Дочь куртизанки

Глава 29

– Боже мой! – тихо произнесла София. – Он действительно это сказал? Лорд Эшдон сказал, что Каро атаковала его своей грудью?

– Да, сказал, – ответил Джон, и глаза его при этом озорно блеснули.

– Как интригующе, – мягко улыбнулась София. – И как умно с ее стороны. Жаль, что я об этом не подумала.

Джон только хмыкнул в ответ, и София приняла это как укор в том, что она слишком много думала, чтобы сокрушаться об утрате одной забавной мысли. Это было странно, потому что у женщины не может быть слишком много стратегических вариантов. Мысль свою она выразила пожатием плеча и поднятием бровей.

Она знала, что он прекрасно понял ее. Несмотря на то что они редко виделись в последние годы, у них было общее прошлое, необычное прошлое, которое стало очень прочным основанием для их нынешних отношений. Никому больше она так не доверяла, как ему. Хотя нельзя было сказать, что доверяла она ему полностью.

– Где ты нашел Марка и сына Блейксли?

– В обычном месте, – пробормотал он.

То есть там, где пьют, играют и развлекаются с женщинами. Совершенно обычное место для мужчины его возраста, но едва ли достойное.

– Думаешь, ему стоит сменить обстановку? – уточнила София.

– И сменить цель, – добавил Джон.

София посмотрела на племянников, тихо стоявших в углу желтой гостиной. Это были молодые мужчины, исполненные спокойствия и самообладания, мужчины, для которых самоконтроль был необходимостью, а не отвлеченным понятием. Она видела племянников насквозь и поэтому понимала, что ее собственный сын ступил на неправильную тропу. Она никогда не выбрала бы для него этот путь.

Джон Маркхэм Стюарт Грей Тревелиан, девятый граф Дэлби, названный в честь ее брата, смеясь, разговаривал с Джорджем, а тот лишь улыбался. Марк казался слишком мягким, избалованным, взбалмошным. Джордж, наоборот, выглядел самодостаточным.

Действительно, какой был выбор? Он научится гораздо большему в темных лесах Нью-Йорка, чем в своей комнате в Оксфорде или в игорных заведениях Лондона.

– Забирай его, – решила она, глядя на сына, отпуская его. Когда он вернется, то будет совсем другим. Она молча попрощалась со своим мальчиком, которого так сильно любила. – Кажется, это была его идея.

Джон кивнул.

– Надолго? – спросила она, повернувшись лицом к Джону.

– Два года, – ответил он.

При этих словах ее сердце сжалось, но во взгляде ничего не изменилось. Маркхэму необходимо было научиться тому, что можно было узнать только в клане Волка. Он и прежде жил там вместе с Каро, но тогда они были детьми. Ее дорогой Дэлби умер, и после двух лет траура она отвезла детей к брату. Они исполнили траурный ритуал индейцев-могавков. Обычай этот помог ей справиться с горем гораздо лучше, чем любое английское лечение, и она оставила детей Джону и его жене. Они научились многому, но это были уроки детства. Год, проведенный с ирокезами, сделал их более прагматичными, чем могли быть дети английских аристократов. Как Маркхэм усвоит уроки воина-могавка?

Он вернется другим. Именно такой была цель.

– Когда вы уезжаете?

– Лучше пускай он сам решит.

– Да, верно, – тихо произнесла она. – Каро будет скучать по нему.

– С новым-то мужем для развлечений? – удивился Джон.

София улыбнулась.

– Это верно. Если Эшдон будет хорошо вести себя, она заметит, что Маркхэма нет, только через месяц. Но мне думается, что Эшдон ведет себя очень хорошо, если судить по моему буфету.

Джон дважды фыркнул и опустил глаза.

– Хорошее начало, – произнес он. – Хотя Каро в нем сомневается. Именно поэтому я вызвал его на бой. Позволил ему доказать, что он ее стоит. И он доказал, но в ее глазах осталась тень сомнения. Почему?

– Из-за Уэстлина.

– Из-за тебя тоже.

– Думаю, да.

– Все это ради мести, София? Ты свела их и отлично отомстила своему старому врагу, породнившись с его домом? – догадался Джон.

– Это отличная месть, не так ли? – усмехнулась София. – И мне нравится, что Уэстлин думает об этом именно так. Однако я бы не стала использовать Каро ради наказания Уэстлина. Ты это знаешь.

– Так почему же об этом не знает она? – поинтересовался Джон.

– Думаю, потому, – ответила она, – что я – София, а она – дочь Софии.

Джон кивнул и опустил голову. Как всегда, они поняли друг друга очень хорошо.

Каро перестала что-либо понимать, и это ей надоело. Она лишь надеялась, что никто ничего не замечал.

– Прости? – обратилась она к мужу, когда он заговорил с Анни.

– Миссис Уоррен, – сказал Эш. – Лорд Уэстлин не мог сказать лорду Ставертону ничего, чтобы отвратить его от вас, потому что лорд Ставертон знает моего отца гораздо дольше, чем все мы, а поэтому знает, как противостоять…

– Припадкам Уэстлина? – закончила Каро.

– Доводам, – поправил Эшдон.

Ей казалось, что слово «припадок» подходило гораздо лучше, но он хотел называть припадки Уэстлина доводами и, по ее мнению, имел на это право. Очевидно, он не хотел думать плохо об отце. Как, должно быть, он устал думать о нем хорошо!

– Хочу, чтобы вы знали, что мой отец не без причины считает каждого человека определенного возраста с рыжими волосами своим отпрыском. Не стоит на это обращать слишком много внимания, миссис Уоррен.

– Благодарю вас за добрые слова, лорд Эшдон. Правда, лорд Уэстлин думает о детях с рыжими волосами как о своих, только если знает, что с их матерями у него были определенные отношения, – произнесла Анни, вставая. – В моем случае это именно так. Сожалею, но я ничего не могу изменить. Все получилось так ужасно, и обещаю, что не стану продолжать дружбу с вашей женой.

– Миссис Уоррен. – Эшдон взял ее за руку. – Мы не вольны выбирать себе отцов, матерей, братьев и сестер. Если у нас общий отец, не лучше ли утешать друг друга в нашей общей и несчастной судьбе? Я был бы счастлив иметь такую прекрасную и добрую сестру.

И он поцеловал Анни руку.

Глаза ее наполнились слезами, она покачала головой, чтобы сдержать их, но у нее это не получилось. Глаза Каро тоже затуманились, когда она смотрела на своего мужа. Она любила его бесконечно, что было совершенно странно, потому что он никогда не делал ничего, чтобы завоевать ее любовь, но вполне достаточно, чтобы позлить ее. Тем не менее она его любила. По сути, ей казалось, что с каждым мгновением она любит его все больше, хотя он всего лишь прижал ее к стене, усадил на буфет, усыпал жемчугом, какого не мог себе позволить, гонялся за ней по Гайд-парку и бережно заботился об Анни.

Она почувствовала, как на лице ее расплывается улыбка, а из глаз льются слезы. Она даже позабыла о своем пари.

С логикой у нее творилось что-то неладное.

– Постарайтесь думать логично, – сказал Уэстлин лорду Ставертону. – Вы же собираетесь на ней жениться. Она дочь простой шлюхи да еще моя незаконнорожденная дочь. Подумайте о добром имени своей семьи.

– Она прекрасная женщина, почтенная вдова, – упрямо твердил Ставертон.

– А ты думал о добром имени вашей семьи, когда связался с простой шлюхой? – София вступила в их разговор без приглашения и стеснения. – Хотя я не согласна с тобой в отношении матери Анни. Она была замечательная и пользовалась успехом. Что ты, должно быть, знаешь гораздо лучше нас всех.

– Мужчина платит, женщина платит, – резко произнес Уэстлин.

– Да, такое простое и безвкусное выражение. Очень хорошо помню, как ты впервые сказал его мне. Мне оно совсем не показалось забавным, но, конечно, в моем случае платит мужчина и платит женщина, не так ли?

– Мы говорили не о тебе, – ощетинился Уэстлин.

– Неужели? Как странно, – проговорила она, улыбаясь лорду Ставертону, который почувствовал сильное облегчение от того, что больше не надо пререкаться с лордом Уэстлином.

Когда-то Уэстлин был вполне привлекательным, очень состоятельным, а иногда просто неотразимо обаятельным. Но это дела давно минувших дней, и многие уже не помнили, каким был в молодости старина Уэстлин. София помнила. И знала, что в его плохом настроении, которое не проходило в течение уже двадцати лет, повинна она. Она даже гордилась этим, потому что он вполне это заслужил. Она лишь сожалела, что тяжелый характер Уэстлина приходилось терпеть Эшдону. Надо было спасать бедного мальчика. А что могло быть лучше обезоруживающей воли и ума Каро? Несомненно, они оказались безупречной парой.

– Но если мы говорим не обо мне, – грациозно усаживаясь на диван, обтянутый желтым шелком, протянула она, – тогда я настаиваю, чтобы мы поговорили об Эшдоне и Каролине, пока не сели за обеденный стол.

– Я на обед не останусь. Достаточно, что я в одной комнате с этими… этими… – отказался Уэстлин, весьма непочтительно махнув в сторону ее брата и его сыновей.

– Родственниками? – радостно подсказала София. – Дорогой, все мы теперь родственники. Давай учиться радоваться этому.

– Ты можешь радоваться, – проговорил Уэстлин. – Какая прекрасная месть – иметь наследниками графства внуков-дикарей.

– Надеюсь, внуков будет много, – промурлыкала София сладким тоном, зная, что это дико разозлит его.

– Хватит, – попросил Ставертон. – Уэстлин, вы не унимаетесь многие годы, и что вы получили? Несварение желудка, желчность и больше ничего.

– Вы всегда были без ума от нее, – обозлился Уэстлин.

– А вы – нет? – удивился Ставертон.

Никогда прежде София не слышала, чтобы Ставертон говорил так много. Возможно, нападки Уэстлина на его выбор сильно задели его.

– Ну-ну, – усмехнулась она. – Как бы ни было приятно, что мужчины ссорятся из-за меня, должна настоять, чтобы вы придерживались темы, а тема у нас – Эш и Каро. – И, не дожидаясь их согласия, поскольку это была пустая трата времени, продолжила: – Предлагаю срочное перемирие между нами, Уэстлин, ради наших детей и наших будущих внуков, маленьких дикарей. – Она помолчала, чтобы насладиться отвращением, мелькнувшим в голубых глазах Уэстлина. – Вот что я хочу сделать: отдать этой милой счастливой паре тот прелестный дом на Курзон-стрит, который ты сдаешь внаем. Им там будет очень хорошо, дом удачно расположен.

– Ни за что! – закричал Уэстлин. – Как ты сказала, он сдается внаем.

– И тебе нужны деньги от этой ренты, дорогой, – добавила она. – Не осмелюсь лишить тебя дохода, лорд Уэстлин, особенно когда знаю, как ты нуждаешься в каждом шиллинге. Догадываюсь, что ты этого не знаешь, но я выкупила некоторые из твоих долгов. Посчитаю твой долг погашенным, если счастливая парочка займет твой дом на Курзон-стрит. Естественно, буду рада оформить все необходимые бумаги.

– Что это означает? – огрызнулся он.

– На имя Каро, конечно, – ласково продолжила она.

– Сколько? Сколько я тебе должен?

– Дорогой, гораздо больше, чем ты можешь себе позволить. Для чего все эти разговоры? Даже если узнаешь, то все равно не сможешь выплатить. Отдай им дом, Уэстли. Действительно, так будет гораздо проще.

Он заворчал, скрестил руки на груди. Она восприняла это как согласие – выбора у бедняжки не было.

– Ты не спросил, что я собираюсь дать им в качестве свадебного подарка, я тебе сама скажу. Помнишь жемчужное ожерелье? – Уэстлин вздрогнул и опустил руки. Конечно, он помнил. Именно из-за этого жемчужного ожерелья все началось и из-за этой белой фарфоровой вазы. – Я собираюсь отдать Эшдону жемчужное ожерелье его матери, то самое, которое ты подарил мне много лет тому назад. Тебе не стоило этого делать, Уэсти, особенно потому, что это был жемчуг твоей жены, доставшийся ей от предков, а не твой. От короля Карла Второго, не так ли? Это было сокровище ее семьи, и она им особенно дорожила. Действительно, этого нельзя было отдавать.

– Ты ничего не понимаешь в английских законах, – злобно произнес он. – Тот жемчуг был мой. Все, что принадлежало ей, стало моим, как только я женился на ней.

– Я очень хорошо знаю английские законы, дорогой. Только мне многое в них не нравится. В любом случае, Эшдон получил это ожерелье. Оно принадлежит ему, и, осмелюсь сказать, он умеет ценить жемчужные ожерелья.

– Ваша девочка будет купаться в жемчуге, София, – улыбнулся Ставертон. – В жемчуге матери Эшдона и том ожерелье, которое он взял у герцога Кэлборна. Полагаю, он мог бы вернуть его, если бы захотел.

– Была бы сильно удивлена, если бы лорд Эшдон не хотел осыпать Каро жемчугом с утра до вечера, – пропела София. – У него есть деньги заплатить за жемчуг Кэлборна теперь, когда он выиграл свое пари. Да, к слову о спорах. У меня для тебя подарок, лорд Уэстлин. В знак примирения между нами, когда наши дома соединились.

– Что?

– Поскольку твоя бедная жена ушла в мир иной и потому, что ее жемчуг теперь у того, кому он принадлежит, я решила простить тебя за тот фарс, который ты устроил для всех нас. Одно дело – иметь осторожную связь, на стороне, и совсем другое, когда ты заставил свою верную жену и мать твоего наследника встретиться лицом к лицу с любовницей. То, что на мне было жемчужное ожерелье, принадлежавшее ей, просто убило ее.

При этом воспоминании голос Софии стал ледяным. Боль в светло-голубых глазах графини Уэстлин преследовала ее весь год. В ту ночь она порвала с Уэстлином. Неспособный замечать собственную вину и неспособный к прощению, он обвинил во всем своего давнишнего соперника, ее дорогого Дэлби. А потом была эта белая фарфоровая ваза.

– Это было между нами, – вздрогнул Уэстлин.

– Полагаю, это происходило между тобой и твоей милой женой. Я бы ни на что не согласилась, хотя, думаю, ты воспользовался своим превосходством над ней. Тебе не стоило впутывать в это меня. Но, дорогой, раз уж ты меня втянул, мне оставалось только победить в этой схватке, – холодно улыбнулась София.

– Я старался тебе угодить, – пробормотал Уэстлин.

Ставертон произнес какие-то извинения и присоединился к разговору Маркхэма в другом конце комнаты.

Они начали привлекать внимание присутствующих. София действительно не хотела, чтобы Маркхэм знал, что случилось много лет тому назад, потому что это не имело к нему никакого отношения, но могло навредить отношениям с мужем Каро. Не стоило осложнять жизнь грустными воспоминаниями о прошлом. Она не желала междоусобицы на этой почве. Хотя наблюдать, как Франция и Англия воюют из года в год, очень забавно, в семейных отношениях должна царить гармония.

– Да, – сказала она. – Но не очень успешно. К тому времени я была достаточно опытна, чтобы понять, что ты этого не умеешь, Уэсти. Наглядный пример, когда плоть жаждет, а ум… – Она пожала плечами. – Тебе никогда не следовало приближаться ко мне так. Не прошло и года после смерти моего дорогого Дэлби, а ты уже присылал подарки ко мне в дом. Моя репутация безутешной вдовы выдающегося человека была почти подорвана. Неужели ты думал, что, третируя меня, как кокотку, добьешься чего-нибудь?

– Эта ваза стоит более тысячи фунтов! – закричал Уэстлин.

Все в комнате повернулись и посмотрели на него. София улыбнулась и пожала плечами. Все разом отвернулись. Было очевидно, что Уэстлин не вписывался в их компанию, и они это знали. Так происходило всегда, только теперь она была достаточна стара, чтобы понимать это и получать от этого удовольствие.

– Да, дорогой, – успокоила его она. – Но я стою гораздо больше. Было глупо с твоей стороны не понять это. Графиня Дэлби не принимает случайные подарки от нежелательных мужчин.

– Я не думал, что нежелателен, – обиженно произнес Уэстлин.

– Но ты быстро научился другому, не так ли? Какой ты умный. Как тебя легко научить. А теперь – к делу. Ты можешь забрать эту вазу. Она вполне послужила своей цели, и, должна признаться, я устала ею восхищаться. Забери ее. Продай, если надумаешь. Не хочу, чтобы моей дочери достались твои долги, которые могут обнаружиться после твоей смерти. Какой это будет несчастный день!

Они оба знали, что она имела в виду не его смерть, а зловещую перспективу долгов. Всем было известно, что он растратил свои деньги в первые пять лет после смерти жены. Уэстлин не обладал самодисциплиной. София перевела взгляд на Маркхэма. Он внимательно слушал Джорджа, а Джон время от времени вставлял слова. Она убережет своего сына от судьбы Уэстлина, чего бы это ни стоило.

– Ты всегда была чертовски колючей женщиной, обижалась по самым невероятным поводам, – тихо проворчал лорд Уэстлин.

– Ты в этом уверен? У меня было впечатление, что ты самый скучный из джентльменов, неспособный разглядеть обиду, если только она не высказана прямо в лицо. А теперь, думаю, обед уже готов. Ты остаешься.

Никаких сомнений, что это был не вопрос.

– Только схожу посмотрю, что с Каро, хорошо? За бедным Эшдоном необходим уход.

София не спрашивала и не дожидалась ответа. Кивнув Джону, чтобы он принял на себя обязанности хозяина дома, она покинула желтую гостиную и неслышно поднялась по лестнице в комнату Каро, но не дошла до нее, поскольку увидела, что в комнате Анни смущенно толпятся лорд Ставертон, Каро и Эшдон. О боже, неужели они даже переодеться не могут без посторонней помощи?

– Мне нет дела до того, что думают другие, – говорил Ставертон Анни, стоявшей к нему спиной. – Я женюсь только на вас. Уэстлин может отправляться ко всем чертям.

– Я же тебе говорила, Анни, – улыбнулась Каро, сидя на диване и свесив ноги в грязных и рваных туфлях. – Любой мужчина будет глупцом, если бросит тебя.

– Дорогая, – обратилась София к своей дочери, входя в комнату. – Иди и переоденься к обеду. И позаботься о своем несчастном истерзанном муже. У Марка должно найтись что-нибудь для него. Обед начнется через минуту, и мне бы не хотелось заставлять лорда Уэстлина долго ждать нас к первому семейному обеду.

Ее слова привлекли внимание всех.

С откровенным облегчением Эшдон покинул комнату, утащив за руку Каро. Она при этом выглядела вполне довольной. Ставертон ушел, кинув на Анни последний влюбленный взгляд. Она казалась более чем довольной. Когда они с Анни остались наедине, София села на диван и, похлопав по шелковой подушке, пригласила Анни сесть рядом. Анни повиновалась, хотя не очень охотно.

– Тебя расстроил лорд Уэстлин, – прямо приступила к делу София. – Думаешь, что он твой отец? Должна признаться, что он вполне мог им быть. И ты думаешь, что он испортит твои отношения со Ставертоном и, что еще хуже, с родственниками его покойной жены? Я правильно поняла?

– Совершенно правильно, – ответила Анни, и глаза ее просохли. Она была практичная женщина, видевшая самое худшее в жизни и нацеленная получить от жизни самое лучшее. София ей полностью сочувствовала.

– Анни, твои страхи основаны на фактах – не стану этого отрицать. Но ты не знаешь всего, а я знаю. По крайней мере гораздо больше тебя. Уэстлин разносит свое семя повсюду, везде, где только можно.

– И моя мама была доступна.

– Да, была, – признала София. – Как и многие другие женщины и среди самых высоких слоев общества, и среди самых низших. Ты не знаешь, но в те времена Уэстлин был жуткий повеса, и многие женщины – уверена, он бы сказал большинство из них, – были рады его вниманию. В Англии ты не единственная рыжеволосая женщина.

– Но я единственная, мать которой была куртизанкой.

– Я могу вспомнить по крайней мере трех, но это включая актрис. В любом случае я больше всех ответственна за то, что лорд Уэстлин метался по городу, пытаясь доказать свое мужское превосходство, или неотразимость, или еще что-то такое же глупое, что застревает в мужской голове и делает мужчину совершенно невменяемым.

Анни смотрела на нее, раскрыв рот.

– Да, – продолжала София. – Именно потому, что чувствую себя ответственной, я отвечаю за тебя, возможный плод его бредового распутства. Не допущу, чтобы тебя унизили или пренебрегли тобой. Ты выйдешь замуж за лорда Ставертона, и тебя примут в свете, если ты этого хочешь. Я же считаю, что беспокойства слишком преувеличены. А теперь остается только спросить тебя, веришь ли ты в мою способность справиться с этим.

Конечно, ответ был один, и они обе знали это. София могла бы сказать, что все в Лондоне знали это.

Анни обняла Софию за шею и прошептала:

– Спасибо. Вы самая замечательная, самая потрясающая женщина.

Можно было не сомневаться, что весь Лондон тоже считает так.

Как только они оказались в спартанской комнате Маркхэма, Каро повернулась к Эшдону:

– Подожди минуточку, Эш. Ты женился на мне из-за денег или по любви? Ты хотел только выиграть пари, что соблазнишь меня в гардеробной у Гайдов и погубишь меня?

– Думаю, теперь все знают, что именно ты погубила меня своей роскошной грудью, которая обнажается где только можно, атакуя мужчину и не давая ему уйти. – Эшдон почти не обращал на нее внимания, пока снимал рваную сорочку, давая Каро возможность полюбоваться своим обнаженным торсом.

Впервые она увидела его без одежды. Как ей нравилось смотреть на него!

– Не хочется рыться в вещах твоего брата, – проговорил он, небрежно расстегивая брюки. – Подбери мне что-нибудь сама.

– Позови его лакея, он знает, где что лежит, а я не знаю.

– О, не собираюсь звать лакея, Каро. Не хочу, чтобы он видел, что я сделаю с тобой.

В животе у нее екнуло.

– Не позволю тебе делать со мной хоть что-нибудь, – холодно произнесла она, наблюдая, как напряглась его плоть под брюками. – Кроме того, ты снова сменил тему, как делаешь всегда.

– Ничего подобного, – ответил он, разглядывая свою рану. Она подсохла и почти затянулась. – Ты, наверное, думаешь, что я забираюсь в женские корсеты в поисках груди, позволяю себя купить за брачный договор и что я совсем безмозглый. Уверяю тебя, это мой первый брак, и я вступил в него совершенно добровольно. А теперь будь хорошей девочкой и подними юбки. Собираюсь отделать тебя своей длинной палочкой.

– Эш! – задохнулась она. – Не будь таким вульгарным.

– Разве я вульгарен? – спросил он, отрывая взгляд от своей раны, чтобы пронзить ее голубыми глазами. – Я думал, что просто говорю об очевидном. Полагаю, тебе понравится, если юбки подниму я сам, но я ранен, и по твоей вине. Думал, что ты… – Он пожал плечами, при этом мышцы его восхитительно заиграли, – мне поможешь.

– Ничего такого я не сделаю, потому что вовсе не уверена, что ты действительно хотел на мне жениться.

Эш замер, пристально глядя на нее. Она старалась показать ему то, что скрывала всю свою жизнь. Быть дочерью Софии совсем нелегко.

– Я хотел на тебе жениться, – прошептал он.

– Ты вел себя иначе.

– Видимо, из-за того, что я не хотел хотеть, – путано объяснил он.

– Из-за моей мамы?

– Отчасти. Но в основном из-за моего отца.

Каро села на край большого мягкого стула, сбросив рваные туфли и спрятав под юбкой грязные чулки. Эш медленно подошел к ней, пристально глядя на нее, взял пуф и сел у ее ног.

– Он никогда не был добрым человеком, – произнес Эш, опустив глаза. – С моей мамой. Со мной. Я говорил, что он сделал меня своим орудием, средством мщения твоей маме за то, что она отвергла его.

– Она отвергла его?

– Он мне этого не говорил, но всегда можно узнать, напоив какого-нибудь старика в «Уайтсе» и услышав много всяких историй. – Он засунул руку ей под юбку, нашел левую ногу и поднял ее. – Слышал также историю про индейцев. Не знал, что делать с этими баснями.

Ее маленькая ножка покоилась у него в ладони. На ней же были такие грязные чулки. Ему должно быть противно.

– Слышал о моей маме? – спросила она.

– Не надо ходить в «Уайтс», чтобы услышать про твою маму, – улыбнулся он.

Каро не ответила ему улыбкой. Ее мутило, живот свело. У мамы взрослые дети, а о ней все еще говорят как о самой желанной женщине в Лондоне.

– Полагаю, нет, – тихо проговорила она, не поднимая глаз. На платье она заметила грязное пятно. Почему-то это показалось важным.

– Моя мама, – продолжал Эшдон, – кажется, когда-то любила его. Не знаю, почему, но иногда она говорила так, будто любила или помнила что-то такое, чего никто не знал. Он лишил ее этого своей жадностью, холодностью, отчужденностью. Он слишком часто оставлял ее одну и не разрешал выезжать в город. Только однажды она была в городе, и это ее совсем уничтожило. Не знаю, что случилось, что он сделал, но она изменилась навсегда.

Что бы ни было, но в этом была замешана София. Из-за чего же могла идти такая вражда все эти долгие годы?

– Именно тогда он начал рассказывать мне о ней, – сказал Эшдон. – О ней. Всегда только о ней.

Не надо было спрашивать, кто такая «она». Эшдон начал гладить ее ногу, указательным пальцем проводя по своду ступни, лодыжке и пятке. Она постаралась не дрожать, но не смогла.

– Он трудный человек, – рассказывал Эшдон, – одержимый жаждой мести. Когда я был мальчиком, то считал это благородством. Но теперь я бы назвал это наваждением. Увидев Софию, я это понял.

Каро выдернула ногу из его руки и спрятала под юбкой.

Эшдон посмотрел на нее, и она застыла, увидев боль в его глазах. Она сильно пострадала из-за этих голубых глаз.

– Прожив с ней всю жизнь, ты можешь не замечать, но она необычная женщина.

– Не говори так, – холодно произнесла Каро.

– Она сильная, – продолжал Эшдон, прикасаясь к грязному пятну на ее платье.

Это пятно оказалось прямо над ее согнутым коленом. Как бы она ни обижалась на слова Эшдона, она все же затрепетала от его прикосновения. Она позабыла про логику и теперь подчинялась только неуемной страсти.

А еще его прикосновение показалось ей очень приятным, иначе она оттолкнула бы его.

– Думаю, именно это злит отца. Я не беспокоился. Нет, только не за нее. Я начал беспокоиться, когда повстречал тебя.

– Не поняла. – Каро заерзала на стуле, и пятно сместилось на бедро.

– Я не думал, что ты такая же, как она, – сказал он. – Зачем было так думать? Все говорят, она устроила нашу свадьбу, не посоветовавшись с тобой. Я думал, что ты всего лишь еще одна приличная девушка, получившая приличное воспитание и приготовленная для приличного мужа. Но потом я повстречал тебя. – Он посмотрел на нее. – И понял…

– Понял что? – прошептала она.

Он говорил почти как… влюбленный.

– Что я должен защитить тебя от него, от Уэстлина. Я не мог погубить тебя, это входило в его план от начала до конца, и я не мог жениться на тебе, не мог сделать тебя частью моей и его жизни. Он ненавидит Софию. Он хочет уничтожить тебя – чтобы наказать ее.

– Уничтожить? Я так не думаю. – Она откинулась на спинку стула.

– Да, я тоже пришел к такому заключению. – Эшдон опять провел рукой по ее ступне, лодыжке и выше. – Ты совершенно такая же, как она, такая же сильная, такая же неотразимая.

– Ты не особенно радовался по этому поводу, – сказала Каро, делая вид, что не замечает, как он обеими руками залез ей под платье и начал стаскивать с ног подвязки. За ними последовали чулки, и теперь она даже не задумалась, чистые ли у нее ноги.

– Потому что я действительно был несчастен, – откровенно признался он. Ее полузакрытые глаза вдруг широко распахнулись. – Я видел, что он сделал с мамой, что пытался сделать с Софией. Я, его сын, желал быть достойным наследником. Его орудием, Каро, – хрипло прошептал он. – Неужели ты думаешь, что я хотел подобного для тебя?

Каро подняла голову с подушки и пристально посмотрела на Эшдона в тусклом свете канделябра.

– Ты боишься, что запугаешь меня. Как он запугал твою маму? Ты боялся того, что мог сотворить со мной? Боялся того, чем мог стать?

– Да, – ответил он, опустив голову и стараясь не смотреть ей в глаза. – Хочу защитить тебя от всего этого. От себя самого.

У нее заболело сердце, словно тысячи игл вонзились в него. Он пытался ее защитить. Он готов был бежать от нее. Оттолкнуть от себя, избегать ее, потому что боялся причинить ей боль.

– Ты бы никогда не сделал мне больно, – прошептала она, сев на стуле и обхватив его руками. Какой он был горячий и сильный!

– Ценю твое доверие, – произнес он, целуя ее в шею и распуская корсет.

– Но важно не это, не так ли? – спросила она. – Было еще что-то, что убедило тебя.

– Ты убедила меня, – сообщил он, подняв юбку до пояса и обхватывая руками ее ноги. – Это была ты.

– Что такого я сделала? – удивилась она, целуя его плечо, ключицу, нежную кожу на шее. – Хочу сделать это снова.

– Как мне нравится это слышать, – прошептал он.

Она раскрыла губы, проглотив его страсть и его тоску по ней, наслаждаясь им.

– Скажи, что я сделала? – не отставала Каро, оторвавшись от его губ.

Но он не собирался сдаваться так легко. Только не теперь.

– Просто ты такая. – Он провел губами по ее груди. Ей никогда больше не придется носить косынку. – Ты сопротивлялась мне при каждом удобном случае. Требуя своего, сражаясь за то, что хотела. Если бы я попытался сделать с тобой то, что делал Уэстлин с моей мамой, ты убила бы меня.

– Точно не знаю, что Уэстлин сделал с твоей мамой, но уверяю тебя, что у меня есть список того, за что я могла бы убить. – Каро криво усмехнулась, пытаясь сдержать слезы.

Она боялась испортить эти мгновения своими слезами. Она хотела насладиться им так, чтобы помнить потом всю жизнь, помнить каждый оттенок переживаний, которые проступали на прекрасном лице Эшдона. Точно запомнить тот миг, когда Эшдон сказал ей о своей бесконечной, бессмертной, нелогичной любви к ней.

Он ее любил. Ее. Не дочь Софии. Не средство отмщения. Не способ достижения своих целей.

– У тебя есть список? – удивился он.

– Я очень организованная и логичная. Удивляюсь, что ты этого не заметил.

– Я был слишком занят, замечая многое другое.

Он распустил ее корсет, что было не слишком трудно, учитывая общее состояние ее наряда. Зубами он прикоснулся к соску, и она тихо ахнула. Она не забыла, что в соседней комнате Анни разговаривала с мамой или лордом Ставертоном. А возможно, с ними обоими.

– Ты сильно влюблен, да? – спросила она.

– Очень сильно, – ответил он, сорвав с нее юбку.

– Ты не можешь жить без меня, да?

– Да, не могу и не буду, – пробормотал он, касаясь ее бедер и заставляя ее стонать и извиваться в его руках.

– Знаешь, я все еще сержусь на тебя за то, что ты поспорил на меня. Очень бесцеремонно. Ужасно неправильно. – Говоря это, она прижималась к его руке, стиснув зубы, чтобы не застонать.

– Заработал пять тысяч фунтов, Каро. Разве ты не счастлива, что я наконец-то выиграл?

– Пять, – задохнулась она, когда его палец проник в нее, лаская. – Тысяч? У тебя еще есть долги?

– Только восемьсот фунтов, – сообщил он, языком пройдясь между ее грудей, продолжая ласкать ее пальцем.

– Восемьсот фунтов, – снова задохнулась Каро, откинув голову на спинку стула. – Это немалые деньги. Как ты собираешься их заработать? У тебя теперь столько жен, сколько позволено.

– Верно, – отозвался он. – А еще верно то, что я женился именно на той, которую хотел.

– Но когда именно ты поспорил, Эш? После жемчужного ожерелья или до него? Ты поспорил, что погубишь меня?

– Поспорил Кэл. После жемчужного ожерелья. После кареты и твоей яростной и преднамеренной атаки грудью. Когда я знал, что не смогу жить без тебя. Именно тогда.

И с этими словами он ворвался в нее, крепко держа ее ноги у себя на поясе, а она балансировала на краю стула. Они слились воедино, охваченные огнем желания. Он прижал ее к себе, а потом опрокинул в бездну страсти.

– Мы когда-нибудь предадимся любви в постели, лорд Эшдон? – прошептала Каро, задыхаясь у его шеи, чувствуя влажные кудри у него на затылке, жадно вдыхая его запах.

– Со временем.

– А ты сможешь поспорить еще раз, чтобы покрыть долг в восемьсот фунтов?

– Мог бы, – ответил он. – Могу поспорить, что ровно через девять месяцев ты родишь ребенка.

– День в день, лорд Эшдон? – уточнила она.

– С точностью до часа, моя госпожа.

– Эшдон, можешь смело делать ставку.