форума, Диана поняла, почему.

— О боги! — простонала Диана. Мостовая, словно толстым ковром, была покрыта массой изуродованных, изрубленных едва ли не на куски мертвых тел, между которыми темнели лужи крови. На ступенях храмов было заметно движение — темные тени то исчезали внутри, то выбегали наружу. На ступенях храма Юпитера, спотыкаясь и пошатываясь под тяжестью массивной серебряной урны, показался легионер в шлеме с пышным плюмажем. Позади него обыкновенный лавочник, взяв пример с солдатни, катил тачку с верхом нагруженную награбленным добром. Бездомная собака лакала смешанную с кровью воду в придорожной канаве. Почуяв кровь, лошади нервно затрясли головами. Диана направила колесницу за угол, в темный переулок, и залитый кровью форум остался позади.

— Быстрее! — взмолилась Лоллия и потянула сестру за руку. — Ты можешь ехать быстрее?

Из таверны с пьяными криками выскочили два солдата. Диана щелкнула над их головами кнутом, и они отскочили в сторону. Еще один переулок, затем еще и еще.

— Почему мы так долго едем? — простонала Лоллия.

— Потому что прямой дорогой ехать небезопасно. Я видела, как солдаты выходили из дворца.

— Из дворца? Но император…

— Вителлий мертв, — хмуро ответила Диана.

Мимо них пролетали дома, прилепившиеся к Палатинскому холму. Диана увидела, как из дверей одного дома, с ворохом платьев в руках выбежала женщина-патрицианка, а следом за ней, с ларцом, спасая драгоценности, раб. Где-то кричал какой-то мужчина. Лоллия едва не вывалилась из колесницы на резком повороте. Еще один квартал, и они подкатили к семейному особняку. Зефир, выбивая копытами искры, взвился на дыбы. Нот нервно мотал головой, словно хотел освободиться от поводьев.

— Слезай! — крикнула Лоллии Диана. — Ступай в дом и приведи Корнелию и Марцеллу. Я не могу оставить лошадей!

— Корнелию и Марцеллу, но ведь мы…

— Мы не можем здесь оставаться. Это опасно.

За их спинами уже слышался гул голосов. Лоллия спрыгнула с колесницы, споткнулась о розовую мраморную ступеньку и забарабанила в дверь.

— Корнелия! Корнелия!

Дверь распахнулась, и ее взору предстал легионер с мечом наготове. Лицо его было искажено яростью. Лоллия испуганно закричала. Однако в следующий миг рядом с солдатом, возникла ее кузина. Волосы ее не были убраны в прическу и растрепались по плечам.

— Нет, Лоллия, нет, — Корнелия оттолкнула легионера. — Он со мной.

— Корнелия, прыгай к нам, — Лоллия потащила ее вслед за собой к колеснице. Диана едва удерживала обезумевших лошадей на месте. — Нам нужно бежать. Где Марцелла?

— Марцеллы дома нет.

— Нет? О боги, Марцелла…

— У нас нет времени, — рявкнул солдат и засунул короткий меч обратно в ножны. Взгляд его упал на взмыленную четверку. — Ты сможешь их удержать? — спросил он Диану.

Та кивнула.

— Смогу.

Как долго она сможет удерживать их — это уже другой вопрос. Ее натруженные ладони были покрыты коркой мозолей. А вот перчаток сегодня на ней не было, и на руках уже появились первые волдыри.

— Поезжай к Аврелианским воротам! — велел ей солдат. — По идее там сейчас никого не должно быть. Если солдаты двинулись во дворец за императором, то основное кровопролитие произойдет именно там. — Схватив Корнелию за руку, он подтащил ее к колеснице. — Залезай, красавица.

— Без тебя я никуда не поеду. Ты тоже должен ехать со мной, — Корнелия вцепилась в него, но солдат оторвал ее от себя.

— Я там не помещусь. — Колесница была рассчитана лишь на одного возницу. Даже три женщины с трудом помещались в ней, не говоря уже о крупном мужчине. — Залезай.

— Нет, — расплакалась Корнелия. Увы, рев голосов звучал уже совсем рядом, и с соседней улицы доносился треск — там явно пытались взять штурмом ворота.

— Давай живее! — поторопила ее Диана. Ей стоило немалых трудов удерживать четверку на месте, а ее ладони горели огнем. Кони рыли землю копытами, мотали головами, испуганно ржали.

— Корнелия! — крикнула Лоллия, которая уже карабкалась назад в колесницу. — Залезай!

Корнелия отрицательно покачала головой, не желая расставаться со своим солдатом. Он взял в ладони ее лицо и слегка ее встряхнул.

— Не волнуйся, я уйду через заднюю калитку, а потом смешаюсь с толпой. Солдаты подумают, что я один из них. Тебе же это сделать не удастся. Залезай, кому говорят!

С этими словами он подсадил ее на колесницу, и не успела она поставить ноги на платформу, как гнедые взяли с места в карьер и как безумные понеслись по улице. Корнелия на мгновение оглянулась. По ее бледному как мел лицу катились слезы. Диана заметила, что солдат с мечом в руке бежит по улице.

— Марцелла! — крикнула тем временем Лоллия. — Где Марцелла?

Но Корнелия лишь отрицательно покачала головой — мол, ничего не знаю. Марцелла исчезла.

Гнедые сбежали с Палатинского холма и на полном скаку понеслись в сторону Марсова поля и Аврелианских ворот. Казалось, они летят на крыльях. Дома и улицы, по которым катила колесница, слились в одно смазанное пятно. Рев голосов раздавался все громче, а в следующий миг взору беглянок предстало жуткое зрелище.

— О боги! — ужаснула Лоллия и схватилась за деревянный крестик, прощальный подарок ее раба.

— Юнона всемилостивая! — ахнула Корнелия и, приготовившись к собственной смерти, принялась перечислять имена предков.

Марсова поля больше не было. Обычно патриции прогуливались там, желая, как говорится, и на других посмотреть и себя показать. Юные щеголи хвастались здесь своими лошадями. Плебеи приходили сюда в надежде увидеть знаменитостей, и вот теперь ничего этого здесь больше не было. Марсово поле исчезло, затопленное морем крови, заваленное грудами мертвых тел. Солдаты Веспасиана пытались ворваться в город через Аврелианские ворота, однако последние из оставшихся верными Вителлию солдат отбивали атаку за атакой. Диана легко распознала следы этих атак. Между телами убитых и раненых в поисках наживы уже суетились мародеры, а вокруг площади стояли зеваки и, словно на конных бегах, делали ставки. Храм был охвачен пламенем. В вечернее небо, извиваясь, как будто в корчах, рвались красные языки огня и столбы дыма, а на земле, в отблесках этого дьявольского огня, посреди безумной пляски теней корчились люди. Легионеры Веспасиана не скрывали своего ликования: с радостными воплями они тащили мешки с награбленным, размахивали мехами с вином, потрясали окровавленными мечами. На глазах у Дианы какой-то человек, подбежав к солдатам и указав на какую-то дверь, крикнул:

— Вителлиан! Вителлиан!

Легионеры тотчас бросились туда и попытались ногами выбить дверь. Еще мгновение — и изнутри донесся истошный женский крик. Плебей положил в карман пару медяков и бросился к другой группе солдат, чтобы указать им на очередной дом, где наверняка можно поживиться.

— Придется ехать прямо по полю, — сказала Диана. — Другого пути нет. — Она щелкнула кнутом, и четверка устремилась прямо в гущу окружавшего их безумия.

Какой-то пьяный легионер посмотрел в их сторону, однако, когда он протянул к ним руку, они уже неслись дальше. Затем рядом с ними вскрикнул какой-то раненый, чья нога попала под их колесо. Два плебея тотчас испуганно бросились наутек. Легионер в шлеме с плюмажем поднял копье, приказывая им остановиться, но колесница в мгновение ока пронеслась мима. Напуганные кровью, ее Четыре Ветра неслись, как безумные, плотно прижав к голове уши, а кровь, что текла в их собственных жилах, подгоняла их, заставляя бежать все быстрее и быстрее. Когда Диана попыталась придержать их, они рывком едва не сбросили ее через перила платформы. Впереди, с мерзкими ухмылками на лицах и мечами наголо, маячила группа легионеров, однако Диана ударила одного из них кнутом. Легионер с криком отшатнулся назад. На его лице остался кровавый след. Но уже в следующее мгновение и он, и его приятели остались позади. Следующей вехой на пути беглянок стал фонтан, рядом с которым около десятка раненых со стонами корчились в муках, пытаясь зачерпнуть воды. Еще один миг — и четверка уже неслась дальше. Где-то впереди уже виднелся силуэт Аврелианских ворот, за которыми начиналась дорога, а где-то дальше простирался мир, который еще не сошел с ума.

— Марцелла! — выкрикнула Корнелия. — Марцелла! — схватив кузину за руку, она указала куда-то пальцем. Диана подняла взгляд, в надежде увидеть кузину.

Она мертва, мертва, пронеслось в ее голове. Но нет, Марцелла была жива, и одни только боги ведают, каким чудом Корнелия сумела заметить ее посреди царившего вокруг безумия. Их кузина стояла, одетая в голубое платье, рядом с алтарем Марса. Волосы ее растрепались, а вот лицо оставалось спокойно — этакая равнодушная ледяная колонна, наблюдающая за тем, как вокруг рекой льется кровь. Вокруг нее сгрудились несколько плебеев. Они криками подбадривали сражающихся, делали ставки, бросали монеты. И лишь Марцелла оставалась неподвижна как статуя.

— Марцелла! — добавила свой голос к голосу кузины Лоллия, и Марцелла их услышала и повернула голову в их сторону. На мгновение взору Дианы предстало ее невозмутимое лицо, ее проницательный взгляд, и уже в следующее мгновение Марцелла бежала к их колеснице.

— Диана, придержи лошадей! Останови их, если можешь!

— Не могу, — ответила сквозь стиснутые зубы Диана. Из лопнувших волдырей на ладонях уже сочилась кровь. Тем не менее она из последних сил натянула поводья. Взмыленная четверка, дружно взбрыкнув и издав крик боли и ужаса, под стать раненым у фонтана, на мгновение замерла на месте. Колесница дала опасный крен, грозя перевернуться, и все трое стоявших на ней женщин испуганно вцепились в перила. Впрочем, уже в следующее мгновение колесница вновь встала на оба колеса и лошади рывком устремились вперед. Увы, на этот раз они вырвали поводья из окровавленных ладоней Дианы. Теперь она была бессильна их не то что остановить, но даже хоть как-то умерить их прыть. Марцелла почти добежала до колесницы, и Корнелия с Лоллией протянули ей руки и помогли запрыгнуть на платформу. Тем временем четверка перешла на безумный галоп. Какой-то легионер попытался схватить Борея под уздцы, однако тотчас с криком боли отшатнулся прочь — это Борей на всем скаку его укусил — впрочем, нет! Не просто укусил, а оторвал ему ухо и половину щеки. Диана на ощупь пыталась вновь взять в окровавленные руки поводья. Казалось, что каждый ее палец перерезан острой пилой. При этой попытке она выронила кнут. Зато теперь с ними была Марцелла — зажатая между Лоллией и Корнелией, она стояла, вцепившись в перила платформы, на которой едва хватало места всем четверым, и Марцелла в любой момент могла свалиться на землю. Впрочем, глаза ее блестели азартом.

— Куда мы едем? — спросила она, пытаясь перекричать шум. Увы, Диана пыталась совладать с лошадьми и потому ничего не ответила.

Аврелианские ворота были открыты, правда, в них застыли с полдюжины стражников. Заслышав стук копыт, они перегодили дорогу и даже выставили вперед копья, пытаясь остановить колесницу, однако Четыре Ветра как на крыльях пронеслись прямо по ним. Диана ощутила, как колеса подмяли под себя человеческие тела. Колесницу тряхнуло, и Корнелия едва не свалилась с платформы. На ее счастье Лоллия успела обхватить ее за талию, не дав упасть. Четыре Корнелии стояли, вцепившись в друг дружку на крохотной платформе беговой колесницы, а взмыленные кони тем временем несли их дальше. Первой вверх посмотрела Диана. Подняв глаза к небу, она поняла, что давно наступила ночь, а когда оглянулась, то увидела, что город остался далеко позади.

Глава 21

— Где мы? Что это за место? — сонно спросила на рассвете Марцелла, глядя на пыльные потолочные балки у себя над головой.

— Его хозяин Ллин ап Карадок, — ответила Диана, зевая и потягиваясь. Затем обвела взглядом охапки сена, крюки, на которые вешают упряжь, стойла в несколько рядов. — Обычно здесь у него есть управляющий и несколько рабов, но, похоже, они все сбежали… Но я не думаю, что Ллин станет возражать, что мы воспользуется его конюшней.

— А нельзя ли нам воспользоваться кроватью в его доме? — Марцелла поежилась от утреннего холода и, чтобы погреться, принялась энергично растирать руки.

— О нет, бритты серьезно относятся к приему гостей. К ним в дом просто так не войдешь.

— Какие странные вещи, однако тебе известны, Диана.

И все же, подумала Марцелла, сеновал лучше, чем чистое поле. Даже если ради него им пришлось трястись в колеснице почти полночи. Дом Ллина располагался не слишком далеко от городских стен, объяснила Диана в какой-то момент, когда дорога начала казаться им едва ли не бесконечной. Просто до него довольно далеко от Аврелианских ворот, из которых они выехали, спасаясь из города. Уже давно перевалило за полночь, когда Диана остановила четверку во дворе незнакомого сельского дома. Марцелла была только счастлива наконец вслед за Корнелией и Лоллией сойти с ненадежной колесницы. Шатаясь от пережитого напряжения и усталости, она добрела до амбара и, не проронив ни единого слова, свалилась на охапки сена.

Лоллия все еще спала, свернувшись клубочком в ворохе сене. В эти минуты на вид ей было не больше лет, чем Флавии. А вот Корнелия уже просыпалась. Марцелла снова зевнула. Диана положила руки на поясницу и потянулась. В следующее мгновение ее лицо исказила гримаса боли.

— О боги, еще ни разу в жизни мне не было так больно! — простонала она. — Даже после гонки в Большом цирке.

В призрачном утреннем свете она подняла руку, и Марцелла увидела ее ладони. Из лопнувших волдырей сочилась кровь и коричневой коркой запекалась на запястьях.

— Смотрю, лошади живого места не оставили на твоих руках.

— Я на них не в обиде, — Диана ласкового потянула старого жеребца за печально опущенное ухо. — Они летели, как боги.

У четверки гнедых вид был такой же измученный, как и у Дианы. По-прежнему запряженные в колесницу, они стояли, понурив головы. Они полночи летели бешеным галопом, а когда устали, то перешли на рысь. Когда же Диана подъехала к сараю, она решила не распрягать их.

— Что если сюда кто-то нагрянет? Вдруг мы будем вынуждены уносить отсюда ноги?

Последнее, что увидела Марцелла, прежде чем провалиться в сон, это Диану. Кузина лежала, свернувшись клубочком у ног жеребца, нежно поглаживая опущенный к ее плечу лошадиный нос. Впрочем, взгляд ее был устремлен на дорогу — ведь кто знает, откуда и когда можно ждать новую опасность.

— Думаю, сейчас с них можно снять упряжь, — Марцелла вновь потерла озябшие руки. — Вряд ли в такую рань сюда нагрянут мародеры. Сейчас они наверняка отсыпаются после вчерашней пьянки и стерегут награбленное. Тебе помочь? — Марцелла указала на лошадей.

— Принеси им попить. Во дворе есть колодец.

Марцелла в два приема притащила четыре ведра воды. Диана тем временем начала снимать с лошадей упряжь. Наконец с головы первого жеребца соскользнула уздечка, и конь, ощутив свободу, тряхнул головой. Диана прошептала ему на ухо какие-то глупые нежности.

— Диана, ты действительно была великолепна, — Марцелла поднесла к лошадиной морде ведро с водой. — Лоллия говорит, что ты спасла ее и Корнелию. И я ничуть в этом не сомневаюсь.

— Вообще-то самая большая опасность грозила тебе, — Диана отстегнула с груди старого жеребца бляху и обернулась к Марцелле. — Кстати, а что ты забыла на Марсовом поле?

— Хотела посмотреть, что там произойдет, — ответила та, пожимая плечами.

— Но ведь это могло стоить тебе жизни.

— Вряд ли, — улыбнулась Марцелла. — Ты же меня спасла.

— Спасла, — согласилась Диана и погладила шелковистый нос второго жеребца, который жадно опустил голову к воде. — Мы все могли погибнуть, если бы Вителлий не разрешил мне забрать мою четверку.

— Вителлий?

— Он прятался в конюшне «синих», — пояснила Диана и отнесла в сторону ворох упряжи. — Я разговаривала с ним. Он…

— Что? — навострила уши Марцелла. — Немедленно рассказывай, как это было!

Диана посмотрела на кузину.

— Ничего. Он просто отдал мне лошадей. Думаю, его уже нет в живых.

— Ну почему ты такая скрытная? Из тебя даже слова не вытянешь! — сокрушенно воскликнула Марцелла.

— Потому что мне нечего тебе рассказать, — Диана накинула на шею двум жеребцам веревки и повела за собой в стойло. Гнедые послушно следовали за ней. Марцелла театрально закатила глаза. К тому времени, когда Диана распрягла и поставила всех четверых в стойло, угостила сеном и сказала каждому пару ласковых слов, Лоллия и Корнелия уже проснулись, и в их присутствии Марцелла не стала донимать кузину дальнейшими расспросами. В кои веки ей известно что-то интересное, размышляла, сгорая от нетерпения, Марцелла, а она предпочитает держать язык за зубами!

— О боги, когда ты только нашла время, чтобы собрать вещи? — удивилась Корнелия, глядя, как Лоллия роется в своем узелке. Впрочем, уже в следующий момент та с торжествующим видом извлекла из него хлеб и сыр.

— Просто я подумала, что если мне и суждено умереть, то только не от голода, — с этими словами Лоллия принялась нарезать на четверых хлеб и сыр. — То есть я, как истинная патрицианка, была готова принять смерть, но потом решила, что если вместо этого мне придется бежать, то нужно предусмотреть полезные мелочи — захватить с собой съестного, немного денег и пару-тройку теплых накидок.

С этими словами она, словно фокусник, извлекла из узелка деньги, плащи и еще кое-что из еды.

Корнелия рассмеялась, однако смех ее тотчас оборвался, стоило ей бросить взгляд в двери сарая, открытые в сторону городу.

— Беспокоишься за своего солдата? — спросила Диана, которая в эти минуты занималась поисками чистой тряпицы, чтобы перевязать руки.

— Солдата? — навострила уши Лоллия, что-то искавшая на самом дне узелка.

— А ты не в курсе, что у нашей Корнелии есть любовник? — Марцелла расстелила на сене плащ, чтобы сгрести с него крошки хлеба. — Узнав об этом, Туллия орала так, что ее крик был слышен, наверно, даже в Галлии.

— Разумеется, мне это было известно, еще до тебя! Значит, это его видели у нее дома. Кто же еще это мог быть! Скажи, Корнелия, он пришел защитить тебя? О боги, как это трогательно! Кто он такой? Дорогая, ты непременно должна мне все рассказать.

— Это центурион Друз Семпроний Денс, — ответила Корнелия, отломив себе крошечный кусочек сыра. Даже если наша Корнелия голодна, как волк, с улыбкой подумала Марцелла, она никогда не станет жадно набрасываться на пищу. — Бывший преторианец.

— Так вот откуда ты его знаешь! — сделала вывод Лоллия. — Он твой бывший телохранитель! Скажу честно, мне всегда казалось, что он к тебе неравнодушен.

— И давно между вами связь? — поинтересовалась Марцелла. — Ты мне нечего о нем не рассказывала.

— Месяца четыре, — спокойно ответила Корнелия. — И это все, что я вам про него скажу.

— Как ты считаешь, мы сможем сегодня вернуться в город? — Марцелла переломила пополам кусок хлеба, задумчиво глядя на дорогу. — Подумать только, что там сегодня творится!

— Если тебя мучает любопытство, можешь вернуться туда одна, — ответила Диана, заматывая тряпицей руку. — Мы останемся здесь еще на несколько дней, пока там не станет спокойнее.

— Кто ты такая, чтобы мне указывать? — неожиданно ощетинилась Марцелла.

Диана ответила ей спокойным взглядом.

— Я единственная, кто умеет управлять колесницей, вот кто я такая. Или ты собралась добраться до Рима пешком? Лошади тоже останутся здесь. Так что если мы и вернемся в город, то только вчетвером, когда это будет безопасно.

Марцелла была готова испепелить ее взглядом. Корнелия тоже была не в восторге — она все еще переживала за своего солдата. А вот Лоллия с довольным вздохом томно откинулась на сено.

— Лично я не прочь еще несколько ночей поспать в ароматном сене! Боги, какое это блаженство, даже если оно слегка колючее. Более того, я бы даже не отказалась, если бы мной сейчас овладел какой-нибудь солдат, при условии, что он не стал бы меня будить. Когда Фабий исполнял супружеский долг, я даже не просыпалась. А это говорит о многом. О боги, как я надеюсь, что его больше нет в живых. Передайте мне еще кусочек сыра!

Весь следующий день все четверо отсыпались. Лоллия познакомилась с безымянной черной собачонкой, что наведывалась к ним в сарай, а также с четверкой гнедых, что спасли им жизнь. Даже Борей и тот не устоял перед ее нежным воркованьем и позволил ей заплести себе гриву косичками.

— У меня такое впечатление, — заметила Марцелла, — что перед чарами Лоллии не способен устоять ни один самец.

Сама она проводила большую часть времени, вглядываясь в дорогу, ведущую в направлении города, и пыталась мысленно представить себе, что там сейчас происходит. Веспасиан уже император? Вителлий его пленник? Или он уже мертв?

Хозяин виллы вернулся лишь ближе к вечеру, когда уже начало темнеть. Марцелла заметила его первой, так как стояла в дверях сарая — одинокую фигуру, шагавшую вверх по холму в их направлении. Она тотчас вся напряглась, однако быстро поняла, что с ним никого нет. В руке он держал меч, однако шагал не спеша, не похоже, чтобы он собирался убивать или грабить.

— Диана! — крикнула кузине Марцелла. — Это случайно не наш хозяин?

Диана тотчас соскочила с забора, на котором сидела, наблюдая за тем, как четверка гнедых щиплет в открытом загоне травку. Ее светлые волосы ярко блестели в лучах заходящего солнца. Бросив быстрый взгляд вниз по склону холма, она развернулась и со всех ног бросилась навстречу приближающейся фигуре. Она встретила Ллина уже почти у самых ворот, и Марцелла, даже не напрягая слуха, услышала их разговор.

— Я боялась, что ты уже не вернешься.

— Как видишь, я вернулся, — он окинул ее пристальным взглядом. В какой-то момент Марцелле показалось, что он сейчас, словно лошади, начнет ощупывать Диане ноги. — Смотрю, ты не пострадала.

— Я и три моих кузины, — Диана помахала рукой в сторону сарая, и Марцелла помахала ей в ответ и шагнула внутрь, всем своим видом показывая, что не намерена их подслушивать. — Мы переночевали в твоем сарае. На тот момент это было самое безопасное место. Мы не стали входить в дом. Единственное, что я у тебя позаимствовала, так это старую тунику, — добавила она, щупая грубую ткань. Туника доходила ей до икр. Диана перевязала ее в талии обрывком поводьев. — Мое платье было все в крови, а она висела на гвозде в сарае. И я подумала, что ничего страшного, если я ею воспользуюсь. Тем самым я не нарушу законов гостеприимства.

— Верно, — согласился Ллин и добавил: — А теперь я приглашаю вас четверых ко мне в дом. Хотя, если вы хотите, вы можете вернуться в город.

— Почему? — удивилась Диана и наклонила голову. Непослушный локон изогнулся у нее на лбу подобно крошечному полумесяцу. Диана-охотница во всей своей красе, подумала про себя Марцелла. — Там уже спокойно?

— Да. Легионеры утихомирились. — К ним, виляя хвостом, подошла черная собачонка, и Ллин нежно почесал ее за ухом. — В самое ближайшее время состоится внеочередное заседание сената, которое наверняка объявит Веспасиана новым императором. В императорском дворце уже чествуют его сына Домициана.

Значит, Домициан жив, подумала Марцелла с легким удивлением. А сенат готов возложить на Веспасиана императорский венец. Марцелла навострила уши, мысленно умоляя бритта, чтобы тот говорил дальше.

— Очередной император, — Диана положила замотанные тряпками руки на поясницу и потянулась. — Впрочем, император всегда найдется, независимо от того, сколько раз ты не брал бы дела в свои руки. Надеюсь, ты это сам понимаешь.

Ллин улыбнулся и закинул меч на плечо — и в этот момент Марцелла заметила, что лезвие темное.

— Оно того не стоило, — добавила Диана. — Надеюсь, ты сам это понял.

— А если не понял?

— Тогда почему же?

Ллин ответил не сразу. Он молча стоял перед ней, трогая пальцами рукоятку меча.

— Я прожил в Риме восемнадцать лет, — произнес он наконец. — И каждое утро я просыпался с мыслью о том, что я снова дома, на родном Альбионе. Иногда я слышал голоса моих друзей. Они стучали мне в дверь, приглашали с собой на охоту. Иногда это был мой отец, он задумал нападение на римский форт и хотел, чтобы я со своими лазутчиками утроил отвлекающий маневр. На несколько мгновений для меня это было так, будто происходило на самом деле. А вот это — Ллин жестом обвел холм, лошадей, видневшийся вдали город, — наваждением. Даже ты была наваждением.

— И?

— Император Клавдий взял с нас клятву, что мы никогда не покинем Рим. Уже за одно это я был готов его убить. Мой отец сдержал данное Клавдию слово. Но мой отец давно мертв. Он умер в неволе. Будь Клавдий жив, я бы выполнил то, что хотел, я убил бы его, но… — Ллин пожал плечами. — После него был бы другой император. Вот и все.

— Ты это лучше спрячь, — Диана указала на его меч.

Ллин с минуту колебался, а затем присел и спрятал оружие под грудой упряжи в углу сарая. Марцелла же задумалась о том, услышит ли она когда-нибудь продолжение этой истории.

— Неужели все позади?

Марцелла слышала этот вопрос повсюду. Постепенно жизнь в городе возвращалась в прежнее русло — мертвые тела убрали, кровь смыли, те, кто бежал из города, возвращались в свои дома.

— Неужели все позади?

Позади было не только кровопролитие. Позади было правление Вителлия. Нежели все это позади?

И все же в городе стояла редкая тишина. Плебеи спешили вернуться к себе домой, в сточных канавах засыхала кровь, рабы, что в панике бежали, бросив своих хозяев, возвращались назад, как псы, трусливо поджав хвост. Семейный особняк Корнелиев являл собой жуткое зрелище. Мебель поломана или украдена, половина статуй разбиты, двери сорваны с петель. Дому деда Лоллии повезло чуть больше — винный погреб был пуст, однако пока солдатня растаскивала вина, она почти позабыла про сам дом, и тот почти не пострадал, если не считать нескольких разбитых статуй, кое-каких украденных мелочей и испорченной мозаики в вестибюле.

— Мозаика, — с нежностью в голосе произнесла Лоллия, — пострадала от нашей Дианы-охотницы. Я бы советовала вам всем остаться со мной, пока не восстановится полный порядок.

— Только не я, — Корнелия все еще была бледна после приступа тошноты, которая никак не хотела ее отпускать. Тем не менее она накинула на голову покрывало и с решительным видом направилась к двери. — Я должна найти Друза.

— Что с ней? — удивилась Марцелла и растерянно заморгала, заметив, что обе кузины с недоумением смотрят в ее сторону.

— А ты еще не поняла? — Лоллия выгнула бровь. — Это же видно с первого взгляда.

— Что видно?

— То, что она беременна, — сказала Диана и пожала плечами. — С кобылами бывает то же самое. Они становятся жутко нервными.

— Но почему вы мне ничего не сказали?! — укоризненно воскликнула Марцелла.

— А ты нам когда-нибудь что-нибудь говоришь? — парировала Лоллия. — С какой стати мы должны тебе что-то говорить?

— Но ведь она моя сестра!

Когда Корнелия вернулась на следующий день с затуманенным от счастья взором, Марцелла тотчас взяла ее в оборот.

— Ты могла бы мне все рассказать сама, — упрекнула она сестру.

— Но почему? — растерялась Корнелия. Впрочем, Марцелла тотчас забыла про свои обиды, как только сестра доложила ей последние новости. Вителлий мертв, в этом не было никаких сомнений. — Никто толком не знает, что произошло, — с этими словами Корнелия поморщилась. — Он пытался спрятаться в конюшнях, и толпа растерзала его на куски. Или же, по другой версии, его привели на ступени дворца и там отрубили голову. Как бы там ни было на самом деле, его тело бросили на Гермониеву лестницу, и Друз его видел.

От Марцеллы не скрылось, что Диана поморщилась и наклонила голову. Позднее она вышла, накинув на голову черное покрывало, а когда вернулась, на ней не было лица.

— Где ты пропадала?

— Я купила «синим» медальон, — ответила Диана. — И я похоронила его у основания Гермониевой лестницы. Думаю, Вителлий был бы этому рад, — Диана расправила складки платья. — Он оценил бы мой жест, ведь я в первый и последний раз в моей жизни купила медальон «синих». Возможно, в следующей жизни мы с ним оба примем участие в гонке колесниц.

— Так что же сказал перед смертью Вителлий? — не унималась Марцелла.

Диана смерила ее презрительным взглядом.

— Мне наверняка скажет это кто-нибудь другой.

— Да, но только не я. От меня ты ничего не узнаешь, — бросила ей Диана и, сорвав с головы черное покрывало, ушла прочь.

Вителлия больше нет. Марцелла задумалась. Из трех императоров, сменившихся в течение этого года, он продержался дольше всех. И вот теперь у них четвертый. Сенат уже наверняка провозгласил императором Веспасиана, за которым стоят все римские провинции. Его славный сын Тит уже шагал походным маршем, чтобы взять под свое командование восточные легионы. А сам Веспасиан прибудет в Рим уже через несколько недель. А пока в императорском дворце Домициан принимает почести в качестве императорского сына. Марцелла увидела его через два дня после возвращения в город. В сопровождении шести преторианцев он с видом победителя вошел в атрий Лоллии.

— Я слышал, что ты вернулась, — Домициан и его гвардейцы прошли по разбитой мозаике. Взгляд его был устремлен куда-то мимо рабов, которыми теперь руководила Марцелла. — Я поручил своей страже проверить, что с тобой.

— Как видишь, со мной все в порядке, — Марцелла жестом отослала рабов и заставила себя улыбнуться. — Впрочем, как и с тобой.

Она уже знала, что Домициан жив и здоров. Заварушку он пересидел, спрятавшись среди молящихся в храме Исиды. Храбростью это не назовешь, а вот благоразумием, пожалуй.

— Теперь я сын императора, ты уже слышала? — спросил он высокомерным тоном. Впрочем, вопрос был явно излишним, потому что край его тоги украшала пурпурная кайма. — Что я тебе говорил?

— Да, но только не единственный, — шутливо ответила Марцелла. — Кстати, когда вернется брат со своей армией? Полагаю, твой отец объявит его наследником.

— Даже не рассчитывай на это, — ответил Домициан и, заключив Марцеллу в объятия, принялся целовать ее. Несколько минут она терпела его поцелуи, а сама тем временем мысленно задавалась вопросом, сколько еще продлится это его увлечение? Ведь теперь Домициан член императорской семьи и при желании может получить себе в постель любую женщину. Даже если у меня самая красивая грудь во всем Риме, зато теперь он может выбрать себе любую. Впрочем, она сама по-своему пользовалась Домицианом. И все же Марцелла была уверена, что не слишком расстроится, когда его взгляд упадет на другую женщину. Возможно, она тоже найдет себе другого мужчину, которого поведет за собой в каком-нибудь новом, более увлекательном направлении. Того, кто старше Домициана и мудрее. С кем ей самой будет интереснее.

Старший сын Веспасиана Тит прибыл в Рим спустя неделю вместе с первыми восточными легионами для наведения порядка. Город предстояло подготовить к триумфальному въезду нового императора, который должен был состояться через несколько недель. Тит. Марцелла мысленно набросала его портрет. Кажется, он на десяток лет старше Домициана. Темные глаза. Румяные щеки, лицом вылитый брат. Но есть и разница — если Домициан был вечно чем-то недоволен, то Тит всегда улыбался.

— Тит был самым милым из моих мужей, — призналась Лоллия, с нескрываемой симпатией глядя на коренастую фигуру Тита, когда тот вошел в зал заседаний сената. Доспехи сидели на нем как вторая кожа. — Правда, я почти его не видела. Но он неизменно был добр ко мне. А как хорошо он смотрится — из него выйдет идеальный наследник трона. Не то, что Домициан, прыщавый, вечно чем-то недовольный мерзавец. — При мысли о нем Лоллию передернуло. — Когда этот гаденыш был моложе, он вечно тайком пробирался в баню, чтобы посмотреть, как я купаюсь. Скажи, Марцелла, он по-прежнему в тебя влюблен?

— Да, но если и влюблен, то наверняка скоро разлюбит.

Тит официально объявил о возобновлении торговых операций. Услышав об этом, дед Лоллии моментально вернулся из Остии и взялся за ремонт дома. Еще не переступив порога, он распорядился обновить мозаику, заказал новые винные бочки, а через два дня закатил в честь нового императора и его семьи пышный пир. В качестве почетной гостьи на пиру присутствовала малышка Флавия.

— Теперь она у нас важная персона, — со счастливой улыбкой на лице заявил дед Лоллии на следующий день, глядя, как его обожаемая правнучка катается на Диане по атрию.

— Внучка императора! И вся в отца — те же самые темные глаза и кудри, что у Тита.

— Да, к великому удивлению многих, — негромко пошутила Лоллия, обращаясь к Марцелле. — В том числе и для меня самой. Ведь Тит не слишком часто наведывался ко мне в постель, он вечно пропадал где-то в далеких краях, все время сражался на границах империи. Так что мне с Флавией крупно повезло. Лично я была уверена, что ее отец — один из юных Сульпициев, с которым у меня пару лет была связь. Но у того были рыжие волосы…

— Она — связующее звено между нами и императором, а это самое главное, — увлеченно изрек дед Лоллии. — Особенно если учесть, что мое сокровище имело несчастье выйти замуж за это чудовище, Фабия Валента. А ведь это могло бы бросить тень подозрений на всю нашу семью.

— Даже когда Лоллия овдовела? — уточнила Марцелла, глядя, как малышка Флавия, словно лошадку, гоняет Диану по саду, взяв в руки вместо кнута длинный стебель лилии. Она первой услышала известие о том, что Фабий Валент схвачен и предан казни, и принесла потом эту весть кузине. — Теперь, Лоллия, ты у нас снова вдова. Потому что Фабия уже точно нет в живых.

— Прекрасно, — ответила Лоллия, не скрывая своей радости по этому поводу. — Надеюсь, палач был пьян и, прежде чем окончательно отрубить ему голову, раз десять взмахнул топором. И еще я надеюсь, что все это время Фабий кричал от боли.

— Полегче, Флавия, — пробормотала Диана сквозь ленту, которую держала во рту — это была ее уздечка. — Полегче. Никогда не натягивай удила слишком сильно. Лошадки этого не любят, ведь им тоже бывает больно.

— Быстрее, моя кобылка! — велела ей Флавия и дернула за поводья.

— Да, этот неотесанный грубиян Фабий был явной ошибкой, — продолжал тем временем дед Лоллии. Диана перешла на галоп и взялась бегать вокруг вазы с белыми лилиями. — Ничего, моя дорогая девочка, мы найдем тебе нового мужа, получше Фабия. Я уже начал наводить справки — и никто из тех, кого я присмотрел для тебя, никогда не осмелится поднять на тебя руку. Так что тебе есть, из кого выбрать, и уже в следующем году мы сыграем новую свадьбу.

— А мне почему-то никто не предлагал никаких женихов, — пожаловалась Марцелла. — Никто ни разу не спросил моего мнения. Мне просто было сказано: «Вот твой будущий муж. Чтобы ты через неделю была готова. Надеюсь, свадебный наряд у тебя найдется».

Но Лоллия их не слушала. Зато стоило в атрий войти Траксу, как ее лицо тут же озарилось мечтательной улыбкой. Золотоволосый раб снял Флавию со спины Дианы и негромко попенял ей.

— Спасибо, — поблагодарила его Диана, поднимаясь на ноги и убирая от глаз волосы, словно то была лошадиная челка. — Благодаря Флавии я прониклась состраданием к своей четверке.

Диана теперь жила у отца, который вернулся в город, таща с собой недавно начатый бюст нового императора. А вот Гай и Туллия не торопились возвращаться в Рим. Корнелия воспользовалась их отсутствием и сделала все для того, чтобы к их приезду дом блестел чистотой. Впрочем, благодарности за это она так и не дождалась. Потому что не успела Туллия вернуться в Рим, как тотчас набросились на Корнелию, упрекая золовку в распущенности, как будто спешила высказать ей все то, что не успела излить на нее до отъезда.

— Я думаю, Туллия, с этим можно подождать, — Корнелия сурово посмотрела на Гая. — Брат, мне нужно с тобой поговорить.

И они удалились, плотно закрыв за собой двери.

— Я непременно должна осмотреть дом! — Туллия с решительным видом зашагала по вестибюлю. — Мне заранее страшно подумать, в каком он состоянии. Ведь чего еще можно ожидать от этой потаскушки Корнелии, которая не в состоянии сдерживать собственную похоть! Я с ужасом думаю, во что она превратила мои гостевые комнаты.

— Вообще-то везде царит идеальная чистота, — сочла своим долгом заступиться за сестру Марцелла. Туллия тем временем решительно зашагала вверх по лестнице. — Хотя я не сомневаюсь, что ты всегда найдешь, к чему придраться.

— Погоди, я все расскажу Гаю! — крикнула сверху Туллия. — Не успела я вернуться домой, как ты уже затеваешь ссору.

— Только с тобой, Туллия, только с тобой.

В тот же самый день к ним пожаловал гость — сенатор Марк Норбан. Его выпустили из тюрьмы, и он пришел забрать Павлина.

— Марк! — весело воскликнула Марцелла. — Как я рада увидеть тебя снова.

— А как я рад увидеть что-то помимо тюремных стен! — сенатор обвел взглядом освещенный тусклым зимним светом атрий и фонтан в его центре, покрытый тонкой корочкой льда. От Марцеллы не скрылось, что легкая проседь, что поблескивала в его волосах в начале года, сменилась стального оттенка сединой, а в уголках рта залегли суровые складки. — Тебе больно? — спросила она, заметив, что он хромая направился к мраморной скамье.

— Во время ареста мне сломали плечо, — кратко ответил он, выпуская пухлую ручку Павлина и слегка оттолкнув мальчика от себя, чтобы тот шел играть. — Стражники не слишком со мной церемонились. А потом мне никто его толком не вправил, вот я и стал таким кривобоким.

— Извини, Марк, я не знала.

— О, все было бы гораздо хуже, если бы не тот лекарь, которого твоя кузина Лоллия тайком прислала ко мне в камеру, — Марк невесело улыбнулся и осторожно повращал поврежденным плечом.

— Лоллия тайком присылала к тебе врача? — удивилась Марцелла.

— А также корзины с едой и кувшины хорошего вина. Мне страшно подумать, сколько денег она потратила на одни только взятки тюремщикам. Твоя сестра также навещала меня, чтобы рассказать, как поживает мой маленький Павлин, — Марк вновь улыбнулся, но на этот раз куда более теплой улыбкой. — А твоя безумная кузина Диана приходила меня проведать каждую неделю, более того, проносила в складках платья книги, которые я просил. Она перетаскала мне почти всю мою библиотеку.

Как же я не догадалась проведать его в тюрьме, с досадой подумала Марцелла. С другой стороны, разве было у нее на это время? Ведь она была страшно занята, помогала свержению императора. Зато сейчас, когда Марка выпустили на свободу, она наверняка сможет что-нибудь для него сделать. Как идет ему тога, какой благородный у него вид. И кривое плечо почти незаметно. Глаза… глаза все те же, умные и проницательные. Сенатор Марк Норбан, трижды консул и потомок императора Августа… умный, уважаемый в сенате. Причем, уважаемый настолько, что три императора подряд боялись его влияния. Безусловно он обозлен на них за те страдания, которые выпали по их прихоти на его долю.

Интересно, Марк, насколько ты честолюбив? Мечтаешь ли ты о чем-то большем, нежели тога сенатора?

— Похоже, что жизнь вернулась в нормальное русло, — весело произнесла Марцелла. — Но кто скажет, так ли это на самом деле.

Марк наблюдал за сыном, который плескался руками в фонтане.

— Хотелось бы надеяться.

— Четыре императора! О Фортуна! Интересно, каким будет Веспасиан? — Марцелла решила, что чуточка лести не помешает. — Ни один из них тебе не годится даже в подметки.

— Неужели? — удивился Марк Норбан, не отрывая глаз от Павлина.

— Да, и мне не одной кажется, что из тебя получился бы прекрасный император. Неудивительно, что и Гальба, и Отон, и Вителлий именно этого и опасались. Право, жаль, что…

— Прекрати, — оборвал ее Марк.

— Что прекратить? — улыбнулась Марцелла.

— Не знаю, но все равно прекрати, — Марк посмотрел на нее холодным, оценивающим взглядом. — Скажу честно, Марцелла, ты никогда мне не нравилась, и я не знаю почему. Ведь ты умная женщина, а умные женщины мне всегда нравились. Но мне почему-то кажется, что ты интриганка.

Марцелла открыла было рот, чтобы возразить, и не смогла. Такого с ней еще не бывало.

— Желаю тебе хорошего дня, — Марк встал со скамьи. Маленький Павлин подбежал к отцу. — Навещать меня не надо.

Глава 22

— Туллия, — улыбнулась Корнелия. — Мне почему-то кажется, что ты не рада меня видеть.

— А что ты здесь забыла? — прошипела завернутая в белое полотенце Туллия. Лицо ее раскраснелось — то ли от злости, то ли от горячего пара кальдария.

— Поскольку бани снова открылись, мы пришли на массаж, — легкомысленно ответила Лоллия. — А хорошо пропотеть — полезно для кожи. Особенно после этой чехарды на императорском троне. У меня от нее испортился цвет лица.

— Только посмей сесть рядом со мной! После того позора, который навлекла на нас Корнелия!..

— Не беспокойся, Туллия, — Корнелия взяла кузину под руку. — Я сама ни за что рядом с тобой не сяду.

С этими словами кузины направились в другой конец кальдария, мимо центрального фонтана, мимо суетливых банщиц, мимо завернутых в полотенца раскрасневшихся женщин, к двум массивным каменным массажным столам. Марцелла ушла поплавать в соседний с кальдарием бассейн. Диана же выразила желание немного поупражняться и голышом убежала в зал для физических упражнений, который обычно отдавался в распоряжение мужчин. А вот Корнелией владело редкое умиротворение, и ей было достаточно массажа.

— Вон она, — сказала Лоллия, окутанная облачком горячего пара, блаженно растягиваясь на каменном столе, и состроила презрительную гримасу Туллии. Та торопливо шла через весь кальдарий, чтобы составить компанию трем пышнотелым матронам. Подойдя к ним, она что-то, прикрыв рукой рот, зашептала им на ухо. Матроны в немом изумлении вытаращили глаза. — Главная сплетница Рима.

— Пусть себе болтает. Лично меня это не трогает, — Корнелия растянулась на массажном столе лицом вверх. Рука ее невольно скользнула к завернутой в полотенце талии. — Я беременна. Мне двадцать пять и я наконец беременна.

— Ты уверена? — спросил ее Друз, когда она сообщила ему это известие в первую их совместную ночь после ее возвращения в Рим. Когда она вошла в узкие двери лупанария, он от радости стиснул ее в таких крепких объятьях, что она едва не задохнулась. Впрочем, радость вскоре уступила место чувству вины.

— О боги! — воскликнул он в ужасе. — Прости меня. Я должен был быть осторожным, я должен был…

— Тсс! — Корнелия поднесла палец к его губам. — Я знаю, что мне делать.

— Ты хочешь сказать, — спросил он, глядя на ее живот, — что избавишься от плода?

— Ни в коем случае! — Она ни за что не избавится от ребенка, которого уже рисовала в своих мечтах. Это будет крепенький мальчик, сильный и храбрый, а если девочка — то у нее будут каштановые волосы и ямочки на щечках, как и у матери. — Этого я никогда не сделаю.

— Но ведь твоя семья… Они наверняка…

— Это я как-нибудь улажу. Мне придется выйти замуж, — Корнелия поспешила отвести глаза, не в силах видеть выражение его лица.

— Да, — отрывисто произнес Друз. — Думаю, что придется.

Его лицо мысленно стояло перед ней, когда она отвела брата в кабинет.

— Гай, — сказала она без каких-либо предисловий, опасаясь, что иначе ей не хватит храбрости. — Ты должен в ближайшие несколько недель приготовить свадебный пир. Я выхожу замуж за центуриона Друза Семпрония Денса, и чем раньше состоится наша свадьба, тем лучше, поскольку я уже ношу под сердцем его ребенка.

Рот Гая, который после слова «свадьба» превратился в тонкую линию плотно сжатых губ, вновь открылся.

— Пусть это не слишком выгодный брак, но и не постыдный, — продолжала Корнелия как можно спокойнее, хотя сердце бешено колотилось в груди, и этот стук кузнечным молотом отдавался в ушах. — Семья Друза принадлежит к всадническому сословию. Его родные живут в Тоскане. Нет-нет, Гай, не надо меня перебивать. Сначала выслушай. Друз пользовался уважением, когда служил в преторианской гвардии, и обвинение в измене, возложенное на него Вителлием, теперь с него снято. Гай, я просила тебя не перебивать меня. Друз придет к тебе сегодня днем, чтобы обсудить подробности.

Не успела Корнелия сделать несколько шагов через таблинум, как Гай прошептал:

— О боги, что я скажу Туллии?

— Гай, — обернулась к брату Корнелия и укоризненно посмотрела на него. — В конце концов кто здесь глава семьи, Туллия или ты? Вот и поступай соответствующим образом!

И все решилось. Через неделю в семействе Корнелиев состоится очередная свадьба, правда, замуж на этот раз выходит отнюдь не Лоллия. Корнелия с радостью думала об этом, нежась на массажном столе.

— О чем там шепчет эта сплетница Туллия? — Оттуда-то из облака пара, вытирая на ходу влажные волосы, вынырнула обнаженная Диана. — Честное слово, глядя на нее, можно подумать, будто она пытается наложить на нас четверых порчу.

— Это она перемывает косточки Корнелии, якобы опозорившей нашу семью — легкомысленно отмахнулась Лоллия.

— Никого я не опозорила. Это будет вполне достойная свадьба. И Друз вполне достойный жених.

Диана фыркнула и протянула банщице руки, чтобы та соскребла с них пот.

— Через шесть месяцев ты разродишься его жеребенком.

— Вообще-то мы решили поселиться не в Риме, — ответила Корнелия, кладя подбородок на кулак, пока банщица разминала ей спину. — Там никто не узнает, как долго мы с ним женаты.

— Да, но если Друза восстановят в преторианской гвардии, ему придется остаться во дворце, — рассуждала Диана. Скребок банщицы задел синяк на ее плече, и она поморщилась. — Ничего страшного, — добавила она, обращаясь к банщице, — не обращай внимания.

— Госпожа, — озабоченно обратилась к ней та, с любопытством рассматривая ее синяки, царапины, ссадины и мозоли, — чем это ты занималась?

— Ты все равно не поверишь, — хихикнула Лоллия, открывая флакон с розовым маслом и выливая на себя пригоршню его содержимого. — Эй, Корнелия, я тебе тоже немного оставила.

— Нет-нет, спасибо, — поспешно ответила та, — от благовоний меня начинает мутить.

— В таком случае у тебя будет мальчик, — со знанием дела заявила Лоллия. — Потому что никакая девочка не отвернулась бы от розового масла, даже в утробе матери. Насколько я понимаю, Друз мечтает о сыне?

— По его словам, он будет рад и сыну, и дочери, — Корнелия повернула голову в другую сторону и улыбнулась. Какая разница, кого она носит в утробе, мальчика или девочку, главное, что в ее чреве зародилась новая жизнь, и она не остановится, пока не обзаведется целым выводком ребятишек!

— Я хочу племянницу! — заявила Диана и вновь болезненно поморщилась. Скребок банщицы то и дело задевал ее ссадины и синяки. — Я бы научила ее управлять колесницей, и мы бы устраивали с ней соревнования.

— Я не позволю превратить мою дочь в колесничего! — возмущенно воскликнула Корнелия. Последняя история про Диану успела облететь весь Рим: мол, когда глава фракции «синих», сгорая от негодования, вскарабкался на холм, чтобы потребовать назад знаменитую четверку, рослый бритт, не проронив ни слова, вручил ей нож, — по другой версии, меч, — и Диана, угрожая главе фракции холодным оружием, прогнала его прочь. Помогла ей в этом какая-то черная собачонка, которая так и норовила укусить беглеца за пятки.

— А теперь, Диана, мы хотели бы узнать правду, — Лоллия втерла розовое масло в свои круглые коленки. — Ты действительно влюблена по уши в своего варвара?

— Мне сначала так тоже казалось, — призналась Диана, — но теперь я так не думаю.

— Хватит стесняться, милочка. Признавайся. Мы тут все четверо успели оскандалиться. Я сплю с личным рабом моей собственной дочери. Корнелия выходит замуж за плебея.

— Он не плебей!

— Так что тебе ничего не остается, как влюбиться в дикаря.

— Сомневаюсь, что я умею влюбляться, — Диана тряхнула головой, убирая от лица влажные волосы. — Разве только в четвероногих наших братьев по животному миру. Борей — вот кто любовь всей моей жизни.

Все весело захихикали. Затем Корнелия соскользнула с массажного стола и целомудренно завернулась в полотенце. Лоллия расплатилась с банщицей. После чего все четверо направились сквозь завесу пара в тепидарий. Когда они проходили мимо Туллии и ее кумушек, Корнелия услышала за своей спиной перешептывания.

— Это правда, что она подцепила его в трущобах?

— О, это еще не все! Сейчас я расскажу вам такое!..

— Извините, — вмешалась Диана, решительно направляясь к Туллии. — Еще одно слово в адрес моей кузины, — пригрозила она, — и тебе придется вылавливать свой парик из фонтана.

— Поспешное замужество еще не делает из нее уважаемой матроны. Что же касается тебя…

Диана лишь пожала плечами. В следующий миг она схватила пригоршню кудряшек и резко за них дернула. Туллия взвизгнула и попыталась удержать парик на месте. Увы, было слишком поздно! Диана умелой рукой дискобола отшвырнула парик, и тот, подняв фонтан брызг, упал в воду. Взорам окружающих предстал коричневый пушок на голове Туллии. Все разговоры в кальдарии моментально стихли.

Туллия вскочила на ноги, однако Диана одним движением вернула ее на место.

— В следующий раз в фонтан полетишь ты, — пригрозила она. — Причем вперед головой.

Первой рассмеялась Корнелия. А вскоре вместе с ней смеялся уже весь кальдарий. Вместе с Лоллией кузины нырнули в помещение тепидария. Диана отряхнула руки и поспешила за ними следом. Когда дверь за ними захлопнулась, с той стороны донесся истошный вопль Туллии.

— Да, вот это был смех! — воскликнула Лоллия, когда им навстречу, неся благовония, пудру и вино, вышли банщицы. — Да-да, мне маску, а Корнелии покрасьте ногти в ярко-красный цвет, в тон ее покрывалу невесты. И еще постарайтесь убрать мозоли с ладоней Дианы. Нет, нет, пемзой мы ничего не добьетесь. Вот если попробовать долотом…

В дверях, завернутая в полотенце, показалась Марцелла, розовая после заплыва в прохладной воде бассейна.

— Я не рассчитывала, что задержусь, но вода там такая чудесная! — тряхнув мокрыми волосами, она с минуту постояла поодаль и лишь потом подсела к ним на мраморную скамью. Банщицы тотчас засуетились вокруг них. Лоллия с торжествующим видом ткнула в Марцеллу пальцем.

— И кто это оставил столько следов на твоей шее? Только не говори мне, что этот молокосос Домициан наконец сломил твою оборону!

— Домициан? — Корнелия поморщила нос, а сама устроилась поудобнее, подставляя рабыне ступни, чтобы та обработала ей ногти и покрыла их лаком. Она не могла сказать почему, но ей больше был по сердцу рослый бритт Дианы, нежели двуличный, неискренний и испорченный Домициан. — Ума не приложу, что ты в нем нашла.

— Мечтаешь стать императрицей? — напрямик спросила Диана. — Но ведь он не наследник.

— Я никогда не мечтала стать императрицей, — Марцелла приняла из рук банщицы кубок с вином. — Что в этом хорошего? Только дети и придворные пиры, примерки новых платьев и целый легион рабов, за которыми нужен глаз да глаз. Да, на виду у всех, но никакой власти. Потому что настоящая власть никогда не бывает на виду.

— Но почему Домициан? — теперь носы сморщили уже все трое.

— Потому что это единственный способ от него избавиться, — последовал ответ. К Марцелле подошла рабыня с гребнями и благовониями, и она откинула назад голову, чтобы та расчесала ей волосы. — Удовлетворить его несколько раз, чтобы он мной пресытился. К тому же от него тоже есть польза.

— Источник сведений для твоей новой исторической хроники? — поинтересовалась Диана. Тем временем две банщицы в четыре руки повели борьбу с ее мозолями.

— О, я давно уже не пишу никаких исторических хроник! — Гребень мерно расчесывал ей волосы, и Марцелла зажмурилась от удовольствия. — Все равно их никто никогда не прочтет. И вообще куда интереснее наблюдать за живыми событиями.

— Неужели? — задумалась Диана.

— Лоллия, ты похожа на привидение, — рассмеялась Корнелия, глядя на кузину. Рабыня покрывала ей лицо и шею отбеливающей хлебной маской.

— Я и тебе советую сделать то же самое, моя дорогая. Чтобы на свадьбе ты сияла красотой. А еще я одолжу тебе мои рубины…

— Никаких рубинов! — Корнелия подставила рабыне другую ногу. — Семья Друза и без того уже боится встречи со мной. Диана, расскажи ей…

Диана молча оттолкнула от себя рабынь и, шлепая о мрамор босыми подошвами, вышла вон.

Лоллия хихикнула и пустилась в рассказ о том, как дед пытается найти ей нового мужа.

— По-моему, он надеялся, что Тит снова на мне женится, но Тит не из тех, кто спешит связать себя семейными узами.

Корнелия слушала ее в пол-уха, погруженная в собственные мысли. Сегодня Друз будет во дворце, томясь ожиданием среди толпы просителей, он подал прошение о восстановлении его в рядах преторианской гвардии и теперь ждал ответа.

— Не знаю, хотел бы я нести службу во дворце, — признался он. — А вот подготовкой молодых солдат занялся бы с удовольствием. Надеюсь, мне удалось бы вбить в них верность долгу, чтобы они не купились на взятки и посулы, как те, кто служили перед ними.

Друз уже несколько раз справлялся о судьбе своего прошения, но ответа так и не получил. Хотя любой уважающий себя командир был бы только рад получить в свои ряды такого честного и стойкого солдата, как ее будущий муж. Муж! Юнона всемилостивая! Как мне нравится это слово!

— Хочу посмотреть, что происходит, — вмешался в их разговор голос Дианы, и Корнелия подняла глаза на младшую кузину. Та застыла обнаженная в дверях тепидария, держа в руках несколько кусков пергамента, и буквально буравила Марцеллу взглядом. — Ты постоянно твердишь эту фразу.

— Но я действительно хочу посмотреть, что происходит, — Марцелла открыла глаза и заморгала — рослая сестра Корнелии, завернутая в белоснежное полотенце, влажные волосы гладко зачесаны назад. — Какой интересный выдался год!

— Я бы так не сказала, — Диана сделала еще один шаг навстречу. Длинные волосы разметались по ее голой спине. — Ты говоришь, что больше не пишешь историй. Но ведь ты вечно что-то пишешь — закрывшись у себя в таблинуме, на салфетках во время пиров, на гонках на клочках пергамента. Что ты пишешь, Марцелла?

— Всего лишь свои заметки, — ответила та. — Так, ничего особенного. — Она взяла из рук банщицы гребень и сказала рабыням: — Оставьте нас.

Те послушно удалились.

— В чем дело? — растерянно спросила Корнелия. В глазах Лоллии также застыл немой вопрос.

— А когда, Марцелла, ты ничего не пишешь, то распространяешь по городу слухи, — продолжала Диана, как будто не услышала вопроса кузины. — Я видела, как ты встречалась с Домицианом на форуме, и эти встречи совсем не были похожи на свидание влюбленных. Я видела, как в театре ты подсела к Алиену, причем ни ты, ни он ни разу не посмотрели, что происходило на сцене. Я видела тебя на пирах у Отона, когда ты что-то нашептывала на ухо брату Вителлия. А еще раньше, на пирах у Гальбы. Тогда ты что-то шептала на ухо Отону. Вечно ты кому-то что-то шепчешь на ухо.

Корнелия посмотрела на сестру. Та застыла словно статуя с гребнем в руке. На губах ее играла еле заметная улыбка.

— Заметки, — Диана швырнула в воздух пригоршню кусков пергамента, и те, порхая в воздухе, словно мотыльки, упали на пол тепидария. Несколько матрон, сидевших в дальнем углу, вопросительно посмотрели в их сторону. Впрочем, вряд ли они что-то слышали. — Кстати, кто-нибудь из вас заметил, что по пути в баню она, сидя в паланкине, снова что-то писала? Нет, на этих клочках нет ничего важного, наша Марцелла умна и осторожна. В основном она записывает имена. Здесь целый список сенаторов, которые перешли от Вителлия на сторону Веспасиана. А вот список других сенаторов, которые перешли от Отона на сторону Вителлия. А еще — тех, кто перешел от Гальбы на сторону Отона. А вот здесь мы видим имя Домициана и вопросительные знаки. Так каковы же твои намерения, Марцелла?

— Диана, — взмолилась Корнелия. — Зачем тебе…

— Нет, ты действительно больше не пишешь никаких историй. — Взгляд голубых глаз ни разу не дрогнул. — Бесполезное занятие, как ты только что сама сказала. Потому что ты сама пишешь историю.

— О боги, — вздохнула Марцелла. — Я лишь время от времени шепчу кому-то на ушко. Что в этом дурного?

— Неужели?

— Скажите мне кто-нибудь, о чем этот разговор? — подала голос Лоллия из-за своей хлебной маски, которая к этому времени уже высохла и начала шелушиться.

— Я скажу тебе, — Диана в два шага пересекла тепидарий. Диана-охотница, в шутку называли они ее. И вот теперь это действительно была охотница, выслеживающая добычу. — Марцелле надоело сочинять вымышленные истории, и она взялась творить историю настоящую. Она шепнула что-то на ухо Отону, и тот поднял восстание. Затем Вителлий, будучи в Германии, провозгласил себя императором. И тогда Марцелла задалась вопросом, что будет, если она передаст ему сведения о войске Отона.

— Марцелла этого не делала, — поспешила встать на защиту сестры Корнелия. — Это сделала я. После смерти Пизона я была сама не своя от горя и была готова на все, лишь бы сбросить Отона!

— Откуда же ты получила эти свои драгоценные сведения? Да ты даже не знала бы, с чего начать. А вот историк в отличие от тебя отлично знает, какие сведения ценны, а какие нет. И она нашептала их тебе на ухо, все, что нужно было знать командирам Вителлия, чтобы разгромить Отона. И ты потом передала их дальше, что ей и нужно было от тебя, — Диана вновь посмотрела на Марцеллу. Та сидела, как статуя, водя пальцем по зубцам гребня. — Отон потерпел поражение, возможно, из-за нее. Более того, она отправилась туда, чтобы собственными глазами посмотреть на ход сражения. Чтобы лично увидеть, как Отон умрет.

— Ты считаешь меня прорицательницей? — спросила у нее Марцелла. — Откуда мне было знать, что он решится на самоубийство? Я отправилась туда лишь потому, что…

— Потому, что тебе хотелось посмотреть, что произойдет, — закончила ее фразу Корнелия.

— И ты вернулась, — продолжала Диана. — И Веспасиан объявил себя императором. И тогда ты решила, что самое время шепнуть на ухо словечко Алиену в надежде на то, что тот предаст Вителлия. И он его предал. В результате Вителлий лишился армии, а Рим стал жертвой беснующихся солдат. И вот теперь у нас новый император, и мы наконец получили долгожданный мир. И что же делаешь ты? Ты кладешь Домициана к себе в постель и начинаешь нашептывать ему на ухо. Вот только что? Что из него получится лучший император, чем его отец? — Диана обвела всех троих взглядом — Корнелию, которая застыла, как статуя, завернутая в полотенце, Лоллию, с жутковатой белой маской на лице. Марцеллу… — И нередко бывает, что то, что может произойти, действительно происходит. В течение всего одного года Римом правили четыре императора! И наша Марцелла приложила руку к падению троих из них.

— Четверых, если считать низложенного в прошлом году, — уточнила Марцелла. На ее щеках играл румянец. Что это было? Неужели, гордость? — Или вы забыли про Нерона? Впрочем, тогда это была не более чем ни к чему не обязывающая подсказка. Я и представить себе не могла, что он воспользуется моим советом и наложит на себя руки. — Марцелла обвела их взглядом. — Эй, почему вы на меня так смотрите?

Они действительно смотрели на нее так, как будто вместо волос на голове у нее шевелились змеи.

— Вы все преувеличиваете, — Марцелла отложила гребень. — Если я и вмешивалась, то совсем чуть-чуть. Не больше, чем целая сотня сенаторов, которые только тем и занимались, что строили интриги, чтобы добиться собственной выгоды. Так почему же вы обвиняете во всех трех государственных переворотах только меня?

— Ты вмешивалась не ради собственной выгоды, — стояла на своем Диана. — Ни ради собственной безопасности. Это я еще бы смогла понять. Ты вмешивалась забавы ради.

— И это стоило моему мужу жизни, — добавила Корнелия сквозь стиснутые зубы.

— Откуда мне было знать, чем все это кончится? И не только мне, — Марцелла посмотрела на троих сестер. — Или вы считаете, что я нарочно хотела сделать кому-то из вас больно?

— Не хотела, но могла, — Лоллия схватила полотенце и завернулась в него, как будто неожиданно продрогла. — Вернее, почти что сделала. Пизона нет в живых, все мы едва не лишились жизни сначала у храма Весты, затем во время беспорядков на прошлой неделе. Ты же стояла на Марсовом поле и наблюдала…

Не просто наблюдала. Щеки Марцеллы горели румянцем, глаза сияли, Корнелия это хорошо запомнила. Тогда она решила, что это от испуга или от волнения, и вот теперь ей в голову закралось подозрение, что это было приятное возбуждение. Марцелла находилась в своей родной стихии.

— Дело даже не в том, что ты делала, — изрекла Диана, — а том, что тебе нравилось это делать. В тебе нет ни капли раскаяния. Ни капли вины.

— А с какой стати им быть? — Марцелла вновь взяла в руки гребень и провела им по влажным волосам. — Ведь все кончилось как нельзя лучше.

Корнелия положила руки на колени и, растопырив пальцы, посмотрела на свои накрашенные ногти, искусанные по самую мякоть. Затем произнесла, произнесла тихо и вежливо, однако, не поднимая глаз — не хватило храбрости посмотреть сестре в глаза:

— Я не хочу видеть тебя на моей свадьбе.

— Корнелия! — воскликнула Марцелла, явно задетая за живое таким заявлением. — Ты не посмеешь! После того что случилось с Пизоном, я была искренне рада, что ты нашла счастье с этим центурионом. И не делай вид, будто ты мне не веришь.

— Да, я счастлива. И Друза, возможно, снова возьмут в преторианцы, чтобы он охранял нового императора. Но если ты станешь науськивать Домициана против его отца, это может стоить Друзу жизни, — сказала, подняв глаза, Корнелия. — Именно поэтому я не хочу видеть тебя на моей свадьбе, не хочу слышать твоих лицемерных пожеланий счастья.

По-прежнему улыбаясь своей знаменитой полуулыбкой, Марцелла обвела взглядом лица всех троих. Марцелла-историк. Марцелла-острый глаз. Моя младшая сестра.

— О боги, — вздохнула она. Затем положила гребень, сбросила с себя полотенце и направилась в кальдарий. В следующее мгновение пар опутал ее высокую стройную фигуру, и она исчезла из вида.

— Ты снова о чем-то задумалась, — заметил Домициан.

— У меня такая привычка, мой господин, — улыбнулась Марцелла. Домициан обожал, когда его называли господином, ведь теперь он был сыном правящего императора. Впрочем, сегодня он лишь пристально посмотрел на нее.

— Не люблю женщин, которые слишком много думают.

— В таком случае, почему я тебе нравлюсь?

— Не знаю, — Домициан схватил обнаженную ногу Марцеллы и прижался губами к ее лодыжке. — Ты прекрасна.

Отбросив в сторону простыню, он осыпал поцелуями ее ногу, Марцелла лежала, лениво откинувшись на шелковые подушки. У изголовья постели, с отсутствующим взглядом стоял раб и обмахивал их опахалом. Второй застыл у двери, на всякий случай держа в руках поднос с вином и сластями. Сыну императора только самое лучшее, подумала Марцелла. Ему и его любовнице.

Впрочем, это не входило в ее планы. Более того, она была убеждена, что Домициан бросит ее. Слишком много женщин добивались его благосклонности. Но он даже не смотрел в их сторону — пока не смотрел. И когда Марк Норбан был с ней груб, нет, не просто груб, а когда он унизил ее, Домициан вновь стал казаться ей вполне пригодной партией. Лучше иметь любовника, которым я могу вертеть, как захочу, чем того, у кого имеется собственное мнение. К тому же он сын императора.

Сын, но, увы, не единственный. Марцелла в очередной раз задумалась об этом, когда Домициан откинул ее на подушки и вновь принялся осыпать поцелуями.

— Ты уже виделся с братом? — прошептала она, выгибаясь дугой под его ласками.

— Да, когда он вернулся.

— Народ его любит, — бесхитростно заметила Марцелла, когда Домициан намотал на руку ее волосы. — Слышал бы ты, какого ликования он удостоился вчера на форуме. Когда твой отец публично объявит его наследником?

Домициан моментально ощетинился.

— Возможно, Тита и объявят наследником, однако Несс говорит, что у него никогда не будет сыновей. Так что императорский венец после него унаследую я. И меня будут величать господином и богом. А тебя — госпожой и богиней.

— О, великая Фортуна, какие пышные слова! — Марцелла посмотрела на сереющее небо в окне. — Неужели уже светает?

Домициан на целую неделю увез ее с собой в Арицию, на одну из новых императорских вилл. Надо сказать, что момент он выбрал на редкость удачный. Марцелла отдавала себе отчет в том, что сестра и кузины на нее злы. Так что пусть немного остынут в ее отсутствие. Позднее она еще успеет проведать сестру и попытается вновь наладить с ней отношения. Сейчас все мысли Корнелии заняты предстоящей свадьбой, и она вряд ли станет вспоминать обиды. Тем более что за всю свою жизнь они с ней никогда серьезно не ссорились. Разве что в детстве из-за кукол. Что касается Лоллии, то та слишком легкомысленна, чтобы долго на кого-то злиться. Диана же после последней победы «красных» вряд ли помнит что-либо еще. Не сейчас, так чуть позже, они все ее простят. А пока Марцелла сказала Гаю, что уезжает погостить у подруги. Гай, конечно, пытался возражать, но она, оставив без внимания его протесты, отправилась с Домицианом в Арицию.

Еще никто не был так страстно в нее влюблен. Что ж, приятное разнообразие. В отдельные дни Домициан не выпускал ее из постели весь день. Но даже в те минуты, когда они не предавались любви, его рука властно лежала на ее плече или шее. Он дарил ей драгоценности, а затем грозился, что отнимет их у нее. Он передразнивал ее сочинения, а затем молил у нее за это прощения. Домициан приходил в ярость, стоило ей выйти одной хотя бы на час на прогулку, и начинал обвинять ее в том, что она якобы встречается с любовником. Тогда он вновь затаскивал ее в постель и клялся, что готов услаждать ее вечно. Марцелла была от всего этого в восторге. И время от времени заводила разговоры о Тите.

Мол, он любимец толпы, такой милый, такой решительный. Не то, что этот молчун Марк Норбан. Я могла бы сделать его императором, а теперь ему в лучшем случае светит скромная карьера в сенате. Тит, если верить имеющимся у нее сведениям, имел все для того, чтобы стать блестящим императором — был решителен и честолюбив. И как было бы хорошо, если бы младший брат стал для нее мостиком к старшему.

— Куда ты? — требовательно спросил Домициан, когда она выскользнула из постели.

— Мне пора домой. Ты же знаешь, у моей сестры в скором времени свадьба, — Марцелла протянула руки. Оба раба тотчас послушно сделали шаг навстречу и принялись надевать на нее платье.

— Ты останешься со мной! — возразил Домициан и присел на кровати.

— Не могу. Мои родные будут меня искать.

— Тебе больше не придется волноваться из-за твоих родных. — Домициан откинул в сторону простыню. — Собирай вещи, мы уезжаем.

— Но куда, господин? — удивилась Марцелла.

— Тебя это не касается. Пока. — Домициан уже натягивал через голову тунику.

— Пока?

— Я скажу тебе, когда сочту нужным.

— Получается, что до того мне ничего не полагается знать?

— Именно так, — ответил Домициан и вышел из комнаты.

Пока Марцелла собирала вещи, чтобы тоже выйти к нему, он нетерпеливо ждал на улице паланкин. Второпях Марцелла вышла к нему с распущенными волосами. Обычно Домициану это нравилось, но сегодня, пока она садилась в палантин, он даже не посмотрел в ее сторону. Наверно, испытывает меня? Впрочем, она была уверена, что в такую жару Домициан вряд ли станет долго играть с ней в молчанку. Да и вообще зачем ему это нужно? О боги, каким железным терпением нужно обладать, когда имеешь дело с ревнивым мальчишкой!

Тем не менее Домициан хранил молчание всю дорогу, пока они ехали из Ариции, и Марцелла была готова к тому, что он без лишних церемоний высадит ее у дверей дома. Однако, поравнявшись с семейным особняком Корнелиев, носильщики даже не замедлили шага и по-прежнему двигались мелкой рысью. Марцелла удивленно выгнула бровь.

— И куда мы?..

— Тсс! — перебил ее Домициан. Вскоре носилки уже приблизились к императорскому дворцу.

— Ты мог бы сказать, что везешь меня во дворец, — упрекнула его Марцелла. — В последний раз, чтобы потом отправить меня домой.

— Ты и так дома.

— Что ты хочешь этим сказать?

Домициан сомкнул пальцы вокруг ее запястья и рывком вытащил ее из носилок. Не успела Марцелла перевести дыхание, как он уже торопился вверх по лестнице, мимо изумленных рабов, затем вдоль длинной колоннады, затем вдоль еще одной. Вскоре залы официальных приемов остались позади, и они оказались в личных покоях императора. Домициан распахнул перед ней несколько дверей, и Марцелла оказалась в небольшой, облицованной зеленым мрамором комнате, посреди которой в полу был устроен бассейн, и из-под высокой арки открывался вид на другие комнаты.

— Теперь ты живешь здесь, — произнес Домициан. — Ну, как, нравится?

— Но как я могу здесь жить? — растерянно спросила Марцелла.

— Очень просто, — ответил Домициан. От быстрой ходьбы на его верхней губе поблескивали капельки пота. — Сегодня твой муж официально поставлен в известность, что ты ему больше не супруга.

— Что? — И Марцелла расхохоталась.

— Не смей надо мной смеяться! — оскорбился Домициан. — Отныне ты моя жена. Завтра утром, еще до приезда моего отца, состоится наше бракосочетание.

— Но ведь он наверняка был бы против! — Не пройдет и недели, и она вновь станет разведенной женщиной, как только отец Домициана или даже его брат, узнают про этот скоропалительный брак. Хотя кто знает, может, они не станут возражать, в надежде на то, что как только страсть юноши пойдет на убыль, он сам разведется с ней.

Затем Домициан, громко разговаривая, потащил Марцеллу по другим комнатам ее нового обиталища. Ванная, опочивальня с необъятных размеров кроватью, просторный таблинум с арочными окнами и целой стеной полок, уставленных свитками. Марцелла провела пальцами по гладкой поверхности письменного стола, на котором уже лежали чистые свитки пергамента, восковые таблички и перья.

Может, не так уж и плохо побыть пусть даже всего несколько недель или месяцев супругой императорского сына. Будучи супругой Люция, она постоянно ощущала ущербность своего положения — вроде уже не юная девушка, но и замужней матроной в полном смысле этого слова ее тоже нельзя было назвать. Когда же Домициан пресытится мной, я просто больше не выйду замуж.

Корнелия Секунда, известная как Марцелла, супруга сына императора. Ну, кто бы мог подумать!

— Видишь? — прошептал позади нее Домициан, касаясь губами ее шеи, и вновь потянул ее в постель. — Я же говорил тебе, что ты будешь моя.

— Какой ты, однако, своевольный, — пробормотала Марцелла между поцелуями. — Твой брат рассвирепеет, когда узнает.

— Подумаешь! Какая мне разница. — Руки Домициана нетерпеливо потянулись к подолу ее платья.

— Но ведь он наследник трона и может делать все, что ему вздумается.

В первый момент она даже не поняла, что ей больно. Лишь оторопела от неожиданности, когда Домициан с размаха ударил ее по лицу.

— Не подначивай меня, — спокойно добавил он.

На какой-то миг ей показалось, будто она вновь вернулась в залитый солнцем атрий и Марк Норбан смотрит на нее, не скрывая неприязни. Или в банях, когда на лице Дианы читалось откровенное презрение.

— Я не подначиваю, — вот и все, что смогла она сказать.

— О, еще как! — Домициан уже вошел в нее, давил всем своим весом ей на грудь. Однако на какой-то момент он замер, чтобы посмотреть в ее наполнившиеся слезами глазами. — Ты всех подначиваешь, Марцелла. И умеешь это делать с умом. Я не люблю умных женщин, но на тебя я управу найду. Так что даже не пытайся играть со мной в свои игры. Больше ни единого намека на Тита. Он тебя не касается, равно как и мой отец. Теперь твоя главная забота — это я!

— Разумеется, — Марцелла нежно обняла его за шею, однако Домициан резко убрал от себя ее руки.

— Ты будешь вести хозяйство в моем доме, — сказал он, и его тяжелая рука опустилась ей на горло. — Ты будешь согревать мне постель, — пальцы больно впились в ее плоть. — Ты родишь мне детей. — Хватка сделалась еще жестче. — Вот твои обязанности супруги, Марцелла. Твой долг истинной римской матроны. И ничего более.

Она попыталась что-то сказать, но его рука сдавила ей горло, подобно удавке. В глазах у нее плясали черные точки. Сверля ее пронзительным взглядом черных глаз, Домициан тем временем вновь пришел в движение внутри нее. И пока, в полном молчании, не кончил, его рука тяжелым камнем лежала на ее горле.

— Прекрасно, — весело произнес он, вставая с постели. Марцелла тоже приподнялась, жадно хватая ртом воздух. — Сейчас я отправлю своего управляющего, чтобы он поставил в известность твою семью и забрал твои вещи. Это крыло императорского дворца в нашем полном распоряжении. Сегодня за ужином я представлю тебя брату.

Марцелла закашлялась, и Домициан с легким удивлением посмотрел в ее сторону.

— Тит не станет возражать против этого брака, если это тебя беспокоит. У него самого нет ни малейшего желания жениться во второй раз, как и у нашего отца. Так что их вполне устроит, если супругой обзаведусь я. Как дочь полководца Гнея Корбулона, ты отлично подходишь на роль жены императорского сына. Может даже, самого императора.

Марцелла надрывно втянула в себя воздух. Дыхание по-прежнему давалось ей с трудом. Руки ее тряслись, а внизу живота появился неприятный холодок. Она до сих пор ощущала его руку на своем горле, видела перед собой эти странные, неподвижные черные глаза. Боги, как не были они похожи на глаза веселого, румяного юноши, который сейчас весело разглагольствовал перед ней, поправляя на себе одежду. Это были глаза совершенно другого существа.

— Как ты понимаешь, я в один прекрасный день стану императором. Несс тоже так говорит. По его словам, я буду господин и бог Рима, а ты — его госпожа и богиня. Если я не ошибаюсь, ты бы была не против? — он убрал локон от ее лба. Марцелла слегка отстранилась, но Домициан как будто этого не заметил. — Разумеется, даже госпожа и богиня в первую очередь жена. Ты будешь заниматься домой и семьей, и не станешь совать нос в государственные дела. Я никогда не следую женским советам.

Домициан хлопнул в ладоши, и в комнату вошли несколько юных рабынь. Все до одной низко поклонились Марцелле.

О, Фортуна, неужели они еще раньше, чем я, знали, что Домициан намерился сделать меня своей женой?

— Это твои новые горничные, — тем временем продолжал Домициан. — Переоденься к ужину, но только не надевай зеленое. Терпеть не могу этот цвет. Ах да, — добавил он, как будто что-то вспомнил. — И никакой писанины. Впрочем, на это у тебя не останется времени. Кроме того, это занятие не пристало невестке императора. Этот стол предназначен лишь для того, чтобы писать за ним письма. Естественно, перед тем, как их отправить, я буду их просматривать.

Дыхание Марцеллы вырывалось из груди короткими всхлипами. Нет, нет, нет, мысленно повторяла она, как молитву, однако стоило ей открыть рот, как все слова, и даже дыхание застряли у нее в горле.

В комнату, ведя за руку маленькую девочку, вошла еще одна рабыня. Ребенок был на год или два младше Флавии, однако куда серьезнее. Девочка пристально посмотрела на Марцеллу сквозь завесу длинных, прямых белокурых волос.

— Это вторая дочь моего брата, Юлия Флавия, — как ни в чем не бывало продолжал Домициан. — Он давно развелся с ее матерью, точно так же, как и с твоей взбалмошной кузиной Лоллией. Я поручаю тебе заботу и присмотр за этим ребенком. Думаю, это тебя вполне устроит, пока у нас с тобой не будет собственных детей. Я достаточно тебя пропахал, так что за этим дело не станет. Думаю, что ты уже беременна.

— Нет, — пробормотала Марцелла, однако Домициан ее не слушал.

— Меня ждет брат. Распорядись, чтобы к завтрашнему дню был готов брачный наряд. Увидимся за ужином, — и он, как ни в чем не бывало, легонько поцеловал ее в щеку. — И еще одна вещь. Мне страшно не нравится имя Марцелла. Придется придумать для тебе новое.

С этими словами он ушел. Марцелла осталась стоять, глядя ему вслед. Ею владел такой ужас, что ноги, казалось, приросли к мраморному полу.

— Госпожа, — обратилась к ней рабыня и подтолкнула вперед племянницу Домициана. Однако Марцелла оттолкнула девочку от себя. Ее душили рыдания.

Нет, нет, мне ничего этого не нужно. Я не хочу никаких детей, никаких пиров, никаких примерок, никаких дворцовых обязанностей. Это не для меня. Не для историка Марцеллы, не для той, что низложила четверых императоров.

Увы, рядом с ее дверью уже встал караул преторианцев — охранять ее и шпионить за ней, а по ту сторону дверей, среди мраморных колонн, уже толпились любопытные придворные. Со всех сторон ее окружала толпа, и она поняла, что ей больше никогда не знать одиночества.

Если Домициан добьется своего, то я стану императрицей, с ужасом подумала Марцелла. И тогда не в моей власти будет его свергнуть.

Да, не в ее власти. Потому что еще раньше Домициан пресытится ею и потребует развода. И тогда ее жизнь вернется в прежнее русло. О, Фортуна, пусть это произойдет как можно скорее. Клянусь тебе, я больше никогда не стану менять императоров!

— Госпожа, — прервал поток ее мыслей чей-то негромкий голос. — Рад приветствовать тебя во дворце. Мы уже встречались, причем не раз. Меня зовут Несс.

— Несс? — машинально переспросила Марцелла.

— Мой господин Домициан назначил меня придворным астрологом.

Марцелле отвесил поклон невысокий, пухлый мужчина, уже слегка лысеющий, несмотря на довольно молодой возраст. Одет он был в мантию, вышитую астрологическими знаками.

— Он велел мне, чтобы я представился. Однако, как я вижу, у тебя и без того хватает дел, поэтому не стану тебе докучать.

— Погоди, я тебя знаю. Ты тот самый астролог, на которого Домициан постоянно ссылается — он свято верит в твои предсказания.

Марцелла изловчилась и схватила Несса за рукав.

— Признавайся, ведь это ты сказал ему, что я буду его женой? Быстро отвечай! Если да, то измени свое предсказание! Скажи ему, что хорошей жены из меня не получится, сообщи ему, что у меня никогда не будет детей…

— Верно, хорошей жены из тебя не получится, — согласился Несс. — И у тебя никогда не будет детей, но я здесь не при чем. Кроме того, в том настроении, в каком он пребывает, Домициан не станет никого слушать. Так что ни о чем не проси. А пока до свидания.

Несс попытался освободить рукав, но пальцы Марцеллы мертвой хваткой вцепились в ткань. Рабы растерянно уставились на них, однако Марцелле было все равно.

— Что ты хочешь этим сказать?

— О боги, зря я не открыл винную лавку! — пробормотал Несс. Он расправил плечи, встав перед ней в полный рост, однако по-прежнему не решался смотреть ей в глаза. — Извини, госпожа, но я ничем не могу тебе помочь.

— В таком случае хотя бы прочитай мои звезды. Или мою руку, если это требует меньше времени.

Ты ведь не веришь в астрологию, раздался в ее голове насмешливый голос, а также в шарлатанов, которые гадают по ладони. Тем не менее она торопливо протянула руку.

— Прочти, что говорят линии на моей ладони, и скажи Домициану, что звезды утверждают, что он разведется со мной уже через месяц.

— О, только не это! — Несс убрал руки за спину. — Я уже как-то раз читал твою ладонь, так что с меня достаточно. После этого я пил целую неделю и даже подумывал о том, чтобы сменить профессию. Нет-нет, уволь меня, госпожа. Свое будущее ты в состоянии увидеть сама.

— Ты никогда не читал мою руку. Более того, я не люблю астрологов…

— Когда тебе было десять лет, ты решила, что будет весело послушать, что я тебе скажу.

Марцелла в упор посмотрела на него. В детстве она и ее кузины, весело хихикая, не раз, забавы ради, просили гадалок на форуме предсказать им судьбу. Неужели это был Несс?

— Зачем ты сказал Домициану, будто мне судьбой предначертано стать его императрицей? Зачем?

— Потому что так оно и есть, — устало ответил Несс и зашагал в сторону атрия.

— Но это же курам на смех! — воскликнула Марцелла и бросилась вслед за ним. Рабы расступились в стороны и без стеснения шушукались между собой. Малышка Юлия поспешила вслед за Марцеллой на коротеньких ножках. — Ты говоришь Домициану то, что он хочет от тебя услышать. Ты готов на что угодно, лишь бы только он тебя не прогнал. Ты настоящий мошенник!

— Да, и меня это устраивает, — обернулся к ней Несс посреди облицованного зеленым мрамором атрия. — Да, я говорю людям то, что они хотят услышать. Согласен, это не слишком благородное занятие, но по крайней мере оно меня неплохо кормит и дает крышу над головой. Тогда я посмотрел на твою детскую руку, и теперь, спустя годы, все сбывается! Абсолютно все! Ты хотя бы представляешь себе, какие неудобства это создает?

— В таком случае прочти мои лини судьбы снова! — крикнула в отчаянии Марцелла. — Пусть сбудется что-нибудь еще!

— Извини, госпожа, но так не бывает. Ты станешь женой Домициана, а впоследствии императрицей, и ни ты, и ни я не в состоянии этого изменить.

Марцелла раскрыла рот. Губы ее пересохли, стали похожими на старый пергамент. Мысли кружились с бешеной скоростью, ускользая в бессмысленную пустоту. Малышка Юлия догнала ее и пухлыми детским пальчиками вцепилась ей в подол. Несс посмотрел на девчушку и сделал печальное лицо.

— Лучше присмотри вот за ней, — устало произнес он. — Потому что если этого никто не сделает, то ее жизнь будет столь же несчастна, что и твоя собственная.

— Ты лжешь! — прошептала Марцелла.

— Что ж, пусть будет так, если ты в этом уверена, госпожа, — с этими словами Несс повернулся и зашагал прочь, мимо просителей, которые уже толпились под дверью жены императорского сына.

Марцелла тяжело опустилась прямо на мраморный пол.

— Он лжет! — повторяла она. — Он лжет!

Малышка Юлия забралась к ней на колени и уткнулась носиком ей в плечо. Марцелла сделала вид, будто не заметила. В эти мгновения она отчаянно пыталась поверить в собственную ложь.

Глава 24

Первый день нового года принадлежит Янусу, богу дверей, богу начал, и как обычно в этот день Корнелия и ее кузины обменивались монетками, на которых был изображен его двойной профиль. Одно лицо смотрело вперед, другое было повернуто назад, и в первый день этого года в этом двуличии бога имелся особый смысл. Взгляд Корнелии вместе с остальным Римом был устремлен вперед, на императора Веспасиана, когда тот с триумфом входил в город. И вместе с тем, она то и дело невольно оглядывалась назад, вспоминая императора, растерзанного толпой на форуме, затем еще одного, тот с войском пошел на север, где потерпел сокрушительное поражение, а затем третий. Этот встретил свою позорную смерть один, и не где-нибудь, а в конюшне.

Сегодня, в первый день нового года, Веспасиан вошел в Рим. Позднее Корнелия узнала, каким ликованием его приветствовала толпа. Но ее самой там не было. Потому что предстояло произнести другие, куда более важные слова.

— Если ты Гай, то я — Гайя. — Рука Друза крепко сжала ее руку, когда она произносила священные слова брачного обета. И даже сквозь завесу полупрозрачного покрывала ей были видны слезы в его глазах. Такое скромное бракосочетание, вокруг алтаря собрались лишь родные и самые близкие друзья. Лоллия от любопытства вытягивала шею и поднималась на цыпочки. Диана как всегда опоздала. Родители Друза и его сестра стояли чуть в сторонке, гордые и одновременно слегка сконфуженные. Марцеллы не было, даже супруга императорского сынка понимает, что неразумно появляться там, где ей не рады. За что Корнелия была ей благодарна.

Жрец привел для брачного жертвоприношения белую козочку, а Друз вновь сжал Корнелии руку. Та подняла глаза на мраморную статую Юноны, которая, казалось, смотрела на нее взглядом мраморных глаз. Неужели она улыбается мне? Впрочем, почему бы нет?

Коза вырвалась из рук жреца и с блеяньем побежала по улице. Жрец громко выругался. Корнелия невольно захихикала. Друза душил смех, и он не мог вымолвить даже слова.

— Не надо ее ловить! — крикнула Лоллия. — Какая-нибудь женщина в бедном квартале будет рада бесплатно обзавестись козой. Она будет доить ее каждый вечер. Это куда лучшее предзнаменование, чем наши забрызганные кровью ноги.

Корнелия была с ней полностью согласна.

Затем молодожены и гости направились в сторону дома деда Лоллии, который предложил, чтобы свадебный пир состоялся у него. Друз привлек Корнелию к себе и, убрав от ее лица фату, поцеловал.

— Ты теперь моя, — прошептал он, и его рука скользнула к ее уже заметно округлившемуся животу.

— Твоя, — прошептала она в ответ. В красно-золотом одеянии центуриона преторианской гвардии он выглядел весьма внушительно, и все благодаря императору Веспасиану. «Была ли я так счастлива, когда выходила замуж в первый раз?» Корнелия не знала. Возможно, этот вопрос не требовал ответа. Может, довольно того, что на роду у нее написано выйти замуж дважды, причем оба раза за достойных мужчин.

— Юнона всемилостивая! — воскликнула Корнелия, когда они сквозь двойные двери вошли в атрий. Колонны были увиты гирляндами мирта и жасмина, из фонтана било фалернское вино. Откуда-то доносились нежные звуки лир, ноздри щекотали ароматы изысканных блюд. — Лоллия, ты явно перестаралась!

— Неправда. Пусть это бракосочетание слегка поспешное, однако никто потом не скажет, что все было сделано наспех. К тому же это не я, а мой дед. Это все сделано его стараниями, — Лоллия обвела довольным взглядом атрий. — Ты даже не представляешь, как это приятно заниматься свадебными приготовлениями, если это не твоя, а чья-то еще свадьба!

— Тебе, моя дорогая, только самое лучшее, — дед Лоллии нежно ущипнул Корнелию за щеку. — Мое сокровище рассказала мне, что ты утешала ее, когда она вышла замуж за это злобное чудовище Валета.

Корнелия посмотрела на пухлое лицо Париса, — казалось, оно лучилось радостью — и бросилась ему на шею. Ну почему я когда-то стеснялась того, что он мой родственник? Она вспомнила собственного отца, который даже не присутствовал на ее первой свадьбе и с трудом отличал ее от сестры. Дед Лоллии сделал для меня больше, чем мой собственный отец.

— А теперь я хотел бы поговорить с тобой, — обратился Парис к Друзу, отводя его в другой конец атрия. — Нашего бравого солдата вышли встречать слишком много гостей. Посмотрим, что можно сделать, чтобы из тебя вышел настоящий командир в Таррацине.

Тем временем, охая и ахая от восторга при виде свадебного убранства, в дом прибывали гости. Корнелия обняла Лоллию рукой за талию.

— Полагаю, в самое ближайшее время мы устроим еще один праздник, в честь твоего замужества.

— Да, за родственника Веспасиана, — легкомысленно ответила Лоллия. На ней было ярко-желтое платье с вышитым поясом — гораздо более скромный наряд, чем она обычно носила. В волосах вместо рубинов алые маки. Кстати, отметила про себя Корнелия, сами волосы выкрашены в более сдержанный оттенок рыжего. — Если не ошибаюсь, его имя Гней Флавий. Или Публий? Ничего, вскоре мы это выясним.

— Госпожа, — рядом с Лоллией возник рослый золотоволосый галл. — Управляющий спрашивает, начинать ли музыкантам играть.

— Ну, конечно, Тракс! И, пожалуйста, пусть вино льется рекой, — Лоллия, сияя счастьем, вновь повернулась к Корнелии. — Я отныне должна добавлять «пожалуйста», потому что Тракс теперь вольноотпущенник. Его освободили на прошлой неделе. И если я не буду говорить с ним учтиво, он может меня бросить.

— Сомневаюсь, — с улыбкой ответила Корнелия. Раб, вернее, вольноотпущенник, стоял и не спешил никуда уходить. Лоллия взяла его под руку, и его пальцы безмолвно сжали ее пальцы. — Кстати, я вижу у тебя новое кольцо.

— Ах, да! — Лоллия с восхищением посмотрела на простое железное колечко на безымянном пальце левой руки. — Правда, симпатичное? Тракс подарил его мне, когда я его освободила.

— А что будет, когда твой новый муж наденет тебе на этот же самый палец другое кольцо? — задумчиво спросила Корнелия.

— О, его можно будет надеть сверху! Потому что это не снимается.

К ним подошла Диана в золотистом шелковом платье. Ее наряд отличался оригинальностью: почти под самое горло впереди, сзади он оставлял спину открытой почти до самое поясницы. Под руку она держала мужчину — седого и слегка кособокого. Корнелия сразу его узнала — это был сенатор Марк Норбан.

— Марк! — воскликнула она, когда он склонился над ее рукой. Несколько месяцев за тюремной решеткой оставили на нем жестокий отпечаток. Корнелия тотчас решила, что непременно должна найти для него новую жену. Поскольку она сама вновь была замужем, ей хотелось осчастливить весь мир. — Вскоре мы будем веселиться на вашей свадьбе, — сказала она ему.

— Вряд ли. Мне никогда не везло с женами. Этот Несс, о котором все говорят с тех пор, как Домициан назначил его придворным астрологом, сказал, что мне не стоит жениться снова. Обычно я не верю в предсказания астрологов, однако… — Марк посмотрел в сторону Туллии. Та, стояла рядом с Гаем, царапая плечо мужа острым ногтем. — Думаю, мне не стоит искушать судьбу.

— Чепуха, Марк! — с легкой укоризной воскликнула Корнелия, а сама подумала, может, он прислушается к Друзу?

Втроем они пошли дальше. Диана весело щебетала о чем-то своем, Марк исподволь наблюдал за ней с легкой улыбкой, как будто она была неким любопытным природным явлением, вроде двухголового теленка.

Лоллия хлопнула в ладоши, и барабанщики тотчас ударили в барабаны, давая гостям знак, что те могут занимать свои места. Свадебный пир начался. Судя по тому, что говорили о ней позднее, это была самая лучшая свадьба за весь год! Даже рабы, и те выглядели счастливыми, смеялись и разговаривали между собой, поднося к столу вино, серебряные чаши с фруктами, жареного поросенка, сдобренного жареными листьями шалфея и чесноком. Друз и Корнелия заняли почетное пиршественное ложе. Друз тотчас принялся ухаживать за своей беременной невестой — наполнил вином кубок и по ее просьбе развел его водой. Корнелия рассмеялась и кинула в него виноградиной. Лоллия держала на коленях малышку Флавию и щекотала ее павлиньим пером. Тракс, сияя улыбкой, как верный страж, занял место за их спинами. Дед Лоллии щегольски надел на парик лавровый венок и уже вел разговоры с каким-то гостем в парадной тоге, не иначе как заключал очередную сделку. Родители Друза скромно расположились на ложе рядом с сыном. Впрочем, Корнелия тотчас стащила их оттуда и повела по залу, чтобы представить присутствующим, пока они наконец не стряхнули с себя робость.

— На всех твоих кузинах такие красивые платья, — застенчиво заметила сестра Друза, и Корнелия тотчас взяла эти ее слова на заметку. В самое ближайшее время она непременно должна обновить гардероб девушки.

Диана стояла, прислонившись к колонне, и подбрасывала виноградины, которые затем, словно заправский циркач, ловила ртом. Корнелия не удержалась и в шутку обняла ее из-за спины. Виноградина пролетела мимо рта.

— Ты опоздала на мою свадьбу, — попеняла она кузине. — Как прошли гонки?

— «Красные» пришли первыми. Семь раз из восьми. — Диана обняла ее в ответ, осторожно, словно боялась задеть живот.

— Даже если я беременна, не бойся, я не стеклянная и не разобьюсь.

— Я знаю, как надо обращаться с беременными кобылами, — ответила Диана. — А вот беременная кузина — такого опыта у меня еще нет. Сомневаюсь, что тебя можно накормить горячим овсом или обернуть тебе копыта куском шерстяной ткани.

Корнелия рассмеялась.

— Пока меня не разнесло до размеров дома, мы с тобой непременно должны вместе сходить на бега. Ты, я и Друз. Думаю, до отъезда в Таррацину мы выкроим время.

Друз получил туда назначение командиром учебного лагеря, а Гай, — ну кто бы мог ожидать от него такой щедрости! — не взирая на яростные протесты Туллии, преподнес им в качестве свадебного подарка виллу. Ту самую виллу, где в течение двух коротких недель они были так счастливы и мечтали о том, как по винограднику в один прекрасный день будут бегать их ребятишки.

— Между прочим, мы с Друзом подумали, а не купить ли нам лошадей, — радостно щебетала счастливая Корнелия. — И еще виноградник. Друз хотел бы делать самое лучшее вино в округе. — Она заметила, что Диана с трудом подавила зевок, однако не могла удержаться и выложила свои намерения относительно того, какой будет комната ее будущего ребенка, которого, если это будет девочка, в честь отца назовут Друзиллой, а если мальчик, то Друзом.

— О боги! — к ним присоединилась Лоллия в своем солнечном платье. Правда, выражение ее лица было совсем не солнечным. — Вы только подумайте, кто приехал сюда, чтобы испортить нам праздник.

— Она не посмеет, — с угрозой в голосе произнесла Диана.

— Теперь она супруга императорского сына, моя дорогая. И может делать все, что ей вздумается.

Грянул гром рукоплесканий, и они посмотрели в другой конец зала. Корнелия не видела Марцеллу с того дня, когда та молча поднялась и ушла в клубящийся паром кальдарий. Лишь слышала ее имя, когда по городу на крыльях ветра разнеслась неожиданная новость — Домициан взял Марцеллу в жены. Корнелия не сразу узнала сестру — усыпанная драгоценностями, та стояла в дверях зала, держа под руку Домициана. Дед Лоллии вышел к ним, чтобы поприветствовать высокопоставленную чету. Гости также поспешили отвесить поклоны. Когда же Домициан повел молодую жену через весь зал, приглушенный гул голосов перерос в оглушительный рев.

— И все-таки так нечестно! — сокрушенно воскликнула Корнелия. — Веспасиан неженат, Тит тоже. И вот теперь Марцелла исполняет роль императрицы. После того что она натворила, она стала первой женщиной Рима.

— А может, в один прекрасный день и настоящей императрицей, — добавила Диана. — При условии, что Домициан сам когда-нибудь облечется в пурпурную тогу.

— Этому не бывать! — фыркнула Лоллия. — Какой урок преподал нам этот год? Что никто, кто стоит в очереди к трону, до него не доходит. Марцелла лишь тогда станет императрицей, когда уберет со своего пути и Веспасиана, и Тита.

— О, в таких делах она мастерица! — заметила Диана. — Вспомните ее успехи за последний год.

Все трое переглянулись, а затем посмотрели на Марцеллу. К той уже выстроилась очередь гостей, желающих поцеловать ее унизанную кольцами руку.

— На ней пурпур, — вздохнула Лоллия. — Когда-то мы по праздникам все надевали один цвет.

Четыре Корнелии всегда одевались в тон друг дружке. Вот и сегодня Лоллия и Диана отдали предпочтение оттенкам желтого, в тон свадебному шафранному наряду Корнелии. Но только не Марцелла. Корнелии вспомнился день гонок, чуть больше года назад, когда они все четверо, в надежде на счастливое будущее, оделись в красное. Сама она нарядилась дорого и вместе с тем элегантно, чтобы быть похожей на императрицу. Лоллия, как обычно, допустила в своем наряде немного вульгарности. Марцелла была сама строгость, никаких излишеств, никаких украшений. И вот сегодня именно Лоллия нежна и женственна. У Корнелии было такое ощущение, будто ее собственные волосы змеями извиваются вокруг шеи. Марцелла же стояла на другом конце зала, неподвижно, как статуя, облаченная в плотный шелк. Жесткие локоны убраны наверх, на шее столько ожерелий, что она не в состоянии повернуть голову. Марцелла посмотрела через весь зал на Корнелию. Та ответила ей взглядом, однако в следующий миг рука Домициана цепко взяла супругу за локоть. Корнелия заметила, как сестра тотчас потупила взор и покорно пошла за ним следом.

— Что нам с ней делать? — задумчиво спросила Лоллия.

— Я никогда не обмолвлюсь с ней даже словом, — негромко сказала Корнелия. Тем не менее она не удержалась и бросила взгляд через триклиний, туда, где после обмена любезностями с гостями Домициан и Марцелла расположились на почетном ложе. Корнелия сопровождала сестру не на одном десятке пиров: Марцелла обычно возлежала на ложе, опершись на локоть и зажав в другой руке полный кубок, к которому даже не притрагивалась губами, наблюдала за гостями и едва заметно улыбалась каким-то собственным мыслям. Сегодня она лежала рядом с Домицианом и, опустив ресницы, жадными глотками пила из кубка вино. Лежала не пошелохнувшись, не проронив ни слова.

— Я не совсем уверена, — произнесла спустя какое-то время Диана, — что нам нужно что-то делать.

— Что ты хочешь сказать? — удивилась Корнелия.

— О, у меня только что была интереснейшая беседа с Марцеллой! — влезла в их разговор Туллия. Складки ее роскошно вышитого платья разлетались во все стороны. — Как прекрасно снова ее увидеть! Вообще-то ей давно пора пригласить нас к себе в гости во дворец, но, с другой стороны, ей нужно было время, чтобы освоиться со своими новыми обязанностями. Кстати, они с Домицианом могли бы и не делать из своего бракосочетания такого громкого события, но уж такова нынешняя молодежь! — Туллия трещала, обращаясь главным образом к Диане, поскольку до сих пор неодобрительно относилась к браку Корнелии. С Лоллией же она вообще никогда даже не заговаривала. — Подумать только! Нашу Марцеллу взял в жены сын самого императора!

— Я ненавижу Марцеллу, — отозвалась Диана.

— …и теперь она взяла на себя заботу о дочери Тита, Юлии! Какая это для нее замечательная школа, пока у нее нет собственных детей! Она даже попросила моего совета, какие блюда приготовить для придворного пира, который состоится на следующей неделе. И еще новость! Она оставила свою писанину! Я всегда знала, что ей требуется твердый и решительный муж, который бы умел поставить ее на место, если он хочет иметь образцовую супругу…

— Корнелия, позволь поздравить тебя с бракосочетанием, — раздался позади Туллии негромкий голос. — Я так за тебя рада. Лоллия, Диана, как давно я вас не видела!

Марцелла — словно выточенная из мрамора статуя, с ног до головы в драгоценностях — совсем не похожая на себя прежнюю. Приглядевшись, Корнелия заметила, что браслеты на ее руках надеты неспроста — под ними виднелись багровые кровоподтеки.

— Я принесла тебе свадебный подарок, — продолжала тем временем Марцелла и протянула ей перевязанный лентой свиток. — Я попросила Несса составить для тебя гороскоп. По его словам ты родишь девочку. После нее у тебя будет еще пара девочек и пара мальчиков. Разумеется, Несс всегда говорит то, что от него хотят услышать. Но я думаю, его предсказание будет тебе приятно.

Но Корнелия не протянула за свитком руки, и Марцелла в конце концов была вынуждена вручить его стоявшему рядом рабу.

— Почему бы вам не проведать меня во дворце? — продолжала она, словно не замечая, что Корнелия стоит перед ней, не проронив ни слова в ответ. — Домициан не позво… считает, что в моем положении неприлично самой ходить в гости за пределами дворца.

— Боюсь, что я слишком занята, — холодно ответила Корнелия.

— И я тоже, — добавила Лоллия.

— Корнелия, — Марцелла протянула руку. — Почему бы тебе не принять мое приглашение? Мы посидим с тобой и от души посплетничаем, как в старые добрые времена. Вспомни, как мы с тобой в детстве потихоньку брали в постель пирожные и часами болтали, мечтая о том, как мы выйдем замуж, когда вырастем?

Но Корнелия видела перед собой Пизона, лежащего в луже крови на ступенях храма Весты. Она видела Друза с ножом в боку. Даже стоя на коленях, он пытался ее защитить. В следующий миг она почувствовала на своей руке унизанные кольцами пальцы Марцеллы.

— Прошу тебя, — прошептала та. — Я хочу назад свою сестру.

Корнелия вырвала руку.

— Какую сестру?

Марцелла в упор посмотрела на нее.

— Я непременно наведаюсь к тебе в гости! — воскликнула Туллия, словно не замечая этой сцены. — Скажи мне, малышка Юлия больше не кашляет? Я знаю одно хорошее средство от кашля, специально для детей…

Домициан уже тащил жену за руку. Марцелла бросила на прощание последний умоляющий взгляд, однако Корнелия поспешила отвернуться.

— Не думаю, что у нас есть необходимость придумывать для Марцеллы наказание, — заметила Диана. — Она уже наказана.

— Наказана? — сердито воскликнула Корнелия. — Да она почти императрица!

— Да, но зато не хозяйка самой себе, — взгляд Дианы скользнул по Домициану. Корнелия также посмотрела в его сторону. Домициан, коренастый юноша, с видом хозяина положения развалился на ложе с кубком вина в руке и вел дружескую беседу с Друзом. Все знали, что Домициан любит солдат и даже мечтал превзойти в качестве полководца своего прославленного брата. Впрочем, несмотря на улыбку и приветливый тон, взгляд его черных глаз оставался совершенно непроницаемым. — Он напоминает мне колесничих, которые рвутся к славе из самых грязных трущоб, — заметила Диана. — И даже когда они ее достигают, когда в руках у них пальмовая ветвь, а у ног сотни побед, их глазах горят все тем же неутолимым голодом. И ничто в этом мире не способно его утолить.

— О, это твои фантазии! — фыркнула Лоллия. — Он еще совсем юноша.

Марцелла вернулась к мужу — молчаливая и с ног до головы увешанная драгоценностями, — и рука Домициана тотчас легла ей на локоть. Не договорив фразы, он повернулся к ней, чтобы поцеловать ее. Впрочем, нет, со стороны могло показаться, что он готов ее сожрать.

— Марцелле не позавидуешь, — заметила Диана. — Теперь ее жизнь — лишь пиры и рабы, да еще чужие дети. А еще она совсем одна. Я бы себе не хотела такой жизни.

— Отлично, — произнесла Корнелия и вернулась к мужу. Домициан соскользнул с соседнего ложа и, увлекая за собой Марцеллу, направился к деду Лоллии, явно желая о чем-то его расспросить. Корнелия воспользовалась моментом, чтобы уютно расположиться рядом с Друзом, и потерлась щекой о его плечо.

Он нежно посмотрел на нее.

— Что такое?

— Ничего. Просто я люблю тебя.

— Наверно, все дело в сестре? — спросил Друз. Он уже успел ее выучить.

Корнелия ответила не сразу.

— Только не подумай, будто я ей завидую из-за того, что она отхватила себе такого мужа. Ничуть, я всегда бы предпочла тебя, а не Домициана.

— Спасибо, — довольно кисло отозвался Друз.

— Но ведь императрицей должна была стать я! — не сдержалась Корнелия. — А вовсе не моя младшая сестра!

— Зато ты императрица моего сердца, — попытался утешить ее Друз.

— Это не одно и то же!

Друз расхохотался и, притянув к себе, поцеловал в висок. Корнелия заставила себя улыбнуться и приняла из его рук кубок с разведенным водой вином.

Домициан провел на пиру еще час, затем неожиданно — точно так же, как и вошел сюда, — поднялся с места.

— Но ведь мы только что пришли, — попыталась протестовать Марцелла.

— Верно. А сейчас уходим. Кстати, забыл сказать вам одну вещь, — добавил он, обращаясь к присутствующим. — Я дал жене новое имя. Мне не нравится имя Марцелла, и отныне жену зовут Домиция. В мою честь.

— Домиция! — раздались со всех сторон подобострастные возгласы, за которыми последовали рукоплескания. Корнелия заметила, как сестра в ужасе обвела взглядом зал, и прониклась к ней жалостью. Увы, прежней Марцеллы больше не было. Она вернулась в императорский дворец, к той жизни, которую заслужила. И Корнелия не желала иметь с ней ничего общего. Эта Марцелла не имела никакого отношения к той маленькой девочке, которая, спрятавшись с сестрой под одеялом, тайком лакомилась пирожными и, хихикая, мечтала с ней о будущем. Оно даже к лучшему, что теперь у нее другое имя. Марцелла — ее Марцелла — мертва.

Солнце начало клониться к закату, и гости, сытые и довольные, нежились на своих ложах. Лоллия отвела Флавию наверх, чтобы уложить девочку спать, после чего сама куда-то исчезла. Дед Лоллии был слегка пьян и готов расцеловать весь мир. Лавровый венок съехал набекрень и теперь сидел на одном ухе. Перед тем как подавать десерт, в зал впорхнула группа танцоров, чтобы немного развлечь разморенных солнцем и сытным обедом гостей. Корнелия закрыла глаза и прильнула к плечу Друза — полусонная и довольная жизнью. Неожиданно внутри нее как будто затрепетал крыльями мотылек — неужели это уже дает о себе знать ребенок? Увы, следующее мгновение тишину и всеобщее умиротворение нарушил душераздирающий крик.

Музыка тотчас смокла. Корнелия открыла глаза и огляделась по сторонам. Туллия стояла, схватившись за дверь, которая вела в кухню. Обычно этой дверью пользовались только рабы, однако сейчас они все были заняты приготовлением сладких блюд. Все кроме галла-вольноотпущенника, рослого, с золотистыми волосами, который теперь был всем хорошо знаком, ибо успел примелькаться в доме. Сейчас он был занят тем, что, прижав Лоллию к стене, осыпал ее страстными поцелуями. Рука Лоллии запуталась в его волосах, а на безымянном пальце тускло поблескивало простое железное кольцо.

— Туллия, — процедила сквозь зубы Лоллия из-за широкого плеча Тракса, который тотчас замер как вкопанный. — Воспитанные люди обычно стучат.

Она притянула к себе лицо вольноотпущенника, чтобы еще раз его поцеловать, и половина гостей весело рассмеялась. Корнелии тоже стало смешно, но она стыдливо прикрыла ладонью рот. Друз также едва сдерживал улыбку.

Туллия с грохотом захлопнула дверь.

— Дорогая, — робко обратился к ней Гай, но Туллия взмахнула рукой, приказывая всем успокоиться. Увы, сделать это было невозможно, потому что весь триклиний перешептывался и хихикал. Корнелию тоже душил хохот, но она, как и положено благовоспитанной матроне, пыталась изобразить ужас. Фу, какая бесстыжая эта Лоллия. Я возмущена. Я возмущена, внушала она самой себе. Затем она нарочито покашляла.

— Довольно, — заявила Туллия, уже без визга и шепотом. — Я сделала все, что могла. Я пыталась принести в эту семью моральные принципы. Увы, я так и не смогла! Не смогла! Сама Юнона была бы бессильна это сделать! Вы все выродки! — взгляд Туллии упал на деда Лоллии со съехавшим набекрень лавровым венком. — И плебеи! — она посмотрела на Диану. — И шлюхи!

— С каких это пор я стала шлюхой? — удивилась та.

— Тише, тише, — пытался успокоить Туллия Гай, но вместо этого стал очередной жертвой ее гнева.

— А ты! Все, с меня довольно. Не хочу тебя больше знать, тебя и всю твою опустившуюся семейку! — с этими словами она сорвала с пальца обручальное кольцо и, тяжело дыша, швырнула его Гаю под ноги. — Слышишь? Довольно!

Гай открыл рот и снова закрыл его. Лицо его залилось краской. Корнелия, не говоря ни слова, протянула ему кубок вина, который он осушил одним глотком.

— Что молчишь? — взвизгнула Туллия.

— Убирайся вон! — с яростью прошептал Гай и указал ей на дверь.

Кто-то хихикнул. Туллия обернулась, Лицо ее было багровым. В следующее мгновение весь триклиний разразился хохотом.

— О-о-о! — вновь взвыла Туллия и, развернувшись, опрометью бросилась вон. Оставалось только надеяться, что навсегда. Дед Лоллии смеялся. Диана хлопала в ладоши. Корнелия опустила голову на плечо мужу и тоже хохотала, пока из глаз не брызнули слезы.

— Эй, братец, — обратился к Гаю Друз, — выпей-ка еще.

— С удовольствием, — ответил тот и схватил целый графин.

К тому времени, когда Диана смогла уйти, уже почти стемнело. Пир, похоже, растянется до самой ночи, а Лоллия и ее вольноотпущенник успели куда-то улизнуть. Корнелия лежала, положив голову на колени Друзу. Муж поглаживал ее живот, пытаясь нащупать ребенка, который, если верить словам Корнелии, уже начал шевелиться в ее чреве. Когда Домициан со своей свитой покинул пир, астролог Несс каким-то чудом умудрился остаться и теперь направо и налево раздавал предсказания.

— Нет-нет, — усмехнулся он над розовой ладонью деда Лоллии, — не советую тебе вкладывать деньги в египетскую пшеницу, в следующем году Египет ждет страшное наводнение. А вот каррарский мрамор — совсем другое дело.

Остальные гости, которые еще держались на ногах, следовали примеру Гая, который, с тех пор как стал главой древнего и уважаемого рода Корнелиев, напился меньше других.

— Диана, — обратился он к племяннице, заметив, что та собралась уходить, и взмахнул кубком. — Ты такая хорошенькая, да-да, я всегда так считал. Это надо же управлять колесницей, как заправский возничий, и быть такой хорошенькой! Еще вина! Может, выпьешь еще кубок? — с этими словами он похлопал подушки рядом с собой. — Знаешь, а не взять ли мне тебя в жены? Надеюсь, ты не стала бы устраивать мне сцены и не набрасывалась бы на меня с кулаками? Что скажешь?

— Нет, — с улыбкой ответила Диана. — Хотя мне кажется, тебе и без меня везло с женами.

— Я позабочусь о нем, — расплылся в улыбке Друз, забирая из рук Гая кубок с вином. — А ты, если хочешь, можешь потихоньку улизнуть отсюда.

Когда Диана вышла их дома и забралась в паланкин, на улицах царило праздничное настроение. Из дверей буквально каждой таверны, пошатываясь, выходили на улицу пьяные. Повсюду, зажав в руках яркие ленты, бегали дети и бросали друг в друга монетки с изображением Януса. Ушедший год уже получил название — Год четырех императоров. Впрочем, кто поручится, что год новый не станет годом шести императоров или хотя бы трех. Или всего одного.

Император Веспасиан в эти часы наверняка возвращался к себе во дворец, где должен был состояться праздничный пир, такой же усталый и довольный, как и любой победитель после забега колесниц в Большом цирке. Новому императору Диана желала только хорошего. Он вошел в город вслед за своими вымуштрованными легионами в боевых доспехах, сидевших на нем как вторая кожа. Вернее, въехал, собственноручно управляя колесницей, что Диана тотчас оценила по достоинству. Его румяное лицо уже было ей хорошо знакомо — она каждый день видела его в мраморе на рабочем столе отца, когда тот работал над императорским бюстом резцом, старательно добиваясь абсолютного сходства.

— Все еще трудишься? — спросила она отца после парада. Бюсты Гальбы, Отона и Вителлия он изготовил гораздо быстрее.

— Да, с этим не хотелось бы торопиться, — ответил Парис, работая резцом по мрамору. — Если понадобится, я готов работать над ним годы. Потому что этот император будет править долго.

— Почему ты так считаешь? — Диана уселась на край верстака и принялась болтать ногами.

— А ты посмотри на его лицо. В нем чувствуется юмор, а императору без юмора никак нельзя. — Парис задумался. — И еще без преданных легионов.

— Ну, если ты так говоришь.

На мгновение ей стало жаль толстого, пьяного, общительного Вителлия, который до безумия любил своих «синих»… впрочем, сегодня он бы наверняка расстроился, увидев, как ее четверка выиграла семь забегов из восьми, а его любимые «синие» все восемь раз пришли последними. А все потому, что чистокровные лошади погибли во время беспорядков и теперь «синим» приходилось довольствоваться жалкими старыми клячами. Всякий раз думая об этом, Диана не могла сдержать усмешки.

Спустя час паланкин покачнулся и замер на месте. Диана ступила на мостовую. Ее медальоны тотчас вспыхнули, поймав последние лучи заходящего солнца. После ее победы в Большом цирке фракция «красных» выпустила медальон в ее честь — ее лицо в профиль и дата одержанной победы. Но этот медальон она никогда не надела бы. Этот медальон гордо красовался над ее кроватью, рядом с пальмовой ветвью победительницы.

— Наверно, тебе просто неинтересно наблюдать гонки колесниц, — дразнили ее кузины. — После того, как ты сама выиграла гонку.

Впрочем, откуда им было знать?

— О нет! — спокойно ответила Диана. Да, однажды она привела свою четверку к победе, и с нее было достаточно этого раза. Теперь никто не смеялся над ней, когда она, в шелковом платье, шла по грязному полу конюшни, никто не кидал в ее сторону презрительных взглядов, когда ее гнедые нежно тыкались бархатными носами ей в ладони, как будто говоря, помнишь, как мы вместе летели к победе? На стене спальни висела засохшая пальмовая ветвь. Она была колесничим. И хотя ее гнедые пробегут еще не одну сотню забегов, ни с каким другим возницей они не сделают того, что сделали ради нее. Так лошади бегут всего раз в жизни, самое большое — два. Диана улыбнулась, вспомнив, как они, управляемые ее рукой, летели по улицам Рима по время декабрьских беспорядков. Возможно, она действительно провела их через два забега. И Несс в конечном итоге прав.

Да, но что теперь?

Подоткнув за пояс подол платья, она проделала путь вверх по склону холма к дому Ллина и машинально прошла к конюшне. Обычно к этому часу он готовил лошадей к ночному отдыху, но сегодня она почему-то не застала его в конюшне.

— Ллин! — окликнула она его и, заслонив глаза от косых солнечных лучей, вышла во двор. Затем бросила взгляд в сторону ограды, на которой он любил сидеть, задумчиво глядя на запад, в сторону родной Британии. Но сегодня его не было и там.

Тогда Диана направилась к дому и, заглянув внутрь, позвала снова. Ответа не последовало. Она на минуту заколебалась, имеет ли она право нарушать кельтские законы гостеприимства, однако в конечном итоге решилась войти. Дом оказался довольно просторным, с колоннами, не блещущий порядком, однако по-своему уютный. У входа на Диану вопросительно подняла голову черная собачонка, однако тотчас снова уткнулась носом в лапы.

— Ллин!

На нее уставились два раба, но, не проронив ни слова, вернулись к своей работе. Диана прошла мимо них дальше и вскоре оказалась в атрии в самом центре виллы. Никаких цветов, лишь трава, а там, где в обычных домах располагается бассейн, стоял камень — темный, грубо отесанный, сверху плоский, словно алтарь. Он был явно привезен издалека. Не иначе, как из Британии, подумала Диана. Почему-то она была в этом уверена.

Что-то лежало на его поверхности, и Диана подняла вещицу. Это оказалось одно из резных бронзовых колец, украшенных изображением листьев и смеющихся лиц.

— Слишком они веселые для такого человека, как ты, — сказала как-то раз Ллину Диана, рассматривая рисунок. Тогда они с ним были на сеновале, и на их обнаженных телах высыхал пот. Они лежали, в совершенно одинаковых позах, подложив под головы сцепленные на затылке руки. — Лично я ожидала бы увидеть мечи и черепа.

— Это кольцо моего отца, — ответил тогда Ллин. — Он был предводителем всех кланов. Его назначили сами друиды. Он был владыкой войны. Владыкой смерти. И это кольцо тоже дал ему друид, — Ллин потрогал смеющиеся, отполированные временем лица, — чтобы он не забывал о том, что он также и лорд жизни. А в прошлом году, перед тем как умереть, он вручил его мне.

— А как он умер?

— Моей матери не было в живых. Моих сестер тоже. И он ножом пронзил себе сердце. Я его держал.

Кольцо в ее руке все еще хранило его тепло. Под кольцом на камне лежала восковая табличка — подписанная, заверенная юристом, официальный документ. «Если со мной что-то случится, — сказал ей как-то раз Ллин. — Мои лошади — твои».

Однако он слишком долго жил в Риме и понимал всю важность юридических тонкостей, поэтому не поленился сделать ее официальной наследницей. Лошади, конюшня, дом, рабы — все это теперь принадлежало ей.

— Тебе когда-нибудь хочется убежать из Рима? Вернуться домой в Британию? — спросила как-то раз его Диана. Они рядом лежали в сене, и Диана задумчиво водила пальцем по шраму на его широкой груди.

— Да, — она виском почувствовала, как он пошевелил плечом. — Но я дал клятву. Император Клавдий вырвал ее у меня. Заставил произнести эти слова.

— А разве клятвы нельзя нарушать? Тем более, эту. По-моему, это куда лучше, чем спустя какое-то время собственноручно вонзить себе в сердце нож.

Ллин намотал на пальцы концы ее волос — пальцы у него были длинные и загрубевшие.

— Верность данному слову — единственное, что отличает людей от зверей.

Вертя в руках бронзовое кольцо, Диана села на камень в атрии. Кольцо было тяжелым, и от него исходил запах Ллина.

— От тебя пахнет бронзой, — сказала она ему, когда она впервые оказались на сеновале. — И еще сеном.

— А от тебя конюшней, — ответил он, поглаживая широкой ладонью ей спину. Вид у него был слегка озадаченный, как будто он отказывался поверить, что перед ним не наваждение, а человек из плоти и крови. Сказал и печально улыбнулся, как будто сам не понимал, как оказался на сеновале с девушкой, которая, по всей видимости, ему привиделась.

Впрочем, это произошло легко и просто. Они подсаживали друг друга на колесницу, они поднимали друг другу с земли, если колесница переворачивалась, они перевязывали друг другу ссадины и массировали ушибы. Они вместе пили вино и перелопачивали навоз, спорили по поводу коневодства. В какой момент к этой дружеской близости добавилась близость любовная, такая же теплая и естественная, как и все остальное.

В атрий, шлепая лапами по каменному полу, вошла черная собачонка, и Диана почесала ей за ушами.

— Да, ну и год! — произнесла она вслух. — Даже не верится, что такие бывают!

Примерно то же самое она сказала Ллину на прошлой неделе, лежа в душистом сене. Колючая трава щекотала ей голые ноги, а щели в крыше тонкими золотыми стрелами пронзали солнечные лучи.

— Ужасный год, — произнес Ллин. Вид у него был мрачный, и Диана, чтобы хоть как-то развеять его уныние, поднялась на локте и легонько коснулась губами губ бритта.

— Первый раз вижу такого хмурого человека, — сказала она. — Ну-ка улыбнись! К тому же нам еще предстоит накормить лошадей!

Тогда он рассмеялся — впервые с момента их знакомства. Они вытащили из сена туники и помогли друг другу одеться. Ллин положил ей на талию руки и, приподняв, как обычно, помог слезть с сеновала. Они вместе направились кормить лошадей, на ходу споря о том, в каком возрасте жеребенка нужно приучать к колеснице — трехлетием или четырехлетием.

Как он смеялся тогда! У нее до сих пор стоял в ушах его смех. И вот теперь самого Ллина не было.

Диана посмотрела на открытую крышу атрия. Небо над головой приобрело пурпурный оттенок, но на западе — там, где была Британия, — еще виднелась оранжевая полоска заката. Диана представила себе, как Ллин, широкими шагами, идет ей навстречу, и при каждом шаге длинный меч ударяется о его бедро. Интересно, задумалась Диана, сильно ли изменилась Британия за эти годы? Узнает ли он родную страну. И зачем он решил вернуться туда? Чтобы продолжить начатую отцом борьбу или просто, чтобы умереть на родине? Диана улыбнулась этой мысли и вновь взяла в руки восковую табличку. У Корнелии теперь снова есть муж и дом. Лоллия обрела любовь и покой. Марцелла — власть, хотя та и оказалась обоюдоострым мечом. А у нее самой?

— Я буду разводить лучших в Риме лошадей, — сказала она вслух, и ей тотчас стало легко на душе. Конечно, она предпочла бы, чтобы рядом с ней был Ллин, но, похоже, что теперь она будет одна. И это тоже не так уж плохо.

Она поднялась и надела на руку бронзовое кольцо. Теперь у нее выше локтя переплетались листья и улыбались лица. Черная собачонка вышла из вестибюля и, когда Диана направилась к конюшням, увязалась за ней следом.