Дочь костяных осколков

1 Лин

Отец сказал, что я неполноценна.

Пока я отвечала на его вопрос, он не выражал своего разочарования словами. Он втянул и без того запавшие щеки, и левая сторона его рта слегка дернулась вниз, но борода почти скрыла это движение.

Отец научил меня читать мысли по лицу и знал: я хорошо усвоила урок, так что можно считать, он сказал это вслух.

Вопрос был такой:

– Кто твой самый близкий друг детства?

Мой ответ:

– Не знаю.

Воробьи летают стремительно, я бегаю не хуже, имперские учетчики ловко считают на абаке, я делаю это не хуже, и я могу перечислить названия всех островов Империи за время, пока заваривается чай. Но я не могу вспомнить свою жизнь до болезни. Иногда мне кажется, что я никогда этого не вспомню, что та девочка, которой я была, потеряна для меня навсегда.

Заскрипело кресло, отец пошевелился, выдохнул – долго, как будто до этого задерживал дыхание, и пристукнул по столу медным ключом.

– Как я могу доверить тебе свои секреты? Как я могу признать тебя своей наследницей, если ты не знаешь, кто ты такая?

Я знала, кто я. Я – Лин. Я – дочь императора. Я выкрикнула ответ в своей голове, отец не мог его услышать. Мое лицо ничего не выражало – в отличие от отца, я хорошо прятала свои мысли. Он ценил мое умение постоять за себя, но в этот раз оно его не порадовало. Так было всегда, когда разговор заходил о моем прошлом.

Тем временем я изо всех сил старалась не пялиться на ключ.

– Задай еще один вопрос, – предложила я.

Порыв ветра хлестнул по ставням, в комнате сразу запахло океаном и водорослями. Ветер лизнул меня по шее, но я не вздрогнула, я смотрела в глаза отцу и надеялась, что он увидит – мой дух крепок и во мне нет страха. Ветер принес запах восстания, я чувствовала его, как почувствовала бы запах засоленной в чанах рыбы, он был таким же явным и насыщенным. И я могла бы все уладить, если бы только у меня были для этого полномочия. Если бы отец позволил мне доказать свою состоятельность.

Он снова стукнул ключом по столу:

– Хорошо. – Колонны из тика за креслом делали отца больше похожим на какой-то зловещий портрет, чем на живого человека. – Ты боишься морских змей. Почему?

– В детстве одна укусила меня.

Отец вглядывался в мое лицо. Я задержала дыхание. Снова задышала. Сцепила пальцы, сразу заставила себя расцепить. Если бы я была горой, отец в поисках моей сердцевины пробирался бы к ней по стержневым корням можжевельника, откидывая камни на своем пути.

И добрался бы, он бы ее обязательно нашел.

– Не лги мне, девочка, – прорычал отец. – Не гадай. Да, ты – моя плоть и кровь, но это еще не значит, что ты моя наследница. Я могу сделать своим наследником приемного сына.

Как бы я хотела все помнить! Этот человек когда-нибудь гладил меня по голове? Целовал в лоб? Он любил меня до того, как я забыла те времена? Любил, когда я была цельной, а не ущербной? Кому задать все эти вопросы? Хоть кто-то может на них ответить?

– Прости меня.

Я склонила голову. Волосы упали мне на глаза, и я воровато посмотрела на ключ, которым отец постукивал по столу.

Большинство дверей во дворце были заперты. Отец бродил из комнаты в комнату, используя магию осколков костей. Чтобы править, надо овладеть этой магией. Я заслужила шесть ключей. У приемного сына моего отца было семь. Иногда мне казалось, что вся моя жизнь – это поединок.

– Ладно. – Отец откинулся в кресле. – Можешь идти.

Я встала, чтобы удалиться, но передумала.

– Когда ты научишь меня магии осколков костей? – спросила я и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Ты говоришь, что можешь назначить Баяна своим преемником, но не делаешь этого. Я все еще твоя наследница, и я должна знать, как подчинять себе конструкции. Мне двадцать три, а тебе…

Я умолкла, потому что не знала возраста своего отца. На его руках виднелись пигментные пятна, а гладкие волосы были серыми, как сталь. Я не знала, сколько ему осталось. Но я могла себе представить, что наступит время, когда он уйдет и оставит меня без знания. И тогда уже никто не сможет защитить Империю от Аланги.

У меня, сколько я ни искала, не было воспоминаний об отце, о заботливом отце, которому не все равно.

Отец кашлянул в рукав, мельком глянул на ключ, и голос его смягчился:

– Научу, когда обретешь цельность.

Я его не поняла, но почувствовала, куда можно надавить:

– Прошу, научи. Что, если я никогда не стану цельной?

Отец смотрел на меня, и печаль в его глазах, как острые когти, заскребла по моему сердцу.

Я помнила последние пять лет. Все, что было до того, – в тумане. Я потеряла что-то драгоценное, вот только бы знать что.

– Отец, я…

Кто-то постучал в дверь, и отец снова стал холодным как камень.

Не дожидаясь ответа, в комнату проскользнул Баян. Я была готова послать его куда подальше. Он шел ссутулившись и двигался беззвучно. Глядя на него, можно было подумать, что Баян трусит, но я-то его знала. У него была кошачья походка, он ступал, как подкрадывающийся хищник. На нем был кожаный фартук поверх туники, и руки у него были в крови.

– Я закончил с доработками, – отчитался на входе Баян. – Ты сказал, что я сразу должен показать результат.

За ним, цокая копытцами, ковыляла конструкция. Если не считать торчащих изо рта клыков и загнутого обезьяньего хвоста, она была похожа на оленя. И еще у нее из лопаток росли небольшие крылья, и мех вокруг них был в пятнах крови.

Отец развернулся в кресле и положил руку на спину конструкции. Конструкция посмотрела на него большими влажными глазами.

– Грязная, – заметил отец. – Сколько осколков ты потратил на то, чтобы она подчинялась команде?

– Два. Один, чтобы шла за мной, второй, чтобы подчинилась команде «стоять».

– Следовало потратить один. Она идет за тобой, пока ты не приказываешь ей остановиться. Фраза в первой книге, которую я тебе дал.

Отец взял конструкцию за крыло и слегка потянул, потом отпустил, и крыло плавно опустилось на место.

– Однако твоя конструкция великолепна, – заключил он.

Баян искоса посмотрел на меня. Я не отвела взгляда. Никто из нас никогда не отводил взгляда, всегда – кто кого. Глаза у Баяна были даже темнее моих, а когда он кривил губы, становилось только заметнее, какие они сочные. Думаю, он красивее меня, но я постоянно была уверена в том, что умнее его, а это всегда важнее. Баян никогда даже не пытался прятать свои чувства, он демонстрировал свое презрение ко мне, как ребенок показывает всем свою самую любимую ракушку.

– Попробуй еще раз с новой конструкцией, – сказал отец, и Баян отвел взгляд.

Этот маленький поединок выиграла я.

Отец потянулся пальцами к конструкции. Я задержала дыхание. Такое я видела всего два раза. То есть помнила только, как он два раза это делал. Кисть отца вошла в конструкцию, та только моргнула, как будто ничего такого с ней не происходило. А потом отец вытащил из нее руку, и она оцепенела, застыв как статуя. В руке у отца было два мелких осколка кости.

Его пальцы были в крови. Он опустил осколки в протянутую ладонь Баяна.

– А теперь идите. Оба.

У двери я оказалась первой. Подозреваю, Баян задержался, потому что надеялся услышать от отца что-то еще, а я привыкла к манере отца резко прерывать разговор, к тому же мне было чем заняться. Я выскользнула за дверь и придержала ее для Баяна: у него ведь руки были в крови, а отец ценил чистоту и не терпел грязи.

Проходя мимо, Баян недобро зыркнул на меня. За ним тянулся шлейф запахов меди и благовоний. Он был сыном губернатора маленького острова, ему повезло, что отец приметил его и сделал своим воспитанником. И Баян принес во дворец болезнь, которой еще не знали в Империи. Говорят, я заболела вскоре после его появления и выздоровела немного позже его. Но он не потерял столько памяти, сколько я, и даже смог вернуть какую-то ее часть.

Как только Баян скрылся за углом, я резко развернулась и побежала в конец коридора.

Когда я открыла ставни, ветер едва не разбил их о стены дворца. Скаты черепичной крыши были как горные склоны. Я перелезла через подоконник и закрыла за собой окно.

Передо мной лежал весь мир – с крыши дворца можно было увидеть город и гавань. Я даже видела лодки рыбаков, которые ловили в океане кальмаров, их фонари светились, словно рожденные на земле звезды. Ветер потянул меня за тунику, пробрался под нее и принялся покусывать кожу.

Действовать надо было быстро. К этому моменту прислуга уже убрала оленя Баяна. Я, то и дело соскальзывая по черепице, побежала по крыше в ту сторону дворца, где располагалась спальня отца. Он никогда не приносил в комнату вопросов связку с ключами. И не брал с собой конструкции, которые выполняли роль стражей. Я считывала едва заметные знаки на его лице. Отец мог ругать меня или еще как-то выражать свое недовольство, но, когда мы оставались наедине… он меня боялся.

Черепица пощелкивала у меня под ногами. На стенах дворца притаились тени – конструкции. Они выполняли простую команду: заметил непрошеного гостя – поднимай тревогу. Никто из них не обратил на меня внимания, даже притом, что я находилась там, где не должна быть. Я не считалась нарушителем.

Конструкция Чиновник к этому времени уже наверняка передавала отцу рапорты. Днем я видела, как Чиновник их перечитывал, шевеля губами на волосатой морде, и сортировал: задержка с отгрузкой товара из-за стычки; Иоф Карн ворует и торгует крадеными умными камнями; горожане уклоняются от исполнения долга перед Империей.

Я спрыгнула на отцовский балкон. Дверь в комнату была приоткрыта. Обычно там никого не было, но не в этот раз. Изнутри доносился приглушенный рык. Я замерла. Черный нос шире приоткрыл дверь. На меня смотрели желтые глаза. Бинг Тай – одна из самых старых конструкций отца – царапая пол когтями, сделал пару шагов в мою сторону. Мохнатая морда с вкраплениями седины, но все зубы на месте, причем каждый резец размером с мой большой палец.

Бинг Тай задрал верхнюю губу, шерсть у него на загривке встала дыбом. Он был порождением ночных кошмаров, помесью крупных хищников, с черной клочковатой шерстью, которая сливается с темнотой. Он сделал еще один шаг.

Возможно, Баян не такой уж и глупый, возможно, из нас двоих глупая – это я. И отец после чая найдет на своем балконе куски моего растерзанного тела. Так я тогда подумала.

До земли было слишком далеко, а мой рост не позволял дотянуться до водосточного желоба крыши.

– Бинг Тай, – сказала я и сама удивилась тому, каким спокойным был мой голос, – это я, Лин.

Я прямо почувствовала, как в голове конструкции столкнулись две команды. Первая: «Защищай комнату». Вторая: «Защищай семью».

Какая команда сильнее? Спроси меня раньше, я бы, не раздумывая, поставила на вторую, но в тот момент я не была в этом так уверена.

Главное – не сдавать позиции и не показывать противнику свой страх. Я протянула руку прямо к носу Бинга Тая. Он видел меня, слышал меня и, возможно, должен был меня понюхать.

Правда, он мог захотеть попробовать меня на вкус, но я старалась об этом не думать.

Холодный влажный нос ткнулся мне в ладонь. Баян мог понарошку бороться с конструкциями так, будто они – его братья. Я была не такой, я не могла забыть о том, кто они. На меня словно накинули удавку, дышать становилось все труднее, грудь сдавило до боли.

Но потом Бинг Тай сел на задние лапы, навострил уши и перестал скалить зубы.

– Хороший Бинг Тай, – дрожащим голосом сказала я.

Время поджимало.

Завеса скорби в комнате была как толстый слой пыли на мамином комоде. Ее украшения так и лежали на туалетном столике, а тапочки стояли рядом с кроватью, словно ждали хозяйку. Мне не давали покоя вопросы отца о моем прошлом, но еще больше меня тревожило то, что я не знала, любил ли он меня, когда я была ребенком. И то, что я не помнила маму.

Иногда я слышала, как перешептывались оставшиеся в замке слуги, и кое-что почерпнула из их разговоров. В день смерти мамы отец сжег все ее портреты. Он запретил произносить вслух ее имя. Он предал мечу ее служанок. Он ревностно охранял память о ней так, будто никому, кроме него, не дозволено было о ней помнить.

Надо было сосредоточиться.

Я не знала, где отец хранит копии ключей, которые он раздавал нам с Баяном. Он всегда доставал их из сумки на поясе, а я никогда бы не рискнула стащить их оттуда. А вот цепь с оригиналами ключей лежала на кровати. Так много дверей. Так много ключей. Я не представляла, какой от какой комнаты, и наугад выбрала золотой ключ с вставленным в головку нефритом.

Выйдя в коридор, я, чтобы не сработала защелка, вставила под дверь щепочку.

К этому времени чай уже заварился. Отец читал донесения и задавал вопросы Чиновнику. Я надеялась, что у него их будет достаточно.

Я побежала. В главных коридорах дворца не было ни души. Лампы подсвечивали потолок красным. Тиковые колонны у выхода на лестницу обрамляли поблекшую фреску на стене второго этажа. Я мчалась вниз, перешагивая через ступеньку, и каждый свой шаг ощущала как маленькое предательство.

Что-то мне подсказывало: можно подождать, надо быть покорной и стараться ответить на вопросы отца, чтобы излечить свою память. Но в глубине моей души жила холодная непреклонность, она как мечом рассекала чувство вины на пути к суровой правде. Я никогда не смогла бы стать такой, какой хотел видеть меня отец, если бы не взяла то, что хотела. Он не оставил мне выбора, надо было показать ему, что я чего-то да стою.

Я выскользнула из дворца в тихий двор. Парадные ворота были закрыты, но я была маленькой и сильной. Пусть отец не обучил меня магии, за время, пока мы с Баяном жили взаперти в секретной комнате, я научилась кое-каким другим вещам. Например, лазить по стенам.

Стены были чистыми, но давно обветшали, штукатурка во многих местах обвалилась и обнажила каменную кладку, так что взбираться по ним было довольно легко. Обезьяноподобные конструкции на стене дворца только мельком посмотрели в мою сторону своими прозрачными глазами и снова переключили внимание на город.

Когда я ступила на землю по другую сторону стены, это было такое испытание, что меня аж в дрожь бросило. Я бывала в городе прежде – наверняка бывала, – но сейчас все было как в первый раз. На улицах пахло рыбой, растопленным маслом и остатками ужина. Мостовая была темной и скользкой от помоев, которые выплескивали из домов. Звякали котелки, бриз разносил приглушенные голоса людей.

Ставни на первых встретившихся мне на пути лавках были закрыты на замки.

Слишком поздно?

От стен дворца я увидела фасад кузницы. Это мне и требовалось. Я сделала глубокий вдох и помчалась по узкому переулку.

Кузнец еще не ушел и с перекинутым через плечо мешком как раз закрывал дверь.

– Погодите, – попросила я, – прошу, примите еще один заказ.

– Мы закрыты, – недовольно буркнул кузнец. – Завтра приходите.

У меня от отчаяния перехватило дыхание.

– Плачу вдвойне, если начнете работу сегодня вечером. Всего один ключ.

Кузнец наконец повернулся в мою сторону и окинул взглядом мою вышитую шелковую тунику. Поджал губы. Видно раздумывал – не завысить ли свою обычную цену, но потом просто вздохнул и махнул рукой:

– Два серебряных, такая моя обычная цена.

Он был хорошим, законопослушным человеком.

Мне сразу полегчало. Я достала из сумки на поясе две монеты и положила их на мозолистую ладонь кузнеца:

– Вот, держите. Ключ нужен срочно.

Не стоило этого говорить. Кузнец скривился, но все-таки открыл дверь и впустил меня.

Коренастый и широкоплечий, хозяин занимал половину свободного места в своей мастерской. По стенам были развешены металлические инструменты, кое-где они даже свисали с потолка. Кузнец взял огниво и снова зажег лампы. Потом повернулся ко мне:

– Раньше завтрашнего утра не сделаю.

– Но вам не обязательно оставлять оригинал у себя?

Он покачал головой:

– Слепок могу сделать сегодня, но ключ будет готов завтра.

Шансов вернуться сюда утром было мало, да и духу могло уже не хватить, но я заставила себя отдать кузнецу отцовский ключ. Кузнец глянул на ключ и взял из каменного корыта комок глины. Вдавил в него ключ и вдруг замер, даже дышать перестал.

Шагнув к нему, я потянулась за ключом и только в этот момент увидела то, что увидел он, – в основании головки ключа, прямо над стержнем, было выбито рельефное изображение феникса.

Когда кузнец посмотрел на меня, его широкое лицо было бледным, как луна.

– Это ключ императора. Кто вы? Откуда он у вас?

Мне следовало схватить ключ и бежать. Я была проворнее кузнеца, могла выхватить у него ключ и выскочить из кузницы, он бы даже глазом моргнуть не успел. И все, что у него было, – это история, в которую никто не поверит.

Но поступи я так, лишилась бы возможности получить копию ключа. И ничего не узнала бы. Я бы застряла там, где была в начале дня, – память затуманена, мне не выудить из нее ответы на вопросы отца; сколько ни стараюсь, они всегда неправильные. А этот кузнец… он хороший человек. Отец научил меня паре приемов, с помощью которых можно разговорить и расположить к себе хорошего, законопослушного человека.

– У вас есть дети? – спросила я, аккуратно подбирая слова.

Цвет лица у кузнеца немного изменился, он уже не был таким мертвенно-бледным.

– Двое. – Он нахмурился, как будто сомневался в том, стоит ли ему говорить со мной.

Я решила выложить все карты на стол:

– Я – Лин, дочь императора. После смерти матери он сильно изменился. Отгородился от всех, оставил совсем мало слуг и перестал встречаться с губернаторами островов. Назревает мятеж. Безосколочные уже захватили Халут, они стремятся расширить свои владения. И еще – Аланга. Кто-то может и не верить в то, что они возвращаются, но это моя семья удерживала их от возвращения. Вы хотите, чтобы по вашим улицам маршировали солдаты? Хотите, чтобы война была у вас на пороге? – Я тронула кузнеца за плечо. – На пороге дома ваших детей?

Кузнец непроизвольно поднял руку к шраму за правым ухом. Такой шрам был у каждого горожанина. Это место, откуда вырезали кусочек кости черепа, а потом их уносили в подвал императорского замка.

– Мой осколок, он усилил конструкцию? – спросил кузнец.

– Не знаю.

Не знаю, не знаю… Как же мало я знала!

– Но если я проберусь в подвалы отца, я поищу ваш осколок и принесу его вам. Не могу ничего обещать. Хотела бы, да не могу. Но я постараюсь.

Кузнец облизнул пересохшие губы.

– Мои дети?

– Посмотрю, что можно сделать.

Больше я ничего не могла сказать – все без исключения должны были участвовать в Празднике десятины.

Лоб кузнеца заблестел от пота.

– Я все сделаю, – сказал он.

Отец уже наверняка просмотрел доклады, отложил их в сторону и взял чашку с чаем. Отпил глоток и смотрит в окно вниз на городские огни.

У меня ручейки пота заструились между лопаток. Надо было вернуть ключ, пока отец меня не застукал.

В полумраке я наблюдала за тем, как кузнец делает слепок ключа. Как только он мне его вручил, я повернулась, чтобы бежать обратно во дворец.

– Лин! – окликнул меня кузнец.

Я обернулась.

– Меня зовут Нумин. Я прошел ритуал в одна тысяча пятьсот восьмом году. Нам нужен император, который нас защитит.

Что было на это сказать? Я просто побежала. Побежала по переулку к окружавшим дворец стенам.

Отец уже наверняка допивал чай и держал еще теплую чашку в ладонях.

Один камень отделился от стены у меня под пальцами. Полетел вниз. Я вся съежилась.

Отец опустил чашку на стол и смотрит на город. Как долго он будет смотреть в окно?

Спускаться быстрее, чем подниматься. Я больше не чувствовала запахов города – только запах собственного дыхания. Я бежала к дворцу, и стены внешних зданий мелькали, как смазанные пятна. Дома для прислуги, зал Вечного мира, зал Земной мудрости, стены вокруг дворцового сада. Повсюду холод, мрак и пустота.

Я воспользовалась входом для прислуги и, перепрыгивая через ступеньку, побежала вверх по лестнице. Узкий проход вел в главный коридор, который огибал весь второй этаж дворца. Спальня моего отца была в противоположной стороне от входа для прислуги.

Как же мне хотелось, чтобы ноги у меня были длиннее… И мозгов побольше.

Я бежала и морщилась каждый раз, когда половицы скрипели у меня под ногами. Наконец оказалась напротив комнаты отца и проскользнула внутрь. Бинг Тай лежал на коврике у кровати. При моем появлении он встал и потянулся, как старый заспанный кот. Чтобы добраться до цепи с ключами, надо было перегнуться через него. От Бинга Тая несло, как от конструкции медведя с примесью затхлости шкафа с побитой молью одеждой.

Повесить ключ обратно на связку удалось только с третьей попытки – пальцы у меня были скользкими и непослушными, как угри.

Вернувшись к двери, я встала на колени, чтобы вытащить щепку, и зажмурилась от света в коридоре. Надо было подумать о том, как завтра вернуться за новым ключом в город. Но я шла к цели, я опустила щепку в сумку на поясе и даже не подозревала, что за мной наблюдают.

– Лин!

Это был Баян.

Мои руки и ноги окоченели. Что он видел? Я встала и посмотрела ему в лицо. Баян нахмурился и сцепил руки за спиной. Я приказала сердцу успокоиться. Мое лицо ничего не выражало.

– Что ты делаешь у комнаты императора?