Дочь обмана

Леверсон-Мейнор

Я ожидала увидеть симпатичную усадьбу, но, увидев Леверсон-Мейнор, была потрясена. По мере того как экипаж, присланный за нами на станцию, приближался к дому, я все явственнее видела величественный замок с зубчатыми пристройками, высокими башнями с бойницами.

Какое-то тревожное предчувствие охватило меня, когда мы въехали через стрельчатую башню в мощеный двор. Казалось, замок смотрит на меня, оценивает, презирает за то, что я принадлежу другому, чуждому ему миру, что я чужая здесь и ничего не знаю о жизни, кроме искусственного мира театра. Я была не обычной гостьей. Я все больше и больше сомневалась в правильности своего решения.

Когда мы выходили из экипажа, Чарли успокаивающим жестом дотронулся до моей руки, и я поняла, что он почувствовал мое состояние.

— Пойдем, — сказал он, стараясь придать своему голосу бодрость. Он открыл окованную железом тяжелую дверь, и мы вошли.

Вот теперь я почувствовала, что действительно оказалась в средневековье. Я смотрела на тяжелые балки потолка, на побеленные стены, увешанные мечами, щитами, пистолетами и старинными ружьями. В конце зала скрещивались два флага. Один, как я поняла, с изображением фамильного герба, другой — национальный флаг Британии. Около лестницы, как часовой, стояли рыцарские доспехи. Пол был выложен плитками, и наши шаги отдавались по всему залу. В конце зала, на возвышении находился огромный камин, возле которого, как я представляла, собиралась семья после трапезы за большим обеденным столом.

Окна, два из которых были из цветного стекла, украшали фамильные гербы с изображением битв, прославивших представителей этого рода. Свет, проходящий через цветные стекла, слегка окрашенный, придавал какой-то жутковатый вид всему помещению.

И опять я сказала себе, что мне не стоило приезжать. Меня охватило какое-то странное, однако вполне определенное чувство, что сам замок внушает мне эту мысль. Я была чужой в этом доме со всеми его традициями. Мне захотелось убежать, добраться до станции и как можно быстрее оказаться в Лондоне.

Затем отворилась дверь наверху, там, куда вела короткая лестница, начинающаяся справа от возвышения.

— Ноэль! Я так рад видеть тебя.

Я увидела Родерика, спешащего ко мне. Он взял меня за руки.

— Я был так счастлив, когда узнал, что ты приезжаешь.

Чарли ласково смотрел на меня, и я почувствовала, что мои страхи уходят прочь.

— Похоже, вы хорошо знакомы, — сказал он.

— Мы несколько раз встречались на улице, — объяснила я.

— Я очень переживал, когда узнал о случившемся, — сказал Родерик.

— Ноэль необходимо переменить обстановку, — проговорил Чарли.

— Здесь ты увидишь много интересного, — пообещал Родерик.

— Мне кажется, этот дом… совершенно необыкновенный. Я никогда не видела ничего подобного.

— Ну, таких просто больше нет, правда? — засмеялся Родерик, глядя на отца. — По крайней мере нам так кажется.

— Мы очень гордимся им, — сказал Чарли. — Мы уже привыкли к нему, прожив здесь всю свою жизнь. Но нам нравится видеть, какое впечатление он производит на посторонних. А он всегда производит впечатление, правда, Родерик?

— Безусловно. Хотя этот замок — смесь различных стилей. Это часто происходит со старинными зданиями. В течение многих лет его ремонтировали, и каждый раз при перестройке использовали модные течения того времени.

— Ну, это делает его еще более интересным.

Мрак развеялся, и я почувствовала, как у меня поднимается настроение.

Затем Чарли спросил Родерика:

— А где твоя мать?

— Она в гостиной.

— Тогда пойдем наверх, — сказал Чарли.

Он отворил дверь гостиной, и мы вошли. Я краем глаза увидела комнату с тяжелыми гардинами на окнах, натертым до блеска деревянным полом, покрытым коврами, гобеленами на обитых панелями стенах. В кресле, похожем на трон, восседала дама, которую я часто пыталась себе представить, но никогда не думала увидеть воочию — леди Констанс.

Мы подошли к ней, и Чарли сказал:

— Констанс, это мисс Ноэль Тремастон. Ноэль, это моя супруга.

Она не поднялась с кресла. Поднесла к глазам лорнет и стала меня рассматривать. Я почувствовала, что этим жестом она желает подчеркнуть мою незначительность. Хотя мне это не понравилось, я кротко стояла перед ней. В ней было нечто такое, что вызывало трепет.

— Добрый день, мисс Тремастон, — сказала она. — Ваша комната уже приготовлена, и горничная проводит вас туда. Полагаю, вам необходимо отдохнуть после путешествия.

— Добрый день, леди Констанс, — ответила я. — Благодарю вас. Но путешествие было не очень утомительным.

Она отвела лорнет и указала мне на стул.

— Как я понимаю, вы прибыли из Лондона, — сказала она.

— Да, это так.

— Мне не нравится этот город. Слишком шумный, слишком много народу и среди них много очень неприятных людей.

— Многие находят Лондон чрезвычайно интересным местом, мама, — вмешался Родерик, — а неприятных людей хватает везде.

— Может, это и так, — возразила она, — но в Лондоне все в большем масштабе, значит, там их больше. — Она повернулась ко мне. — Если я не ошибаюсь, ваша мать работала в театре. — В ее голосе слышалось явное неодобрение. — Здесь совсем другая жизнь. Мы живем здесь, в деревне, очень тихо.

— У вас очень интересный дом, — сказала я.

— Благодарю вас, мисс… ээ…?

— Для нас она Ноэль, — сказал Чарли, в голосе его послышались металлические нотки.

— И на вашей земле были сделаны удивительные находки, — продолжала я.

— Ноэль хочет посмотреть раскопки, — заметил Родерик.

— Гм, но сейчас она хочет посмотреть свою комнату, — проговорила леди Констанс. — Родерик, позвони, пожалуйста.

Родерик послушался, и вскоре вошла горничная.

— Отведите мисс… э… э… Тремастон в ее комнату, Герти, — приказала леди Констанс. — И проследите, чтобы там было все, что ей нужно.

— Слушаюсь, ваша светлость, — сказала Герти.

Родерик ободряюще посмотрел на меня, во взгляде Чарли была скрытая тревога, когда я последовала за Герти.

Мы опять пошли по каким-то лестницам, минуя множество комнат.

— Это Красная комната, мисс, — сказала Герти, когда мы пришли. — Вы будете жить здесь. Она вся отделана красным. А еще есть Голубая комната и Белая, но ими редко пользуются. Поначалу вы здесь можете заблудиться, в этом доме все так запутано. Но вы привыкнете. Ваши вещи уже доставили, так что можете их распаковать. Вам помочь? Не надо? Ну если вам что-нибудь понадобится, то только позвоните. Вот здесь горячая вода и полотенца, а через полчаса я зайду за вами и провожу в столовую. Ее милость не любит, когда опаздывают к столу.

Когда она ушла, я села на кровать. Это была огромная кровать с балдахином, которой было не менее ста лет. Я потрогала красные занавеси и почувствовала, как растет моя тревога.

Леди Констанс настроена явно недружелюбно. Это вполне естественно и меня не удивило. Я думала об улицах Лондона, об экипажах, в которых люди ездили в театр, о маме, смеющейся, беззаботной, веселой. Неудивительно, что Чарли любил мою мать. У нее было все то, чего не хватает леди Констанс. Я тосковала по ней больше, чем когда-либо. Я чувствовала себя такой одинокой в этом чужом мире.

Мне ужасно хотелось плакать. Мне так недоставало заботливой опеки Дезире, однако теперь вместо любви и тепла я столкнулась с холодностью и враждебностью леди Констанс.

Но здесь находился Родерик — напомнила я себе. Он и Чарли желают мне счастья. Я не одинока.

Я умылась и переоделась. Я была готова к встрече с леди Констанс.

В самом начале моего пребывания в Леверсон-Мейноре бывали моменты, когда я говорила себе, что мне надо уехать. Только настойчивые просьбы Чарли и Родерика остаться заставляли меня изменить решение и не уехать немедленно.

Мне вскоре стало ясно, что леди Констанс лишь терпит мое присутствие, поскольку ничего другого ей не остается.

Я увидела Чарли в совсем другом свете. Мне всегда казалось, что он мягкий, добродушно-веселый человек, но здесь, в Мейноре, он был хозяином в доме, и даже грозная леди Констанс вынуждена была признать это. Я также поняла, насколько сильно и глубоко он любил мою мать. Я знала, что без нее он чувствует себя одиноким и потерянным, и это было очень сильное чувство, которое мы оба испытывали. Он молча умолял меня не уезжать. Ведь это было ее желание, чтобы мы держались вместе, если что-нибудь случится. Это случилось. И он был полон решимости заботиться обо мне, эта мысль хоть немного утешала его.

Кроме того, был еще и Родерик. Не могу отрицать, что он успокаивающе на меня действовал. Как и его отец, он не сомневался в том, что я должна остаться, и — глубоко несчастная и одинокая — я была чрезвычайно им благодарна.

Родерик предложил мне учиться ездить верхом.

— Здесь, в деревне, это просто необходимо, — сказал он.

Уроки верховой езды проходили весьма успешно. Родерик оказался хорошим и терпеливым учителем, и занятия казались мне восхитительными. Я быстро добилась успехов, и бывали моменты, когда я несколько часов подряд не возвращалась мыслями к маме.

— Через неделю-другую ты станешь прекрасной наездницей, Ноэль, — говорил Родерик. — И тогда мы с тобой будем ездить подальше. Здесь есть на что посмотреть.

Первое, что хотел сделать Родерик, это показать мне развалины древнеримского поселения.

— Это одна из самых интересных находок в стране. Здесь было что-то вроде перевалочного пункта, но заправлял всем, очевидно, очень важный человек, и неподалеку находился его дом. Ты увидишь мозаичное панно и бело-красный шахматный пол — белые клеточки выложены мелом, а красные — песчаником. Это так оригинально и к тому же смотрится современно! Распад Римской империи — это трагедия. Если бы этого не произошло, мы бы не переживали смутные времена. — Он засмеялся. — Ой, прости меня. Я могу распространяться на эту тему часами. Я очень увлекаюсь.

— Конечно, ведь это невероятно увлекательно, и мне очень интересно слушать тебя. А что это за домик вдалеке?

— Это владение Фионы. Ее мастерская.

— Фионы?

— Фионы Вэнс. Ты увидишь ее. Наверное, она работает, как всегда. Я тебе объясню. Ты спросила, что это за домик. В нем долго никто не жил, и о нем как-то забыли. Он был заброшен, стал разрушаться. Мы уже решили снести его, но тут обнаружились эти находки, и домик оказался в самом центре. Когда начались раскопки и стали находить различные вещи — черепки, оружие и прочие, с ними надо было работать. Тут и приехала Фиона.

— Чем она занимается?

— Работает как заведенная. Она посвятила себя этой работе. Понимаешь, большинство предметов искусства находятся в фрагментах. Их надо пригнать друг к другу, как мозаичную картинку. Это могут сделать только специалисты. Кусочки дерева, металла, керамики — с каждым из них нужно обращаться особым образом. Если нет специальных знаний, можно многое потерять.

— А у Фионы есть специальные знания?

— Да. Она живет со своей бабушкой, миссис Карлинг, довольно необычной пожилой леди. Она действительно довольно странная. Некоторые суеверные люди считают ее ведьмой. Они очень боятся чем-нибудь обидеть ее, чтобы она не наслала на них порчу. Она обожает Фиону. Она вырастила ее с пеленок, потому что ее родители умерли, когда та была совсем крошкой. Их карета перевернулась, и они оба погибли, когда Фионе было около года. Она совсем не похожа на свою бабку. Ну, ты сама все увидишь.

— Как интересно!

— Здесь очень много интересного, Ноэль.

— И ты, и твой отец так добры ко мне.

Я почувствовала, как задрожал голос, а Родерик торопливо сказал:

— Мы покажем тебе все, что здесь есть интересного. Мы хотим, чтобы тебе было хорошо здесь. Я знаю, как тебе трудно, но со временем все наладится.

— Расскажи мене еще о Фионе.

— Все началось с того, что она нашла несколько монет в саду. Это вызвало большой шум. Находка указывала, что могут быть и другие. Сэр Гарри Харкорт… Это один из ведущих археологов — он недавно был в Египте и сделал там поразительные открытия. Ты наверняка слышала о нем.

— Да, его имя мне знакомо.

— Он приехал к миссис Карлинг, и, как я понимаю, Фиона произвела на него хорошее впечатление. В то время ей было около шестнадцати, и он предложил ей работать в одной из своих экспедиций. Старая миссис Карлинг не хотела, чтобы внучка уезжала, однако Фиона ни о чем другом и слышать не хотела. Фиону взяли на работу, и она очень хорошо себя проявила. Поэтому, когда обнаружились наши находки, ее прислали сюда, чтобы она занималась теми предметами и фрагментами, которые начали выкапывать здесь. Старая миссис Карлинг была очень довольна, поскольку ее внучка вернулась домой, да и Фиона была рада. Она очень славная девушка и не хотела расстраивать бабушку. Так что теперь она может заниматься любимым делом и не чувствовать угрызений совести. А ее мастерская всего в нескольких десятках метров от дома миссис Карлинг.

— Я хотела бы с ней познакомиться.

— Я собираюсь тебе показать самую интересную находку, а затем мы зайдем к Фионе. Вот, посмотри. Это то, что осталось от дома. Ступай осторожно. Земля здесь неровная. Лучше возьми меня под руку.

Я так и сделала, и он прижал мою руку к себе.

— Это часть здания. Этот мозаичный пол, один из наиболее хорошо сохранившихся с древних времен. А сейчас я тебе покажу то, что мне кажется самым интересным. Вот здесь будь осторожнее. Фиона считает, что это место надо огородить.

— Много людей приезжают посмотреть на раскопки?

— Бывает. Особенно когда находят что-нибудь новое и об этом пишут в газетах. Я хочу показать тебе бани. Купальни сохранились в прекрасном состоянии. Здесь три бассейна: «тепидариум» — с теплой водой, «калидариум» — с горячей и «фригидариум» — с холодной, в которую, как я понимаю, они окунались напоследок. Очень закаленные люди. Посмотри, какие глубокие бассейны. Не подходи близко — можно оступиться и упасть.

Я вновь повторила то, что уже не раз говорила:

— Это действительно очень интересно, и я с удовольствием тебя слушаю.

— Ты еще многое услышишь, поверь. Ой, посмотри! Вот и Фиона. Она, наверное, слышала, как мы подошли.

Из домика вышла девушка. На ней был рабочий халатик зеленого цвета, который очень шел к ее льняным волосам. Я заметила, что глаза у нее зеленые, и цвет их подчеркивался цветом халата. При виде Родерика ее лицо расплылось в улыбке. Затем с любопытством, которое ей не удалось скрыть, она взглянула на меня.

— Знаешь, Фиона, — сказал Родерик, — мы как раз говорили о тебе.

— Это ужасно, — сказала она с притворным возмущением.

— Естественно, я превозносил твои достоинства. Это мисс Ноэль Тремастон, она гостит у нас.

— Добрый день, — улыбнулась Фиона. — Я слышала о вас. Новости здесь распространяются быстро.

Родерик рассмеялся.

— Мисс Ноэль Тремастон уже знает, кто ты мисс Фиона Вэнс, эксперт-археолог.

— Он мне льстит, — сказала Фиона. — Я всего лишь любитель.

— Не скромничай, Фиона. Ты бы только видела, Ноэль, какую работу она проделала с некоторыми находками. Теперь мы имеем представление об узорах и украшениях на керамике, которую римляне здесь использовали, и все благодаря стараниям Фионы. Ты не пригласишь нас к себе, Фиона? Мисс Тремастон хочет взглянуть на те чудеса, которые ты сотворила.

Она улыбнулась мне.

— Я просто соединила то, что уже когда-то было единым целым, — сказала она. — Я как раз собиралась выпить чашечку кофе. Вы не присоединитесь ко мне?

— С удовольствием, — ответил Родерик за нас обоих, и я тотчас же согласилась.

Это был когда-то жилой дом, теперь превращенный в мастерскую. Из двух комнат сделали одну. Кругом стояли скамейки, на которых находилось множество непонятных мне предметов и инструментов, но Фиона объяснила, что это мехи, чтобы сдувать землю с предметов, металлические сита для просеивания земли, совки, металлические прутья, чтобы протыкать почву, которые называются щупами, и всевозможные метелочки и щеточки. Повсюду валялись коробочки, различные клеи и бутылки с какими-то растворами, а в центре комнаты находилась печка, на которой кипела кастрюля с водой.

В конце комнаты был небольшой альков, приспособленный под кухню. Там стояли глубокая лохань и умывальник. Там же были старая печка и буфет, из которого Фиона достала чашки и кофейник.

Родерик сказал, что этот дом не пришлось сильно перестраивать.

— Лестница, начинающаяся у старой кухни, ведет наверх, где находятся две спальни. Там Фиона отдыхает, если сильно устает.

— Неправда! — воскликнула из алькова Фиона. — Днем я никогда не устаю. Я приношу с собой бутерброды на обед и варю кофе. Иногда я поднимаюсь наверх, просто чтобы передохнуть от всей этой грязи и беспорядка и запахов растворов, которые мне приходится применять.

Она принесла поднос с кофейником и чашками.

— Вы еще долго пробудете в Леверсоне? — спросила она меня.

Я не знала, что ответить, и Родерик сказал:

— Мы пытаемся ее уговорить на это.

— Как я понимаю, вы приехали из Лондона?

— Да.

— Боюсь, что вам здесь покажется немного скучно.

— Как не стыдно, Фиона! — воскликнул Родерик. — Когда здесь, прямо у порога, так много интересного. Я только что показывал Ноэль бани.

Ее глаза загорелись:

— Правда, здорово?

— Никогда ничего подобного не видела, — сказала я.

— Мало кто видел… Особенно в таком прекрасном состоянии. Ведь правда, Родерик?

— Вот какие мы хвастуны! И Фиона еще хуже меня.

Они обменялись взглядами, а я подумала о том, какие отношения связывают их. Видно было, что он относится к ней с большой теплотой, а она… Мне казалось, что он ей нравится.

Я подумала, что она, наверное, тоже спрашивает себя, в каких я отношениях с Родериком. Она все время смотрела на меня. Но я не увидела враждебности в ее взгляде. Она была очень дружелюбна и мила.

Когда мы возвращались в дом, болтая о том, что видели в то утро, я думала о своих чувствах к Родерику.

Хотя мое положение оставалось неопределенным, я все больше и больше втягивалась в жизнь Леверсон-Мейнора. Я испытывала смешанные чувства. Дом все больше меня интересовал. Иногда мне казалось, что он приветствует меня, а иногда — что отвергает.

Однажды я в нем заблудилась. Здесь было так много дверей, можно было случайно пропустить ту, которая нужна, и оказаться в незнакомой части дома.

Это произошло в первую неделю. Я вышла из своей комнаты и свернула в коридор, который, как я думала, приведет меня к лестнице. Поняв свою ошибку, я хотела вернуться. Однако очутилась в той части замка, где прежде не бывала. Я вошла в комнату с несколькими окнами и картинами на противоположной стене. Освещение было очень сильным — это происходило ранним утром, я шла завтракать. Окна комнаты выходили на восток. Стояла глубокая тишина. В углу комнаты я заметила столик, а рядом с ним в раме — незаконченный гобелен. В другом углу стояла прялка.

Я огляделась. Как я поняла, это была наиболее старая часть дома. Я старалась побороть уже знакомое чувство, которое я не раз здесь испытывала, — словно за мной наблюдают. Чувство какой-то тревоги.

Мне следовало сразу выйти из этой комнаты и попытаться вернуться назад, однако что-то заставило меня задержаться.

Я посмотрела на картины, висящие на стенах. Их было шесть, все в золоченых рамах. На них были изображены люди в старинных костюмах, причем относящихся к различным эпохам. Я стала внимательно разглядывать их — как я поняла, это были представители рода Леверсонов и Клэверхемов. Мне казалось, что некоторые смотрят на меня в упор, и это усиливало ощущение тревоги. По мере того, как я смотрела на них, выражение их лиц менялось, казалось, они смотрят на меня с недоверием, неприязнью и издевкой.

С тех пор, как я поселилась здесь, мое воображение играло со мной странные штуки. Наверное, потому, что, несмотря на доброжелательность Чарли и Родерика, в глубине души я понимала, что не должна здесь находиться. Я думала, какой бы стала моя мама, если бы вышла замуж за Чарли и поселилась здесь. Дом бы тогда выглядел совсем по-другому. Она бы избавилась от этой атмосферы холодности и напыщенности. Она бы просто отмахнулась от прошлого.

Я подошла к незаконченному гобелену в раме. Я сразу же узнала изображение. Это был замок во всем его великолепии. Я узнала сине-красно-золотой фамильный герб.

Услыхав шорох, я оглянулась с виноватым видом. Леди Констанс, незаметно вошедшая в комнату, смотрела на меня.

— Вам нравится моя работа, мисс Тремастон?

— О, да… просто прекрасная.

— Вы имеете какое-нибудь представление о гобеленах?

— Никогда этим не занималась.

— Это, как видите, наш дом. Он имеет для меня огромное значение.

— Я понимаю. Замок великолепен.

Она подошла поближе и встала напротив, не спуская с меня глаз.

— С тех пор, как я поселилась здесь, я делала все, чтобы поддерживать традиции, заложенные нашими предками.

— Не сомневаюсь, мадам.

— И я сделаю все, чтобы ничто не изменило эту атмосферу.

— Ну, конечно, — сказала я. — Было бы очень жаль, если бы это произошло.

— Вы что-нибудь искали? — спросила она.

— О нет, нет. Я просто заблудилась.

— Так легко заблудиться без привычки… — Она смолкла.

Я почувствовала, что меня охватила дрожь. У меня было единственное желание повернуться и убежать подальше от этого дома.

Я робко сказала:

— Я шла завтракать.

— Ну конечно. Возвращайтесь на то место, откуда начали путь. В конце коридора увидите лестницу. Она ведет вниз, в зал. Комната, где подается завтрак, справа от него.

— Теперь я поняла, как мне следовало идти. Благодарю вас.

Я была рада уйти. Она прямо сказала мне, чтобы я убиралась, что я чужая здесь. Это читалось в каждом ее движении, слышалось в интонации ее голоса. Я должна уехать как можно скорее.

Но в тот же день, несколько позже, когда Родерик давал мне очередной урок верховой езды, я видела, как он рад тому, что я рядом, и мне захотелось остаться.

Когда я занималась верховой ездой с Родериком или с растущим интересом изучала вместе с ним древние развалины, то чувствовала себя менее несчастной. Я подружилась с Фионой, и она показала мне, как очищать черепки мягкой кисточкой, чтобы снять слой почвы.

Я подружилась и с Герти, горничной, которой было поручено опекать меня. Она по вечерам приносила мне горячую воду, а по утрам убирала мою комнату.

Ей было лет семнадцать, а в замке она появилась, когда ей исполнилось двенадцать. Я ей нравилась, потому что была не такой важной, как большинство гостей, останавливающихся в Леверсон-Мейноре. Мне нравилось болтать с ней.

Она знала, что я дочь Дезире, и это произвело на нее впечатление.

— Я однажды видела Дезире, — говорила она мне. — Это было несколько лет тому назад, когда выходила замуж моя сестра. Ее жених был человек зажиточный. Он держал две палатки в Паддингтоне на рынке, торговал морскими продуктами. Дело у него шло прекрасно. Было так здорово. Он сказал: «Я поведу вас посмотреть великую Дезире. Весь Лондон увлечен ею». Мы видели ее в «Цыганке».

Я прикрыла глаза. Я хорошо помнила то время. Как всегда были ссоры. Мама отказывалась от каких-то костюмов, Долли бушевал, убегал, возвращался, затем они находили какой-то компромисс и костюмы утверждались. Воспоминания были просто невыносимы.

Герти не догадывалась об этом.

— Она была такая красивая, — продолжала она. — В ее ушах блистали большие золотые кольца. А как она танцевала с лордом Джеймсом! Она кружилась по всей сцене, и это было так здорово.

— Я хорошо помню это, — сказала я.

— А теперь вы здесь, мисс. Это так интересно.

Я понимала, что мое родство с Дезире в значительной степени привлекало ее, именно это и делало ее со мной более откровенной.

Она сказала, что леди Констанс «немного мегера».

— Все должно быть так, как она скажет. Иначе тебя к ней вызывают. Сначала предупреждают, а в следующий раз выгоняют. Она всегда говорит о каких-то трад… трад…

— Традициях? — предположила я.

— Да, точно, мисс. Все в доме должно быть как следует, как было в далекие времена.

— Могу себе представить.

— Она может быть очень жестокой. Вот был случай с Эмми Джентл…

— Одной из горничных? — уточнила я.

Герти кивнула.

— Она была довольно необузданной. Больше любила мужчин, чем работу. Крутила со всеми, кто носил брюки. И часто что-нибудь разбивала. Иногда можно было ее как-то прикрыть… Но здесь много драгоценного фарфора. Ее предупредили один раз, потом другой. Ну, а когда это случилось в третий раз, ее выгнали. Без рекомендаций трудно найти место. Эмми ничего не нашла. И свернула на дурную дорожку.

— На дурную дорожку?

— Ну да. Так говорят. Вы бы посмотрели на нее. Вся расфуфыренная. Платье из настоящего шелка. Она говорит, что это лучше, чем быть в услужении у леди Констанс… Да, с леди Констанс надо быть очень осторожной. Ее милости не нравится, что мисс Вэнс часто встречается с Родериком, — продолжала Герти.

— Правда? — спросила я. — Почему?

— Ну, она, наверное, боится. В конце концов, кто такая мисс Вэнс? Некоторые говорят, что эта старуха, ее бабушка, — ведьма. Как-то, когда у Эмми Джентл были какие-то неприятности, она к ней ходила. Эмми всегда говорила, что та помогла ей. Ну, а мисс Фиона — говорят, у нее хорошее образование. Старая миссис Карлинг позаботилась об этом. Она все для нее сделает. Приезжал сюда какой-то Гарри, не помню фамилии. Он многое объяснил ей про эти римские вещи, научил ее всему и дал ей работу. Она уехала, а потом вернулась. Она настоящая леди, но леди Констанс не такую девушку хотела бы для Родерика.

— А что ты скажешь о… Родерике?

— Он вполне самостоятельный. И он, и хозяин сами все решают, особенно в серьезных делах. В других они могут и уступить. У них много общего. Но я думаю, что, когда придет время, Родерик выберет себе невесту без помощи матери. Но все равно, если он так и сделает, то грандиозного скандала не избежать. Она хочет женить его на настоящей леди, с высоким титулом. Не забывайте, что она сама леди Констанс, и не любит, когда об этом забывают.

— Но ведь ты говоришь, решать будет сам Родерик.

— Да, но не надо сбрасывать со счетов старую миссис Карлинг. Она всегда добивается, чего хочет; говорят, она обладает такой силой…

Я промолчала, неуверенная, что поступила правильно, ведя подобную беседу в доме, где являюсь гостьей. Я заговорила о находках, сделанных на земле Леверсонов, но Герти эта тема была неинтересна, и на этом наш разговор иссяк.

Однажды я зашла в домик Фионы и застала там незнакомую женщину, как я сразу поняла, миссис Карлинг, о которой была столько наслышана.

Она действительно была непохожа на других — высокая, подтянутая, густые черные волосы заплетены в косы и уложены вокруг головы; большие испанские серьги оттягивали мочки ушей. Но что поразило меня больше всего, так это ее сверкающие пронзительные глаза. Они как бы светились, и казалось, проникают прямо в душу и видят то, что не дано видеть другим. Мне стало не по себе под ее тяжелым взглядом, который пронзил меня, пытаясь прочесть то, что мне хотелось скрыть.

Я сказала:

— Вы, наверное, миссис Карлинг. Я так много слышала о вас. Меня зовут Ноэль Тремастон.

— Ну, конечно. Я тоже много слышала о вас. И я так рада наконец-то встретиться с вами. Как вам здесь нравится?

— Очень интересно, особенно эти раскопки.

Она кивнула:

— Фиона вышла. Кто-то что-то нашел в своем саду. Она пошла посмотреть: действительно это что-нибудь древнее или относится к нашему времени. Вы представить себе не можете, какое количество людей считает, что нашли нечто ценное, с тех пор как здесь начались раскопки.

— Мне кажется, это неизбежно. Никогда не знаешь, что именно представляет настоящую ценность.

— Садитесь, пожалуйста. Не выпьете ли чашечку кофе?

— Нет, спасибо. Я только что пообедала.

— Фиона скоро придет. Она ушла уже больше часа назад.

Я села.

— Она очень увлечена раскопками, — сказала миссис Карлинг.

— Я могу понять, это так захватывает.

— Г-мм, — сказала она. — Они с Родериком такие энтузиасты.

— Да, я знаю.

Она с участием посмотрела на меня.

— А как вы, милая? Я слышала, вам пришлось пережить большую потерю.

Я не ответила, и она продолжала:

— Простите, мне не следовало говорить об этом. Но я вас хорошо понимаю. Может быть, вы что-нибудь слышали обо мне?

Я кивнула.

— Вы очень понравились Фионе. Мне бы хотелось вам помочь.

— Спасибо, но что вы можете сделать? Ничего нельзя изменить.

— Я знаю, милая, но вы молоды. В любой момент, если вам понадобится помощь… Не знаю, слышали ли вы, что судьба наградила меня особым даром.

Мне стало не по себе, потому что, произнося эти слова, она не спускала с меня глаз.

Я ответила:

— Да, я слышала.

— Я тоже испытала горе, поэтому хорошо понимаю вас, — продолжала она. — Я потеряла дочь, когда ей было двадцать два года. В ней заключалась вся моя жизнь. Я взяла к себе Фиону, и она стала мне утешением в жизни. В жизни всегда есть утешение, дорогая. Нужно только об этом помнить.

— Я стараюсь помнить об этом.

— Я знаю, ваша мать была необыкновенной женщиной и очень знаменитой. Я знаю, что значит неожиданная смерть близкого человека. Но даже в скорби может родиться нечто хорошее. По крайней мере легче понять страдания других. Мне бы хотелось, чтобы вы поняли это.

— Спасибо. Вы очень добры.

— Вы должны как-нибудь зайти ко мне. Может быть, я смогу вам помочь.

— Вы очень любезны.

— Обещайте, что зайдете ко мне.

— Спасибо, обязательно.

— Самое главное я сказала, и хватит об этом. Расскажите о себе. Клэверхемы — очень приятные люди, правда? Я имею в виду хозяина и его сына. Трудно желать лучших господ. Очень известный род, его история уходит в глубь веков. Родерик станет таким же, как его отец. Это очень хорошо для наших мест. Не сомневаюсь, что они прекрасно относятся к вам.

— Да, это так.

Она посмотрела на меня с некоторой хитрецой.

— А ее светлость?

Я не знала, что ответить, и она засмеялась.

— У нее свои принципы. Но мистер Клэверхем очень хороший и добрый человек, а его сын Родерик пошел в него.

Неожиданно она сменила тему разговора.

— Некоторые зовут меня ведьмой, — сказала она. — В старые времена меня могли бы сжечь за это на костре. Только подумайте о тех бедных добрых женщинах, которые встретили свою печальную судьбу. Ведь кроме обычных, существуют еще и белые ведьмы. Белые ведьмы делают только добро. Можно считать меня одной из них. Я хочу помочь другим. Я хочу помочь тебе.

Я почувствовала облегчение, услышав стук копыт. Миссис Карлинг встала и подошла к окну.

— Это Фиона, — сказала она, и через несколько секунд Фиона вошла в дом.

— А, Ноэль, рада видеть вас. Вы уже познакомились с моей бабушкой?

— Мы очень хорошо поладили, — сказала миссис Карлинг.

— Мне пришлось поехать в Джасмин Коттедж, — сказала Фиона. — Знаете, они нашли в саду какие-то фаянсовые черепки. Кто-то, очевидно, выбросил старый молочник несколько лет тому назад. — Она невесело улыбнулась. — Такие вещи иногда происходят. Но все равно мы должны посмотреть. Мы не можем позволить себе что-то пропустить.

— Ну, конечно, — заметила я.

— Я рада, что моя бабушка немного развлекла вас. Спасибо, ба.

Мы пили кофе, когда приехал Родерик.

Он сказал, что встречался с одним из арендаторов и на обратном пути решил заехать сюда. Казалось, он был рад видеть меня здесь. Я знала, ему нравится, что мы сошлись с Фионой.

Когда мы с Родериком собирались возвращаться домой, миссис Карлинг, взяв меня за руку, серьезно на меня посмотрела.

— Я очень хочу, чтобы вы пришли ко мне, — сказала она.

— Спасибо. Обязательно.

— Пожалуйста, обещайте мне, — настаивала миссис Карлинг.

— Приду обязательно.

— Надеюсь, вам это пригодится.

Мы попрощались, и по дороге домой Родерик спросил:

— Ну и что ты думаешь об этой даме?

— Очень необычная.

— Необычная! Некоторые считают, что она немного не в себе.

— Она говорила, что лет двести тому назад ее бы сожгли на костре.

— Ну, значит, ей повезло, что она не родилась раньше.

— Мне кажется, она обожает Фиону.

— В этом нет никакого сомнения. Фиона очень приятная девушка. И ничем не похожа на свою бабку. Никаких фантазий. Фиона твердо стоит на земле. Для ее бабушки это странно, и мне кажется, та ее немного раздражает.

Мы приехали. Я пошла в дом, а Родерик отвел в конюшню наших лошадей.

Я получила письмо от Лайзы Финнелл. Она писала:

«Дорогая Ноэль!

Я не писала тебе раньше, потому что была больна. Я все еще живу в доме. Месье Буше сказал, что я могу оставаться до тех пор, пока не найду что-нибудь подходящее. Миссис Кримп очень добра ко мне. Просто не знаю, что бы я делала без нее — ну и, разумеется, без месье Буше.

Смерть твоей матери просто потрясла меня. Я очень ее любила. Ее доброта и поддержка так много значили для меня. Я никогда не забуду, как она помогла мне. Она была самым замечательным человеком из тех, кого я знала.

И то, что она умерла таким образом — в расцвете сил и так неожиданно, — действительно потрясло меня. В то время я простудилась, и после осложнения всерьез слегла.

Сейчас я уже поправилась и собираюсь погрузиться в работу. Мне очень повезло. Мистер Доллингтон дал мне роль в своем новом спектакле «Тряпье и Лохмотья». Он пойдет через несколько недель. Я еще не знаю, в каком помещении. Сейчас мы репетируем, как сумасшедшие — ну, ты можешь себе представить. Всем заправляет Лотти Лэнгтон. Мистер Доллингтон пребывает в подавленном состоянии духа. Кажется, что-то в нем сломалось. Но ведь мы все должны жить дальше, не правда ли?

Я очень надеюсь, что ты посмотришь спектакль. Может быть, ты сможешь уговорить и мистера Клэверхема приехать в Лондон. Мне будет очень приятно повидать вас обоих.

С наилучшими пожеланиями.

Лайза Финнелл».

Все вернулось опять… Тяжелые воспоминания… Лайза под копытами лошади… Ее появление в доме… Забота о ней Дезире… Ее требование, чтобы Долли взял Лайзу хористкой…

Наверное, мне от этого не отделаться.

Прошло несколько дней, а я так и не смогла ничего решить относительно своего будущего. То мне хотелось остаться в Леверсон-Мейноре, то я испытывала жгучее желание уехать. Основной причиной этого была, несомненно, леди Констанс. За ужином я часто ловила на себе ее взгляд. Ощущение было не из приятных. Однажды в саду я разговаривала с Родериком и, посмотрев наверх, увидела в окне какую-то тень. Я знала, что это леди Констанс. Я чувствовала, что она хочет, чтобы я уехала. Но стоило мне заговорить об этом, как Чарли и Родерик начинали бурно протестовать.

Мне предстояло встретиться с адвокатом, занимающимся делами моей матери, и, узнав свое финансовое положение, следовало принять решение.

Родерик и Чарли много времени уделяли хозяйству. Поместье было очень большим, и они часто отсутствовали целыми днями.

Родерик сказал:

— Когда ты научишься ездить верхом, ты сможешь ездить со мной и посмотришь наши владения, познакомишься с арендаторами. Думаю, тебе будет интересно.

Мои отношения с Фионой стали еще более близкими. Она очень интересовалась миром театра, и мы часто болтали за кофе. Мне было легче разговаривать о Дезире с теми, кто не знал ее. Я рассказывала о спектаклях и о том, как она работала. Я уже могла улыбаться, вспоминая премьеры, напряжение, предшествующее им, и чувство радости, когда все оказывалось позади, людей, приходивших в дом, переживания и успехи.

В свою очередь она рассказывала мне о своей жизни, о том, как много сделала для нее бабушка.

— Иногда, — говорила она, — я боюсь, что не смогу отплатить ей за все. Она потратила на мое образование больше, чем могла себе позволить. Иногда мне кажется, что я для нее — центр мира, и я боюсь разочаровать ее. Она ничего мне не говорила, но мне кажется, что ей не очень нравится моя работа. Помню, она однажды сказала: «Ты становишься взрослой, Фиона. Я хочу, чтобы у тебя в жизни было все самое лучшее. Моя дочь, твоя мама, была всем для меня, и когда она умерла, у меня осталась только ты». Вскоре после этого я нашла монеты в саду, и все изменилось. Она намекнула, что это она указала мне на монеты. У нее было предчувствие, что они находятся в саду, и когда я найду их, они изменят мою жизнь, определят мою судьбу. И действительно, эти монеты заинтересовали сэра Гарри Харкорта, и он дал мне шанс. Понимаешь ли, бабушка считает, что у нее есть особый дар и естественно она хочет употребить его мне во благо.

Я рассказала ей, что ее бабушка пригласила меня к себе.

— Да, я слышала, как она разговаривала с тобой. Ее интересуют все, кто приходит сюда, а ты ее особенно заинтересовала.

— Это из-за мамы, — сказала я.

Казалось, все ведет к ней, и в любую минуту мое горе могло опять обрушиться на меня.

Фиона поняла и перевела разговор на другую тему.

На следующий день я отправилась в гости к миссис Карлинг. Я без труда нашла ее дом. Это был большой дом, вокруг которого росли кусты. Короткая дорожка вела от калитки к двери. Было очень тихо. Я постояла немного у входа, сомневаясь, стоит ли мне заходить. В этой женщине было что-то странное, и мне становилось немного не по себе от ее чрезмерного интереса, от ее манеры резко наклоняться к тебе, сверля испытующим взглядом.

Интересно, а Родерик когда-нибудь приходил сюда? Я чувствовала, что ему нравится Фиона. Однако довольно часто он давал мне понять, что неравнодушен ко мне. Родерик по природе был очень добрым человеком. Он ко всем хорошо относился. Для него это было естественно. Наверное, не стоит воображать, будто между нами сложились какие-то особые отношения, только потому, что он добр ко мне.

Я подняла дверной молоток и услышала, как звук разносится по всему дому. Я стояла и ждала. Хорошо, если бы Фиона оказалась там, а может быть, и Родерик заглянет сюда.

Дверь отворилась. Миссис Карлинг радостно улыбалась мне. На ней было свободное длинное платье в черно-желтую тигровую полоску; ее испанские серьги зазвенели, когда она протянула мне руку.

— Заходите, заходите, — воскликнула она. — Я так рада, что вы решили зайти. У меня такое чувство, что вы сомневались, стоит ли идти.

— Нет, нет. Я действительно хотела прийти.

— Тогда проходите. Уверена, мы прекрасно проведем время. Здесь намного уютнее, чем у Фионы, со всеми этими черепками и осколками, и кисточками, и прочими вещами, которыми пользовались так давно. Я все время говорю Фионе, что это то же самое, что тревожить мертвых.

— Может быть, им было бы приятно, что нас так интересует их жизнь, если бы они узнали об этом, — сказала я.

— Может быть, может быть. Надеюсь, вы не откажетесь от чашечки чая? Чайник скоро закипит.

— Спасибо.

— Сейчас Китти принесет. Это моя маленькая служанка.

Мы сидели в комнате с двумя небольшими окнами в мелких переплетах. Плотные гардины сильно затемняли комнату. Мебель была громоздкой, а на стене висело несколько картин. На одной был изображен святой мученик, которого забрасывали камнями, другая изображала женщину, привязанную к деревянной колоде с молитвенно сложенными руками; она стояла в воде, и было ясно, что, когда начнется прилив, ее затопит. Я прочла надпись: «Святая мученица». Была и еще одна картина, изображавшая большого черного кота с зелеными глазами. Глаза были нарисованы светящейся краской, и картина производила сильное, даже жутковатое впечатление. Животное казалось живым.

Мне стало не по себе, и я надеялась, что появится Фиона, хотя я знала, что она в это время работает.

Миссис Карлинг села напротив меня и заговорила.

— Хочу рассказать вам о Китти. Она немного отстает в развитии. Однажды она пришла сюда и попросила кое-что сделать для нее. Она слышала, что я могу вылечить некоторые болезни. Я проявила к ней участие. У нее не так уж много возможностей. Я подумала, что о ней стоит немного позаботиться, это ей может помочь. Когда она появилась здесь, она могла лишь произносить нечто нечленораздельное, а теперь уже делает успехи. У них большая семья. Отец работал на шахте. Братья Китти пошли той же дорогой, а сестры поступили в прислуги. Никто не хотел иметь ее в доме. Ну а когда она пришла сюда, я взяла ее и постаралась кое-чему научить. Она славная девочка и очень мне благодарна.

— Вы очень добры.

Она ласково улыбнулась мне.

— Я люблю помогать другим. У некоторых из нас имеется особый дар, и мы должны использовать его. Если этого не делать, можно его лишиться.

Вскоре Китти принесла чай. Это была совсем молодая девушка, лет шестнадцати, очень робкая и все время старающаяся услужить.

Миссис Карлинг показала ей, куда поставить поднос. Китти поставила его и застенчиво взглянула на меня. Я улыбнулась, и она ответила мне улыбкой, осветившей ее личико. Я с теплотой подумала о миссис Карлинг, сумевшей помочь бедняжке.

Миссис Карлинг похлопала Китти по плечу.

— Славная девочка. — А когда та ушла, миссис Карлинг сказала: — Бедняжка, она так старается. Ну и как чай?

Мы пили чай с маленькими пирожными и вели беседу.

— В жизни нет ничего определенного. Беда может угрожать, но всегда есть возможность избежать ее, — говорила она.

— Вы хотите сказать, что судьба человека зависит от него самого и трагедий можно избежать?

— Я хочу сказать, что иногда их можно избежать.

— Разве это не предопределено судьбой?

— Не совсем. Трагедии могут подстерегать нас, но если мы знаем об опасности, то можем предотвратить ее.

— Как интересно!

— Это врожденный дар. Вы, дорогая мисс Тремастон, сейчас находитесь на ответственном этапе вашей жизни. Это я сразу же почувствовала.

Я подумала: «Она знает, что умерла моя мама, и наверняка слышала, как близки мы были. Похоже, она догадывается, что я не очень обеспечена. Так что здесь обычное предположение».

— Возможно, — продолжала она, — я и смогу вам помочь.

— Вы очень любезны.

— Мы все должны помогать друг другу. Провидение дало нам такую возможность, и мы не должны забывать об этом. Дорогая мисс Тремастон, я знаю, что вам нужна помощь, поэтому и настаивала, чтобы вы пришли ко мне. Вам действительно нужна помощь… и немедленно. Когда мы допьем чай, я отведу вас в свой кабинет. Так много людей побывало там, и я уверена, что это им помогло. Убеждена, что сейчас я могу помочь и вам. Мне было интересно, но одновременно что-то отталкивало меня. Что-то в ней казалось мне фальшивым, но все же я почти верила в ее силу и необыкновенный дар.

Мы оставили на столе пустые чашки, и она повела меня по небольшой лестнице в комнату с такими же окнами в мелких переплетах и такими же тяжелыми гардинами, однако тут был более высокий потолок, и поэтому она казалась более светлой. Первое, что бросилось в глаза, это стол, покрытый зеленым сукном, в центре которого на деревянной подставке лежал большой стеклянный шар.

Миссис Карлинг подошла ко мне совсем близко.

— Сядьте за стол, — прошептала она, — а я сяду напротив.

Я села.

— Дайте свою руку. — Она взяла меня за руку. — Я чувствую, как ко мне идут волны. Мы настроены на одну волну. Я чувствую, что смогу помочь вам.

Ее тяжелое дыхание было неприятно. Я не отводила глаз от стеклянного шара.

— Так… О, теперь я все вижу! Дорогое дитя, это совсем близко. Вам что-то угрожает. Да, да, вот оно. Не могу не видеть этого… Я чувствую это… это близко… очень близко. Как я рада, что решила поговорить с вами. Да… Да. Самое время…

Она положила руку на шар и не отрывала от него глаз.

— Опасность, — шептала она. — Опасность.

— Где? — спросила я. — Откуда?

— Не могу сказать точно, не вижу. Но она здесь… Смутная… Угрожающая вам. Нет… Все очень нечетко. Но я знаю, что она есть.

— Вы хотите сказать, здесь, в Леверсон-Мейноре?

Она кивнула.

— Недруги, — сказала она. — Они выжидают… Наблюдают… Да, это предупреждение. Нельзя терять времени. Вам необходимо уехать. Как можно скорее…

— Но в чем это опасность?

— Она здесь… Нависла над вами. Я вижу черные тучи. Это беда. Больше я ничего не могу сказать… Только то, что она совсем близко. Она приближается… Ближе… Еще ближе. Она уже почти над вами. Это здесь… В этой местности. Опасность поджидает вас только здесь. Вам нужно уехать отсюда. Нельзя задерживаться. Еще есть немного времени.

Она откинулась на спинку кресла, тяжело дыша.

— Это все, — еле слышно прошептала она. — Это все… Но этого достаточно.

Она опять нагнулась вперед и заглянула внутрь шара.

— Все исчезло, — сказала она. — Больше ничего нет. Вам было предупреждение. Этого достаточно.

Она слегка задыхалась.

— Так происходит всегда, — пояснила она. — Это берет много сил.

Я спросила:

— Могу ли я сказать Клэверхемам, что вы посоветовали мне уехать?

Она улыбнулась:

— Они поднимут тебя на смех. Леди Констанс считает, что здесь всем управляет она, а не Господь Всемогущий. Его пути неисповедимы, а для таких, как она, они закрыты. Не говорите, что вы были здесь. Уложите свои вещи. Если необходимо, придумайте какой-нибудь предлог, но не говорите о том, что услышали от меня. Вас не поймут.

Я с трудом поднялась. Вся это процедура меня сильно взволновала, хотя я и воспринимала ее с некоторой долей сомнения. Темная комната казалась зловещей, моя необычная собеседница почти убедила меня, что здесь происходит нечто сверхъестественное.

— Но, может быть, я смогу уберечься от этого… Этой неприятности, которая ожидает меня? — с надеждой спросила я.

— Конечно, сможете. В этом-то и весь смысл. Вот почему я и хотела встретиться с вами. Я должна была заглянуть в ваше будущее. Это было предопределено. Я почувствовала это, как только увидела вас… Нет, даже еще раньше, когда услышала о вашем приезде. Идите домой, упакуйте вещи… И уезжайте, пока еще есть время.

— Мне надо как следует подумать, — неуверенно пробормотала я.

Она смиренно улыбнулась:

— Ваша судьба в ваших руках. Как и у всех нас.

По дороге от миссис Карлинг чувство, что я заглянула в будущее, стало улетучиваться. На улице ко мне вернулось нормальное восприятие жизни.

Как я могла позволить — даже на короткое время — дать одурачить себя этим спектаклем? Уж кому, как не мне, знать, что такое хорошо сыгранная роль? Конечно, сказалась та необычная атмосфера, которая царила в доме. Кроме того, я чувствовала враждебность и в Леверсон-Мейноре. Может быть, мне действительно следует уехать. Мое присутствие, несомненно, оскорбляет леди Констанс.

Миссис Карлинг была права в одном: мне следует уехать из Леверсон-Мейнора, но не из-за какой-то призрачной угрозы. Однако когда я встретила Чарли и Родерика, то почувствовала, что не могу заявить им о немедленном отъезде без каких-либо причин, кроме той, что одна слегка тронутая старуха прочла мою судьбу в стеклянном шаре.

Проснувшись утром, я, как обычно, подошла к окну, чтобы полюбоваться красотой и великолепием сада, который в это время дня был особенно прекрасен. К своей радости, первым, кого я увидела, был Чарли, сидящий в одиночестве на лужайке в плетеном кресле.

Самое подходящее время для разговора. Я поспешила одеться и умыться в надежде, что он еще не уйдет к тому моменту, как я смогу спуститься. К счастью, он оставался там. Он приветливо поздоровался со мной, когда я вышла из дома и подошла к нему.

— Прекрасное утро, — сказал он.

— Чарли, мне надо поговорить с вами.

— Садись, — произнес он, с тревогой глядя на меня. — Что-нибудь случилось?

— Да. Мне необходимо уехать, Чарли. Я не могу больше здесь оставаться.

Он помолчал некоторое время. Затем спросил:

— Это… из-за моей супруги?

— В общем-то, да. Она не хочет, чтобы я оставалась здесь.

— Она изменит свое отношение.

— Не думаю. В конце концов нельзя требовать от нее слишком многого.

Он помрачнел и немного помолчал.

— Она привыкнет к тому, что ты живешь здесь, — сказал он, но в его голосе была скорее надежда, чем уверенность.

— Нет, Чарли, этого не будет. И я решила, что мне лучше уехать.

— Куда? Что ты будешь делать?

— Мне нужно еще это решить. Горе обрушилось так внезапно. Мама была такой здоровой, полной жизни, и вдруг такая смерть.

Он взял меня за руку и сжал ее. Он понимал меня и испытывал те же чувства.

— Что мне делать, Чарли? — спросила я.

— Я обещал Дезире, что этот дом всегда будет твоим…

— Я знаю. Но она бы первая поняла, что мне следует уехать, и чем скорее, тем лучше.

— В Лондон?

— Сначала да. Думаю, я смогу найти какую-нибудь работу.

— Работу? Какую работу?

— Гувернанткой. Компаньонкой. Обычно в моем положении выбирают нечто подобное.

— Это не для тебя, Ноэль. У тебя такой же независимый характер, как и у твоей матери.

— Независимый характер хорош, когда есть средства его поддерживать. Я примерно знаю, каково мое финансовое положение. Мне следует думать о будущем.

— Моя дорогая Ноэль, тебе не надо ни о чем думать. Я буду выплачивать тебе содержание.

— Благодарю вас, Чарли, но я не могу принять этого. Я должна встать на ноги сама. Когда юристы дадут мне подробную картину моего состояния, я буду точно знать, каково мое положение и что мне делать дальше. Очень скоро я пойду в контору «Мейсон и Кревитт», и все станет ясным. А пока я должна поехать в Лондон. Робер позволит мне некоторое время пожить в доме.

— Робер купил этот дом, так что он будет и твоим домом, как всегда.

— Я не могу принять этого так же, как не могу принять содержания от вас. У меня будут кое-какие средства. По сравнению со многими я буду вполне обеспечена. Чарли, мне надо уехать.

— Я поклялся заботиться о тебе, Ноэль. Я обещал это твоей матери.

— Да, я знаю. Но мама не могла предвидеть всех обстоятельств, и потом я уже решила.

Он вздохнул. Затем произнес:

— Очень скоро я уеду по делам за границу. Может быть, даже послезавтра. Меня не будет несколько недель. Обещай мне одно. Ты никуда не уедешь, пока я не вернусь.

Казалось, у меня в ушах звучал голос миссис Карлинг: «Вы должны уехать немедленно».

Но это было в каком-то другом, нереальном мире. Здесь в саду, в это раннее свежее утро я сказала себе, что глупо попасть под влияние какой-то старухи со стеклянным шаром. Это все напоминало театральную мелодраму. Я была уверена, что Чарли просто поднял бы меня на смех, если бы узнал об этом.

— Ты дала мне слово, — сказал он. — Знаешь, что мы сделаем, Ноэль? Почему бы не повидаться с адвокатом сейчас? Ты можешь поехать в Лондон со мной и остановиться или у нас, или в своем старом доме. Это займет день-два. Ты получишь информацию, а когда я вернусь, мы все обсудим. Как мой план?

— Вполне приемлемо.

Я почувствовала облегчение. Несмотря на враждебность леди Констанс, предупреждение миссис Карлинг и собственное ощущение, что я не должна здесь находиться, мне не хотелось покидать Леверсон-Мейнор.

Огонь и дождь

Мы с Чарли приехали в Лондон в конце дня. Я была глубоко взволнована, и знакомые места вызвали смешанное чувство радости и боли. Все так напоминало о ней. Мы с Чарли мало говорили, но понимали друг друга, так как испытывали одно и то же.

Я остановилась в его лондонском доме. Я могла бы поехать в свой старый дом, но подумала, что это пока будет слишком болезненно, а во временном жилище была определенная анонимность, что-то безличное, что устраивало меня в данный момент.

На следующий день Чарли отправился в Европу, а я — к Мейсону, в «Мейсон и Кревитт». Разговор с ним дал мне уверенность в том, что деньги, оставленные мамой, будут давать небольшой доход — достаточный, если жить скромно. Ситуация оказалась почти такой, как я и ожидала.

Я решила, что пока не вернусь в Леверсон-Мейнор.

Визит в мой старый дом был неизбежен. Я прошла мимо него и с трудом сдержала себя, чтобы не постучать в дверь. Даже на улице меня охватили воспоминания. Вот то место, где Лайза Финнелл упала прямо перед экипажем и таким образом вошла в нашу жизнь. Вот окно, у которого я обычно поджидала маму из театра.

Тогда я почувствовала, что мне будет невыносимо трудно войти внутрь.

Но на следующий день желание войти стало настолько сильным, что я не смогла его преодолеть.

Я постучала в дверь. Ее открыла Джейн. Она на мгновение уставилась на меня, а затем ее лицо расплылось в широкой улыбке.

— Мисс Ноэль!

— Да, Джейн, это я.

— Входите скорее, я скажу миссис Кримп.

— Я проходила мимо, — начала я, — и решила…

Но она уже не слушала. Она побежала через прихожую, и я пошла за ней.

— Миссис Кримп! Миссис Кримп! Посмотрите, кто пришел!

И вот появилась миссис Кримп. Она бросилась ко мне и обняла.

— Ой, миссис Кримп, — сказала я дрожащим голосом.

— Боже мой! — воскликнула миссис Кримп. — Мисс Ноэль, как приятно вас видеть.

— Я вчера проходила мимо, но не смогла…

— Понимаю. Ой, мисс Ноэль, ваш приход напомнил прошлое. — Она достала носовой платок и вытерла глаза. Затем выпрямилась и быстро сказала: — Пойдемте лучше ко мне в комнату. Мне хочется поскорее узнать, как ваши дела.

— А как вы живете, миссис Кримп?

— Ай… все не так, как было. «Смотрители, — сказала я мистеру Кримпу. — Вот мы кто!» Когда я думаю о прошлом, поверьте, я могу расплакаться.

Мы сели у нее в комнате, и она спросила:

— Как вы живете у мистера Чарли?

— У него красивый дом, но я не уверена, что останусь там жить. Я должна подумать.

— Мы надеялись, что вы вернетесь.

— Это уже не мой дом, миссис Кримп.

— Да, но мосье Робер не будет возражать. Он очень добрый человек. Мало здесь бывает. Довольно смешное положение дел. Вот мы, опытный дворецкий и домоуправительница, но не за чем следить или управлять. Все не так, как было. Мосье Робер заглянет ненадолго, и все. Позволил нам делать все, чтобы сохранить дом. Я полагаю, что он будет рад, если вы вернетесь к нам, мисс Ноэль. Он приезжал сюда две недели тому назад. Хотел узнать, не вернулись ли вы. Похоже, что эта мисс Финнелл поселилась здесь навсегда.

— У нее все хорошо?

— Она играет в «Тряпье и Лохмотьях». Не так уж плохо, говорят, но и не так уж хорошо. Мисс Финнелл довольна собой. Мы часто слышим, как она репетирует арии. Она все время говорит, что найдет себе другое жилье, но думаю, что это ей вполне подходит, она бесплатно живет здесь, поэтому нельзя ее винить. Мы не против того, чтобы кто-то здесь жил. Это немного оживляет дом. Мосье Робер не против.

— Мисс Финнелл сейчас дома?

— Нет. Она вышла ненадолго. Она будет рада, что вы заходили.

Я выпила бокал вина и похвалила ее печенье, вспомнив, как она любит, чтобы ее хвалили.

— Как в старое время мы сидим с вами и разговариваем, мисс Ноэль, — сказала она. — Вы должны поговорить с Джейн и Кэрри. Мы не держим экипаж сейчас. Нет нужды. Нас немного. Мосье Робер будет очень рад, если вы вернетесь. Мы знаем, что он купил этот дом, чтобы вы могли пользоваться им. Сейчас же получается, что он сделал это для мисс Финнелл. Все хорошо, но она же не член семьи, верно? Мистер Кримп и я, мы все время надеемся, что вы вернетесь.

В ее голосе были слышны умоляющие нотки, и я сказала:

— Я ничего не могу сейчас сказать, миссис Кримп. Посмотрим, как сложатся обстоятельства.

Мы молча посидели несколько минут, думая о Дезире, затем я собралась уходить.

— Только несколько слов с Джейн и Кэрри… и, может быть, взглянете на ее комнаты? Как я уже сказала, они остались такими, как и были. Распоряжение мосье Робера. Когда он сюда приходит, то поднимается наверх. Он даже иногда спит в ее комнате. Он чудной, этот мосье Робер. Ну, он же иностранец. Он не такой, как господин Чарли. С ним вы знаете свое место.

Я поговорила с Джейн и Кэрри и была вознаграждена, так как они обе, так же как и миссис Кримп, дали ясно почувствовать, что счастливы меня видеть.

Возможно, мне следует вернуться домой, хотя бы ненадолго? Поможет ли мне это разобраться в моей жизни?

Я заставила себя зайти в ее комнаты. Они были такими же, как и прежде. Ее одежда висела в гардеробе: я даже ощутила запах ее духов.

В этих комнатах я чувствовала, что она где-то близко, смотрит на меня, любит меня, старается направить меня по правильному пути.

Уже наступил вечер, когда я вернулась в дом Чарли. Я чувствовала себя эмоционально опустошенной и в то же время немного успокоенной.

Не прошло и получаса с момента моего прихода, как мне доложили, что меня ждут в гостиной.

Я спустилась вниз. Это была Лайза Финнелл.

Она выглядела здоровой и цветущей. Она взяла обе мои руки и поцеловала их.

— Мне сказали, что ты приходила, — сказала она.

— Было очень приятно повидать домашних.

— Жаль, что меня не было дома. Как только я узнала, что ты приходила, я приехала прямо сюда. Я не могу оставаться долго. Мне надо спешить в театр, но я должна была повидать тебя. Как долго ты пробудешь в Лондоне?

— Я приехала на день или два, но, возможно, останусь и дольше.

— Да, конечно… Ноэль, как ты?..

— Все хорошо, спасибо. А ты?

— Хорошо. Это было ужасно… Я не могу забыть. Чарли с тобой?

— Он уехал на несколько недель.

— А как насчет…

— Родерика? Он в Леверсон-Мейноре. Это огромное имение. Родерик и Чарли вынуждены уделять ему много времени.

— Не сомневаюсь в этом. Я полагаю, вы с Родериком много общаетесь?

— Да. Он учил меня ездить верхом. Я скоро овладею этим искусством, как он говорит.

— Это, должно быть, интересно. И Чарли, наверное, очень мил. И его жена?..

— А, да, леди Констанс.

— Я полагаю, вы с ней ладите?

— Она довольно суха.

Она кивнула, оценив значение моих слов.

Я быстро спросила:

— Но скажи мне, Лайза, как ты живешь?

— Мне не на что жаловаться. Хорошо, что я работаю.

— Я слышала. В «Тряпье и Лохмотьях». Что это за шоу?

— Обычное представление с песнями и танцами.

— Все идет хорошо?

— Неплохо. Первый ряд кордебалета. Долли поставил меня на замену Лотти Лэнгтон.

— Это ведь хорошо?

— Думаю, да. Я никогда не перестану быть благодарной. Я всем обязана твоей маме.

— Да, именно она заставила Долли взять тебя.

— Она была замечательной женщиной.

Мы обе какое-то время помолчали. Затем я сказала:

— Мы должны постараться забыть прошлое.

— Это нелегко. — Она улыбнулась, пытаясь развеселиться. — Ты должна посмотреть «Тряпье и Лохмотья», пока ты здесь.

— С удовольствием.

— Я могу достать хорошее место для тебя на послезавтра на вечер. Долли сделает это.

Я колебалась. Это будет предлогом остаться, а у меня была только одна причина, почему я хотела вернуться в Леверсон-Мейнор, это — желание увидеть Родерика, которого, как я поняла, мне не хватало гораздо больше, чем я ожидала.

Я быстро сказала:

— Это было бы чудесно, Лайза. Буду с нетерпением ждать встречи с тобой.

— Тогда решено. Послезавтра вечером.

Родерик приехал в Лондон. Я собиралась уходить, когда послышался стук в дверь. Я крикнула:

— Входите!

И тут вошел Родерик.

Моя радость, должно быть, была очевидной. Он схватил мои руки, смеясь.

— Я подумал, что мне стоит навестить тебя, — сказал он. — Я давно тебя не видел.

— Три дня, — сказала я.

— Казалось больше. Когда ты возвращаешься?

— Я… я не знаю.

— Я подумал, что ты приехала сюда, чтобы встретиться с адвокатом. Уверен, что ты это уже сделала? Я решил узнать, что тебя задерживает здесь.

— О, Родерик, как это мило!

Он выглядел печальным, и я подумала, что он собирался что-то сказать, но затем, казалось, передумал. Потом он спросил:

— Что у тебя нового?

— Ты помнишь Лайзу Финнелл?

— Конечно. Она была на заменах.

— Правильно. Я видела ее. Она все еще живет в доме. Робер сказал, что она может там оставаться, пока не найдет себе что-нибудь. Она играет в каких-то «Тряпье и Лохмотьях». Я собираюсь посмотреть спектакль сегодня.

— Одна?

— Это неважно, я многих знаю в труппе. Там, конечно, будет Долли. Он отвезет меня домой.

— Я думаю, тебе нужен сопровождающий. Я пойду с тобой.

— О? Ты хочешь?

— Ничего не хочу больше этого. Я немедленно пойду и договорюсь о местах.

Я почувствовала себя счастливой.

— Не надо. Лайза в кордебалете. Она что-то говорила о билетах. Достаточно просто сказать ей, что нас будет двое.

— Будет очень интересный вечер, — сказал он.

Вечер был восхитительным. Мы пообедали рядом с Гайд-парком и после этого погуляли там, посидели на берегу Серпентайна. За это время он уговорил меня вернуться в Мейнор на следующий день. Должна признаться, что для этого ему потребовалось немного усилий. Мое пребывание в Лондоне убедило меня, что здесь для меня нет ничего, кроме тяжелых воспоминаний, которых невозможно избежать.

Более того, я поняла свое истинное отношение к Родерику. В его обществе я чувствовала себя более счастливой, чем могла себе представить после потери мамы, и я начала осознавать, что он стал единственным человеком, кто был мне так же дорог, как мама.

В тот день в Гайд-парке я была почти счастлива.

Лайза сказала Долли, что я собираюсь посмотреть представление с другом, и он договорился о местах в партере. Я знала, что посещение театра, где играла моя мама, явится для меня нелегким эмоциональным испытанием, и приготовила себя к этому.

Когда занавес поднялся, я сразу узнала Лайзу. Я пристально следила за ней. Она была превосходна. Она пела с особым жаром и танцевала со страстью. Неудивительно, что Долли выбрал ее заменять Лотти Лэнгтон. Лотти была очень профессиональной актрисой, но ей не хватало очарования, которое было у моей мамы.

Пьеса оказалась банальной, но не более, чем «Графиня Мауд», и в ней не хватало изюминки, а это означало, что в ней нет Дезире.

Долли подошел к нам во время антракта. Он хотел узнать, как я поживаю, и смотрел на меня с такой нежностью, что я испытала прилив чувств.

— Что ты думаешь о спектакле? — спросил он.

Родерик подтвердил мои слова, что спектакль очень развлекателен.

— Да, неплохо, — сказал Долли. — Если бы только… — Он печально вздохнул.

— Как дела у Лайзы Финнелл? — спросила я.

— Неплохо, — улыбнулся он. — Совсем неплохо. Она полна энергии. Она, конечно, не Дезире, но кто может с нею сравниться?

Мы немного помолчали, думая о маме.

— Я бы хотела увидеться с Лайзой после представления, — сказала я.

— Зайди в уборную. Ты найдешь ее там. Она во второй уборной для кордебалета. Ты знаешь дорогу.

— Да, разумеется.

— Ну, ладно. Я должен вас оставить. За кулисами обязательно что-то случается. Ни одно представление не обходится без этого. Увидимся еще, Ноэль. Ты знаешь, что для тебя всегда есть место на моих спектаклях.

— Спасибо, Долли.

Он поцеловал меня и удалился, а после спектакля мы пошли в уборную кордебалета и нашли Лайзу.

Она была в восторге, увидев нас.

— Ты должна поужинать с нами, — сказал Родерик.

Ее лицо засветилось от радости.

— Это было бы чудесно! Вы можете подождать немного, пока я переоденусь?

Лайза была очень оживлена во время ужина в тот вечер и даже возбуждена, так как ее карьера складывалась хорошо.

— Конечно, я только в кордебалете, — объясняла она. — Но будут перемены. Тот факт, что Долли поставил меня на замену Лотти, говорил о многом. Я жду только шанса показать, на что способна.

Я не могла не подумать о том шансе, который был у нее в связи с болезнью мамы. Тем небольшим недомоганием, которое привело ее к смерти.

— Когда-нибудь этот шанс представится, — сказал Родерик. — Самое главное быть готовым к нему.

— Да, это правда. Я буду готова. Я хотела бы участвовать в чем-то получше, чем «Тряпье и Лохмотья».

— Это непременно произойдет, — сказал Родерик пророчески.

Она улыбнулась ему:

— Теперь расскажите мне о себе и том удивительном месте, где жили древние римляне.

— Ноэль очень заинтересовалась им.

— Да, призналась я. — Это очень захватывает. Мне позволили очищать некоторые фрагменты керамики и других вещей, которые там были найдены.

— Как удивительно! Мне бы хотелось это увидеть.

— Ты должна как-нибудь приехать, — сказал Родерик.

Я не могла не представить себе реакцию леди Констанс, когда она окажется лицом к лицу с танцовщицей кордебалета из «Тряпья и Лохмотьев». Эта мысль вызвала неприятные воспоминания о том, как была принята я.

Я больше молчала, и Родерик понял, что театр вызвал во мне печальные воспоминания. Наверное, еще слишком рано возвращаться в Лондон. Мне необходимо больше времени, чтобы отодвинуть прошлое. Я правильно решила уехать с Родериком. Пусть и ненадолго.

Леди Констанс холодно приветствовала меня, дав понять, что она надеялась, что я останусь в Лондоне. Герти была рада видеть меня. Именно от нее я узнала последние новости.

Погода стояла ужасная. Дождь пошел на следующий день после моего отъезда и с тех пор почти не прекращался. Река вышла из берегов и возникли сложности с раскопками. Пришлось приостановить их. Грейс споткнулась на лестнице и вывихнула ногу.

Грейс была одной из горничных, которая убирала в комнатах леди Констанс. Она была старше большинства остальных и жила в доме с тринадцати лет.

— Надеюсь, она не очень пострадала, — сказала я.

— Ну, ей надо лежать. Поэтому теперь я должна убирать комнаты ее милости. — Герти скривила лицо.

— И это тебя не радует, Герти?

— Вы знаете, что собой представляет ее милость. Она очень придирчива. Я лучше буду с вами, мисс.

— Спасибо, Герти, надеюсь, что Грейс скоро поправится.

— Скорее бы.

Я зашла к Фионе. Она тепло встретила меня и рассказала о наводнениях и оползнях.

— Это недалеко от мозаичного тротуара. Я очень разволновалась, когда это случилось. Скоро начнутся исследования, но пока земля еще слишком мокрая. Как только она немного подсохнет, там начнутся работы.

— Интересно, найдут ли там что-нибудь еще?

— Возможно. А пока взгляни на этот сосуд для питья. Посмотри, какая замысловатая резьба! Было чудесно собирать его по частям.

Пока она показывала сосуд, появилась миссис Карлинг. В ее взгляде был явный упрек, который, как я знала, означал, что она недовольна мною за то, что я не воспользовалась ее советом держаться подальше.

— Мисс Тремастон была в Лондоне, — сказала Фиона. — Они с Родериком вчера вернулись.

— Приехали вместе, не так ли?

— Да, — ответила я. — Он приехал в Лондон, когда я была там. А вернулись мы вместе.

Пока мы пили кофе, я все время чувствовала, что миссис Карлинг внимательно следит за мной. Видно, она действительно рассердилась, что я не приняла ее совет.

Было утро. Родерик с агентом по делам имения уехал рано утром, а я не знала, чем заняться. Мне бы хотелось покататься верхом, может быть, поездить по окрестным деревням, но я еще не очень хорошо сидела в седле, чтобы отправиться одной.

Я решила прогуляться и навестить Фиону, что стало уже привычкой. Казалось, ей приятно мое общество и явно доставляет удовольствие рассказывать об остатках материальной культуры древнего человека и о том, как она обращалась с ними.

Я спускалась по лестнице мимо комнат, которые занимала леди Констанс, и вдруг заметила, что одна дверь открыта.

Герти, должно быть, услышала мои шаги и вышла на лестницу.

— Мисс, — прошептала она. — Я должна вам показать то, что я нашла. — Она приложила палец к губам и добавила: — Зайдите.

Я колебалась. Это была спальня леди Констанс, где обычно убирала Грейс, а сейчас Герти, заменявшая ее.

— Вы должны посмотреть, — продолжала Герти. — Вас это заинтересует.

Я все еще не решалась.

— Посмотрите… Я вам покажу.

Она вернулась в комнату. Я все еще стояла у двери. Я видела, как Герти подошла к туалетному столику, выдвинула ящик и вынула альбом. Он был довольно большой. Герти раскрыла альбом на столике и через плечо заговорщически посмотрела на меня, приглашая взглянуть.

Я знала, что мне следует отказаться, но, действуя по какому-то внутреннему побуждению, на цыпочках вошла в комнату.

Герти указала на открытый альбом.

Я ахнула от удивления, так как увидела фотографию своей мамы. Я хорошо помнила эту фотографию. Она была сделана, когда мама играла в «Сладкой Лаванде». Это платье с кринолином цвета лаванды. На шее была розовато-лиловая бархатная лента с бриллиантами.

Теперь я уже не могла остановиться и подошла ближе.

«Дезире, Мисс Лаванда, господствует на сцене, — прочитала я. — Ее яркое присутствие может осветить любую скучную пьесу».

Я почувствовала слезы в глазах, и мгновенно поняла, почему фотография моей мамы оказалась в альбоме, который принадлежал леди Констанс.

— Здесь все о ней, мисс, — сказала Герти. — Посмотрите. — Она перевернула страницу. Там были фотографии мамы — одной или с другими актерами и актрисами. «Дезире в «Цветке страсти», «Дезире в «Красных розах для мая». Вырезки из газет были тоже о ней. «Дезире изысканна и принесла что-то свое в известные старые мелодии». «Деревенская девушка, бедная, но истинная Дезире».

В альбоме оказалось множество таких вырезок. Кто-то потрудился тщательно вклеить их в альбом.

Я была полностью поглощена фотографиями, и вдруг меня пронизал ужас. Дрожь пробежала по телу. Инстинктивно, не оборачиваясь, я почувствовала, что за нами наблюдают.

Леди Констанс стояла в дверях.

Она подошла к нам. Ее взгляд упал на альбом. Ледяным тоном она спросила:

— Чем обязана вашему присутствию в моей комнате?

— Э, — проговорила я запинаясь. — Я проходила… и просто остановилась поговорить с Герти.

Герти дрожала. Порывистым движением она закрыла альбом и положила его в еще открытый ящик туалетного столика.

— Я думала, Герти, что вы закончили, по крайней мере, десять минут тому назад, — сказала леди Констанс. — Грейс делает это гораздо быстрее.

Я что-то пробормотала о том, что ухожу. Она кивнула, и я, охваченная смущением и виной, выскользнула из комнаты.

У меня в голове был полный сумбур, когда я вышла из дома. Я почувствовала на разгоряченном лице прохладный ветерок. Какая ужасная ситуация! Как я могла вести себя так глупо? Я позволила себе сунуть свой нос в ее тайны…

Я не сомневаюсь, что именно она вырезала эти фотографии, наклеивала рецензии в альбом, именно она читала и перечитывала их, страдала и терзалась над ними.

Я знала о глубине чувств Чарли к маме, и леди Констанс знала тоже.

Герти была напугана. Она считала, что сама себя погубила. И сейчас ожидала, когда наступит расплата.

— Она почти ничего не сказала, — продолжала она. — Но если бы взглядом можно было убить, я бы уже лежала мертвая. Я знаю, что она станет следить за мной, ища, к чему придраться. Она только и ждет, чтобы придраться, и я не знаю, что делать, мисс. Где я найду другое место? Вы же понимаете, что она не даст мне рекомендацию.

Я все понимала, и мне было ее ужасно жаль.

Я также жалела леди Констанс. Теперь я знала, что сделало ее такой, какой она сейчас была. Я не переставала думать о том, как она страдала все эти годы. Она, должно быть, любила Чарли. Я чувствовала это. Чарли и Родерик были для нее всем. Много лет она знала о привязанности своего мужа к Дезире. Естественно, она хотела побольше знать о своей сопернице. И составила целый альбом о ее карьере. Бедная леди Констанс! И бедная Герти!

Происшествие с бюстом на лестнице случилось три дня спустя. Это был бюст одного из членов семьи в генеральской форме. Он стоял на резном пьедестале из красного дерева на площадке между вторым и третьим пролетами лестницы.

Когда я спускалась по ступенькам, Герти стояла возле бюста с метелкой из перьев для смахивания пыли.

— Здравствуйте, мисс, — сказала она. — Уходите?

Я кивнула.

— Идете к мисс Вэнс, я полагаю. Вам нравятся старые черепки и осколки, которые они находят, не так ли?

— Да, нравятся.

Она улыбнулась мне довольно снисходительно и подвинулась немного поближе к бюсту, но в это время слегка покачнулась и схватилась за пьедестал, чтобы не упасть. Фигура качнулась и рухнула на пол. Я отпрыгнула и в ужасе уставилась на Герти, в то время как она в полном отчаянии смотрела на осколки бюста.

— Да поможет мне Бог! Это конец, — пробормотала она.

Я приняла неожиданное решение.

— Я скажу, что это сделала я. Проходила мимо подставки. Она стояла непрочно, я ее слегка задела, и бюст упал.

Надежда засветилась на лице Герти.

— О, нет, мисс, вы не можете этого сделать, — сказала она.

— Почему же?

— Ее милость очень рассердится.

— Придется примириться с этим.

— Она вас и так не очень любит, мисс… Не больше, чем она не любит меня.

— Но ты потеряешь работу. Что касается меня, то она не может любить меня меньше, чем сейчас, а если скажет, что я должна уехать, я так и сделаю.

— Хозяин вас не отпустит. И господин Родерик. Они вас так любят. А она не обращает на них внимания.

— Оставь это мне, Герти.

— О, мисс, вы такая чудесная!

— Мне лучше поговорить с ней немедленно.

Я решительно пошла вверх по лестнице. Герти смотрела на меня с чувством, похожим на обожание.

Я постучала в дверь гостиной леди Констанс и услышала:

— Войдите! Добрый день, — сказала она холодно, увидев меня.

— Добрый день, — ответила я. — Сожалею, но произошел неприятный случай.

Она подняла брови.

— Я очень сожалею, — повторила я. — Проходя мимо бюста по лестнице, я, должно быть, дотронулась до него и он свалился с пьедестала. Боюсь, что он очень пострадал.

— Бюст? Вы имеете в виду генерала?

— Да, — сказала я. — Бюст на лестнице.

— Я сама посмотрю, насколько он пострадал.

Я последовала за ней вниз по лестнице и заметила, что Герти быстро ретировалась.

Леди Констанс в ужасе уставилась на осколки.

— Боже мой, — проговорила она. — Он стоял здесь с тех пор, как его отлили.

— Я не могу выразить, как я сожалею.

Она глядела на отколотый кончик генеральского носа.

— Это очень неприятно.

Я почувствовала себя опустошенной, но в то же время радовалась за Герти, которая была спасена — по крайней мере, на какое-то время.

После этого я все время ощущала на себе взгляд леди Констанс. Казалось, она все время наблюдает за мной. Хотя о разбитом бюсте больше ничего не было сказано, он постоянно был у нас в мыслях. Я думала, она радовалась моему смущению, надеясь, что я совершу еще какой-нибудь проступок, который сделает мое пребывание здесь невозможным.

Я жила в мире отчаяния, в котором был слабый проблеск надежды, что благодаря Родерику я смогу добраться до более светлого будущего.

Я призналась себе, что осталась из-за него. Я влюблялась в него и чувствовала, что и у него особое отношение ко мне.

Однажды ко мне в комнату пришла Герти в сильном возбуждении. Она поставила горячую воду и повернулась ко мне.

— Ой, мисс, — сказала она. — Ночью был пожар. Где вы думаете? В мастерской, знаете, там, где работает мисс Вэнс.

Я села в кровати.

— Как ужасно! Велик ли ущерб?

— Нет, почти никакого. Благодаря дождю, говорят. Лило как из ведра всю ночь. Ливень начался почти сразу же после пожара. Фермер Меррит ехал на своем «догкарте» поздно ночью и увидел дым, идущий из мастерской. Он и поднял тревогу. Но затем начался дождь. Очень сильный, поэтому ущерб оказался намного меньше, чем мог бы быть.

— О, Боже! Что собирается делать мисс Вэнс?

— Говорят, не все так плохо. Однако это удивительно. Хорошо, что никого там не было.

Все говорили о пожаре.

Я увидела Родерика за завтраком. Он сказал, что уже ходил туда, чтобы самому посмотреть на все.

— Загорелось наверху, — сказал он. — Хорошо, что был сильный ливень и, конечно, хорошо, что Том Меррит случайно там проезжал. Они с женой возвращались домой. Он и поднял тревогу, и вскоре с огнем справились.

— Бедная Фиона…

— Почему бы тебе не пойти со мной на пожарище?

Я сказала, что мне бы очень хотелось.

Пока мы шли, он задумчиво сказал:

— Интересно, как мог начаться пожар в таком месте.

— Ты не думаешь, что…

— Что это был поджог? Боже мой, нет. Кому это нужно?

— Есть люди со странными идеями… Они не любят беспокоить мертвых, и все такое.

Он рассмеялся.

— Я не знаю никого, у кого было бы подобное отношение к древним римлянам.

— Но должна же быть причина.

— Вчера ночью была гроза. Может быть, туда попала молния?

— Возможно.

Мы нашли Фиону уже там. Она была сильно расстроена.

— Как это могло случиться? — плакала она. — Я просто не могу понять.

— Не волнуйся, — сказал Родерик. — Какой причинен вред?

— Комнаты наверху в жутком состоянии. Что-то нужно делать с крышей. К счастью, здесь внизу все в порядке.

— Все находки целы?

— Кажется, да.

— Давай посмотрим, что делается наверху, — обратился ко мне Родерик.

Мы поднялись по лестнице. В каждой комнате стояли кровати, и все они были абсолютно мокрые. С одной стороны через дыру в потолке виднелось небо.

Родерик сказал:

— Это можно починить сегодня же. Желательно до того, как опять пойдет дождь.

— Мы должны быть благодарны дождю, — вздохнула Фиона.

На лестнице послышались шаги, и мы обернулись к двери, из-за которой появилась миссис Карлинг.

— Я пришла посмотреть на причиненный вред, — сказала она, — О, мой Бог! Ты не сможешь здесь работать, Фиона.

— Внизу все нормально. Там даже незаметно, что был пожар.

Миссис Карлинг поджала губы.

— Здесь потребуется большой ремонт, — сказала она.

Мы спустились в комнату, где обычно работала Фиона.

— Да, иногда нет худа без добра, — произнесла миссис Карлинг, словно глядя в будущее.

Фиона бросила на нее быстрый взгляд.

— Послушай, — продолжала миссис Карлинг. — Ты должна найти более подходящее место для работы.

— Но это идеальное место, — закричала Фиона. — Оно прямо рядом с раскопками. Всё у меня здесь под рукой.

— Ты знаешь, я всегда могу найти для тебя комнату в доме, — сказал Родерик.

— Вот именно, Фиона! — воскликнула миссис Карлинг. — Это было бы прекрасно.

— Это очень мило с вашей стороны, — сказала Фиона. — Спасибо за предложение. Но мне лучше всего здесь. Вы понимаете, что нет ничего лучше, чем быть на месте раскопок.

Миссис Карлинг поджала губы. Какое-то мгновение она выглядела зловещей. Я видела, что она очень недовольна Фионой. Она сказала, что вынуждена нас оставить, и быстро ушла.

— Бедная бабушка, — сказала Фиона. — Она всегда считала, что я не должна здесь работать. Она говорит, что это лачуга.

— Предложение остается в силе, — сказал Родерик. — Я бы нашел для тебя удобную комнату.

Когда он ушел и мы остались вдвоем, Фиона сказала:

— Мне совсем не нравится мысль о комнате в замке.

— Тебе неудобно?

— Не в этом дело. Ее милости это не понравится. Откровенно говоря, она не в восторге от меня.

— Она и меня не любит.

— Конечно. Ей не нравится ни одна молодая девушка, которую не она сама выбрала для общения с сыном.

— Понимаю.

— Мы обе попадаем в эту категорию. Она считает, что мы имеем виды на Родерика, а она сохраняет его для более высоких целей. Это довольно смешно. Она сделала бы что угодно, чтобы я не виделась с Родериком. Только представь себе, что было бы, если бы я жила в доме! Я уверена, она сожалеет, что древнее поселение было обнаружено на их земле.

Мое настроение немного поднялось. Было спокойнее от того, что кто-то еще находится в таком же положении, как и я.

— Вот почему ты не хочешь работать в доме?

— Ну, если бы я думала, что это будет лучше для работы, я бы согласилась примириться с недовольством леди Констанс. Но я так не думаю. Здесь, правда, лучше для работы.

Ее работа, подумала я, кажется ей важнее, чем присутствие Родерика, и эта мысль вызвала какое-то удовлетворение и облегчение.

Загадочность возникновения пожара в мастерской была основной темой для разговоров в округе в течение нескольких дней. Выдвигались разные версии, и самая популярная была, что какой-то бродяга забрался туда и поджег ее.

Вниз, в опасность

В течение последующих нескольких дней шли очень сильные дожди и вода причинила определенный вред. На протяжении столетий море постепенно отступало и земля стала мягкой, а в некоторых местах болотистой; кое-где появилась опасность оползней.

— Такое уже бывало у нас, — сказал Родерик. — Это случается после дождливой погоды. Мы должны быть очень внимательны.

— Что можно сделать? — спросила я.

— Самое важное — предупредить людей, чтобы они туда не ходили до тех пор, пока мы не укрепим место и не предпримем необходимые меры. Раскопки, которые делались с тех пор, как обнаружили следы римлян, конечно, усугубили положение. Когда приедет отец, мы решим, что делать дальше. А пока поставим предупреждающие об опасности знаки там, где есть уязвимые места.

Мы обсуждали это за ужином в тот вечер.

— Твой отец скоро приедет, — заметила леди Констанс.

— Да. Он вот-вот будет дома. Мастерской причинен гораздо больший ущерб, чем мы предполагали. Я думаю, что мисс Вэнс следует переехать к нам на какое-то время. Ей здесь будет гораздо удобнее, чем там, с рабочими.

— Пусть сама выбирает, — сказала леди Констанс резко. — Ты же предложил ей комнату, не так ли?

— Да, предложил.

— И она отказалась. Я думала, что на этом все закончилось.

Родерик внимательно посмотрел на свою мать.

— Я полагаю, что она не хочет переезжать сюда из-за тебя.

— Из-за меня? Какое я имею к этому отношение?

— Ты хозяйка дома. Если ты ясно показываешь, что не хочешь ее присутствия здесь, она и не считает возможным переезжать.

Леди Констанс взглянула на меня виновато, и мне стало ее жаль.

Я сказала:

— Я поняла, что мисс Вэнс предпочитает работать возле площадки. Разве не так?

Родерик ответил:

— Она так говорит, но я уверен, мама, что если ты ее пригласишь, она переедет — хотя бы на некоторое время — пока ведется ремонт.

— Ты хочешь, чтобы я это сделала?

— Я был бы тебе очень признателен.

— Хорошо. Я поговорю с ней.

— Это правда? — воскликнул Родерик с явным удовольствием.

— Если ты считаешь, что я должна это сделать, я поговорю с ней сегодня же.

Я была поражена и Родерик тоже. Он был просто в восторге. Я с интересом наблюдала, как леди Констанс наслаждалась его признательностью. Не было сомнения в том, что она обожает своего сына. Он и муж были единственными людьми, которых она любила. Я понимала холодность леди Констанс к Фионе. Теперь я начала понимать леди Констанс. Мое отношение к ней менялось. Мне стало ее жаль: я прощала ее негодование, потому что знала теперь его причину. Она, такая гордая, чувствовала себя униженной. Она, такая сильная, управляющая всем в своем доме и готовая все делать для мужа и сына, была уязвлена.

Я видела, как леди Констанс вышла из дома после обеда. Она пошла пешком, так как расстояние между домом и местом раскопок было очень небольшое. Она выглядела решительной, как будто готовилась к битве. Она взяла с собой черный зонт. В тот момент дождя не было, но он мог начаться в любую минуту.

Я подумала, что разговор будет коротким, и я все узнаю от Фионы. Сидя у окна, я целый час прождала возвращения леди Констанс и была удивлена, что ее нет так долго. Дорога занимала полчаса туда и обратно. Прошел час. О чем они могли говорить все это время?

Спустя еще полчаса я решила посетить Фиону. Леди Констанс должна была уже давно уйти, и если по какой-то причине она не сделала этого, я придумаю какой-либо предлог и удалюсь.

Я оделась потеплее, надела теплые ботинки и взяла с собой зонт. Был довольно серый день, и все кругом выглядело совершенно пустынным. Все было насквозь мокрым, и в воздухе, казалось, висела влага, хотя на самом деле дождь уже кончился.

Когда я подошла к мастерской, снова начался дождь. Я раскрыла зонт и двинулась по дорожке, которая вела к дому.

Дорожка выглядела не такой, как всегда. Всюду валялись комья земли. Я подумала, что их, должно быть, намыло дождем.

Я взглянула на бани и мозаичный пол. Они не изменились. Затем — слишком поздно — я заметила перед собой зияющую яму. Я резко остановилась, но земля тут же ушла у меня из-под ног. Я споткнулась, зонт отлетел в сторону, и я начала падать… В темноту.

На несколько секунд я была парализована и обескуражена, пока не поняла, что со мной происходит. Это оказалось одно из тех мест, о которых говорил Родерик. Почва уходила у меня из-под ног. Земля попала мне в глаза. Я на секунду зажмурилась и попыталась ухватиться за что-либо, но мокрая земля выскальзывала из рук.

Мое падение не было стремительным. Оно замедлялось, так как земля опускалась постепенно под тяжестью моего тела. И вдруг падение прекратилось. Я открыла глаза. Я с трудом различала что-либо вокруг. Дыра, в которую я провалилась, пропускала немного света.

Я стояла на чем-то твердом и почувствовала некоторое облегчение оттого, что перестала падать.

Я поняла, что бесполезно пытаться выкарабкаться отсюда. Ничего, кроме мягкой сырой земли, не было вокруг. Не за что было зацепиться.

Я услышала крик:

— Помогите… помогите мне!..

Я узнала голос леди Констанс.

С ней случилось то же самое! Ведь она шла к Фионе тем же путем.

— Леди Констанс, — произнесла я.

— Ноэль? Где вы? Здесь?

— Я упала.

— И я тоже. Вы можете двигаться?

— Я… я боюсь.

Не было нужды объяснять. Она оказалась в таком же положении, что и я. В данный момент мы были в относительной безопасности, но как знать — малейшее движение может вызвать новый обвал и похоронить нас заживо.

Глаза привыкли к темноте. Я стояла на подобии каменного пола. Я увидела медленно двигающуюся фигуру. Это была леди Констанс.

— Вы можете подойти сюда очень медленно? — спросила я. — Мы, кажется, находимся в какой-то пещере. Здесь, у меня, немного светлее. Я боюсь двигаться, так как земля вокруг меня очень рыхлая.

Она начала медленно подползать ко мне. Послышался шум падающей земли. Я затаила дыхание. Я очень боялась, что земля начнет оседать и похоронит нас.

Я сказала:

— Подождите немного.

Она повиновалась, и все стихло.

— Теперь попробуйте опять.

Она была уже близко. Я смутно различала ее.

Она протянула руку и дотронулась до меня. Я схватила ее руку и почувствовала, что ее облегчение подобно моему.

— Что делать? — прошептала она.

— Возможно, кто-нибудь спасет нас, — сказала я.

Она молчала.

— С вами все в порядке? — спросила я.

— Болит нога. Я рада, что вы здесь. Мне не следовало бы… Но теперь — нас двое.

— Конечно, — сказала я. — Я тоже рада, что вы здесь.

Мы помолчали какое-то время, потом она сказала:

— Это, возможно, для нас конец…

— Не знаю.

— Что может произойти?

— Они спохватятся. Когда вернется Родерик, кто-нибудь придет искать нас. Мы должны стоять спокойно. Нельзя ничего трогать.

— Вы стараетесь меня успокоить.

— И себя тоже.

Мы рассмеялись. Это был невеселый смех, защита от судьбы.

— Странно, — сказала она, — что мы вместе оказались здесь.

— Очень странно.

— Я чувствую себя гораздо лучше сейчас. Я думала, что умру в одиночестве, и очень испугалась.

— Всегда хорошо, чтобы кто-то был рядом, даже здесь, — сказала я.

— Может, стоит покричать? — предложила леди Констанс.

— А нас услышат?

— Если мы услышим их, они смогут услышать нас. Там есть дыра. Вон виден свет.

— Пока он есть, есть и надежда.

— Вы разумная девушка, — сказала она. — Я боюсь, что была не очень добра к вам.

— Нет, все в порядке. Я понимаю…

— Вы имеете в виду Чарли и вашу мать?

— Да.

Мы некоторое время помолчали. Она все еще держала меня за руку. Ее близость успокаивала меня.

Она сказала:

— Давайте поговорим. Я чувствую себя лучше, разговаривая… Я знаю, что случилось с бюстом генерала.

— С бюстом?

— На лестнице. Ведь это Герти разбила его, и вы взяли на себя ее вину.

— Но каким образом?

— Я следила сверху и все видела. Зачем вы это сделали?

— Герти была в ужасе, что ее выгонят. Она посылает деньги своей семье. Она боялась, что вы уволите ее, отказав в рекомендации…

— Понимаю. Вы поступили хорошо.

— Ничего особенного. Ведь я скоро уеду. И полагала, лучше, чтобы вы думали, что это сделала я.

— Откуда вы знаете о семье Герти?

— Мы разговорились, и она рассказала о своей семье.

— Вы часто беседуете со слугами?

— Полагаю, это вас шокирует. Но я воспитана в другой среде, где различия в классах не так важны, как человеческие отношения. Люди в доме были людьми, а не слугами и господами.

— Такова была Дезире?

— Да. Она была дружелюбна ко всем.

И вновь молчание. Я подумала: «Жаль, что разговор о моей маме возник в такой момент».

Леди Констанс все еще держала меня за руку.

Неприятно было молчать. Это как бы делало наше и без того отчаянное положение еще хуже.

— Я не имела понятия, что вы знаете о бюсте, — сказала я.

— Я все время следила…

— За мной?

— Да, за вами!

— Я это ощущала.

— Да? Но не подавали виду. Я не могу передать, как я рада, что вы свалились туда же, куда и я. Я очень эгоистичная женщина.

— Нет, нет. Я все понимаю… И рада, что вы здесь.

Она рассмеялась и подвинулась ко мне поближе.

— Странно, не правда ли? Нам лучше продолжить беседу. Когда разговариваешь, страх, кажется, уменьшается… Но он остается. Я думаю, мы, скорее всего, умрем.

— Полагаю, есть шанс на спасение.

— Вы боитесь умереть? — спросила она.

— Не думала об этом до сегодняшнего дня. Человек рождается с мыслью, что будет жить всегда. Трудно представить мир без себя.

— Это называется эгоцентризм, не правда ли?

— Но мы в таком странном положении узнаем друг друга гораздо лучше, чем смогли бы в безопасности, — грустно улыбнулась я.

— Это потому, что мы оказались перед лицом смерти. Это сближает людей.

— Я все время прислушиваюсь, — сказала я. — Если мы услышим что-нибудь наверху, то должны сразу же кричать, чтобы дать знать, что мы здесь.

— Но все же давайте продолжим разговаривать… Вы нашли мой альбом с рецензиями. Вы разглядывали его с Герти…

— Я сожалею об этом. Она позвала меня в комнату и когда я увидела… Было выше моих сил удержаться.

— Что вы об этом подумали?

— Я подумала, что это очень печально, ведь это говорит о том, что вы чувствовали все эти годы.

— Я знала все пьесы, в которых она играла, что о ней говорили и писали. Я все понимала. Она вскружила ему голову.

— Не ему одному.

— Она, должно быть, была удивительной женщиной.

— Она была самой удивительной женщиной в мире.

— Хорошей матерью, не так ли?

— Самой лучшей.

— Это кажется маловероятным. Такая женщина, как она… Что она могла знать о воспитании детей?

— Она знала, что такое любовь!

И опять молчание. Я почувствовала, что она тихо плачет.

— Расскажите мне о ней еще.

И я стала рассказывать. Это было похоже на сон — то, как мы с леди Констанс сидели в темной дыре, разговаривая о моей матери. И это помогало мне так же, как и ей, и в тот момент мы были благодарны друг другу только за то, что были вместе.

Я подумала: если мы когда-нибудь выберемся отсюда, то станем друзьями. Мы уже не вернемся к нашим прошлым взаимоотношениям после всего этого.

Прошло два часа. Мы прислушивались к звукам наверху, но ничего не слышали. Я боялась наступления ночи, так как это означало бы, что нет никакой надежды на спасение до утра.

Родерик вернется домой. Он быстро узнает, что мы обе пропали — его мать и я. Куда он пойдет нас искать? Возможно, направится к этому месту?

— Как давно мы здесь? — спросила леди Констанс.

— Уже более двух часов.

— Я здесь еще дольше. Без вас было самое страшное время.

Ей необходимо было говорить. Она не могла выносить тишину. Она рассказала мне о своей юности в величественном доме ее предков, где всегда не хватало денег. Чарли был очень богат. Не совсем тот социальный уровень, но семья приняла его. Он очень помог, и поэтому они согласились на свадьбу.

— Но вы знаете, я любила Чарли, — продолжала она. — Он самый добрый человек, которого я когда-либо знала. Он так не похож на других. Я вышла замуж за Чарли, потому что моя семья хотела этого, но я влюбилась в него. Более того, я хотела, чтобы и он полюбил меня. Он любил… до какой-то степени. Но, конечно, была еще Дезире.

— Я уверена, что она бы очень расстроилась, если бы узнала, что заставляет вас страдать. Она не хотела никому причинять боль. Жизнь была для нее легким делом. У нее были друзья среди мужчин. Было очень весело. Вы понимаете?

— Не очень. Чарли мой муж… А у нее не было мужа?

— Мой отец умер очень давно. Я его не помню.

— Понимаю. И после этого она считала, что чужие мужья всегда могут стать ее, если она захочет?

— Она никогда так не думала. Она не завладевала никем. Они сами приходили. Все они были друзьями. Жизнью надо наслаждаться, такова ее философия. Она хотела наслаждаться, и чтобы все вокруг нее тоже.

Мы замолчали, напрягая слух.

Ничего.

— Мне показалось, я слышала голос, — сказала я, и мы вновь замолчали, прислушиваясь.

— А… опять!

— Давайте крикнем вместе. Эй! Эй! Сюда! Сюда!

Леди Констанс кричала вместе со мной. Наступила тишина, пока мы ждали, затаив дыхание.

— Кто-то там есть, — прошептала я. — Они, должно быть, ищут нас.

Мы обнялись с облегчением, готовые расплакаться.

Мы сидели обнявшись, напряженно прислушиваясь. Но, увы, ни звука. Разочарование было огромным.

— Давайте крикнем еще раз, — сказала я и крикнула: — Мы здесь! Мы здесь, внизу!

Затем я услышала голос Родерика:

— Ты меня слышишь?

— Да, да!

— Не двигайтесь. Ждите. Мы сейчас придем.

Над головой появилась темная тень.

— Ноэль!.. Мама!..

— Мы здесь! — прокричала я. — Мы здесь… вместе!

— Слава Богу! Не двигайтесь, не шевелитесь. Это опасно.

Наступила пауза, которая, казалось, длилась вечно, но на самом деле прошло не более пяти минут. Затем вновь появился Родерик. С ним были еще люди, я слышала голоса.

Он крикнул:

— Мы спускаем веревки! Обвяжите себя вокруг пояса. Мы вас вытащим!

Мы подняли глаза на отверстие над головой и увидели спускающиеся веревки. Я схватила их. Сначала я помогла леди Констанс обвязаться вокруг талии. Затем сама сделала то же самое.

— Вы готовы? — прокричал Родерик.

— Вы должны идти первая, — сказала я леди Констанс.

— Вдруг земля вновь начнет оседать?

— Я привязана веревкой. Со мной будет все в порядке.

— Ноэль, Ноэль! — Это был Родерик.

— Я здесь, — ответила я.

— Мы поднимем вас одновременно. Держитесь друг за друга и смотрите, чтобы веревки были крепко привязаны. Готовы? Начинаем!

Мы так и были подняты, обнявшись. Камни падали на площадку, которую мы только что покинули. Ближе и ближе к поверхности. И вот наконец мы стоим на твердой земле. Воздух кажется опьяняющим. И, самое удивительное, рядом Родерик. Он обнимает нас обеих.

— Вы нас так напугали, — его голос звучал напряженно от волнения.

Леди Констанс не могла стоять на ногах, и ее отнесли в экипаж. Земля сыпалась с меня, я шла, спотыкаясь, и упала бы, если бы Родерик не подхватил меня.

— Это так чудесно, что ты нашлась, — сказал он. — О. Ноэль, когда тебя не было…

Я шепнула:

— Я чувствовала, что ты придешь. Это спасало меня от отчаяния.

Он держал меня очень крепко, и эти несколько мгновений я была по-настоящему счастлива.

— Я люблю тебя, Ноэль, — сказал он. — Ты никогда больше не уйдешь от меня.

— Я и не хочу этого.

Мы стояли, прижавшись друг к другу.

Он сказал:

— Мы поговорим об этом. Сначала нужно отвезти вас обеих домой, убедиться, что вы не пострадали. Дорогая Ноэль, я благодарю Бога, что нашел тебя.

И вот я в экипаже. Леди Констанс полулежит с закрытыми глазами. Ее почти не узнать, лицо и одежда в подтеках грязи, волосы растрепались. Боже мой, как же я выглядела, когда Родерик сказал, что любит меня!

Леди Констанс открыла глаза и улыбнулась мне. Теплота, которую я ощущала, когда мы были в опасности, осталась в ее глазах.

Это и было самое потрясающее в случившемся. Я поняла, что впереди у меня может быть счастливая жизнь.

Мне казалось, что все это сон, и стало страшно, вдруг я проснусь, и он закончится.

Остаток ночи прошел как в тумане. Я испытала гораздо более сильное потрясение, чем мне показалось сначала. Меня отвели в мою комнату, где первое, что я сделала, — сбросила с себя грязную одежду и приняла ванну. Это мне разрешили до прихода доктора.

Я уже лежала в постели, когда пришел доктор. Он осмотрел меня и сказал, что все кости целы, хотя на теле множество синяков, и что я испытала сильнейший шок, и поэтому должна съесть что-нибудь горячее, а затем выпить успокоительное.

Я с радостью согласилась. Не хотелось думать о случившемся, потому что я не могла забыть те страшные минуты, когда падала и боялась оказаться похороненной заживо. Мне хотелось остаться одной и вспоминать, как Родерик обнимал меня и признавался в любви.

Что касается леди Констанс, то у нее оказалось растяжение связок и острый шок, и доктор запретил ей вставать.

Я хорошо спала и проснулась на следующее утро отдохнувшей. Мне не терпелось увидеть Родерика и леди Констанс.

Я потянулась в кровати, наслаждаясь чистотой простыней и мягкостью подушек.

Дверь моей комнаты медленно открылась, и вошла Герти. Она выглядела возбужденной и нетерпеливой.

— Я просто заглянула, чтобы узнать, проснулись ли вы, мисс, — сказала она. — И не хотите ли чего-нибудь.

— Спасибо, Герти.

Она подошла к кровати, ее широко раскрытые глаза смотрели на меня так, словно я была совершенно другим человеком, не такой, как раньше.

— Я так рада, что вы спасены, мисс.

— Спасибо, Герти.

— И это случилось в какой-то степени благодаря мне. После всего, что вы для меня сделали, и я смогла что-то сделать для вас.

— О чем ты, Герти?

— Ну, это Китти… Она пришла ко мне… Она была такой расстроенной. Она знала, понимаете. Она сейчас здесь, не хочет уходить. Господин Родерик сказал, что ей нужно дать комнату. Полагаю, для нее здесь найдется работа. И ее милость не откажет, зная, что именно она спасла ее.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Герта.

— Ну, она пришла сюда. Она была в ужасном состоянии. Она не знала, что делать, поэтому пришла ко мне и рассказала, как старая миссис Карлинг убрала указатель.

— Какой указатель?

— Предостережение, чтобы не ходили по этой дороге.

— Там был указатель?

— Когда вы шли туда, она его уже убрала. Настоящее злодейство! Китти полагает, это для того, чтобы вы провалились. Миссис Карлинг знала, что вы каждый день приходите к мисс Вэнс…

— Герти, я не могу этому поверить. Мисс Карлинг убрала указатель в надежде, что я попадусь в ловушку?

Герти кивнула и посмотрела на меня серьезно.

— Она потеряла голову за последние несколько недель. Они с ней измучились. Она подожгла мастерскую, так как хотела, чтобы мисс Вэнс переехала в замок.

— Подожгла мастерскую?

— Она хочет заполучить Родерика для Фионы, — выпалила Герти. — Она разговаривает сама с собой. Китти слышала. Итак, она пыталась убрать вас с дороги.

— Этого не может быть!

— Зачем же тогда она убрала указатель? Китти видела, как она выходила из дома той ночью, когда случился пожар, и взяла с собой парафин. Кроме того, Китти видела, как та убрала указатель. Она не заметила леди Констанс, но видела вас. Китти не знала, что ей делать. Через некоторое время она пришла ко мне. Я была потрясена. Я рассказала обо всем господину Родерику, и он вызвал людей с веревками. Но Китти боится возвращаться домой. Она у меня в комнате. Мне все время приходится твердить ей, что все хорошо, что она правильно поступила, рассказав о своей хозяйке. Я обещала позаботиться о ней.

— Ах, Герти…

Она бросилась ко мне, и мы крепко обнялись.

— Я так рада, что вы спаслись, мисс. Я счастлива, что смогла вам помочь. Принести вам что-нибудь поесть?

— Только кофе. Я хочу поскорее встать.

— Я этим займусь, — сказала она и торопливо вышла.

Я лежала в кровати, удивляясь услышанному, и не могла поверить, что это правда.

Я быстро умылась, оделась и выпила кофе. Должна признаться, что ощущала легкое головокружение, но не от того, что плохо себя чувствовала, а от всего случившегося.

В голове все смешалось: страшные моменты, когда я летела вниз, разговор с леди Констанс, спасение, рассказ Герти, — и надо всем этим доминировало признание Родерика в любви.

Я хотела видеть его больше всего на свете.

Когда я уже была готова спуститься, я подошла к окну и увидела Родерика, следившего за моим окном. Он заметил меня.

— Я спускаюсь! — крикнула я.

Я побежала вниз по лестнице. Он быстро шел мне навстречу и, подойдя, взял мои руки в свои.

— Ноэль, как ты себя чувствуешь? Чудесно видеть тебя! Я сижу здесь с тех пор, как Герти сказала, что ты собираешься вставать.

— Я так хотела поговорить с тобой.

— И я тоже. Ты хорошо спала?

— Я ничего не помню с того момента, когда выпила успокоительное, а затем проснулась и увидела солнечный свет, струящийся в комнату.

— Мне снились кошмары, мне казалось, что мы не можем тебя вытащить.

— Забудь обо всем, я же здесь.

— И ты всегда будешь со мной, Ноэль. Давай сядем и поговорим. Я люблю тебя, Ноэль. Очень люблю. Я хотел сказать тебе об этом уже давно. Но после смерти мамы ты замкнулась. Я боялся, что ты еще не можешь ни о чем другом думать. Я говорил себе, что мне следует подождать, пока ты немного придешь в себя. Но вчера слова любви вырвались помимо моей воли. Я не мог сдержаться.

— Я очень рада!

— Означает ли это, что ты тоже любишь меня?

Я кивнула, и он положил мне руку на талию и прижал меня к себе.

— Нам не нужна долгая помолвка, — сказал он. — Отец будет очень рад. Это верный способ удержать тебя здесь.

— Я вдруг стала такой счастливой, — призналась я. — Я думала, что уже никогда не смогу быть счастлива. Все казалось таким мрачным… Я ненавидела Лондон. Там все напоминало о ней… И там я была вдали от тебя. Потом ты приехал, и стало легче. Я все время думала, что же будет дальше…

— Мы обязательно будем счастливы!

— А как твоя мама? Как она себя чувствует? — спросила я.

— Она еще спит. У нее сильный шок. Ей нужен длительный отдых.

— А как быть с ее планами в отношении тебя?

Он рассмеялся.

— Она согласится, когда поймет, что это неизбежно. Не думай о преградах. Их не будет, а если и будут, мы их быстро преодолеем.

Он нежно поцеловал мои волосы. Я подумала, как неожиданно приходит счастье. Еще вчера все было по-другому. И все потому, что я едва не лишилась жизни. Сегодня и птицы поют веселее, и трава ярче блестит капельками утренней росы, и цветы кажутся более свежими и более ароматными после недавнего дождя — весь мир стал прекраснее потому, что я счастлива.

Мы некоторое время помолчали. Я уверена, что он, как и я, наслаждался красотой природы, думая о будущем, которое стало для нас общим.

Наконец я сказала:

— Герти рассказала мне странную историю сегодня утром.

— Да, — подтвердил он. — О служанке Китти и миссис Карлинг.

— Так это правда?

— Да. Похоже, что она убрала указатель. Том Меррит поставил его утром, он поставил четыре или пять указателей в тех местах, которые считал опасными. Это были предупреждения не пользоваться тропинками до тех пор, пока не определят их безопасность.

— Герти сказала, что Китти видела, как миссис Карлинг унесла его, и девушка не знала, что делать.

— Да, это так. Ты же знаешь, миссис Карлинг сумасшедшая. Мы догадывались об этом уже давно. Фиона очень переживала, замечая странное поведение бабушки, которое становилось все хуже и хуже. Фиона измучилась, она вынуждена постоянно следить за ней. Сейчас миссис Карлинг отвезли в больницу. Ее застали за попыткой снова поджечь мастерскую. Слава Богу, ее служанка сообразила прийти к Герти. Это помогло вызволить вас без особого промедления. Я не перестаю думать, что могло бы случиться…

Я сказала:

— Нам повезло, что мы упали на какой-то выступ. Иначе мы бы провалились глубже. Земля была такая рыхлая… Я рада, что оказалась рядом с твоей мамой. Я хочу увидеть ее, как только ей станет лучше. Ты думаешь, мне позволят?

— Ну, конечно. Мы пойдем вместе и скажем ей…

— О, нет. Не нужно вызывать еще один шок. Родерик, позволь мне это сделать самой… через какое-то время? Думаю, я смогу ей все объяснить.

— Ты не считаешь, что было бы лучше, чтобы это исходило от меня?

— Я так думала раньше… Но после вчерашнего, когда мы были там, внизу, вместе все это время, не зная, удастся ли когда-нибудь выбраться наверх… Такое даром не проходит. Думаю, это могло изменить твою маму…

Доктор пришел немного попозже тем же утром. Он осмотрел меня и сказал, что, по его мнению, я вполне оправилась от шока. Синяки со временем пройдут, а переломов и вывихов, к счастью, у меня не было.

Он оставался у леди Констанс значительно дольше. Она также вышла из этого испытания довольно легко. Но ей было предписано лежать из-за растяжения связок. Доктор надеялся, что вскоре она почувствует себя лучше. Когда я спросила, могу ли навестить ее, доктор сказал:

— Конечно. Недолгая беседа пойдет ей на пользу. Она не хочет, чтобы ее превращали в инвалида. Но помните, что шок может вызвать такой эффект, который не сразу заметен.

Я пошла навестить леди Констанс.

Она полулежала в кровати и выглядела уже совсем не так, как тогда, когда я видела ее в последний раз. Волосы были аккуратно причесаны, убраны со лба и собраны в пучок на макушке. Когда я вошла в комнату, то почувствовала, что моя подруга по несчастью осталась где-то далеко, и вновь превратилась в грозную хозяйку дома, которая до смерти запугала Герти и, должна была признаться, меня тоже.

Я подошла к кровати. Я знала, она старается восстановить барьер между нами, борется с собой, чтобы вернуть то строгое высокомерие, которое всегда было ее щитом.

— Как вы, Ноэль? — спросила она холодно.

— Довольно хорошо, спасибо. А как вы, леди Констанс?

— Все еще в состоянии потрясения, и нога очень болит.

Она пристально посмотрела мне в глаза. Я догадалась, что она сожалеет о своих откровениях. Думала ли она, что их можно отбросить, забыть? Нет, вряд ли. Можно ли их назвать истеричными излияниями человека, который оказался на пороге смерти? Она гордая женщина, и теперь, вернувшись к обычной жизни, станет вспоминать и заново переживать все унижения, которые испытывала из-за безумной страсти ее мужа к другой женщине.

— Это было страшное испытание, которое мы пережили, — начала она, и затем добавила: — Вместе.

— Слава Богу, что мы были вместе, — сказала я.

— Да, действительно.

Я увидела слезы на ее щеках и поняла, что ее внутренняя борьба почти закончилась. Я смело подошла к кровати и взяла ее руки в свои.

— Это было страшное испытание, — повторила я, — однако я могу сказать, что рада случившемуся.

Она молчала.

Я поняла, что должна взять инициативу на себя.

— Надеюсь, — сказала я, — что теперь мы подружились.

Она тихо ответила:

— Я тоже на это надеюсь.

Стена рухнула. Казалось, мы опять были вместе в той темной и страшной дыре.

Она достала носовой платок из-под подушки и вытерла глаза.

— Я глупо веду себя.

— О, нет, нет!

— Да, дорогая Ноэль. Мы всегда будем помнить, что нам пришлось пережить, и, как ты правильно сказала, во всем есть что-то хорошее.

— Я боялась, что наша дружба не будет иметь продолжения.

— Дружба стала очень крепкой, несмотря на то что возникла так недавно. Должна признаться, я всегда восхищалась тобой… так же, как и… ею.

— Мы начнем все заново, — сказала я. — Старое все в прошлом. Важно настоящее. Я чувствую себя счастливой и полной надежд.

Леди Констанс перевела разговор, вспомнив о Китти:

— Девушка, конечно, не может вернуться домой. Мы оставим ее здесь, — сказала она. — Интересно, как там Фиона Вэнс.

— Думаю, для нее будет лучше, если о ее бабушке станут заботиться врачи. Полагаю, ей было нелегко с миссис Карлинг, хотя она никогда не жаловалась.

Мы помолчали некоторое время, затем леди Констанс сказала:

— Мой муж должен скоро вернуться.

Я приняла неожиданное решение.

— Леди Констанс, — начала я. — Я должна вам сказать кое-что. Не знаю, как вы к этому отнесетесь. Но если это очень расстроит вас…

— Похоже, я знаю, о чем речь. — Она откинулась на подушки. — Родерик хочет на тебе жениться, не так ли?

Я кивнула.

— И, — она продолжала, — ты хочешь выйти за него замуж. Я чувствовала, что это должно случиться.

Я торопливо заговорила:

— Я знаю, что вы желали для своего сына совсем другой жены, не такой, как я.

Она ответила не сразу, словно говоря сама с собой.

— Я не очень счастливая женщина. В течение многих лет я размышляла. Все эти годы мой муж встречался с другой. Она оказалась таким человеком, с которым мужчина может обрести целый мир… Может быть счастлив… Такие ничего не требуют взамен. Я понимаю теперь, что все это время я пыталась заставить близких мне людей стать такими, какими бы я хотела их видеть. Когда мы оказались в той темной дыре, я увидела вещи в ином свете, какими никогда не видела их до этого. Как будто на прошлое пролился свет… И я спросила себя, не сама ли я виновата в том, что случилось со мной. Если бы я была другой, возможно, все было бы по-другому. Я всегда буду благодарна тебе, Ноэль. Я хочу пронести нашу дружбу через всю жизнь и надеюсь, ты никогда не покинешь наш дом.

Я не могла сдержаться. Я обняла ее и какое-то время мы сидели, крепко прижавшись друг к другу.

— Я так счастлива. — Слезы мешали мне говорить.

Шок

Родерик и я пребывали в состоянии блаженства. Леди Констанс проявляла большой интерес к нашим планам. Я еще никогда не видела ее такой оживленной. Перемена в ней была столь внезапна, что временами я ждала ее возвращения в облик прежней леди Констанс, ждала, что вновь увижу холодно-равнодушную манеру обращения со слугами. Но даже в отношении к ним она стала мягче. Я была уверена, что слуги чувствовали это.

Однажды я отправилась повидать Фиону, выбрав другой путь, потому что дорога была огорожена и на ней велись работы.

Фиона сердечно встретила меня.

— Дорогая Ноэль, какой ужас! Я так довольна, что ты в порядке, у меня словно гора с плеч свалилась. В какой-то мере я виню и себя. Я знала, что бабушка становится все более странной, но не хотела, чтобы люди знали об этом. Думала, смогу справиться с ней.

— Ты не должна говорить так. Уверена, ты сделала все, что от тебя зависело. У меня даже в мыслях не было, что она настолько больна.

— Она стала жертвой навязчивых идей. Мне следовало быть более бдительной. Но мне даже в голову не пришло, что это она подожгла мастерскую, хотя у меня были подозрения…

— Что могло заставить ее сделать это?

— Моя бабушка хочет, чтобы я вышла замуж за Родерика. В этом кроются причины всех неприятностей.

— О! — сказала я.

Она улыбнулась.

— Я слышала, — продолжала она, — о вас двоих. Прими мои поздравления! Я, конечно, видела, что к этому все идет, но самое замечательное в том, что леди Констанс благословила вас.

— Как быстро распространяются новости!

— Я сказала, что у моей бабушки была навязчивая идея выдать меня замуж за Родерика. Она думала, что если подожжет мастерскую, то мне придется продолжить работу в одной из комнат замка, а потому мои контакты с Родериком станут более близкими. Отсюда и пожар. Затем она увидела препятствие в тебе. Она прекрасно понимала, как обстоят дела между тобой и Родериком.

— Как случилось, что ее разум повредился? — спросила я.

— Бедная бабуля! Странности начались у нее уже давно, после смерти моей матери. Тогда она попала в больницу, но потом выздоровела, и я переехала к ней. Забота обо мне, кажется, помогла ей. Конечно, она всегда считала, что у нее особый дар, но в то время это не влияло на нормальную жизнь. Она заботилась обо мне отменно. Когда же я выросла и начала интересоваться археологией, все началось снова. Ее мучила мысль о моем будущем. Она желала для меня грандиозного замужества, и Родерик оказался тем, кого она выбрала для меня. Тогда же она обнаружила, что я переписываюсь со студентом, с которым познакомилась, работая у сэра Гарри Харкорта. Он изучает археологию. Мы до сих пор поддерживаем контакт. Между нами очень крепкая дружба.

— Я рада.

Она слегка покраснела.

— Поэтому ты должна понять, что фантазии бабушки безосновательны.

— Бедная старушка. Она поняла, что случилось?

— Не думаю. Когда я в последний раз видела ее, она рассказывала мне о моей матери, как будто та только что умерла. Поэтому я поняла, что она вернулась в те годы.

— Надеюсь, с ней будет все в порядке.

— Думаю, ей опять придется провести какое-то время в больнице.

— А ты без Китти справляешься?

— О, да. Миссис Хизер приходит убирать в доме. Она же каждый вечер готовит мне еду. Честно говоря, я рада, что за бабушкой есть надлежащий уход.

В дверь постучали. Фиона открыла. Пришел один из рабочих.

— Там что-то есть, мисс, — сказал он. — Понимаете, там, где обрывается дорога… Камень или что-то еще.

— Это, должно быть, тот выступ, о который мы ударились, — предположила я.

— Мы копнули немного глубже, мисс, — продолжал рабочий, — похоже, что там остатки какого-то римского строения.

С этого все и началось. Несколько дней продолжались раскопки, и всех охватило огромное ликование, когда обнаружилось, что каменный выступ, на который мы с леди Констанс упали, оказался частью пола сооружения, похожего на храм.

Фиона и Родерик находились в состоянии необычного возбуждения. Я ходила с Родериком на площадку наблюдать за работами. Несколько представителей археологического мира приехали, чтобы проинспектировать находку. Каждый день обнаруживалось что-то новое. Фрагмент статуи был найден на месте предполагаемого алтаря. Это были остатки трезубца и что-то похожее на дельфина. Новое открытие получило название — храм Нептуна.

В самый разгар охватившего нас волнения вернулся Чарли.

Он был рад услышать об открытии, и я собиралась рассказать ему новости обо мне и Родерике.

Тот вечер ясно запечатлелся в моей памяти.

Мы обедали, и главной темой разговоров оставался храм Нептуна.

— Наши раскопки можно с уверенностью назвать самыми интересными в стране, — сказал Родерик.

— Возможно, — сказал Чарли. — Как обнаружилось, что на этом месте что-то есть?

— Конечно, вы ведь не слышали, — сказала леди Констанс. — Произошел несчастный случай.

Чарли с тревогой посмотрел на каждого из нас.

— Несчастный случай? — повторил он.

— Теперь все позади, — сказала леди Констанс. — Но если бы мы не провалились в яму, храм Нептуна никогда бы не увидел свет.

Мы коротко описали Чарли случившееся. Он был в смятении.

— Как много событий произошло за то время, пока меня не было, — сказал он. — Благодарите Господа, что с вами все в порядке.

— Храм помог, — объяснила я. — Мы упали на него, что, вероятно, спасло нас и мы не оказались похороненными в этой рыхлой земле.

— Есть еще новость, — сказал Родерик. Он смотрел на меня и улыбался.

— Какая? — спросил Чарли.

— Ноэль и я решили… В общем, мы собираемся пожениться.

Я внимательно наблюдала за Чарли. Его лицо на минуту застыло, а затем я увидела тревогу в его глазах. Я была удивлена. Я ожидала, что он будет рад. И сразу подумала: «Он беспокоится о леди Констанс». Мне захотелось сказать ему, что нет нужды беспокоиться.

Он улыбнулся, но мне показалось, что улыбка его была деланной.

— О, — сказал он, — понимаю.

Леди Констанс добавила:

— Мы не хотим, чтобы были какие-то проволочки.

— Вы, кажется, довольны? — спросил Чарли.

— Да, — твердо ответила леди Констанс, — очень.

— Я… Я понимаю, — сказал Чарли.

Он улыбнулся. Конечно, он был доволен. В конце концов, а почему бы и нет?

Это случилось около десяти часов на следующее утро. Я собиралась пройтись с Родериком, мы намеревались посетить храм Нептуна.

Герти вошла ко мне.

— Мистер Клэверхем желает, чтобы вы зашли в его кабинет, мисс.

— Сейчас?

— Да, мисс.

Я немедленно спустилась и была удивлена, увидев, что и Родерик там.

— Входи, Ноэль, — сказал Чарли. — Закрой дверь. Мне надо кое-что сообщить вам обоим. Боюсь, это будет для вас ужасным шоком. Я виню во всем себя. Я должен был предвидеть такую возможность. Всю ночь я обдумывал, что можно сделать, и пришел к заключению, что единственный выход — рассказать правду. Вы должны знать. Вы не можете пожениться. Ноэль, ты моя дочь. Родерик — твой брат.